Страница:
Она едва не вскрикнула.
Герб! Альфонс. Ее Альфонс!
Латы во вмятинах, кровавые разводы. В плече и груди по толстой арбалетной стреле. Патриция дрожащими руками подняла забрало шлема.
На нее взглянула пустота. Девушка оперлась о стену, ноги дрожали. Конечно, она знала, что де Вега не стал бы держать тело здесь – что за глупость? Но ей нужно было убедиться…
Коллекцию дополняли здоровенный лист пергамента, начинавшийся словами «Хартия Прав и Вольностей жителей графства Кардес», большой лук в рост человека и меч с рукояткой, богато украшенной драгоценными камнями. Под мечом была подпись: «Взят как выкуп у Агриппы д'Обинье, маршала Камоэнса».
Патриция решительным шагом направилась в кабинет де Веги. Она знала, где искать графа. Но ее гнев и раздражение уменьшались пропорционально пройденным коридорам.
Что она скажет Риккардо? Убери доспех Альфонса?! Глупо. Это трофей, такой же, как и оружие, взятое в бою его предками. Несмотря на то что Альфонс был подло убит стрелой. Рассказы чудом уцелевших вильенцев подтверждались.
Нет, она не будет ничего говорить. И все-таки, откуда взялся меч Агриппы д'Обинье, ведь этот маршал, ставший героем, разбил мятежного графа, а не наоборот?
Из-за прикрытой двери кабинета было слышно, как Риккардо что-то напевал под гитару. Патриция улыбнулась. Он не умел ни петь, ни играть. Она всегда деликатно просила его замолчать, когда он забывался и принимался напевать ту или иную песню. А знал их граф Кардес немало.
Патриция открыла дверь и вошла. Де Вега с излишней поспешностью отложил гитару.
– Добрый день, Пат, – поприветствовал он ее.
Под глазами графа были большие круги, девушка засомневалась, а спал ли он сегодня вообще?
– Какой же он добрый, Риккардо? – усмехнулась она. – Ты что, уже совсем не разбираешься в погоде?
На улице хлестал дождь. Погода за то время, пока Пат рассматривала коллекции, окончательно испортилась. Одно из трех окон было распахнуто, в кабинет влетали капли влаги, ветер заносил холодный воздух и трепал бумаги на столе, заботливо придавленные чем-нибудь тяжелым: двумя печатями, книгой, пресс-папье, статуэткой и чернильницей.
В углу горел камин, согревая воздух. Очевидно, графу было лень закрыть окно.
– Прекрасная погода, – ответил Риккардо. – Люблю, когда дождь барабанит по стеклам.
Пат подошла к столу. Рядом с графом стояла большая фарфоровая чашка из страны джанов, наполненная дымящимся кофе. По аромату она поняла – в чашке не только кофе. Да и глаза Риккардо чуть блестели.
Вспомнились слова Кармен. Пат оглядела комнату.
Столов в кабинете было два, располагались они буквой «Т». Перекладину вверху образовывал массивный стол черного дерева, заваленный бумагами. За ним сидел Риккардо. Вертикальную «палочку» – другой стол, попроще и поменьше. Заставленный… Пат потеряла дар речи. Заставленный фигурками воинов искусной работы. Де Вега расставил на нем свои игрушки. Каких солдатиков здесь только не было: мечники, лучники, копейщики, рыцари и алькасарские наездники, Пат увидела даже две колесницы и огромное диковинное животное, которое, как она вспомнила, называлось «слон».
Девушка осторожно покосилась на Риккардо. Граф был спокоен. Сделал большой глоток своего напитка и выжидающе посмотрел на нее.
– Риккардо, что с тобой? Вернулся в милое беззаботное детство? Хочешь, кукол пришлю? – наконец спросила Патриция.
Он рассмеялся.
– Ты не первая, кто меня об этом спрашивает. Нельзя писать книгу о войне, анализируя те или иные битвы, не имея их реконструкции перед глазами. – Риккардо замолк. – Так вот, детские игрушки прекрасно подходят для этих целей. Это мои любимые фигурки, помню, их подарил мне отец, еще лет в семь, это был последний его подарок.
Пат улыбнулась:
– Это не единственная твоя странность.
Одеяние Риккардо повергло ее в шок. Бесформенные широкие штаны – в них можно было бы поместить двух графов Кардесов – и простая льняная рубаха с короткими рукавами, на ней было всего две пуговицы огромной величины, причем верхняя явно намеревалась оторваться – висела на одной нитке. Портрет дополнял черный наруч на левой руке…
– Ты сам себе это сшил? Не удивлюсь, судя по швам, это так и есть.
– Нет, это подарок – одежда паасинов.
– Лесные жители носят это? Наверное, шум и неуклюжесть способствуют успешной охоте? – ехидно произнесла Пат.
– Это наряд жреца, – скупо ответил Риккардо.
– Граф Кардес стал шаманом полудикого племени? Поздравляю! – захлопала в ладоши девушка, теперь она сидела в кресле для гостей, напротив де Веги.
– Нет, но я имею право носить эту одежду. Она удобна и нравится мне.
– Риккардо, знаешь, я жалею, что так быстро рассталась с тобой, нужно было потратить на это больше времени. Ты совсем плох. – Пат грустно вздохнула. Де Вега ее уже не смешил, а пугал.
– Да. Ты ушла, и я свихнулся без твоей заботы, – зло бросил де Вега.
Он демонстративно отвернулся и раскрыл большую книгу в массивном кожаном переплете. Патриция встала, сделала два быстрых шага и взяла книгу из его рук, Риккардо недовольно посмотрел на нее.
