— Спасибо тебе, Тэрл, — сказала она. Между тем я не стал ее отвязывать. Напротив, я накинул ей на голову шелковый платок, который мешал ей говорить и дышать. При этом она вдыхала слабый аромат невольничьих духов, которыми, кстати, пользовалась до сих пор. Неожиданно ее голос потерял прежнюю уверенность.
   — Я не горианская девушка. Я не готова к физическим наказаниям. Я не принадлежу к тем животным, до которых все доходит только через плеть!
   Я спрятал платок за кушаком и отступил на один шаг.
   — Я женщина Земли! — завизжала она. Ее маленькие ручки, накрепко привязанные к стальным прутьям, побелели от напряжения. Она извивалась, стараясь посмотреть мне в лицо.
   — Тэрл! — кричала она. — Тэрл!
   Я поднял плеть.
   — Ты не станешь наказывать меня как горианскую рабыню! — зарыдала она.
   — Ты не понравилась мужчине, — сказал я.
   После четвертого удара она завопила:
   — Хватит! Меня уже наказали! Я понесла наказание! Довольно! Прекрати!
   После шестого она взмолилась:
   — Пожалуйста, перестань! Я умоляю тебя, господин!
   Я нанес рабыне двадцать ударов. Затем я отвязал ее от прутьев. Она повалилась на плиты, схватила меня за ноги и прижалась горячими и влажными губами к моим сапогам.
   — Кто ты? — спросил я.
   — Горианская рабыня у ног своего господина, — пролепетала она.
   — Я еще не приступил к наказанию, — сказал я. Она взглянула на меня с непередаваемым ужасом и изумлением. Я повязал ей на горло вонючую грязную тряпку, а руки скрутил за спиной. Потом я потащил ее через залы. Выйдя на улицу, я снова связал ее, на этот раз уложив животом вверх на седло кайила, после чего отвез в соседний касбах, некогда принадлежащий Тарне. Там я опустил ее на самый нижний, четвертый уровень, бросил тряпку в свободную келью, а ее отвел в камеру для клеймения. Я затянул зажимы на клеймовочном станке и зафиксировал бедро невольницы. Хассан уже ждал меня там. Клеймовочные прутья раскалились добела.
   Мы взяли тот же самый прут, каким накануне клеймили гордую Тарну. Прут протерли специальным раствором. При правильном обращении одним прутом можно заклеймить тысячу женщин.
   — Только не это, господин, умоляю! — запричитала она.
   — Хочешь ее заклеймить? — спросил Хассан.
   — Да, — сказал я. — Я планировал поставить клеймо на левое бедро, чуть выше четырех рогов боска. Она будет носить стандартное клеймо горианской рабыни, каковое и положено ей, девушке, которая не понравилась мужчине.
   Я вытащил из жаровни раскаленный добела прут и продемонстрировал его Велле.
   — Скоро тебя заклеймят, девочка, — сказал я.
   — Не надо! — закричала она. — Пожалуйста, не надо!
   Хассан с интересом поглядывал на рыдающую рабыню.
   — Все готово, — объявил я ей.
   Оцепенев от ужаса, она смотрела то на меня, то на белый от жара наконечник прута. У самого бедра я остановился.
   — Нет! — кричала она. — Нет!
   — Ты будешь заклеймена, рабыня, — объявил я и приступил к делу.
   Пять долгих ин я вдавливал прут в шипящее, дымящееся и потрескивающее бедро. Это клеймо превышало по размерам предыдущее, с четырьмя рогами боска, и я старался, чтобы оно получилось глубже. Хассан поморщился от запаха горелого мяса. Велла визжала и плакала.
   — Отличное клеймо! — похвалил Хассан, разглядывая работу. — Просто отличное!
   Мне стало приятно. Такому клейму позавидуют другие рабыни. Да и цена на паршивку будет повыше.
   Я распустил ремни и ослабил зажимы, потом поднял на руки ослабевшую девушку и отнес ее в ту келью, в которой оставил ее тряпку. Там я опустил ее на солому. На горле ее ничего не было, ибо накануне я снял с нее ошейник Ибн-Сарана.
   — Прими позу подчинения! — потребовал я. Она повиновалась, села на пятки, вытянула руки, скрестила запястья и низко опустила голову. Плечи девушки тряслись от рыданий.
