Прошкин Евгений Александрович. Механика вечности

   — Подожди, Саша. Мишенька, что случилось? Ты чего-то боишься? Не надо. В палате охрану поставят, все будет нормально. Я договорюсь, тебя отвезут в пятьдесят четвертую, там хирургия хорошая. Там Немченко, мы с ним вместе учились.
   Дальше отмалчиваться было нельзя. Я сосредоточился и короткими перебежками от одного приступа боли к другому произнес:
   — Только неофициально. Очень серьезно. Больница — это конец.
   — Бредит небось, — сказал Шурик.
   — Не похоже.
   Она снова куда-то позвонила, однако спорить я был уже не в состоянии. Мне оставалось только надеяться, что к моим мольбам прислушаются.
   — Так. Саша, отвезешь его к Матвееву. Это в Выхине, помнишь? — Она закатала мне рукав и звякнула какими-то склянками. До меня донесся запах спирта, потом в руку вошла игла. — Из старых запасов. Если кому скажешь, убью!
   Кнут помог мне подняться, но это было вовсе не обязательно — я и сам прекрасно держался на ногах. Резь в животе не то чтобы прошла, просто перестала тревожить. В голове неожиданно прояснилось, сознание затопили яркие образы и перспективные идеи. Окажись под рукой компьютер, я бы выдал на-гора десяток страниц стремительного текста.
   — Поплыл паренек, — весело констатировал Шурик.
   — Торопись, — предупредила его мать, словно фея Золушку.
   Эта аналогия показалась мне чрезвычайно смешной, и Кнут, начиная злиться, потащил меня к выходу.
   — Давай подробно, как все было, — опомнившись, потребовал я.
   — Сижу дома, вдруг звонок. Девушка. Молодая, голос приятный. Говорит: Миша в опасности. Недалеко, где ресторан новый открыли. Бегу, по дороге слышу выстрелы. Захожу внутрь — там все раскидано, и ты валяешься посередине.
   — А то, что я защищал кого-то, и прочая ересь — это откуда?
   — Мексиканцы рассказали. Обещали тебя всегда кормить бесплатно.
   — Не надеются, гады, что выживу. Заведение было огорожено полосатыми турникетами, внутри то и дело мелькала фотовспышка.
   — Туда не пойдем, — приказал я, плотнее запахивая выделенный Кнутом старый плащ. — Лучше через двор.
   — Не шатайся, за пьяного примут. Таксисты пьяных только по вечерам любят возить.
   К тротуару подкатил желтый «ГАЗ-37» со светящимся гребешком на крыше. Водитель открыл дверцу и приветливо улыбнулся.
   — До Выхина доехать без штанов не останемся? — спросил, нагнувшись, Кнутовский.
   — Двадцаточка, — мечтательно вымолвил таксист.
   — Что еще за договорные цены? — удивился я. — А счетчик для чего?
   — Молчи, — прошипел Кнут. — Дешевле не найдем.
   Машина сорвалась с места, и меня сразу замутило.
   — Саша, у меня тут… — я достал дискеты и потряс ими в воздухе. — Нам бы с тобой сесть и разобраться как следует. Ты их забери пока, пусть у тебя полежат.
   Кнут закурил и, выдохнув дым в приоткрытое окно, покачал головой. Он был злопамятен.
   Укольчик Галины Александровны оказался так себе. Живот под тугой повязкой назойливо защипало, потом боль стала совсем острой, почти невыносимой, и проникла глубже. Расшевелив кишки, завязав их в узел, она добралась до самого позвоночника, несколько раз потянула, проверяя на прочность, и вцепилась в него мертвой хваткой.
   Светофор, как назло, переключился. Его верхний глаз налился кровью, и мы плавно остановились.
   — Все равно не проскочили бы, — посетовал таксист, душевно глядя на меня в зеркало. — Желтый горел. В принципе могли и рвануть, я понимаю, что надо, но далеко не уехали бы. — Он показал на инспектора, слонявшегося у перекрестка, и обернулся. Видимо, все, что нужно, он прочел на моем лице. — Если совсем худо, давайте я к нему подскочу, может, сопровождение организует. С сиреной быстрее получится.