– «Три рыцаря»[32], – задумчиво прочитала она. – О чем книга?
– Хочу огорчить, картинок там нет, – заметил Риккардо.
Это было слишком. Пат отреагировала немедленно.
– Сейчас дам пощечину! Я серьезно!
– Вот, уже угрозы пошли, – пожаловался сам себе де Вега. – Это повесть о настоящей любви и дружбе. О том, что так редко встречается в нашем мире. Но читать нужно осторожно, первая часть ее вызывает радость, вторая слезы… Рекомендую. Я ее не раз перечитывал.
– Как-нибудь прочту, – пообещала Пат и положила книгу на край стола.
Неудачно. Тяжелая книга упала на пол. Риккардо резко наклонился за ней.
Пуговица оторвалась, рубашка раскрылась. Пат едва не закричала. Попыталась, но язык отказал. Грудь и живот Риккардо были изуродованы страшными шрамами. Такие раны смертельны. Патриция знала, что он никогда не дрался на дуэли и в сражении не был ни разу ранен.
Де Вега никогда не упоминал ни о чем, что могло быть причиной ранений. А Патриция думала, что знает о нем все.
– Что случилось? – Риккардо попытался улыбнуться. – А, пуговица отлетела? Да, не умею я их пришивать. А эту рубашку слугам поручить нельзя. Самому надо.
– Другое, – нервно произнесла Патриция. – Что с тобой? – она указала рукой на разошедшуюся рубашку.
– А, это! – помедлил с ответом де Вега. – Так, было дело, волк подрал.
– На охоте? – переспросила она.
Риккардо никогда не охотился сам, хотя и принимал участие в охотах, устраиваемых другими, чем вызывал насмешки.
– Нет, в гостях у паасинов.
– Что они с тобой сделали?
Граф Кардес, скорее всего, понял, что будет проще рассказать всю правду, чем упорствовать. Он знал – она не отстанет.
– У паасинов есть такой обряд, – начал Риккардо. – Когда юноша становится мужчиной, ему дают нож, и он дерется один на один против большого черного волка. Если побеждает – устраивают праздник в его честь, а волка хоронят, как паасина, на родовом кладбище.
– Если нет?
– Хоронят человека. Хоронят и забывают. Навсегда.
– Ты победил?
– Нет.
– Как это? – удивилась Пат. – И вообще, при чем здесь ты?
– Я узнал об этом обряде и захотел доказать себе, что я мужчина. Паасины долго не соглашались, но я сумел их убедить. Волк был просто огромный, выше, чем мне по пояс. А у меня только большой нож против его клыков и когтей. Умирать в восемнадцать лет страшно. Что было, помню плохо. Только конец: волк повалил меня на землю, вцепился в левую руку, я успел закрыть ею горло.
Он рвал мне когтями живот и грудь, я бил его ножом в брюхо. Потом… потом он вдруг отступил. Мы долго смотрели глаза в глаза, наконец он развернулся и скрылся в лесу. Меня приняли в племя паасинов. Я теперь один из них. До меня из всех людей это удалось лишь моему тезке.
– Тому, что был колдуном? – уточнила она.
– Да, но не «был», а слыл! – поправил ее Риккардо.
– Почему я об этом не знала? – Пат решила, что оправилась настолько, что может уже возмущаться.
Риккардо обидно рассмеялся.
– Пат, милая, ты привыкла к тому, что я все рассказывал тебе, но есть вещи, о которых следует молчать. Мы ведь тесно не общались, до свадьбы дело не дошло, – Пат почувствовала, что краснеет, – поэтому моя маленькая тайна осталась тебе неизвестной.
– Не верю, – логика у нее работала хорошо, – откуда в Кардесе столько черных волков, если каждый паасин должен убить одного?
– А в Кардесе черных волков нет, – ответил де Вега. – Только серые, но их паасины не трогают. Священны.
Патриция замерла, чуть приоткрыв рот. Риккардо улыбнулся.
– Волка призывают жрецы-шаманы. Это бой не с животным, а с самим собой. С отражением. С темной стороной натуры, эмоциями и чувствами, что затмевают разум. Воин должен уметь их обуздать, победить.
– Но ты ведь его не победил? – перебила его Пат.
– Нет, мы разошлись мирно. Это случается крайне редко. Такой человек становится шаманом, он сможет вновь призвать волка, но уже для других.
– А ты можешь?
– Для других – нет, для себя – могу, – если Риккардо и лгал, то виртуозно. – Если захочешь, я могу тебе это показать, – предложил он. – Раз в год я бываю в гостях у паасинов, навещаю шаманов. Хочу побывать там и в этом году. Пока я еще жив.
– Хочу, – не задумываясь, ответила Пат, сделав вид, что не заметила последней ремарки.
– А как же вера? Церковь ведь осуждает язычество и их обряды.
– Буду знать, что они собой представляют и как с ними бороться. – Он хотел ее этим смутить? Не выйдет.
Риккардо одернул рубашку, но закрыть покрытую шрамами грудь полностью все равно не удалось.
– Сними наруч, – вдруг неожиданно для самой себя потребовала Пат.
– Нет, – мотнул головой Риккардо.
– Сними!
– Пат, любимая, давно прошло то время, когда я выполнял все твои просьбы и требования по первому же слову. Я изменился…
– В худшую сторону!
– Может быть, – согласился он. – Но ты больше не можешь требовать. Мы не связаны ничем, кроме старых чувств, которые у тебя уже погасли, а у меня еще теплятся.
– Пожалуйста, сними наруч, – попросила она.
– Зачем, Пат? – тихо спросил он.
