Я миновал один из колодцев Тора. Широкие, плоские концентрические ступеньки спускались к воде. Здесь всегда полно народу. Дети стояли у воды на коленях, пили и плескали себе в лицо. Женщины набирали воду в кувшины, мужчины — в походные бурдюки. Наполняясь, бурдюки урчали, с шумом выпуская воздух. Как и во всей Тахари, вода в Торе была солоноватой и нечистой. Незаметно оглянувшись, я увидел свою четверку. Надо прикинуть, кто из них самый быстрый и опасный, кто идет после него, и так далее.
   Здесь же сшивался и водонос со своими медными кружками. Мне показалось странным, что его занесло в центральную часть города, где было достаточно колодцев. Никто не станет покупать воду, когда в двух шагах можно попить бесплатно. Водонос спустился по ступенькам и погрузил в воду свой бурдюк. Увидев меня, он улыбнулся, давая понять, что запомнил утреннего покупателя. Я ответил на его улыбку и отвернулся. Это был безобидный, честный малый, услужливый и тщедушный. Я почувствовал себя дураком. Естественно, ему необходимо посещать колодцы. Чего я от него ожидал? Что наполняет бурдюк белым песком пустыни?
   Я выбрал боковую улочку, потом свернул с нее в сторону и уперся в глухую стену. Народу поблизости не было.
   Сзади приближались торопливые шаги. Я помахивал прогулочной цепочкой и делал вид, что заблудился. Оглядываться нельзя, лучше ориентироваться по теням. Они решили, что я забрел в тупик. Между тем я специально выбрал эту улочку, чтобы спровоцировать их на решительные действия. Пусть сделают это в удобное для меня время. К тому же я оставлял им возможность уйти. Позади них стены не было. Мне совершенно не хотелось их убивать. Тем более что по виду они походили на обычных уличных бандитов.
   Я услышал шорох одежд и увидел, как мелькнула тень.
   Возбуждение от предстоящей схватки охватило меня, я радостно засмеялся, обернулся и метнул цепочку. За долю секунды до того, как цепочка вылетела из моей руки, я убедился, что главарь находится именно там, где я и ожидал его увидеть. Так было на протяжении всего пути, так что обернуться я мог в любой момент. Главарь завизжал от боли, и я тут же швырнул его на двух подбежавших сообщников. Не успели они опомниться, как я прыгнул на оставшегося бандита и ударил его одной ногой в грудь, а другой в голову. Затем я схватил одною из бандитов за руку и со всех сил треснул его головой о глиняную стену. Потом рывком оторвал от земли второго и кинул на ту же стену. Он ударился спиной и головой и медленно сполз на неподвижного пособника. Главарь попятился, вытирая струящуюся по лицу кровь.
   — Ты из касты воинов, — прошептал он и бросился наутек.
   Я не стал за ним гнаться, а вернулся на базар, чтобы выяснить, где можно купить сталь и кайила. Маленький оборванец за медный тарск предоставил мне всю информацию. Оружейники работали на соседней улице. А пеналы для кайилов находятся у южных ворот города.
   По дороге на улицу оружейников я снова наткнулся на водоноса. Мокрый бурдюк на его плече булькал и переливался.
   — Тал, господин, — сказал он мне.
   — Тал, — ответил я и зашагал к мастерским. Мне не терпелось подержать в руках кривой тахарский ятаган.
   — Между каварами и аретаями скоро начнется война, — услышал я случайную фразу.
   Я шел на улицу оружейников. В правой руке я крутил легкую прогулочную цепочку. Она будет хорошо смотреться на узких лодыжках Алейны, проходящей сейчас подготовку в пеналах Тора.
   Вечером я твердо решил отдохнуть в «Гранате». По слухам, у них самые хорошие танцовщицы.

