Страница:
- А нанайский бизнес? - не унималась Наташа. Все в ней работало на похвалу, она сразу раскусила Трубникова. - В нашем разговоре вы упомянули про нанайский бизнес. Мой Трубников, вы торгуете с нанайцами? Это такой сибирский народ? Они работают на вас?
- О, нет, - конкретно объяснил Трубников, ободренный ласковым восхищением Наташи. - Нанайский бизнес это дело, которым занята сейчас основная часть русских людей. Купил за рубль, продал за девяносто копеек, вот вам нанайский бизнес.
- И вы так торгуете?
- О, нет! Я не так торгую, - Трубников, сопя, положил вздрагивающую руку на круглое колено Наташи и она слегка покраснела. Так не каждая умеет, сопя, подумал Трубников. Он чувствовал себя очень сильным.
Совсем недалеко от них на той же террасе негромко разговаривали за столиком три человека в неброских серых костюмах. Узкие усики, серые шляпы. Возможно, не очень зажиточные швейцарцы, решил Трубников. Или французы, тоже не очень зажиточные. Или представители конфессии, предполагавшей в будний день именно такие не бросающиеся в глаза, как у них, костюмы.
- В последнее время русская речь, - объяснил Трубников, сопя и пуская слюни от вожделения, - сильно изменилась. Ну, типа, так и должно быть. Ты въезжай, въезжай, - перешел он на ты, поскольку Наташа не сбросила его руку со своего круглого колена. - Каждый знает, живая речь подстраивается под лидеров. Горби начал произносить глагол начать с ударением на первом слоге, переводчики тут же стали произносить глагол бегин так же. Русский глубок, продолжил объяснения Трубников и рука его гораздо увереннее двинулась вверх по длинной ноге русскоговорящего гида. - Мы говорим - мутный клиент, хотя перед нами сидит элегантный господин с ясным взглядом. Тем не менее, он клиент мутный, то есть необязательный. Ты въезжай, въезжай, такой клиент тебя непременно обманет. Он Иуда. Он тебя так искидает, падла, что тебе и петля не поможет! - объяснил Трубников изумленной Наташе, уже не обращающей внимания на его руку. - То есть, я хочу сказать, что такого партнера не следует к себе подпускать. Пусть он пьет и общается с животными.
- С животными? - удивилась Наташа.
- Ну, эти... Я их имею в виду... Ну, ты знаешь... Ты слышала... Ободренный вниманием Наташи Трубников, наконец, нашел нужное слово: - Ну, эти ночные бабочки...
- Мой Трубников!
Русскоговорящий гид Наташа все больше и больше нравилась Трубникову.
У Наташи были длинные ноги, настоящие длинные ноги, которые не надо прятать под длинными платьями. И вся она была круглая, длинная, ладная. И улыбка у неё была невероятная, европейская, только в кино бывают такие улыбки. Она должна принадлежать мне, подумал Трубников, пуская слюну. Потом по рассеянности он произнес это вслух и русскоговорящий гид нежно рассмеялась. Как серебристый колокольчик, что сразу выдало её русское происхождение.
- Если у тебя есть муж, - сопя, добавил к сказанному Трубников, оставь его. Мы с ним договоримся. Въезжай, въезжай, что говорю. Сколько стоит, чтобы ты работала со мной много?
- Много... - как эхо откликнулась Наташа.
- А сколько языков ты знаешь? - ободрено спросил Трубников.
- Три, - ответила Наташа. - Английский, французский и немецкий. Это мои любимые языки. Но я могу объясниться на испанском, на итальянском. Уверена, что меня поймут португальцы.
- А ты бывала в Индии?
- Мой Трубников! Никогда!
- Но, наверное, понимаешь хинди?
- Мой Трубников, зачем? Мне это не надо. В Европе индусы объясняются на английском.
- Ну? - удивился Трубников. И отвлекся от беседы: - Видишь, этих скромных усачей в серых шляпах? Они, наверное, католики?
Наташа округлила глаза:
- Мой Трубников!
Трубников прислушался и ужаснулся.
- ...Ну, типа, два киллера в ресторане, - услышал он гнусный русский голосок. - А у третьего день рождения. Ну, в натуре, крутой подарок, маузер "Эрма" с оптическим. Ну, братан, говорят, это ещё не все. Выводят на балкон ресторана, а в доме напротив в окне раздвигается занавеска. А там, значит, клиент в кресле - привязан, рот скотчем залеплен. И это, братан, смеются киллеры, ещё не все. Один, значит, подает условленный сигнал и кто-то там в окне напротив резко срывает с клиента скотч. Клиент улыбается, поднимает голову и громко поет: Happy birthday to You!.. Happy birthday to You!..
- Идем отсюда, - прошипел Трубников.
В "Шато де Кудрэ" Трубников снял номер-люкс.
Это чрезвычайно понравилось русскоговорящему гиду Наташе.
В тот же день Трубников отправил служащего отеля за билетами в Бенарес. Индийский город Бенарес давно уже называется Варанаси, но, разговаривая со служащим, Трубников для большей значительности употребил древнее название. В конце концов, в авиакомпаниях сидят не дураки, разберутся. С почтением глянув на малиновый пиджак Трубникова, на золотую цепь, на дорогой кожаный пояс, на котором висело все, что может понадобиться деловому человеку в дороге, служащий отбыл в кассы. А из ванной в очень коротеньком халатике появилась Наташа.
- Мой Трубников, - спросила она. - Почему ты закрыл окна? Здесь совсем не шумный район.
- Ну... - сказал Трубников, оглядываясь. - Привычка... Тишина и покой... В окна не будут заглядывать...
- Но здесь третий этаж, - засмеялась Наташа.
И осторожно, чтобы её вопрос не был истолкован превратно, спросила:
- Мой Трубников, в какой спальне мне можно располагаться?
В голосе Наташи звучало обещание. Трубников обрадовался: выбирай любую. В итоге Наташа выбрала спальню рядом с кабинетом. Трубников так долго не слышал женских похвал, что, утомленный, уснул в Наташиной спальне.
Это его спасло.
Ночью, вдруг пробудившись, он не нашел Наташу в постели.
Постель была грандиозной, но все равно Наташи он в ней не нашел.
Сунув ноги в мягкие меховые тапочки, он отправился в туалет и, проходя мимо кабинета, услышал голос Наташи. Русскоговорящий гид держала в руке телефонную трубку. Ее мягкий и нежный голос выговаривал жестокие слова, навсегда ранившие сердце Трубникова.
- Да куда он денется? Он на крючке, не сорвется. Билеты принесли, полетим вместе. Мало ему не покажется, в Варанаси я все сделаю. Нет, именно в Варанаси. Кто заметит в Индии исчезновение какого-то потного русского говнюка? От похоти у него слюна с губ капает. Не стоит потрошить этого говнюка во Франции, вони много. Да и законы во Франции отрабатывались не один век. Чем быть повешенным в швейцарском кантоне, - пошутила Наташа, лучше стать миллионерами в Бенаресе.