– Я так хочу. Мне нужно, нужно увидеть, что под ним.
– А что ты хочешь увидеть? Адскую печать, подтверждающую, что я продал душу в обмен на разрушение твоей жизни? Ее там нет.
– Этот наруч – твое изменение. Я не узнаю того Риккардо, которого знала. Он был мил, добр, ласков, заботлив…
– Но ты его все равно не любила…
– Нет, – твердо сказала она. – Не любила, но была к нему привязана. Считала другом.
– Другом… – как эхо повторил Риккардо. – Твой друг умер, Васкес его убил. Его шпага, направляемая и твоей рукой, вошла не в плечо, как думали Карл де Санчо и врач, а в сердце.
– Ты дрался с Альфонсом?! – воскликнула Пат.
– Да, после того как не смог поговорить с тобой. Он победил. Я хотел его застрелить из арбалета, Санчо остановил меня. Это все неважно. Тот де Вега мертв. И этот скоро умрет. Это мой путь. Путь, что я выбрал сам. И спасибо Ястребу, он дал мне силы пройти его достойно. – Риккардо расшнуровал наруч.
На белой, давно не видевшей света коже, жутко смотрелись шрамы-ожоги – следы двух птичьих лап, обхвативших локоть.
Пат сглотнула, представив себе, какой была рана вначале, если даже сейчас от одного взгляда ей стало дурно.
– Он прилетел мне на руку. Алый Ястреб. Я звал его, и он пришел, – медленно говорил Риккардо. – Было больно, очень больно. Ожоги – лишь часть той боли, что пронзало все тело. Главное – выстоять. Доказать – нет, не ему, самому себе, – что сможешь принять его дар.
– Что он дал тебе? Силу, власть, богатство? Что продал ты ему взамен – душу?! – Пат не выдержала и закричала на него.
– Он ничего не берет взамен. А душу, душу нельзя продать, – усмехнулся Риккардо. – Поверь, я знаю, это единственная вещь, что не имеет цены, что всегда с тобой. Ястреб, он дает ясность ума, новый взгляд на мир. Ты видишь путь. Путь, по которому идешь, хотя раньше и не замечал. Путь чести, долга и совести. Ястреб дает тебе свободу. Ты несешь эту свободу в душе, с ней не страшны темницы, надо лишь закрыть глаза… – мечтательно закончил он.
– А взамен, что ты отдал демону взамен, Риккардо? – Пат пыталась удержать влагу в уголках глаз.
– Ничего. Лишь взял его с собой. Пошел по указанному им пути. Научился уважать путь других. Я отказался от мести тебе, раз ты полюбила другого. Это твой путь. Не простил, но понял Альфонса. Это его путь. Его любовь. Отозвал убийц. Если бы он не пришел ко мне с мечом, может быть, в старости мы вместе бы пили вино, вспоминая эти дни.
Патриция не нашла, что ответить. Не таясь, вытерла глаза платком. Она столкнулась с неведомым и непонятным.
Риккардо верит в то, что говорит. Как переубедить его? Да и нужно, нужно ли его переубеждать?
Ответа не было.
– Зачем ты носишь наруч? – спросила она, чтобы не молчать.
– Мой тезка носил его. Я верю, что Ястреб вновь прилетит ко мне на перчатку, как прилетал к прапрапрадеду. Ему неудобно будет сидеть на голой руке, а я не знаю, смогу ли вновь выдержать его прикосновение.
– Ты бредишь, Риккардо.
– Нет, Пат.
Вновь повисло молчание. Пат, поднялась, подошла к столу, стала перебирать бумаги. Ей нужно было себя чем-нибудь занять.
– Доклад по добыче железа. У тебя в графстве есть шахты? – спросила она, рассматривая официальную переписку.
– Да, на самой границе со Скаем. Запасы руды нашли еще при деде, но лишь мне удалось обустроить шахты, плавильные мастерские и кузницы, пригласить опытных горняков и ремесленников. Столько золота потратил – отец бы узнал, в гробу перевернулся – вот куда ушла еще одна часть его наследства. Зато теперь там полный цикл производства.
– Но я не слышала, чтобы купцы торговали кардесским железом или прочими металлическими товарами.
– До недавнего времени там делали только оружие и доспехи, – просто ответил де Вега. – Для меня и графства. Милицию нужно было вооружать. Да и соседям оружием помогал.
– Ты всегда думал о войне, Риккардо. Даже твой демон тут ни при чем. Жаждал битв, крови и славы. Ждал лишь удобного случая, – зло сказала Пат.
Она взяла два листка, исписанных мелким небрежным почерком. Смогла прочитать заголовки: «Перестройка батальона на марше» и «Каре – сильные и слабые стороны».
– Убивал сам и теперь учишь других? Где разделы: «Как правильно добивать раненых и резать пленных»? Где наставления по подлому убийству тех, кто бросил честный вызов? Где они, Риккардо? – горько спросила Пат.
– Таких разделов нет. Вильенцы и саттинцы были не простыми разбойниками, а «рыцарями Веры», шли не просто грабить и убивать, но и рушить храмы, резать еретиков, насиловать их жен и дочерей, сжигать заживо, «очищая огнем», их на это благословил епископ Грамон. Еретики ведь не люди.
– Не верю!
– Спроси тех, кто уцелел, зачем они шли? Под какими знаменами? Я спас Камоэнс от болезни, что страшней чумы! Но спрашивай лучше пьяных – они врать не станут.
– Альфонс, его доспех, как чучело, в галерее!
– Я не мог драться с ним.
– Струсил, побоялся. Подло убил, когда он того не ожидал.
