О`Бэньон Констанс. Соловьиная ночь

   — Пожалуй, ты прав, — сказал Рейли, отпуская парня. — Однако если в следующий раз тебе захочется подраться, то лучше иди в армию и дерись с французами.
   Молодой человек покраснел от стыда.
   — Прошу прощения, сэр, — сказал он, покосившись на Кэссиди. — И вы меня простите, мисс.
   Не мешкая, он прихватил свои щетки и тут же исчез с глаз долой.
   — Он сделал вам больно? — спросил Рейли.
   Кэссиди взглянула на своего спасителя. Такого красивого молодого человека она еще никогда не видела. Ах, если бы Абигейл чуть-чуть задержалась, она бы могла с ним встретиться! Абигейл такая красавица, он бы увидел ее и непременно влюбился…
   — Нет, ничуть, — пробормотала Кэссиди. — Благодарю вас, cэp!
   Он улыбнулся и опустился перед ней на одно колено.
   — Это хорошо, — сказал Рейли. — Но он испачкал ваше прелестное белое платье.
   Кэссиди взглянула на черные пятна на рукавах и в ужасе покачала головой.
   — Тетушка Мэри недавно купила мне это платье! Я его так берегла! — со слезами в голосе воскликнула она.
   Рейли вытащил из кармана носовой платок, намочил его в пруду и принялся оттирать пятно у нее на рукаве.
   — Может быть, я смогу вам помочь, — приговаривал он, а она с надеждой смотрела на него.
   Когда пятна исчезли, из груди Кэссиди вырвался вздох облегчения. Ей захотелось как-то отблагодарить своего спасителя, но, взглянув ему в лицо, она окончательно смутилась.
   Вне всяких сомнений, такого очаровательного мужчину она видела впервые в жизни.
   — Вот и все, — сказал Рейли Винтер, поднимаясь с колена. — Ваша тетушка Мэри никогда не узнает о случившемся. Если, конечно, вы ей сами об этом не расскажете, — добавил он с улыбкой и протянул ей платок. — У вас испачкан лоб. Я покажу где.
   Кэссиди принялась тереть лоб платком, пока он не кивнул, что все в порядке.
   Она протянула ему платок, но офицер мягко отвел ее руку.
   — Оставьте его себе на память, — засмеялся он. — Кто знает, может быть, он вам еще пригодится.
   — Благодарю вас, — повторила она, глядя на его темные волосы. — Мне нужно идти. Но я никогда не забуду вашей доброты.
   — Надеюсь, — кивнул Рейли.
   Она сделала несколько шагов по дорожке и, оглянувшись, спросила:
   — Я еще увижу вас?
   В его глазах мелькнула грусть.
   — Боюсь, что нет. Видите ли, завтра я уезжаю.
   — Вы едете сражаться с французами?
   — Да.
   — Я буду думать о вас, — с чувством произнесла она. — Я буду чувствовать себя в безопасности, потому что вы встанете на пути у Наполеона.
   Полковник улыбнулся ее восторженным словам, хотя в них и содержалась изрядная доля преувеличения. Эта зеленоглазая прелестница ему определенно нравилась.
   — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, — заверил он.
   — Вы будете для меня примером настоящего героя, — искренне сказала Кэссидн.
   Рейли церемонно поклонился, стараясь сохранить на лице серьезное выражение.
   — Это огромная честь для меня. Обещаю вам, что до конца выполню свой долг… А теперь позвольте пожелать вам всего наилучшего!
   Кэссиди быстро направилась через улицу к дому. Когда она снова оглянулась, его уже не было.
   Она рассмотрела платок и обнаружила на нем вышитые в углу инициалы. Как жаль, что она не спросила, как его зовут.
   Девочка спрятала в карман драгоценный платок и взбежала на крыльцо.
   Стоит ли рассказывать Абигейл об этом очаровательном молодом офицере, который избавил ее от перспективы оказаться в пруду? Не будет ли сестра ревновать?
