Паркер К.. Пробирная палата (Фехтовальщик - 3)

   - Наверное, можно сказать, что он представляет собой трудно контролируемую смесь идеализма и прагматизма. Идеализм заключается в его представлении о семье, хранимом глубоко внутри. Он убежден, что считает семью самой важной на свете вещью. Не думаю, что это так, то есть я хочу сказать, что, по-моему, он обманывает сам себя, когда так думает, но верит искренне.
   Она немного помолчала, прижав ладонь к губам.
   - Прагматизм - другая сторона той же монеты. Его философия такова: что сделано, то сделано, над пролитым молоком не плачут, главное - с наибольшей выгодой воспользоваться нынешней ситуацией и не позволять прошлому вставать на пути будущего. - Она усмехнулась. - Можно сказать, что эту философию он доводит до крайности. Но вообще Горгас и сам человек крайностей.
   Сын Неба снова сменил позу, возможно, у него просто затекла нога.
   - Как вы думаете, почему он захватил власть в Месоге? Исъют вздохнула:
   - Причин может быть много. - Она посмотрела в окно. - Увидел свой шанс и воспользовался им. Месога была его домом. После всего, что Горгас натворил там, он уже не мог вернуться в Месогу иначе, чем во главе армии. Вот он и прихватил с собой армию. Наверное, если вы спросите его об этом, он скажет, что заботился о благе своего народа, может быть, он даже и сам так считает. Такой уж у него талант - способен поверить всему, если так нужно.
   - Зачем ему нужна война с племенами? Ведь он помогал им разгромить Перимадею.
   Исъют кивнула:
   - Хороший вопрос, но если бы вы слушали меня внимательно, то уже сами дали бы ответ. Именно из-за предательства по отношению к Городу Бардас и возненавидел его. Вероятно, Горгас полагает, что если он начнет войну с племенами и убьет Темрая, то как бы поквитается с Бардасом. В то же время он угодит вам, а это необходимо, если он намерен остаться вождем Месоги. Ему нужны друзья. Например, такие, как вы. Но политика - это только внешняя канва. Все дело в Бардасе. Бардас - вот мотив, определяющий почти все, что делает Горгас, когда не исполняет приказы моей матери. Абраин нахмурился:
   - Объясните.
   - От Горгаса больше всего пострадали двое. Нет, скорее, трое. Моя мать, Бардас и я. Именно в таком порядке. С тех пор он всячески пытается загладить свою вину. Благодаря его помощи моя мать получила возможность разыгрывать из себя Господа Всемогущего в Сконе. Ради Бардаса он готов убить вождя Темрая. Ну а... мной он займется позже. - Она зевнула и потянулась как кошка. - В общем, если вас и впрямь интересует человеческая натура, то он хороший образчик для коллекции. Горгас либо плохой человек, старающийся принести добро своей семье, либо хороший человек, совершивший страшное злодеяние. Возможно, он и то и другое. Как я уже сказала, он чувствует себя в огромном долгу перед моей матерью, потому что именно она пострадала от него больше всех (не считая, конечно, убитых, но они мертвы, и здесь уже ничего не поправишь). Но на самом деле больше всего он старается ради Бардаса.
   - Даже при том, что Бардас убил его сына?
   Исъют пожала плечами:
   - Дядя Горгас обладает исключительной способностью прощать. Это не вполне совпадает с гипотезой о его злом начале, как и случаи с предательствами и убийствами не укладываются в представление о нем, как о добром по своей природе человеке. Видите ли, мы, Лорданы, та еще семейка. Отсюда и все проблемы.
   Сын Неба медленно поднялся, стараясь не опираться на больную ногу.
   - Спасибо. Вы мне очень помогли.
   - Не за что. - Исъют осталась на своем месте. - Но, если это в ваших силах, окажите мне любезность. Нельзя ли как-нибудь затруднить жизнь моей матери... валютными регуляциями, таможенными сборами, импортными лицензиями, чем-то в этом роде. Ее такие вещи просто бесят.