– Не буду с тобой спорить, Пат. Я не мог с ним драться. Я его не убивал, – устало ответил Риккардо и прикрыл глаза.
– Где твоя книга? – спросила Пат, ее переполняла вновь проснувшаяся ненависть.
– Вот, Пат. Рукопись. Возьми, – он протянул ей сшитые вместе листы, зачастую разного размера – писал граф на чем придется и в любое время.
Пат подошла к камину. Поднесла папку к огню.
– Я сейчас сожгу твой труд, Риккардо. Твою рукопись, пропитанную чужой кровью! – Она взглянула ему в глаза, но не нашла там ни ярости, ни злости, ни желания борьбы.
Граф смотрел на нее мягко, почти ласково. Смотрел и молчал.
– Жги, Пат, – произнес он наконец. – Сожги его. Убей мой труд. Единственное, что у меня осталось. Сделай это, если тебе потом станет легче. Мне для тебя ничего не жалко. Я отдал бы жизнь, но ты ее возьмешь сама. К лукавому короля и его хитрого мага, к черту договор. Жги, Пат. Нужно тебе – сделай это!
Она убрала папку от огня.
– Не могу жечь книгу. Рукопись ведь тоже книга. – Она брезгливо кинула ее на пол.
– Я не сделаю мир хуже или лучше своей книгой. Как убивали, так и будут убивать, – отрешенно сказал Риккардо. – Но спасибо, что пощадила ее. Я все-таки вложил в этот чертов трактат частичку души.
– Поэтому я его и не сожгла, – призналась она, опускаясь обратно в кресло. – Не смогла отнять у тебя последнюю забаву.
– Спасибо, Пат.
– Замолчи! Ты мне это уже говорил, надоело.
– Я благодарю тебя не за книгу. За то, что ты приехала сюда. Пусть как моя Смерть. За то, что дала мне возможность увидеть тебя снова, поговорить, прикоснуться. Знаешь, как больно, тоскливо и тяжко гнить здесь в одиночку…
Его слова почему-то ранили. Его боль – убийцы мужа и подруги – находила отклик в ее сердце.
– Ты не один, у тебя есть Кармен.
– Кармен. Моя любимая домоправительница. Жаль, что я на ней не женился четыре года назад. Жаль, что она отказалась, а я с тех пор и не настаивал. Была бы прекрасной графиней. Жаль, что я ее не люблю.
– Она тебя любит, – задумчиво сказала Пат.
– Да, но я ее – нет.
– Вот теперь ты можешь меня понять, Риккардо. Я тебя тоже не люблю. Это больно, но это так.
– Альфонс. Его ты любила?
– Любила и люблю. Ты был мне другом, Рик. Он стал любимым. Я нашла свою вторую половинку. Знаешь эту легенду? – Она раскрыла перед ним свою душу. Решилась, потому что он не скрывал ничего.
– Знаю, но мне всегда казалось, эта моя половинка – ты.
– Ты просто зациклился на мне. Не искал свою единственную.
– Это ты.
– Нет. Я не твоя. Чужая. Другая. Я никогда не говорила тебе, но пару лет назад мы с Анной ходили к гадалке. К нам в Вильену приезжала сама Оливия из Мендоры. Она показала мне образ моего будущего мужа. Сказала: «Девочка, тебе несказанно повезло. Ты выйдешь за любимого, и он тоже будет любить тебя. Больше жизни».
– Больше жизни, – глухо повторил Риккардо.
– И каково было мое удивление, когда в давно знакомом кавалере я узнала Его. Моего суженого. И он стал ухаживать за мной. Прости, Рик. Но это судьба. Альфонс любил меня больше жизни. Я знала, я чувствовала это в каждом его взгляде, в каждом прикосновении…
Она замолчала, смахнула рукой предательскую слезинку. Отвела глаза, не выдержав взгляда Риккардо. Он не говорил ни слова.
Порыв ветра с шумом ворвался в распахнутое окно. Патриция поежилась. Ветер сорвал со стола листок бумаги, что лежал у Риккардо под рукой, и бросил к ногам Патриции. Граф выскочил из кресла, бросился за ним, но Пат успела первой.
Прочитала тщательно выписанные строки.
– Прости, Рик, но я не смогу тебя полюбить. Это судьба. Это мой путь.
Вечером, перед ужином де Вега поставил точку в конце очередной главы и отнес исписанные листки в библиотеку. Патриция не знала, что все его работы сразу же переписываются двумя опытными писцами. Риккардо не хотел, чтобы из-за какой-нибудь глупой случайности погиб его труд. Недоучившийся богослов Луис готовил первый выпуск в типографии Осбена. Первая часть трактата уже была набрана.
ГЛАВА 8
Герб! Альфонс. Ее Альфонс!
Латы во вмятинах, кровавые разводы. В плече и груди по толстой арбалетной стреле. Патриция дрожащими руками подняла забрало шлема.
На нее взглянула пустота. Девушка оперлась о стену, ноги дрожали. Конечно, она знала, что де Вега не стал бы держать тело здесь – что за глупость? Но ей нужно было убедиться…
Коллекцию дополняли здоровенный лист пергамента, начинавшийся словами «Хартия Прав и Вольностей жителей графства Кардес», большой лук в рост человека и меч с рукояткой, богато украшенной драгоценными камнями. Под мечом была подпись: «Взят как выкуп у Агриппы д'Обинье, маршала Камоэнса».
Патриция решительным шагом направилась в кабинет де Веги. Она знала, где искать графа. Но ее гнев и раздражение уменьшались пропорционально пройденным коридорам.