В чуть приоткрытую дверь Трубников видел её красивое лицо - в профиль.
Это был нежный профиль и чистые нежные кудряшки ложились на нежное обнаженное плечо Наташи. Стараясь не пыхтеть, но уже пуская густые слюни, Трубников явственно разглядел коротенькую рубашонку и совсем обнаженное плечо. Распаленная фантазия легко позволила представить Трубникову все остальное. Отлично понимая, что в ближайшие три-четыре часа поблизости вряд ли раздастся голос Калашникова, он вошел в кабинет и обвил вздрогнувшую Наташу руками. "Никак тебя не найду... - врал он, задыхаясь. - Проснулся, а тебя нет..." - "Вот звонила домой... - врала, задыхаясь, Наташа. - Дома волнуются..."
Она была уверена, что Трубников ничего не слышал, но на всякий случай распаляла его.
Все случилось на рабочем столе.
"Конечно, дома должны знать, где ты находишься...", - разворачивая Наташу, жадно сопел Трубников. "Дома всегда волнуются... - дышала Наташа, уже сама помогая Трубникову. - Они боятся за меня..." - "Конечно, - сопел Трубников, сдирая с неё рубашку. - У тебя много такого, за что стоит бояться... Вот это например... - Она застонала. - Или это, например... Но ты в надежных руках..." - "О! О! О! - красиво стонала Наташа. - У тебя не только руки надежные..."
А через час, когда Наташа забылась в блаженном, полном сладких видений сне обманутого платного киллера, Трубников из Женевы улетел в Стамбул. Конечно, ему надо было в Бенарес (Варанаси), но купленные билеты он оставил в кабинете и не хотел рисковать: доверился направлению, определенному первым случайным рейсом.
Как можно? - горько повторял про себя Трубников, глотая пиво на борту стамбульского рейса. Как можно? Он не знал, на кого работает Наташа, нежный голос Наташи не отпускал его: мой Трубников.
Клонированная овца!
В Стамбуле Трубников взял такси и отправился в центр города.
Он как-то плохо запомнил Стамбул.
Например, обедал он неподалеку от какого-то огромного храма. Возможно, это была Айя-София, он о чем-то таком слышал. Вроде как на одной из древних каменных плит храма изображен настоящий атомный взрыв. Изображен ещё в те времена, когда люди представить не могли ничего такого. Вот спрашивается, зачем показывать бессмысленные картинки?
В храм Трубников не пошел.
Кроме картинок атомного взрыва, он слышал, храм принадлежит мусульманам.
Никаких этнических или религиозных предрассудков Трубников не разделял, все равно древний восточный город показался ему чуждым и слишком большим. Устав, он решил снять номер в отеле и плотно задернуть шторы, чтобы ничего не видеть и не слышать в этом развращенном мире. Поднимаясь к центру Стамбула (где ещё находиться лучшим отелям?), на какой-то узкой и шумной улочке он увидел тощего турка в полосатом пиджаке с короткими рукавами. Зато брюки у турка были такие длинные, что он их закатывал над остроносыми башмаками. Такого я к себе близко не подпущу, подумал Трубников. У него однажды было: в Энске лет пять назад утонул рабочий в чане со спиртом. Совсем как этот: усатый, черный, как головешка, со злым лицом. Пошел попить спирту к чану и утонул. Со спиртом потом были неприятности. Чуть не заставили слить в канализацию. Тоже идея, лягушек спиртом травить!
И вообще, облегченно вздохнул Трубников, Россия, Франция и Швейцария - это все теперь за спиной, следы надежно запутаны, в Стамбуле я в полной безопасности. Чем дольше рядом со мной никого не будет, тем дольше я пробуду в безопасности. А Наташа (мой Трубников), одна пусть летит в Индию, овца клонированная. А он отсидится в Стамбуле, отдохнет от покушений и нечестных людей и выберет правильное время для поездки за волшебным амулетом от АКМ. Ему вдруг страшно понравилась мысль, что никто, ни одна душа на свете, не знает сейчас, где он находится. Возьму, решил он, номер в хорошем, не вызывающем подозрений отеле, и закажу хороший, не вызывающий подозрений ужин.
Разве я не достоин этого? - спрашивал себя Трубников, безуспешно пытаясь найти выход из крутой, шумной, прихотливо извивающейся улочки, все время впадающей в какие-то тупики. Устав, он резко остановился и прямо на него налетел все тот же усатый турок со злым лицом. Упорно ходил, наверное, за белым человеком, надеялся на бакшиш.
- Эй! Как я пройти к хороший отель? - воспользовался случаем Трубников. Слова он старался выговаривать так, чтобы было понятно для турка. Для большей ясности он даже помахал рукой. И остолбенел, когда турок по-турецки ответил:
- Tuda tebe zachem, pidaras?
Выбравшись на центральную магистраль, ошеломленный Трубников остановил такси. Плевать он хотел на отель. Стамбул не тот город, где можно чувствовать себя в безопасности. Он знаками показал водителю - в аэропорт. Водила не сразу понял, тоже ведь турок, тогда Трубников, сопя, изобразил руками крылья и загудел. На этот раз турок понял, но по-своему:
- Na-ta-sha?
- К черту этих Наташ! - испугался Трубников, поняв, что ему предлагают проститутку. И хотя чисто рефлекторно пустил слюни, снова изобразил крылья и легкое гудение.
- Angel? - догадался турок.
- Samolet, черт возьми! Хочу лететь! Далеко! Я есть лететь самолет, давай ехать в аэропорт.
Такая трудная фраза Трубникова доконала, но хитрый турок каким-то образом постиг истину, и уже к вечеру этого изнурительно тяжелого и нервного дня Трубников оказался в маленькой арабской стране.
Маленькая страна лежала на берегу прозрачного теплого моря, щетинилась пальмами и сладко пахло водорослями, кокосами, песками и нефтедолларами.
Переночевав в прекрасном отеле, полном уюта, прохлады и невидимой, радующей сердце и никому не мешающей музыки, Трубников неторопливо спустился на просторную, почти пустую террасу, где на завтрак ему подали ломтики золотистого хорошо прожаренного мясо и вообще всячески выказали приязнь и уважение.
Трубникову это понравилось.
Наверное, нога русского человека тут ещё не ступала, подумал он. Наверное, тут ещё не слышали о гениальном изобретении Калашникова. Это, наверное, тихая страна, принимающая только воспитанных европейцев.
