Страница:
— Она же призрак, нельзя ее хватать! — затараторила за спиной у Ивены какая-то девочка. — На нее надо плюнуть, три раза повернуться на пятке через левое плечо, опять плюнуть и сказать: «Сгинь туда, откуда пришла!» А они не знают…
Ивена, которая прижалась к другим сбившимся в кучку воспитанницам и обеими руками зажимала себе рот, постаралась это запомнить: плюнуть, потом повернуться три раза, потом еще плюнуть… А призрак будет смирно стоять и ждать, пока ты все это проделаешь?
— Какой еще маскарад? — оскорбилась Черная Вдова. — Я настоящее привидение! Хотите доказательств? Пожалуйста!
Она топнула ногой. Помещение заходило ходуном, оконные стекла начали дребезжать и раскалываться на куски. Ивена видела, что женщины, стоявшие около двери, пытаются выскочить из зала, но дверь не открывается. Администратор с косо подрезанными седыми бакенбардами выхватил из кармана передатчик и торопливо заговорил, потом вдруг швырнул передатчик об пол.
— Прошу внимания! — перекрывая шум, крикнула Черная Вдова. — Сегодня у вас День ответственности, а это значит — каждый отвечает за то, чего он не делал! Силам преисподней нравится ваша логика! У вас дети отвечают за родителей, но давайте пойдем дальше и разовьем этот принцип до его закономерного завершения! Урмен Сепинал, — черная когтистая лапа Вдовы указала на господина с передатчиком, — сейчас ты понесешь ответственность за то, что восемьдесят лет назад твой дед Альберт Сепинал не по протоколу раскланялся со своим руководителем. На него тогда наложили строгое взыскание, но ты, его внук, до сих пор за это не ответил! Следуя твоей же логике, ты должен быть наказан. Ведь это ты придумал День ответственности и ввел его двадцать четыре года назад, когда тебя назначили генеральным инспектором-попечителем Приюта кротких вдов. Внук негодяя, который не по протоколу раскланялся со своим начальником! За это я съем тень твоего сердца, и ты отправишься в преисподнюю!
Вдова протянула когтистую лапу в сторону господина Сепинала и сделала в воздухе движение, словно с силой вырвала нечто невидимое. Потом поднесла ко рту ладонь, как в пантомиме, которую Ивена видела однажды на празднике. Сверкнули клыки. Побледневший Сепинал судорожно схватился за грудь, покачнулся и осел на пол. По залу пронесся полустон-полувздох, вслед за этим наступила мертвая тишина.
— Меня не интересуют дети, — четко и зловеще произнесла в этой тишине Черная Вдова. — Мне нет до них никакого дела. Я специализируюсь на взрослых — они обязаны нести ответственность по тем правилам, которые сами же и устанавливают. Сепинал, создатель правил Дня ответственности, отправился к дьяволу, теперь разберемся с остальными… Заместитель генерального инспектора-попечителя Энджий Луренав. Твой отец Симий Луренав в возрасте одиннадцати лет кидался из окна булочками с изюмом в проезжающие автомобили, за что был наказан поркой. Ты до сих пор не понес никакой ответственности за его проступок. Логика страдает и взывает к справедливости! Поэтому я…
— Нет! — выставив перед грудью руки, словно это могло его спасти, перебил высокий администратор с сухощавым желтым лицом. — Это будет неправильно! День ответственности придумал не я, — он оглянулся на Сепинала, жутковато неподвижного, с запрокинутой головой, — правила установил не я… Получается нелогично!
— Сепинал умер. Нельзя остаться в живых, если твое сердце съедено. Теперь ты займешь его место — и будешь следовать тем же правилам? Тогда все логично!
— Нет! — опять возразил Луренав. — У меня другой подход… Другие правила…
— Какие?
— Другие! Они такого не предполагают!
— Ладно, Луренав… — Призрак хищно облизнулся. — Встретимся на следующем Дне ответственности. Остальные… — Горящие красные глаза оглядели зал. — Тоже отложим до следующего раза. День ответственности. — это мой день! Любого из присутствующих есть на чем поймать, вы это замечательно придумали!
Все опять начало трястись — пол, стены, потолок, ряды пластиковых стульев. Черная Вдова направилась к выходу. Женщины шарахались в стороны, освобождая дорогу. Когда Вдова подошла к двери, Ивена увидела, что в юбке у нее прорезано отверстие и оттуда свисает жуткий хвост толщиной в палец, покрытый свалявшейся черной шерстью.
Дверные створки распахнулись перед призраком, пространство зала в последний раз содрогнулось. Вдова вышла в коридор, и створки с грохотом захлопнулись.
На возвышении продолжали корчиться четыре тела, пятое лежало неподвижно. Луренав присел около генерального инспектора-попечителя и пощупал пульс, потом выпрямился. Его, лицо с угловатыми скулами блестело, словно смазанное маслом. Через разбитые окна проникал сквозняк, залетали снежинки. Тишина сменилась многоголосым шепотом, потом тревожным гулом испуганного роя, но никто не решался выглянуть в коридор или хотя бы просто подойти к двери.
Холодно. Ивена обхватила руками плечики, привстала на цыпочки и начала озираться, высматривая в зале Полину. Рыжие волосы Поль заметны издалека, но пока ничего похожего не видно. И вене не терпелось спросить, как Поль догадалась, что День ответственности будет сорван.
Теперь они находились в одинаковом положении. Если точнее — в одинаково паршивом.
Тина сидела, прислонившись к «бревну», покрытому кожистыми чешуйками, большими и маленькими, тусклыми и глянцево блестящими. Вся почва вокруг «бревна» усеяна высохшей сморщенной шелухой отвалившихся чешуек. Руки Тины по-прежнему были скованы за спиной; время от времени она машинально шевелила пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Лиргисо лежал рядом. Запястья и щиколотки стянуты ремнями. Когда его связывали, он, не приходя в сознание, попытался что-то произнести на языке энбоно: Тина разобрала слово «Фласс», остальное прозвучало как сложно модулированный стон.
У тех, кто их захватил, не было эмблем на шлемах, как у людей рахад; на обыкновенных бандитов эти обитатели савайбианской глухомани тоже не очень-то походили. Крупный, с виду очень сильный мужчина средних лет, с небрежно подстриженной темной бородой и сверкающими глазами — словно через глаза выплескивалась наружу переполняющая его энергия. Его называли Фелад, он был главным. Парень лет двадцати-двадцати пяти, неуклюжий, но мускулистый, с россыпью болячек на скуластом лице. Ури. Третьего звали Стайсин. Пожилой, худой, молчаливый; его руки слегка тряслись, а бледность казалась нездоровой, в то время как Фелад и Ури выглядели просто незагорелыми. Одежда грязная и потертая, кожаные жилеты с несметным множеством карманов и карманчиков, объемистые рюкзаки.