   — Повторяй за мной, — сказал я. — Я, бывшая мисс Элизабет Кардуэл с планеты Земля…
   — Я, бывшая мисс Элизабет Кардуэл с планеты Земля, — произнесла она.
   — …подтверждаю свое согласие подчиняться полностью и безоговорочно…
   — …подтверждаю свое согласие подчиняться полностью и безоговорочно…
   — …человеку, известному под именем Хаким из Тора..
   — …человеку, известному под именем Хаким из Тора…
   — …и быть его рабыней, собственностью, исполнять все его желания…
   — …и быть его рабыней, собственностью, исполнять все его желания…
   Хассан вручил мне ошейник. На нем было выгравировано: «Я — собственность Хакима из Тора».
   Я показал его девушке. Она не знала тахарской письменности, и я прочитал надпись вслух. Затем я надел стальную пластину на ее шею. Щелкнул замок.
   — …Я принадлежу тебе, господин, — подсказал я ей следующую фразу.
   — …Я принадлежу тебе, господин, — повторила она.
   На шее девушки блестел ошейник с моим именем. В глазах ее сверкали слезы
   — Поздравляю с рабыней1 — улыбнулся Хассан. — Отличный экземпляр! Ну, теперь мне пора к своей. — С этими словами он рассмеялся и вышел.
   Девушка опустилась на солому и посмотрела на меня. Глаза ее промокли от слез.
   — Теперь я твоя, Тэрл, — прошептала она. — Теперь ты по-настоящему мною владеешь.
   — Как твое имя? — спросил я.
   — Как будет угодно господину, — шепотом ответила она.
   — Я назову тебя «Велла».
   — Значит, мое имя — Велла, — опустила голову рабыня. Спустя мгновение она посмотрела на меня. — Могу ли я называть тебя Тэрл?
   — Только если я разрешу, — ответил я. Это был традиционный для горианских рабынь вопрос. Как правило, никто не испрашивает подобного разрешения, поскольку в нем все равно будет отказано. Бывает, что девушку подвергают порке за одну просьбу.
   — Рабыня просит разрешить ей называть хозяина по имени, — пролепетала она.
   — Отказано, — сказал я.
   — Слушаюсь, господин. — Велла склонила голову. Я не хочу, чтобы мое имя произносила рабыня. Негоже, когда имя хозяина оскверняют уста невольницы.
   Я посмотрел на съежившуюся на соломе девушку.
   — Ты не понравилась своему хозяину, — сказал я.
   — Рабыню за это наказали, — сказала она.
   Я поднял с пола тяжелую цепь с ошейником и защелкнул его на шее Веллы рядом с узкой стальной полосой, на которой было выгравировано мое имя. Она оказалась прикованной к стене.
   — Я еще не начинал тебя наказывать, — сказал я.
   — Я тебя ненавижу, — вдруг злобно произнесла она. — Я тебя ненавижу! — Она смотрела мне прямо в глаза. — Ты причинил мне столько боли! Ты бил меня плетью. Ты поставил на мне клеймо! Даже не знаю, что думать, — добавила она неожиданно изменившимся тоном.
   — То есть? — спросил я.
   — Это очень больно, когда тебя бьют плетью и клеймят.
   — Правда?
   — И тем не менее я испытываю перед тобой священный ужас. И перед остальными мужчинами тоже.
   — Ты потрясена не плетью, не железом и даже не болью. Ты потрясена мужской властью. Важно не то, выпорол тебя хозяин или нет, важно сознавать, что он волен сделать это в любую минуту. Кстати, ты уже разогрелась, рабыня, — добавил я.
   — Нет! — воскликнула она.
   Я вытянул руку, и она, извиваясь, отползла в угол и подняла ноги. Я потрогал ее за плечи, и она задрожала. Каждая ее клеточка была живой.
   — Рабыня, — ухмыльнулся я.
   — Да, рабыня! — выкрикнула она и перевернулась на спину, бесстыдно выставляя передо мной свое тело.
   — Теперь ты совсем не похожа на землянку, — рассмеялся я.
   — Я всего лишь распутная невольница. — Волосы девушки разметались по соломе. — Так со мной и поступай. Я люблю тебя, господин!
   Мы услышали голоса солдат в зале.
   — Ты будешь отдавать меня другим? — спросила она.
