Страница:
И крикнул:
- Пушта!
Пушта немедленно объявился.
- Имеется у нас культурная программа?
- А как же без культурной программы, - немедленно ответил Пушта, многому научившийся от белых сахибов, в том числе и непритязательному юмору. - Рядом в болоте стоит старая слониха. Сахиб можно взять половинку кокосового ореха. Слониха любит, когда ей чешут живот половинкой кокосового ореха. Слониха очень старая, очень большая. - И важно кивнул, обрывая бессмысленные, на его взгляд, разговоры: - Завтра главный день. Завтра мы идем к Колдуну. Белые сахибы должны приготовить оплату. Волшебный амулет готов.
И предупредил:
- Не пугайтесь, когда увидите Колдуна. На Колдуне нет одежд, только татуировка. В роду Колдуна все дети сразу появляются на свет с татуировкой на теле.
Они сидели на прохладной террасе богатого ресторана в Дели, пили холодное китайское пиво и беседовали о простых вещах.
- Это все наш рынок. - утверждал Трубников, обводя глазами раскаленный солнцем город. - Вся Азия наш рынок. Вся Азия должна быть нашим рынком по определению. Пимы и зимние шапки, конечно, ввозить сюда нет смысла, но жратва и хлопковые сари индусам необходим. Рис, хлеб, картошка, - перечислил он. - Ты въезжай, Андрюха. Если их научить пить водку, можно ввозить много качественной водки. - Время от времени Трубников задумчиво поглаживал пальцами волшебный амулет-ладанку, висящую на шее. Когда пальцы ощущали приятную твердость тигрового костя, вшитого в ладанку, Трубников незаметно оглядывался на трех интеллигентных пожилых индусов в белых одеждах, заговорщически расположившихся за соседним столиком. Индусы выглядели озабоченными. Это потому, что они не догадываются, думал Трубников. Они живут в Индии, а не догадываются, что важные проблемы всегда следует решать кардинально. - Именно мы должны освоить Азию по настоящему, - продолжил он свою мысль. - Именно мы, Великая Россия, въезжаешь? Индусов, считай, миллиард. Гордая и терпеливая нация, но мы гораздо терпеливее. К тому же, голод не тетка. Ты видел детишек на улицах? Подкормку надо начинать с них, голодных легче сделать друзьями. Это не немцы.
Он оглядывался.
Под пальмой за круглым столиком смаковали китайское пиво вездесущие немцы в желтых пробковых шлемах и в белых рубашках. Над ними в перьях пальмы возились невидимые тропические птицы. Время от времени они мелко капали вниз, тогда немцы дружно восклицали: "Майн гот!" - но ни один не пытался отодвинуться в сторону. Только одна совсем молодая немка время от времени умоляюще вскидывала взгляд на странного человека в ярком малиновом костюме. Трубников, перехватив очередной взгляд, начинал сопеть, ворочаться и пускать слюну, как уже упоминавшаяся собака академика Павлова. Официанту, подававшему острое мясо, он рассеянно заметил:
- Я тебя где-то видел...
- Он подавал первое, - успокоил Трубникова Семин.
Трубников засопел ещё сильнее, но, в конце концов, кивнул.
Теперь, когда волшебный амулет-ладанка был на нем, Трубников ничего не боялся и стопроцентно доверял Семину. Правда, он ни слова не сказал Семину о том, что несколько раз звонил из Дели в Энск. Ни слова не сказал о том, что его агенты по дешевке скупили все многочисленные долги крепкой прежде фирмы "Строинвестсервис". Ни слова не сказал о том, что Нюрка окончательно перебралась в Москву, а Иваныча-старшего со скандалом поперли из администрации, а что касается Иваныча-младшего, то после очередного запоя он угодил в психушку.
Ничего этого говорить Семину Трубников и не собирался.
- Ты въезжай, въезжай, - долбил он Семину. - Мы живем в эпоху перемен. Мне никакой Калашников ныне не страшен, но я не хочу, чтобы моих людей стреляли, как зайцев. Пусть все будут живые. Давай организуем настоящую охранную фирму, ты её и возглавишь, у тебя опыт есть. Русский человек - универсальный человек. Он и с управлением государства справится и сам унитаз починит. Бросай свои поганые погонные метры. Создашь особую Службу безопасности, будет в городе хоть одна крепкая служба. Въезжай, тебе менты начнут отдавать честь. Будем много путешествовать.
- В инвалидном кресле?
- Какая разница? - Трубников снова погладил ладанку.
Хотя Колдун отдал волшебный амулет совсем бесплатно, путешествие в вечные леса Хилас обошлись Трубникову в немалые деньги. Напоминая об этом, шумно возились на пальме невидимые тропические птицы и немцы вскрикивали "Майн гот!", но не догадывались отодвинуться, а молодая немка достала, наконец, Трубникова. "Наверное, она хочет знать, как называются эти птицы", - сопя, предположил он. И, пуская слюну, спросил:
- Пушту, как называются эти птицы?
- Просто птицы, - c улыбкой ответил Пушта.
Он был горд: он сидел с белыми сахибами за одним столиком.
- Такого не может быть. У каждого живого существа должно быть название.
- Такова Индия.
- Нет, Пушта, - возразил Трубников. - Даже в Индии такого не может быть. Пойди и узнай название птиц.
Пушта послушно улыбнулся и ушел разыскивать хозяина ресторана.
Текла по раскаленной солнцем улице нескончаемая, непрерывная, как река времени, толпа. У этих людей, с ужасом подумал Трубников, тоже, наверное, как у индийских птиц, нет имен. Они просто родились и живут, как взвесь в зацветшей банке. Одни частицы садятся на дно, другие долго кружатся в жидкости. Действительно, Пушта прав, какой смысл давать имя каждой пылинке? Куда они идут? Зачем все это? Зачем зной, шум? Зачем рикши, зачем их голые черные пятки? Зачем раскрашенные фаэтоны и тележки, зачем расписанные краской мототакси? Зачем нелепый регулировщик в белых крагах?
Трубников внимательно следил за ни на секунду не прерывающимся бесконечным потоком людей, пытаясь выделить из него какое-то отдельное лицо, какую-то отдельную фигуру, но живой поток был так плотен, так непрерывен, что казался единым организмом. Трубников с усилием вдыхал влажный тяжелый воздух и тут же выдыхал. Воздух от этого становился ещё более жарким и влажным, и начинал горчить. Вот, значит, какие новости, сопя и дивясь миру, думал Трубников. Вот, значит, какие новости, ужасался он.
И в этот момент его взгляд выделил из общего живого потока некую отдельную желтую крытую коляску без стекол.