   — Нет, спасибо, — ответил я.
   У стоп-линий постепенно собралась целая урчащая свора. Слева притерся здоровенный белый грузовик с надписью «Москарго» на кузове, справа подкатила приземистая спортивная машина.
   — Как мы их! — восхищенно сказал водитель. Я прислушался, надеясь, что разговор хоть немного отвлечет меня от боли. Таксист умело выдержал паузу и пояснил:
   — Взяли и переплюнули все их «Порше» сраные. У меня шурин на такую же копит. Сестра хотела, чтобы я его отговорил. Я что, дурной? Мне б на «девятьсот семнадцатом» хоть разок прокатиться!
   — Здорово, наверное, — согласился Кнут, любуясь ярко-красным автомобилем.
   — Групповой секс представляешь? Так это — тьфу!
   — Насчет групповухи ты, конечно, загнул.
   Беседа настолько их увлекла, что они начисто обо мне забыли. Меня это не обижало, наоборот, мне хотелось покоя и уединения. Костлявая уже занесла меня в список перспективных клиентов, и я смиренно дожидался своей очереди. Я был уверен, что стоит лишь такси качнуться, выезжая на перекресток, как моя жизнь, истончившаяся до прозрачной мембраны, лопнет.
   Стекло в двери красного «ЗИЛа» опустилось до половины, и оттуда вылетел окурок. Я хотел рассмотреть сидевшего за рулем, но не успел. И все же я почувствовал, что это Куцапов. Сейчас Коля меня заметит, и все решится. В том, что он меня убьет, я не сомневался.
   — Наверно, светофор вышел из строя, — заметил таксист.
   — Терпи, Миша, — умоляюще произнес Шурик. — Матвеев и не таких вытаскивал. Мать про него знаешь какие истории рассказывала?
   — В порядке, — проскрежетал я.
   Мы стояли на перекрестке уже минуты три, а инспектор даже и не думал вмешиваться. Я продолжал смотреть на «ЗИЛ». Прятаться не было ни сил, ни желания. Во всех книгах написано, что умирать следует с достоинством.
   Красная машина справа начинала раздражать своей вызывающей роскошью, дерзкой красотой, своей слепящей полировкой и безупречностью линий. Да, абсолютной безупречностью…
   Никакой вмятины не было и в помине. Впрочем, ее могли уже выправить, а номер я не запомнил. Или тот «ЗИЛ» был измордован с другого бока? Вроде нет.
   Вокруг раздался радостный рев моторов — светофор наконец-то опомнился и дал зеленый. Первым, как ни странно, тронулся стоявший по левую руку грузовик, следом за ним унесся «ЗИЛ-917». За несколько секунд он развил такую скорость, что превратился в красную точку на горизонте. Таксист завистливо покрутил головой, но если со спортивной машиной он тягаться не мог, то железного монстра «Москарго» следовало проучить. Наша «Волга» взвизгнула покрышками и устремилась вперед, нагоняя белый фургон. Грузовик шел чуть впереди, не давая себя обогнать, но и не вырываясь — можно было подумать, что водитель пытается подать нам какой-то знак. По крайней мере, так показалось мне, однако я боялся отвлечь таксиста, поглощенного состязанием.
   — А вот на пятой сдохнешь! — бросил он, хватаясь за рычаг, и я решил, что это скорее всего относится ко мне.
   Внезапно лобовое стекло потемнело и с треском провалилось внутрь. Раздался оглушительный грохот, и машину закидало из стороны в сторону.
   — Держись, Мишка! — крикнул Шурик. Это предупреждение было излишним. Забыв про кишки, норовящие выскочить наружу, я вцепился руками в сиденье. Еще я успел удивиться, почему таксист не притормаживает, и тут же увидел его голову, болтавшуюся на груди.
