Паркер К.. Пробирная палата (Фехтовальщик - 3)

   - Мы можем видеть, как Теудас истребляет равнинные племена, потому что видели, как то же самое делал Бардас. Мы видим падение имперской Перимадеи, потому что уже видели, как пала Перимадея. И так можно видеть всё, потому что всё- суть одно и то же. Можно даже увидеть собственную смерть, если есть склонность к таким вещам. Конечно, обычно сначала умирают...
   Потолок осел, заполняя галерею пылью. Геннадий как будто оказался внутри перевернувшихся песочных часов. Он поперхнулся, почувствовал, как что-то ударило его в затылок, и открыл глаза.
   - Дядя?
   - Теудас... что происходит? Где мы?
   - У вас опять кошмар, - сказал Теудас, пододвигая лампу. - Все в порядке. Мы у кочевников, помните? С нами разговаривал Темрай, он собирается отправить нас домой.
   Геннадий сел, потряс головой.
   - Он ошибался. Ты можешь все изменить, если найдешь нужное место и как бы подтолкнешь события. Мы делали это сами, с Бардасом и той девушкой. - Он заглянул в лицо Теудаса, словно хотел убедиться в его подлинности. Кориандр. Разве это не запах врага?
   Теудас убрал лампу.
   - Лежите спокойно. Я пойду и поищу кого-нибудь. Все будет хорошо, вот увидите.
   Геннадий вздохнул. У него невыносимо болела голова.
   - Не спеши. Я просто не отошел от сна. Не бойся, я не сумасшедший. Извини, ты испугался?
   Осторожно, словно опасаясь подвоха, Теудас вернулся к кровати дяди.
   - Так это был один из тех снов, да? Я думал... вы же пили тот чай?
   - Вообще-то нет, - ответил Геннадий, - но у него был такой отвратительный вкус, что я перестал его пить. И ты, пожалуйста, больше не заставляй меня глотать эту гадость. - Он выдохнул и откинулся на подушку. Знаешь, я только сейчас кое-что вспомнил. Этот самый чай на самом деле медленный яд. По крайней мере тебе он вреден. Плохо действует на почки.
   Теудас нахмурился:
   - Вам надо поспать. Завтра у нас трудный день, нужно отдохнуть, набраться сил. Вообще-то я собираюсь поговорить с гуртовщиком, нельзя же в вашем возрасте весь день трястись в телеге.
   - О, насчет этого я бы не волновался. - Геннадий невесело улыбнулся. Думаю, я доживу до глубокой старости, потеряю половину волос и столько же зубов. Ты тоже. Я хочу сказать, что ты тоже выживешь. Возможно, умрешь от пневмонии. Но не обращай внимания - похоже, я путаю тебя с кем-то другим.
   - Дядя...
   - Знаю, опять несу чушь. Все, молчу. - Геннадий широко зевнул и повернулся на бок, но глаза не закрыл. - Погаси лампу. Я попробую уснуть.
   Теудас вздохнул.
   - Я очень беспокоюсь.
   - Я тоже, - сонно произнес Геннадий. - Я тоже.
   - Вы выздоровели, правда?
   Бардас улыбнулся.
   - Очевидно, - ответил он. - Во всяком случае, я не более безумен, чем был. Это уже кое-что. Кроме того, из-за меня лазарет выглядел каким-то неубранным, и вот...
   Анакс, Сын Неба, человек, управляющий Пробирной палатой, торжественно кивнул.
   - В таком месте не стоит задерживаться. Лучше всего они умеют отпиливать конечности. Возможно, все дело в том, что хирург был когда-то бригадиром столяров, потом его повысили и... направили сюда. Вам бы посмотреть, какие он делает руки и ноги. Их вырезают из китовой кости. Некоторые - настоящие произведения искусства.
   - Нисколько не сомневаюсь, - сказал Бардас.