   — Если мне того захочется, — ответил я. ,
   — Даже не знаю, ненавижу я тебя или люблю, — сказала она. — Знаю только, что я беспомощна и что я нахожусь в руках своего хозяина.
   Я посмотрел ей прямо в глаза.
   — Ты забыл Землю? — спросила она.
   — Никогда не слышал о таком месте, — ответил я. Она нежно протянула мне губы.
   — Я тоже, — тихо прошептала она. — Я люблю тебя, господин.
   Я не позволил ей себя поцеловать. С неожиданной яростью ларла я впился зубами в ее губы и вдавил ее в солому, едва прикрывавшую каменный пол подвала. Она застонала, а потом издала вопль, от которого вздрогнули закованные в цепи красавицы рабыни и улыбнулись обнимавшие их солдаты. Это был дикий крик любви, беспомощности и подчинения.
   Возле самой головы колонны я встретил Хассана.
   — Теперь меня тревожит только одно, — сказал я.
   — Что? — спросил он.
   — В дом Самоса, в Порт-Каре, — сказал я, — доставили девушку по имени Веема. Она принесла на себе сообщение, которое гласило: «Бойся Абдула». Я по ошибке решил, что речь идет об маленьком водоносе Абдуле из Тора.
   — Такой ошибки не допустил бы человек из Тахари, — улыбнулся Хассан. — Был ли в то время в доме Самоса Ибн-Саран?
   — Да, — ответил я.
   — Жаль, что ты не обратил на это внимания, — заметил Хассан. — Пославший сообщение человек посчитал, что имеющейся у агентов Царствующих Жрецов информации достаточно, чтобы понять, что Ибн-Саран, Абдул и соляной убар — одно и то же лицо. Ты должен был сообразить, что между ними есть связь.
   — В то время информации оказалось недостаточно, — сказал я.
   С началом войны Роя все окончательно запуталось. Не будучи людьми и крайне редко выбираясь из Сардара, Царствующие Жрецы выдавали сведения, разобраться в которых становилось все труднее.
   — Кто же все-таки послал в дом Самоса Всему?
   — Я, — ответил Хассан. — По распоряжению брата. Он заготовил сообщение несколько месяцев назад. Я просто обеспечил его доставку. Сам он ушел в пустыню, проверить слухи о башне из стали. Наверное, его перехватили люди Ибн-Сарана. Они оставили его одного в пустыне без воды.
   — Он прошел большое расстояние, — сказал я.
   — Он был очень сильный.
   — Царствующие Жрецы должны гордиться тем, что на них работают такие люди.
   — Я знал столь же сильного человека, работавшего на курий.
   Я кивнул. Мне никогда не забыть Ибн-Сарана, гибкого, как шелковая пантера. Он был достойным соперником. Добиться победы — потерять врага.
   Я посмотрел в бездонное голубое небо, на котором не было ни единого облака. Где-то там, за слоями атмосферы, за орбитами Гора, Земли и Марса, в загадочных глубинах космоса, среди безмолвных обломков пояса астероидов, находились стальные миры, оплот курий. Один из них сражался бок о бок со мной, чтобы спасти Гор. Мечтая овладеть этой планетой, курии решили принести ее в жертву, чтобы завоевать другую. Не думаю, чтобы они отважились повторно попробовать осуществить этот замысел. В далеком прошлом они уже потеряли один мир — свой собственный. Уверен, что политическая карьера партии, которая предложила разрушить Гор, чтобы подчинить себе Землю, рухнула вместе с неудавшимся замыслом. И то, что на срыв чудовищного плана курии прислали своего собрата, казалось символичным. К тому же Гор представлял собой истинное сокровище среди обращающихся вокруг Солнца планет. Люди Земли позволили одурачить себя риторическими разглагольствованиями о законах и о морали, в результате чего жадные безумцы отравили воздух, воду и пищу. Возможно, люди находили слабое утешение в том, что отравители погибнут вместе с отравленными. Привыкшие мыслить не словами, а конкретными реальными категориями, Царствующие Жрецы не допустили подобного в своем мире. Они не поддались яростной убежденности фанатиков, а постарались докопаться до сути, стоящей за словесной шелухой. Они исходили из того, будет ли приемлем для них мир, который возникнет на их планете после того, как реализуются навязываемые им проекты. Они сказали решительное «нет» эксплуатации, бесцельной трате природных богатств и загрязнению окружающей среды.