   По салону летали сгустки крови, и я безумно озирался, стараясь разыскать свои внутренности, — я был уверен, что они вылетели из чрева и теперь перекатывались под ногами вместе с окурками из вывернутой пепельницы.
   — Грузовик! — обрадовался Кнут, и я, не понимая смысла его слов, обрадовался тоже.
   Фургон медленно отжимал нас вправо. Целесообразность этого маневра была спорной, однако лучше так, чем мчаться дальше в машине с мертвым водителем. Что творилось впереди, разобрать было невозможно — место лобового стекла занял кусок железа, напоминавший сейфовую дверь.
   В правый бок что-то несильно толкнуло, и я почувствовал, что лечу. В окно я увидел пронзительно-синее небо, слишком роскошное для сентября. Потом замелькали какие-то столбы — кажется, деревья, — и сверху упала крыша.
   Не знаю почему, но я помнил и то, что было после: гулкое уханье врезавшихся в нас машин доносилось с интервалом в одну-две секунды, становясь все менее отчетливыми.
   О смерти я уже не думал: я ждал ее так долго, что .весь пафос успел выгореть. Я лежал, стиснутый горячим железом, и считал столкновения прилипающих сзади автомобилей.
   В голову лезла всякая чушь. Например, о том, что, не окажись рядом фургона, все могло закончиться гораздо хуже. И еще я понял: если бы спортивный «ЗИЛ» не успел уехать, мы бы обязательно врезались в его левый бок. И тогда он стал бы похож на тот, в котором ездит Куцапов.

ЧАСТЬ 2
ПОБЕГ НА ОЩУПЬ

   Живот не болел — это первое, что я отметил, как только пришел в себя. Не открывая глаз, я осторожно ощупал рану… и не нашел ее. На месте пореза пальцы обнаружили едва заметный рубец, отозвавшийся на прикосновение легким зудом.
   — Шрам останется, но для мужчины это не страшно, — сказал кто-то рядом.
   Разлепить веки оказалось гораздо труднее, чем пошевелить руками. Я пожалел, что проснулся, — спать хотелось смертельно.
   — Вставай, нужно уходить.
   Голос был женский. Молодой. Одна из подружек Кнута? С каких это пор он стал водить их домой?
   Я собрал всю силу воли и открыл один глаз. Брюнетка.
   — Не прикидывайся умирающим.
   Девушка сдернула с меня одеяло, и я, скосив открытый глаз, увидел, что лежу совершенно голым, однако незнакомку интересовал лишь мой шрам. Она деловито помяла мне живот и кинула в ноги одежду.
   — Собирайся. Твои вещи я уничтожила, поскольку они пришли в негодность.
   Обиженный таким невниманием к своему телу, я робко перевернулся на бок.
   — Ты мне все назад положила? Кишки, печенку? В машине ничего не осталось?
   Незнакомка улыбнулась и осмотрела меня еще раз, более внимательно. Я торопливо прикрылся.
   Прыснув, она отошла в дальний угол и присела на подлокотник кресла. Нет, это не квартира Кнута.
   — Меня зовут Миша, — сказал я, натягивая носки.
   — Буду знать.
   Я оделся и зашнуровал кроссовки, точно такие же, как те, что были раньше, только новые.
   — Ты не представишься?
   — Ксения, — ответила девушка, поднимаясь. — Пошли.
   Она накинула куртку из толстой кожи, потом взяла с тумбочки и опустила в карман какой-то продолговатый предмет. Его черный край выглядывал наружу, и я понял, что это такое.
   — Откуда она у тебя?
   До меня вдруг дошло, что сюр, в котором я увяз по уши, с аварией не закончился — он прогрессировал, становясь все более детальным и правдоподобным.
   Я уселся на кровать, достаточно мягкую для дешевого гостиничного номера. Коричневый гардероб, цветастое кресло, стул и тумбочка перед зеркалом. У изголовья — торшер с пошлым розовым абажуром. Кнут много рассказывал о таких комнатах: их сдавали по семь рублей за сутки и по пятерке за двенадцать часов. Окна были оснащены светомаскировкой, и апартаменты не простаивали ни ночью, ни днем. После обеда мелкие женатые боссы приводили сюда молодых сотрудниц, желавших продвинуться по службе.