Тине и Лиргисо эти трое обрадовались, однако радость у них была специфическая. Так радуются завалявшейся банке консервов или гаечному ключу нужного диаметра. Лиргисо быстренько связали, после чего обоих пленников обыскали, избавили от оружия и оттащили в сторонку, подальше от робота с багажом. Потом пришельцы достали из рюкзаков припасы и приступили к трапезе (к завтраку, определила Тина, прикинув, сколько времени прошло после атаки на виллу).
Между собой они разговаривали на смеси общегалактического и какого-то местного наречия. Тина поняла, что идут они в пункт, называемый Вакана, и до сих пор шли длинным, кружным путем, еле-еле выдерживая темп, а теперь смогут пойти по короткому пути, через Обаг, поэтому наконец-то можно сделать привал. Как будто встреча с Тиной и Лиргисо позволяла им поменять маршрут на более удобный, каким образом — Тина не уловила.
Она пыталась завязать разговор, но Фелад и Стайсин не обращали на нее внимания, словно ничего не слышали. Зато Ури подошел, присел напротив и положил ей на грудь давно не мытую руку. Бегающий взгляд, развязная, напряженная ухмылка — Ури соображал, что делает не то, и явно нервничал, однако удержаться не мог. Из-под его шлема выползло на потный лоб маленькое черное насекомое и тут же юркнуло обратно.
— Твои симбионты страдают агорафобией.
— Чего?.. — Ури вздрогнул, широко раскрыл влажные светлые глаза и больно сдавил ей грудь.
— Ури! — гневно хлестнул голос Фелада. — Ты что делаешь?! Измараешься об девку, и тогда мать-рахада тебя не примет!
«Измараться» грязный Ури не захотел, отдернул руку и отошел от Тины. Все трое уселись в кружок, Фелад начал произносить речитативом непонятный текст, где часто повторялось слово «рахада», Ури и Стайсин время от времени вставляли реплики. Религиозное действо?.. Потом они буднично заговорили о ценах на касас в Инегбоне, Ралбоне и гинтийском Шайхе. Касас — ценный естественный продукт, его собирают в кавернах рахад; если эти трое — промысловики, они должны быть людьми практичными.
Тина окликнула Фелада и спросила, не хочет ли он заработать: для этого надо помочь им с приятелем (всего три месяца назад ей и в дурном сне не могло бы присниться, что она назовет Лиргисо своим «приятелем»!) добраться до Инегбона. Фелад и Стайсин вопрос проигнорировали, один Ури воровато покосился в ее сторону.
Эти то ли промысловики, то ли сектанты вели себя так, как будто Тины и Лиргисо здесь нет, как будто те уже мертвы. Неодушевленный предмет производит какие-то звуки, стоит ли обращать на это внимание? Видимо, пленников собираются убить; Фелад и Стайсин убедили себя в том, что намеченные жертвы — не люди, а Ури этому еще не научился. Запланированное убийство позволит им добраться до Ваканы коротким путем через Обаг? Видимо, да.
Тройка была измотана переходом. Фелад и Ури забрались в спальные мешки, Стайсина оставили часовым. Тина поинтересовалась, не нужны ли ему деньги, но Стайсин не ответил. Он пристально вглядывался в печальный коричневый сумрак, иногда что-то шептал, слабо шевеля губами. Общался с рахадой?.. Двое пленников для него — всего лишь средство, с помощью которого можно без задержки попасть в пункт назначения. Мало ли что они там бормочут. Лучше послушать древний голос рахады, недоступный для ушей непосвященных… Тине представлялось, что Стайсин рассуждает именно так. Надо думать, дежурить они будут по очереди? Возможно, Ури не настолько равнодушен к деньгам, как его старшие собратья?
Она толкнула ногой Лиргисо, но тот не проснулся. «Часов через десять приду в себя…» Время еще не истекло. И опять — надоевшая тупая боль в запястьях. В прежние времена Тина попросту сломала бы наручники. В прежние времена ни один сукин сын не сумел бы на нее их надеть! Все-таки она не хотела умирать, хоть и говорила Лиргисо, что терять ей нечего.
Глава 13
Ивена, которая прижалась к другим сбившимся в кучку воспитанницам и обеими руками зажимала себе рот, постаралась это запомнить: плюнуть, потом повернуться три раза, потом еще плюнуть… А призрак будет смирно стоять и ждать, пока ты все это проделаешь?
— Какой еще маскарад? — оскорбилась Черная Вдова. — Я настоящее привидение! Хотите доказательств? Пожалуйста!
Она топнула ногой. Помещение заходило ходуном, оконные стекла начали дребезжать и раскалываться на куски. Ивена видела, что женщины, стоявшие около двери, пытаются выскочить из зала, но дверь не открывается. Администратор с косо подрезанными седыми бакенбардами выхватил из кармана передатчик и торопливо заговорил, потом вдруг швырнул передатчик об пол.
— Прошу внимания! — перекрывая шум, крикнула Черная Вдова. — Сегодня у вас День ответственности, а это значит — каждый отвечает за то, чего он не делал! Силам преисподней нравится ваша логика! У вас дети отвечают за родителей, но давайте пойдем дальше и разовьем этот принцип до его закономерного завершения! Урмен Сепинал, — черная когтистая лапа Вдовы указала на господина с передатчиком, — сейчас ты понесешь ответственность за то, что восемьдесят лет назад твой дед Альберт Сепинал не по протоколу раскланялся со своим руководителем. На него тогда наложили строгое взыскание, но ты, его внук, до сих пор за это не ответил! Следуя твоей же логике, ты должен быть наказан. Ведь это ты придумал День ответственности и ввел его двадцать четыре года назад, когда тебя назначили генеральным инспектором-попечителем Приюта кротких вдов. Внук негодяя, который не по протоколу раскланялся со своим начальником! За это я съем тень твоего сердца, и ты отправишься в преисподнюю!
Вдова протянула когтистую лапу в сторону господина Сепинала и сделала в воздухе движение, словно с силой вырвала нечто невидимое. Потом поднесла ко рту ладонь, как в пантомиме, которую Ивена видела однажды на празднике. Сверкнули клыки. Побледневший Сепинал судорожно схватился за грудь, покачнулся и осел на пол. По залу пронесся полустон-полувздох, вслед за этим наступила мертвая тишина.
