Страница:
— Скоро касбах падет.
— Касбах никогда не падет, — покачала головой девушка. — Запасов воды и продовольствия хватит на несколько месяцев. Один человек на стене стоит десятерых в пустыне. Ни одна армия не продержится в пустыне так долго.
В караульном помещении у северных ворот барахтались десять связанных стражников. Рты их были заткнуты кляпами, сами же они только начали приходить в сознание. Вверху, на самой башне, лежали еще десять.
Мы услышали последний удар гонга. Наступил двадцатый ан.
— Беги! — прошептала Велла. — Беги!
Северные ворота крепости были открыты настежь, что явилось весьма печальной новостью для защитников касбаха.
— Беги! — прошептала Велла.
— Посмотри, — сказал я и притянул ее к окошку.
Она чуть не закричала, и мне пришлось закрыть ей рот рукой. Рабыня дергалась и пыталась вырваться. Девушка касбаха пришла в ужас от представшего перед ее глазами зрелища. Как всякая красивая женщина, будь она свободной или рабыней, она прекрасно понимала, чем это может для нее закончиться. Она попыталась крикнуть, но ничего не вышло.
— Давай, давай, — проворчал я. — Поднимай тревогу!
Из-под моей тяжелой руки раздавалось лишь приглушенное мычание. Она дико вращала глазами и жалобно стонала.
Всадники летели к касбаху. Впереди несся Хассан, белый бурнус развевался за его спиной.
Спустя мгновение стража на стене подняла тревогу. Раздались крики, часовой отчаянно загремел огромным молотом по тревожному гонгу. Во двор повыскакивали люди. Отряды воинов устремились на стены. Но, к великому ужасу защитников касбаха, всадники уже находились внутри крепости. Они спрыгивали с кайилов и устремлялись наверх по узким винтовым лестницам, торопясь захватить сторожевые башни. Северная башня пала. Нападающие все прибывали, растекаясь по всему касбаху. Защитники пытались оказать сопротивление. Со всех сторон раздавался звон стали и яростные крики. Мелькали факелы, к реву боя примешивались стоны и вопли раненых. Я убрал руку с лица девушки.
— Можешь кричать, рабыня, — насмешливо произнес я. — Подай сигнал тревоги.
— Почему ты не позволил мне сделать это раньше? — спросила она. — Они убьют нас обоих. — Как и все девушки, она испытывала ужас перед всадниками пустыни.
Я резко развернул ее и толкнул в спину.
— Потому что я — один из них. Она застонала.
Я затолкал рабыню в ее же собственную комнату с широкими малиновыми плитами и огромным зеркалом, перед которым стояла теперь только одна лампа.
— Ты вернулся ко мне, — простонала она, прижимаясь к моей груди. — Я так ждала этой минуты. Я мечтала о том, когда ты вернешься.
Я оттолкнул рабыню. Крики приближались.
— Я вернулся к тебе, — сказал я.
— Ты любишь меня! — крикнула Велла, но тут же осеклась, увидев мои глаза. — Тогда скажи, зачем ты вернулся? — спросила она упавшим голосом.
— Я хочу тебя.
— Ты меня любишь, — прошептала она. — Нет.
— Не понимаю, — еле слышно произнесла она.
— Бестолковая рабыня с планеты Земля, — рассмеялся я. — Ты так ничего и не поняла в собственной привлекательности. Ты так и не поняла, что, глядя на тебя, мужчина теряет разум. Ты даже не подозреваешь, какие ты вызываешь желания. Как ты была дурой, так ею и осталась.
— Я знаю, что я привлекательна, — испуганно произнесла Велла.
— Ты — тупая самка, — сказал я. — Ты не знаешь, как действует на мужчин твой вид.
Она резко обернулась ко мне. Глаза ее сверкали.
— Ну, как он на вас действует? — резко спросила она.
— Видеть тебя — значит хотеть тебя, а хотеть тебя — значит хотеть тобой обладать.
— Обладать! — в ужасе повторила она.
— Да, — кивнул я. — Каждый мужчина хочет безраздельно владеть своей женщиной Он хочет, чтобы она подчинялась ему безоговорочно. Он хочет иметь над ней абсолютную, непререкаемую власть. Вообще мужчины делятся на тех, кто следует своей природе, и тех, кто ей не следует. Первые всегда веселы и жизнерадостны, они живут долго. Вторые — несчастны и подвержены всевозможным болезням. По статистике они живут значительно меньше.
— Мужчины хотят, чтобы женщины были свободны! — заявила Велла.
— Иногда мужчины не прочь предоставить женщинам кое-какую свободу, — ответил я. — Чтобы потом получить больше удовольствия. Не сомневаюсь, тебе приходилось сталкиваться с хозяевами, которые позволяли рабыням высказывать свое мнение. В такие моменты она действительно может говорить все, что думает. Но она всегда знает, что это свободомыслие прекратится по первому требованию мужчины. Это наполняет ее радостью, женщина наслаждается властью мужчины. Он дарит ей то, о чем она всегда втайне мечтала, — возможность раствориться в личности сильного и волевого человека.
— На Земле провозглашено равноправие! — выкрикнула она.
— Земля имеет сложную и запутанную политическую историю, — сказал я. — Через сотни лет современные концепции приведут к невиданным последствиям, от которых их авторы пришли бы в неописуемый ужас. На Земле людям удалось построить чудовищную ловушку, в которую они сами же угодили. Возможно, им удастся расшатать ее прутья. А может, они тихо умрут в ими же созданной клетке.
Велла молчала.
— Ты почувствовала, — спросил я, — что на Горе женщины гораздо счастливее, чем на Земле?
— Нет, — сказала она. — Нет. Нет!
— На колени! — приказал я. Она опустилась на колени.
— Кого на Горе ты считаешь самыми счастливыми женщинами? — спросил я.
— Большинство счастливых женщин на Горе — простые рабыни, — ответила Велла.
— Мужчина генетически предрасположен к господству, — сказал я. — Это не вызывает сомнения ни у кого, кто в состоянии сформулировать свое' мнение по данному вопросу. Иногда отрицать эту истину выгодно, но это уже предмет для другого разговора.
— Я не сомневаюсь в том, что мужчины генетически предрасположены к господству, — сказала Велла. — Но они должны контролировать эту предрасположенность.
— Прикажи человеку не дышать, прикажи сердцу не биться, — сказал я, — прикажи мужчине не быть самим собой.
Велла растерянно посмотрела на меня.
— Я нарисовал тебе реальную ситуацию, — сказал я. — Невозможно отрицать, что мужчина предрасположен к господству. Представляется ли тебе возможным, чтобы эти качества получили развитие только у него?
Она стояла передо мной на коленях и молчала.
— Не кажется ли тебе, что эволюционное развитие мужчин и женщин шло параллельно?
— Нет, — сказала Велла. — Не кажется.