 
   За обедом Кэссиди сидела рядом с тетушкой Мэри. Как можно дальше от Генри. Вопреки желанию Генри, тетушка настояла, чтобы Кэссиди обедала со взрослыми, а не с детьми.
   Кэссиди ела ложечкой лимонное мороженое и улыбалась дяде Джорджу. Она обожала дядю. Она знала, что хотя он и не обладал громкими титулами, но был в парламенте весьма влиятельной и заметкой фигурой. Впрочем, Кэссиди любила его не за это, а за чувство юмора и сердечность.
   Она заметила, что дядя и тетя обменялись понимающим взглядом. Тетушка Мэри была родной сестрой ее матери. Она всегда считала, что Кэссиди больше похожа на нее, чем на свою мать. Однако Кэссиди была другого мнения. Конечно, у нее тоже светлые волосы, но до красоты тетушки ей еще далеко.
   Продолжая ковырять ложечкой лимонное мороженое, Кэссиди бросила осторожный взгляд на Генри и его жену Патрицию.
   Генри было тридцать лет. Он был высок и сутуловат. Может быть, он и был похож на отца, но, насколько отец был наделен обаянием, настолько Генри был его лишен.
   — Я против того, чтобы дети ели за одним столом со взрослыми, — многозначительно заявил он и бросил тяжелый взгляд на Кэссиди.
   У Патриции были искристые серые глаза и бледное лицо. Она выразила согласие с мужем энергичным кивком головы.
   — Чепуха, — сказала тетушка Мэри, глядя на свою любимую племянницу, — Кэссиди уже становится прелестной юной леди. Пока она находится в моем доме, ей не придется сидеть за детским столом и отправляться в постель с заходом солнца.
   Кэссиди с победоносным видом посмотрела на Абигейл. Ее сестра улыбнулась в ответ. Генри был посрамлен. Он никогда бы не осмелился возражать тетушке Мэри.
   В этот момент в столовую вошел дворецкий и подойдя к дяде Джорджу, вручил ему письмо.
   — Прошу прощения, сэр, но здесь написано, что это срочно, — сказал он.
   Джордж прочел послание и, подняв брови, взглянул на жену.
   — Дорогая, пойдем в кабинет, мне надо кое-что сообщить тебе, — проговорил он.
   Все поднялись со своих мест, чтобы покинуть столовую, но дядя покачал головой и, взяв жену за руку, сказал:
   — Мы покинем вас только на одну минуту. Оставайтесь здесь.
   Кэссиди и Абигейл, взявшись за руки, присели на большой кожаный диван.
   — Уверена, что это от папы и мамы. Они задерживаются, — беспокойно сказала Абигейл.
   — Весьма возможно, — проворчал Генри. — Но, надеюсь, ненадолго. Я так устал от Лондона.
   Когда дядя и тетя вернулись в комнату, все заметили, что, судя по покрасневшим глазам, тетушка Мзри, похоже, только что плакала,
   — Дядя Джордж! — нетерпеливо спросила Кзссиди. — Это письмо от папы и мамы? Они приедут позже, чем мы ожидали?
   Дядя взглянул на нее, и его взгляд потеплел.
   — Боюсь, что они вообще не приедут, — печально сказал он. — Понимаешь, Кэссиди, корабль, на котором они плыли, пошел ко дну. Я должен сообщить вам, что никому не удалось спастись…
   Кэссиди недоверчиво покачала головой. Слезы потекли у нее по щекам. Казалось, она не перенесет этого известия.
   — Нет! — воскликнула она, и Абигейл бросилась ее успокаивать. — Этого не может быть! Только не с папой и мамой!
   Тетушка Мэри приблизилась к сестрам и, обняв обеих, проговорила:
   — Ах, мои дорогие, на все воля Божья!
   Кэссиди прижалась к Абигейл, и обе безутешно зарыдали.