— Меня не интересуют дети, — четко и зловеще произнесла в этой тишине Черная Вдова. — Мне нет до них никакого дела. Я специализируюсь на взрослых — они обязаны нести ответственность по тем правилам, которые сами же и устанавливают. Сепинал, создатель правил Дня ответственности, отправился к дьяволу, теперь разберемся с остальными… Заместитель генерального инспектора-попечителя Энджий Луренав. Твой отец Симий Луренав в возрасте одиннадцати лет кидался из окна булочками с изюмом в проезжающие автомобили, за что был наказан поркой. Ты до сих пор не понес никакой ответственности за его проступок. Логика страдает и взывает к справедливости! Поэтому я…
— Нет! — выставив перед грудью руки, словно это могло его спасти, перебил высокий администратор с сухощавым желтым лицом. — Это будет неправильно! День ответственности придумал не я, — он оглянулся на Сепинала, жутковато неподвижного, с запрокинутой головой, — правила установил не я… Получается нелогично!
— Сепинал умер. Нельзя остаться в живых, если твое сердце съедено. Теперь ты займешь его место — и будешь следовать тем же правилам? Тогда все логично!
— Нет! — опять возразил Луренав. — У меня другой подход… Другие правила…
— Какие?
— Другие! Они такого не предполагают!
— Ладно, Луренав… — Призрак хищно облизнулся. — Встретимся на следующем Дне ответственности. Остальные… — Горящие красные глаза оглядели зал. — Тоже отложим до следующего раза. День ответственности. — это мой день! Любого из присутствующих есть на чем поймать, вы это замечательно придумали!
Все опять начало трястись — пол, стены, потолок, ряды пластиковых стульев. Черная Вдова направилась к выходу. Женщины шарахались в стороны, освобождая дорогу. Когда Вдова подошла к двери, Ивена увидела, что в юбке у нее прорезано отверстие и оттуда свисает жуткий хвост толщиной в палец, покрытый свалявшейся черной шерстью.
Дверные створки распахнулись перед призраком, пространство зала в последний раз содрогнулось. Вдова вышла в коридор, и створки с грохотом захлопнулись.
На возвышении продолжали корчиться четыре тела, пятое лежало неподвижно. Луренав присел около генерального инспектора-попечителя и пощупал пульс, потом выпрямился. Его, лицо с угловатыми скулами блестело, словно смазанное маслом. Через разбитые окна проникал сквозняк, залетали снежинки. Тишина сменилась многоголосым шепотом, потом тревожным гулом испуганного роя, но никто не решался выглянуть в коридор или хотя бы просто подойти к двери.
Холодно. Ивена обхватила руками плечики, привстала на цыпочки и начала озираться, высматривая в зале Полину. Рыжие волосы Поль заметны издалека, но пока ничего похожего не видно. И вене не терпелось спросить, как Поль догадалась, что День ответственности будет сорван.
Теперь они находились в одинаковом положении. Если точнее — в одинаково паршивом.
Тина сидела, прислонившись к «бревну», покрытому кожистыми чешуйками, большими и маленькими, тусклыми и глянцево блестящими. Вся почва вокруг «бревна» усеяна высохшей сморщенной шелухой отвалившихся чешуек. Руки Тины по-прежнему были скованы за спиной; время от времени она машинально шевелила пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Лиргисо лежал рядом. Запястья и щиколотки стянуты ремнями. Когда его связывали, он, не приходя в сознание, попытался что-то произнести на языке энбоно: Тина разобрала слово «Фласс», остальное прозвучало как сложно модулированный стон.
У тех, кто их захватил, не было эмблем на шлемах, как у людей рахад; на обыкновенных бандитов эти обитатели савайбианской глухомани тоже не очень-то походили. Крупный, с виду очень сильный мужчина средних лет, с небрежно подстриженной темной бородой и сверкающими глазами — словно через глаза выплескивалась наружу переполняющая его энергия. Его называли Фелад, он был главным. Парень лет двадцати-двадцати пяти, неуклюжий, но мускулистый, с россыпью болячек на скуластом лице. Ури. Третьего звали Стайсин. Пожилой, худой, молчаливый; его руки слегка тряслись, а бледность казалась нездоровой, в то время как Фелад и Ури выглядели просто незагорелыми. Одежда грязная и потертая, кожаные жилеты с несметным множеством карманов и карманчиков, объемистые рюкзаки.
Тине и Лиргисо эти трое обрадовались, однако радость у них была специфическая. Так радуются завалявшейся банке консервов или гаечному ключу нужного диаметра. Лиргисо быстренько связали, после чего обоих пленников обыскали, избавили от оружия и оттащили в сторонку, подальше от робота с багажом. Потом пришельцы достали из рюкзаков припасы и приступили к трапезе (к завтраку, определила Тина, прикинув, сколько времени прошло после атаки на виллу).
Между собой они разговаривали на смеси общегалактического и какого-то местного наречия. Тина поняла, что идут они в пункт, называемый Вакана, и до сих пор шли длинным, кружным путем, еле-еле выдерживая темп, а теперь смогут пойти по короткому пути, через Обаг, поэтому наконец-то можно сделать привал. Как будто встреча с Тиной и Лиргисо позволяла им поменять маршрут на более удобный, каким образом — Тина не уловила.
Она пыталась завязать разговор, но Фелад и Стайсин не обращали на нее внимания, словно ничего не слышали. Зато Ури подошел, присел напротив и положил ей на грудь давно не мытую руку. Бегающий взгляд, развязная, напряженная ухмылка — Ури соображал, что делает не то, и явно нервничал, однако удержаться не мог. Из-под его шлема выползло на потный лоб маленькое черное насекомое и тут же юркнуло обратно.
— Твои симбионты страдают агорафобией.
— Чего?.. — Ури вздрогнул, широко раскрыл влажные светлые глаза и больно сдавил ей грудь.
— Ури! — гневно хлестнул голос Фелада. — Ты что делаешь?! Измараешься об девку, и тогда мать-рахада тебя не примет!
«Измараться» грязный Ури не захотел, отдернул руку и отошел от Тины. Все трое уселись в кружок, Фелад начал произносить речитативом непонятный текст, где часто повторялось слово «рахада», Ури и Стайсин время от времени вставляли реплики. Религиозное действо?.. Потом они буднично заговорили о ценах на касас в Инегбоне, Ралбоне и гинтийском Шайхе. Касас — ценный естественный продукт, его собирают в кавернах рахад; если эти трое — промысловики, они должны быть людьми практичными.
