Прашкевич Геннадий Мартович. Человек Чубайса

   С юмором у него оказалось туго.
   Такие, как Клим, мир воспринимают просто. Каковы мы, считают они, таков и мир. Возможно, сам Клим (Лёха Климов) никого не резал и не убивал, это точно, он разрабатывал маршруты наркокурьеров и прикрывал торговые точки. Круто накачан, наглые глазки поставлены близко, как говорят - сразу оба можно выткнуть одним пальцем. Не закрывая рта, Клим демонстративно жевал жвачку и время от времени спрашивал:
   - Ты кто?
   Лучше бы помолчал, подумал я. Зачем так выдавать неуверенность?
   Но в общем я понимал, что Климу не по себе. Он сильно бодрился, но видно было, что ему не по себе. В конце концов, когда забивали стрелку, речь шла о ресторанчике "Весна", а Клима на полпути перехватили и привезли в этот подвал. Серый, типовой. Пыльный бетон, голая лампочки, пара деревянных стульев (кстати, тот, на котором сидел Клим, привинчен к полу). Еще чернела в углу чугунная батарея и валялся на тюфяке, прикованный наручниками к батарее, обмочившийся нарик. Нарик особенно сбивал Клима с толку. Клим ведь не знал, что нарик брошен в подвал не подыхать. Климу в голову не могло придти, что нарик по собственной воле решил переломиться, вот для надежности (чтобы не передумал) его и приковали к батарее.
   Еще не нравился Климу резкий свет.
   Клим морщился, всяко воротил морду в сторону, два злых глаза поблескивали как один. Он изо всех сил пытался понять, что за червяк прикован к батарее и почему под червяком мокрый тюфяк, но резкий свет голой лампочки бил в глаза; в общем, Клим видел только то, что должен был видеть.
   Крепкий парень. Он мне сразу не понравился.
   Но я не торопил Клима.
   Пусть пообвыкнет, решил я. Пусть хорошо рассмотрит и запомнит обмочившегося нарика, прикованного к батарее. Пусть послушает, как нарик возится, стонет, пускает сопли, трясется в ознобе. Кумар - это всегда насморк. А нарик, он - клиент Клима, пусть теперь и бывший. Вот пусть Клим хорошенько рассмотрит и запомнит, как выглядят его клиенты. Ради очередных доз парнишка на мокром тюфяке, считай, начисто разорил отца. Клим, понятно, пальцем не коснулся бедного нарика, крутящегося, насколько ему позволяли наручники, на сыром тюфяке, раньше он никогда не видел его, не слышал о нем, но именно Клим, в конечном счете, сделал его таким, превратил в безмозглую тварь. Если такая простая мысль дойдет до Клима, подумал я, это поможет ему вернуть чувство реальности. В конце концов, должен Клим понять, что они тут на равных: он сам, и безымянный нарик. Такая мысль должна хорошо встряхнуть психику Клима. А то привык: один торгует, другой покупает. Один, значит, спихивает травку, героин, крэк, первитин, другой ловит кайф, потом догоняется димедролом. Так что, пусть Клим попривыкнет к обстановке, решил я, пусть присмотрится. В конце концов, стоны и сопли нарика его достанут, он занервничает. Он же не совсем зашибленный. Он наверняка слышал о некоем Фонде, уже как полгода вставшем на пути его пацанов. Он наверняка слышал о некоем пейджере, на который в любое время суток можно сбросить анонимную информацию о замеченных наркоточках, и, конечно, слышал о неразговорчивых ребятах, всегда готовых разбомбить любую указанную точку. Сидят, например, старые старушки, кто тронет старушек? Продают семечки, а на дне бумажных кульков доза. Ну, правда, кто тронет старушек? Они и так сидят перед распахнутой дверью. А вот неразговорчивые ребята старушек трогают. Они и депутата могут тронуть, и Клим об этом знает. Так что, пусть думает и вспоминает слухи, которые ходят по городу. Пусть порешает задачку: куда, собственно, он попал? Если в ментовку, то почему такой нехороший голый подвал? А если в тот самый Фонд, о котором ходят нехорошие слушки, то почему на сыром тюфяке валяется прикованный наручниками к чугунной батареей типичный мерзкий червяк с неестественным ярко-алым румянцем на впавших щеках? Дергается, чешется, озноб его бьет, течет из носа - это понятно. Это все понятно, черт побери! Вот почему он прикован? Разве Фонд не создан спасать таких, как этот червяк?