   Больше она никогда не увидит любимых папу и маму. Все происходило словно в кошмарном сне. Ей хотелось проснуться и узнать, что это был только сон, но слезы на щеках тетушки, вздрагивающие от рыданий плечи Абигейл не оставляли никаких надежд. В это мгновение Кэссиди решила, что должна быть твердой. Ради Абигейл.
   — Послушай меня, дорогая! — воскликнула она, обращаясь к сестре. — У меня есть ты, а у тебя есть я. Мы должны вместе пережить это несчастье. Обними меня, я постараюсь поделиться с тобой силами!
   Генри встал и произнес дрогнувшим голосом:
   — Итак, теперь я стал главой семьи. Я постараюсь заменить вам отца.
   Кэссиди и Абигейл беспомощно посмотрели друг на друга. Сознание того, что отныне они находятся под опекой этого холодного бесчувственного человека, лишь усугубило их отчаяние.
 
   В дождливый день карета выехала из Лондона. Кэссиди сидела рядом с Абигейл и держала ее за руку. Генри и Патриция сидели напротив, а их дети с няней ехали в другой карете следом.
   Генри и в самом деле вознамерился занять место главы семьи. Он унаследовал отцовский титул и самодовольно разглагольствовал о своих правах.
   Тетушка Мэри уговаривала его позволить Кэссиди и Абигейл остаться с ней, но он упрямо стоял на своем, утверждая, что девушки в этом возрасте нуждаются в суровой опеке и неотступном присмотре.
   Абигейл склонила голову на плечо Кэссиди и прошептала:
   — Мне так плохо, что я не знаю, смогу ли все это перенести…
   — У тебя есть я, — прошептала в ответ Кэссиди. — Я никогда тебя не покину, Абигейл.
   — Не представляю, что бы я без тебя делала, Кэссиди. Ты моя единственная надежда.
   Кэссиди закрыла глаза. Она вдруг почувствовала, что детство навсегда осталось в прошлом. Абигейл такая хрупкая и слабая, и она должна быть сильной за двоих.

Глава 3

   Бельгия, 17 июня 1815 года. Ватерлоо
   Ночная мгла сгустилась рано. Тяжелые грозовые тучи заволокли небо. Вспышки молний прорезали непроглядную тьму, на секунду освещая окрестные деревни. Удары грома, гулко перекатывающиеся над землей, были так сильны, что напоминали тяжелую артиллерийскую канонаду.
   Истощенная и измотанная в сражении британская армия забилась в походные палатки в надежде укрыться от ливня, который должен был вот-вот хлынуть с небес. С передовой время от времени доносились одиночные оружейные залпы.
   Вдруг небо расколола громадная молния, и в природе воцарилась необыкновенная тишина. Первые тяжелые капли дождя упали на иссушенную землю.
   Полковник Рейли Винтер поплотнее запахнул шинель и подъехал к костру на биваке. Два дня он не слезал с коня, догоняя свое подразделение, и уже дважды ему довелось вступать в бой с неприятелем.
   Он спешился, и его серебряные шпоры слегка звякнули. Он слишком устал, чтобы снять их.
   Рейли кивнул солдатам, которые начали подниматься, чтобы отдать ему честь.
   — Не нужно вставать, — распорядился он. — Поберегите силы для завтрашнего сражения!
   Перед тем как войти в палатку, он задержался и окинул взглядом лагерь и окрестный лесок. Вестовые доложили, что армия Наполеона уже догоняет войска герцога Веллингтона.
   Таким образом, поутру им предстоит принять бой, и многие из солдат, отдыхающих сейчас в лагере, завтра сложат свои головы.
   Победа достанется сильнейшему, а Рейли, как большинство британцев, всей душей надеялся на Веллингтона.
   — Завтра мы им зададим жару, полковник! — с энтузиазмом воскликнул солдат, до блеска начищавший пуговицы на своем мундире.
   Рейли внимательнее присмотрелся к нему. Это был совсем мальчик. Еще не бривший бороды юнец. Его одежда насквозь промокла. Было видно, что он ужасно устал и продрог, но в его глазах сверкала такая отвага, что Рейли невольно позавидовал.