   Пока он складывал вещи в мешок, Анакс сидел на кровати, похожий на эльфа из детской сказки. Насколько Бардас помнил - сказку он слышал в далеком детстве, - большую часть времени эльф забавлялся тем, что делал механические куклы, исключительно точно повторяющие все детали человеческого тела и совершенно неотличимые от настоящих мальчиков и девочек, а потом заменял ими детей, которых под покровом ночи похищал из семей бедняков. Рассказ об этом эльфе так напугал Бардаса, что еще несколько недель он не мог уснуть и даже взял за привычку время от времени ощупывать собственные руки и ноги, чтобы убедиться, что они не металлические.
   - Итак, вы уезжаете, - произнес после некоторого молчания Анакс.
   - Да, наверное, - ответил Бардас. - Жаль, конечно, я только начал осваиваться здесь.
   Анакс улыбнулся:
   - Осваивайтесь. Вы далеко зашли. Чуть ли не дальше многих. Хотя, впрочем, иногда случается, что кому-то начинает нравиться колотить молотком по стали. Да-да, не смейтесь. Вот Болло, например. Тебе ведь нравится это занятие, а, Болло?
   Юноша скорчил физиономию. Бардас рассмеялся.
   - Это он притворяется, - продолжал Анакс. - А в душе Болло жить не может без своей работы. Когда он был ребенком, на него постоянно кричали, ругали за то, что он бьет посуду, - представляю себе такого великана в крошечном домике, неизбежно на что-нибудь да наткнется. Здесь Болло может бить, крушить целый день, да к тому же еще и получать за это деньги. - Анакс посмотрел на свои пальцы и снова перевел взгляд на Бардаса. - Вы собираетесь на войну, а что берете с собой? По-моему, у вас и сумки-то дорожной нет.
   Лордан пожал плечами:
   - Полагаю, что-то мне выдадут. По крайней мере...
   - Я бы на это не рассчитывал, - перебил его Анакс. - В конце концов, мы же производим здесь все, что нужно. Зачем полагаться на кого-то, если можно выбрать все необходимое на месте, где ассортимент побогаче. А еще лучше, добавил он, спрыгивая с кровати, - изготовить доспехи на заказ, по вашим размерам. По крайней мере будете знать, что ваши латы прошли испытания.
   - Вообще-то я об этом не думал, - ответил Бардас, складывая рубашку. Из того, что мне сказали, я понял, что моя главная задача - стоять где-нибудь на высоком холме, где меня увидит Темрай, и устрашать его одним своим видом. Меня бы это вполне устроило. - Он вздохнул. - Боги свидетели, я вовсе не рвусь в гущу сражения.
   Анакс покачал головой.
   - Он об этом, видите ли, не думал, - повторил Сын Неба. - Заместитель инспектора Пробирной палаты, или как он там себя называет, даже не позаботился о собственной шкуре и готов удовольствоваться тем барахлом, которое подсунет ему какой-нибудь кладовщик. Мы этого допустить не можем, правда, Болло? Представь только, как отразится на нас, если он потеряет руку, ногу или вообще погибнет. У некоторых все проблемы возникают из-за того, что они просто не думают.
   - Ладно, ладно, - ответил Бардас. - Подберите для меня что-нибудь, по крайней мере я буду знать, кого винить.
   - Мы сделаем кое-что получше, - сказал Анакс. - Мы изготовим все сами.
   Бардас удивленно посмотрел на него:
   - Мне казалось, здесь только проверяют качество. Я и не знал, что вы что-то делаете.
   Анакс изобразил крайнее возмущение и обиду:
   - Вы что-то имеете против? Да я двадцать лет работал лудильщиком и...
   - Пока не пришло время продвинуть вас по службе? Анакс хлопнул его по спине.
   - Жаль, жаль. Человек только начинает осваиваться, привыкать, понимать что к чему, а его берут и отправляют неизвестно куда. Неразумное расточительство.
   Прежде чем Бардас успел что-либо сказать, старик вышел из комнаты. Он шел так быстро, что Бардас едва поспевал за ним, петляя по лабиринту коридоров и галерей, ведущих к главной мастерской. За спиной Лордан слышал тяжелое сопение Болло, неприспособленного природой ни к быстроте, ни к проворству.
