Рау Александр. Ястреб на перчатке

   Риккардо молчал.
   – Уезжай, мой мальчик. Мендора сейчас не лучшее место для тебя, знать грызется, я предчувствую большие события, а это всегда кровь…
   – Спасибо, Альваро. Я не забуду ваши слова.
 
   Альфонс де Васкес молчал, впервые в жизни он не знал, как начать разговор. Стараясь скрыть волнение, он дышал глубоко и медленно.
   – Спрашивай, Альфонс. Задавай вопросы, не тушуйся, тебе это не к лицу, – герцог де Гальба говорил радушно и приветливо, словно ничего не случилось.
   Один из тех, кто следил за де Вегой, оказался свитским герцога. Альфонс немного знал его, поэтому немедленно отправился к герцогу за объяснениями. Требовать он не мог, оставалось только просить, уповая на хорошее отношение к нему Антонио Гальбы. Герцог, на его счастье, не спал. Васкеса не интересовало, что было причиной этому: бессонница или обилие дел – главное, что его приняли.
   – Ваше Высочество, – начал Васкес, но Гальба перебил его:
   – Альфонс, мы не на публике, я знал тебя еще ребенком. Мы давно дружны с твоим отцом, и за те десять лет, что ты в столице, я много помогал тебе. Да и ты не раз уваживал старика, оказывал полезные услуги. Говори открыто, тебе нечего бояться, – хмыкнул герцог. Сине-зеленый свет магической лампады, освещавшей кабинет, придавал Гальбе облик злодея из сказки.
   Васкес вспыхнул, услышав последнюю фразу, но заговорил прямо:
   – Герцог, сегодня ночью я заметил ваших людей, следящих за графом Кардесом. Одного из них я узнал, он часто выполняет для вас рискованные поручения. Что вам нужно от Риккардо?
   – Его жизнь, – просто ответил Гальба. Васкес обмер. – Я дал тебе честный ответ, Альфонс, хотя мог бы слукавить, но ты мне как сын, обманывать не хочу. Фамилия «де Вега» вызывает у меня приступ ненависти. Государственный муж не может позволить себе такую роскошь, как эмоции, но сегодня я не сдержался и в порыве злобы приказал убить графа Кардеса. Надеюсь, последнего графа Кардеса.
   – Почему, герцог? Вы ведь были дружны с его отцом. Невеста Риккардо гостит в вашем доме…
   – Нет более страшных врагов, чем бывшие друзья. А то, что невеста Риккардо живет здесь, и стало причиной моего срыва. У молодого графа внешность отца, я почти каждый день мельком вижу Энрике де Вегу в своем доме. Сам Риккардо мне безразличен, но вот воспоминания, пробуждаемые его видом… – Герцог сжал руки в кулаки.
   Васкес вздрогнул. Он никогда не видел Гальбу в таком возбуждении. Ненависть, исходящая от него, была почти физически ощутима.
   Альфонс поколебался мгновение, но все же решился:
   – В чем причина такой ненависти, герцог?
   Гальба посмотрел ему в глаза, но Васкес выдержал знаменитый прожигающий взгляд герцога.
   – У моего брата было три сына. Наследовать должен был старший, Жозеф, но перед смертью я почти уговорил брата отдать трон среднему, Карлосу. Жозеф был слишком горяч и прямолинеен, еще в юности он рассорился со всей знатью, открыто грозил, что после его коронации много голов полетит с эшафота. Его царствование превратилось бы в череду гражданских войн и внешних агрессий. Соседи всегда чувствуют слабину. Но Жозеф был дружен с Энрике де Вегой, и твой дядя открыто поддерживал его. Он прорвался к моему брату перед смертью и убедил его вновь переписать завещание. Новый король, едва взойдя на трон, стал планировать глобальные перемены всей жизни в королевстве, множество реформ: земельную, военную, налоговую, наместничества, суда. Это взорвало бы страну. Передо мной встал нелегкий выбор. – Гальба замолчал.