Тина окликнула Фелада и спросила, не хочет ли он заработать: для этого надо помочь им с приятелем (всего три месяца назад ей и в дурном сне не могло бы присниться, что она назовет Лиргисо своим «приятелем»!) добраться до Инегбона. Фелад и Стайсин вопрос проигнорировали, один Ури воровато покосился в ее сторону.
Эти то ли промысловики, то ли сектанты вели себя так, как будто Тины и Лиргисо здесь нет, как будто те уже мертвы. Неодушевленный предмет производит какие-то звуки, стоит ли обращать на это внимание? Видимо, пленников собираются убить; Фелад и Стайсин убедили себя в том, что намеченные жертвы — не люди, а Ури этому еще не научился. Запланированное убийство позволит им добраться до Ваканы коротким путем через Обаг? Видимо, да.
Тройка была измотана переходом. Фелад и Ури забрались в спальные мешки, Стайсина оставили часовым. Тина поинтересовалась, не нужны ли ему деньги, но Стайсин не ответил. Он пристально вглядывался в печальный коричневый сумрак, иногда что-то шептал, слабо шевеля губами. Общался с рахадой?.. Двое пленников для него — всего лишь средство, с помощью которого можно без задержки попасть в пункт назначения. Мало ли что они там бормочут. Лучше послушать древний голос рахады, недоступный для ушей непосвященных… Тине представлялось, что Стайсин рассуждает именно так. Надо думать, дежурить они будут по очереди? Возможно, Ури не настолько равнодушен к деньгам, как его старшие собратья?
Она толкнула ногой Лиргисо, но тот не проснулся. «Часов через десять приду в себя…» Время еще не истекло. И опять — надоевшая тупая боль в запястьях. В прежние времена Тина попросту сломала бы наручники. В прежние времена ни один сукин сын не сумел бы на нее их надеть! Все-таки она не хотела умирать, хоть и говорила Лиргисо, что терять ей нечего.
Глава 13
Мраморно-бледная Мея Ришсем сидела в кресле, сложив руки на коленях, и сквозь слезы смотрела на Стива. Она знала, кто он такой, и это знание ничуть не успокаивало: клонированный мутант, сильнейший среди людей экстрасенс, чудовище в человеческом облике… Стив сказал, что вернет Мею в приют сразу после того, как она правдиво ответит на его вопросы, но вдова президента до сих пор пребывала в шоке. Понять ее можно: задремать за чашкой чая в гостях у подруги — и очнуться в незнакомой обстановке, в обществе врага великого Манокара… Около двери прислонился к стене худощавый стройный парень в черной маске, это Мею тоже нервировало. Она не шевелилась, словно ее шея утратила подвижность, но время от времени косилась в его сторону.
Маску Поль надел без всякого психологического расчета — только для того, чтобы Мея, упаси боже, не признала в нем кроткую и плодородную вдову Полину Вердал, однако вдова президента об этом понятия не имела. Она старалась держаться с достоинством (образ прекрасной и гордой женщины обязывал), но эти двое внушали ей ужас.
— Как только я получу от вас информацию, вы вернетесь домой — то есть в приют, и мы с вами никогда больше не встретимся, — терпеливо повторил Стив. — Мея, вы поняли, что я сказал?
— Да. — Подкрашенные коричневой помадой губы женщины слегка дрогнули.
— Хорошо. Хотите кофе?
— Нет.
— Вспомните, когда вы впервые услышали от своего мужа о Тине Хэдис?
После десяти минут допроса Поль подавил вздох досады: ничего она толком не знает. Все то же, о чем рассказывала Люана, разве что с другой точки зрения. Так, например, Люана утверждала, что покойный господин называл своих старших жен «кошмаром, от которого невозможно спастись», а по словам Меи выходило, что кошмаром для него была младшая жена.
— Почему вы так считаете? — неожиданно заинтересовался этой внутрисемейной ерундой Стив.
— Юная нахалка! — Нарисованные на лице Меи траурные морщинки презрительно дрогнули. — Она была на тридцать два года моложе нашего господина. Я бы не назвала ее красивой — вся такая бесцветная, серенькая… Наш господин сожалел о своей четвертой женитьбе. На другой день после свадьбы с Люаной он позвал меня прогуляться по парку около дворца, и я спросила, любит ли он меня, как раньше. Он тогда остановился и долго молчал, а потом сказал: «Мея, после этой кошмарной связи я тебя недостоин!»
— Речь шла именно о Люане? — почему-то уточнил Стив.
— О ком же еще? — Мея удивилась. — Об этой невоспитанной молодой девице, которая не постыдилась приворожить нашего господина! Однажды я застала ее с инопланетным журналом в руках — то ли ниарским, то ли незийским… Стыд, да и только! Она совсем бессовестная.
— Во время той прогулки ваш господин говорил, что имеет в виду Люану? Он назвал ее имя?
— Не назвал, я сама поняла.
— А до женитьбы на Люане он жаловался на кошмары?
— Да… Жаловался. Помню, он сказал второй госпоже Элане, что проявил преступную слабость и теперь не знает, как от этого кошмара избавиться. Они секретничали вдвоем, а меня не заметили. Они с Эланой часто секретничали — о реформах, о политике… Наверное, это удивит вас, господин Баталов, но наш господин считал свою вторую жену очень умной и нередко беседовал с ней, как с мужчиной. Элана ученая до неприличия, так ведь тоже нехорошо…
«Элана Ришсем, вот кого надо найти!»
Вероятно, Стив подумал то же самое, а вслух спросил:
— Когда он сказал про слабость и про кошмар, имя Люаны было названо?
— Нет, — вздохнула Мея. — Потом уж я догадалась, о ком это он, после его четвертой женитьбы!
Настойчивый интерес Стива к президентским кошмарам вначале озадачил Поля, но постепенно кое-что начало вырисовываться: Ришсем кого-то или чего-то до чертиков боялся, из-за чего-то постоянно нервничал. Его кроткие и плодородные жены тут ни при чем. Он изъяснялся туманно, недоговаривал, поэтому женщины думали друг на друга, в то время как речь шла о неком неизвестном компоненте. Уравнение с иксом.
После допроса Стив взял Мею за руку, и они исчезли. Поль еще не успел стянуть маску, когда Стив опять появился в салоне яхты:
— Я оставил ее в комнате Эмфиды, там никого не было. Будем искать Элану.
Мея сказала, что Элана с тремя детьми исчезла из президентского дворца еще до того, как сама она отправилась в Приют кротких вдов. Элана опасалась, что Стив Баталов прилетит на Манокар, чтобы отомстить за Тину Хэдис; она и другим вдовам Ришсема советовала спрятаться. К счастью, Мея припомнила, что несколько раз Элана упоминала в разговорах Маледок — город в Южном Акансе, где живут ее престарелые родители.