   - Хорошо, - сказал Анакс, заглядывая в помещение. - Значит, ее еще никто не обнаружил. Боюсь, однажды я приду сюда и увижу толпу работников, прощай моя личная мастерская. Где Болло с лампой? Нам надо кое-что отыскать.
   Вскоре появился свет, и Бардас смог оглядеться. Посреди мастерской стояла наковальня, весившая никак не меньше трех центнеров и привинченная к массивной дубовой опоре, которая должна была поглощать силу ударов. Здесь же, рядом с наковальней, лежала металлическая плита с просверленными в ней отверстиями, с выемками различной формы, круглыми, квадратными, треугольными, для получения нужных стальных профилей. В конце дубовой опоры Бардас увидел аккуратно проделанное отверстие в форме чаши, глубиной в половину большого пальца. С гладкими, ровными краями.
   - Это чтобы придавать вогнутую форму, - объяснил Анакс. - А вот это вальцы. - Он кивком указал на некое приспособление, укрепленное на большом верстаке. - Здесь же можно резать, ровнять, сверлить. Все необходимое. А теперь посмотрим, что у нас тут. - Старик опустился на колени и пошарил под верстаком. - Есть, на месте. - Он вытащил стальной лист, побуревший от ржавчины. - Отложил специально лет пятнадцать назад на тот случай, если понадобится изготовить нечто по-настоящему хорошее. Я сам видел, как эту сталь отливали из первоклассного коллеонского железа, чудесного, чистого материала без малейшего изъяна, не то что тот мусор, которым мы пользуемся здесь. Здесь вполне достаточно для доспехов, если работать аккуратно.
   Он прикусил губу, потом продолжил:
   - Знаете, вам это может показаться глупым, но когда я ее увидел, то понял, что придет день, и ей найдется применение.
   Бардасу стало немного не по себе.
   - Вы уверены, что... - Он сбился. - То есть... может, не стоит пускать ее...
   - Все в порядке, - усмехнулся Анакс. - Главное, что она пойдет тому, кто сумеет ею воспользоваться.
   - Не знаю, смогу ли я...
   Из ящика в углу Анакс достал несколько образцов, вырезанных из тонкого дерева.
   - Нагрудники, наспинники, воротники, наколенники, рукавицы, забрала... так, а где кираса? Ага, вот и она. Что ж, не хватает разве что только сабатонов. Куда я их сунул? Нет, это, пожалуй, уж слишком. Трудно будет двигаться. Сабатоны...
   - А что это такое? - полюбопытствовал Бардас.
   - Ладно, обойдемся без них. Хватит. Болло, клади лист на верстак, я сделаю разметку. Вам повезло, что вы нормального роста. Вообще-то эти образцы рассчитаны на нас, Сынов Неба. Большинство из вас такие коротышки.
   - Как вы, - указал Бардас.
   - Вот именно, - согласился Анакс. - Но я все равно другой. К счастью для вас. От остальных представителей моего народа бесплатно можно получить разве что три дневных пайка. Болло, держи этот чертов лист крепче, он у тебя ерзает.
   Потребовалось немало времени, чтобы сделать всю нужную разметку, и еще больше, чтобы вырезать заготовки. Болло резал по прямой, не прилагая видимых усилий и думая, похоже, о чем-то своем. Анакс брал на себя изгибы, вытворяя то, что казалось Бардасу невозможным, учитывая несопоставимость тонкой, почти ювелирной работы и грубую неуклюжесть инструмента.
   - Вас беспокоит, - пропыхтел Анакс, - что я так легко режу сталь? Как бумагу, да? Вам кажется, что она слишком тонкая, чтобы быть хорошей. Скажу одно: верьте.
   - Вообще-то я и не беспокоюсь, - пробормотал Бардас, но старик, похоже, не слышал, потому что продолжал говорить сам.