Как в дурном сне, когда нет сил пошевелиться, сбросить с себя наваждение, Трубников увидел, как заученно и просто сердитый человек в белой чалме (говорят, на чалму сикхов уходит не менее шести метров белой материи) выхватил откуда-то (наверное, из-под деревянного сидения) горячий, видимо, на ощупь автомат Калашникова и открыл беглый огонь прямо по открытой террасе.
Самое поразительное, что ничего в мире не изменилось.
Толпа шла и шла.
Ровно, мерно, как шла до этого.
И рикша все в том же ритме вскидывал голые плоские ступни.
Его не интересовало, чем занят его сердитый пассажир в белой чалме.
Трубников видел, как в полуобороте бросился на него Семин, сбивая на пол. И как летели в воздух осколки битой посуды. И как один из трех пожилых интеллигентных индусов, вскрикнув, перевернулся вместе со стулом, стирая со столика белыми одеяниями то ли кровь, то ли острый соус. "Что-то мне не нравится в этом ресторане", - шепнул Трубников, оказавшись под столиком. "Соус, наверное", - мрачно буркнул Семин.
Все кончилось.
Рикша и сердитый сикх с автоматом Калашникова исчезли.
А бесконечная толпа все катилась и катилась по горячей, прокаленной солнцем улице и на прохладной террасе хлопотали шумные смуглые люди с медицинскими сумками в руках.
Тогда Трубников, ошалев от удачи, заорал:
- Действует! Действует!
И торжествующе уставился на оцарапанную случайной щепкой щеку Семина:
- Этот сикх выпустил в нас весь рожок, но в меня не попала ни одна пуля! Въезжаешь?
Андрей кивнул.
- Нет, это не птица симург, как я думал, - услышали они рассудительный голос Пушты. Или он все пропустил, ничего не заметил, или он действительно многому (не только русскому языку) научился в загадочном Пакистане. Даже не взглянув на молча работающих санитаров, он ткнул рукой в пальму: - Хозяин утверждает, что это не местные птицы. Он утверждает, что они прилетают со стороны севера. Еще он утверждает, что у них действительно есть название - искитимский дрозд. А Искитим, утверждает хозяин, это дикая местность, в которой они водятся. В Индии Гондвана, - пояснил он, - а в Сибири - Искитим.
- Нет, Пушта, Искитим это не местность, - торжественно заверил Трубников. Он страшно жалел, что Пушта не видел сердитого сикха, открывшего такую отчаянную пальбу по живым людям. - Искитим - это небольшой город в Сибири возле её столицы Новосибирска, - пояснил он. - В нем живут русские люди. В Индии - индусы, а в Искитиме - русские и татары. Въезжаешь? А эти дрозды, Пушта, они самые что ни на есть коренные русские птицы. Даже скажем так, русские сибирские. И в твою Индию они прилетают просто, как на свободный рынок. Ну, еще, понятно, морозы.
Пушта, улыбаясь, смотрел на Трубникова.
Он никак не мог понять, почему сообщение о каких-то там искитимских дроздах вызвало столько радости и торжества у толстого пыхтящего белого сахиба в слишком теплом, хотя и в красивом малиновом пиджаке и в удивительном кожаном поясе, на котором висело много очень полезных, недостижимых для обычного человека вещей.
Кто-то, наверное, удивился бы этому вслух, но не Пушта.
Такова Индия.
1
2
3
4
5
- Пушта!
Пушта немедленно объявился.
- Имеется у нас культурная программа?
- А как же без культурной программы, - немедленно ответил Пушта, многому научившийся от белых сахибов, в том числе и непритязательному юмору. - Рядом в болоте стоит старая слониха. Сахиб можно взять половинку кокосового ореха. Слониха любит, когда ей чешут живот половинкой кокосового ореха. Слониха очень старая, очень большая. - И важно кивнул, обрывая бессмысленные, на его взгляд, разговоры: - Завтра главный день. Завтра мы идем к Колдуну. Белые сахибы должны приготовить оплату. Волшебный амулет готов.
И предупредил:
- Не пугайтесь, когда увидите Колдуна. На Колдуне нет одежд, только татуировка. В роду Колдуна все дети сразу появляются на свет с татуировкой на теле.
Они сидели на прохладной террасе богатого ресторана в Дели, пили холодное китайское пиво и беседовали о простых вещах.
- Это все наш рынок. - утверждал Трубников, обводя глазами раскаленный солнцем город. - Вся Азия наш рынок. Вся Азия должна быть нашим рынком по определению. Пимы и зимние шапки, конечно, ввозить сюда нет смысла, но жратва и хлопковые сари индусам необходим. Рис, хлеб, картошка, - перечислил он. - Ты въезжай, Андрюха. Если их научить пить водку, можно ввозить много качественной водки. - Время от времени Трубников задумчиво поглаживал пальцами волшебный амулет-ладанку, висящую на шее. Когда пальцы ощущали приятную твердость тигрового костя, вшитого в ладанку, Трубников незаметно оглядывался на трех интеллигентных пожилых индусов в белых одеждах, заговорщически расположившихся за соседним столиком. Индусы выглядели озабоченными. Это потому, что они не догадываются, думал Трубников. Они живут в Индии, а не догадываются, что важные проблемы всегда следует решать кардинально. - Именно мы должны освоить Азию по настоящему, - продолжил он свою мысль. - Именно мы, Великая Россия, въезжаешь? Индусов, считай, миллиард. Гордая и терпеливая нация, но мы гораздо терпеливее. К тому же, голод не тетка. Ты видел детишек на улицах? Подкормку надо начинать с них, голодных легче сделать друзьями. Это не немцы.
Он оглядывался.
Под пальмой за круглым столиком смаковали китайское пиво вездесущие немцы в желтых пробковых шлемах и в белых рубашках. Над ними в перьях пальмы возились невидимые тропические птицы. Время от времени они мелко капали вниз, тогда немцы дружно восклицали: "Майн гот!" - но ни один не пытался отодвинуться в сторону. Только одна совсем молодая немка время от времени умоляюще вскидывала взгляд на странного человека в ярком малиновом костюме. Трубников, перехватив очередной взгляд, начинал сопеть, ворочаться и пускать слюну, как уже упоминавшаяся собака академика Павлова. Официанту, подававшему острое мясо, он рассеянно заметил:
- Я тебя где-то видел...
- Он подавал первое, - успокоил Трубникова Семин.
Трубников засопел ещё сильнее, но, в конце концов, кивнул.