Глава 3. Я НЕ УЧАСТВУЮ В СОБЫТИЯХ ВО ДВОРИКЕ. СЕРЕБРЯНЫЙ ТАРСК ВОЗВРАЩАЕТСЯ

   Боевой кайил поднялся на задние ноги и пошел в атаку. Когти его, однако, были зачехлены. Другой зверь поднял фонтан пыли и песка, закинул грациозную голову на длинной шее и ткнулся стянутой кожаными ремнями клыкастой пастью во всадника, едва успевшего прикрыться маленьким щитом. Всадник тут же полоснул меня изогнутым лезвием в кожаных ножнах, а я парировал удар своим оружием, тоже в легких и красивых тренировочных ножнах.
   Визжа от возбуждения, кайилы приседали и бросались друг на друга с быстротой и проворством котов. В последний момент я отвернул своего зверя с линии атаки, и собиравшийся нанести мне сокрушительный удар всадник потерял равновесие. Я тут же полоснул его по шее зачехленным клинком.
   Он проскакал мимо, развернулся и поднял своего кайила на дыбы.
   Я приготовился к очередной атаке.
   Мы тренировались уже десять дней по десять гориан-ских анов ежедневно. Из последних сорока схваток восемь закончились вничью, в тридцати двух мне присудили победу, девятнадцать из них, по мнению судей, завершились смертельным ударом.
   Мой противник стянул с лица на горло марлевую повязку от пыли и сбросил бурнус. Хариф считался первым клинком Тора
   — Принесите соль, — потребовал он у судьи
   Судья махнул мальчишке, который тут же притащил маленькое блюдце с солью. Воин спрыгнул с седла и пешком приблизился ко мне.
   Я оставался верхом.
   — Сними намордник со зверя, — сказал он и жестом приказал мальчишке заняться когтями кайила. Тот осторожно стянул кожаные чехлы с острых, как кинжалы, когтей. Зверь нервно топтался в песке.
   Я сбросил тренировочные ножны и провел лезвием по стягивающим пасть зверя ремням. Кожа мгновенно лопнула. Брошенный на ятаган шелковый платок разваливается на две части. Кайил запрокинул голову и оскал клыкастую пасть.
   Я поднял ятаган. Сталь ослепительно сверкнула на солнце, я снова вложил его в ножны и спрыгнул на землю. Мальчишка принял поводья.
   Я повернулся к воину.
   — Живи спокойно, — проворчал он.
   — Постараюсь, — ответил я.
   — Большему я тебя научить не могу. Я промолчал.
   — Пусть между нами будет соль, — сказал он.
   — Пусть между нами будет соль.
   Он насыпал щепотку соли на правое запястье и взглянул на меня узкими глазами.
   — Хочется верить, что ты надо мной не смеялся.
   — Нет.
   — В твоей руке сталь живет, как птица.
   Судья согласно кивнул. Глаза мальчишки сияли.
   — Ничего подобного мне видеть не приходилось. Кто ты?
   Я насыпал соли на правое запястье.
   — Я человек, который делит с тобой соль.
   — Этого достаточно.
   Я прикоснулся языком к пропитанной потом горстке соли на его руке, а он лизнул мою соль.
   — Мы с тобой разделили соль, — сказал он.
   Затем он вложил в мою руку круглый золотой тарн Ара, которым я заплатил за учебу.
   — Это твое, — сказал я.
   — Как у тебя получается? — спросил он.
   — Не знаю.
   Он улыбнулся:
   — Мы с тобой разделили соль.
   Из шатра Фарука из Касры я отправился в свою лачугу в Торе. Он покупал кайилов для каравана на оазис Девяти Колодцев и разбил лагерь вблизи от города. Оазис принадлежал Сулейману, начальнику тысячи копий. Сулейману из рода аретаев.
   По моей просьбе Фарук согласился судить учебный бой с ятаганами, который всегда устраивают в конце обучения.
   Просьба не сильно его обременила, поскольку он все равно пропадал в районе южных ворот, осматривая кайилов.