   - Если ты об этой твари, - нагло мотнул головой Клим в сторону нарика, - то это не ко мне. Это к наркологам. Или к ментам. - Он внимательно следил за моими глазами. - Я с быдлом не вожусь. Мне спорт интересен.
   - Он человеком был, - тоже кивнул я в сторону нарика.
   - Ну, человеком! - презрительно сплюнул Клим. - Какой он человек? Нарик это и есть нарик - мразь, слизняк. Нарики - никакие они не люди, они чуханы. Они хуже педиков. - По глазам Клима было видно, что он все-таки не понимает, куда его привезли, а разъяснять я ничего не хотел. Меня интересовали выходы на больших людей, а не интеллектуальные судороги Клима. Еще меня интересовала известная папка с бумагами, опять всплывшая, опять вставшая поперек горла самым разным людям - и бандосам, и городской элите. Клим оказался первой крупной дичью, запутавшейся в сетях Фонда, и мне хотелось стопроцентно его разговорить. Бедный нарик, прикованный к батарее, играл в этом деле свою роль.
   - Не мучайся, я тебе помогу, - сказал я, выждав паузу. - За пять дней ты и твои партнеры потеряли сорок человек. Всосал? Все они у нас. Ну, не считая того дурика, которого нашли под коммунальным мостом с бумажкой на груди: "Я торговал дурью". С чего бы это дурик повесился, а? Милиция ведь посчитала, что он повесился, ты слышал, наверное? Ты, забив стрелку, думал, наверное, договориться с неведомыми конкурентами, только просчитался, попал к нам, так что давай колись, козел, не морщи лоб, перетрудишься. Учти, что пока у тебя ещё есть шанс отделаться сроком. Противно об этом говорить, но такой шанс у тебя действительно пока есть. А вот будешь молчать, то мы на тебя и того самоубийцу повесим, чтобы жизнь не казалась пресной.
   - Права качаешь? - ухмыльнулся Клим, не переставая жевать.
   Наверное, он решил, что все-таки имеет дело с ментами, а не с Фондом. Это его несколько успокоило. Очень уж запутаны были слухи о Фонде, мы сами приложили к этому руку. Официально мы функционировали как Служба безопасности при "Нордбанке", но это ничуть не проясняло ситуацию для таких, как Клим. Почему Фонд? Что за Фонд такой? Кем организован, наконец? Если, скажем, властями, то почему о создании Фонда не объявлено официально? А если частный, то какая структура или какие такие структуры взяли на себя роль санитаров города? Этим они нарушали закон, точно нарушали. К тому же, зачем это частным структурам, пусть даже с накруткой на ментов, заниматься кайфом, затопившим город, зарабатывать неприятности на собственную шею?
   Видимо, Клим склонялся все-таки к мысли, что попал к ментам.
   Голова у него была маленькая, он сразу привык к этой своей дурацкой мысли. Так ему было проще, ведь с ментами он знался не первый год. Он всегда знал, что менты его отмажут. В самом деле, зачем им сажать Клима? Известно, что Клим добрый человек, при нем куча людей кормится. А как нынче жить без подкормки? Поэтому Клим и смотрел на меня просто. Ждал, когда я откроюсь. Ждал, сколько я потребую. Поэтому и успокоился. Потому вновь заходила его челюсть вверх-вниз, вверх-вниз.
   А зря.
   - Я не торговаться тебя пригласил, - разочаровал я Клима, - выброси из головы эти непонятки. Твои деньги поганые, от них тянет блевотиной. Не заговоришь, молчать будешь, оставлю в подвале наедине с нариком. Для надежности прикую рядом, будете как два брата. Ты сделал парнишку нариком, вот и дели с ним обоссанный тюфяк. Этот нарик стал нариком благодаря тебе, но он-то выберется, мы ему поможем, а вот ты останешься в подвале. Он скоро поднимется и уйдет, а ты останешься.