   - Очень жаль, - безжалостно отрезал полковник. - Но мы так не работаем.
   - Неужели? Ну ладно, забудьте. До свидания.
   Когда посетитель ушел, Исъют опустилась на пол, прислонилась спиной к стене, обхватила руками колени и стала думать о странном, повторяющемся сне, в котором Патриарх Алексий говорил ей, что если она пожелает, то он возьмет острый нож и отрежет от нее лордановскую половину. Каждый раз она просыпалась перед тем, как Алексий начинал резать. До сих пор ей так и не удалось решить для себя, кошмар это или нет.
   - Кто это был?
   Исъют подняла голову:
   - Крысолов. Я посылала за ним, здесь все кишит крысами.
   Ее мать нетерпеливо вздохнула:
   - Он ведь от префекта, да? Чего он хотел?
   - Если ты отвечаешь на собственные вопросы, то зачем спрашиваешь меня?
   Нисса Лордан подошла к дочери и пнула ее в ребра с такой силой, что девушка едва не упала.
   - Кто он? Что ему было нужно?
   Исъют взглянула на мать:
   - Хотел узнать, любишь ли ты грибы. Я сказала, что любишь.
   Нисса ударила ее еще раз, на этот раз сильнее, и убрала ногу раньше, чем дочь успела ухватиться за нее.
   - У меня нет времени возиться с тобой. Сейчас сюда придет Морц и заберет все твои книги, лампу и прочее. И не надейся, что получишь что-то съестное.
   - Вот и хорошо. Суп мне уже опротивел.
   Нисса наклонилась:
   - Исъют, не испытывай мое терпение. Скажи, чего хотел этот человек?
   Девушка вздохнула:
   - Он расспрашивал меня о дяде Горгасе и дяде Бардасе. Я рассказала ему... то, что он и без меня уже знал. Что еще я могла рассказать? Я же сама ничего не знаю.
   - Ладно. - Нисса выпрямилась. - Ты рассказала ему то, что он хотел знать. И что? Нам приходится сотрудничать с этими людьми, ведь мы зависим от их доброго расположения.
   Нисса кивнула.
   - Ты не грубила ему? Ну, конечно, грубила. И дерзила. Надеюсь, до драки дело не дошло? Ты не нападала на него? Не швыряла в него вещи?
   - Мама! - сердито воскликнула Исъют. - Ради всего святого! Послушать тебя, так я какая-то полоумная. Или ты думаешь, что я гоняла его по комнате, прыгая на четвереньках и кусая за ладони?
   Нисса подошла к двери.
   - Нам нужно с ними сотрудничать. С тех пор, как мы переехали сюда, дела идут трудно. Мне пришлось много работать. Я не хочу, чтобы ты все испортила. Понятно?
   - Конечно.
   Снова косой взгляд - страх, она обеспокоена. Мне нравится, когда она обеспокоена.
   - Исъют, когда-нибудь все, что я создала, что построила, что скопила, перейдет к тебе. Ты моя дочь, все, что осталось от семьи. Почему ты все делаешь во вред мне? Почему хочешь все испортить?
   Исъют рассмеялась:
   - Так ты собираешься умереть и оставить мне все свои деньги? Какой жирный кусок. Если бы я считала тебя смертной, то перегрызла бы тебе ночью горло.
   Нисса закрыла глаза, потом снова их открыла.
   - Ты говоришь мне такие вещи, а потом удивляешься тому, что тебя держат взаперти. Я знаю, что ты многое выдумываешь, хочешь шокировать меня. Очень жаль. Тебе бы следовало перерасти все это, когда тебе было десять лет.
   Глава 4
   Ничего такого плохого, от чего не избавило бы Саммиру землетрясение, в городе не осталось, если не считать запаха.
   На спуске с горы у кареты сломалось переднее колесо, и в город прибыли с опозданием, так что почтовая карета в Ап-Калик уже ушла. Следующая должна была быть ближе к вечеру, а до тех пор Бардасу предоставлялась возможность побродить по улицам, вдохнуть их атмосферу, уловить аромат.