Что она скажет Риккардо? Убери доспех Альфонса?! Глупо. Это трофей, такой же, как и оружие, взятое в бою его предками. Несмотря на то что Альфонс был подло убит стрелой. Рассказы чудом уцелевших вильенцев подтверждались.
Нет, она не будет ничего говорить. И все-таки, откуда взялся меч Агриппы д'Обинье, ведь этот маршал, ставший героем, разбил мятежного графа, а не наоборот?
Из-за прикрытой двери кабинета было слышно, как Риккардо что-то напевал под гитару. Патриция улыбнулась. Он не умел ни петь, ни играть. Она всегда деликатно просила его замолчать, когда он забывался и принимался напевать ту или иную песню. А знал их граф Кардес немало.
Патриция открыла дверь и вошла. Де Вега с излишней поспешностью отложил гитару.
– Добрый день, Пат, – поприветствовал он ее.
Под глазами графа были большие круги, девушка засомневалась, а спал ли он сегодня вообще?
– Какой же он добрый, Риккардо? – усмехнулась она. – Ты что, уже совсем не разбираешься в погоде?
На улице хлестал дождь. Погода за то время, пока Пат рассматривала коллекции, окончательно испортилась. Одно из трех окон было распахнуто, в кабинет влетали капли влаги, ветер заносил холодный воздух и трепал бумаги на столе, заботливо придавленные чем-нибудь тяжелым: двумя печатями, книгой, пресс-папье, статуэткой и чернильницей.
В углу горел камин, согревая воздух. Очевидно, графу было лень закрыть окно.
– Прекрасная погода, – ответил Риккардо. – Люблю, когда дождь барабанит по стеклам.
Пат подошла к столу. Рядом с графом стояла большая фарфоровая чашка из страны джанов, наполненная дымящимся кофе. По аромату она поняла – в чашке не только кофе. Да и глаза Риккардо чуть блестели.
Вспомнились слова Кармен. Пат оглядела комнату.
Столов в кабинете было два, располагались они буквой «Т». Перекладину вверху образовывал массивный стол черного дерева, заваленный бумагами. За ним сидел Риккардо. Вертикальную «палочку» – другой стол, попроще и поменьше. Заставленный… Пат потеряла дар речи. Заставленный фигурками воинов искусной работы. Де Вега расставил на нем свои игрушки. Каких солдатиков здесь только не было: мечники, лучники, копейщики, рыцари и алькасарские наездники, Пат увидела даже две колесницы и огромное диковинное животное, которое, как она вспомнила, называлось «слон».
Девушка осторожно покосилась на Риккардо. Граф был спокоен. Сделал большой глоток своего напитка и выжидающе посмотрел на нее.
– Риккардо, что с тобой? Вернулся в милое беззаботное детство? Хочешь, кукол пришлю? – наконец спросила Патриция.
Он рассмеялся.
– Ты не первая, кто меня об этом спрашивает. Нельзя писать книгу о войне, анализируя те или иные битвы, не имея их реконструкции перед глазами. – Риккардо замолк. – Так вот, детские игрушки прекрасно подходят для этих целей. Это мои любимые фигурки, помню, их подарил мне отец, еще лет в семь, это был последний его подарок.
Пат улыбнулась:
– Это не единственная твоя странность.
Одеяние Риккардо повергло ее в шок. Бесформенные широкие штаны – в них можно было бы поместить двух графов Кардесов – и простая льняная рубаха с короткими рукавами, на ней было всего две пуговицы огромной величины, причем верхняя явно намеревалась оторваться – висела на одной нитке. Портрет дополнял черный наруч на левой руке…
– Ты сам себе это сшил? Не удивлюсь, судя по швам, это так и есть.
– Нет, это подарок – одежда паасинов.
– Лесные жители носят это? Наверное, шум и неуклюжесть способствуют успешной охоте? – ехидно произнесла Пат.
– Это наряд жреца, – скупо ответил Риккардо.
– Граф Кардес стал шаманом полудикого племени? Поздравляю! – захлопала в ладоши девушка, теперь она сидела в кресле для гостей, напротив де Веги.
– Нет, но я имею право носить эту одежду. Она удобна и нравится мне.
– Риккардо, знаешь, я жалею, что так быстро рассталась с тобой, нужно было потратить на это больше времени. Ты совсем плох. – Пат грустно вздохнула. Де Вега ее уже не смешил, а пугал.
– Да. Ты ушла, и я свихнулся без твоей заботы, – зло бросил де Вега.
Он демонстративно отвернулся и раскрыл большую книгу в массивном кожаном переплете. Патриция встала, сделала два быстрых шага и взяла книгу из его рук, Риккардо недовольно посмотрел на нее.
– «Три рыцаря»[32], – задумчиво прочитала она. – О чем книга?
– Хочу огорчить, картинок там нет, – заметил Риккардо.
Это было слишком. Пат отреагировала немедленно.
– Сейчас дам пощечину! Я серьезно!
– Вот, уже угрозы пошли, – пожаловался сам себе де Вега. – Это повесть о настоящей любви и дружбе. О том, что так редко встречается в нашем мире. Но читать нужно осторожно, первая часть ее вызывает радость, вторая слезы… Рекомендую. Я ее не раз перечитывал.
– Как-нибудь прочту, – пообещала Пат и положила книгу на край стола.
Неудачно. Тяжелая книга упала на пол. Риккардо резко наклонился за ней.
Пуговица оторвалась, рубашка раскрылась. Пат едва не закричала. Попыталась, но язык отказал. Грудь и живот Риккардо были изуродованы страшными шрамами. Такие раны смертельны. Патриция знала, что он никогда не дрался на дуэли и в сражении не был ни разу ранен.