   Альфонс облизал пересохшие губы. Он ничего никогда не боялся, но сейчас понял: ему поведали тайну, что соединяет осведомленных о ней крепче любых цепей.
   До самой смерти.
   – Слушать меня Энрике не хотел. Все твердил что-то о прекрасном новом времени, что наступит вскоре. Я говорил о нашей дружбе. Просил, умолял, заклинал. Все напрасно. Он отказался помочь заставить Жозефа отречься в пользу Карлоса. Пригрозил открыть все королю, если я не брошу «свои глупости». Он не оставил мне выбора. Через неделю в Камоэнсе был новый король.
   Альфонс молчал. Откровения Гальбы были допуском в высшую политику, в клуб сильных мира сего – но вот чем придется платить за это?
   – Я не простил Энрике своего унижения. Он сам продал нашу дружбу за обещание поста первого министра и заставил меня унизиться до предательства. Я до сих пор ненавижу его.
   – Но сегодня-то – оставьте Риккардо в покое, герцог. – Васкес намеренно сделал ударение на сегодняшнем дне, понимал – об остальном напоминать нельзя.
   – Хорошо, Альфонс, раз ты просишь, я сдержу себя. Но убери его из города! Я больше никогда не хочу видеть это лицо! – поставил условие герцог.
   – Хорошо, мой герцог, – склонил голову виконт.
   – Да, и еще, – к Гальбе вернулось прежнее спокойствие, – тебе еще не надоело быть виконтом?
   – Я не тороплю смерть отца и старшего брата. – Васкес надеялся, что голос его сейчас ровен.
   – Я не об этом. Сколько в Камоэнсе графств? Шестьдесят восемь. Из них пять в Маракойе, соседствующей с нашей родной Вильеной. Нам, мне и королю, нужны свои люди в этом логове еретиков-возвращенцев.
   – Насколько мне известно, все графы Маракойи имеют наследников. – Мысль герцога была Альфонсу еще не понятна.
   – Да, все. И ты – один из этих наследников. Причем прямой. «Граф Кардес» – это звучит почти так же, как «Васкес».
   Гальбе удалось поменяться с ним местами, теперь уже он, Альфонс, судорожно сжимал подлокотники, чувствуя, как бешено колотятся жилки висков.
   – Это не для меня, – выдохнул наконец Васкес.
   – Не спеши, – почти ласково проговорил Гальба, но в комнате от этого словно повеяло могильным холодом. – Подумай о перспективах. «Граф» – это не просто титул, это путь во власть. А власть дает все: богатство, славу, женщин, исполнение любых желаний. Подумай, виконт, кем ты хочешь быть. Не торопись меня останавливать…
 
   Это утро обещало быть самым тяжелым в жизни Альфонса Васкеса. Мучительное бодрствование в гостеприимном доме Гальбы не прошло даром. Голова болела, но не как обычно, от вчерашнего веселья, а от темных мыслей, которые он болезненно, но беспощадно гнал прочь. Борьба шла с переменным успехом.
   Беспощадное зеркало отразило потемневшее лицо с кругами под глазами, как будто бы он не спал неделю, а не одну ночь.
   Герцог издевался вчера над ним, намеренно мучил, мстя за свидетельство своей слабости. И наверняка это было лишь первой расплатой за поведанную тайну.
   Риккардо. Гальба не лгал. Он почти никогда не обманывал, предпочитал говорить не всю правду, но сейчас Альфонс знал точно – его наивный братец в опасности. Риккардо должен уехать из Мендоры, и как можно быстрее. Герцог не назвал сроки…
   Как заставить его покинуть город? Рассказать правду – нельзя. Слабые места Риккардо… Патриция.
   «Патриция», Альфонс удивился, но это имя вызвало в нем странное чувство, стало легко, лицо в зеркале улыбалось. Влюбился?
   Васкес улыбнулся, но уже не представляемой девушке.
   А сам себе. Нет уж.