— Природа учила мужчину повелевать. Она же давала уроки тем, кто должен ему подчиняться.
Велла сердито посмотрела на меня.
— Каких мужчин предпочитают женщины, сильных или слабых?
— Сильных, — сказала она.
— Почему это так? — спросил я. Она молчала, опустив голову.
— Послушай, Тэрл, — сказала она наконец, — что делать, если я тоже испытываю эти низменные потребности? Что делать, если сердцем я стремлюсь подчиняться мужчине?
— Здоровое общество, — ответил я, — сумело бы удовлетворить твои потребности.
Она взглянула на меня.
— Надеюсь, ты знакома с отношениями между хозяином и рабыней на Горе? — спросил я.
— Еще как, — огрызнулась Велла.
— Наиболее полная и завершенная картина женской подчиненности имеет место при женском рабстве. Именно здесь достигается полная зависимость женщины от капризов и милосердия мужчины. — Я посмотрел на девушку. — Красотка Велла, — улыбнулся я, — видеть тебя означает хотеть тебя, а хотеть тебя означает хотеть владеть тобой, полностью, безраздельно, до конца.
— Это так низко, — расплакалась она. — Это похоть, недостойная и непристойная страсть.
Крики раздавались совсем рядом, за дверью.
— Нет! — крикнула она вдруг, вскочила на ноги и попыталась бежать.
Я схватил ее за руки и швырнул на пол, после чего крепко привязал остатком ремня кисти ее рук к лодыжкам. Конец ремня я завязал таким образом, чтобы она не смогла до него дотянуться.
Я посмотрел на Веллу. Она валялась на полу, связанная, едва прикрытая грязной жирной тряпкой. Она была невыразимо привлекательна. Рабыня с трудом села и посмотрела на себя в зеркало. Стягивающий ее руки и ноги ремень не позволял ей дотянуться до висящей на цепи лампы.
— Освободи меня! — заплакала Велла. — Освободи меня!
Я проверил узлы. Ремни держали надежно.
Из коридора доносился звон ятаганов.
— Я никогда не стану свободной? — спросила она. Высоко на левом бедре девушки я разглядел изображение четырех рогов боска. Я ощупал клеймо. Она дернулась.
— Меня клеймил камчак, — сказала она.
Придется клеймить заново, подумал я.
— Для чего ты меня связал? — спросила она.
Я захватил длинную прядь ее черных волос, примерно полтора дюйма толщиной, и завязал ее в узел на щеке.
— Рабский узел, — прошептала она.
— Теперь все будут знать, что тебя уже взяли, — пояснил я.
— Взяли?
Я поднялся на ноги. Она каталась по полу, стараясь освободиться. Я направился к дверям.
— Тэрл! — позвала Велла.
Я обернулся.
— Я люблю тебя!
— Ты непревзойденная актриса, — бросил я.
— Нет! — крикнула она. — Это правда!
— Меня не интересует, правда это или нет, — сказал я.
Велла смотрела на меня полными слез глазами. На правой щеке болтался завязанный мной узел.
— Тебе в самом деле все равно? — спросила она.
— Абсолютно.
— Ты не любишь меня!
— Ни капли, — сказал я.
— Но ты же пришел сюда. — Она пыталась вырвать руки. — Ты же многим рисковал! Чего же ты от меня хотел?
— Хотел владеть тобой, — рассмеялся я.
— Ты мужчина Земли! — воскликнула она.
— Нет, — сказал я. — Я мужчина Гора.
— Да, — прошептала она. — Я вижу это по твоим глазам. Я отдана на милость мужчины Гора. — Ее прекрасное тело задрожало в предчувствии возможных последствий.
Я повернулся к двери.
— Тэрл! — крикнула Велла. — Я буду рабыней?
— Да, — сказал я.
— Настоящей? — недоверчиво спросила она.
— Да.
— И меня будут бить плетью?
— Да.
— И ты сможешь меня ударить? Ты сможешь высечь меня за то, что я тебе не понравлюсь? Ты же был на Земле, неужели ты сможешь это сделать, Тэрл?
— Ты уже меня разозлила, — сказал я, вспомнив, как она улыбнулась в Девяти Колодцах. Потом я вспомнил окошко в стене касбаха, из которого она послала мне воздушный поцелуй и бросила шелковый платок.
— Значит, меня сейчас высекут? — спросила она.
Сделать это было нетрудно. Она лежала связанная, в короткой грязной накидке.
— Нет, — сказал я.
Я подошел к ней и показал кусок смятого, выцветшего шелка, который забрал с собой в Клим и принес обратно. Она затравленно посмотрела на платок. Я повязал его на левую руку девушки, рядом с ремнем на запястье. Именно так я и носил этот платок.
— Когда ты меня высечешь? — спросила она.
— Когда мне будет удобно, — ответил я.
Дверь распахнулась, и в комнату, спинами к нам, ввалились два наемника, на них наседали атакующие, звенели ятаганы. Один из воинов обернулся ко мне. Я выхватил ятаган. Он понял, что я его враг. Завязалась драка. Я нанес своему противнику смертельный удар. Его напарника уже зарубили у двери. Я сбросил с себя одежду воина соляного убара. Меня поприветствовали поднятыми ятаганами.
— Сейчас я к вам присоединюсь! — крикнул я, ударами сапога выкатил два трупа из комнаты, запер тяжелые двери и обернулся к Велле.
Мы снова остались одни в ее комнате, освещенной лампой на жире тарлариона.
Она сидела на полу, наклонившись вперед, кисти рук были привязаны к лодыжкам, накидка оставляла открытыми стройные бедра и пышную грудь девушки. Я сорвал грязную тряпку и отшвырнул ее в сторону. Икры были просто великолепны.
— Ты исключительно красивая рабыня, Велла, — сказал я.
— Которой хотят владеть? — Да.
— В этом мире, — вдруг заплакала она, — мной будут владеть!
— Тобой уже владеют, — заметил я.
— Да, — кивнула она. — Я знаю. Мной уже владеют.
— Полагаю, — произнес я, — следует отдать тебя Хакиму из Тора.
— Нет! — неожиданно крикнула она. — Пожалуйста, нет!
— Я волен делать все, что пожелаю, — напомнил я.
— Нет, нет, нет, нет! — выкрикивала Велла сквозь рыдания.
Я подошел к ней и губной помадой сделал на плече девушки надпись на тахарском языке.
— Что это означает? — плача, спросила она.
— То, что ты являешься рабыней Хакима из Тора. Она в ужасе смотрела на свое исписанное тело.
— Нет, Тэрл, пожалуйста, нет! — зарыдала она.
Я поднялся. Она смотрела на меня.
— Тэрл!
— Замолчи, рабыня! — приказал я.
— Хорошо. — Она опустила голову.
— Хорошо? — переспросил я.
В глазах ее блестели слезы.