Теперь, когда волшебный амулет-ладанка был на нем, Трубников ничего не боялся и стопроцентно доверял Семину. Правда, он ни слова не сказал Семину о том, что несколько раз звонил из Дели в Энск. Ни слова не сказал о том, что его агенты по дешевке скупили все многочисленные долги крепкой прежде фирмы "Строинвестсервис". Ни слова не сказал о том, что Нюрка окончательно перебралась в Москву, а Иваныча-старшего со скандалом поперли из администрации, а что касается Иваныча-младшего, то после очередного запоя он угодил в психушку.
Ничего этого говорить Семину Трубников и не собирался.
- Ты въезжай, въезжай, - долбил он Семину. - Мы живем в эпоху перемен. Мне никакой Калашников ныне не страшен, но я не хочу, чтобы моих людей стреляли, как зайцев. Пусть все будут живые. Давай организуем настоящую охранную фирму, ты её и возглавишь, у тебя опыт есть. Русский человек - универсальный человек. Он и с управлением государства справится и сам унитаз починит. Бросай свои поганые погонные метры. Создашь особую Службу безопасности, будет в городе хоть одна крепкая служба. Въезжай, тебе менты начнут отдавать честь. Будем много путешествовать.
- В инвалидном кресле?
- Какая разница? - Трубников снова погладил ладанку.
Хотя Колдун отдал волшебный амулет совсем бесплатно, путешествие в вечные леса Хилас обошлись Трубникову в немалые деньги. Напоминая об этом, шумно возились на пальме невидимые тропические птицы и немцы вскрикивали "Майн гот!", но не догадывались отодвинуться, а молодая немка достала, наконец, Трубникова. "Наверное, она хочет знать, как называются эти птицы", - сопя, предположил он. И, пуская слюну, спросил:
- Пушту, как называются эти птицы?
- Просто птицы, - c улыбкой ответил Пушта.
Он был горд: он сидел с белыми сахибами за одним столиком.
- Такого не может быть. У каждого живого существа должно быть название.
- Такова Индия.
- Нет, Пушта, - возразил Трубников. - Даже в Индии такого не может быть. Пойди и узнай название птиц.
Пушта послушно улыбнулся и ушел разыскивать хозяина ресторана.
Текла по раскаленной солнцем улице нескончаемая, непрерывная, как река времени, толпа. У этих людей, с ужасом подумал Трубников, тоже, наверное, как у индийских птиц, нет имен. Они просто родились и живут, как взвесь в зацветшей банке. Одни частицы садятся на дно, другие долго кружатся в жидкости. Действительно, Пушта прав, какой смысл давать имя каждой пылинке? Куда они идут? Зачем все это? Зачем зной, шум? Зачем рикши, зачем их голые черные пятки? Зачем раскрашенные фаэтоны и тележки, зачем расписанные краской мототакси? Зачем нелепый регулировщик в белых крагах?
Трубников внимательно следил за ни на секунду не прерывающимся бесконечным потоком людей, пытаясь выделить из него какое-то отдельное лицо, какую-то отдельную фигуру, но живой поток был так плотен, так непрерывен, что казался единым организмом. Трубников с усилием вдыхал влажный тяжелый воздух и тут же выдыхал. Воздух от этого становился ещё более жарким и влажным, и начинал горчить. Вот, значит, какие новости, сопя и дивясь миру, думал Трубников. Вот, значит, какие новости, ужасался он.
И в этот момент его взгляд выделил из общего живого потока некую отдельную желтую крытую коляску без стекол.
Как в дурном сне, когда нет сил пошевелиться, сбросить с себя наваждение, Трубников увидел, как заученно и просто сердитый человек в белой чалме (говорят, на чалму сикхов уходит не менее шести метров белой материи) выхватил откуда-то (наверное, из-под деревянного сидения) горячий, видимо, на ощупь автомат Калашникова и открыл беглый огонь прямо по открытой террасе.
Самое поразительное, что ничего в мире не изменилось.
Толпа шла и шла.
Ровно, мерно, как шла до этого.
И рикша все в том же ритме вскидывал голые плоские ступни.
Его не интересовало, чем занят его сердитый пассажир в белой чалме.
Трубников видел, как в полуобороте бросился на него Семин, сбивая на пол. И как летели в воздух осколки битой посуды. И как один из трех пожилых интеллигентных индусов, вскрикнув, перевернулся вместе со стулом, стирая со столика белыми одеяниями то ли кровь, то ли острый соус. "Что-то мне не нравится в этом ресторане", - шепнул Трубников, оказавшись под столиком. "Соус, наверное", - мрачно буркнул Семин.
Все кончилось.
Рикша и сердитый сикх с автоматом Калашникова исчезли.
А бесконечная толпа все катилась и катилась по горячей, прокаленной солнцем улице и на прохладной террасе хлопотали шумные смуглые люди с медицинскими сумками в руках.
Тогда Трубников, ошалев от удачи, заорал:
- Действует! Действует!
И торжествующе уставился на оцарапанную случайной щепкой щеку Семина:
- Этот сикх выпустил в нас весь рожок, но в меня не попала ни одна пуля! Въезжаешь?
Андрей кивнул.
- Нет, это не птица симург, как я думал, - услышали они рассудительный голос Пушты. Или он все пропустил, ничего не заметил, или он действительно многому (не только русскому языку) научился в загадочном Пакистане. Даже не взглянув на молча работающих санитаров, он ткнул рукой в пальму: - Хозяин утверждает, что это не местные птицы. Он утверждает, что они прилетают со стороны севера. Еще он утверждает, что у них действительно есть название - искитимский дрозд. А Искитим, утверждает хозяин, это дикая местность, в которой они водятся. В Индии Гондвана, - пояснил он, - а в Сибири - Искитим.
- Нет, Пушта, Искитим это не местность, - торжественно заверил Трубников. Он страшно жалел, что Пушта не видел сердитого сикха, открывшего такую отчаянную пальбу по живым людям. - Искитим - это небольшой город в Сибири возле её столицы Новосибирска, - пояснил он. - В нем живут русские люди. В Индии - индусы, а в Искитиме - русские и татары. Въезжаешь? А эти дрозды, Пушта, они самые что ни на есть коренные русские птицы. Даже скажем так, русские сибирские. И в твою Индию они прилетают просто, как на свободный рынок. Ну, еще, понятно, морозы.
Пушта, улыбаясь, смотрел на Трубникова.
Он никак не мог понять, почему сообщение о каких-то там искитимских дроздах вызвало столько радости и торжества у толстого пыхтящего белого сахиба в слишком теплом, хотя и в красивом малиновом пиджаке и в удивительном кожаном поясе, на котором висело много очень полезных, недостижимых для обычного человека вещей.
Кто-то, наверное, удивился бы этому вслух, но не Пушта.