   - Дело в том, что сталь - удивительная вещь. Я могу резать ее, гнуть, придать ей любую форму, словно это пергамент или глина, но когда я все закончу, то даже Болло со своим самым большим молотом не сумеет оставить в ней ни единой выщербины. А знаете, в чем секрет? В напряжении, - сам себе ответил он, не дожидаясь, пока Бардас придумает что-то умное. - Немножко напряжения, немножко давления, помучить ее чуть-чуть, и вот вам отличная броня, настоящая вещь. Ух! - Он покачал головой, порезав палец об острый край пластины. - Так мне и надо, нельзя не думать о том, что делаешь.
   Капля крови упала на сталь, подобно одной-единственной дождинке, и застыла, похожая на головку заклепки.
   - Напряжение, - повторил старик, закладывая вырезанную заготовку в вальцы.
   То, что он делал дальше, стало для Бардаса настоящим откровением. Наблюдая за манипуляциями Анакса, за его точными, рассчитанными движениями, за стадиями превращения плоского куска стали в нечто совершенно другое, он одновременно слушал комментарии Сына Неба.
   - Напряжение... Вот здесь напряжение направлено наружу, оно подобно арке. Попробуйте ударить, и поймете, что преодолеть его не так-то просто. Это ваша первая линия обороны, она проходит по вашей ноге... отсюда досюда. Как бы сильно вас ни ударили, сила не пройдет дальше и не размозжит кость. Вы еще скажете мне спасибо, когда кто-нибудь рубанет вам по голени.
   Бардас вежливо улыбнулся:
   - Это ведь для защиты ноги, да?
   - Это наголенник, - поправил Анакс, - не демонстрируйте всем свое невежество. Он защищает ногу от голени до лодыжки. - Старик поднял деталь, провел пальцем по краям. Легко сжал их двумя руками. - Надо, чтобы латы облегали защищаемую часть тела плотно, не жали, но и не болтались. Сейчас все приладим.
   - Не сомневаюсь.
   Когда наконец качество работы удовлетворило требованиям Анакса - Бардас не заметил никакой разницы между тем, что было вначале, и тем, что получилось в итоге, - старик перешел к наковальне и взял мягкий молоток, удары у него получались быстрые, ритмичные, размеренные.
   - Еще немного напряжения, - отдуваясь, объяснил он. - Как только края будут загнуты, их уже не разожмешь руками. Никакой эластичности, как и требуется правилами. А рихтовка пока подождет. Сейчас нам надо сделать углубление. - Он взял заготовки для наколенников и налокотников, вырезанные в форме чаш. - Именно на этой стадии мы придаем латам настоящее напряжение. - Сын Неба наложил пластину на выдолбленное в дереве углубление таким образом, чтобы ее середина находилась непосредственно над самым глубоким местом. - Важно понимать, в чем суть напряжения, чтобы сделать все правильно, а не испортить. Ударишь в середину слишком сильно, и она станет тонкой. Работать надо аккуратно, нежно, начиная с краев и продвигаясь к центру... вот так, как бы отжимая плотность к верхушке купола, где ей самое место.
   Анакс остановился, вытер лоб тыльной стороной ладони и усмехнулся.
   - Сложно? Медленно? Хм, никто и не говорил, что это легко и просто. Молоток падал и отскакивал, быстро и четко, рука работала с минимальными усилиями. Эффект достигался за счет аккуратности и упорства. - Кроме напряжения, есть еще и давление. Внутренняя часть обрабатывается сильнее и тщательнее, чем наружная. Изнутри напряжение больше, а напряжение есть сила... во всех отношениях. Запомните, мой друг, напряжение изнутри - это сила снаружи, а твердость зависит от того, сколько труда вы вложите в работу. Поймете это - поймете все.
   Оранжевый отсвет пламени перекатывался по стальной пластине словно остатки вина по дну серебряной чаши.
   - Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, - ответил Бардас. - Но разве металл не может ослабеть, если бить по нему слишком долго?