   Патриция. Риккардо. Отъезд. Размолвка с Патрицией может заставить Риккардо уехать. Рассорить их. На время. Или она уедет, а он за ней, либо он один, что даже лучше. Лучше? Альфонс, что с тобой?
   Виконт пожал плечами и списал непонятные мысли на тяжелую ночь. Провел рукой по подбородку. Нужно побриться. Осуществлять задуманное он начнет сегодня же. Хорошо, что Пат гостит в этом же доме.
 
   – Риккардо, у меня к тебе серьезный разговор. – Карл де Санчо, только вчера приехавший в столицу, сидел за накрытым столом в особняке Кардеса. Стол этот стоял в кабинете, в особняке полным ходом шел ремонт.
   – Слушаю, – сказал Риккардо, разливая вино.
   – Я успел побывать на одном званом вечере, но этого хватило. Каковы сейчас твои отношения с Альфонсом Васкесом? – Карл сразу перешел к сути дела.
   – Прекрасно, мы часто видимся, он хорошо ладит с Пат. Я еще очень ему благодарен, ведь ты знаешь, он подсказал мне, как добиться ее руки.
   – «Он хорошо ладит с Пат». – Де Санчо не заметил, как погнул от злости серебряную вилку.
   Боже, Риккардо, как ты наивен!
   – Боюсь, слишком хорошо, мой друг. По городу вовсю ходят слухи о его любви к Пат.
   – Как? – Рука Риккардо зависла в воздухе, не донеся бокал до рта.
   – И это еще не все. По этим же слухам, ты чуть ли не силой удерживаешь девушку, препятствуя их чувствам.
   – Глупость, – категорично возразил де Вега. – Они с Пат друзья, а сплетников, завидующих чужой радости, всегда хватало. Они хотят нас рассорить и насладиться спектаклем под названием «Ревность».
   Карл прикрыл глаза и мысленно досчитал до десяти. Сделал глубокий вдох. Эх, Риккардо, как же ты всего этого не замечаешь…
   – Вот именно, завидуют. Большинство этих слухов, как я выяснил, распускают сам Васкес и его друг де Мена. Альфонс сейчас почти живет у Гальбы. – Де Санчо заметил, как дернулся его друг, услышав это имя. – Он общается с Пат столько же, сколько и ты, а может, даже больше. Будь внимательней, Рик! Альфонс по натуре игрок, а люди для таких – самое интересное развлечение.
   – Я поговорю с ним, – пообещал де Вега.
   Граф Кардес не сдержал данное другу обещание. Альфонс словно прятался от него, всячески избегая встреч. Виделись они лишь на приемах, когда объяснение невозможно. Слова его о том, что нужно встретиться в более спокойной обстановке и поговорить, Васкес игнорировал, делая вид, что не слышит или не понимает, о чем идет речь.
   Все это убедило Риккардо в правоте слов Карла. В беседах с Пат он эту тему и не поднимал, боясь оскорбить свою невесту сомнением в ее честности и верности.
   К тому же он стал слышать смешки и перешептывания за спиной. Друзей в столице у него, кроме Карла, не было, с ним он виделся редко. Светские вечера и приемы быстро надоели Риккардо. Он попробовал поделиться своими чувствами с Пат.
   – Мне трудно дышать в этом городе. Все вокруг лживо и натянуто, искусственно. Люди улыбаются друг другу, чтобы через мгновение ударить в спину, съесть живьем.
   – Ты преувеличиваешь, милый, – мягко отвечала Пат.
   За время пребывания в Мендоре она сильно изменилась. Риккардо заметил, что резкость в разговорах и суждениях усилилась, она чаще острила и шутила, причем часто весьма обидно. В речи появилось презрительное отношение к провинции.
   – Да, здесь много сплетников и интриганов, – продолжала Пат, – но это политика, стремление вверх. Вещь естественная и вечная. Столица же в целом – сосредоточие жизни, место вечного праздника. Только здесь понимаешь, что такое жить по-настоящему, радуясь каждому дню. Я не могу дождаться Большого Королевского Бала.