   Несмотря на дерзкую куртку со множеством осклабившихся «молний», Ксения на шлюху не походила. Даже если нарядить ее в короткую юбку и высокие сапоги, увешать блестящими цацками и покрыть кричащим макияжем, все равно будет ясно, что она не из тех, кого можно купить.
   Подбородок, достаточно твердый, чтобы быть волевым, но при этом не портить благородный овал лица. Большие, но умные глаза. Таких глаз я никогда не видел. Они знают все, им достаточно одного взгляда, чтобы просветить человека насквозь. И при этом не злые, не надменные… дьявольски красивые. Темно-карие, почти черные. Полные чего-то такого…
   — Быстрее.
   То, как Ксения двигалась, как спокойно она положила в карман машинку, и особенно ее фраза «я уничтожила вещи» говорили о многом. Например, о том, что я в безопасности. Во всяком случае, до тех пор, пока с ней не поругаюсь.
   — Как я сюда попал?
   — Тебе нужно было отлежаться.
   — И сколько я спал?
   — Пока не зажила рана. Со вчерашнего вечера. Я невольно погладил шрам под рубашкой. Его можно было принять за жировую складку — если забыть о том, что недавно он был дырой, из которой хлестала кровь.
   — Я стал бессмертным?
   — Нет, это регенератор, — туманно пояснила Ксения. — Хватит трепаться, пошли.
   — В такси я был не один.
   — Водитель погиб, — сказала она не моргнув. — Второму, так же, как тебе, посчастливилось. Для двойного сальто с приходом на крышу несколько синяков — это подарок судьбы.
   — Что с ним?
   — Твой друг меня не интересует. Еще вопрос, и я ухожу одна. — Ксения выразительно покосилась на торчавшую из кармана машинку.
   Гостиница, как я и предполагал, находилась неподалеку от места аварии. Тихая, тенистая улочка, отгороженная от магистрали сквером, — идеальное место для детских садов, музыкальных училищ и домов свиданий. Мама Кнута никогда бы не смирилась с интенсивностью личной жизни своего сына, и ему нередко приходилось проводить время в таких вот номерах. Возможно, он бывал и в этой гостинице тоже.
   — Куда мы? — спросил я.
   — Домой. Твоя экскурсия затянулась.
   Действительно. Я полагал, что независимо от того, сколько я проживу в прошлом, машинка вернет меня в нужный день, и совсем забыл о реальном времени. Что, если включения машинки где-то фиксируются и ее владельцам известно о моей тайной миссии? Они ждали почти неделю, но их терпение лопнуло и за мной прислали. Выглядит довольно лубочно, но вот Ксения и вот машинка.
   — Мы не можем отсюда уйти, здесь кое-что осталось.
   — Тебя это не касается.
   — У моей бывшей жены…
   — Забудь. Лучше подумай, где нам укрыться.
   — Зайдем в любой подъезд, — заявил я со знанием дела.
   — А свидетели? К рыбалке, наверное, ты относишься серьезнее.
   — Только не надо во мне развивать комплекс неполноценности! — разозлился я. — Богиня нашлась! И чего я за тобой тащусь как привязанный?
   — Можешь не тащиться, — проговорила она тихо. — Но если я вернусь без тебя, то за тобой придут другие. И забирать пассажира в две тысячи шестом мне уже не придется.
   — Кого-кого?
   — Одного путешественника. — Она испытующе посмотрела мне в глаза. — Некоего Ташкова. Вы, случайно, не родственники?
   — Просто не люблю рыбалку, — буркнул я, оправдываясь. — Есть на примете местечко. Парк подойдет?