Такова Индия.
1
2
3
4
5
Первая новость, которую я услышал в Новосибирске, была отвратная, вторая ещё хуже, о третьей и говорить не стоит. А потом была четвертая, пятая, и так далее. Они шли единым потоком, я не успевал перевести дыхание. Впечатление было такое, будто все в Энске кинулись взыскивать с меня долги. Крах был полный. Повисли серьезные валютные кредиты. Ко всему прочему, Нюрка действительно свалила в Москву, а Иваныч-старший угодил под следствие. В маляве, переданной на волю, он трогательно напоминал, что сильно надеется на меня. Если я правильно понял, заботился он о младшем. Но младший уже месяц находился в психушке, встречаться с ним у меня не было ни малейшего желания, как, кстати, и с Трубниковым, скупившим долги "Стройинвестсервиса". А свободные деньги в те дни, когда я находился в Индии, умный Иваныч-младший вложил в разработку золотого месторождения. Видимо, младшему обещали немедленную отдачу, но там даже документы не были оформлены надлежащим образом. Это стало ясно после того, как я сам побывал на старательской деляне под Комсомольским.
Деляна действительно существовала, но реально это были пустые отвалы начала пятидесятых годов, на которых ржавел допотопный экскаватор и копошились какие-то подозрительные личности. Скорее всего, Иванычу-младшему подсунули карту давно отработанного участка. В комариный хорошо запомнившийся денек, слегка присыпанный теплым грибным дождичком, на деляне появился официальный представитель Амана Тулеева, губернатора Кузбасса. Этот человек окончательно развеял мои иллюзии.
Скупив долги "Стройинвестсервиса", Трубников всячески давил на меня, пытаясь заманить в свою фирму . Кроме Трубникова, давили кредиторы, КРУ копало под использование бюджетных средств, выявляло приписки. Хотя за это отвечал заказчик, мою судьбу это не облегчало: господин Ульянин, избранный в главы районной администрации вместо Иваныча-старшего, энергично общался с судами, пытаясь вытрясти из меня хоть что-нибудь. В конце месяца позвонили из банка: на наши счета был наложен арест.
Мечась по городу в поисках денег, я несколько раз заглядывал к Юхе Толстому.
Ах, время - как махорочка. Все тянешь, тянешь, Жорочка. А помнишь кепка, челочка, да кабаки до трех...
Юхе предложили прочесть курс инженерной геологии в НИИГАиКе и он вдруг увлекся. Сказалась профессорская кровь. Но был Юха какой-то не такой, как обычно: глаза без зрачков, невпопад смеялся. "Это такие, как ты, сломали страну", - однажды сказал он мне с любовью знающего энтомолога, рассматривающего какого-то редкостного по омерзительности паука.
А черненькая Норочка (мне слышалось - Нюрочка) с подъезда пять айсорочка, глядишь - всего пятерочка, а вдоль и поперек...
"При Советской власти, - сказал Юха странно, - я был бы заслуженным уважаемым профессором. Ты это прекрасно знаешь. Я был бы полезным человеком для государства. Я бы прятал от любящей жены бутылку с коньячком за книгами на стеллаже, студенты всех курсов меня любили, разве плохо? А вечерами я бы вел на кухне идиотские политические разговоры, утверждая себя в той мысли (вполне справедливой), что знаю некую высшую правду."
Пройдемте с нами, Верочка, - цыганская венгерочка. Пригладь виски, Валерочка, да чуть примни сапог...
- А при чем тут я?
Юха покачал головой:
- Ты даже не понимаешь...
- А ты объясни.
Он попытался:
- Вот отец у меня дружил с Покрышкиным, помнишь? - было видно, что мысли Юхи заняты чем-то другим. - И это было естественно. Это была нормальная дружба, она ни у кого не вызывала удивления, понимаешь? А сейчас попробуй подружись с мэром или с командующим Западно-Сибирским военным округом, а? Я это не к тому, - успокоил он меня, - что с мэром или с генералом нельзя подружиться. Можно, наверное. Но для этого, как сейчас говорят, нужны деловые основания. - По-моему, Юха не понимал всех слов, которые произносил. И по кухне у него гуляли подозрительные запахи. - А отец дружил с Покрышкиным без всяких деловых оснований, понимаешь? Они просто дружили. Потому, что думали об одной цели - мой либеральный отец и коммунист Покрышкин.
- Хочешь сказать, что теперь они не смогли бы дружить?
- Вроде как в самую точку.
- А может, это хорошо?
Юха качал головой.
В квартире было пусто и голо.
Несколько раз он просил у меня деньги.
Я отдам, я теперь читаю спецкурс, говорил он, имея в виду лекции, за которые получал жалкие гроши. Раньше он никогда не опускался до денежных просьб. Это меня так удивило, что я выложил Юхе все, что у меня было в карманах, тоже, в общем, какой-то мизер, потому что я был пуст, как несколько лет назад, когда вернулся из Америки.
Крах.
Полный крах.
С одной стороны, это было даже удобно - ко мне потеряли интерес, никто не пытался затащить меня на дурацкие презентации и фуршеты; с другой стороны - поезд ушел, все уехали в будущее. Понятно, без меня. Только, может, Иванычи остались: старший в СИЗо, младший в психушке.
Рано упал снег.
Я старался не сидеть дома.
От майора Федина я знал, что в городе создается какая-то особая Служба безопасности (с подачи Трубникова). Наверное, я мог бы найти себе место в новой структуре, но не спешил. Трубников, скупив долги "Стройинвестсервиса", терпеливо выжидал, когда я сломаюсь. Но я не торопился. Я потихоньку присматривался, прислушивался, старательно снимал головные боли, вдруг вернувшиеся. Теперь я точно знал, что эти головные боли снимало только присутствие Нюрки. Но Нюрки не было, не было этой дуры, совсем вокруг не было! - и я терпеливо присматривался к разным людям, пытаясь найти щелку, сквозь которую можно было выскользнуть из сложившейся ситуации. Даже любимый джип необычного цвета ушел у меня за долги, я ездил на разбитой "Ладе", подброшенной по доверенности конкретным Толяном, застрявшим при своей кореянке.
Меньше всего в тот год я думал о Голощеком.
Его московский адрес был спрятан в подсознании.
В любую минуту я мог извлечь этот адрес, но даже думать об этом запретил себе. Представления не имею, что бы я делал, появись в Москве.
- Мучаешься? И правильно. Так тебе и надо, - с любовью энтомолога говорил при встречах Юха Толстой и в его заплывших глазах, лишенных зрачков, горела острая потребность высказаться. - Давай выпьем, - предлагал он, если я приносил выпить. - За тех, кого нет с нами... - Он выдерживал паузу и заканчивал, придурок: - За Пушкина... За Шекспира... За Высоцкого...