   Анакс кивнул:
   - Это кое-что другое. Называется усталостью. Металл достигает состояния, когда дальнейшее напряжение уже невозможно. Появляется усталость. Иногда, когда кажется, что надо нанести еще парочку ударов, проклятая железяка раскалывается как стекло. Это хрупкость. Но вам беспокоиться не о чем, мы взяли самое лучшее. А потом еще и испытание устроим.
   Когда он закончил, плоская пластинка превратилась в куполообразную, идеально гладкую, без малейших морщин.
   - Она и должна быть гладкая. Там, где нет полной гладкости, есть слабые места. - Анакс поднял изделие на свет, проверить, нет ли каких изъянов. Хорошая ковка дает форму. Форма - это сила. Посмотрите, вот форма, которая и требуется в данном случае. Можно надеть самые тяжелые сапоги и прыгать на ней целый день, с утра до вечера, не оставив ни единой отметины.
   Болло занимался какой-то большой пластиной, придавая ей необходимый изгиб.
   - Память, - продолжал Анакс, - через нее достигается напряжение. Дайте металлу память, форму, к которой он должен вернуться, когда что-то попытается ее нарушить. Тогда при любом воздействии он будет стремиться к этой форме, что и дает металлу силу сопротивления. Память - это напряжение, напряжение - это сила. Все очень просто, когда доходишь до сути.
   - Сыны Неба... Я буду откровенен с вами... - Бардас замялся. - Мне трудно понять. Вы не против, что я спрашиваю?
   Анакс взглянул на него и улыбнулся. Улыбка получилась страшноватая сдержанный оскал.
   - Вы меня спрашиваете... Полагаю, это что-то вроде комплимента. Вы говорите себе, что Сыны Неба - мерзавцы, но этот не такой, как остальные, он почти нормальный. Это показывает, - Анакс сдавил пластину, и она подчинилась ему, выгнувшись в нужную сторону, - что вы ни черта не знаете о Сынах Неба. О нас никто ничего не знает, кроме нас самих. А мы никому не рассказываем.
   - Понятно. Извините, я не хотел вас обидеть.
   - Невежество не обижает, - любезно ответил Анакс. - То есть я хочу сказать, что оно не обижает человека просвещенного ума. Я скажу вам вот что: я дам вам несколько намеков. Броня для души, вот что такое сведения для ограниченного пользования.
   - Спасибо.
   - Сыновья Неба, - продолжал Анакс, обрабатывая края нагрудника: он слегка повысил голос, чтобы стук молотка, ясный и чистый, не заглушал его слов. - Сыновья Неба - это вот что. - Он остановил молоток на полпути к цели. - И еще вот это. - Он завершил удар по пластине. - Мы - Сыновья Неба, а этот нагрудник - это вы. Вам никогда не приходило в голову, что все в мире, возможно, имеет какое-то значение? Нет, я говорю не об этом. Слишком глупое обобщение. Но если оно верно, полностью или частично, то Сыновья Неба - это значение. Мы - ось, а все остальное - колеса. Весь мир существует ради нас. Ради облегчения нашей работы.
   - Понятно. И что же это за работа?
   Анакс улыбнулся:
   - Совершенство. Мы совершенны. Все, к чему мы прикасаемся, становится совершенным. Ну, - он слегка сместил палец на рукоятке молотка, - по крайней мере в теории. На практике мы тоже многое разбиваем. Многое портим. Вы понимаете, к чему я клоню, или хотите, чтобы я объяснил подробнее?
   - Я понял идею, - сказал Бардас. - Вы - проба.
   Анакс остановился и широко усмехнулся.
   - Ну наконец-то нашелся человек, который меня слушал. Да, верно, мы проба. Мы все доводим до совершенства, подвергая испытанию. Предельному напряжению. Вплоть до уничтожения. То, что выдерживает, идет в нашу коллекцию, что ломается, мы отбрасываем как мусор. Подобно всему остальному, это абсолютно просто, когда начинаешь думать в верном направлении.
   После того как доспехи прошли рихтовку, Анакс пробил дыры для заклепок, нарезал ремни. Прикрепил замки и сложил все на стол.