   - Ты это чего? - встревожился Клим.
   - Где брал товар?
   - Зачем тебе это?
   - Ты, кажется, ещё ничего не понял, - повторил я терпеливо. - У меня сегодня хорошее настроение, считай, праздник, мы твоих пацанов круто сделали. Поэтому я тебя терплю, поэтому с тобой разговариваю. С дерьмом я обычно не разговариваю, - объяснил я, - но сегодня у меня хорошее настроение. - Клим с тревогой и с видимым усилием следил за моей мыслью. Тебя, козла, заманили в этот подвал не для того, чтобы ты жвачку жевал. Тебя сюда для разговора заманили. Для конкретного разговора, чисто. Так что, колись. Вопросы простые. Где берешь товар? Кто поставляет?
   - Так мы ж без имен... - ответил Клим уклончиво. Кажется, я все-таки сбивал его с толку. Кажется, он ещё раз решил прощупать меня. - Не знаешь разве?..
   - Откуда товар?
   - Ну, из Москвы, - неуверенно произнес он.
   Я удивился:
   - Как это из Москвы? С чего это из Москвы? Раньше всегда везли из Азии.
   - Так с Азии сырье идет, а мы работаем с готовым продуктом, так удобнее, - неохотно объяснил Клим. - В Москве свои дела, сам знаешь. - Он был уверен, что я много знаю, это меня устраивало. - В Москве крутят и вертят, только нам наплевать, мы сразу поставили на готовый качественный продукт. Если это правда. что ты снимал наших пацанов с точек, - закинул он удочку, - то должен знать... - Он как бы доброжелательно пожал тяжелым плечом: - Зачем эти непонятки? Намекни, что нужно, договоримся.
   - Собираешься выйти отсюда?
   - А то! - ухмыльнулся Клим, ни на секунду не переставая жевать.
   - Ну, ладно, предположим, выйдешь, - ухмыльнулся и я. - А тебя спросят, а где ты был, Клим?
   - А я отвечу: в одном подвале был. Торговался с ментами. Чисто.
   - Это я могу тебе, козлу, поверить по доброте душевной. А твои пацаны, они недоверчивые. Их и без того густо щиплют. Им задумываться некогда. Ты выйдешь, а их начнут брать одного за другим. Специально начнут брать одного за другим, это я тебе гарантирую. Каждому немалые срока светят, странно им покажется, что ты вот почему-то вышел от ментов, а их ни с того, ни с сего забирают, а? Какие же тут непонятки? Тут дурак догадается. Пацанов-то не сразу всех заберут, а будут забирать по очереди. Выстроим мы такую живую очередь, чтобы до самого тупого дошло, что все это как-то не спроста. Спроста у нас ничего не бывает.
   - Ты это...
   - Не давись слюной, - ласково посоветовал я. Терпеть не могу, когда жуют с открытым ртом. - Тебе лучше поговорить со мной. Я от тебя немногого требую. Через кого идет товар? Кто вас покрывает в Энске?
   - Тебе все равно не взять этого человечка.
   - А это не твои заботы.
   Клим подумал и сказал.
   Имя, названное им, сильно меня огорчило.
   Клим мог блефовать, но, скорее всего, говорил правду. С человечком, которого он назвал, я не раз встречался в администрации. Одно время даже хотел привлечь его к работе в Фонде, но Трубников воспротивился. Не помню, какие аргументы он высказал, но воспротивился. Так названный Климом человек и остался для меня загадкой.
   От огорчения я сплюнул:
   - Видишь, мы только начали разговор, а ты уже своих закладываешь.
   - У меня болевой порог низкий, - нагло ухмыльнулся Клим. - К тому же ты этого крысятника вычислил. Я чувствую, вычислил. По твоим зенкам вижу, что вычислил.
   - Не боишься, что тебе язык оторвут?
   - Может, и оторвут, но не сегодня, - многозначительно заметил Клим, незаметно косясь в сторону нарика. И так же многозначительно добавил: - Ты не сомневайся, тебе тоже оторвут.
   - Давай лучше о торговых точках.