   - Спасибо, - ответил он на предложение прогуляться, высказанное начальницей местной почтовой станции. - А могу я просто посидеть здесь и подождать?
   Начальница посмотрела на него:
   - Нет.
   - О! - Бардас прошелся взглядом по улице, туда и обратно. - Пожалуйста, позвольте мне выпить глоток воды?
   - Там, вниз по улице, есть колодец, - ответила женщина.
   Бардас нахмурился.
   - Мы же пьем.
   - Спасибо, но я лучше поищу молока или чего-нибудь еще.
   Она равнодушно пожала плечами.
   В Саммире хватало постоялых дворов и таверн. В большинстве случаев они представляли собой приспособленные для этих целей пещеры, как естественного, так и искусственного происхождения. На дверях почти каждого такого рода заведения имелась надпись "Не допускаются гуртовщики, коробейники и солдаты", а рядом стояли, прислонившись к двери, здоровяки, способные объяснить смысл надписи тем гуртовщикам, коробейникам и солдатам, которые не научились читать. В тавернах, под навесами, сидели старики на подушках, а в вагончиках, выстроенных по кругу на краю конской ярмарки, подавали выпивку, для чего желающий просовывал в вырезанное в стене окошечко деньги, а получал глиняный кувшин с какой-то жидкостью.
   После недолгих размышлений Лордан выбрал средний вариант и отправился под навес, расположенный между будкой точильщика ножей и закутком лекаря. У задней стены сидела старуха. Закрыв глаза, она пела что-то, но Бардас, недостаточно знавший саммирскую музыку и поэзию, не мог определить, привлекала она посетителей или отпугивала их. Речь в песне шла об орлах, стервятниках и возвращении весны, но многие слова сливались в неразборчивое бормотание. Бардас особенно и не прислушивался. Он уселся в противоположном углу: старики замерли при его появлении, уставились на незнакомца, потом отвернулись. Из-за спины Бардаса возник маленький, лысый мужчина с длинной черной бородой и осведомился, что он будет пить.
   - Не знаю. А что у вас есть?
   Старик нахмурился.
   - Эхин, - ответил он с таким видом, словно его спросили о цвете неба. Так вы будете пить или нет?
   Бардас кивнул:
   - Давайте. Сколько?
   - Не спрашивайте, - ответил старик. - Подставляйте чашку, фляжку или стакан. Решайте сами.
   - Извините, я имею в виду, сколько платить?
   - Что? А, полчетвертака за кувшин.
   - Тогда я возьму кувшин.
   Старик исчез, но быстро вернулся, ловко уклонившись как от искр из-под колеса точильщика, так и от капель крови, брызнувших из-под ножа лекаря.
   - Вот.
   Он поставил перед клиентом кувшин и небольшую деревянную чашку. Бардас отдал деньги, наполнил чашку наполовину и принюхался. Впрочем, жажда заставила его забыть об осторожности.
   Эхин оказался горячим, сладким, жидким и черным: травяной настой, приправленный медом, корицей и мускатным орехом, ослабил эффект действия и самогона, который сам по себе, в чистом виде, наверное, мог бы убить. Впрочем, с жаждой он именно это и сделал. Бардас выпил одну чашку и опустился на табуретку, подождать, пока голова перестанет кружиться. Старуха замолкла. Никто не сдвинулся с места, никто ничего не сказал. Она снова запела. Бардасу показалось, что это та же самая песня, но клясться в этом он не стал бы.
   Некоторое время спустя в палатку вошла большая группа людей, рассевшихся кружком в середине. Они были шумные, веселые, жизнерадостные, молодые и пожилые, от семнадцати до шестидесяти, не Сыновья Неба, но и не совсем непохожие на них, чисто выбритые, с длинными, заплетенными в косички волосами. Они носили длинные, почти до колен белые рубашки, но не утруждали себя обувью. Бардас предположил, что это и есть гуртовщики, объединенные в группу отверженных с коробейниками и солдатами, хотя никакого оружия он у них не заметил. Новые посетители пили эхин из большого котла, установленного в середине круга, не обращая внимания на поющую старуху.