   Да и судить было нетрудно, ибо спорных ситуаций не возникало. Спор возник только один раз. Хариф настаивал, чтобы победу присудили мне. Я не соглашался, поскольку не дотянулся ятаганом до его тела. Судья расценил ситуацию предельно корректно. Финальная атака представляла широкий рубящий удар снизу вверх в лицо. Я придержал лезвие, не дотянувшись до Харифа на один торн. Кожаные ножны рассекли бы ему кожу, а я не хотел причинять противнику вреда. Без ножен такой прием слизывает человеку половину черепа.
   — Будь сегодня гостем моих шатров, — сказал судья Фарук из Касры.
   Мальчишка, который принес соль и снял чехлы с когтей моего кайила, был его сыном. Он стоял рядом, глаза ребенка сияли. Звали его Ахмед. Именно он несколько месяцев назад погнался за кайилом и натолкнулся на камень, на котором было начертано: «Страшись башни из стали».
   — Для меня огромная честь отужинать вместе с вами, — ответил я.
   В эту ночь, после того как мы покончили с едой и одетая славянка в браслетах, рабыня Фарука, вымыла наши правые руки в веминиевой воде, которую принесла в маленьком пузатом медном кувшине, я вытащил из складок одежды маленький плоский закрытый горианский хронометр. Глаза мальчишки едва не вылезли из орбит. Я протянул ему вещииу.
   Ахмед открыл крышку и уставился на бегущие по кругу крошечные стрелки. Горианский день состоит из двадцати часов, или анов. Горианские хронометры отличаются от земных часовых механизмов тем, что стрелки у них движутся в противоположную сторону. В этом смысле время здесь идет назад. Это был великолепно сработанный и очень точный хронометр. У него имелась даже раскачивающаяся стрелка для измерения крошечных инов. Мальчик с трудом оторвал глаза от волшебного прибора и взглянул на меня.
   — Это тебе, — сказал я. — Подарок. Мальчик покорно протянул хронометр отцу. Фарук, купец из Клеры, улыбнулся.
   Тогда мальчик с хронометром в руках обошел сидящих вокруг костра людей. Возле каждого он останавливался и протягивал драгоценный подарок. Все поочередно осматривали вещь и возвращали ее Ахмеду. Наконец мальчик вернулся, сел рядом со мной и посмотрел на отца.
   — Ты будешь узнавать время, — сказал Фарук из Касры, — по скорости кайила, по кругу и палке, а еще по солнцу. Но эту вещь ты можешь сохранить как подарок.
   — Спасибо тебе, отец! — восторженно воскликнул мальчик. — Спасибо тебе! И вам спасибо! — обратился он к сидящим вокруг костра.
   Все разулыбались.
   — И тебе спасибо, воин, — повернулся ко мне мальчик.
   — Пустяки, — ответил я.
   Фарук из Касры посмотрел на меня.
   — Мне это очень приятно, — сказал он и поинтересо-вался:Скажи, Хаким из Тора, как ты зарабатываешь на жизнь? Могу ли я как-нибудь тебе помочь?
   Мальчик видел камень с надписью по дороге в оазис Девяти Колодцев.
   — Я скромный купец, — отвечал я. — У меня есть несколько камней, которые я бы хотел продать в оазисе Девяти Колодцев, чтобы купить финиковых кирпичей и продать их в Торе.
   — Видя, как ты рубишься, я бы никогда не подумал, что ты купец, — улыбнулся Фарук из Касры.
   Я улыбнулся в ответ.
   — Я собираюсь в скором времени отправиться в оазис Девяти Колодцев, — сказал Фарук из Касры. — Для меня будет большой честью, если ты и твой кайил присоединитесь к моему каравану.
   — Буду безмерно рад, — сказал я.
   — Я уже купил кайилов, — сказал Фарук из Касры.
   — Когда ты выезжаешь?
   — На рассвете.
   — Мне надо забрать девушку из пеналов Тора. Я догоню тебя в пути.
   — Ты так хорошо знаешь пустыню?
   — Нет.
   — Ахмед будет ждать тебя у южных ворот.
   — Я очень это ценю.