   Я махнул рукой, и желтая «Волга», лениво тащившаяся вдоль тротуара, устремилась к нам. Она подъехала уже достаточно близко, водителю давно пора было затормозить, но он только сбросил газ, и такси продолжало катиться с прежней скоростью. Стекло в задней двери опустилось, и я удивился, как это водитель сделал не оборачиваясь. Такси уже поравнялось с нами, но ехало все еще слишком быстро, чтобы успеть остановиться. Может, таксист думал, что мы запрыгнем на ходу? В открытое окно?
   — Ложись! — крикнула Ксения.
   Ее вопль вывел меня из ступора, и я понял, что произойдет в следующую секунду. Поведение «Волги» не вписывалось в привычную схему, но стоило забыть о «шашечках» на ее боку, как стало ясно, что логика есть. Есть и схема, она проста и надежна: безлюдный переулок, одинокая парочка, машина с открытым окном, из которого неожиданно выглядывает ствол.
   Я упал на Ксению и распластался, накрывая каждый сантиметр ее тела. По серой облицовке дома разбежались конические ямки, и мне в лицо брызнула острая гранитная крошка. Выстрелов я не слышал — только свист пролетавших над головой пуль. Потом до меня донесся затихающий рев мотора. От начала и до конца прошло не более пяти ударов сердца. Десяти, если сложить наши сердца вместе.
   — Вот этого не надо, — сказала Ксения.
   Я поймал себя на том, что глажу ее длинные, чуть вьющиеся волосы, и неловко отстранился. Несколько человек, сидевших в сквере, не обращали на нас никакого внимания.
   — Почему ты им не ответила?
   — Я должна была отстреливаться?
   — Тебе пошел бы маленький изящный пистолетик.
   — Знаешь, чем мы от них отличаемся? Они нас могут убить, а мы их — нет. Вдруг один из тех гадких ребят сделает сына, который в будущем… Ну, дальше сам придумаешь, ты же писатель. Подожди, что это у тебя? Закрой глаза.
   Ксения принялась стряхивать с моего лица прилипшие песчинки.
   — А на спине? Ну-ка сними.
   Сзади, у левой лопатки, куртка была распорота.
   — Показывай плечо! — распорядилась Ксения.
   Я покорно стянул футболку, наполовину пропитавшуюся кровью. Как раз в это время подул ветерок, и левую сторону спины защипало.
   — Везет тебе на такие ранения. Но это просто царапина, даже следа не останется. Часто у вас такое?
   — До тебя вообще не было. Разве что в кино.
   — Средь бела дня, прямо на улице, из автомата… фи! Это из местных кто-то. По твою душу, не иначе.
   — Да кому я нужен? Разве что… Есть тут один. Разгуливает по Москве с пистолетом, а как напьется, начинает стрелять. И никто его не ловит, вот что примечательно.
   — Раньше вы с ним не встречались?
   — Несколько дней назад он утверждал, что я угнал его машину. Потом, правда, передумал.
   — Это плохо.
   — Что плохо? Что передумал?
   — Что происходят такие вещи. Все имеет свою причину. Зря ты здесь задержался.
   Девушка без стеснения задрала водолазку. На ее талии был закреплен широкий пояс с рядом узких кармашков. Она достала два металлических стержня и, соединив их наподобие карандаша, занялась моей спиной.
   — Может, не здесь? Люди все-таки.
   — Готово, — тут же отозвалась она.
   — Так быстро?
   — Майку выброси, а куртку застегни.
   — Это и есть регенератор? — спросил я, показывая на обыкновенные с виду железки. — Какого века чудеса? Двадцать второго, небось?
   — Не важно.
   — Ксения, откуда ты? Из какого года?
   В ответ она лишь улыбнулась и взяла меня под руку.
   — Давай, Миша. Такси, гелиоплан, что хочешь, только быстрее. А то как бы они не вернулись.
   Болтливостью Ксения не страдала, и ловить ее на слове было бесполезно, поэтому я пропустил «гелиоплан» мимо ушей и повел ее к метро. Это будет недурная проверка, решил я. Посмотрим, как Ксения ориентируется в названиях станций, как переносит давку и не шарахается ли от летящего из тоннеля состава. Кроме того, нам надо было сделать пересадку на «Третьяковской», и показывать дорогу я не собирался.