Де Вега никогда не упоминал ни о чем, что могло быть причиной ранений. А Патриция думала, что знает о нем все.
– Что случилось? – Риккардо попытался улыбнуться. – А, пуговица отлетела? Да, не умею я их пришивать. А эту рубашку слугам поручить нельзя. Самому надо.
– Другое, – нервно произнесла Патриция. – Что с тобой? – она указала рукой на разошедшуюся рубашку.
– А, это! – помедлил с ответом де Вега. – Так, было дело, волк подрал.
– На охоте? – переспросила она.
Риккардо никогда не охотился сам, хотя и принимал участие в охотах, устраиваемых другими, чем вызывал насмешки.
– Нет, в гостях у паасинов.
– Что они с тобой сделали?
Граф Кардес, скорее всего, понял, что будет проще рассказать всю правду, чем упорствовать. Он знал – она не отстанет.
– У паасинов есть такой обряд, – начал Риккардо. – Когда юноша становится мужчиной, ему дают нож, и он дерется один на один против большого черного волка. Если побеждает – устраивают праздник в его честь, а волка хоронят, как паасина, на родовом кладбище.
– Если нет?
– Хоронят человека. Хоронят и забывают. Навсегда.
– Ты победил?
– Нет.
– Как это? – удивилась Пат. – И вообще, при чем здесь ты?
– Я узнал об этом обряде и захотел доказать себе, что я мужчина. Паасины долго не соглашались, но я сумел их убедить. Волк был просто огромный, выше, чем мне по пояс. А у меня только большой нож против его клыков и когтей. Умирать в восемнадцать лет страшно. Что было, помню плохо. Только конец: волк повалил меня на землю, вцепился в левую руку, я успел закрыть ею горло.
Он рвал мне когтями живот и грудь, я бил его ножом в брюхо. Потом… потом он вдруг отступил. Мы долго смотрели глаза в глаза, наконец он развернулся и скрылся в лесу. Меня приняли в племя паасинов. Я теперь один из них. До меня из всех людей это удалось лишь моему тезке.
– Тому, что был колдуном? – уточнила она.
– Да, но не «был», а слыл! – поправил ее Риккардо.
– Почему я об этом не знала? – Пат решила, что оправилась настолько, что может уже возмущаться.
Риккардо обидно рассмеялся.
– Пат, милая, ты привыкла к тому, что я все рассказывал тебе, но есть вещи, о которых следует молчать. Мы ведь тесно не общались, до свадьбы дело не дошло, – Пат почувствовала, что краснеет, – поэтому моя маленькая тайна осталась тебе неизвестной.
– Не верю, – логика у нее работала хорошо, – откуда в Кардесе столько черных волков, если каждый паасин должен убить одного?
– А в Кардесе черных волков нет, – ответил де Вега. – Только серые, но их паасины не трогают. Священны.
Патриция замерла, чуть приоткрыв рот. Риккардо улыбнулся.
– Волка призывают жрецы-шаманы. Это бой не с животным, а с самим собой. С отражением. С темной стороной натуры, эмоциями и чувствами, что затмевают разум. Воин должен уметь их обуздать, победить.
– Но ты ведь его не победил? – перебила его Пат.
– Нет, мы разошлись мирно. Это случается крайне редко. Такой человек становится шаманом, он сможет вновь призвать волка, но уже для других.
– А ты можешь?
– Для других – нет, для себя – могу, – если Риккардо и лгал, то виртуозно. – Если захочешь, я могу тебе это показать, – предложил он. – Раз в год я бываю в гостях у паасинов, навещаю шаманов. Хочу побывать там и в этом году. Пока я еще жив.
– Хочу, – не задумываясь, ответила Пат, сделав вид, что не заметила последней ремарки.
– А как же вера? Церковь ведь осуждает язычество и их обряды.
– Буду знать, что они собой представляют и как с ними бороться. – Он хотел ее этим смутить? Не выйдет.
Риккардо одернул рубашку, но закрыть покрытую шрамами грудь полностью все равно не удалось.
– Сними наруч, – вдруг неожиданно для самой себя потребовала Пат.
– Нет, – мотнул головой Риккардо.
– Сними!
– Пат, любимая, давно прошло то время, когда я выполнял все твои просьбы и требования по первому же слову. Я изменился…
– В худшую сторону!
– Может быть, – согласился он. – Но ты больше не можешь требовать. Мы не связаны ничем, кроме старых чувств, которые у тебя уже погасли, а у меня еще теплятся.
– Пожалуйста, сними наруч, – попросила она.
– Зачем, Пат? – тихо спросил он.
– Я так хочу. Мне нужно, нужно увидеть, что под ним.
– А что ты хочешь увидеть? Адскую печать, подтверждающую, что я продал душу в обмен на разрушение твоей жизни? Ее там нет.
– Этот наруч – твое изменение. Я не узнаю того Риккардо, которого знала. Он был мил, добр, ласков, заботлив…
– Но ты его все равно не любила…
– Нет, – твердо сказала она. – Не любила, но была к нему привязана. Считала другом.
– Другом… – как эхо повторил Риккардо. – Твой друг умер, Васкес его убил. Его шпага, направляемая и твоей рукой, вошла не в плечо, как думали Карл де Санчо и врач, а в сердце.
– Ты дрался с Альфонсом?! – воскликнула Пат.
– Да, после того как не смог поговорить с тобой. Он победил. Я хотел его застрелить из арбалета, Санчо остановил меня. Это все неважно. Тот де Вега мертв. И этот скоро умрет. Это мой путь. Путь, что я выбрал сам. И спасибо Ястребу, он дал мне силы пройти его достойно. – Риккардо расшнуровал наруч.