   – Нет, дорогая, ты меня не понимаешь. Все это лицемерие давит. Вокруг полно людоедов, что с радостью воспримут чье-нибудь падение или несчастье. Для них это лишь повод развеять скуку. Политика – страшная вещь. В этом городе шестнадцать лет тому назад убили моего отца.
   – Как убили? – Девушка была поражена. – Он же умер от лихорадки.
   – Я тоже раньше так думал. Мой отец был слишком верен своему королю. Он пал от руки друга, ставшего предателем. Ну все, хватит о прошлом. – Риккардо сменил тон. – Я уверен, ты будешь самой красивой леди на Королевском Балу. Моя принцесса! – Он обнял Патрицию и поцеловал.
   Ее чуть смугловатая кожа пахла вишней, этот запах кружил Риккардо голову. Он не сдержался и крепко поцеловал ее в открытую шею, буквально впился в нее губами.
   – Осторожнее, – горячо выдохнула Пат, прикрыв глаза.
   – Извини, – улыбнулся он, чуть отстранившись от нее. – На балу мы будем танцевать до полусмерти, а после уедем в Вильену.
   – Так быстро? – удивилась Пат. – Ведь свадьба наша будет только зимой.
   – На меня давит этот город, – повторил де Вега.
   Патриция не стала скрывать огорчения, даже раздражения.
   – Я хочу остаться здесь до зимы!
   – Нет, Пат, мы вернемся в Вильену. – Риккардо старался говорить мягко.
   – Ты можешь возвращаться, а мне нравится Мендора. Я хочу, чтобы мы переехали сюда после свадьбы. Графство обойдется и без твоего постоянного надзора.
   – Нет, Пат, это исключено.
   – Ты еще не муж мне, чтобы указывать, что делать и как жить, Риккардо. Уходи, сейчас я не хочу с тобой общаться, – похоже, что Пат обиделась.
   Риккардо вдруг осознал, что они поссорились. Впервые за все время, прошедшее с тех пор, когда он попросил ее руки. Еще немного – и он возненавидит этот город.
 
   Особняк герцога был всегда полон гостей, проводились званые обеды, ежедневно устраивались приемы, на которых свет Мендоры проводил время за игрой в карты, обменом свежими новостями из сферы столичной жизни и политики. Поэты, которым покровительствовал Гальба, регулярно выставляли на суд публики новые поэмы и сонеты.
   Патриции нравилась такая яркая, насыщенная жизнь. Нравились новые знакомые.
   Альфонс. В последнее время он словно взял над ней опеку. Часто совершенно случайно оказывается рядом, он весьма дружен с самим герцогом. Пат же немного побаивалась властного и сурового хозяина дома.
   Васкес искал ее общения, забыв о нормах приличия и общественном мнении. Он был непредсказуем, то вежлив и обходителен, мягок, словно тронтовский бархат, то, наоборот, тверд и настойчив, упорен в достижении цели, дерзок и остр на язык. Патриции такое поведение Васкеса почему-то нравилось. Она с удовольствием вела беседу.
   Перед сном, вспоминая события ушедшего дня, смеялась. Посторонние, слыша их беседу, наверняка не понимали – разговор ли это двух влюбленных или старых врагов, осторожных в речи, подбирающих каждое слово, чтобы больнее уколоть.
   – Патриция, – рассуждал Альфонс, – вы же его совсем не любите?
   – Вы не можете утверждать это, – улыбалась она, но внутренне вздрагивала. – Я питаю к Риккардо нежные чувства.
   – Нет, могу, – не соглашался Васкес. – Это я сделал так, чтобы вы оказались вместе, познакомил его и вашего отца. Патриция, вы не любили Риккардо, отгоняли его, как милого, пушистого, красивого, но надоедливого кота, навязчивость которого быстро надоедает.
   Его бесцеремонность и циничность поражали и привлекали.
   – Значит, вы сами виноваты в своих проблемах, Альфонс. Скоро я стану женой де Веги, а вы будете мучиться, вспоминая, как свели нас.