Когда Трубников вошел в бесшумный лифт, чтобы спуститься к морю, за ним шагнул в лифт жирный немец в совершенно нелепой одежде - то есть в черных спортивных брюках и в черной майке без надписей. Даже трусы на немце были, наверное, черные. В правой руке непонятный немец держал черную шляпу, причем странно держал - прижав к животу. Под такой большой шляпой можно спрятать все, что угодно, нервно подумал Трубников. Даже автомат Калашникова. Правую руку при этом странный немец прятал в кармане. Улыбнувшись немцу, Трубников доброжелательно спросил:
- Down?
- Сам ты, блин, даун! - ответил немец по-русски.
В тот же день Трубников в инвалидном кресле на колесиках оказался на борту быстроходного пассажирского лайнера за которым в свете плоской Луны летела по ночной Аравийской пустыне энергичная тень.
Утомленные пассажиры спали.
Пустыня внизу была однообразно желтой.
Потом взошло солнце и пустыня сменилась столь же однообразным, только зеленым по цвету океаном.
Иногда самолет где-то садился, тогда Трубникова заботливо вывозили в тенистый тропический сад или в прохладный ресторан аэропорта, и вкусно кормили и поили, как настоящего калеку. А он улыбался, терпел и упорно стремился в старинный индийский город Бенарес (Варанаси), здраво раскинув, что, потеряв его следы, русскоговорящий гид проклятая клонированная овца Наташа вряд ли все-таки решится одна полететь в Индию. Она, наверное, просто сдала билеты, удовлетворившись полученной суммой.
Трубников старался не покидать спасительного инвалидного кресла.
Не зная языков, не имея русскоговорящего гида, боясь заблудиться в чужих аэропортах, в стамбульском аэропорту он представился инвалидом. Он уплатил большие деньги за то, чтобы его считали инвалидом. Благодаря большим деньгам, к нему приставили милую стройную служительницу, кажется, малазийку. Он оплатил её проезд до Бенареса и обратно. Она заботливо покрывала его якобы искалеченные ноги легким пледом и выкатывала его якобы искалеченное тело на стоянках в тенистый тропический сад или в зал прохладного ресторана, и страшно удивлялась, когда инвалид Трубников, пыхтя и пуская слюни, пытался ухватить её за какое-нибудь укромное малазийское местечко. Впрочем, на порученного ей пассажира стюардесса не обижалась: во-первых, ей действительно хорошо заплатили, во-вторых, как обижаться на человека столь придурковатого, что перевозить его приходится в инвалидном кресле?
Трубников упорно летел в Бенарес.
Он дал себе слово, что непременно доберется до этого города.
Он надеялся, что Бенарес (Варанаси) будет напоминать беспорядочный муравейник, а он, Трубников, хотя и пестрый муравей (он всегда носил яркие малиновые костюмы), но вряд ли будет сильно выделяться в таком городе. В Бенаресе день и ночь кишит бесчисленная толпа, думал он, перемешанная со смиренными коровами и дерзкими обезьянами, наверное, в Бенаресе нельзя выжить, не зная хоть какого-то языка, тем более попасть туда без языка невозможно, - вот почему он и оформил международные документы на инвалидное кресло.
Он даже не знал, через какие города летит.
Когда самолет совершал очередную посадку, стройная малазийка задавала мнимому калеке какой-то официальный вопрос на неизвестном языке и тут же, не ожидая ответа (наверное, она лучше него знала, как он себя чувствует), перевозила калеку в удобном инвалидном кресле в очередной тенистый сад или прохладный ресторан, а потом вкатывала на борт чартера, время от времени беззлобно хлопая развратного калеку по его жадно тянущейся к её бедру ручонке и внимательно сверяясь с официальными бумагами, полученными ею в маленькой арабской стране, густо пропахшей водорослями, кокосами, песком и нефтедолларами.
В Бенарес (Варанаси) самолет прибыл утром.
Хорошо выспавшийся Трубников изумленно взирал на новый мир.
"Ах ты, сука-романтика, ах ты, Братская ГЭС, я приехала с бантиком, а уехала без!" Милая малазийка неторопливо катила инвалидное кресло сквозь толпу, наполнявшую здание аэровокзала. В открытых переходах ударяла по дыханию оглушительно влажная жара. Пахло древесным дымом, благовонными курениями, сандалом, мочой, гнилью. Еще пахло распаренной банной листвой. Перед выходами копошилась ещё более густая, можно сказать, грандиозная толпа. Взволнованно вскрикивали босоногие рикши. Некоторые бежали куда-то, забрав первых пассажиров. Черные плоские ступни мелькали над разогретым бетоном. Диковинно разрисованные автобусы зияли черными проемами вместо давно выставленных стекол. Некоторые автобусы были двухэтажные, а от того походили на фантастические елочные украшения.
Пальмы, баньяны, ресторанчики, украшенные пестрыми фонариками и устрашающими драконами, здания вполне европейского вида и старинные храмы, и мириады, мириады, мириады улыбающихся бегущих куда-то людей в белых чалмах и в белых накидках.
Ошеломленный Трубников молчал, вжавшись в катящееся по бетону инвалидное кресло. До него дошло, что путешествие закончено, он попал в ад и в ближайшие минуты будет предоставлен самому себе. В этом аду, дошло до него, предстоит найти волшебный амулет. А главное он понял, что через несколько минут его подвезут к какому-нибудь любезному официальному представителю доставившей его в Бенарес авиакомпании и отнимут спасительное инвалидное кресло. А вместе с ним отнимут милую малазийку, к которой он привык, как к сестре. И он должен будет влиться в бесформенную бессмысленную толпу и по адской жаре идти куда-то...
Куда?..
В этот сложный момент Трубников встретился глазами с Наташей.
Русскоговорящий гид Наташа, клонированная овца, блин, длинноногая, красивая, как Мадонна, стояла в широком переходе - в легкой белой юбке, в невесомой, почти прозрачной блузке. Голову Наташи украшала широкая шляпа из светлой рисовой соломы. За спиной Наташи, держа руки в карманах диагоналевых брюк, угрюмо торчали два побагровевших от напряжения молодца самого неприятного европейского типа и в самых неудобных европейских костюмах, даже при черных галстуках.
- Гони, падла! - подал команду Трубников.
Малазийка мило улыбнулась. Она не понимала Трубникова, только прощала ему все.
- Гони, блин!
Трубников прекрасно знал, что как только Наташа его заметит, так сразу застрекочет в его сторону АКМ и он получит, наконец, ту часть пуль, которая давно была предназначена ему бывшими, когда-то обиженными партнерами и конкурентами. Они везде найдут, думал он. Таковы правила. Ему в голову не приходило, что в разливе столь грандиозной толпы Наташа могла попросту не увидеть его. Вряд ли она могла искать в необозримом бушующем потоке инвалидное кресло на колесиках. Она запомнила Трубникова существом сопящим, бодрым, жадным на похвалу и женское тело. Она, наконец, ещё не могла забыть ночь в Тононе.