   Подойдя к кассам, я запоздало вспомнил про деньги.
   — А что это такое? — нахмурилась Ксения. — А, веселые разноцветные бумажки?
   — И веселые круглые монетки, — добавил я, закипая. — Придурка из меня делаешь?
   — Тебе так хочется вычислить год моего рождения, что это становится неприличным. Деньги я тебе переложила в новые брюки.
   Все мое имущество вплоть до носового платка было на месте.
   — Два жетона, — попросил я и положил на блюдце десятку. Кассирша замешкалась, и я, нагнувшись к окошку, отчетливо повторил. — Два жетона.
   — Сказал, а чего сказал, и сам не понял, — раздраженно ответила женщина с розовыми, упругими на вид щеками.
   — Дайте ему карточку, — вмешалась Ксения.
   Мне выдали белый картонный прямоугольник.
   — Чего, сдачу ждешь, оглашенный? — захохотала кассирша.
   — Банкоматом пользовался? — спросила Ксения. — Тогда справишься.
   Вот и проверил. Я уставился на билет. «Действителен в течение 30 дней с момента первого прохода». Благодарю, но так долго мне не надо. Под надписью — черная магнитная полоса и стрелка, указывающая на маленькую дырочку. Намек, что пора отсюда убираться?
   — Пять дней назад в метро пускали за жетоны.
   — Ты уверен?
   — Да чтоб мне…
   — Это плохо, — снова сказала она. — Очень плохо.
   Свободных мест в вагоне было достаточно, и мы сели. Ксения держалась естественно, но все же чем-то выделялась, скорее всего именно чрезмерной, показной непринужденностью. Кроме того, она была слишком привлекательной, чтобы не обратить на себя внимания окружающих. Ее яркая внешность вызвала шквал заинтересованных взглядов. Ксения не оставила равнодушным даже пришибленного клерка, вошедшего вместе с нами и севшего напротив. Щуплый мужичок в сером костюмчике и блеклом галстуке был похож на крысенка. Над его головой висела реклама какого-то ялтинского отеля с загорелым крепышом, и от такого соседства клерк выглядел еще более ничтожным. Вдоволь налюбовавшись моей спутницей, он положил на колени маленький чемоданчик и задремал.
   Ни с того ни с сего Ксения потерлась носом о мою щеку и вполголоса проговорила:
   — На следующей выходим. Не сразу, по команде.
   В ответ на мой беззвучный вопрос она утвердительно прикрыла глаза: так надо.
   За окнами вспыхнул светлый вестибюль станции, и поезд, останавливаясь, натужно загудел. Двери открылись, и люди не спеша потянулись к выходу. Я подался вперед, чтобы подняться, но Ксения накрыла мою руку своей и успокаивающе похлопала. Скромно зевнув, клерк обвел нас скучающим взглядом и взялся за ручку чемодана. В вагон уже заходили новые пассажиры — Ксения не двигалась, лишь сильнее сжала пальцы. Двери начали съезжаться.
   — Сейчас, — тихо сказала Ксения и вскочила.
   Я вылетел на платформу вслед за ней, едва не застряв в дверях. Состав тут же тронулся, увозя крысенка в темный зев тоннеля. Его реакция вызывала зависть — он чуть не сцапал меня за ворот, однако ему не хватило какой-то доли секунды, и он остался по ту сторону стекла, украшенного просьбой не прислоняться.
   Ксения дождалась, пока последний вагон не скроется из вида, и заметила:
   — Серьезно ты им насолил.
   — Знать бы, кому. У тебя что, дар предвидения?
   — Нет, к сожалению, просто я уже встречала такие чемоданы. В музее спецвооружения. После него моя аптечка не поможет. Метро исключается, пойдем наверх.
   — Лишь бы не сесть в то же такси, — мрачно пошутил я.
   — Вот будет потеха, — отозвалась Ксения.
   Мы торопливо направились к выходу. Стоя на эскалаторе, Ксения достала зеркальце и деловито поправила прическу.