   Из шатров Фарука из Касры я возвращался в свою лачугу в Торе, расположенную на улице гуртовщиков и погонщиков.
   Дела, как мне казалось, продвигались неплохо. По дороге я посмотрю на камень, обнаруженный несколько месяцев назад Ахмедом, сыном Фарука. Оттуда и начнется мой поиск. Определившись по месту, я продолжу путь в оазис Девяти Колодцев, пополню запасы воды, найму проводника, вернусь к камню и двину на восток, в сторону Тахари. Я надеялся, что кочевники и аборигены выведут меня на загадочную стальную башню. Я почти не сомневался, что она действительно существует. Вряд ли она явилась плодом воображения человека, который успел начертать на скале предупреждение и умер. Стальные башни ни разу не упоминались в миражах или бредовых галлюцинациях сошедших с ума в пустыне. Как правило, во всех видениях так или иначе присутствует вода. Более того, у потерявших рассудок людей не остается времени на начертание предостережений. Какая-то сила вела этого человека через пустыню, он хотел рассказать что-то важное. Скорее всего, это был разбойник. Тем не менее не ясно, почему он путешествовал по пустыне пешком. Умирая, он шел в сторону цивилизации, чтобы успеть предупредить о стальной башне. Я не сомневался, что башня существует. С другой стороны, у меня почти не было шансов разыскать ее в бескрайней пустыне. Надо обязательно найти кого-нибудь, кто видел или хотя бы слышал о башне. Конечно, если она находится в стране дюн, далеко от караванных путей и оазисов, маловероятно, чтобы кто-нибудь на нее натолкнулся. Хотя один человек ее точно видел. Тот, чье сожженное солнцем, почерневшее тело нашли возле камня с предупреждением.
   На улицах Тора было темно. Местами дорога круто ' забирала вверх, иногда улицы начинали немыслимо петлять, в некоторых местах я едва мог протиснуться между стенами. Временами мне приходилось продвигаться на ощупь. Кое-где у ворот тускло горели светильники.
   Мне показалось, что сзади раздались шаги. Я откинул бурнус, вытащил из ножен ятаган и замер.
   Ни звука.
   Я продолжил свой путь. Ничего не было слышно.
   Я оглянулся, но меня обступала лишь непроглядная тьма.
   По моим оценкам до дома оставалось не более половины пасанга. Впереди виднелись тускло освещенные факелами открытые ворота. Я остановился.
   Мой путь пролегал через небольшой дворик. У ворот мелькнула неясная тень.
   Одновременно сзади раздались шаги и движение людей. Их было пятеро. Я резко обернулся и зарубил первых двух, прежде чем они успели сообразить, что происходит. Трое оставшихся попытались взять меня в кольцо. Я отступал в низкой стойке. Надо было любой ценой выманить вперед наступающего по центру. Тогда я смог бы атаковать любого из крайних, не опасаясь, что придется иметь дело с тремя клинками. Но центральный не высовывался, наоборот, выдвигались люди с флангов, что делало мое положение весьма опасным. Атаковать я не мог, ибо тут же попал под удары нескольких ятаганов. Эти парни не были простыми уличными грабителями.
   Неожиданно трое замерли, один из них швырнул ятаган на землю, после чего все развернулись и побежали.
   Я услышал, как позади меня захлопнулись ворота и со стуком задвинулся засов.
   Обернувшись, я не увидел ничего, кроме запертых ворот. Воткнутые в стены факелы едва освещали желтую штукатурку рядом с собой.
   С другой стороны ворот раздался душераздирающий крик.
   Тогда я еще не знал, сколько человек ждало меня во дворе.
   Опустив ятаган, я остановился за закрытыми воротами дворика.
   Справа вверху отворилось узкое окошко, и чей-то голос спросил:
   — Что здесь происходит?
   Зажегся свет и в других окнах. Люди выглядывали наружу. Какая-то женщина, приподняв паранджу, вглядывалась во тьму. Спустя два-три ина на улицу вышли мужчины с факелами и фонарями. С другой стороны ворот доносились голоса и шум. Завизжала женщина. Между створками блеснула полоска света.