   - Ну вот. Примерьте, если хотите.
   Разумеется, все подошло идеально. Латы облепили Бардаса словно вторая кожа. Сила снаружи, напряжение внутри.
   - А испытание? - с улыбкой спросил Бардас. - Как будем проверять?
   - Как проверять? - Анакс ухмыльнулся. - Ха, сейчас и проверим. Прямо на вас.
   Глава 10
   Война между кочевниками и Империей началась в один прекрасный день ближе к вечеру, на берегу озера, в болотной местности между Ап-Эскатоем и устьем Зеленой Реки. Начала войну, весьма кстати, обычная утка.
   У рабочих, строивших требушеты, закончился лес, небольшая группа, во главе которой был поставлен старый знакомый Темрая, Леускай, отправилась на поиски подходящих деревьев, из которых можно было бы изготовить необходимые детали. Всем требованиям соответствовали, пожалуй, лишь прямые сосны, но за неимением их подходили и ели, и пихты. Выйдя на указанное место, Леускай обнаружил великое множество доказательств присутствия пихты, ели и сосны, но только в виде пней - аккуратных, невысоких, оставленных поколениями перимадейских корабелов. Время поджимало: имеющегося леса не хватило бы и для уже строящихся орудий, не говоря уже о пятидесяти дополнительных, только что заказанных Темраем.
   Леускай знал, что все необходимое можно найти на другом берегу Зеленой Реки. Он даже видел их, сидя на поросшем плющом пеньке. С формальной точки зрения южный берег реки тоже принадлежал Империи, по крайней мере до недавнего времени он был частью длинной, узкой полоски земли, претензии на которую заявлял Ап-Эскатой. Претензии, однако, так и оказались неподкрепленными активными силовыми действиями ввиду общего ослабления города в последние сорок лет.
   Леускай взвесил возможный риск, связанный с вторжением на территорию Империи: такого разрешения ему никто не давал и нарушать пусть официально не установленную, но все же границу, он не хотел. С другой стороны, возвращаться без леса, не выполнив поручения... Леускай глубоко вздохнул и начал думать, как перебраться через широкую, быструю и глубокую реку.
   Проведя в долгих размышлениях беспокойный день, Леускай отказался от всех вариантов, кроме одного, и повел свою группу вниз по течению в надежде обнаружить какую-нибудь естественную переправу. Удача сопутствовала ему: не пройдя и нескольких миль, они наткнулись на вроде бы мелкое, но таящее немало скрытых опасностей место чуть выше порогов. Переправа оказалась нелегкой и малоприятной, но им удалось выбраться на противоположный берег, не потеряв ни людей, ни ценного инструмента. Однако без утрат все же не обошлось - течение унесло с полдюжины мулов, тащивших на себе запас пропитания.
   Это печальное обстоятельство повлияло на смену приоритетов Леуская, воспитанного на принципе, что голодание в лесу или на берегу реки является преднамеренным и целенаправленным волевым актом. Он разделил отряд на охотничьи группы, назвал место и время сбора и отправил на поиски пищи.
   Не потребовалось много времени, чтобы разочароваться. Лес оказался болотом, деревья встречались редко. А немногочисленная дичь, услышав или увидев человека, попряталась.
   Леускай вернулся с пустыми руками, другие охотники преуспели не больше, но одна группа сообщила, что набрела на озеро примерно в миле к югу, где водились утки.
   Новость не вызвала у Леуская всплеска энтузиазма. Несколько лет назад, перед нападением на Перимадею, когда в лагере Темрая иссякли запасы пропитания и перьев, вождь отправил несколько человек, в числе которых был и Леускай, охотиться на уток. В общем, эти проклятые твари надоели ему по горло. В каком-то смысле Леускай оказался жертвой собственного успеха, запас уток казался неиссякаемым, на них охотились всеми известными способами: ставили силки, бросали сети, стреляли из луков, убивали из пращи, а некоторых, особенно глупых или чересчур доверчивых, ловили голыми руками.