В этот момент Трубников засёк ещё одно знакомое лицо.
И это было единственное лицо, которого он мог не бояться.
Андрюха Семин! - приятель по ночным клубам. Незабвенный бандос, которому хватило ума вовремя сменить работу. Хозяин процветающего "Строинвестсервиса". Точнее, процветавшего, успел поправить себя Трубников. Неясно, чем занят Андрюха в Индии, вряд ли индийские власти заключили с ним контракт на прокладку коммуникаций, но навстречу инвалидному креслу шагал именно Семин, русский человек, верный человек, его суровая славянская физиономия резко выделялась из толпы. Несколько морщинок в уголках сильного рта подчеркивали северную суровость. Белая рубашка, шорты, запылившиеся сандалии. Все путём, все как надо. Семин, наверное, кого-то встречал, потому что шел в толпе прямо на инвалидное кресло, но не видел его. Судя по взгляду, он, наверное, ничего ещё не слышал о разразившемся в России финансовом кризисе. Да и сам Трубников услышал о кризисе во время последнего перелета совсем случайно: приемник, вмонтированный в ручку кресла, оказался работающим на русской волне.
- Андрюха! - заорал Трубников. - Гони! Сейчас стрелять будут!
Семин сходу въехал в ситуацию.
Вырвав инвалидное кресло из слабых рук изумленной малазийки, он толкнул его в темное чрево подземного перехода и погнал сквозь сумеречный зной, в котором, как цыганята, клубились черные дети. Вот она истинная воля! - с восторгом подумал Трубников. Вот Будулай с его цыганятами!
Потом до него дошел запыхавшийся голос Семина:
- Ты совсем не можешь ходить?
- Это я-то?
К полному восторгу смуглых индийских детей, всей жизнью подготовленных к любому чуду, удивительный белый калека в красивом малиновом костюме, неожиданно легко спрыгнул с инвалидного кресла, волшебно поблескивающего никелированными ручками. Малиновый костюм не был приспособлен к местному климату, но удивительный калека, вскочив с инвалидного кресла, сразу взял с места в карьер, да так быстро и ловко, что смуглые дети поняли - свое замечательное кресло он оставляет им. И, вопя, как воробьи, они мгновенно заткнули худенькими телами подземный переход, помешав странным и неуклюжим, явно не верящим в чудеса багроволицым мужчинам в черных костюмах догнать убегающих.
В каком-то китайском квартале Трубников, наконец, умерил пыл.
Золотые и красные драконы с бесчисленных витрин изумленно глазели на задыхающихся сахибов.
- Крутая тачка, - с некоторым запозданием оценил брошенное в переходе инвалидное кресло Андрюха Семин. - Как ты теперь без нее?
- Не жалей, - сопел Трубников. - Купим другую.
- Почему купим? - насторожился Андрей.
- Ты у меня на службе.
- Ну, нет, - засмеялся Семин. - Какая служба? Это невозможно. Я себе служу.
- Служил.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да ты действительно ещё ничего не знаешь! - обрадовался Трубников. - Торчишь среди индусов, как сибирский пень. В России финансовый кризис, Россия снова в развалинах. Так сказать, во тьме, слыхал про такую книжку? Ты въезжай, въезжай, от твоего "Стройинвестсервиса" сейчас рожек, наверное, не осталось. И Иваныч-старший уже не может тебя прикрыть. Все, кранты Иванычу! Ты ведь на Иваныча опирался?
- Откуда ты все это знаешь?
- Сердце подсказывает! - Трубников весело хлопнул ладонью по груди, примерно в том месте, где у него могло располагаться сердце. Он в очередной раз избег смертельной опасности и это вселяло в него массу надежд. - Я сам определил переизбрание Иваныча-старшего. Хотел тебя предупредить, но ты за бугор свалил. А тобой в Энске здорово интересуются. Власть это бизнес, ты же сам знаешь, я в это деньги вкладываю. Въезжаешь? - И умоляюще заорал: Ты мне помоги, Андрюха! Ну, неделю, ну, две, потом поедем домой.
- Не могу.
- Да почему?
- Жду нужного человека.
- Когда прилетает твой нужный человек?
- Еще неделю назад должен был прилететь, - покачал головой Семин. Теперь вот хожу ко всем российским рейсам.
- Баба! - радостно догадался Трубников.
Андрей хмуро кивнул.
- Ну, это же последнее дело ждать живую бабу! - радостно завопил, даже сплюнул Трубников. - Не прилетит она, мне можешь верить. Сразу не прилетела, значит, вовсе не прилетит. Плюнь на бабу. Ты что? Я тебе сниму такую, что ты ахнешь. Хочешь индуску? Или китаянку? Может, малазийку хочешь? Видел, какая гоняла мое кресло? Эротический массаж, джакузи, все такое прочее, - для авторитета приврал Трубников. - Я тебе, Андрюха, сниму любое здешнее существо, какое только ты пожелаешь.
В этот момент отвратительная рыжая обезьяна, перемахнув каменную стену, вырвала из рук Трубникова стодолларовую бумажку, которой он обмахивался от жары.
- Верни, падла! - заорал Трубников, но Сергей зажал ему рот:
- Не надо орать на обезьяну. Она дома, право имеет. Мало мне своих проблем, ты ещё на меня свалился. Запомни, в этом городе нельзя орать ни на коров, ни на обезьян. На людей можно, ори. А вот будешь орать на коров и на обезьян, языка лишишься.
- Ну, теперь понял? - обрадовался Трубников. - Как я тут без тебя?
Но Семин отрезал:
- Не могу.
- Ладно, я понимаю, - рассудительно запыхтел Трубников, строя из себя мудрого, много видевшего и страдавшего человека, когда они, наконец, устроились в какой-то прохладной лавчонке. Улыбающийся хозяин, юркий, как обезьяна, вскрыл две ледяные бутылочки с кока-колой и они радостно зашипели. - Ладно, понимаю, ты каждый день ездишь в аэропорт к российским рейсам. Такое в жизни идиотов случается. Но в тебе что, жалости нет? Я без тебя пропаду, Андрюха. Ты мне нужен. Именно сейчас, здесь. Какая это жизнь, ждать русскую бабу в чужом аэропорту? Ты с ума спятил?
Не выдержав, он горестно завопил:
- А ну, вставай, поехали! Показывай лучший отель!
- В отель я тебя отвезу. Но не больше.
- Да знаю, кого ты ждешь, - уже в крытой тележке босоногого рикши заявил Трубников. - Меня не обманешь, Нюрку ждешь Стасову. Да не сжимай, не сжимай кулаки, мы с тобой два русских человека на чужбине и я тебе прямо скажу, как русский человек русскому человеку: неправильный это вариант ждать Нюрку Стасову. Нюрка из Энска уже свалила. По крайней мере, я слышал, собиралась свалить.