Дворы полны - ну, надо же! Танго хватает за души, хоть этому да рады же...
Потом спохватывался:
- Так тебе и надо, Андрюха. Ты никогда не умел понять главного: ничто нам не принадлежит - ни дом, ни любовница, ни жена. Рано или поздно природа все отнимает.
Такое впечатление, что он пытался в чем-то обвинить меня.
Но в то же время он мне сочувствовал.
Однажды появился Котел.
- Ну, чего скучать, Андрюха, чего профессионализм терять? покровительственно закричал он высоким голосом. - Вид у тебя и сейчас внушительный, - ему было приятно подчеркнуть это. - Поехали со мной. Сам развлечешься, и мне польза. Побудешь рядом для авторитета. Делать тебе ничего не придется, одного вида хватит. Я тут нанял КАМАЗ, загрузим его товаром, а ты просто побудешь рядом со мной для авторитета, ага? Никакого оружия не понадобится, - добавил он с таким видом, будто я собирался прихватить с собой пушку. - У тебя вид такой внушительный, - добавил он льстиво, - что не понадобится никакого оружия.
Подумав, я согласился.
Я даже какие-то деньги содрал с Котла - как за охрану.
За неделю до этого пришел к Котлу чернявый узкоглазый мужичонка, сильно смахивающий на узбека. Стеганый халат и тюбетейка выделяли его из толпы. Спросил: не интересуетесь дешевыми сигаретами? - и когда перечислил марки и цены, Котел, конечно, заинтересовался, у него загорелись глаза. Человек инициативный, он никогда не ленился прихватить то, что плохо лежит. Подозреваю, что вообще тайной мечтой Котла было въехать в рай на халяву. Естественно, он поинтересовался: где товар? Узбек, часто мигая узкими черными глазами, ответил: "Считай, рядом. На складе одной воинской части. Эту часть нынче расформировывают, а снаряжение и довольствие офицеры самостоятельно реализуют по бросовым ценам. По бросовым, но за наличку. Исключительно за наличку, - подчеркнул узбек. - Всех-то дел, что подгоняй грузовик к складу и вывози сигареты."
Котел возбудился, выбил кредит, обговорил условия, назначил день встречи. Я со своей стороны навел справки и подтвердил: да, все правильно, есть такая воинская часть, она действительно расформировывается. "Водиле непременно дай на лапу, - посоветовал я Котлу, - пусть чувствует свою причастность к делу. Это сближает." - "Еще чего?" - обиделся Котел.
Его, как всегда, жаба давила.
На следующий день, как договаривались, возле ЦУМа появился узкоглазый мужичонка в тюбетейке и стеганом халате. Он действительно походил на узбека, но, забравшись в КАМАЗ, уверенно скомандовал: "Двигай на выезд из города. Ну, в сторону Пашино, там у меня офис. Пересчитаем наличку, спрячем в сейф и с Богом - грузитесь."
Следуя указаниям узбека, скоро мы попали в пригород.
В пригороде было пусто, поземка скучно мела снег перед почерневшими от времени частными деревянными домами. Ни прохожих, ни ворон, одна кривая длинная выстуженная улица. В самом конце кривой улицы темнели занесенные снегом воинские склады - стандартные огромные полубочки, сваренные из гофрированного дюраля. Спрыгнув со ступеньки грузовика на расчищенную от снега дорожку, узбек поманил нас за собой. Правда, КАМАЗ к деревянному домику подойти не мог, этому мешала забитая снегом канава, да этого и не нужно было. Подъехать вплотную КАМАЗ должен был к складу; пока же водила остался ждать в кабине, пока мы закончим расчеты.
Огромным ключом узбек отворил тяжелую, обшитую стальным листом дверь и мы вошли в темную прихожую. С одной стороны торчал массивный металлический сейф, с другой возвышалась нелепая рогатая вешалка, на ней сиротливо обвисло потасканное демисезонное пальто.
За второй, тоже усиленной стальным листом дверью, открылась ещё одна комната - попросторнее и с мебелью.
- Бабки при себе?
- Конечно.
В общем, все как обычно. Может, даже слишком обычно.
Узбек и Котел устроились за деревянным столом, а я лениво прошелся по комнате, выглянул в низкое окно, выходившее в огород. Снаружи окно было забрано тяжелой стальной решеткой. Удобное местечко, подумал я. Никто не войдет без спросу. В таком местечке чувствуешь себя надежно. Впрочем, какую угрозу для двух крепких, всякое повидавших людей мог представлять вежливый узкоглазый мужичонка в стеганом халате и в тюбетейке, похожий на узбека или на беженца из тех же краев?
- Выкладывай.
Котел выложил наличку и узбек тщательно пересчитал купюры.
Потом так же тщательно он пересчитал купюры на второй раз. Подсчет его удовлетворил. "Сейчас закину деньги в сейф и едем грузиться."
И вышел в прихожую.
Мы с Котлом переглянулись.
Дом был старый, надежный, срубленный из мощных сосновых бревен, чуть не в два обхвата. На маленьких окнах стальные решетки, которые срезать можно только "болгаркой". Я невольно кивнул:
- Смелый мужик. Один работает.
- А чего ему бояться? Мы ж не обманем, - неуверенно протянул Котел. Он, наверное, жалел, что нет такой возможности. - А южные люди, они здорово чувствуют опасность. В этом отношении они совсем как животные. Да и оружие я все-таки прихватил, - признался он, показав мне газовый пистолет. - Мало ли... Вот только странно... Офис как-то нестандартно обставлен...
Офис действительно был обставлен нестандартно.
Если говорить честно, дрянь, а не офис. Стоял в комнате простой школьный письменный стол, ну, самый простой, с двумя ящиками без замков, а на голой, давно не беленой стене висела полка с необходимой литературой.
Ну, понятно, пара стульев, старый диван.
Я присмотрелся:
- А знаешь, Паша, на этом диване, кажется, спят...
- Ну и что?.. - ответил Котел, и от его фальшивого спокойствия нехорошее предчувствие тронуло мою спину специфическим холодком. Поработал, отдохнул... Все путём, всё тип-топ... Я бы сказал, удобно... Это же всего лишь офис при складе, - добавил он, явно в чем-то убеждая самого себя. - Он служит только для таких вот расчетов.
- А ты взгляни, какая на полках литература.
- Ну, какая! - отмахнулся Котел. - Везде она одинаковая. Кодексы, наверное, да перечни юридических документов.