   На протяжении трех или четырех недель Леускай не делал ничего другого, а только сворачивал шеи противным птицам и ощипывал тушки, ел их пропахшее рыбой жесткое мясо и нюхал их гнусный запах. Леускай ненавидел ощущение, которое охватывало его, когда он убивал уток, сжимая шею под клювом и поворачивая туловище еще и еще, по кругу, - пока они не задыхались. Иногда попадались экземпляры, казавшиеся почти бессмертными, продолжавшие жить даже после того, как им ломали шеи и разбивали головы и камни. Нет на свете существа, которое так же трудно убить, как раненую утку - в этом отношении с ней не сравнится ни бык-бизон, ни человек в полном защитном облачении. И вот теперь Леускай снова стоял перед необходимостью убивать и есть чертовых птиц, чтобы остаться в живых. Может быть, размышлял он, ему отведена роль ангела смерти по отношению к уткам, и именно затем он послан в мир. Тут Леускай провел аналогию между полковником Лорданом и племенами равнин. Если так, то бессмысленно пытаться уклониться от неизбежного.
   Да, сказал Леускай, конечно, пойдемте и свернем шеи этим уткам. И они ринулись на болото.
   Разумеется, они заблудились: озеро куда-то ушло, потому что на том месте, где его обнаружили разведчики, ничего не оказалось. Почти весь день пришлось потратить на поиски сбежавшего водоема, таскаясь по сырому, опасному болоту, теряя в трясине сапоги, падая в вонючую жижу, вытаскивая друг друга из цепких объятий бурого чудовища. Когда они все же набрели на озеро, Леускай сразу понял, что это другое - разведчики упоминали о холме у южной оконечности. А здесь никакого холма не было. Но озера мало чем отличаются одно от другого, и гладь этого покрывали утки. Тысячи уток, плавающих большими черными и коричневыми кучами, словно мусор, принесенный сюда мутным потоком первой летней грозы.
   Когда Леускай и его люди вышли на берег, птицы не проявили ни малейшей склонности убраться подальше от опасности: они закрякали и немного подались от берега. Глупые, безмозглые утки.
   Леускай провел короткое совещание. У них не было ни сетей, ни пращей, ни палок, ни собак, ни лодок, а следовательно, все привычные способы птицеубийства отпадали. Кто-то предложил стрелять в уток из луков. Но ему тут же возразили: стрел мало, а достать из озера те, что не попадут в цель, без лодок невозможно.
   - Забросаем их камнями, - сказал кто-то еще, и так как ничего лучшего придумать не удалось, то единственный вариант был тут же проведен в жизнь.
   Конечно, в искусстве бросать камни в уток Леускай не знал себе равных. Поблизости протекала река, впадавшая в озеро, так что о камнях беспокоиться не пришлось. Вооружившись метательными снарядами, охотники согласовали стратегию. У западного берега образовалась небольшая бухточка в форме лошадиной подковы, густо усеянная водоплавающими птицами. Утки будут обстреляны с трех сторон, в распоряжении стрелков около двадцати секунд, после чего темная стая поднимется в воздух, оглашая окрестности тревожными криками, хлопая крыльями, теряя перья, оставляя раненых и убитых. Если первая попытка не принесет желаемого успеха, у охотников, несомненно, будет возможность повторить ее на следующее утро. Весьма похоже на бомбардировку Перимадеи, причем Леускай и его люди играли бы роль требушетов - тех самых, ради которых их сюда и послали.
   У самого Леуская не было абсолютно никакого желания устраивать спектакль еще раз. А потому он с особой тщательностью разместил свою артиллерию на берегах бухты, ведь стоит спугнуть одну утку, как все остальные взлетят еще до начала атаки. Вот почему охотники подбирались к озеру с величайшей осторожностью, делая все возможное, чтобы не шуметь и не совершать резких движений. Несомненно, разработанный план имел все шансы на успех, так как отличался тактической грамотностью и осуществлялся людьми, имеющими некоторый опыт в подобного рода делах.