- О, нет, - конкретно объяснил Трубников, ободренный ласковым восхищением Наташи. - Нанайский бизнес это дело, которым занята сейчас основная часть русских людей. Купил за рубль, продал за девяносто копеек, вот вам нанайский бизнес.
- И вы так торгуете?
- О, нет! Я не так торгую, - Трубников, сопя, положил вздрагивающую руку на круглое колено Наташи и она слегка покраснела. Так не каждая умеет, сопя, подумал Трубников. Он чувствовал себя очень сильным.
Совсем недалеко от них на той же террасе негромко разговаривали за столиком три человека в неброских серых костюмах. Узкие усики, серые шляпы. Возможно, не очень зажиточные швейцарцы, решил Трубников. Или французы, тоже не очень зажиточные. Или представители конфессии, предполагавшей в будний день именно такие не бросающиеся в глаза, как у них, костюмы.
- В последнее время русская речь, - объяснил Трубников, сопя и пуская слюни от вожделения, - сильно изменилась. Ну, типа, так и должно быть. Ты въезжай, въезжай, - перешел он на ты, поскольку Наташа не сбросила его руку со своего круглого колена. - Каждый знает, живая речь подстраивается под лидеров. Горби начал произносить глагол начать с ударением на первом слоге, переводчики тут же стали произносить глагол бегин так же. Русский глубок, продолжил объяснения Трубников и рука его гораздо увереннее двинулась вверх по длинной ноге русскоговорящего гида. - Мы говорим - мутный клиент, хотя перед нами сидит элегантный господин с ясным взглядом. Тем не менее, он клиент мутный, то есть необязательный. Ты въезжай, въезжай, такой клиент тебя непременно обманет. Он Иуда. Он тебя так искидает, падла, что тебе и петля не поможет! - объяснил Трубников изумленной Наташе, уже не обращающей внимания на его руку. - То есть, я хочу сказать, что такого партнера не следует к себе подпускать. Пусть он пьет и общается с животными.
- С животными? - удивилась Наташа.
- Ну, эти... Я их имею в виду... Ну, ты знаешь... Ты слышала... Ободренный вниманием Наташи Трубников, наконец, нашел нужное слово: - Ну, эти ночные бабочки...
- Мой Трубников!
Русскоговорящий гид Наташа все больше и больше нравилась Трубникову.
У Наташи были длинные ноги, настоящие длинные ноги, которые не надо прятать под длинными платьями. И вся она была круглая, длинная, ладная. И улыбка у неё была невероятная, европейская, только в кино бывают такие улыбки. Она должна принадлежать мне, подумал Трубников, пуская слюну. Потом по рассеянности он произнес это вслух и русскоговорящий гид нежно рассмеялась. Как серебристый колокольчик, что сразу выдало её русское происхождение.
- Если у тебя есть муж, - сопя, добавил к сказанному Трубников, оставь его. Мы с ним договоримся. Въезжай, въезжай, что говорю. Сколько стоит, чтобы ты работала со мной много?
- Много... - как эхо откликнулась Наташа.
- А сколько языков ты знаешь? - ободрено спросил Трубников.
- Три, - ответила Наташа. - Английский, французский и немецкий. Это мои любимые языки. Но я могу объясниться на испанском, на итальянском. Уверена, что меня поймут португальцы.
- А ты бывала в Индии?
- Мой Трубников! Никогда!
- Но, наверное, понимаешь хинди?
- Мой Трубников, зачем? Мне это не надо. В Европе индусы объясняются на английском.
- Ну? - удивился Трубников. И отвлекся от беседы: - Видишь, этих скромных усачей в серых шляпах? Они, наверное, католики?
Наташа округлила глаза:
- Мой Трубников!
Трубников прислушался и ужаснулся.
- ...Ну, типа, два киллера в ресторане, - услышал он гнусный русский голосок. - А у третьего день рождения. Ну, в натуре, крутой подарок, маузер "Эрма" с оптическим. Ну, братан, говорят, это ещё не все. Выводят на балкон ресторана, а в доме напротив в окне раздвигается занавеска. А там, значит, клиент в кресле - привязан, рот скотчем залеплен. И это, братан, смеются киллеры, ещё не все. Один, значит, подает условленный сигнал и кто-то там в окне напротив резко срывает с клиента скотч. Клиент улыбается, поднимает голову и громко поет: Happy birthday to You!.. Happy birthday to You!..
- Идем отсюда, - прошипел Трубников.
В "Шато де Кудрэ" Трубников снял номер-люкс.
Это чрезвычайно понравилось русскоговорящему гиду Наташе.
В тот же день Трубников отправил служащего отеля за билетами в Бенарес. Индийский город Бенарес давно уже называется Варанаси, но, разговаривая со служащим, Трубников для большей значительности употребил древнее название. В конце концов, в авиакомпаниях сидят не дураки, разберутся. С почтением глянув на малиновый пиджак Трубникова, на золотую цепь, на дорогой кожаный пояс, на котором висело все, что может понадобиться деловому человеку в дороге, служащий отбыл в кассы. А из ванной в очень коротеньком халатике появилась Наташа.
- Мой Трубников, - спросила она. - Почему ты закрыл окна? Здесь совсем не шумный район.
- Ну... - сказал Трубников, оглядываясь. - Привычка... Тишина и покой... В окна не будут заглядывать...
- Но здесь третий этаж, - засмеялась Наташа.
И осторожно, чтобы её вопрос не был истолкован превратно, спросила:
- Мой Трубников, в какой спальне мне можно располагаться?
В голосе Наташи звучало обещание. Трубников обрадовался: выбирай любую. В итоге Наташа выбрала спальню рядом с кабинетом. Трубников так долго не слышал женских похвал, что, утомленный, уснул в Наташиной спальне.
Это его спасло.
Ночью, вдруг пробудившись, он не нашел Наташу в постели.
Постель была грандиозной, но все равно Наташи он в ней не нашел.
Сунув ноги в мягкие меховые тапочки, он отправился в туалет и, проходя мимо кабинета, услышал голос Наташи. Русскоговорящий гид держала в руке телефонную трубку. Ее мягкий и нежный голос выговаривал жестокие слова, навсегда ранившие сердце Трубникова.
- Да куда он денется? Он на крючке, не сорвется. Билеты принесли, полетим вместе. Мало ему не покажется, в Варанаси я все сделаю. Нет, именно в Варанаси. Кто заметит в Индии исчезновение какого-то потного русского говнюка? От похоти у него слюна с губ капает. Не стоит потрошить этого говнюка во Франции, вони много. Да и законы во Франции отрабатывались не один век. Чем быть повешенным в швейцарском кантоне, - пошутила Наташа, лучше стать миллионерами в Бенаресе.