— Слушаюсь, господин, — исправилась она.
Я вышел из комнаты и запер за собой дверь. В коридоре продолжался смертельный бой. Это была мужская работа. Есть время для дела, и есть время для рабынь. Пора было заняться делом. Я направился туда, откуда доносился звон стали.
Глава 25. ПАДЕНИЕ ВТОРОГО КАСБАХА. О ТОМ, КАК ПОСТУПИЛИ С ТАРНОЙ
— Касбах никогда не падет, — покачала головой девушка. — Запасов воды и продовольствия хватит на несколько месяцев. Один человек на стене стоит десятерых в пустыне. Ни одна армия не продержится в пустыне так долго.
В караульном помещении у северных ворот барахтались десять связанных стражников. Рты их были заткнуты кляпами, сами же они только начали приходить в сознание. Вверху, на самой башне, лежали еще десять.
Мы услышали последний удар гонга. Наступил двадцатый ан.
— Беги! — прошептала Велла. — Беги!
Северные ворота крепости были открыты настежь, что явилось весьма печальной новостью для защитников касбаха.
— Беги! — прошептала Велла.
— Посмотри, — сказал я и притянул ее к окошку.
Она чуть не закричала, и мне пришлось закрыть ей рот рукой. Рабыня дергалась и пыталась вырваться. Девушка касбаха пришла в ужас от представшего перед ее глазами зрелища. Как всякая красивая женщина, будь она свободной или рабыней, она прекрасно понимала, чем это может для нее закончиться. Она попыталась крикнуть, но ничего не вышло.
— Давай, давай, — проворчал я. — Поднимай тревогу!
Из-под моей тяжелой руки раздавалось лишь приглушенное мычание. Она дико вращала глазами и жалобно стонала.
Всадники летели к касбаху. Впереди несся Хассан, белый бурнус развевался за его спиной.
Спустя мгновение стража на стене подняла тревогу. Раздались крики, часовой отчаянно загремел огромным молотом по тревожному гонгу. Во двор повыскакивали люди. Отряды воинов устремились на стены. Но, к великому ужасу защитников касбаха, всадники уже находились внутри крепости. Они спрыгивали с кайилов и устремлялись наверх по узким винтовым лестницам, торопясь захватить сторожевые башни. Северная башня пала. Нападающие все прибывали, растекаясь по всему касбаху. Защитники пытались оказать сопротивление. Со всех сторон раздавался звон стали и яростные крики. Мелькали факелы, к реву боя примешивались стоны и вопли раненых. Я убрал руку с лица девушки.
— Можешь кричать, рабыня, — насмешливо произнес я. — Подай сигнал тревоги.
— Почему ты не позволил мне сделать это раньше? — спросила она. — Они убьют нас обоих. — Как и все девушки, она испытывала ужас перед всадниками пустыни.
Я резко развернул ее и толкнул в спину.
— Потому что я — один из них. Она застонала.
Я затолкал рабыню в ее же собственную комнату с широкими малиновыми плитами и огромным зеркалом, перед которым стояла теперь только одна лампа.
— Ты вернулся ко мне, — простонала она, прижимаясь к моей груди. — Я так ждала этой минуты. Я мечтала о том, когда ты вернешься.
Я оттолкнул рабыню. Крики приближались.
— Я вернулся к тебе, — сказал я.
— Ты любишь меня! — крикнула Велла, но тут же осеклась, увидев мои глаза. — Тогда скажи, зачем ты вернулся? — спросила она упавшим голосом.
— Я хочу тебя.
— Ты меня любишь, — прошептала она. — Нет.
— Не понимаю, — еле слышно произнесла она.
— Бестолковая рабыня с планеты Земля, — рассмеялся я. — Ты так ничего и не поняла в собственной привлекательности. Ты так и не поняла, что, глядя на тебя, мужчина теряет разум. Ты даже не подозреваешь, какие ты вызываешь желания. Как ты была дурой, так ею и осталась.
— Я знаю, что я привлекательна, — испуганно произнесла Велла.
— Ты — тупая самка, — сказал я. — Ты не знаешь, как действует на мужчин твой вид.
Она резко обернулась ко мне. Глаза ее сверкали.
— Ну, как он на вас действует? — резко спросила она.
— Видеть тебя — значит хотеть тебя, а хотеть тебя — значит хотеть тобой обладать.
— Обладать! — в ужасе повторила она.
— Да, — кивнул я. — Каждый мужчина хочет безраздельно владеть своей женщиной Он хочет, чтобы она подчинялась ему безоговорочно. Он хочет иметь над ней абсолютную, непререкаемую власть. Вообще мужчины делятся на тех, кто следует своей природе, и тех, кто ей не следует. Первые всегда веселы и жизнерадостны, они живут долго. Вторые — несчастны и подвержены всевозможным болезням. По статистике они живут значительно меньше.
— Мужчины хотят, чтобы женщины были свободны! — заявила Велла.
— Иногда мужчины не прочь предоставить женщинам кое-какую свободу, — ответил я. — Чтобы потом получить больше удовольствия. Не сомневаюсь, тебе приходилось сталкиваться с хозяевами, которые позволяли рабыням высказывать свое мнение. В такие моменты она действительно может говорить все, что думает. Но она всегда знает, что это свободомыслие прекратится по первому требованию мужчины. Это наполняет ее радостью, женщина наслаждается властью мужчины. Он дарит ей то, о чем она всегда втайне мечтала, — возможность раствориться в личности сильного и волевого человека.
— На Земле провозглашено равноправие! — выкрикнула она.
— Земля имеет сложную и запутанную политическую историю, — сказал я. — Через сотни лет современные концепции приведут к невиданным последствиям, от которых их авторы пришли бы в неописуемый ужас. На Земле людям удалось построить чудовищную ловушку, в которую они сами же угодили. Возможно, им удастся расшатать ее прутья. А может, они тихо умрут в ими же созданной клетке.
Велла молчала.
— Ты почувствовала, — спросил я, — что на Горе женщины гораздо счастливее, чем на Земле?
— Нет, — сказала она. — Нет. Нет!
— На колени! — приказал я. Она опустилась на колени.
— Кого на Горе ты считаешь самыми счастливыми женщинами? — спросил я.
— Большинство счастливых женщин на Горе — простые рабыни, — ответила Велла.
— Мужчина генетически предрасположен к господству, — сказал я. — Это не вызывает сомнения ни у кого, кто в состоянии сформулировать свое' мнение по данному вопросу. Иногда отрицать эту истину выгодно, но это уже предмет для другого разговора.
— Я не сомневаюсь в том, что мужчины генетически предрасположены к господству, — сказала Велла. — Но они должны контролировать эту предрасположенность.
— Прикажи человеку не дышать, прикажи сердцу не биться, — сказал я, — прикажи мужчине не быть самим собой.