   Бардасу они показались вполне безобидными.
   Потом - время здесь ползло медленно, но верно - появилась еще одна группа из пяти солдат. Эти тоже не были Сыновьями Неба; определить их принадлежность к тому или иному народу представлялось затруднительным: они носили выгоревшие серые комбинезоны под стандартными пехотными доспехами, казенные сапоги, отполированные до блеска пояса и маленькие шерстяные треуголки, на которые в боевых условиях надевался шлем. Четверо имели при себе мечи, пятый, капрал, старший этого полуотделения, был вооружен коротким палашом. Пройдя напрямик через круг сидевших гуртовщиков - которые уступили им дорогу, - солдаты направились в другую комнату, отделенную от первой пологом. Старуха перестала петь, открыла глаза и проворно удалилась.
   Рядом с Бардасом сидел старик с остывающим в крошечной чашечке эхином.
   - Проблемы? - спросил Бардас, наклоняясь к соседу. Тот пожал плечами:
   - Солдаты.
   - А...
   За пологом что-то разбилось. Послышался громкий смех. Сидевшие кружком гуртовщики на мгновение замолкли, подняли головы, но потом снова заговорили. Еще двое или трое посетителей поднялись со своих мест и не оглядываясь вышли из заведения.
   Из-за полога появились солдаты с кувшинами какого-то другого, не менее похожего на эхин напитка. Они остановились рядом с гуртовщиками, молча взирая на них сверху вниз. Разговор стих. Сосед Бардаса поспешил к выходу, а в комнату втиснулся человек, наливавший эхин. На его лице застыло трагическое выражение. Судя по всему, таверна вот-вот должна была превратиться в не самое лучшее для тихого времяпрепровождения место. Бардас, наверное, тоже ушел бы, но он еще не допил эхин.
   "И сказал Пророк: не затевайте драки в пивных. Не вмешивайтесь в чужие драки".
   В немногих словах большой смысл. Бардас всегда чтил свою веру. Когда потасовка началась, он поступил так, как поступал всегда: замер, осторожно, краем глаза наблюдая за происходящим, стараясь не поймать взгляд кого-либо из дерущихся. Заварушка, если рассматривать ее с точки зрения стороннего наблюдателя, была не лишена любопытных моментов. Гуртовщики имели численное преимущество, зато у солдат было оружие и здоровый дух, что тоже значило немало. Когда один из гуртовщиков упал и не поднялся, схватка прекратилась. Пятнадцать человек застыли с открытыми ртами, беспокойно поглядывая друг на друга и смущенно переминаясь с ноги на ногу. Какое-то время все молчали, потом капрал, который, собственно, и нанес смертельный удар, обвел комнату взглядом.
   - Что?
   Один из солдат неотрывно смотрел на Бардаса, точнее, на тускло поблескивающие бронзовые кружки на его воротнике. Их было четыре, что соответствовало званию старшего сержанта. Вообще-то плащ принадлежал не Бардасу, он подобрал его в шахтах (молодые такие небрежные). Но теперь все заметили металлические блестки и таращились на них с непонятным ему интересом.
   Коротышка, приносивший вино, подошел поближе.
   - Ну? - спросил он. - Что вы собираетесь делать?
   Бардас взглянул на него:
   - Я?
   - Ну да, вы же сержант. Что вы собираетесь делать?
   Конечно, он прав. Я же совсем забыл.
   - Не знаю. А что вы предлагаете?
   Коротышка посмотрел на него, как на сумасшедшего.
   - Арестуйте их. Что же еще? Арестуйте и отправьте к префекту. Они уже убили человека.
   И сказал Пророк: "Когда тебя просят арестовать пятерых вооруженных людей в пивной после драки, уходи сразу".
   - Ладно.
   Бардас медленно поднялся. Некоторое время он молча смотрел на солдат, потом перевел взгляд на капрала.
   - Имена?