В чуть приоткрытую дверь Трубников видел её красивое лицо - в профиль.
Это был нежный профиль и чистые нежные кудряшки ложились на нежное обнаженное плечо Наташи. Стараясь не пыхтеть, но уже пуская густые слюни, Трубников явственно разглядел коротенькую рубашонку и совсем обнаженное плечо. Распаленная фантазия легко позволила представить Трубникову все остальное. Отлично понимая, что в ближайшие три-четыре часа поблизости вряд ли раздастся голос Калашникова, он вошел в кабинет и обвил вздрогнувшую Наташу руками. "Никак тебя не найду... - врал он, задыхаясь. - Проснулся, а тебя нет..." - "Вот звонила домой... - врала, задыхаясь, Наташа. - Дома волнуются..."
Она была уверена, что Трубников ничего не слышал, но на всякий случай распаляла его.
Все случилось на рабочем столе.
"Конечно, дома должны знать, где ты находишься...", - разворачивая Наташу, жадно сопел Трубников. "Дома всегда волнуются... - дышала Наташа, уже сама помогая Трубникову. - Они боятся за меня..." - "Конечно, - сопел Трубников, сдирая с неё рубашку. - У тебя много такого, за что стоит бояться... Вот это например... - Она застонала. - Или это, например... Но ты в надежных руках..." - "О! О! О! - красиво стонала Наташа. - У тебя не только руки надежные..."
А через час, когда Наташа забылась в блаженном, полном сладких видений сне обманутого платного киллера, Трубников из Женевы улетел в Стамбул. Конечно, ему надо было в Бенарес (Варанаси), но купленные билеты он оставил в кабинете и не хотел рисковать: доверился направлению, определенному первым случайным рейсом.
Как можно? - горько повторял про себя Трубников, глотая пиво на борту стамбульского рейса. Как можно? Он не знал, на кого работает Наташа, нежный голос Наташи не отпускал его: мой Трубников.
Клонированная овца!
В Стамбуле Трубников взял такси и отправился в центр города.
Он как-то плохо запомнил Стамбул.
Например, обедал он неподалеку от какого-то огромного храма. Возможно, это была Айя-София, он о чем-то таком слышал. Вроде как на одной из древних каменных плит храма изображен настоящий атомный взрыв. Изображен ещё в те времена, когда люди представить не могли ничего такого. Вот спрашивается, зачем показывать бессмысленные картинки?
В храм Трубников не пошел.
Кроме картинок атомного взрыва, он слышал, храм принадлежит мусульманам.
Никаких этнических или религиозных предрассудков Трубников не разделял, все равно древний восточный город показался ему чуждым и слишком большим. Устав, он решил снять номер в отеле и плотно задернуть шторы, чтобы ничего не видеть и не слышать в этом развращенном мире. Поднимаясь к центру Стамбула (где ещё находиться лучшим отелям?), на какой-то узкой и шумной улочке он увидел тощего турка в полосатом пиджаке с короткими рукавами. Зато брюки у турка были такие длинные, что он их закатывал над остроносыми башмаками. Такого я к себе близко не подпущу, подумал Трубников. У него однажды было: в Энске лет пять назад утонул рабочий в чане со спиртом. Совсем как этот: усатый, черный, как головешка, со злым лицом. Пошел попить спирту к чану и утонул. Со спиртом потом были неприятности. Чуть не заставили слить в канализацию. Тоже идея, лягушек спиртом травить!
И вообще, облегченно вздохнул Трубников, Россия, Франция и Швейцария - это все теперь за спиной, следы надежно запутаны, в Стамбуле я в полной безопасности. Чем дольше рядом со мной никого не будет, тем дольше я пробуду в безопасности. А Наташа (мой Трубников), одна пусть летит в Индию, овца клонированная. А он отсидится в Стамбуле, отдохнет от покушений и нечестных людей и выберет правильное время для поездки за волшебным амулетом от АКМ. Ему вдруг страшно понравилась мысль, что никто, ни одна душа на свете, не знает сейчас, где он находится. Возьму, решил он, номер в хорошем, не вызывающем подозрений отеле, и закажу хороший, не вызывающий подозрений ужин.
Разве я не достоин этого? - спрашивал себя Трубников, безуспешно пытаясь найти выход из крутой, шумной, прихотливо извивающейся улочки, все время впадающей в какие-то тупики. Устав, он резко остановился и прямо на него налетел все тот же усатый турок со злым лицом. Упорно ходил, наверное, за белым человеком, надеялся на бакшиш.
- Эй! Как я пройти к хороший отель? - воспользовался случаем Трубников. Слова он старался выговаривать так, чтобы было понятно для турка. Для большей ясности он даже помахал рукой. И остолбенел, когда турок по-турецки ответил:
- Tuda tebe zachem, pidaras?
Выбравшись на центральную магистраль, ошеломленный Трубников остановил такси. Плевать он хотел на отель. Стамбул не тот город, где можно чувствовать себя в безопасности. Он знаками показал водителю - в аэропорт. Водила не сразу понял, тоже ведь турок, тогда Трубников, сопя, изобразил руками крылья и загудел. На этот раз турок понял, но по-своему:
- Na-ta-sha?
- К черту этих Наташ! - испугался Трубников, поняв, что ему предлагают проститутку. И хотя чисто рефлекторно пустил слюни, снова изобразил крылья и легкое гудение.
- Angel? - догадался турок.
- Samolet, черт возьми! Хочу лететь! Далеко! Я есть лететь самолет, давай ехать в аэропорт.
Такая трудная фраза Трубникова доконала, но хитрый турок каким-то образом постиг истину, и уже к вечеру этого изнурительно тяжелого и нервного дня Трубников оказался в маленькой арабской стране.
Маленькая страна лежала на берегу прозрачного теплого моря, щетинилась пальмами и сладко пахло водорослями, кокосами, песками и нефтедолларами.
Переночевав в прекрасном отеле, полном уюта, прохлады и невидимой, радующей сердце и никому не мешающей музыки, Трубников неторопливо спустился на просторную, почти пустую террасу, где на завтрак ему подали ломтики золотистого хорошо прожаренного мясо и вообще всячески выказали приязнь и уважение.
Трубникову это понравилось.
Наверное, нога русского человека тут ещё не ступала, подумал он. Наверное, тут ещё не слышали о гениальном изобретении Калашникова. Это, наверное, тихая страна, принимающая только воспитанных европейцев.