На белой, давно не видевшей света коже, жутко смотрелись шрамы-ожоги – следы двух птичьих лап, обхвативших локоть.
Пат сглотнула, представив себе, какой была рана вначале, если даже сейчас от одного взгляда ей стало дурно.
– Он прилетел мне на руку. Алый Ястреб. Я звал его, и он пришел, – медленно говорил Риккардо. – Было больно, очень больно. Ожоги – лишь часть той боли, что пронзало все тело. Главное – выстоять. Доказать – нет, не ему, самому себе, – что сможешь принять его дар.
– Что он дал тебе? Силу, власть, богатство? Что продал ты ему взамен – душу?! – Пат не выдержала и закричала на него.
– Он ничего не берет взамен. А душу, душу нельзя продать, – усмехнулся Риккардо. – Поверь, я знаю, это единственная вещь, что не имеет цены, что всегда с тобой. Ястреб, он дает ясность ума, новый взгляд на мир. Ты видишь путь. Путь, по которому идешь, хотя раньше и не замечал. Путь чести, долга и совести. Ястреб дает тебе свободу. Ты несешь эту свободу в душе, с ней не страшны темницы, надо лишь закрыть глаза… – мечтательно закончил он.
– А взамен, что ты отдал демону взамен, Риккардо? – Пат пыталась удержать влагу в уголках глаз.
– Ничего. Лишь взял его с собой. Пошел по указанному им пути. Научился уважать путь других. Я отказался от мести тебе, раз ты полюбила другого. Это твой путь. Не простил, но понял Альфонса. Это его путь. Его любовь. Отозвал убийц. Если бы он не пришел ко мне с мечом, может быть, в старости мы вместе бы пили вино, вспоминая эти дни.
Патриция не нашла, что ответить. Не таясь, вытерла глаза платком. Она столкнулась с неведомым и непонятным.
Риккардо верит в то, что говорит. Как переубедить его? Да и нужно, нужно ли его переубеждать?
Ответа не было.
– Зачем ты носишь наруч? – спросила она, чтобы не молчать.
– Мой тезка носил его. Я верю, что Ястреб вновь прилетит ко мне на перчатку, как прилетал к прапрапрадеду. Ему неудобно будет сидеть на голой руке, а я не знаю, смогу ли вновь выдержать его прикосновение.
– Ты бредишь, Риккардо.
– Нет, Пат.
Вновь повисло молчание. Пат, поднялась, подошла к столу, стала перебирать бумаги. Ей нужно было себя чем-нибудь занять.
– Доклад по добыче железа. У тебя в графстве есть шахты? – спросила она, рассматривая официальную переписку.
– Да, на самой границе со Скаем. Запасы руды нашли еще при деде, но лишь мне удалось обустроить шахты, плавильные мастерские и кузницы, пригласить опытных горняков и ремесленников. Столько золота потратил – отец бы узнал, в гробу перевернулся – вот куда ушла еще одна часть его наследства. Зато теперь там полный цикл производства.
– Но я не слышала, чтобы купцы торговали кардесским железом или прочими металлическими товарами.
– До недавнего времени там делали только оружие и доспехи, – просто ответил де Вега. – Для меня и графства. Милицию нужно было вооружать. Да и соседям оружием помогал.
– Ты всегда думал о войне, Риккардо. Даже твой демон тут ни при чем. Жаждал битв, крови и славы. Ждал лишь удобного случая, – зло сказала Пат.
Она взяла два листка, исписанных мелким небрежным почерком. Смогла прочитать заголовки: «Перестройка батальона на марше» и «Каре – сильные и слабые стороны».
– Убивал сам и теперь учишь других? Где разделы: «Как правильно добивать раненых и резать пленных»? Где наставления по подлому убийству тех, кто бросил честный вызов? Где они, Риккардо? – горько спросила Пат.
– Таких разделов нет. Вильенцы и саттинцы были не простыми разбойниками, а «рыцарями Веры», шли не просто грабить и убивать, но и рушить храмы, резать еретиков, насиловать их жен и дочерей, сжигать заживо, «очищая огнем», их на это благословил епископ Грамон. Еретики ведь не люди.
– Не верю!
– Спроси тех, кто уцелел, зачем они шли? Под какими знаменами? Я спас Камоэнс от болезни, что страшней чумы! Но спрашивай лучше пьяных – они врать не станут.
– Альфонс, его доспех, как чучело, в галерее!
– Я не мог драться с ним.
– Струсил, побоялся. Подло убил, когда он того не ожидал.
– Не буду с тобой спорить, Пат. Я не мог с ним драться. Я его не убивал, – устало ответил Риккардо и прикрыл глаза.
– Где твоя книга? – спросила Пат, ее переполняла вновь проснувшаяся ненависть.
– Вот, Пат. Рукопись. Возьми, – он протянул ей сшитые вместе листы, зачастую разного размера – писал граф на чем придется и в любое время.
Пат подошла к камину. Поднесла папку к огню.
– Я сейчас сожгу твой труд, Риккардо. Твою рукопись, пропитанную чужой кровью! – Она взглянула ему в глаза, но не нашла там ни ярости, ни злости, ни желания борьбы.
Граф смотрел на нее мягко, почти ласково. Смотрел и молчал.
– Жги, Пат, – произнес он наконец. – Сожги его. Убей мой труд. Единственное, что у меня осталось. Сделай это, если тебе потом станет легче. Мне для тебя ничего не жалко. Я отдал бы жизнь, но ты ее возьмешь сама. К лукавому короля и его хитрого мага, к черту договор. Жги, Пат. Нужно тебе – сделай это!