   На это он пошел. Понимал, что большинство точек мы уже накрыли. Среди адресов, кстати, мелькнул адрес Юхи - Клим явно сдавал то, чего уже не существовало. Оказывается, покойному Юхе дурь доставляли прямо на дом, наверное, собирались со временем забрать квартиру, но не вовремя нагрянула тетка. Я слышал, что на неё вроде наезжали, но тетя Женя оказалась теткой грозной. Она отбилась.
   - Сворачивай на Москву.
   Про торговые точки я знал и без Клима. Меня интересовала Москва. Сейчас он скажет, что с москвичами сам не встречался, подумал я, и, возможно, это будет правда. Потом скажет, что с московскими нарковерхами никаких прямых связей не имеет, и это тоже может оказаться правдой. По слухам, командовал в Москве резкий пацан. То ли до этого воевал в Чечне, то ли служил в Африке. Про загадочного Парашютиста многие слышали. Может, правда какой придурок из ВДВ. Черт их разберет, все нынче смешалось.
   Все-таки вид нарика на Клима действовал.
   Раньше Клим никогда, наверное, не видел, чтобы человек так сильно багровел лицом и так шумно захлебывался соплями. Сам Клим на спортивных тренажерах крутит педали. Я надеялся, что он многое сможет объяснить. Например, почему опять всплыла папка Филина? Означает ли это, что после посадки Филина папка хранилась у кого-то из пацанов и теперь пришел момент использовать материалы из нее? Или наоборот, папка совсем ушла из рук Филина (на что намекал майор Федин)? А если распространяющийся по городу компромат вызван утечкой материалов все из той же папки, то откуда в ней сведения на Трубникова, на Ясеня и Щукина? Или папка постоянно пополняется? Наконец, если папка действительно находится у майора Федина, то почему он не воспрепятствует выбросу компромата на людей, с которыми сотрудничает? В конце концов, Фонд состоялся, прежде всего, благодаря Трубникову. Когда полгода назад пришли ко мне известные предприниматели Иван Щукин и Леня Ясень и предложили возглавить Фонд, я поверил в их идею только тогда, когда убедился, что плечо готов подставить и Трубников, хотя тот же Ясень, к примеру, владел компанией электрического света и в Энске слыл монстром. Как, кстати, и Щукин - окорочка импортные, бройлеры местные, коптильное производство, сахар по сезонам и вне сезона. Все же поначалу не столько на их, сколько на деньги Трубникова (с ведома и согласия майора Федина) была проведена акция против цыган, затопивших город травкой и проложивших путь для серьезной дури. Двадцать три накрученных джипа, каждый ценой в тонн шестьдесят зелеными, с трех сторон подкатили к цыганскому поселку и две сотни накачанных пацанов встали на пыльных выходах из поселка. Стояли, молчали, щурились на потрясенных ромалов, никого не трогали, даже не играли мышцами. Только одному совсем уж любопытному сказали: "Ты, блин, мазота, слушай сюда и другим передай. Кто теперь будет дурь банчить - тех будем харить. Если, блин, узнаем, что вы, животные, сбанчили на сторону хоть одну дозу - всех будем харить."
   И ни слова сверху.
   Но ромалы в тот же день снялись с насиженного (засиженного) места.
   Понятно, об участии в этом деле Трубникова (тем более, майора Федина), никто и не подозревал. Зато многие в городе знали, что Леня Ясень полтора года назад схоронил дочку-школьницу, подсевшую на иглу, а у Ивана Щукина жена не вылезала из специализированной лечебницы. Отсюда и непонятки: если папка Филина попала к майору, то почему распространяется компромат на своих же людей? А если папки у Федина нет, то зачем майор утверждает обратное?
   - Мхадова знаешь?
   Клим снова насторожился, даже жевать перестал.
   - Вот Мхадов тут на тебя жалуется. Есть бумага. Прочти.
   - Я малограмотный.
   - Я вслух прочту.
   - Не надо мне этого, - Клим недовольно оглянулся на нарика, которого трясло в ознобе все сильней. - Да и тебе не надо.
   - Это почему?
   - Там такие волчары...
   - А говоришь, не знаешь.
   - Да я и не знаю...