   — Конечно, зададим, — согласился он. — Для этого мы здесь.
   34-й эскадрон легких драгун находился под его началом еще с португальской кампании, и у Рейли были все основания гордиться своими людьми, которые прекрасно зарекомендовали себя в бою. Несмотря на то, что их мундиры были обтрепанными и пропыленными, а на лицах читалась смертельная усталость, их сверкающие глаза не оставляли у Рейли сомнений, что в предстоящем сражении солдаты не дрогнут.
   — Как вы думаете, сэр, завтра все закончится? — спросил молодой солдат, доверчиво глядя на Рейли. — На этот раз мы остановим Бонапарта?
   — Как и герцог Веллингтон, я полагаю, что мы разобьем Наполеона. Если пруссаки подоспеют вовремя, мы можем не сомневаться в победе, — уверенно ответил Рейли.
   Он вошел в палатку и кивнул своему адъютанту Оливеру Стюарту.
   — Я ждал вас раньше, полковник, — сказал тот, и в его голосе проскользнули нотки беспокойства.
   — Если бы не засады в пути, я был бы здесь уже к полудню, — устало сказал Рейли, расстегивая свой красный мундир. — В лесах полно неприятеля.
   — Погодите, — сказал Оливер, бросаясь к Рейли, — дайте я вам помогу, сэр. Вы промокли до костей. Вы что, смерти ищете?
   — Не суетись ты так, — откликнулся Рейли, усевшись на походную койку, пока Оливер стаскивал с него сапоги.
   — Вы голодны, полковник?
   — Я ничего не хочу, — сказал Рейли, чувствуя, что от усталости не может пошевелить ни ногой, ни рукой. — Мне просто нужно отдохнуть…
   Оливер взглянул на темные круги у него под глазами и не стал спорить.
   — Тогда пойду чистить ваши сапоги, полковник. Завтра вы должны быть при полном параде.
   Рейли снял китель и лег.
   — Тебе бы тоже не мешало отдохнуть, Оливер, — сказал он. — Завтра нам всем предстоит тяжелое испытание.
   Преданный ординарец подхватил грязные сапоги и мундир, задул лампу и вышел из палатки.
   Рейли закрыл глаза и постарался заснуть. Ему хотелось освободиться от всех мыслей, однако воспоминания назойливо роились у него в голове и мешали расслабиться. Он глубоко вздохнул и постарался сосредоточиться на предстоящем сражении. Завтра противник бросит против них свои последние резервы. Другого выхода у французов нет. Это их последний шанс.
   Рейли устал от войны и ждал возвращения в Англию. Как только войне придет конец, он вернется домой, и все пойдет как прежде.
   Он не вспоминал об Англии по целым месяцам. По крайней мере, так ему казалось. Почему же именно сейчас болезненные воспоминания не дают ему покоя? Наверное, потому, что только теперь ему вдруг стало небезразлично то, что он может погибнуть, так и не успев оправдаться в глазах своего дяди.
   Губы Рейли упрямо сжались. Под угрозой находится его честь, и он поклялся себе, что не умрет, пока не защитит ее.
   До чего же беспечно он относился к собственной жизни раньше! Ночи напролет он проводил в Лондоне в объятиях хорошеньких женщин, просиживал за карточным столом, участвовал в попойках, устраиваемых принцем Уэльским и его фаворитами… Как много изменилось с тех пор, как он начал службу под началом герцога Веллингтона и каждый день смотрел в лицо смерти!
   Прежняя жизнь казалась ему бессмысленной и бесконечно далекой. Дождь монотонно стучал по крыше палатки. В конце концов голова Рейли откинулась назад, и он погрузился в глубокий сон.
 
   Воскресенье, 18 июня
   Был уже час пополудни, когда эхом прокатились первые выстрелы.