   — Открывайте! — барабанил по ним человек с моей стороны. Было слышно, как подняли тяжелый засов, затем заскрипели створки на четырехдюймовой втулке. Четверо человек с нашей стороны помогали отворить ворота. Во дворе полукругом стояла толпа. Поднимая факелы, люди смотрели на каменный пол дворика. Я отметил высоту стен и прилегающих крыш и лишь после этого посмотрел туда, куда все.
   На камнях лежали одиннадцать растерзанных трупов и части человеческих тел.
   — Кто это мог сделать? — прошептал чей-то голос.
   Вряд ли хоть одному удалось уйти, подумал я.
   Четыре головы были напрочь оторваны; у двоих они держались на каких-то лохмотьях; горло одного человека выглядело так, словно по нему дважды ударили параллельными клинками; расположение ран было мне знакомо. Двое потеряли руки, один человек ногу, у одного из безруких выпотрошили внутренности. Я разглядел на его плече отпечаток челюстей. Мне уже приходилось видеть подобное в Торвальдсленде. У человека без ноги была откушена часть спины, так что сзади виднелось содержимое желудка. Один из безруких тоже был наполовину сжеван, из грудной клетки торчали ребра, не хватало сердца и левого легкого. Одиннадцатого умертвили более или менее аккуратно. На шее виднелось синюшное круговое пятно, как от веревки, а горло было прокушено.
   Я снова посмотрел на стены и крыши окружающих дворик домов.
   — Кто мог это сделать? — повторил свой вопрос мужчина.
   Я вышел со двора. Возле зарубленных мною людей уже собралась толпа.
   Я посмотрел на мертвых и спросил:
   — Кто-нибудь их знает?
   — Да, — отозвался мужчина. — Это Тек и Сауд, люди Зева Махмуда.
   — Больше не будут убивать, — бросил кто-то.
   — Где я могу поговорить с благородным Зевом Махмудом? — спросил я.
   — Он и его люди целыми днями пропадают в кофейне «Шесть цепей».
   — Спасибо тебе, горожанин.
   Я вытер лезвие ятагана о бурнус одного из убитых и вложил его в ножны.
   Подняв голову, я увидел, что в нашу сторону бежит с фонарем маленький водонос, которого я уже несколько раз встречал на улицах города.
   — Вы видели? — Лицо его было белее мела, беднягу трясло. Я показал на убитых.
   — Знаешь их?
   Водонос вгляделся в лица.
   — Нет, они не из Тора.
   — Не поздно ли разносить воду?
   — А я не разношу воду, господин.
   — Как ты попал в этот район?
   — Живу неподалеку, — ответил он и с поклоном удалился, прихватив свой фонарь.
   Я обернулся к человеку, с которым говорил раньше.
   — Он в самом деле живет рядом?
   — Нет, — ответил тот, — он живет возле восточных ворот, возле загонов для верров.
   — Знаешь его?
   — В Торе все его знают. — Кто он?
   — Водонос Абдул.
   — Спасибо тебе, горожанин.
 
   — Зев Махмуд? — спросил я.
   Здоровенный детина с агалом, сидевший в кофейне, поначалу рассердился, потом побледнел. Острие ятагана уперлось в его горло.
   — На улицу, — приказал я. Взглянув на двух его сотрапезников, сидевших за низким столиком, скрестив ноги, я добавил: — И вы тоже.
   — Нас трое, — усмехнулся Зев Махмуд.
   — Давай шевелись.
   — Как хочешь. — Он улыбнулся.
   Один из его спутников, пришедший без ятагана, одолжил его у посетителя кофейни.
   — А я боялся, что останемся без гонорара, — засмеялся он. У входа в кофейню я прикончил всех троих. Я не хотел
   оставлять их позади себя в Торе.
   Домой, на улочку гуртовщиков и погонщиков, я вернулся опять поздно.