— Теперь в Маледок?
— Куда же еще… — пробормотал Стив. Во время допроса он казался бесстрастным — андроид с пластиковым лицом, а сейчас выглядел измученным. — Мы как крысы в лабиринте…
— Рано или поздно мы доберемся до того, кто этот лабиринт построил.
Поля до сих пор не отпустила эйфория, наступившая после того, как он снял гелевый корсет, обрезал длинные волосы и снова стал самим собой. К эйфории примешивалось постепенно угасающее мрачное возбуждение: остаточный эффект существования Поля в качестве Черной Вдовы. Он решил, что больше не будет пользоваться этой личностью.
Несанкционированное применение полицейского шокера (четверо пострадавших), один труп… Генерального инспектора-попечителя Приюта кротких вдов убил Стив (остановил сердце — он пользовался этой способностью крайне редко и неохотно), в то время как Поль всего лишь разыграл пантомиму, но решение они приняли вместе. Генеральный инспектор-попечитель Сепинал формально не был убийцей, однако за годы своей службы на прежних должностях прикончил несколько десятков человек: по его приказам провинившихся насмерть забивали электроплетью, как отца Ивены. Поль считал, что они со Стивом убили Сепинала за дело, и не чувствовал угрызений совести, и все-таки быть Черной Вдовой ему не понравилось.
Если все созданные им производные личности — частицы его самого, то получается, что эта жестокая бестия с хвостом и клыками тоже находится в нем и всегда была в нем, просто до сих пор он об этом не знал. Хвост и клыки — это реквизит, а как насчет остального? Жестокость Вдовы, ее холодная инфернальная радость по поводу всеобщей паники в зале… И это был он, Поль Лагайм?
«Ладно, Вдову я заархивирую… Жалко, что стереть нельзя».
Он уже усвоил, что однажды созданные личности не стираются. Они могут находиться в пассивном состоянии и никак на тебя не влиять, но заставить их без остатка исчезнуть невозможно — во всяком случае, Поль не знал, как это делается.
«Хорошо, что я не стал учиться у Стива. Пока у меня нет полного контроля над собой — включая Томека, Полину Вердал и Черную Вдову, — об этом лучше даже не мечтать. Правда, с Томеком и Полиной проблем никаких, зато Вдова — ей только дай волю! Больше я ее наружу не выпущу. Погуляла разок, и хватит».
— Поль, — окликнул Стив, — собирайся на экскурсию. В Маледок.
— Мы до вечера вернемся?
— До какого вечера? Здесь, в Змеином океане?
— В Оржиме. Я должен попрощаться с Ивеной.
Никаких перемен. После Стайсина дежурил Фелад, потом Ури, которому Фелад строго-настрого запретил подходить к пленникам. Тот и не подходил, даже не смотрел в их сторону, чтобы не соблазняться. Под сумрачными сводами рахады день и ночь ничем не отличались друг от друга. По расчетам Тины, время близилось к полудню. Фелад и Стайсин проснулись, опять началось богослужение: длинные экспрессивные речитативы с припевами-восклицаниями на три голоса.
— Ты связана?
Тина вздрогнула от неожиданности. Лиргисо очнулся, да еще и заговорил по-манокарски! Хотя к черту Манокар, у нее сейчас более насущная проблема: как бы уцелеть.
— Вроде того. — Она тоже ответила по-манокарски. — Неужели не помнишь?
— Нет. — Лиргисо попытался принять сидячее положение, но не смог, мышцы затекли. — Они связали нас, пока я спал?
— Не совсем так. Тебя связали эти ребята, а на меня надел наручники один мерзавец, который после сверхдозы боевых стимуляторов ничего не соображал.
— Хочешь сказать, я? — уточнил Лиргисо, осмыслив информацию. — Фласс… Помню, как мы ушли от погони, помню посадку. Помню, как я утопил машину… Дальше — провал. Если после сверхдозы принять еще, это чересчур большая нагрузка для мозга. Ты знаешь, что это за сброд?
Тина заметила, что он то напрягает, то расслабляет мышцы — тоже гимнастика, за неимением лучшего.
— Какие-то здешние сектанты с криминальным уклоном.
— Ростки рахады, так они себя называют. Они что-нибудь говорили о своих планах?
— Они идут в Вакану и очень обрадовались — благодаря нам они смогут пройти через Обаг, сэкономив время. Подозреваю, что здесь какой-то подвох.
— Правильно подозреваешь, — вздохнул Лиргисо. — Для одного из нас это смерть. Скормят симпатичному местному хищнику. Того, кто останется в живых, приберегут для следующего раза.
— Если бы ты не додумался надеть на меня наручники, я бы эти ростки уже перестреляла. Да, ты ведь не просто валял дурака, ты спасал меня от попытки самоубийства!
— Ты хотела покончить с собой? — Он прекратил свою гимнастику и уставился ей в глаза — пристально, с оттенком тревоги.
— Вообще-то не хотела, но ты решил, что профилактика не помешает. Вспомнил какого-то своего знакомого из Живущих-в-Прохладе, который ушел во Фласс, а ты не успел его остановить. Наверное, ты сам же его и довел.
— Тина, не надо об этом, — прошептал Лиргисо.
Видимо, угадала.
Он помрачнел и на некоторое время заткнулся. Воспоминания одолели? Или ему неловко за вчерашнее? О своих пороках и преступлениях Лиргисо говорил с удовольствием, другое дело — совершенная в невменяемом состоянии глупость, чреватая фатальными последствиями! По его же собственным меркам это позор. Возможно, ему было стыдно.
Тина прислушивалась к речитативу Фелада: текст иной, чем в прошлый раз, мать-рахаду благодарят за пищу насущную, за касас, за добрые сны, за «непроросших людей», которых можно отдать зобулу в Обаге, чтобы в срок успеть на сокровенный праздник в Вакане. Потом ростки достали припасы и начали завтракать. Тина есть не хотела, но невозможность действовать была хуже голода. Наручники ей не сломать… Выброшенный в кровь адреналин пропадал впустую, время таяло.
Лиргисо все-таки сумел принять сидячее положение и прислонился рядом с ней к «бревну».
— Как ты прекрасна… Пока я был энбоно, люди были для меня привлекательной экзотикой, и лишь после того, как я сам стал человеком, я начал замечать в человеческой красоте множество нюансов. Интересно, правда?