   Рейли поднял подзорную трубу и взглянул на рассредоточившиеся по полю войска неприятеля. После ночной грозы пашня превратилась в сплошное грязное месиво, и воинские соединения, обремененные тяжелым вооружением, продвигались с большим трудом. Пушки увязали колесами в грязи по самую ось, и солдатам стоило величайшего напряжения сил развернуть их в сторону неприятеля. Как бы там ни было, артиллерию удалось наконец расположить должным образом и изготовить к бою.
   После каждого выстрела из орудийного ствола через всю долину тянулся огненный шлейф. В воздухе повис горьковато-едкий запах пороха. Над землей поднимались клубы дыма, который медленно рассеивался в небе. Сражение разгоралось все ожесточеннее, и мрачная пелена, сгущавшаяся на поле брани, напоминала дым из преисподней. Вскоре вся земля оказалась усеяна телами убитых и раненых.
   Рейли с горькой усмешкой смотрел на поле брани, которое еще недавно было крестьянской пашней, где растили ячмень и картофель. Все происходящее казалось ему дурным сном. Две враждующие армии вступили в смертельную схватку и топтали сапогами мирные нивы.
   Он увидел, как французы продвигались вперед, рассыпавшись по полю широким фронтом. Неужели они и в самом деле верят, что сегодня победа будет за ними? Ему довелось участвовать во многих сражениях, и он знал, что смерть не знает различий между людьми, забирает свои жертвы, не разбирая ни возраста, ни национальности, ни званий. Она не щадит ни правых, ни виноватых. Только законченные дураки думают, что победа достанется тому, кто имеет численное превосходство. Кто сильнее и кому достанется победа, знает лишь Господь Бог. Только ему известно, одержит ли стратегический гений Наполеона верх над тактической хитростью главнокомандующего Веллингтона.
   Сражение длилось вот уже много часов, однако ожесточенные усилия с обеих сторон все еще не определили его исход. Наполеон бросал вперед многочисленные пехотные полки, которые изматывали передовые соединения англичан.
   Далеко за полдень Рейли заметил, что французская инфантерия начала стремительно заходить Веллингтону в правый фланг.
   В ходе сражения Веллингтон был вынужден отходить.
   Рейли и его полк встретили французов сабельной атакой. По долине прокатился звон клинков и треск ружей. Кто-то крикнул, что подошли пруссаки, и Рейли мысленно взмолился, чтобы это оказалось правдой. В следующий момент на него налетел французский кавалерист и, ударив пикой в плечо, сбросил с коня.
   От боли у Рейли потемнело в глазах. Он успел вскочить на ноги и заметил, что справа подходят отряды пруссаков. Однако дела обстояли не лучшим образом. Похоже, их командир был убит, и в рядах пруссаков начался беспорядок. Солдаты начали покидать свои позиции и спасаться бегством в ближние леса.
   Рейли быстро оценил ситуацию и понял, что если поддавшиеся панике пруссаки не смогут оказать поддержки, то противник прорвет фронт и ударит Веллингтону в правый фланг — его самое слабое место.
   Сунув ногу в стремя, Рейли снова вскочил в седло. Под мощным артиллерийским огнем он поскакал туда, где французы преследовали отступающих пруссаков.
   Воодушевленные героическим поступком своего командира, его солдаты бросились следом за ним. Топот копыт разнесся по долине.
   Сабли заблестели на солнце. Решающий момент настал.
   Пустив лошадь во весь опор, Рейли вклинился в ряды отступавших и подхватил пикой упавшее прусское знамя. Не замедляя ходу, он на полном скаку бросился на цепь французской кавалерии. Один из французов, размахивая окровавленной саблей, кинулся к Рейли. Опустив пику, Рейли ударил его прямо в сердце.
   На лице противника застыло удивленное выражение. Он повалился вперед, а окровавленное прусское знамя победно развевалось на ветру.
   Увидев, что их флаг взметнулся над поверженным французом, пруссаки приободрились, и их отступление замедлилось. Они даже повернули назад и с воодушевлением двинулись на холм, чтобы атаковать французов. Началась яростная рукопашная схватка за то, чтобы переломить ход сражения в свою пользу. Пруссаки и англичане сражались рука об руку и не уступали друг другу в храбрости.