   – Я готов проклясть тот день, Пат. – Васкес вдруг перешел на «ты». – Твои нежные чувства к Риккардо – это лишь благодарность за то, что он может быть милым и нежным, умеет угадывать твои желания. Но подумай – ведь ты не будешь с ним счастлива. Что ждет тебя? Риккардо не нравится Мендора, он увезет тебя из столицы, запрет в своем медвежьем углу. Неужели ты хочешь променять то блестящее будущее, что ожидает тебя в Мендоре – герцог де Гальба обещал выбить тебе место фрейлины, – на тоскливое прозябание в Кардесе? Сменить блеск двора на провинциальный омут?
   Слова его били точно в цель.
   – К чему загадывать, Альфонс, я сумею изменить Риккардо, уверена это будет несложно. Де Вега обещал сделать меня счастливой – он выполнит свое обещание. К тому же разве у меня есть другая перспектива? – ответила Патриция, но понимала, что лукавит, недоговаривает.
   – Есть – я, – выдохнул Альфонс. – Я люблю тебя, Пат. А Риккардо – он сделает тебя несчастной, он тебя недостоин. Он самолюбив, эгоистичен, трусоват и робок. Ты достойна большего, Пат.
   Слова Альфонса не выходили из ее головы. Патриция понимала, что он играет ею, но ничего поделать не могла. Эта игра увлекала ее. Чувства Риккардо были спокойными. Здесь же она встретила горный поток. Стремительный, грозный и притягательный.
 
   Марк де Мена недоумевал. К удивлению всех друзей, знаменитый сердцеед и ловелас Альфонс де Васкес, по которому вздыхала добрая половина мендорских красавиц, влюбился. Гордец, любящий играть людьми, болезненно переносящий поражения и сомнения в своих способностях, прагматик, не верящий в крепкие чувства, попал в сети Тазара^[23]. Влюбился в предмет спора, в девушку, за победу над которой ему обещали придворную куртизанку и пятьсот флоренов золотом.
   – Что с тобой, Альфонс? – вопрошал приятель. – Ты меня пугаешь.
   – Ты не поверишь, Марк, я влюбился.
   – В кого? – рассмеялся де Мена. – В эту провинциальную красотку, что почти надела свадебный наряд? Знаешь, я готов отказаться от спора и признать себя проигравшим. Надеюсь, прелести баронессы де Локка сумеют отвлечь тебя от этих глупости. Сегодня же она переедет к тебе.
   – Ты меня не понимаешь, Марк. Это та любовь, что воспевают трубадуры, в честь которой слагают сонеты. Я раньше тоже смеялся над ней. Пока не попал в ее объятия. Патриция – раньше я улыбался, думая о ней как о веселом развлечении. Шутке, что развеет скуку, споре. Но, заговорив с ней, оценив ее острый ум, тонкую мысль, почувствовав на себе всю прелесть ее острот, смутившись – ты не поверишь, я смутился однажды, когда она подловила меня на приукрашивании правды, – я влюбился в нее. В ее синие глаза необычайной красоты, лицо, фигуру, точеные пальчики. Чуть смугловатую кожу, тонкую шею. Я не поэт, не могу найти нужных слов, чтобы описать тебе мои чувства, но, боюсь, я не проживу и дня без нее.
   – Что ж, исцелить тебя я не в силах, но, думаю, вдвоем мы решим проблему ее жениха и брака. А насчет баронессы – ты от нее все-таки зря отказываешься, – подвел итог горячей речи Васкеса Марк и пожал плечами.
   Альфонс волен развлекаться, как хочет, играет в любовь, страдает – пусть. Если ему понадобится помощь, он знает: я всегда рядом.
 
   Риккардо, сначала с улыбкой относившийся к знакомству Патриции и Васкеса, вскоре стал ревновать свою невесту. Он никак не мог понять, почему вдруг Альфонс, помогший ему добиться Патриции, сейчас пытается завоевать ее сердце.