   — Кажется, это называется балюстрадой? — спросила она невпопад, кивая на широкий барьер с круглыми светильниками.
   — По-моему, да.
   — Перепрыгнуть сможешь? — Ксения была так спокойна, словно речь шла об элементарном физическом упражнений.
   — Не пробовал.
   — Переносишь центр тяжести на поручень и отталкиваешься ногами, вот и все. — Она мило улыбнулась. — После вон того фонаря.
   — А ты?
   — Куплю мороженое и сразу назад. Не спорь.
   Больше всего меня смущало то, что люди вокруг могут засмеяться. К тому же внизу, в стеклянной будке сидела строгая женщина в красной шапочке, и она могла вызвать милицию. Что бы ни было спрятано в неприметном чемоданчике — духовое ружье, заряженное иглами, или пятиствольный пулемет, — я не особенно его боялся, поскольку он был из другого мира. Это там раздаются крики, взрывы и визг тормозов. Кровь там проливается ведрами, а стреляные гильзы сыплются, как джекпот из игрового автомата. Этот мир у нас называется киноискусством, и с реальностью он не имеет ничего общего.
   Здесь же присутствовала дежурная в будке и постовой с твердой дубинкой, ложащейся на спину тяжело и плотно. Однако последнее время эти вселенные частенько проникали друг в друга, а встреча с Куцаповым и неудачная посадка в такси окончательно сплели их в единый континуум. Пьяные головорезы и скучные убийцы просочились сквозь кинескопы и продемонстрировали намерение меня прикончить.
   Я прыгнул. Проводил глазами бронзовую стойку с молочным плафоном и сиганул, очутившись в гуще пассажиров, ехавших навстречу. То же самое сделала и Ксения. Она пружинно приземлилась на ноги почтенному господину и, мяукнув «пардон», помчалась вниз.
   Мы бежали по ходу эскалатора. Суть маневра была мне непонятна, я просто следовал за Ксенией и надеялся, что поступаю правильно.
   Слева, на лестнице, ползущей вверх, тоже происходило замешательство. Приличного вида мужчина, не чета давешнему хлюпику со спецчемоданом, отчаянно пытался нас догнать, но против него работали два эскалатора и возмущенная толпа. Прорываясь сквозь поток пассажиров, он всего-навсего буксовал на месте, в то время как мы с Ксенией были уже внизу.
   Добравшись до платформы, она оглянулась и, убедившись, что я рядом, понеслась дальше. Поспевать за ней на прямой дистанции оказалось еще труднее, и я сразу решил, что брошу курить, впрочем, эта глупая мысль тут же улетучилась, поскольку я был занят совсем другим. Я маниакально выискивал взглядом мужиков среднего роста, в неприметных костюмах. Гордость говорила мне, что пора перестать быть балластом на хрупких плечах Ксении, нужно ей хоть чем-то помочь.
   Внезапно девушка остановилась. Засмотревшись на какого-то типа, я чуть в нее не врезался, успев затормозить лишь благодаря резиновой подошве кроссовок.
   Из противоположного конца вестибюля к нам шел брат клерка, его близнец если не по плоти, то по духу: тот же неопределенный возраст, то же незапоминающееся лицо и затрапезный чемоданчик в руке. Мужчина изо всех сил старался изобразить равнодушие, но, увидев, как бережно он держит портфель, я с ужасом понял, что мы находимся под прицелом.
   — Гадкие ребята пошли ва-банк, — произнесла Ксения упавшим голосом. — Это профессионалы, Миша. Сейчас нас убьют. Я так и не показала тебе свою любимую родинку.
   Губы клерка номер два чуть дрогнули — это означало, что он позволил себе засмеяться. Ксения повела рукой, и из рукава куртки ей в ладонь выпала машинка. В ту же секунду воздух между нами и убийцей сгустился, формируясь в колышущуюся полупрозрачную поверхность. По ней, искажая силуэты людей и прямоугольную геометрию станции, мелкой рябью разбежались волны.