Велла растерянно посмотрела на меня.
— Я нарисовал тебе реальную ситуацию, — сказал я. — Невозможно отрицать, что мужчина предрасположен к господству. Представляется ли тебе возможным, чтобы эти качества получили развитие только у него?
Она стояла передо мной на коленях и молчала.
— Не кажется ли тебе, что эволюционное развитие мужчин и женщин шло параллельно?
— Нет, — сказала Велла. — Не кажется.
— Природа учила мужчину повелевать. Она же давала уроки тем, кто должен ему подчиняться.
Велла сердито посмотрела на меня.
— Каких мужчин предпочитают женщины, сильных или слабых?
— Сильных, — сказала она.
— Почему это так? — спросил я. Она молчала, опустив голову.
— Послушай, Тэрл, — сказала она наконец, — что делать, если я тоже испытываю эти низменные потребности? Что делать, если сердцем я стремлюсь подчиняться мужчине?
— Здоровое общество, — ответил я, — сумело бы удовлетворить твои потребности.
Она взглянула на меня.
— Надеюсь, ты знакома с отношениями между хозяином и рабыней на Горе? — спросил я.
— Еще как, — огрызнулась Велла.
— Наиболее полная и завершенная картина женской подчиненности имеет место при женском рабстве. Именно здесь достигается полная зависимость женщины от капризов и милосердия мужчины. — Я посмотрел на девушку. — Красотка Велла, — улыбнулся я, — видеть тебя означает хотеть тебя, а хотеть тебя означает хотеть владеть тобой, полностью, безраздельно, до конца.
— Это так низко, — расплакалась она. — Это похоть, недостойная и непристойная страсть.
Крики раздавались совсем рядом, за дверью.
— Нет! — крикнула она вдруг, вскочила на ноги и попыталась бежать.
Я схватил ее за руки и швырнул на пол, после чего крепко привязал остатком ремня кисти ее рук к лодыжкам. Конец ремня я завязал таким образом, чтобы она не смогла до него дотянуться.
Я посмотрел на Веллу. Она валялась на полу, связанная, едва прикрытая грязной жирной тряпкой. Она была невыразимо привлекательна. Рабыня с трудом села и посмотрела на себя в зеркало. Стягивающий ее руки и ноги ремень не позволял ей дотянуться до висящей на цепи лампы.
— Освободи меня! — заплакала Велла. — Освободи меня!
Я проверил узлы. Ремни держали надежно.
Из коридора доносился звон ятаганов.
— Я никогда не стану свободной? — спросила она. Высоко на левом бедре девушки я разглядел изображение четырех рогов боска. Я ощупал клеймо. Она дернулась.
— Меня клеймил камчак, — сказала она.
Придется клеймить заново, подумал я.
— Для чего ты меня связал? — спросила она.
Я захватил длинную прядь ее черных волос, примерно полтора дюйма толщиной, и завязал ее в узел на щеке.
— Рабский узел, — прошептала она.
— Теперь все будут знать, что тебя уже взяли, — пояснил я.
— Взяли?
Я поднялся на ноги. Она каталась по полу, стараясь освободиться. Я направился к дверям.
— Тэрл! — позвала Велла.
Я обернулся.
— Я люблю тебя!
— Ты непревзойденная актриса, — бросил я.
— Нет! — крикнула она. — Это правда!
— Меня не интересует, правда это или нет, — сказал я.
Велла смотрела на меня полными слез глазами. На правой щеке болтался завязанный мной узел.
— Тебе в самом деле все равно? — спросила она.
— Абсолютно.
— Ты не любишь меня!
— Ни капли, — сказал я.
— Но ты же пришел сюда. — Она пыталась вырвать руки. — Ты же многим рисковал! Чего же ты от меня хотел?
— Хотел владеть тобой, — рассмеялся я.
— Ты мужчина Земли! — воскликнула она.
— Нет, — сказал я. — Я мужчина Гора.
— Да, — прошептала она. — Я вижу это по твоим глазам. Я отдана на милость мужчины Гора. — Ее прекрасное тело задрожало в предчувствии возможных последствий.
Я повернулся к двери.
— Тэрл! — крикнула Велла. — Я буду рабыней?
— Да, — сказал я.
— Настоящей? — недоверчиво спросила она.
— Да.
— И меня будут бить плетью?
— Да.
— И ты сможешь меня ударить? Ты сможешь высечь меня за то, что я тебе не понравлюсь? Ты же был на Земле, неужели ты сможешь это сделать, Тэрл?
— Ты уже меня разозлила, — сказал я, вспомнив, как она улыбнулась в Девяти Колодцах. Потом я вспомнил окошко в стене касбаха, из которого она послала мне воздушный поцелуй и бросила шелковый платок.
— Значит, меня сейчас высекут? — спросила она.
Сделать это было нетрудно. Она лежала связанная, в короткой грязной накидке.
— Нет, — сказал я.
Я подошел к ней и показал кусок смятого, выцветшего шелка, который забрал с собой в Клим и принес обратно. Она затравленно посмотрела на платок. Я повязал его на левую руку девушки, рядом с ремнем на запястье. Именно так я и носил этот платок.
— Когда ты меня высечешь? — спросила она.
— Когда мне будет удобно, — ответил я.
Дверь распахнулась, и в комнату, спинами к нам, ввалились два наемника, на них наседали атакующие, звенели ятаганы. Один из воинов обернулся ко мне. Я выхватил ятаган. Он понял, что я его враг. Завязалась драка. Я нанес своему противнику смертельный удар. Его напарника уже зарубили у двери. Я сбросил с себя одежду воина соляного убара. Меня поприветствовали поднятыми ятаганами.
— Сейчас я к вам присоединюсь! — крикнул я, ударами сапога выкатил два трупа из комнаты, запер тяжелые двери и обернулся к Велле.
Мы снова остались одни в ее комнате, освещенной лампой на жире тарлариона.
Она сидела на полу, наклонившись вперед, кисти рук были привязаны к лодыжкам, накидка оставляла открытыми стройные бедра и пышную грудь девушки. Я сорвал грязную тряпку и отшвырнул ее в сторону. Икры были просто великолепны.
— Ты исключительно красивая рабыня, Велла, — сказал я.
— Которой хотят владеть? — Да.
— В этом мире, — вдруг заплакала она, — мной будут владеть!
— Тобой уже владеют, — заметил я.
— Да, — кивнула она. — Я знаю. Мной уже владеют.
— Полагаю, — произнес я, — следует отдать тебя Хакиму из Тора.
— Нет! — неожиданно крикнула она. — Пожалуйста, нет!
— Я волен делать все, что пожелаю, — напомнил я.
— Нет, нет, нет, нет! — выкрикивала Велла сквозь рыдания.
Я подошел к ней и губной помадой сделал на плече девушки надпись на тахарском языке.
— Что это означает? — плача, спросила она.