   – Альфонс! – Риккардо устал ждать удобного момента и буквально утащил Васкеса из толпы в безлюдную залу. – Альфонс, – повторил он, – что ты делаешь?
   – Как что? – рассмеялся Васкес – Пытаюсь добиться взаимности, растопив сердце прекрасной дель Карпио.
   – Альфонс, почему? – У Риккардо не было слов.
   – Я люблю ее.
   – Не верю, ты же сам помог мне, когда я страдал без ее любви. А сейчас, сейчас ты делаешь все, чтобы разрушить наш союз. – Риккардо переполняла не столько злость, сколько обида.
   – Ответ тот же – любовь, – повторил Васкес – Ты ее любишь, считаешь лучшей женщиной на свете. Бесценным даром судьбы. Это так?
   – Да, – согласился граф.
   – И я считаю так же. Это словно удар молнии. Один взгляд – и понимаешь, что жить не можешь без нее. Кстати, помнишь, ты говорил мне, что всегда готов помочь, выполнить любую просьбу?
   – Я не отказываюсь от своих слов, – сказал Риккардо и оперся рукой о стену, голова вдруг закружилась.
   – Тогда отдай мне Патрицию. Откажись от нее, – попросил Васкес.
   – Нет, черт возьми! – закричал Риккардо, ему захотелось ударить Альфонса. – Ты всегда зло шутил надо мной, когда мы играли вместе в детстве. И с годами твои шутки стали только злее. Я люблю Патрицию и никому, слышишь, никому ее не уступлю!
   – А ты злопамятный, Риккардо, помнишь даже детские обиды. Но я тебе это прощаю, так же как и нарушенное слово, – дерзко улыбнулся Васкес – Ты ее никому не отдашь? Может быть. Но подумай, а захочет ли она быть рядом с тобой? Я в этом не уверен. – Альфонс рассмеялся и пошел назад, в шумящую толпу гостей герцога. – Риккардо, – он обернулся на пороге залы, – спокойней братец, спокойней, ты аж побелел от злости. Побереги здоровье.
   Патриция в эти дни начала колебаться. Ей трудно было сохранить душевное равновесие, получая каждый день письма, адресованные «самой прекрасной девушке на свете» и подписанные: «Навеки преданный вам Альфонс».
   Поэты, бывавшие в доме герцога, посвящали стихи именно ей, все до единого, она знала, что причиной этому золото Васкеса, но все равно было приятно. Она писала подруге:
   «Анна, я не знаю, что со мной. Риккардо, он милый, добрый, иногда упрямый, но легко переубеждаемый. Он любит меня, но любовь его предсказуема, как домашний очаг. Альфонс – он дикое пламя. Не знаешь, что от него ожидать. То ли согреет, то ли обожжет. Его непредсказуемость в сочетании с жесткостью и уверенностью в себе мне импонирует. Но сейчас я в неудобном положении. Риккардо – мой жених. А ухаживания Васкеса с каждым днем все настойчивей и настойчивей. Боюсь разорваться. Хорошо, что мои отец и мать не знают, что сейчас делает их дочь. Они были бы в ужасе. Ведь я почти обручена. Так не может долго продолжаться. Риккардо уже на пределе, скоро выплеснет накопившиеся эмоции. Он пока сдерживает себя. Ведь Васкес – его ближайший и единственный родственник. Но я, к своему стыду, жду этого всплеска… Их ведь двое. А я одна…»
 
   Риккардо тоже ждал развязки, и она наступила неожиданно быстро. Спустя четыре дня после откровенного разговора. В преддверии Большого Королевского Бала он вновь встретился лицом к лицу с Альфонсом.
   В коридорах и залах лениво прогуливались и беседовали, потягивали вино и развлекали себя игрой в карты мужчины. Дамы еще готовились к балу, они ждали этого события сильнее, чем мужчины, застегивая последние пуговицы на нарядах, нанося на лицо остийские пудры и помады, зачастую контрабандные^[24], доводя свой облик до совершенства.
   Де Вега скучал в одиночестве. Патриции еще не было. Карл и его молодая жена еще не приехали во дворец.