   Через некоторое время лошадь под Рейли была убита, и он продолжал сражаться в пешем строю. Пот и кровь заливали ему глаза. Он чувствовал на губах вкус крови, хотя и не понимал, чья это кровь — врага или его собственная. Впрочем, это уже не имело значения. Рейли ожесточенно рубил саблей направо и налево, забыв об ударе пикой в плечо. Потом он ощутил острую боль и, взглянув вниз, увидел что ранен в ногу, и рана сильно кровоточит. Превозмогая боль, он снова поднял саблю и бросился на противника.
   Время словно перестало существовать. Единственное, что осталось, — это ярость сражения: убить или быть убитым самому.
   Вдруг рядом разорвалось пушечное ядро, и его осколком Рейли ударило в голову. Он пошатнулся и упал на колени. Снова попытался подняться, но все поплыло у него перед глазами, и он почувствовал, что проваливается куда-то в темноту.
   Он находился без сознания, когда солдаты сомкнулись вокруг него в кольцо, защищая своего командира. В этот момент в рядах французов затрубили сигнал к отступлению. Рейли не видел, как среди французов началась паника, как вражеские ряды смешались и обратились в бегство, преследуемое Веллингтоном.
   Рейли пришел в сознание, когда несколько человек подняли его на руки и понесли в санитарную палатку, которая находилась неподалеку от передовой.
   От боли у него рябило в глазах, но он заметил, что война превратила мирный сельский ландшафт в адский пейзаж, и для того, чтобы залечить нанесенные земле раны, потребуется много лет. В это мгновение ему и впрямь показалось, что он находится в аду.
   Что же касается французов, то все их надежды на реванш были рассеяны в прах. Их могущественный император был разбит наголову. Рейли видел, как бегущие французы топчут собственные знамена.
   Около него появился верный Оливер. Он старался скрыть свое огорчение и говорить бодро.
   — Вы поправитесь, сэр, — сказал адъютант. — Ничего серьезного. Это просто царапина.
   В действительности же все лицо Рейли было залито кровью. Кровь также сочилась из ран на плече и ноге.
   Рейли попытался сесть, но от боли едва не потерял сознание и бессильно откинулся назад.
   — Что с моим отрядом? — прошептал он.
   — Семеро человек убито и двадцать ранено. Солдаты восхищены вашим героизмом, сэр, — прспешно ответил Оливер. — Вам лучше не говорить. Врачи сказали, чтобы вы лежали спокойно, пока вам не перевяжут раны. Пройдет совсем немного времени, сэр, и вы снова будете на ногах, — добавил он.
   Рейли тяжело дышал. И он, и его ординарец знали, что ранения не из легких.
   — Победа сегодня за нами? — спросил Рейли.
   — За нами, полковник. Мы победили, хотя старая наполеоновская гвардия не дрогнула и теперь прикрывает отход императора. Однако и она долго не продержится.
   — Да, гвардия стоит до конца. Даже когда сражение проиграно, — пробормотал Рейли, все еще сжимая в руке саблю.
   Он поднял глаза на Оливера и с трудом добавил:
   — Сегодня мы стали свидетелями разгрома и падения корсиканца, Оливер. Ему уже не удастся оправиться после этого поражения.
   Рейли обвел взглядом поле брани, покрытое телами солдат и лошадей. Как французских, так и английских.
   — Столько убитых… И ради чего?
   Его переложили в санитарную повозку, чтобы вместе с другими ранеными отвезти в ближайший полевой госпиталь. Оливер сел рядом и заботливо придерживал голову Рейли, когда повозку встряхивало на разбитой дороге. От боли Рейли снова потерял сознание и провалился в темноту.
 
   Рано утром измученный бесконечным потоком раненых хирург извлек из ноги Рейли мушкетную пулю. Рана на голове была куда серьезнее. Врач промыл и перевязал ее, а затем повернулся к Оливеру.