Когда Трубников вошел в бесшумный лифт, чтобы спуститься к морю, за ним шагнул в лифт жирный немец в совершенно нелепой одежде - то есть в черных спортивных брюках и в черной майке без надписей. Даже трусы на немце были, наверное, черные. В правой руке непонятный немец держал черную шляпу, причем странно держал - прижав к животу. Под такой большой шляпой можно спрятать все, что угодно, нервно подумал Трубников. Даже автомат Калашникова. Правую руку при этом странный немец прятал в кармане. Улыбнувшись немцу, Трубников доброжелательно спросил:
- Down?
- Сам ты, блин, даун! - ответил немец по-русски.
В тот же день Трубников в инвалидном кресле на колесиках оказался на борту быстроходного пассажирского лайнера за которым в свете плоской Луны летела по ночной Аравийской пустыне энергичная тень.
Утомленные пассажиры спали.
Пустыня внизу была однообразно желтой.
Потом взошло солнце и пустыня сменилась столь же однообразным, только зеленым по цвету океаном.
Иногда самолет где-то садился, тогда Трубникова заботливо вывозили в тенистый тропический сад или в прохладный ресторан аэропорта, и вкусно кормили и поили, как настоящего калеку. А он улыбался, терпел и упорно стремился в старинный индийский город Бенарес (Варанаси), здраво раскинув, что, потеряв его следы, русскоговорящий гид проклятая клонированная овца Наташа вряд ли все-таки решится одна полететь в Индию. Она, наверное, просто сдала билеты, удовлетворившись полученной суммой.
Трубников старался не покидать спасительного инвалидного кресла.
Не зная языков, не имея русскоговорящего гида, боясь заблудиться в чужих аэропортах, в стамбульском аэропорту он представился инвалидом. Он уплатил большие деньги за то, чтобы его считали инвалидом. Благодаря большим деньгам, к нему приставили милую стройную служительницу, кажется, малазийку. Он оплатил её проезд до Бенареса и обратно. Она заботливо покрывала его якобы искалеченные ноги легким пледом и выкатывала его якобы искалеченное тело на стоянках в тенистый тропический сад или в зал прохладного ресторана, и страшно удивлялась, когда инвалид Трубников, пыхтя и пуская слюни, пытался ухватить её за какое-нибудь укромное малазийское местечко. Впрочем, на порученного ей пассажира стюардесса не обижалась: во-первых, ей действительно хорошо заплатили, во-вторых, как обижаться на человека столь придурковатого, что перевозить его приходится в инвалидном кресле?
Трубников упорно летел в Бенарес.
Он дал себе слово, что непременно доберется до этого города.
Он надеялся, что Бенарес (Варанаси) будет напоминать беспорядочный муравейник, а он, Трубников, хотя и пестрый муравей (он всегда носил яркие малиновые костюмы), но вряд ли будет сильно выделяться в таком городе. В Бенаресе день и ночь кишит бесчисленная толпа, думал он, перемешанная со смиренными коровами и дерзкими обезьянами, наверное, в Бенаресе нельзя выжить, не зная хоть какого-то языка, тем более попасть туда без языка невозможно, - вот почему он и оформил международные документы на инвалидное кресло.
Он даже не знал, через какие города летит.
Когда самолет совершал очередную посадку, стройная малазийка задавала мнимому калеке какой-то официальный вопрос на неизвестном языке и тут же, не ожидая ответа (наверное, она лучше него знала, как он себя чувствует), перевозила калеку в удобном инвалидном кресле в очередной тенистый сад или прохладный ресторан, а потом вкатывала на борт чартера, время от времени беззлобно хлопая развратного калеку по его жадно тянущейся к её бедру ручонке и внимательно сверяясь с официальными бумагами, полученными ею в маленькой арабской стране, густо пропахшей водорослями, кокосами, песком и нефтедолларами.
В Бенарес (Варанаси) самолет прибыл утром.
Хорошо выспавшийся Трубников изумленно взирал на новый мир.
"Ах ты, сука-романтика, ах ты, Братская ГЭС, я приехала с бантиком, а уехала без!" Милая малазийка неторопливо катила инвалидное кресло сквозь толпу, наполнявшую здание аэровокзала. В открытых переходах ударяла по дыханию оглушительно влажная жара. Пахло древесным дымом, благовонными курениями, сандалом, мочой, гнилью. Еще пахло распаренной банной листвой. Перед выходами копошилась ещё более густая, можно сказать, грандиозная толпа. Взволнованно вскрикивали босоногие рикши. Некоторые бежали куда-то, забрав первых пассажиров. Черные плоские ступни мелькали над разогретым бетоном. Диковинно разрисованные автобусы зияли черными проемами вместо давно выставленных стекол. Некоторые автобусы были двухэтажные, а от того походили на фантастические елочные украшения.
Пальмы, баньяны, ресторанчики, украшенные пестрыми фонариками и устрашающими драконами, здания вполне европейского вида и старинные храмы, и мириады, мириады, мириады улыбающихся бегущих куда-то людей в белых чалмах и в белых накидках.
Ошеломленный Трубников молчал, вжавшись в катящееся по бетону инвалидное кресло. До него дошло, что путешествие закончено, он попал в ад и в ближайшие минуты будет предоставлен самому себе. В этом аду, дошло до него, предстоит найти волшебный амулет. А главное он понял, что через несколько минут его подвезут к какому-нибудь любезному официальному представителю доставившей его в Бенарес авиакомпании и отнимут спасительное инвалидное кресло. А вместе с ним отнимут милую малазийку, к которой он привык, как к сестре. И он должен будет влиться в бесформенную бессмысленную толпу и по адской жаре идти куда-то...
Куда?..
В этот сложный момент Трубников встретился глазами с Наташей.
Русскоговорящий гид Наташа, клонированная овца, блин, длинноногая, красивая, как Мадонна, стояла в широком переходе - в легкой белой юбке, в невесомой, почти прозрачной блузке. Голову Наташи украшала широкая шляпа из светлой рисовой соломы. За спиной Наташи, держа руки в карманах диагоналевых брюк, угрюмо торчали два побагровевших от напряжения молодца самого неприятного европейского типа и в самых неудобных европейских костюмах, даже при черных галстуках.
- Гони, падла! - подал команду Трубников.
Малазийка мило улыбнулась. Она не понимала Трубникова, только прощала ему все.
- Гони, блин!
Трубников прекрасно знал, что как только Наташа его заметит, так сразу застрекочет в его сторону АКМ и он получит, наконец, ту часть пуль, которая давно была предназначена ему бывшими, когда-то обиженными партнерами и конкурентами. Они везде найдут, думал он. Таковы правила. Ему в голову не приходило, что в разливе столь грандиозной толпы Наташа могла попросту не увидеть его. Вряд ли она могла искать в необозримом бушующем потоке инвалидное кресло на колесиках. Она запомнила Трубникова существом сопящим, бодрым, жадным на похвалу и женское тело. Она, наконец, ещё не могла забыть ночь в Тононе.
В этот момент Трубников засёк ещё одно знакомое лицо.