   Солдаты назвали свои имена, которые он не запомнил и даже не расслышал, они были длинные, незнакомые и звучали на чужеземный лад.
   - Часть?
   Капрал ответил, что они из такого-то пехотного полка, такой-то роты и такого-то взвода.
   - Ваш командир?
   Капрал посмотрел на него с видом обреченного, потом вскрикнул и бросился на него с поднятым палашом. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бардас схватил его за локоть левой рукой и вогнал свой нож в углубление у основания шеи капрала. Он не помнил, как нож появился в его правой руке, не помнил даже, что оружие вообще было за поясом, но после трех лет, проведенных в шахте, такие действия становятся привычкой.
   Он заглянул в глаза умирающего капрала и отступил на полшага, позволив его телу свалиться на землю. Никто не шелохнулся. Похоже, в Саммире вообще собрались люди, наклонные к безмолвному созерцанию.
   - Спрашиваю еще раз, - услышал Бардас свой голос. - Кто ваш командир?
   Один из солдат назвал имя, также не зацепившееся в памяти Бардаса.
   - Вы. - Он повернулся к коротышке с бородой. - Бегите в префектуру и приведите стражу. Остальные - марш отсюда!
   В следующее мгновение таверна опустела, и Бардас остался наедине с четырьмя солдатами и двумя мертвецами. Различить их не составляло труда солдаты стояли.
   Прошла целая вечность, прежде чем в таверну вошли стражники под командой Сына Неба в высоком золоченом шлеме с длинным пером.
   - Драка?
   Бардас кивнул.
   - А этот, - Сын Неба дотронулся носком сапога до мертвого капрала, напал на вас?
   - Точно.
   Командир стражников вздохнул. Судя по медным блесткам на воротнике, он уступал Бардасу в звании.
   - Ладно. Ваше имя?
   - Бардас Лордан.
   Командир стражников нахмурился:
   - Я знаю, кто вы. Вы герой, верно?
   - Геннадий?
   Геннадий скорчил недовольную мину.
   - Не сейчас.
   - Геннадий? Ты очень слаб, я не могу...
   - О черт. - Геннадий открыл глаза. Алексий стоял над ним с озабоченным выражением на лице. - Не обижайся, но ты не против немного подвинуться? Я умираю и не хочу ничего пропускать.
   - Что? О да. Мой дорогой, мне ужасно жаль. Как это случилось?
   Геннадий пожал плечами:
   - Да как-то незаметно. Началось с обычной лихорадки, а уж потом пошло дальше. - Он помолчал. - Я умираю? Действительно умираю?
   Алексий задумчиво посмотрел на него:
   - Ну, я не доктор, но...
   - Я умираю.
   - Да.
   - Ох. - Геннадий попытался расслабиться. - А откуда ты знаешь, что я?..
   - Ну... просто поверь мне.
   Геннадий постарался снова закрыть глаза, но ничего не изменилось. Он подождал. Все оставалось по-прежнему.
   - Итак, что дальше? Хоть намекни.
   - Не обижайся, но я ничего не знаю. Может быть, тебя утешит, если я скажу, что все это абсолютно естественно.
   Алексий поскреб затылок, как бы подыскивая убедительную, но не слишком пугающую аналогию.
   - Это... как рождение ребенка.
   - Не очень-то оригинально.
   - Неужели? А по-моему, есть по крайней мере одно большое отличие.
   - Ты знаешь, что я имею в виду. Это больно?
   - Да, - сказал Алексий. - Чертовски больно. Но не очень. Практически совсем не больно.
   Геннадий вздохнул:
   - Что теперь? В чем тут смысл? Я должен что-то делать или просто лежать и ждать?
   - Сам скажи.
   - Да, я скажу, а ты записывай. Пригодится в следующий раз, извини, добавил он, - это недостойно.
   - Понимаю. На твоем месте...
   - Не думаю, что все будет вот так, Алексий, - оборвал его Геннадий. Мне это не нравится. Вообще, если тебе все равно, то я повторю попытку как-нибудь в другой раз. Почему-то кажется, что в это раз я все испорчу. В конце концов, такое бывает лишь раз в жизни...