— То, что ты являешься рабыней Хакима из Тора. Она в ужасе смотрела на свое исписанное тело.
— Нет, Тэрл, пожалуйста, нет! — зарыдала она.
Я поднялся. Она смотрела на меня.
— Тэрл!
— Замолчи, рабыня! — приказал я.
— Хорошо. — Она опустила голову.
— Хорошо? — переспросил я.
В глазах ее блестели слезы.
— Слушаюсь, господин, — исправилась она.
Я вышел из комнаты и запер за собой дверь. В коридоре продолжался смертельный бой. Это была мужская работа. Есть время для дела, и есть время для рабынь. Пора было заняться делом. Я направился туда, откуда доносился звон стали.
Глава 25. ПАДЕНИЕ ВТОРОГО КАСБАХА. О ТОМ, КАК ПОСТУПИЛИ С ТАРНОЙ
— Где Ибн-Саран? — спросил Гарун. На нем развевалось белое одеяние верховного паши каваров.
— Я не знаю! Не знаю! — кричал стоящий перед ним на коленях человек со связанными за спиной руками.
— Мы обыскали весь касбах, — произнес находящийся рядом воин. — Его нигде нет. Ускользнуть он тоже не мог.
— Значит, он еще здесь! — крикнул другой.
Гарун, или Хассан, как я продолжал его называть, пнул связанного пленника сапогом.
— Он где-то здесь! — не мог успокоиться воин.
— Надо поджечь касбах, — предложил кто-то.
— Нет, — покачал головой Гарун.
Касбах представлял собой большую ценность, и он хотел использовать его в интересах каваров.
Я еще раз осмотрел стоящих на коленях пленников. Ибн-Сарана среди них не было.
Снаружи, возле стены касбаха, выстроили еще одну толпу взятых в плен. Ибн-Сарана не было и среди них.
Пропал не только он. Ни среди убитых, ни среди пленных не было маленького водоноса Абдула, прихвостня великого Абдула-Ибн-Сарана, соляного убара. Исчез и Хамид, предатель аретаев, человек, который попытался убить Сулейман-пашу.
Гарун развернулся, вспрыгнул на помост соляного убара и зашагал по нему, словно разъяренный ларл. Белый бурнус развевался за его плечами.
— Предположим, — сказал я, обращаясь к Хассану, — что Ибн-Саран укрылся в этом касбахе.
— Так и было! — крикнул Хассан.
— Теперь давай предположим, что мы хорошо все обыскали и что никто не просочился через наши заградительные отряды.
— Весьма ценные предположения, — огрызнулся Хассан. — Может, ты просто объяснишь, почему его нет ни среди пленных, ни среди убитых?
— Рядом находится еще один касбах, принадлежащий его стороннице Тарне.
— Он не мог добраться до него через пустыню, — вмешался воин.
— Значит, он добрался до него другим способом! — воскликнул Хассан. — Идите за мной! — Схватив факел, он спустился в огромный подвал, где спустя час поисковая группа натолкнулась на крошечную дверь, ведущую в подземный тоннель.
— Ибн-Саран у Тарны, — сказал кто-то.
— Мы не догадались окружить второй касбах! — простонал другой воин.
— Ибн-Саран просочился сквозь наши посты. Мы его потеряли! — воскликнул первый.
— Думаю, еще нет, — улыбнулся Хассан. '
Воины умолкли. Наконец визирь Гаруна, Барам, шейх Безхада, почтительно спросил:
— Тогда где же он, высокий паша?
— Дело в том, что касбах Тарны окружен.
— Это невозможно, — сказал Сулейман-паша, опиравшийся на своего телохранителя. В руке он все еще сжимал ятаган. — Там нет никого из аретаев.
Остальные паши тоже покачали головами. Касбах Тарны не окружали ни чары, ни луразы, ни таджуки, ни араны. Его не окружал никто.
— Кто окружил касбах Тарны, если этого не делали ни кавары, ни аретаи и ни одно другое племя? — спросил Сулейман.
— Он окружен тысячью всадников на кайилах, вооруженных копьями, — сказал Гарун.
— Откуда взялись эти всадники? — опешил Сулейман.
— Обсудим эти вопросы вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — лукаво прищурился Гарун. — А сейчас есть дела поважнее.
— Хитрый каварский слин, — улыбнулся Сулейман-паша. — Ты прозорлив и отважен, как Хассан-бандит, на которого ты здорово смахиваешь.
— Мне об этом уже говорили, — рассмеялся Гарун. — Должно быть, этот Хассан отчаянный и красивый парень.
— Об этом самое время поговорить вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — сказал Сулейман, пристально глядя на Гаруна.
— Правильно, — кивнул Гарун.
С этими словами Хассан нырнул в тоннель. За ним последовали сотни воинов, в том числе и я. Многие несли факелы и лампы.
На верху самой высокой башни касбаха Тарны мы с Хассаном загнали в угол Ибн-Сарана.
— Он мой! — крикнул Хассан.
— Осторожнее, — произнес я.
В следующую секунду воины бросились друг на друга. Подобной работы ятаганами мне еще не приходилось видеть. Затем дерущиеся разошлись на несколько шагов.
— Ты хорошо бьешься, — сказал Ибн-Саран, покачнувшись. — Но я всегда тебя побивал.
— Это было давно, — ответил Хассан.
— Да, — произнес Ибн-Саран, — прошло немало лет. Увидев меня, он махнул ятаганом.
— Добиться победы, — сказал я, — значит потерять врага. Ибн-Саран склонил голову, как требовал этикет Тахари.
Затем с побелевшим лицом он шагнул на край башни и бросился вниз.
Хассан вложил ятаган в ножны.
— У меня было два брата, — сказал он. — Один сражался за Царствующих Жрецов. Он погиб в пустыне. Второй воевал за курий. Он погиб на башне касбаха Тарны.
— А ты? — спросил я.
— Я старался ни во что не вмешиваться, — произнес он. — И понял, что это невозможно.
— Середины не бывает, — сказал я.
— Не бывает, — вздохнул Хассан и посмотрел на меня. — Раньше, — сказал он, — у меня было два брата. — Он положил руки мне на плечи. В глазах его блестели слезы. — Теперь остался только один.
Мы разделили с ним соль на горящей крыше в Красном Камне.
— Брат мой, — сказал я.
— Брат мой, — ответил он. Хассан встряхнулся.
— У нас много работы, — сказал он, и мы поспешили спуститься с башни на крепостную стену. Оттуда я увидел, как гонят назад пленников, успевших бежать из касбаха в пустыню.
Среди них шагал связанный водонос Абдул. В спину ему упиралось острие копья. Неподалеку от Hero, спотыкаясь, брел привязанный к двум кайилам Хамид, бывший помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Шакар тоже принял участие в погоне, надеясь задержать несчастного Хамида. Какова бы ни была вина Хамида в покушении на Сулейман-пашу, он опозорил свое имя переходом на сторону соляного убара. Предатель поднял клинок на собственный народ.