— Очень актуальная тема, — бросила Тина сквозь зубы. — Сейчас нас потащат в Обаг, и ты по дороге будешь размышлять о нюансах человеческой красоты?
— Во-первых, почему бы и нет? — Он ухмыльнулся. — Во-вторых, ты ненаблюдательна, великолепная Тина. Сейчас нас никуда не потащат. Ты не заметила, что один из них плохо себя чувствует? Смотри-ка, у бедняжки обморок! Наша казнь откладывается.
Плохо было Стайсину — он выронил кружку, завалился на бок. Фелад и Ури озабоченно хлопотали над ним, потом укрыли его одеялом и уселись рядом. Фелад начал читать рифмованную молитву, Ури занялся более практичным делом: вытащил из рюкзака небольшой комп в грязном обшарпанном корпусе и принялся что-то подсчитывать, по-детски шевеля губами.
— В Сивииннэ я не мог обойтись без стимуляторов, — заговорил Лиргисо. — Пляска рахады — это вроде землетрясения, а мне пришлось задержаться в доме, чтобы изъять материалы. Несмотря на мои новые магические способности, я рисковал. Рахада пляшет, дом рассыпается, охранная автоматика продолжает функционировать… Мне нужна была нечеловеческая скорость реакции, и я принял сверхдозу. А потом, когда ты любезно разбудила меня пинком, пришлось это усугубить.
— Где материалы? — спросила Тина. — Остались на вилле?
— Не надо так плохо обо мне думать, великолепная Тина. Они лежат в нашем багаже.
Лежат в багаже. И никогда не попадут к Стиву. Ростки рахады или выкинут их за ненадобностью, или кому-нибудь продадут… Злые слезы навернулись на глаза, она моргнула.
— Так ты умеешь плакать? — Лиргисо придвинулся ближе, прижался плечом к ее плечу. — Бедная великолепная Тина… Как мне тебя утешить?
У него ноги связаны, а у нее нет. Тина ударила его тяжелым ботинком по лодыжке. Лиргисо поморщился, потом засмеялся и прикоснулся губами к ее скуле, после чего получил шлемом по губам.
Ури оторвался от своих подсчетов и глазел на пленников.
— Как я тебя за это покусаю… — прошептал Лиргисо.
— Заткнись. Мы погибнем из-за тебя.
Ури поставил комп на землю и потребовал:
— Эй, непроросший, ты это… не трогай девку! На глазах у матери-рахады нельзя!
Лиргисо опять придвинулся к отстранившейся Тине. Ури начал вставать, но вдруг сел. Удивленно помотал головой, позвал неожиданно жалобным голосом:
— Фелад… Фелад!.. Я тоже заболел…
— Чего с тобой? — Фелад прервал молитву и обернулся.
— Да нехорошо мне, — испуганно объяснил Ури. — Сил нету, и перед глазами словно темной тряпкой машут… Может, мы съели чего-то не то? Или это мать-рахада нас испытывает?..
Фелад занялся новым пациентом: пощупал пульс, налил в кружку немного жидкости из большой пластиковой бутылки, разбавил водой из другой бутылки и дал Ури выпить. Тот завернулся в одеяло и улегся рядом с неподвижным Стайсином, а предводитель вернулся к молитвам.
— Тина, ты ведь еще не знаешь, что такое зобул? — услышала Тина вкрадчивый шепот Лиргисо. — О, это намного хуже Фласса… Хищник — неточное название, на самом деле это как бы пищеварительный орган рахады. Этакая растущая из земли кишка с приветливо разинутой глоткой, она тебя заглатывает и медленно-медленно переваривает…
Тина повернулась: на разбитых губах Лиргисо выступила кровь, но он улыбался, в запавших глазах горели насмешливые искры. Здесь что-то не так… Обычно, когда его драгоценной шкуре угрожает реальная опасность, он становится злым, как дьявол, — а сейчас откровенно развлекается, словно все это не более чем игра. Тина поглядела, прищурившись, на ростков рахады, потом кое-что припомнила: внезапное и необъяснимое недомогание Поля во время прогулки по дизайнерскому городку. «Полчаса назад энергозапас твоего организма был почти на нуле, — сказал тогда Стив. — Я не в курсе, как ты этого добился, но продолжать в том же духе не советую».
— Тебя можно поздравить, двое готовы, — заметила Тина вслух. — А как насчет третьего?
— Все-таки догадалась? — усмехнулся Лиргисо. — Я специально не стал тебя предупреждать — своего рода тест на интеллект. Не могу не восхититься, ты блестяще справилась!
— Ты со своим тестом на интеллект тоже блестяще справился. Я имею в виду, вчера после посадки.
Маску Поль надел без всякого психологического расчета — только для того, чтобы Мея, упаси боже, не признала в нем кроткую и плодородную вдову Полину Вердал, однако вдова президента об этом понятия не имела. Она старалась держаться с достоинством (образ прекрасной и гордой женщины обязывал), но эти двое внушали ей ужас.
— Как только я получу от вас информацию, вы вернетесь домой — то есть в приют, и мы с вами никогда больше не встретимся, — терпеливо повторил Стив. — Мея, вы поняли, что я сказал?
— Да. — Подкрашенные коричневой помадой губы женщины слегка дрогнули.
— Хорошо. Хотите кофе?
— Нет.
— Вспомните, когда вы впервые услышали от своего мужа о Тине Хэдис?
После десяти минут допроса Поль подавил вздох досады: ничего она толком не знает. Все то же, о чем рассказывала Люана, разве что с другой точки зрения. Так, например, Люана утверждала, что покойный господин называл своих старших жен «кошмаром, от которого невозможно спастись», а по словам Меи выходило, что кошмаром для него была младшая жена.
— Почему вы так считаете? — неожиданно заинтересовался этой внутрисемейной ерундой Стив.
— Юная нахалка! — Нарисованные на лице Меи траурные морщинки презрительно дрогнули. — Она была на тридцать два года моложе нашего господина. Я бы не назвала ее красивой — вся такая бесцветная, серенькая… Наш господин сожалел о своей четвертой женитьбе. На другой день после свадьбы с Люаной он позвал меня прогуляться по парку около дворца, и я спросила, любит ли он меня, как раньше. Он тогда остановился и долго молчал, а потом сказал: «Мея, после этой кошмарной связи я тебя недостоин!»
— Речь шла именно о Люане? — почему-то уточнил Стив.
— О ком же еще? — Мея удивилась. — Об этой невоспитанной молодой девице, которая не постыдилась приворожить нашего господина! Однажды я застала ее с инопланетным журналом в руках — то ли ниарским, то ли незийским… Стыд, да и только! Она совсем бессовестная.