   — Я сделал все, что в моих силах, — сказал он, вытирая о фартук окровавленные руки. — В остальном нужно положиться на Господа Бога.
   — Для него нет ничего невозможного, — убежденно подтвердил Оливер. — Все будет хорошо.
   — Увы, — пробормотал доктор. — Если бы я был верующим человеком, то усомнился бы, что в данном случае даже Господь Бог может помочь… Рана на голове очень глубокая. Там остался осколок, который я не осмеливаюсь трогать. Даже если полковник выживет, он скорее всего ослепнет или потеряет память. Оливер схватил врача за руку.
   — Вы обязаны его спасти! — воскликнул он. — Это необыкновенный человек. Настоящий герой!
   Врач потянулся, чтобы размять уставшие члены, и, обведя взглядом многочисленных раненых, произнес:
   — Здесь, как вы видите, все герои, однако большинство из них расстанется с жизнью. Так же как и этот человек.
   День и ночь напролет Оливер не смыкал глаз, сидя возле госпитальной палатки, куда были помещены раненые из геройского 34-го эскадрона драгун. Шел дождь, но Оливер, не обращая на него внимания, тихо молился и терпеливо ждал, когда же, наконец, сообщат, что его командир умер или пошел на поправку.
 
   Утро следующего дня выдалось хмурым. Густые тучи заволокли солнце. К полудню эскадрон облетела грустная новость: ему предстояло отправляться в поход, а их командир должен был остаться в госпитале. Они так и не узнали, суждено ли ему выжить.
   Оливер сидел около Рейли, смотрел в окно палатки, наблюдая, как под дождем его боевые товарищи покидали лагерь.
   После полудня у постели Рейли появился британский офицер. Ординарец тут же подтянулся, застегнул мундир на все пуговицы и пригладил свои растрепанные волосы.
   — Не беспокойся, — сказал ему офицер, пристально вглядываясь в осунувшееся лицо Рейли. Потом перевел взгляд на ординарца. — Я генерал Гринлей из штаба главнокомандующего. Он послал меня справиться о здоровье полковника Винтера.
   — Доктор сказал, что нет никаких надежд на его выздоровление, сэр…
   — Ваш полковник совершил вчера настоящий подвиг.
   — Да, сэр, так оно и есть, — с гордостью согласился Оливер. — Его поступок воодушевил всех.
   — Главнокомандующий Веллингтон знает об этом. Он позаботится о том, чтобы полковника представили к высокой награде.
   Оливер прочел в глазах генерала Гринлея искреннее сочувствие.
   — Какой ему прок в наградах, если он умрет, сэр, — вздохнул он.
   Генерал опустил глаза и стал рассматривать свои сверкающие сапоги.
   — Главнокомандующий лично приказал мне проследить за тем, чтобы полковника отправили в госпиталь Брюсселя. Там ему обеспечат лучший уход.
   — Мне кажется, что он не выдержит дороги, сэр, — с сожалением сказал Оливер.
   — Именно по этой причине герцог Веллингтон распорядился предоставить полковнику свой собственный рессорный экипаж. То, что полковник находится без сознания, даже к лучшему. Во время дороги он не будет так сильно страдать.
   Оливер печально кивнул. Он вовсе не был уверен, что полковник дотянет до госпиталя.
   К генералу подошел врач и, расстроенно покачав головой, сказал:
   — Ему осталось жить не больше часа, генерал.
   — Ну что же, — пробормотал тот, — тогда я напишу его близким о том, что случилось. Черт возьми, он был прекрасным офицером!
   Оливер взглянул на Рейли, который был очень бледен и едва дышал.
   — Вы их всех оставите в дураках, сэр! — в сердцах воскликнул ординарец, разозлившись на генерала и доктора, которые уже махнули на полковника рукой и отправились по своим делам. — Они понятия не имеют о вашей силе духа! Они не видели, на что вы способны. Вы обязательно выкарабкаетесь. Я в этом уверен. Вы попадали в переделки и похуже…