Мы с Хассаном спустились во дворик крепости.
Больше всего я поразился, опознав начальника загадочных копьеносцев Хассана. Увидев меня с высокого седла кайила, всадник сдернул с лица повязку.
— Т'Зшал! — опешил я.
Бородатое лицо расплылось в улыбке.
— Я решил послать в Клим продовольствие, тысячу кайилов и тысячу копий, — объяснил Хассан. — Я знал, что эти люди мне пригодятся.
Т'Зшал потряс копьем, и кайил попятился.
— Мы никогда не забудем каваров, паша, — произнес он. Мне показалось, что Хассан допустил большую ошибку.
Все-таки таких людей вооружать не стоит.
Т'Зшал мастерски развернул кайила. Он родился в Тахари. Затем, подняв тучи песка, он поскакал в пустыню, чтобы принять командование над своими людьми.
Хамид и Абдул упали на колени.
Хассан поднес клинок к горлу Хамида.
— Кто ударил Сулейман-пашу? — спросил он.
Хамид поднял голову. Рядом стояли Сулейман и Шакар.
— Это сделал я, — еле слышно произнес Хамид.
— Увести, — распорядился Сулейман-паша.
Пленного уволокли.
— Откуда ты узнал, что именно он ударил меня? — спросил Сулейман.
— Я был там, — ответил Хассан. — И все видел.
— Гарун, высокий паша каваров! — воскликнул Шакар.
Хассан улыбнулся.
— Но тебя там не было, — нахмурился Шакар. — Там находились аретаи, Ибн-Саран, Хаким из Тора и… — Шакар осекся.
— И Хассан-бандит, — закончил Хассан.
— Так это ты? — расхохотался Сулейман.
— Конечно, не могут же одновременно существовать два таких отважных и красивых парня!
— Канарский слин! — хлопнул себя по ляжкам Сулей-ман.
— Только не слишком распространяйся о моем втором обличье, — предупредил Хассан. — Временами мне просто необходимо менять внешность, особенно когда обязанности паши начинают меня тяготить.
— Я тебя понимаю, — кивнул Сулейман. — Никто не узнает твоей тайны, можешь не волноваться.
— И я не произнесу ни слова, — пообещал Шакар.
— А ты, значит, Хаким из Тора? — повернулся ко мне Сулейман.
— Да, высокий паша, — ответил я.
— Я сожалею, что мы несправедливо обошлись с тобой, — сказал он.
Я пожал плечами.
— В касбахе еще продолжаются мелкие стычки. С вашего разрешения я удалюсь.
— Пусть будет твой глаз верным, а сталь быстрой, — сказал Сулейман-паша.
Я поклонился.
— Как поступить с маленьким слином? — спросил Шакар, показывая на скрючившегося в песке Абдула.
— Этого тоже увести, — распорядился Сулейман-паша.
На горло Абдула тут же накинули веревку, и хнычущего пленника уволокли.
Я посмотрел на центральную башню касбаха. Во внутренних помещениях продолжался бой.
— Найдите Тарну, — сказал Сулейман-паша. — И приведите ее ко мне.
Несколько человек тут же кинулись исполнять его приказание. Мне стало жаль эту женщину. Будучи свободной, она засыпала колодцы. Теперь ее ожидали долгие и мучительные пытки. На относительно безболезненную смерть на колу она могла не рассчитывать.
Люди Тахари не прощают тех, кто засыпает колодцы. За такое преступление снисхождения не бывает.
Я отошел в сторону.
Увидев меня, Тарна оторопела.
— Ты! — воскликнула она.
Она совсем обезумела от горя. Разбойница облачилась в мужское одеяние. Не надела она только каффию и агал. Не было также повязки от песка и ветра. Гордая голова и красивое лицо оставались открытыми. Длинные волосы разметались по откинутому бурнусу. Одежда была изодрана и грязна. Правая штанина оказалась распорота. Левый рукав исполосовали ударами ятагана, материя свисала рваными клочьями. Мне показалось, что она не ранена. На левой щеке девушки застыли комья грязи.
— Ты пришел за мной? — крикнула она, сжимая в руке ятаган.
— Ты проиграла, — сказал я. — Все кончено.
Она с ненавистью смотрела на меня. Мне показалось, что в ее ярких черных глазах сверкнули слезы. Я увидел перед собой женщину. Затем она снова стала Тарной.
— Никогда! — крикнула она.
— Но это так, — сказал я.
— Нет!
До нас доносился шум боя, рубились где-то неподалеку.
— Касбах пал, — сказал я. — Ибн-Саран убит. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, находятся внутри крепости.
— Я знаю, — печально произнесла она. — Я знаю.
— Тебя отстранили от командования. Ты больше не нужна. Те, кто когда-то служили тебе, сейчас спасают свои жизни. Касбах пал.
Она смотрела на меня.
— Ты осталась одна, — сказал я. — Все кончено.
— Я знаю, — ответила Тарна и вдруг гордо вскинула голову. — Откуда ты узнал, где меня можно найти?
— Я немного знаком с покоями Тарны, — улыбнулся я.
— Ну, конечно, — она улыбнулась мне в ответ. — Значит, ты пришел за мной?
— Да.
— Не сомневаюсь, что человека, который притащит меня на веревке пред светлые очи благородных пашей Су-леймана и Гаруна, ожидает большая награда.
— Надеюсь, что так и будет.
— Идиот! — взорвалась она. — Слин! Я — Тарна! — Она взмахнула ятаганом. — Я сражаюсь лучше любого мужчины!
Я встретил ее атаку. Тарна оказалась опытным бойцом. Я защищался от ее ударов, стараясь делать это помягче, чтобы она не потянула плечо. Я позволял ей колоть, рубить, делать выпады и защищаться. Дважды она в ужасе отпрыгивала назад, сознавая, что раскрылась для моего удара, но я ее не зарубил.
— Ты не соперник для воина, — сказал я. Я не преувеличивал. Мне приходилось скрещивать клинки с сотнями людей, любой из которых прикончил бы ее в два счета.
Тарна продолжала яростно нападать.
Я играючи отбивал удары красавицы. Она рубила, рыдая от злости. Отбив выпад, я провел клинком по ее животу, показывая, как нельзя нападать.
Она отступила и снова бросилась вперед. На этот раз я защищался жестко, чтобы она прочувствовала вес ятагана в руке мужчины. Она тут же стала пятиться, пока не уперлась спиной в колонну. Оружие ее опустилось. Тарна не могла поднять руку. Я поднес клинок к ее груди. Она дико взвизгнула и метнулась в сторону. Снова подняв ятаган, Тарна кинулась в бой. Я встретил ее оружие высоко над головой, а потом резко отбил его в сторону. Потеряв равновесие, Тарна полетела на пол. Я тут же наступил сапогом на ее правую руку. Маленькая кисть разжалась, и ятаган со звоном покатился по каменным плитам. Я приставил клинок к ее горлу.