— Во время той прогулки ваш господин говорил, что имеет в виду Люану? Он назвал ее имя?
— Не назвал, я сама поняла.
— А до женитьбы на Люане он жаловался на кошмары?
— Да… Жаловался. Помню, он сказал второй госпоже Элане, что проявил преступную слабость и теперь не знает, как от этого кошмара избавиться. Они секретничали вдвоем, а меня не заметили. Они с Эланой часто секретничали — о реформах, о политике… Наверное, это удивит вас, господин Баталов, но наш господин считал свою вторую жену очень умной и нередко беседовал с ней, как с мужчиной. Элана ученая до неприличия, так ведь тоже нехорошо…
«Элана Ришсем, вот кого надо найти!»
Вероятно, Стив подумал то же самое, а вслух спросил:
— Когда он сказал про слабость и про кошмар, имя Люаны было названо?
— Нет, — вздохнула Мея. — Потом уж я догадалась, о ком это он, после его четвертой женитьбы!
Настойчивый интерес Стива к президентским кошмарам вначале озадачил Поля, но постепенно кое-что начало вырисовываться: Ришсем кого-то или чего-то до чертиков боялся, из-за чего-то постоянно нервничал. Его кроткие и плодородные жены тут ни при чем. Он изъяснялся туманно, недоговаривал, поэтому женщины думали друг на друга, в то время как речь шла о неком неизвестном компоненте. Уравнение с иксом.
После допроса Стив взял Мею за руку, и они исчезли. Поль еще не успел стянуть маску, когда Стив опять появился в салоне яхты:
— Я оставил ее в комнате Эмфиды, там никого не было. Будем искать Элану.
Мея сказала, что Элана с тремя детьми исчезла из президентского дворца еще до того, как сама она отправилась в Приют кротких вдов. Элана опасалась, что Стив Баталов прилетит на Манокар, чтобы отомстить за Тину Хэдис; она и другим вдовам Ришсема советовала спрятаться. К счастью, Мея припомнила, что несколько раз Элана упоминала в разговорах Маледок — город в Южном Акансе, где живут ее престарелые родители.
— Теперь в Маледок?
— Куда же еще… — пробормотал Стив. Во время допроса он казался бесстрастным — андроид с пластиковым лицом, а сейчас выглядел измученным. — Мы как крысы в лабиринте…
— Рано или поздно мы доберемся до того, кто этот лабиринт построил.
Поля до сих пор не отпустила эйфория, наступившая после того, как он снял гелевый корсет, обрезал длинные волосы и снова стал самим собой. К эйфории примешивалось постепенно угасающее мрачное возбуждение: остаточный эффект существования Поля в качестве Черной Вдовы. Он решил, что больше не будет пользоваться этой личностью.
Несанкционированное применение полицейского шокера (четверо пострадавших), один труп… Генерального инспектора-попечителя Приюта кротких вдов убил Стив (остановил сердце — он пользовался этой способностью крайне редко и неохотно), в то время как Поль всего лишь разыграл пантомиму, но решение они приняли вместе. Генеральный инспектор-попечитель Сепинал формально не был убийцей, однако за годы своей службы на прежних должностях прикончил несколько десятков человек: по его приказам провинившихся насмерть забивали электроплетью, как отца Ивены. Поль считал, что они со Стивом убили Сепинала за дело, и не чувствовал угрызений совести, и все-таки быть Черной Вдовой ему не понравилось.
Если все созданные им производные личности — частицы его самого, то получается, что эта жестокая бестия с хвостом и клыками тоже находится в нем и всегда была в нем, просто до сих пор он об этом не знал. Хвост и клыки — это реквизит, а как насчет остального? Жестокость Вдовы, ее холодная инфернальная радость по поводу всеобщей паники в зале… И это был он, Поль Лагайм?
«Ладно, Вдову я заархивирую… Жалко, что стереть нельзя».
Он уже усвоил, что однажды созданные личности не стираются. Они могут находиться в пассивном состоянии и никак на тебя не влиять, но заставить их без остатка исчезнуть невозможно — во всяком случае, Поль не знал, как это делается.
«Хорошо, что я не стал учиться у Стива. Пока у меня нет полного контроля над собой — включая Томека, Полину Вердал и Черную Вдову, — об этом лучше даже не мечтать. Правда, с Томеком и Полиной проблем никаких, зато Вдова — ей только дай волю! Больше я ее наружу не выпущу. Погуляла разок, и хватит».
— Поль, — окликнул Стив, — собирайся на экскурсию. В Маледок.
— Мы до вечера вернемся?
— До какого вечера? Здесь, в Змеином океане?
— В Оржиме. Я должен попрощаться с Ивеной.
Никаких перемен. После Стайсина дежурил Фелад, потом Ури, которому Фелад строго-настрого запретил подходить к пленникам. Тот и не подходил, даже не смотрел в их сторону, чтобы не соблазняться. Под сумрачными сводами рахады день и ночь ничем не отличались друг от друга. По расчетам Тины, время близилось к полудню. Фелад и Стайсин проснулись, опять началось богослужение: длинные экспрессивные речитативы с припевами-восклицаниями на три голоса.
— Ты связана?
Тина вздрогнула от неожиданности. Лиргисо очнулся, да еще и заговорил по-манокарски! Хотя к черту Манокар, у нее сейчас более насущная проблема: как бы уцелеть.
— Вроде того. — Она тоже ответила по-манокарски. — Неужели не помнишь?
— Нет. — Лиргисо попытался принять сидячее положение, но не смог, мышцы затекли. — Они связали нас, пока я спал?
— Не совсем так. Тебя связали эти ребята, а на меня надел наручники один мерзавец, который после сверхдозы боевых стимуляторов ничего не соображал.
— Хочешь сказать, я? — уточнил Лиргисо, осмыслив информацию. — Фласс… Помню, как мы ушли от погони, помню посадку. Помню, как я утопил машину… Дальше — провал. Если после сверхдозы принять еще, это чересчур большая нагрузка для мозга. Ты знаешь, что это за сброд?
Тина заметила, что он то напрягает, то расслабляет мышцы — тоже гимнастика, за неимением лучшего.
— Какие-то здешние сектанты с криминальным уклоном.
— Ростки рахады, так они себя называют. Они что-нибудь говорили о своих планах?
— Они идут в Вакану и очень обрадовались — благодаря нам они смогут пройти через Обаг, сэкономив время. Подозреваю, что здесь какой-то подвох.