   Я посмотрел на небо. Земля была не нужна куриям. Они хотели получить Гор. Земля рассматривалась как источник рабочей силы, но подлинной наградой должен был стать Гор. Каков мог бы быть их следующий шаг? Восстание курий в Торвальдсленде сумели подавить. Я находился там в это время. Уничтожение Гора, задуманное ими ради избавления от Царствующих Жрецов, провалилось. Я находился в тот момент в стальной башне в Тахари, на борту наполовину ушедшего в песок корабля, несущего в себе разрушительный заряд. Я смотрел в мирное, безоблачное небо. Наверняка курии уже почувствовали слабость Роя. Во всяком случае, корабль со смертельным грузом проник через систему обороны Царствующих Жрецов.
   А значит, в ближайшее время надо было ждать следующего удара. На ярком небе Тахари не виднелось ни единого облачка. Вторжение надвигалось.
   Походные барабаны били все быстрее. Я обернулся и посмотрел на длинную колонну всадников, кайилов и рабов. Позади оставались два касбаха, принадлежащие Аб-дулу-Ибн-Сарану, соляному убару, и Тарне, некогда гордой разбойнице пустыни.
   Я почувствовал, как приникшая к моему стремени девушка нежно потерлась щекой о мой сапог. Я взглянул на нее, и она робко спросила:
   — Господин?
   — Поход будет долгим, — сказал я. — Если не выдержишь, тебя будут тащить.
   Она улыбнулась и поцеловала мой сапог.
   — Рабыня это знает, — сказала она и снова поцеловала сапог и стремя. — Я заслужила порку, — произнесла она со страхом и восхищением, — и ты меня выпорол. — Еще раз поцеловав сапог, она добавила: — Я была гордой, надменной, дерзкой и презрительной. Когда ты попал в беду, я насмехалась над тобой, уверенная в собственной безопасности. Тебе это не понравилось. Ты вернулся из Клима. Ты выжег на мне клеймо и сделал своей рабыней. — Глаза ее лучились радостью. — Ты великолепен!
   Я наклонился и шлепнул ее тыльной стороной левой руки, чтобы она не путалась возле седла.
   На копьях развевались флажки. Били барабаны. Мне не терпелось отправиться в путь.
   Хассан в развевающемся белом одеянии поднял руку. Барабаны замолкли. Я стоял между Хассаном-Гаруном, высоким пашой каваров, и Сулейманом, высоким пашой аре-таев, в черной каффие с белым агалом. Рядом восседали на кайилах Барам, шейх Безхада, визирь Гаруна, высокого паши каваров, и Шакар с серебряным копьем, предводитель отряда аретаев. Тут же были и другие паши. В поход шли кавары, аретаи, та'кара, бакахи, чары, кашани, луразы, ташиды, равири, ти, зевары и араны. Прикрывали хвост колонны таджуки с черными копьями.
   Я обернулся и посмотрел на касбахи, принадлежавшие Абдулу-Ибн-Сарану, соляному убару, и Тарне, некогда гордой разбойнице пустыни. В лучах восходящего солнца их стены казались белыми и горячими.
   Хассан опустил руку. Флаги затрепетали на ветру. Барабаны забили походный марш. Зазвенела упряжь кайилов, послышался лязг оружия.
   Начался поход. Рядом со мной, возле стремени, шла моя рабыня Велла.

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

   ДЖОН НОРМАН (Джон Фредерик Лендж-младший) — американский фантаст и ученый-философ. Родился в Чикаго в 1931 г., окончил университет штата Небраска в Линкольне и университет Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе, защитил диссертацию в Принстонском университете. Служил в армии, работал в киноиндустрии, в настоящее время преподает философию в Нью-Йоркском Куинс-колледже. Живет в Нью-Йорке.
   Известность Норману принесла серия «героической фэнтези» о приключениях героя Тэрла Кэбота на планете Гор, «вращающейся на орбите Земли, но по другую сторону от Солнца». Серия Джона Нормана замечательна своими героями. Это, как правило, сильные личности, преодолевающие любые преграды. Романы Джона Нормана продолжают традиции классика фантастического боевика Э. Берроуза.
   Единственный достойный внимания внесерийный роман Нормана — «Раб времени», герой которого попадает в доисторическое прошлое Земли, где снова разыгрываются приключения в духе фантастики «меча и волшебства».