— Встань, — приказал я.
Подняв ее ятаган, я переломил его о колено и швырнул обломки в угол.
Тарна застыла посреди комнаты.
— Можешь надеть на меня веревку, — сказала она. — Ты завоевал меня, воин.
— Я не знаю! Не знаю! — кричал стоящий перед ним на коленях человек со связанными за спиной руками.
— Мы обыскали весь касбах, — произнес находящийся рядом воин. — Его нигде нет. Ускользнуть он тоже не мог.
— Значит, он еще здесь! — крикнул другой.
Гарун, или Хассан, как я продолжал его называть, пнул связанного пленника сапогом.
— Он где-то здесь! — не мог успокоиться воин.
— Надо поджечь касбах, — предложил кто-то.
— Нет, — покачал головой Гарун.
Касбах представлял собой большую ценность, и он хотел использовать его в интересах каваров.
Я еще раз осмотрел стоящих на коленях пленников. Ибн-Сарана среди них не было.
Снаружи, возле стены касбаха, выстроили еще одну толпу взятых в плен. Ибн-Сарана не было и среди них.
Пропал не только он. Ни среди убитых, ни среди пленных не было маленького водоноса Абдула, прихвостня великого Абдула-Ибн-Сарана, соляного убара. Исчез и Хамид, предатель аретаев, человек, который попытался убить Сулейман-пашу.
Гарун развернулся, вспрыгнул на помост соляного убара и зашагал по нему, словно разъяренный ларл. Белый бурнус развевался за его плечами.
— Предположим, — сказал я, обращаясь к Хассану, — что Ибн-Саран укрылся в этом касбахе.
— Так и было! — крикнул Хассан.
— Теперь давай предположим, что мы хорошо все обыскали и что никто не просочился через наши заградительные отряды.
— Весьма ценные предположения, — огрызнулся Хассан. — Может, ты просто объяснишь, почему его нет ни среди пленных, ни среди убитых?
— Рядом находится еще один касбах, принадлежащий его стороннице Тарне.
— Он не мог добраться до него через пустыню, — вмешался воин.
— Значит, он добрался до него другим способом! — воскликнул Хассан. — Идите за мной! — Схватив факел, он спустился в огромный подвал, где спустя час поисковая группа натолкнулась на крошечную дверь, ведущую в подземный тоннель.
— Ибн-Саран у Тарны, — сказал кто-то.
— Мы не догадались окружить второй касбах! — простонал другой воин.
— Ибн-Саран просочился сквозь наши посты. Мы его потеряли! — воскликнул первый.
— Думаю, еще нет, — улыбнулся Хассан. '
Воины умолкли. Наконец визирь Гаруна, Барам, шейх Безхада, почтительно спросил:
— Тогда где же он, высокий паша?
— Дело в том, что касбах Тарны окружен.
— Это невозможно, — сказал Сулейман-паша, опиравшийся на своего телохранителя. В руке он все еще сжимал ятаган. — Там нет никого из аретаев.
Остальные паши тоже покачали головами. Касбах Тарны не окружали ни чары, ни луразы, ни таджуки, ни араны. Его не окружал никто.
— Кто окружил касбах Тарны, если этого не делали ни кавары, ни аретаи и ни одно другое племя? — спросил Сулейман.
— Он окружен тысячью всадников на кайилах, вооруженных копьями, — сказал Гарун.
— Откуда взялись эти всадники? — опешил Сулейман.
— Обсудим эти вопросы вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — лукаво прищурился Гарун. — А сейчас есть дела поважнее.
— Хитрый каварский слин, — улыбнулся Сулейман-паша. — Ты прозорлив и отважен, как Хассан-бандит, на которого ты здорово смахиваешь.
— Мне об этом уже говорили, — рассмеялся Гарун. — Должно быть, этот Хассан отчаянный и красивый парень.
— Об этом самое время поговорить вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — сказал Сулейман, пристально глядя на Гаруна.
— Правильно, — кивнул Гарун.
С этими словами Хассан нырнул в тоннель. За ним последовали сотни воинов, в том числе и я. Многие несли факелы и лампы.
На верху самой высокой башни касбаха Тарны мы с Хассаном загнали в угол Ибн-Сарана.
— Он мой! — крикнул Хассан.
— Осторожнее, — произнес я.
В следующую секунду воины бросились друг на друга. Подобной работы ятаганами мне еще не приходилось видеть. Затем дерущиеся разошлись на несколько шагов.
— Ты хорошо бьешься, — сказал Ибн-Саран, покачнувшись. — Но я всегда тебя побивал.
— Это было давно, — ответил Хассан.
— Да, — произнес Ибн-Саран, — прошло немало лет. Увидев меня, он махнул ятаганом.
— Добиться победы, — сказал я, — значит потерять врага. Ибн-Саран склонил голову, как требовал этикет Тахари.
Затем с побелевшим лицом он шагнул на край башни и бросился вниз.
Хассан вложил ятаган в ножны.
— У меня было два брата, — сказал он. — Один сражался за Царствующих Жрецов. Он погиб в пустыне. Второй воевал за курий. Он погиб на башне касбаха Тарны.
— А ты? — спросил я.
— Я старался ни во что не вмешиваться, — произнес он. — И понял, что это невозможно.
— Середины не бывает, — сказал я.
— Не бывает, — вздохнул Хассан и посмотрел на меня. — Раньше, — сказал он, — у меня было два брата. — Он положил руки мне на плечи. В глазах его блестели слезы. — Теперь остался только один.
Мы разделили с ним соль на горящей крыше в Красном Камне.
— Брат мой, — сказал я.
— Брат мой, — ответил он. Хассан встряхнулся.
— У нас много работы, — сказал он, и мы поспешили спуститься с башни на крепостную стену. Оттуда я увидел, как гонят назад пленников, успевших бежать из касбаха в пустыню.
Среди них шагал связанный водонос Абдул. В спину ему упиралось острие копья. Неподалеку от Hero, спотыкаясь, брел привязанный к двум кайилам Хамид, бывший помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Шакар тоже принял участие в погоне, надеясь задержать несчастного Хамида. Какова бы ни была вина Хамида в покушении на Сулейман-пашу, он опозорил свое имя переходом на сторону соляного убара. Предатель поднял клинок на собственный народ.
Мы с Хассаном спустились во дворик крепости.
Больше всего я поразился, опознав начальника загадочных копьеносцев Хассана. Увидев меня с высокого седла кайила, всадник сдернул с лица повязку.
— Т'Зшал! — опешил я.
Бородатое лицо расплылось в улыбке.