— Правильно подозреваешь, — вздохнул Лиргисо. — Для одного из нас это смерть. Скормят симпатичному местному хищнику. Того, кто останется в живых, приберегут для следующего раза.
— Если бы ты не додумался надеть на меня наручники, я бы эти ростки уже перестреляла. Да, ты ведь не просто валял дурака, ты спасал меня от попытки самоубийства!
— Ты хотела покончить с собой? — Он прекратил свою гимнастику и уставился ей в глаза — пристально, с оттенком тревоги.
— Вообще-то не хотела, но ты решил, что профилактика не помешает. Вспомнил какого-то своего знакомого из Живущих-в-Прохладе, который ушел во Фласс, а ты не успел его остановить. Наверное, ты сам же его и довел.
— Тина, не надо об этом, — прошептал Лиргисо.
Видимо, угадала.
Он помрачнел и на некоторое время заткнулся. Воспоминания одолели? Или ему неловко за вчерашнее? О своих пороках и преступлениях Лиргисо говорил с удовольствием, другое дело — совершенная в невменяемом состоянии глупость, чреватая фатальными последствиями! По его же собственным меркам это позор. Возможно, ему было стыдно.
Тина прислушивалась к речитативу Фелада: текст иной, чем в прошлый раз, мать-рахаду благодарят за пищу насущную, за касас, за добрые сны, за «непроросших людей», которых можно отдать зобулу в Обаге, чтобы в срок успеть на сокровенный праздник в Вакане. Потом ростки достали припасы и начали завтракать. Тина есть не хотела, но невозможность действовать была хуже голода. Наручники ей не сломать… Выброшенный в кровь адреналин пропадал впустую, время таяло.
Лиргисо все-таки сумел принять сидячее положение и прислонился рядом с ней к «бревну».
— Как ты прекрасна… Пока я был энбоно, люди были для меня привлекательной экзотикой, и лишь после того, как я сам стал человеком, я начал замечать в человеческой красоте множество нюансов. Интересно, правда?
— Очень актуальная тема, — бросила Тина сквозь зубы. — Сейчас нас потащат в Обаг, и ты по дороге будешь размышлять о нюансах человеческой красоты?
— Во-первых, почему бы и нет? — Он ухмыльнулся. — Во-вторых, ты ненаблюдательна, великолепная Тина. Сейчас нас никуда не потащат. Ты не заметила, что один из них плохо себя чувствует? Смотри-ка, у бедняжки обморок! Наша казнь откладывается.
Плохо было Стайсину — он выронил кружку, завалился на бок. Фелад и Ури озабоченно хлопотали над ним, потом укрыли его одеялом и уселись рядом. Фелад начал читать рифмованную молитву, Ури занялся более практичным делом: вытащил из рюкзака небольшой комп в грязном обшарпанном корпусе и принялся что-то подсчитывать, по-детски шевеля губами.
— В Сивииннэ я не мог обойтись без стимуляторов, — заговорил Лиргисо. — Пляска рахады — это вроде землетрясения, а мне пришлось задержаться в доме, чтобы изъять материалы. Несмотря на мои новые магические способности, я рисковал. Рахада пляшет, дом рассыпается, охранная автоматика продолжает функционировать… Мне нужна была нечеловеческая скорость реакции, и я принял сверхдозу. А потом, когда ты любезно разбудила меня пинком, пришлось это усугубить.
— Где материалы? — спросила Тина. — Остались на вилле?
— Не надо так плохо обо мне думать, великолепная Тина. Они лежат в нашем багаже.
Лежат в багаже. И никогда не попадут к Стиву. Ростки рахады или выкинут их за ненадобностью, или кому-нибудь продадут… Злые слезы навернулись на глаза, она моргнула.
— Так ты умеешь плакать? — Лиргисо придвинулся ближе, прижался плечом к ее плечу. — Бедная великолепная Тина… Как мне тебя утешить?
У него ноги связаны, а у нее нет. Тина ударила его тяжелым ботинком по лодыжке. Лиргисо поморщился, потом засмеялся и прикоснулся губами к ее скуле, после чего получил шлемом по губам.
Ури оторвался от своих подсчетов и глазел на пленников.
— Как я тебя за это покусаю… — прошептал Лиргисо.
— Заткнись. Мы погибнем из-за тебя.
Ури поставил комп на землю и потребовал:
— Эй, непроросший, ты это… не трогай девку! На глазах у матери-рахады нельзя!
Лиргисо опять придвинулся к отстранившейся Тине. Ури начал вставать, но вдруг сел. Удивленно помотал головой, позвал неожиданно жалобным голосом:
— Фелад… Фелад!.. Я тоже заболел…
— Чего с тобой? — Фелад прервал молитву и обернулся.
— Да нехорошо мне, — испуганно объяснил Ури. — Сил нету, и перед глазами словно темной тряпкой машут… Может, мы съели чего-то не то? Или это мать-рахада нас испытывает?..
Фелад занялся новым пациентом: пощупал пульс, налил в кружку немного жидкости из большой пластиковой бутылки, разбавил водой из другой бутылки и дал Ури выпить. Тот завернулся в одеяло и улегся рядом с неподвижным Стайсином, а предводитель вернулся к молитвам.
— Тина, ты ведь еще не знаешь, что такое зобул? — услышала Тина вкрадчивый шепот Лиргисо. — О, это намного хуже Фласса… Хищник — неточное название, на самом деле это как бы пищеварительный орган рахады. Этакая растущая из земли кишка с приветливо разинутой глоткой, она тебя заглатывает и медленно-медленно переваривает…
Тина повернулась: на разбитых губах Лиргисо выступила кровь, но он улыбался, в запавших глазах горели насмешливые искры. Здесь что-то не так… Обычно, когда его драгоценной шкуре угрожает реальная опасность, он становится злым, как дьявол, — а сейчас откровенно развлекается, словно все это не более чем игра. Тина поглядела, прищурившись, на ростков рахады, потом кое-что припомнила: внезапное и необъяснимое недомогание Поля во время прогулки по дизайнерскому городку. «Полчаса назад энергозапас твоего организма был почти на нуле, — сказал тогда Стив. — Я не в курсе, как ты этого добился, но продолжать в том же духе не советую».
— Тебя можно поздравить, двое готовы, — заметила Тина вслух. — А как насчет третьего?
— Все-таки догадалась? — усмехнулся Лиргисо. — Я специально не стал тебя предупреждать — своего рода тест на интеллект. Не могу не восхититься, ты блестяще справилась!
— Ты со своим тестом на интеллект тоже блестяще справился. Я имею в виду, вчера после посадки.