И это было единственное лицо, которого он мог не бояться.
Андрюха Семин! - приятель по ночным клубам. Незабвенный бандос, которому хватило ума вовремя сменить работу. Хозяин процветающего "Строинвестсервиса". Точнее, процветавшего, успел поправить себя Трубников. Неясно, чем занят Андрюха в Индии, вряд ли индийские власти заключили с ним контракт на прокладку коммуникаций, но навстречу инвалидному креслу шагал именно Семин, русский человек, верный человек, его суровая славянская физиономия резко выделялась из толпы. Несколько морщинок в уголках сильного рта подчеркивали северную суровость. Белая рубашка, шорты, запылившиеся сандалии. Все путём, все как надо. Семин, наверное, кого-то встречал, потому что шел в толпе прямо на инвалидное кресло, но не видел его. Судя по взгляду, он, наверное, ничего ещё не слышал о разразившемся в России финансовом кризисе. Да и сам Трубников услышал о кризисе во время последнего перелета совсем случайно: приемник, вмонтированный в ручку кресла, оказался работающим на русской волне.
- Андрюха! - заорал Трубников. - Гони! Сейчас стрелять будут!
Семин сходу въехал в ситуацию.
Вырвав инвалидное кресло из слабых рук изумленной малазийки, он толкнул его в темное чрево подземного перехода и погнал сквозь сумеречный зной, в котором, как цыганята, клубились черные дети. Вот она истинная воля! - с восторгом подумал Трубников. Вот Будулай с его цыганятами!
Потом до него дошел запыхавшийся голос Семина:
- Ты совсем не можешь ходить?
- Это я-то?
К полному восторгу смуглых индийских детей, всей жизнью подготовленных к любому чуду, удивительный белый калека в красивом малиновом костюме, неожиданно легко спрыгнул с инвалидного кресла, волшебно поблескивающего никелированными ручками. Малиновый костюм не был приспособлен к местному климату, но удивительный калека, вскочив с инвалидного кресла, сразу взял с места в карьер, да так быстро и ловко, что смуглые дети поняли - свое замечательное кресло он оставляет им. И, вопя, как воробьи, они мгновенно заткнули худенькими телами подземный переход, помешав странным и неуклюжим, явно не верящим в чудеса багроволицым мужчинам в черных костюмах догнать убегающих.
В каком-то китайском квартале Трубников, наконец, умерил пыл.
Золотые и красные драконы с бесчисленных витрин изумленно глазели на задыхающихся сахибов.
- Крутая тачка, - с некоторым запозданием оценил брошенное в переходе инвалидное кресло Андрюха Семин. - Как ты теперь без нее?
- Не жалей, - сопел Трубников. - Купим другую.
- Почему купим? - насторожился Андрей.
- Ты у меня на службе.
- Ну, нет, - засмеялся Семин. - Какая служба? Это невозможно. Я себе служу.
- Служил.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да ты действительно ещё ничего не знаешь! - обрадовался Трубников. - Торчишь среди индусов, как сибирский пень. В России финансовый кризис, Россия снова в развалинах. Так сказать, во тьме, слыхал про такую книжку? Ты въезжай, въезжай, от твоего "Стройинвестсервиса" сейчас рожек, наверное, не осталось. И Иваныч-старший уже не может тебя прикрыть. Все, кранты Иванычу! Ты ведь на Иваныча опирался?
- Откуда ты все это знаешь?
- Сердце подсказывает! - Трубников весело хлопнул ладонью по груди, примерно в том месте, где у него могло располагаться сердце. Он в очередной раз избег смертельной опасности и это вселяло в него массу надежд. - Я сам определил переизбрание Иваныча-старшего. Хотел тебя предупредить, но ты за бугор свалил. А тобой в Энске здорово интересуются. Власть это бизнес, ты же сам знаешь, я в это деньги вкладываю. Въезжаешь? - И умоляюще заорал: Ты мне помоги, Андрюха! Ну, неделю, ну, две, потом поедем домой.
- Не могу.
- Да почему?
- Жду нужного человека.
- Когда прилетает твой нужный человек?
- Еще неделю назад должен был прилететь, - покачал головой Семин. Теперь вот хожу ко всем российским рейсам.
- Баба! - радостно догадался Трубников.
Андрей хмуро кивнул.
- Ну, это же последнее дело ждать живую бабу! - радостно завопил, даже сплюнул Трубников. - Не прилетит она, мне можешь верить. Сразу не прилетела, значит, вовсе не прилетит. Плюнь на бабу. Ты что? Я тебе сниму такую, что ты ахнешь. Хочешь индуску? Или китаянку? Может, малазийку хочешь? Видел, какая гоняла мое кресло? Эротический массаж, джакузи, все такое прочее, - для авторитета приврал Трубников. - Я тебе, Андрюха, сниму любое здешнее существо, какое только ты пожелаешь.
В этот момент отвратительная рыжая обезьяна, перемахнув каменную стену, вырвала из рук Трубникова стодолларовую бумажку, которой он обмахивался от жары.
- Верни, падла! - заорал Трубников, но Сергей зажал ему рот:
- Не надо орать на обезьяну. Она дома, право имеет. Мало мне своих проблем, ты ещё на меня свалился. Запомни, в этом городе нельзя орать ни на коров, ни на обезьян. На людей можно, ори. А вот будешь орать на коров и на обезьян, языка лишишься.
- Ну, теперь понял? - обрадовался Трубников. - Как я тут без тебя?
Но Семин отрезал:
- Не могу.
- Ладно, я понимаю, - рассудительно запыхтел Трубников, строя из себя мудрого, много видевшего и страдавшего человека, когда они, наконец, устроились в какой-то прохладной лавчонке. Улыбающийся хозяин, юркий, как обезьяна, вскрыл две ледяные бутылочки с кока-колой и они радостно зашипели. - Ладно, понимаю, ты каждый день ездишь в аэропорт к российским рейсам. Такое в жизни идиотов случается. Но в тебе что, жалости нет? Я без тебя пропаду, Андрюха. Ты мне нужен. Именно сейчас, здесь. Какая это жизнь, ждать русскую бабу в чужом аэропорту? Ты с ума спятил?
Не выдержав, он горестно завопил:
- А ну, вставай, поехали! Показывай лучший отель!
- В отель я тебя отвезу. Но не больше.
- Да знаю, кого ты ждешь, - уже в крытой тележке босоногого рикши заявил Трубников. - Меня не обманешь, Нюрку ждешь Стасову. Да не сжимай, не сжимай кулаки, мы с тобой два русских человека на чужбине и я тебе прямо скажу, как русский человек русскому человеку: неправильный это вариант ждать Нюрку Стасову. Нюрка из Энска уже свалила. По крайней мере, я слышал, собиралась свалить.