— Я решил послать в Клим продовольствие, тысячу кайилов и тысячу копий, — объяснил Хассан. — Я знал, что эти люди мне пригодятся.
Т'Зшал потряс копьем, и кайил попятился.
— Мы никогда не забудем каваров, паша, — произнес он. Мне показалось, что Хассан допустил большую ошибку.
Все-таки таких людей вооружать не стоит.
Т'Зшал мастерски развернул кайила. Он родился в Тахари. Затем, подняв тучи песка, он поскакал в пустыню, чтобы принять командование над своими людьми.
Хамид и Абдул упали на колени.
Хассан поднес клинок к горлу Хамида.
— Кто ударил Сулейман-пашу? — спросил он.
Хамид поднял голову. Рядом стояли Сулейман и Шакар.
— Это сделал я, — еле слышно произнес Хамид.
— Увести, — распорядился Сулейман-паша.
Пленного уволокли.
— Откуда ты узнал, что именно он ударил меня? — спросил Сулейман.
— Я был там, — ответил Хассан. — И все видел.
— Гарун, высокий паша каваров! — воскликнул Шакар.
Хассан улыбнулся.
— Но тебя там не было, — нахмурился Шакар. — Там находились аретаи, Ибн-Саран, Хаким из Тора и… — Шакар осекся.
— И Хассан-бандит, — закончил Хассан.
— Так это ты? — расхохотался Сулейман.
— Конечно, не могут же одновременно существовать два таких отважных и красивых парня!
— Канарский слин! — хлопнул себя по ляжкам Сулей-ман.
— Только не слишком распространяйся о моем втором обличье, — предупредил Хассан. — Временами мне просто необходимо менять внешность, особенно когда обязанности паши начинают меня тяготить.
— Я тебя понимаю, — кивнул Сулейман. — Никто не узнает твоей тайны, можешь не волноваться.
— И я не произнесу ни слова, — пообещал Шакар.
— А ты, значит, Хаким из Тора? — повернулся ко мне Сулейман.
— Да, высокий паша, — ответил я.
— Я сожалею, что мы несправедливо обошлись с тобой, — сказал он.
Я пожал плечами.
— В касбахе еще продолжаются мелкие стычки. С вашего разрешения я удалюсь.
— Пусть будет твой глаз верным, а сталь быстрой, — сказал Сулейман-паша.
Я поклонился.
— Как поступить с маленьким слином? — спросил Шакар, показывая на скрючившегося в песке Абдула.
— Этого тоже увести, — распорядился Сулейман-паша.
На горло Абдула тут же накинули веревку, и хнычущего пленника уволокли.
Я посмотрел на центральную башню касбаха. Во внутренних помещениях продолжался бой.
— Найдите Тарну, — сказал Сулейман-паша. — И приведите ее ко мне.
Несколько человек тут же кинулись исполнять его приказание. Мне стало жаль эту женщину. Будучи свободной, она засыпала колодцы. Теперь ее ожидали долгие и мучительные пытки. На относительно безболезненную смерть на колу она могла не рассчитывать.
Люди Тахари не прощают тех, кто засыпает колодцы. За такое преступление снисхождения не бывает.
Я отошел в сторону.
Увидев меня, Тарна оторопела.
— Ты! — воскликнула она.
Она совсем обезумела от горя. Разбойница облачилась в мужское одеяние. Не надела она только каффию и агал. Не было также повязки от песка и ветра. Гордая голова и красивое лицо оставались открытыми. Длинные волосы разметались по откинутому бурнусу. Одежда была изодрана и грязна. Правая штанина оказалась распорота. Левый рукав исполосовали ударами ятагана, материя свисала рваными клочьями. Мне показалось, что она не ранена. На левой щеке девушки застыли комья грязи.
— Ты пришел за мной? — крикнула она, сжимая в руке ятаган.
— Ты проиграла, — сказал я. — Все кончено.
Она с ненавистью смотрела на меня. Мне показалось, что в ее ярких черных глазах сверкнули слезы. Я увидел перед собой женщину. Затем она снова стала Тарной.
— Никогда! — крикнула она.
— Но это так, — сказал я.
— Нет!
До нас доносился шум боя, рубились где-то неподалеку.
— Касбах пал, — сказал я. — Ибн-Саран убит. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, находятся внутри крепости.
— Я знаю, — печально произнесла она. — Я знаю.
— Тебя отстранили от командования. Ты больше не нужна. Те, кто когда-то служили тебе, сейчас спасают свои жизни. Касбах пал.
Она смотрела на меня.
— Ты осталась одна, — сказал я. — Все кончено.
— Я знаю, — ответила Тарна и вдруг гордо вскинула голову. — Откуда ты узнал, где меня можно найти?
— Я немного знаком с покоями Тарны, — улыбнулся я.
— Ну, конечно, — она улыбнулась мне в ответ. — Значит, ты пришел за мной?
— Да.
— Не сомневаюсь, что человека, который притащит меня на веревке пред светлые очи благородных пашей Су-леймана и Гаруна, ожидает большая награда.
— Надеюсь, что так и будет.
— Идиот! — взорвалась она. — Слин! Я — Тарна! — Она взмахнула ятаганом. — Я сражаюсь лучше любого мужчины!
Я встретил ее атаку. Тарна оказалась опытным бойцом. Я защищался от ее ударов, стараясь делать это помягче, чтобы она не потянула плечо. Я позволял ей колоть, рубить, делать выпады и защищаться. Дважды она в ужасе отпрыгивала назад, сознавая, что раскрылась для моего удара, но я ее не зарубил.
— Ты не соперник для воина, — сказал я. Я не преувеличивал. Мне приходилось скрещивать клинки с сотнями людей, любой из которых прикончил бы ее в два счета.
Тарна продолжала яростно нападать.
Я играючи отбивал удары красавицы. Она рубила, рыдая от злости. Отбив выпад, я провел клинком по ее животу, показывая, как нельзя нападать.
Она отступила и снова бросилась вперед. На этот раз я защищался жестко, чтобы она прочувствовала вес ятагана в руке мужчины. Она тут же стала пятиться, пока не уперлась спиной в колонну. Оружие ее опустилось. Тарна не могла поднять руку. Я поднес клинок к ее груди. Она дико взвизгнула и метнулась в сторону. Снова подняв ятаган, Тарна кинулась в бой. Я встретил ее оружие высоко над головой, а потом резко отбил его в сторону. Потеряв равновесие, Тарна полетела на пол. Я тут же наступил сапогом на ее правую руку. Маленькая кисть разжалась, и ятаган со звоном покатился по каменным плитам. Я приставил клинок к ее горлу.
— Встань, — приказал я.
Подняв ее ятаган, я переломил его о колено и швырнул обломки в угол.
Тарна застыла посреди комнаты.
— Можешь надеть на меня веревку, — сказала она. — Ты завоевал меня, воин.