   - Знаешь, знаешь, - засмеялся я. Щадить Клима я не собирался. Все-то ты знаешь, браток, просто опустился. И про хороших людей знаешь, которые капали на твоих торгашей. И про того самоубийцу под мостом знаешь. И про переселение ромалов. И про то, как твои точки горят.
   И спросил:
   - Бабу Мхадова ты брал?
   Клим растерялся. Наверное, он не думал, что я об этом заговорю.
   Любовницу Мхадова, предпринимателя, державшего под контролем южные автозаправки города, действительно взяли братки Клима. Ничего плохого делать с бабой они не собирались, просто позвонили Мхадову. "Ты, значит, надави на приятеля. На Трубу, значит. Пусть играет денежками по-другому."
   "Как играет? Как это по другому?"
   "Да ты ему только позвони. Он все поймет."
   "При чем тут я? Сами ему звоните."
   "Прикуси язык, твоя баба у нас."
   "Какая ещё баба?"
   "А которой ты в мае подарил "семерку", а до этого возил на Кипр."
   "Ну, вот видите, - ответил беспринципный Мхадов. - Я с бабой по честному расплатился. Долгов нет. Чего вы хотите?"
   "А мы ж её порежем!"
   "Да хоть утопите! - ответил беспринципный Мхадов и стал в голос орать на братков Клима. - Эта сучка, - орал он, - уже месяц как спит с Трубой! Я её кормлю, пою, подарки ей делаю, а она спит с Трубой! Вот с ним и говорите." - Короче, дал понять браткам, что плевать ему на сучку и вообще он хороший семьянин, никакого отношения к указанной бабе не имеет.
   Остальное я знал от Трубникова.
   "Понимаешь, - сопел, пыхтел в мобильник Трубников, пуская слюни от вожделения. - Я эту бабу засек месяца три назад в ночном клубе, только подойти никак не мог. Ну, классная баба, только словарный запас невелик. Да зачем ей запас? Она и без слов обойтись может. А потом... Ну, сам знаешь, как это бывает... Обидно мне стало, ну, почему Мхадов? Ну, с какой стати Мхадов? Ну, может, устойчив этот Мхадов в понятиях, способен понимать крутизну, но как там у него с национальным вопросом? А? Баба-то родом из Искитима, ей лучше с татарином жить или с русским... Ну, а потом эти бандосы... Баба, правда, и с ними сговорилась, нет слов, повеселила всю банду. У них там Клим в силе."
   "Ты дождешься, тебя подстрелят."
   "А вот этого, Андрюха, не боись, - довольно засопел Трубников. Длинными пальцами он, наверное, суеверно касался амулета-ладанки, висящей на груди. - Не посмеют, не смогут."
   - Ну, если и брал бабу? - после некоторых раздумий спросил Клим. Что с того? С бабой, сам знаешь, ничего не случилось, осталась довольна, ни на что не жалуется. Можешь ей позвонить. До сих пор встречается с некоторыми пацанами. Считай, съездила на пикник.
   Я взглянул на часы.
   Подошло время поддерживающей инъекции, я поднял сотовый и вызвал Олега.
   Олег вошел с кожаной медицинской сумкой через плечо, ну, прямо, как настоящий санитар, только на усатую круглую голову натянул черный капроновый чулок, чтобы не волновать Клима.
   Кивнув Олегу, я вновь повернулся к бандосу и указал пальцем на нарика:
   - Видишь, как ломает беднягу? Как червяка в огне, да? Но он на верном пути. Теперь уже точно на верном. Всосал? Дня через три он отсюда выйдет, мы, понятно, и дальше будем его поддерживать. Он теперь не пропадет. Да и ты, кстати, ещё можешь выйти отсюда. Даже быстрее можешь выйти, чем он, кивнул я в сторону нарика. - Нужно только назвать адресок и имя. Это же просто, даже китаец поймет. Ну, адресок и имя того человека, многозначительно уточнил я, - который, как ты говоришь, шлет из Москвы качественный товар. Это Парашютист, да? Да знаю, знаю, что ты с ним не встречался! - жестом остановил я дернувшегося Клима. - Можешь не креститься, мне плевать, встречался ты с ним или нет. Мне нужны только имя и адрес.