   Увидев на ступеньках своего дома водоноса, я нисколько не удивился.
   — Господин? — Да?
   — Вы в Торе недавно и многого не знаете. Я мог бы вам помочь.
   — Не понимаю, — сказал я.
   — Скоро начнется война между каварами и аретаями. Караванные пути закроют. Будет очень трудно найти гуртовщиков или погонщиков, которые согласятся в такое время отправиться в пустыню.
   — Как же, — поинтересовался я, — минует нас эта беда, если ты станешь мне помогать?
   — Я подберу вам хороших, честных людей, смелых и бесстрашных, которые пойдут с вами куда угодно.
   — Прекрасно, — сказал я.
   — Правда, — несколько смущенно добавил он, — в смутные времена повышается и оплата.
   — Естественно, — успокоил его я. Он облегченно улыбнулся:
   — Куда вы направляетесь, господин?
   — В Турию.
   — Когда хотите выступать?
   — Через десять дней, считая от завтрашнего.
   — Отлично, — сказал он.
   — Подбери мне людей, о которых ты говорил, — сказал я.
   — Можете на меня положиться, хотя, поверьте, это непросто. — Он вытянул ладонь, и я положил на нее серебряный тарск. — Господин очень щедр.
   — У меня маленький караван, — сказал я. — Несколько кайилов. Думаю, мне понадобится не больше трех человек.
   — Как раз троих я и знаю, — улыбнулся он.
   — Где же ты собираешься их найти?
   — Думаю, в кофейне «Шесть цепей».
   — Надеюсь, — произнес я, — ты не имеешь в виду благородного Зева Махмуда и его друзей?
   Водонос вздрогнул.
   — Слухи быстро разносятся по Тору, — сказал я. — Поговаривали, у входа в кофейню произошла драка.
   Водонос смертельно побледнел:
   — Значит, я найду других, господин.
   — Постарайся, — ответил я.
   Серебряный тарск выскользнул из его пальцев. Он попятился, споткнулся и наконец понесся со всех ног.
   Я наклонился, поднял монету и бросил ее обратно в кошелек. Я устал. По крайней мере, в ближайшее время о водоносе я не услышу.
   А теперь надо отдохнуть, поскольку на рассвете мы выступаем. Утром еще надо успеть кое-что сделать. Прежде всего забрать девушку из городских пеналов. У южных ворот меня будет ждать Ахмед, сын Фарука. До полудня мы с ним должны нагнать караван его отца.
   Хоть бы не началась война между каварами и аретаями. Это сильно осложнит мою задачу.
   В оазисе Девяти Колодцев я надеялся пополнить запасы и найти проводника. Это был оазис Сулеймана, начальника тысячи копий. Сулеймана из рода аретаев.
   Я повернулся и медленно полез вверх по узкой деревянной лестнице, ведущей к моей комнатушке. По крайней мере, не увижу больше водоноса по имени Абдул.

Глава 4. РАЗБОЙНИКИ ПРИСОЕДИНЯЮТСЯ К КАРАВАНУ ФАРУКА

   Караван шел медленно.
   Я поворотил кайила и, пиная его в бок, поскакал вдоль цепочки груженых животных.
   Острием ятагана я отбросил в сторону шторку.
   Девушка испуганно вскрикнула. Она свернулась калачиком на обшитой шелком подушке, уложенной на дне полукруглой металлической рамы диаметром около одного ярда и высотой в четыре фута. Рама была обшита несколькими слоями репса, что создавало хорошую защиту от солнца. Спереди небольшой шатер открывался пологом, тоже из белого репса. Ребра сооружения были сработаны из легкой и прочной тем-древесины. На горианском языке такая конструкция называется курдах. Курдахи устанавливают на спинах вьючных кайилов и фиксируют по бокам связками одеял. В них перевозят женщин, как рабынь, так и свободных. Внутри курдаха рабынь не заковывают. В этом нет необходимости. Пустыня становится им клеткой.
   — Прикройся, — захохотал я.