   Опаздывают, подумал Риккардо и улыбнулся – Карл вчера хвастался ее горячим темпераментом, наверняка она его и задержала.
   – Знаете, Марк, сегодня я намерен весь вечер и ночь танцевать с Патрицией и только с ней, – раздался рядом знакомый голос.
   Риккардо обернулся. Мимо него проходил Васкес в сопровождении Марка де Мены и еще нескольких дворян, незнакомых ему. Молодой граф осознавал, что его провоцируют, но сдержаться не смог.
   – Не стройте пустых планов, Васкес. Патриция танцует сегодня только со мной, – громко сказал он.
   – Ах, это вы, де Вега. В приличном обществе подслушивать не принято, – показал зубы де Мена, но граф сделал вид, что не заметил его подначки.
   – Не будьте так самоуверенны, дорогой Риккардо, – хищно улыбнулся Васкес, – Патриция сама выберет, кто будет ее кавалером.
   – Она уже выбрала, и давно, – отрезал Риккардо.
   – Когда-нибудь ваша самоуверенность вас погубит, уверяю, – повторил Васкес – И вы и я добиваемся ее благосклонности. Бессердечно будет заставлять Патрицию выбирать, если шансы равны. Да и общество наше жестоко по отношению к любви – Патрицию могут очернить, если она открыто выберет меня, – к сожалению, вы сумели добиться от ее родителей разрешения на брак, – Альфонс рассуждал витиевато, на публику.
   Вокруг них уже собирались зеваки, привлеченные намечающимся скандалом.
   – Не понимаю вас, – грубо перебил его де Вега, он не мог больше заставлять себя говорить вежливо.
   – Мы сами решим наш спор, – перешел к сути вопроса Васкес, голос его стал жестким, в нем прорезалась сталь. – Дуэль! Кто победит, тот и танцует сегодня с прекрасной Патрицией.
   – Нет, – отрезал де Вега.
   Он хотел продолжить, аргументировать тем, что Васкес, его родственник, когда-то был другом и он не может поднять на него руку. Тем более что Патриция – его, Риккардо, невеста и он не собирается ее ни с кем делить. Если бы граф успел это сказать, он был бы прав, его поддержали бы ревнители обычаев и чести. Крик перебил его слова:
   – Сеньоры, де Вега отказывается биться за свою даму! Сеньоры, позор! Он отказался от невесты! – вопил де Мена, привлекая внимание публики.
   – Вы исказили мои слова, сеньор! – воскликнул Риккардо, но его опять никто не услышал. Друзья Васкеса дружно закричали:
   – Не оправдывайся, трус!
   – Долой его, здесь только настоящие кабальеро!
   – Ничтожество!
   – Бедная Патриция, как она будет огорчена, услышав ваши слова, – притворно сокрушился Альфонс.
   – Я не отказывался биться за Патрицию, не отказывался от нее. Вы лжете! – вновь закричал де Вега, но его никто не слушал. Граф оглянулся – он оказался один среди равнодушных или злонастроенных лиц.
   – Сеньоры, он даже покраснел со стыда, или мне это кажется? – опять де Мена. – Наверное, в нем еще не умерла совесть.
   – Не оправдывайтесь, де Вега. Вам никто не поверит. Я разочаровался в вас. Сын моего прославленного дяди Энрике оказался трусом. Позор на наш род. – К Васкесу, в отличие от Риккардо, прислушивались все.
   – Какой позор!
   – Да, сеньор, вы совершенно правы…
   – Эта молодежь…
   – Господи, откуда он вылез, это ничтожество?
   – Что, неужели правда? Сын Энрике? Кто бы мог подумать…
   – Трус, его здесь поносят, а он даже пощечину отвесить не может. Тьфу!
   – Кто? Где? Вот этот молодой человек? Неужели? – появились дамы, охочие до сплетен, разнося новость дня по всему дворцу. И конечно, первой в списке добровольных помощниц Васкеса и де Мена была Патриция.