   Клим обиделся:
   - Какое такое имя? Какой такой адрес? Я только кликуху и знаю, которую ты назвал. Вот и все. Это же не мой уровень. Чего спрашивать?
   - Как чего? - удивился я. - Ты думай, думай. Жизнь-то у тебя изменилась. Вот смотри, как странно. Час назад ты считал, что едешь на стрелку с братками, с которыми можно договориться, а попал в подвал. Как это, чего спрашивать? У тебя жизнь изменилась, урод, а ты никак не включишься. Всосал? Ну, бабу эту Мхадов и Труба вроде как простили тебе, так я ведь не о бабе речь веду, хотя при нужде она станет совсем не таким уж плохим привеском к твоему делу. Мы её уговорим, не сомневайся, она расскажет о тебе даже то. чего ты сам не знаешь. Она, точно тебе говорю, будет совсем неплохим привеском к трупу под мостом. Это же просто, даже китаец поймет. Два пожизненных срока тебе обеспечены, козел, только ты, боюсь, и одного не отсидишь.
   - Ну ты и падла, - обречено признал Клим, стараясь не смотреть в сторону мычащего от боли нарика. Уколы ему сделали, но нарика ещё не разобрало. - Только с чего ты взял, что я заговорю? Мы завтра эту твою подземную малину сожжем, а тебя на пенек напялим.
   - А мы тебя и пялить не будем, - ухмыльнулся я. - Сейчас сюда придут конкретные пацаны со шприцами и наручниками и прикуют тебя к батарее рядом с нариком. И посадят на иглу. Конкретно. И каждый день в аккурат будешь получать кайф по полной, всосал? А через пару недель сам начнешь просить дозу. Будешь валяться рядом с нариком в соплях на обоссанном тюфяке и просить. Это справедливо. А потом нарик встанет и уйдет любоваться рассветами, кино смотреть, а ты останешься на мокром тюфяке. И ширяться будешь только после нужной нам информации. Доходит до тебя, урод? Сейчас не ответишь - просто за срок, через пару недель все отдашь за дозу. Всосал? Продукт у тебя качественный, сам говоришь, нам не жалко.
   - Смотри не ошибись, - мрачно заметил Клим, ни на секунду не переставая жевать. Перспектива его явно не устраивала, но сдаваться он не хотел. - Я тебя не знаю, а меня в городе многие знают. У меня пацаны крепкие, если понадобится, мы с Африки выбьем долги. Нам вся Россия платит. На таких, как я, даже губернаторы ставят.
   - На таких, как ты, ложат, - поправил я.
   Клим спорить не стал. Спросил мрачно:
   - Ломка у нарика?
   Я кивнул.
   - Ну, вот загнется... Тоже проблема... Труп-то куда?..
   Это он как бы уже неназойливо предлагал услуги, как бы торговался.
   - Этот не загнется, - успокоил я Клима. - Этот выскочит.
   - Выскочит? Этот? - не поверил Клим. И перекрестился: - Вот крест, браток, он, мразь, он омолодиться к тебе приполз. Разве можно чухану верить? Отлежится, мразь, и доза на некоторое время понадобится поменьше. А это экономия, сам понимаешь. "Уйдет любоваться закатами, кино смотреть!" передразнил он меня. - Ну, ты сказал! Он же чухан, он урод, от него тлением тянет. Раз попробовал, значит, до конца жизни будет помнить, что есть другой способ быть счастливее, чем любоваться рассветами и смотреть кино. Дозу ему ничто не заменит. Если он и выскочит отсюда, то только, чтобы сразу ширнуться.
   И перевел на меня мрачный взгляд:
   - Ну, выгнал ты цыган из города, разгромил наши точки, связи порушил. Что толку-то? Затариться кайфом можно в любой аптеке. Не запретишь же ты медицинские препараты, тот же солутан, верно? - ухмыльнулся Клим. - Ты сам случаем не астматик? Трудно, что ли, перегнать солутан в первитин? А про эфедрин я уж совсем молчу. Так что, ты сам хорошо подумай, - посоветовал он. - А то скоро сюда придут. От нас не спрячешься.