   - Но нам-то откуда знать?
   Геннадий нахмурился:
   - Перестань, сейчас не время обсуждать то, чего нет.
   - Извини. Я лишь старался подыграть.
   - Не помогло. Алексий, ты можешь сделать кое-что?
   - Я... Что ты задумал?
   - Не знаю, - бросил Геннадий. - Ты же, черт возьми, маг, вот и придумай что-нибудь.
   - Так ничего не получится. Ты это знаешь не хуже меня.
   - Да, но... - У него почему-то не было сил злиться; впрочем, их не хватало даже для того, чтобы бояться. Не иметь сил бояться - это пугало. - Я хотел сказать, что ты же Патриарх Перимадеи, должно быть что-то такое, что ты знаешь, а все остальные не знают, какой-то секрет, в который посвящают только патриархов. Но это неправда, да?
   - Боюсь, что нет.
   - Я так и знал. Просто дело в том, что когда попадаешь в такое положение, как я сейчас, то полагаешься не на логику, а на надежду. Так, на всякий случай. Только не обижайся, старина.
   - Спасибо. Как ты себя чувствуешь?
   - Как-то странно, - признался Геннадий. - Все совсем иначе, чем я предполагал.
   - О, а как?
   Геннадий задумался.
   - Не знаю, - сказал он после паузы. - Я ожидал... хм, театра, наверное, мелодрамы. Чего-нибудь мистического: яркие огни, клубящийся туман, призрачные фигуры в белых облачениях. Ну, или страха и боли. Но все совсем по-другому и...
   У Геннадия вдруг открылись глаза. На этот раз по-настоящему.
   - Все в порядке. - Над ним стояла какая-то женщина. - Все в порядке.
   Геннадий попытался повернуть голову, чтобы оглядеться, но не смог. Он не знал, плохо это или хорошо. Раньше он мог двигаться гораздо свободнее.
   - Приходит в себя, - сказала женщина, обращаясь к кому-то другому. - Не знаю, что это было, но ему стало легче.
   - Тогда все действительно в порядке, - произнес мужской голос из-за плеча женщины. - Обычно такая доза убивает. Рад, что на этот раз сработало.
   У женщины был какой-то несчастный вид.
   - Хочешь сказать, что раньше ничего подобного не пробовал?
   - Я же сказал, что обычно это смертельная доза, - ответил невидимый мужчина. - Ждал несколько лет возможности испытать ее, но сегодня впервые обстоятельства сложились так, что проба уже не имела особого значения. Я хочу сказать, что он ведь уже был мертв, не так ли?
   Геннадий понял, что странного было в женщине. Точнее, не странного, а неожиданного. Женщина была жительницей равнин - глаза, цвет кожи, костная структура. В нем поднялась инстинктивная волна паники - помогите, я в руках врага! Женщина увидела, как Геннадий вздрогнул, попытался пошевелиться, и улыбнулась.
   - Все в порядке, - сказала она. - Все будет в порядке.
   - Это вы так говорите, - сказал он и вдруг понял, что позабыл остальное.
   Она была круглолицая, коренастая, лет сорока-пятидесяти, с короткими седыми волосами, яркими черными глазами и выдающимся вперед двойным подбородком.
   - Вы были очень больны, но наш лекарь дал вам кое-что, что поможет вам поправиться. Вот подождите и увидите.
   Геннадий ощутил раздражение: чертов лекарь испытал на мне какое-то свое смертоносное снадобье. Опасный клоун, его и подпускать-то к больному нельзя.
   - Спасибо, - прохрипел он. - Где?..
   Женщина улыбнулась:
   - Это Бланчарбер. Слышали о таком?
   Геннадий задумался:
   - Нет.
   - М-м. Ну, это небольшая деревушка в полудне пути от Ап-Амоди. - Она произнесла название как одно слово, а не два. - Примерно на одинаковом расстоянии от Ап-Амоди и старого Города.