   Разъяренная Алейна, бывшая мисс Присцилла Блейк-Эллен, схватила крошечную треугольную желтую чадру и прикрыла нижнюю часть лица. В Тахари рот женщины читается одной из самых сексуальных и соблазнительных частей тела. Невольничья чадра выдает больше, чем скрывает, придавая женскому лицу оттенок запрета и загадочности. Чадру срывают, чтобы впиться зубами в губы рабыни.
   Помимо чадры и ошейника, на девушке ничего не было. Она прижимала к лицу полоску прозрачной ткани. Над желтой чадрой сияли голубые глаза.
   — По крайней мере, теперь ты хоть немного одета. Глаза ее сверкнули.
   — Бесстыдница!
   Она еще крепче прижала вуаль к лицу.
   — Привяжи и не смей снимать без моего разрешения. Если еще хоть раз замечу тебя в курдахе без чадры, пеняй на себя. Прикажу выпороть.
   — Да, господин, — пролепетала она и, придерживая кусочек ткани одной рукой, попыталась нащупать на подушках золотой шнурок, которым обычно прихватывала чадру. Я убрал ятаган, и белый полог упал.
   Я нисколько не сомневался, что, когда я в следующий раз загляну в курдах, Алейна будет в чадре.
   Я захохотал и двинул кайила пятками. Из курдаха донесся негодующий вздох.
   Алейна была прекрасна, хотя ей еще многому предстояло научиться. Ее до сих пор так и не выпороли. Эту привилегию, если она, конечно, меня не выведет, я предоставлю ее новому хозяину, которому так или иначе придется продать девчонку.
   В пустыне живут так называемые песчаные кайилы. Они несколько отличаются от своих южных собратьев. Я предполагаю, хотя точных сведений на этот счет у меня нет, что песчаный кайил — это приспособившийся к жизни в пустыне вид субэкваториального кайила. Оба вида животных — возвышенные, гордые и покладистые создания с длинной шеей и легкой поступью, у них имеется третье веко, представляющее собой прозрачную мембрану. Это приспособление незаменимо в условиях песчаных бурь южного Тахари. Животные обоих видов имеют одинаковые размеры, от двадцати до двадцати двух кистей в холке, и те и другие стремительны и невероятно выносливы. В идеальных условиях кайил может пробежать шестьсот пасангов в день. В стране дюн и зыбучих песков хорошим считается расстояние в пятьдесят пасангов. Должен сказать, что недовольный кайил становится злобным и невыносимым. Окраска у песчаных кайилов варьируется от густо-золотой до черной, в других местах кайилы почти всегда пегие, хотя мне приходилось видеть черных песчаных кайилов. Различия же между животными разных подвидов, как я уже говорил, существуют, причем некоторые из них весьма существенны. Самка песчаного кайила выкармливает своих детенышей молоком. Кайилы относятся к живородящим, причем малыши начинают охотиться спустя несколько часов после рождения. Матери притаскивают свое потомство туда, где идет охота. В пищу идут птицы, мелкие грызуны, песчаные слины, а также некоторые виды табуков. Для песчаных кайилов вскармливание малышей — чрезвычайно важный момент. Молоко кайилов высоко ценится жителями Тахари. Как и молоко верров, оно имеет красноватый цвет и характерный солоноватый привкус, что объясняется высоким содержанием сульфата железа. Еще одно важное различие состоит в том, что песчаные кайилы всеядны, а южные — чистые хищники; оба вида имеют накопительные ткани, при необходимости и те и другие могут по несколько дней обходиться без воды. Южные кайилы делают запасы прямо в желудке и могут по несколько дней жить без мяса. Песчаный кайил, к сожалению, нуждается в постоянном питании, поэтому несколько вьючных животных в караване грузятся исключительно фуражом. Иногда караванных кайилов под присмотром верхового погонщика отпускают поохотиться на табуков. Менее существенное различие заключается в широких лапах песчаных кайилов и перепончатой соединительной ткани между пальцами. Я вернулся на свое место в караване.