- А вот хрен, Паша! - весело сказал я. - Вовсе не кодексы и не юридические документы. Если честно, таких книг я не видал со школы. "Повесть о настоящем человеке"... Как тебе?.. "Чапаев"... Басни Демьяна Бедного... Зачем басни Демьяна Бедного в офисе, пусть он даже просто при складе?
Котел не ответил.
Он бросился к двери и нажал на неё плечом.
Только это было ни к чему. От таких нервных типов, как Котел, дверь специально усилили стальной пластиной и, разумеется, крепко заперли. Причем с другой стороны, снаружи.
Котел крикнул, никто ему не ответил.
Мы дружно навалились на дверь, но куда там? Такую дверь можно выдавить только трактором или вынести взрывчаткой. Подергали, конечно, решетку, выбив стекло, тоже напрасный труд. К тому же, выходило окно на заснеженный огород, никак ни до кого не докричишься.
Только тогда дошло до Котла, что узбек его кинул.
Уже забился, наверное, в надежную щель, пьет горячий зеленый чай, пересчитывает наличку, а мы дергаем решетку. А ещё цитирует на память какую-нибудь басню Демьяна Бедного.
От бессильной ярости Котел пальнул в окно из газового пистолета.
Выстрела никто не услышал, зато сами мы чуть не задохнулись. И выбрались из дому только часа через два, когда уставший от безделья водила все же забил тревогу. Оказалось, что старый деревянный дом с усиленными дверями и со стальными решетками на окнах принадлежит цыгану по фамилии, как это ни странно, Михайлов. Цыган, когда я позже встретился с ним, охотно подтвердил, что сдает свой дом случайным квартирантам - за наличку и на небольшой срок. То есть, никто не живет в его доме постоянно. Ну, а чем развлекаются квартиранты - это его, цыгана, нисколько не интересует.
Вот она воля, вот он Будулай с цыганами!
Ну, а что касается узбека, заявил Михайлов, то узбек сразу уплатил за месяц вперед, вел себя примерно, ни баб, ни алкашей в дом не водил, а прожил всего неделю.
"Твое пальто?" - спросил я, указывая на нелепую рогатую вешалку, украшенную потасканным демисезонным пальто.
Цыган обрадовался: "Мое!"
Я полез в накладные карманы пальто и из каждого извлек по ручной гранате.
"Что ты! Что ты! - переиграл цыган. - Не мое!"
Тридцать первого декабря, вечером, в чебуречной на Красном проспекте я встретил майора Федина.
Было холодно, майор зашел в заведение явно не ради чебуреков, да и не ради меня. Тоненькая рыжая дама в норковой шубке, праздничная, как игрушка, могла приходиться ему кем угодно; только когда дама покинула чебуречную, майор пересел ко мне.
- С наступающим! - кивнул он. - Слышал свежий анекдот? У врат Рая появляется лицо кавказской национальности. Апостол Петр: "Извините, но бандитам вход в Рай запрещен". - "А мне в Рай и не надо, - отвечает лицо указанной национальности. - Это у вас есть двадцать минут, чтобы всех вывести наружу." - Федин подмигнул: - Знаю, знаю, Семеныч, ты сейчас на мели. Такова жизнь, - он развел руками. - как насчет делового предложения. Нужная работа, много нужной работы... - Федин любил говорить намеками. - Мы тебя высвечивать не будем, ты только забивай нужные стрелки, веди переговоры. А мы тебе подставим плечо. Крепкое плечо, сам понимаешь. А цель: уберечь от волнений уважаемых граждан России.
И сунул визитку:
- Переваришь, позвони.
Я кивнул.
Чебуреки я не любил, но денег было в обрез, можно сказать, совсем не было денег. Не выдержав моего молчания, начал позванивать Трубников, сопел, пускал слюну, обещал золотые горы, даже обещал погасить долги, но к Трубникову я, как и к Федину, не хотел. Пойти к тому или к другому означало катастрофически потерять набранную высоту.
Деляна действительно существовала, но реально это были пустые отвалы начала пятидесятых годов, на которых ржавел допотопный экскаватор и копошились какие-то подозрительные личности. Скорее всего, Иванычу-младшему подсунули карту давно отработанного участка. В комариный хорошо запомнившийся денек, слегка присыпанный теплым грибным дождичком, на деляне появился официальный представитель Амана Тулеева, губернатора Кузбасса. Этот человек окончательно развеял мои иллюзии.
Скупив долги "Стройинвестсервиса", Трубников всячески давил на меня, пытаясь заманить в свою фирму . Кроме Трубникова, давили кредиторы, КРУ копало под использование бюджетных средств, выявляло приписки. Хотя за это отвечал заказчик, мою судьбу это не облегчало: господин Ульянин, избранный в главы районной администрации вместо Иваныча-старшего, энергично общался с судами, пытаясь вытрясти из меня хоть что-нибудь. В конце месяца позвонили из банка: на наши счета был наложен арест.
Мечась по городу в поисках денег, я несколько раз заглядывал к Юхе Толстому.
Ах, время - как махорочка. Все тянешь, тянешь, Жорочка. А помнишь кепка, челочка, да кабаки до трех...
Юхе предложили прочесть курс инженерной геологии в НИИГАиКе и он вдруг увлекся. Сказалась профессорская кровь. Но был Юха какой-то не такой, как обычно: глаза без зрачков, невпопад смеялся. "Это такие, как ты, сломали страну", - однажды сказал он мне с любовью знающего энтомолога, рассматривающего какого-то редкостного по омерзительности паука.
А черненькая Норочка (мне слышалось - Нюрочка) с подъезда пять айсорочка, глядишь - всего пятерочка, а вдоль и поперек...
"При Советской власти, - сказал Юха странно, - я был бы заслуженным уважаемым профессором. Ты это прекрасно знаешь. Я был бы полезным человеком для государства. Я бы прятал от любящей жены бутылку с коньячком за книгами на стеллаже, студенты всех курсов меня любили, разве плохо? А вечерами я бы вел на кухне идиотские политические разговоры, утверждая себя в той мысли (вполне справедливой), что знаю некую высшую правду."
Пройдемте с нами, Верочка, - цыганская венгерочка. Пригладь виски, Валерочка, да чуть примни сапог...
- А при чем тут я?
Юха покачал головой:
- Ты даже не понимаешь...
- А ты объясни.