   - Где?..
   - Перимадея. Вы в стране Темрая. И вы в безопасности.
   Исъют Месатгес своей сестре по коммерции Эйтли Зевкис, привет.
   Ужасное место, и люди ужасные. С другой стороны, перьев у них действительно много.
   Вот тут-то ты и нужна. У меня есть возможность поставить 67 стандартных бочек отличного гусиного пера, рассортированного на 35 бочек пера правого крыла и 32 бочки пера левого крыла, пригодного для использования в военных целях и по смехотворно низкой цене 12 четвертей за бочку. Есть лишь одно мелкое обстоятельство, стоящее между мной и этой фантастической сделкой. Я пуста, как разбитый горшок.
   Ситуацию может спасти твой аккредитив на ничтожную сумму 268 четвертей. Тогда я заполучу свои перья, ты свою обычную треть прибыли, люди получат стимул к дальнейшему ведению дел, и все будут довольны.
   Кроме, конечно, гусей, но не думаю, что у них были какие-то иные планы.
   Далее. Если "Белка" придет по расписанию, то ты прочтешь, что именно 6-го - вполне достаточно времени, чтобы начертать магические слова и переслать письмо хозяину "Вождя зверей", который, насколько знаю, ожидается здесь 17-го (так что он вряд ли оставит остров до 8-го как самое раннее). При условии, что ты проявишь должное прилежание, я завершу сделку до 20-го и буду дома, с перьями, к празднику Поминовения. Все просто.
   Все действительно просто, но на этом месте первоклассной бумаги осталось много свободного места, так что я, наверное, постараюсь заполнить его чем-то.
   Давай посмотрим. О чем бы ты хотела узнать? Конечно, совсем недавно ты сама побывала здесь; насколько я помню, ты ведь приезжала со своим другом-фехтовальщиком. Можешь говорить все, что угодно, о военном режиме и мяснике Горгасе. Но у всех создается мнение, что они положительно влияют на бизнес. Если бы они еще производили или выращивали что-то, достойное продажи (кроме, разумеется, этих абсолютно замечательных перьев), то возникли бы неплохие возможности по импортно-экспортной линии, т.к. конкуренция на местном уровне практически отсутствует: ни купеческих предприятий, ни картелей промышленников, ни аристократических или королевских монополий, и даже правительственный тариф равен 2,5 процента. Наверное, так всегда получается, когда в правительстве заправляют любители.
   Но вот что мне интересно. Зачем нужно было Горгасу Лордану вообще захватывать это место, если он не собирался ничего с ним делать? В конце концов, это же не мелочь, украсть страну у людей, которые в ней живут. Обычно ведь цели таких захватов совершенно очевидны: кому-то хочется плавить руду, приобрести незамерзающий порт, завладеть подрастающим корабельным лесом, или плантацией шафрана, или ивняком. В крайней случае сделать так, чтобы все это не досталось другому: некоторым просто нравится сама возможность проводить по карте прямые линии и иметь в своем распоряжении весь набор островов. А когда очевидной причины нет, можно биться об заклад, что кто-то намерен превратить приобретенное владение в постоянный источник доходов - налоги на землю, налог с продаж, налог на импорт, на дороги, специи, роскошь, на свадьбу и похороны, десятина, налог на наследство, на каждый приплод. В общем, причина есть всегда, только в данном случае меня немного беспокоит, что я никак не могу ее обнаружить. Во-первых, люди типа Горгаса Лордана - холодные, расчетливые, ничего не делают без достаточных на то оснований. Что он задумал, Эйтли? Ты же знаешь больше. Не посвятишь ли меня в эту тайну?
   Итак: 268 четвертей на "Шаре зверей", и сделка по перу заключена. Лучшего вложения в этом году у тебя уже не будет. Обещаю.
   Твоя в дружбе и честных делах
   Исъют.
   - Короче... - говорил он.
   Алексий остановился и заморгал, как будто оказался на свету после долгого пребывания в кромешной темноте.
   Нет, нет, подумал он, только не это.