   - Это не вы ко мне, - поправил я Клима. - Это я к вам приду.
   Трубников на время исчез.
   Ясень и Щукин копили информацию, снимали торговцев.
   Судя по тому, что майор Федин перестал меня дергать, все шло без особых эксцессов. Единственное, что удивляло - грязь, с завидной постоянностью выливавшаяся газетами. Если, черт возьми, папка Филина действительно находилась у майора, никакие ссылки на демократию его не оправдывали. Журналистов не обязательно пугать, им достаточно перекрыть доступ к информации. Кому нужны гнусные намеки на умирающую жену Щукина? Кому нужно перетряхивать не слишком-то чистоплотные деяния Трубникова? Леню Ясеня трогали меньше, но трогали-трогали, и висело в воздухе какое-то тревожное ожидание. Почему-то мне казалось, что по-настоящему о Ясене заговорят в связи со мной. Если уж понадобится скомпрометировать работу Фонда, то ударить придется по основателям. Столько грязи, сколько вылито было на Щукина и Трубу, я ещё не видел. Но при этом, как ни странно, слухи о Фонде проникали чуть ли не в каждый дом. А город стал чище. Не торчали на каждом углу смуглые беженцы, у которых всегда можно найти дозу. Слиняли ромалы. Не валялись шприцы в подъездах. Травку, и ту стало найти в городе почти невозможно. Жаркое, в сизой пелене навалилось на город лето. Иногда сизая пелена сгущалась ещё сильнее - со стороны Казахстана наплывали пылевые бури.
   В явном успехе Фонда сомневался только майор.
   Дважды мы встречались с ним в тихой пиццерии на левом берегу и дважды он говорил, покачивая головой: "Ну, что за благодать? Чистая благодать. Не нравится мне эта благодать."
   "Почему?"
   "Свято место пусто не бывает, - качал он головой. - Сам смотри. Рынок мы расчистили, точки выжгли, но главная голова где-то осталась. Ты прав, торговцев, связников, посредников сильно поубавилось, но клиентура не вымерла, она расползлась по окраинам, до которых нам никогда не дотянуться. Клиентура никуда не делась, нарики, как черви, затаились в пригородах, они мрут от самоделов, но ты должен понимать: долго так тянуться не может. Леню Ясеня я знаю, он мужик крепкий, а вот Щукин уже осматривается. Ему надоело, к тому же, он снял тоску. - Майор так и выразился - снял тоску. - У Щукина дело есть, он предприниматель, заинтересован в прибылях. А у нас он только тратится. Пока душа болела, плевал, а теперь пришел в себя. А стоит нам ослабить контроль, рынок вновь начнет зарастать сорняками. По другому не бывает. Черный рынок всегда надо держать под постоянным, под самым жесточайшим контролем. Иначе, или свои подрастут, или чужие подъедут. Мелкие партии, сам знаешь, и сейчас просачиваются. Присутствует дурь в городе.
   Майор любил говорить красиво.
   - А кроме того, - напомнил он, помолчав, - главная голова осталась. Мы даже знаем, где она прописана - в столице, но срубить не можем. Большинство щупальцев отрублено, а главная голова цела, полна жизни. Мы радуемся победе, а голова уже начинает новую компанию.
   - Есть такая информация?
   - Я сейчас не об этом, - неохотно ответил майор. - Я, так сказать, о философии общего дела. Ослабь мы контроль, даже не заметим, как вновь пойдет качественный продукт. Он, собственно, и сейчас, наверное, идет, просто все надежно спрятано. В городе дурью вроде не пахнет, но журчит, журчит ручеек. Если не отрубим главную голову, - сказал майор, - грош цена полученным результатам.
   Я промолчал.
   Летом вернулись головные боли.
   Я многих мог вспомнить, многое повидал за полгода работы в Фонде, но чаще всего вспоминал Юху и Шурку. При этом больше Юху. Шурка - Бог с ним, у него был выбор, он сделал его сознательно, а вот Юха ничего не выбирал, его заставили выбрать. Я никогда не мог понять, почему никому нельзя набить морду конкретно за Юху? Майор Федин, например, утверждал, что такой конкретной мордой могла быть загадочная главная голова, но...