Он попытался:
- Вот отец у меня дружил с Покрышкиным, помнишь? - было видно, что мысли Юхи заняты чем-то другим. - И это было естественно. Это была нормальная дружба, она ни у кого не вызывала удивления, понимаешь? А сейчас попробуй подружись с мэром или с командующим Западно-Сибирским военным округом, а? Я это не к тому, - успокоил он меня, - что с мэром или с генералом нельзя подружиться. Можно, наверное. Но для этого, как сейчас говорят, нужны деловые основания. - По-моему, Юха не понимал всех слов, которые произносил. И по кухне у него гуляли подозрительные запахи. - А отец дружил с Покрышкиным без всяких деловых оснований, понимаешь? Они просто дружили. Потому, что думали об одной цели - мой либеральный отец и коммунист Покрышкин.
- Хочешь сказать, что теперь они не смогли бы дружить?
- Вроде как в самую точку.
- А может, это хорошо?
Юха качал головой.
В квартире было пусто и голо.
Несколько раз он просил у меня деньги.
Я отдам, я теперь читаю спецкурс, говорил он, имея в виду лекции, за которые получал жалкие гроши. Раньше он никогда не опускался до денежных просьб. Это меня так удивило, что я выложил Юхе все, что у меня было в карманах, тоже, в общем, какой-то мизер, потому что я был пуст, как несколько лет назад, когда вернулся из Америки.
Крах.
Полный крах.
С одной стороны, это было даже удобно - ко мне потеряли интерес, никто не пытался затащить меня на дурацкие презентации и фуршеты; с другой стороны - поезд ушел, все уехали в будущее. Понятно, без меня. Только, может, Иванычи остались: старший в СИЗо, младший в психушке.
Рано упал снег.
Я старался не сидеть дома.
От майора Федина я знал, что в городе создается какая-то особая Служба безопасности (с подачи Трубникова). Наверное, я мог бы найти себе место в новой структуре, но не спешил. Трубников, скупив долги "Стройинвестсервиса", терпеливо выжидал, когда я сломаюсь. Но я не торопился. Я потихоньку присматривался, прислушивался, старательно снимал головные боли, вдруг вернувшиеся. Теперь я точно знал, что эти головные боли снимало только присутствие Нюрки. Но Нюрки не было, не было этой дуры, совсем вокруг не было! - и я терпеливо присматривался к разным людям, пытаясь найти щелку, сквозь которую можно было выскользнуть из сложившейся ситуации. Даже любимый джип необычного цвета ушел у меня за долги, я ездил на разбитой "Ладе", подброшенной по доверенности конкретным Толяном, застрявшим при своей кореянке.
Меньше всего в тот год я думал о Голощеком.
Его московский адрес был спрятан в подсознании.
В любую минуту я мог извлечь этот адрес, но даже думать об этом запретил себе. Представления не имею, что бы я делал, появись в Москве.
- Мучаешься? И правильно. Так тебе и надо, - с любовью энтомолога говорил при встречах Юха Толстой и в его заплывших глазах, лишенных зрачков, горела острая потребность высказаться. - Давай выпьем, - предлагал он, если я приносил выпить. - За тех, кого нет с нами... - Он выдерживал паузу и заканчивал, придурок: - За Пушкина... За Шекспира... За Высоцкого...
Дворы полны - ну, надо же! Танго хватает за души, хоть этому да рады же...
Потом спохватывался:
- Так тебе и надо, Андрюха. Ты никогда не умел понять главного: ничто нам не принадлежит - ни дом, ни любовница, ни жена. Рано или поздно природа все отнимает.
Такое впечатление, что он пытался в чем-то обвинить меня.
Но в то же время он мне сочувствовал.
Однажды появился Котел.
- Ну, чего скучать, Андрюха, чего профессионализм терять? покровительственно закричал он высоким голосом. - Вид у тебя и сейчас внушительный, - ему было приятно подчеркнуть это. - Поехали со мной. Сам развлечешься, и мне польза. Побудешь рядом для авторитета. Делать тебе ничего не придется, одного вида хватит. Я тут нанял КАМАЗ, загрузим его товаром, а ты просто побудешь рядом со мной для авторитета, ага? Никакого оружия не понадобится, - добавил он с таким видом, будто я собирался прихватить с собой пушку. - У тебя вид такой внушительный, - добавил он льстиво, - что не понадобится никакого оружия.
Подумав, я согласился.
Я даже какие-то деньги содрал с Котла - как за охрану.
За неделю до этого пришел к Котлу чернявый узкоглазый мужичонка, сильно смахивающий на узбека. Стеганый халат и тюбетейка выделяли его из толпы. Спросил: не интересуетесь дешевыми сигаретами? - и когда перечислил марки и цены, Котел, конечно, заинтересовался, у него загорелись глаза. Человек инициативный, он никогда не ленился прихватить то, что плохо лежит. Подозреваю, что вообще тайной мечтой Котла было въехать в рай на халяву. Естественно, он поинтересовался: где товар? Узбек, часто мигая узкими черными глазами, ответил: "Считай, рядом. На складе одной воинской части. Эту часть нынче расформировывают, а снаряжение и довольствие офицеры самостоятельно реализуют по бросовым ценам. По бросовым, но за наличку. Исключительно за наличку, - подчеркнул узбек. - Всех-то дел, что подгоняй грузовик к складу и вывози сигареты."
Котел возбудился, выбил кредит, обговорил условия, назначил день встречи. Я со своей стороны навел справки и подтвердил: да, все правильно, есть такая воинская часть, она действительно расформировывается. "Водиле непременно дай на лапу, - посоветовал я Котлу, - пусть чувствует свою причастность к делу. Это сближает." - "Еще чего?" - обиделся Котел.
Его, как всегда, жаба давила.
На следующий день, как договаривались, возле ЦУМа появился узкоглазый мужичонка в тюбетейке и стеганом халате. Он действительно походил на узбека, но, забравшись в КАМАЗ, уверенно скомандовал: "Двигай на выезд из города. Ну, в сторону Пашино, там у меня офис. Пересчитаем наличку, спрячем в сейф и с Богом - грузитесь."
Следуя указаниям узбека, скоро мы попали в пригород.
В пригороде было пусто, поземка скучно мела снег перед почерневшими от времени частными деревянными домами. Ни прохожих, ни ворон, одна кривая длинная выстуженная улица. В самом конце кривой улицы темнели занесенные снегом воинские склады - стандартные огромные полубочки, сваренные из гофрированного дюраля. Спрыгнув со ступеньки грузовика на расчищенную от снега дорожку, узбек поманил нас за собой. Правда, КАМАЗ к деревянному домику подойти не мог, этому мешала забитая снегом канава, да этого и не нужно было. Подъехать вплотную КАМАЗ должен был к складу; пока же водила остался ждать в кабине, пока мы закончим расчеты.
Огромным ключом узбек отворил тяжелую, обшитую стальным листом дверь и мы вошли в темную прихожую. С одной стороны торчал массивный металлический сейф, с другой возвышалась нелепая рогатая вешалка, на ней сиротливо обвисло потасканное демисезонное пальто.
За второй, тоже усиленной стальным листом дверью, открылась ещё одна комната - попросторнее и с мебелью.
- Бабки при себе?
- Конечно.
В общем, все как обычно. Может, даже слишком обычно.
Узбек и Котел устроились за деревянным столом, а я лениво прошелся по комнате, выглянул в низкое окно, выходившее в огород. Снаружи окно было забрано тяжелой стальной решеткой. Удобное местечко, подумал я. Никто не войдет без спросу. В таком местечке чувствуешь себя надежно. Впрочем, какую угрозу для двух крепких, всякое повидавших людей мог представлять вежливый узкоглазый мужичонка в стеганом халате и в тюбетейке, похожий на узбека или на беженца из тех же краев?
- Выкладывай.
Котел выложил наличку и узбек тщательно пересчитал купюры.
Потом так же тщательно он пересчитал купюры на второй раз. Подсчет его удовлетворил. "Сейчас закину деньги в сейф и едем грузиться."
И вышел в прихожую.
Мы с Котлом переглянулись.
Дом был старый, надежный, срубленный из мощных сосновых бревен, чуть не в два обхвата. На маленьких окнах стальные решетки, которые срезать можно только "болгаркой". Я невольно кивнул:
- Смелый мужик. Один работает.
- А чего ему бояться? Мы ж не обманем, - неуверенно протянул Котел. Он, наверное, жалел, что нет такой возможности. - А южные люди, они здорово чувствуют опасность. В этом отношении они совсем как животные. Да и оружие я все-таки прихватил, - признался он, показав мне газовый пистолет. - Мало ли... Вот только странно... Офис как-то нестандартно обставлен...
Офис действительно был обставлен нестандартно.
Если говорить честно, дрянь, а не офис. Стоял в комнате простой школьный письменный стол, ну, самый простой, с двумя ящиками без замков, а на голой, давно не беленой стене висела полка с необходимой литературой.
Ну, понятно, пара стульев, старый диван.
Я присмотрелся:
- А знаешь, Паша, на этом диване, кажется, спят...
- Ну и что?.. - ответил Котел, и от его фальшивого спокойствия нехорошее предчувствие тронуло мою спину специфическим холодком. Поработал, отдохнул... Все путём, всё тип-топ... Я бы сказал, удобно... Это же всего лишь офис при складе, - добавил он, явно в чем-то убеждая самого себя. - Он служит только для таких вот расчетов.
- А ты взгляни, какая на полках литература.
- Ну, какая! - отмахнулся Котел. - Везде она одинаковая. Кодексы, наверное, да перечни юридических документов.
- А вот хрен, Паша! - весело сказал я. - Вовсе не кодексы и не юридические документы. Если честно, таких книг я не видал со школы. "Повесть о настоящем человеке"... Как тебе?.. "Чапаев"... Басни Демьяна Бедного... Зачем басни Демьяна Бедного в офисе, пусть он даже просто при складе?
Котел не ответил.
Он бросился к двери и нажал на неё плечом.
Только это было ни к чему. От таких нервных типов, как Котел, дверь специально усилили стальной пластиной и, разумеется, крепко заперли. Причем с другой стороны, снаружи.
Котел крикнул, никто ему не ответил.
Мы дружно навалились на дверь, но куда там? Такую дверь можно выдавить только трактором или вынести взрывчаткой. Подергали, конечно, решетку, выбив стекло, тоже напрасный труд. К тому же, выходило окно на заснеженный огород, никак ни до кого не докричишься.
Только тогда дошло до Котла, что узбек его кинул.
Уже забился, наверное, в надежную щель, пьет горячий зеленый чай, пересчитывает наличку, а мы дергаем решетку. А ещё цитирует на память какую-нибудь басню Демьяна Бедного.
От бессильной ярости Котел пальнул в окно из газового пистолета.
Выстрела никто не услышал, зато сами мы чуть не задохнулись. И выбрались из дому только часа через два, когда уставший от безделья водила все же забил тревогу. Оказалось, что старый деревянный дом с усиленными дверями и со стальными решетками на окнах принадлежит цыгану по фамилии, как это ни странно, Михайлов. Цыган, когда я позже встретился с ним, охотно подтвердил, что сдает свой дом случайным квартирантам - за наличку и на небольшой срок. То есть, никто не живет в его доме постоянно. Ну, а чем развлекаются квартиранты - это его, цыгана, нисколько не интересует.
Вот она воля, вот он Будулай с цыганами!
Ну, а что касается узбека, заявил Михайлов, то узбек сразу уплатил за месяц вперед, вел себя примерно, ни баб, ни алкашей в дом не водил, а прожил всего неделю.
"Твое пальто?" - спросил я, указывая на нелепую рогатую вешалку, украшенную потасканным демисезонным пальто.
Цыган обрадовался: "Мое!"
Я полез в накладные карманы пальто и из каждого извлек по ручной гранате.
"Что ты! Что ты! - переиграл цыган. - Не мое!"
Тридцать первого декабря, вечером, в чебуречной на Красном проспекте я встретил майора Федина.
Было холодно, майор зашел в заведение явно не ради чебуреков, да и не ради меня. Тоненькая рыжая дама в норковой шубке, праздничная, как игрушка, могла приходиться ему кем угодно; только когда дама покинула чебуречную, майор пересел ко мне.
- С наступающим! - кивнул он. - Слышал свежий анекдот? У врат Рая появляется лицо кавказской национальности. Апостол Петр: "Извините, но бандитам вход в Рай запрещен". - "А мне в Рай и не надо, - отвечает лицо указанной национальности. - Это у вас есть двадцать минут, чтобы всех вывести наружу." - Федин подмигнул: - Знаю, знаю, Семеныч, ты сейчас на мели. Такова жизнь, - он развел руками. - как насчет делового предложения. Нужная работа, много нужной работы... - Федин любил говорить намеками. - Мы тебя высвечивать не будем, ты только забивай нужные стрелки, веди переговоры. А мы тебе подставим плечо. Крепкое плечо, сам понимаешь. А цель: уберечь от волнений уважаемых граждан России.
И сунул визитку:
- Переваришь, позвони.
Я кивнул.
Чебуреки я не любил, но денег было в обрез, можно сказать, совсем не было денег. Не выдержав моего молчания, начал позванивать Трубников, сопел, пускал слюну, обещал золотые горы, даже обещал погасить долги, но к Трубникову я, как и к Федину, не хотел. Пойти к тому или к другому означало катастрофически потерять набранную высоту.