Она убрала папку от огня.
– Не могу жечь книгу. Рукопись ведь тоже книга. – Она брезгливо кинула ее на пол.
– Я не сделаю мир хуже или лучше своей книгой. Как убивали, так и будут убивать, – отрешенно сказал Риккардо. – Но спасибо, что пощадила ее. Я все-таки вложил в этот чертов трактат частичку души.
– Поэтому я его и не сожгла, – призналась она, опускаясь обратно в кресло. – Не смогла отнять у тебя последнюю забаву.
– Спасибо, Пат.
– Замолчи! Ты мне это уже говорил, надоело.
– Я благодарю тебя не за книгу. За то, что ты приехала сюда. Пусть как моя Смерть. За то, что дала мне возможность увидеть тебя снова, поговорить, прикоснуться. Знаешь, как больно, тоскливо и тяжко гнить здесь в одиночку…
Его слова почему-то ранили. Его боль – убийцы мужа и подруги – находила отклик в ее сердце.
– Ты не один, у тебя есть Кармен.
– Кармен. Моя любимая домоправительница. Жаль, что я на ней не женился четыре года назад. Жаль, что она отказалась, а я с тех пор и не настаивал. Была бы прекрасной графиней. Жаль, что я ее не люблю.
– Она тебя любит, – задумчиво сказала Пат.
– Да, но я ее – нет.
– Вот теперь ты можешь меня понять, Риккардо. Я тебя тоже не люблю. Это больно, но это так.
– Альфонс. Его ты любила?
– Любила и люблю. Ты был мне другом, Рик. Он стал любимым. Я нашла свою вторую половинку. Знаешь эту легенду? – Она раскрыла перед ним свою душу. Решилась, потому что он не скрывал ничего.
– Знаю, но мне всегда казалось, эта моя половинка – ты.
– Ты просто зациклился на мне. Не искал свою единственную.
– Это ты.
– Нет. Я не твоя. Чужая. Другая. Я никогда не говорила тебе, но пару лет назад мы с Анной ходили к гадалке. К нам в Вильену приезжала сама Оливия из Мендоры. Она показала мне образ моего будущего мужа. Сказала: «Девочка, тебе несказанно повезло. Ты выйдешь за любимого, и он тоже будет любить тебя. Больше жизни».
– Больше жизни, – глухо повторил Риккардо.
– И каково было мое удивление, когда в давно знакомом кавалере я узнала Его. Моего суженого. И он стал ухаживать за мной. Прости, Рик. Но это судьба. Альфонс любил меня больше жизни. Я знала, я чувствовала это в каждом его взгляде, в каждом прикосновении…
Она замолчала, смахнула рукой предательскую слезинку. Отвела глаза, не выдержав взгляда Риккардо. Он не говорил ни слова.
Порыв ветра с шумом ворвался в распахнутое окно. Патриция поежилась. Ветер сорвал со стола листок бумаги, что лежал у Риккардо под рукой, и бросил к ногам Патриции. Граф выскочил из кресла, бросился за ним, но Пат успела первой.
Прочитала тщательно выписанные строки.
– Я написал эти строчки в ночь твоего приезда, но не решался показать их тебе, – услышала она голос Риккардо.
Поспеши ко мне, смерть, я хочу умереть,
Приходи, я живу лишь тобою.
Полюби меня так, как тебя я люблю.
В час, когда ты придешь, долгожданная смерть,
Я закончу битву с собою.
Утешения в жизни веселой не жду.
Я уверен – его нет на свете.
Слишком рана моя глубока. Потому
Есть одно утешение – в смерти.
Подойди же сюда, это пробил мой час.
Оглянись, я иду за тобою.
Полюби меня так, как люблю я тебя.
И надеюсь с приходом твоим, моя смерть,
Распрощаюсь я с жизнью земною.
– Прости, Рик, но я не смогу тебя полюбить. Это судьба. Это мой путь.
Вечером, перед ужином де Вега поставил точку в конце очередной главы и отнес исписанные листки в библиотеку. Патриция не знала, что все его работы сразу же переписываются двумя опытными писцами. Риккардо не хотел, чтобы из-за какой-нибудь глупой случайности погиб его труд. Недоучившийся богослов Луис готовил первый выпуск в типографии Осбена. Первая часть трактата уже была набрана.
ГЛАВА 8
Агриппа д'Обинье – полководец Его Величества короля Хорхе Третьего, – откинувшись в походном кресле, в свете магической походной лампы чистил ногти узким кинжалом. Он не был модником, просто пытался убить время в ожидании гостя.
Через два-три дня все решится, думал он. Мятежники будут разбиты, в этом д'Обинье нисколько не сомневался. В свои тридцать ему, сыну выходца из королевства Остия, приходилось бить и огнепоклонников-алькасарцев, и своих заносчивых родственников – остийцев.
Маракойцы – подлые предатели, поднявшие знамя мятежа, когда отечество в опасности, – должны быть жестоко наказаны. В этом он был полностью согласен с Его Высочеством герцогом Гальбой, оставленным королем наместником Мендоры. Сам Хорхе находился с войском на южной границе. Если бы не мятеж, он, Агриппа, был бы сейчас рядом с королем.
Маракойцы – еретики и убийцы. Из пяти графов наибольшую опасность представляют двое. Карл де Санчо – его товарищ по алькасарским походам, предатель вдвойне. Риккардо Кардес – палач рыцарей Вильены и Сатины; кроме этой подлости о сыне «Железного Энрике», успевшем прослыть трусом, мало что известно. Но он разбил рыцарей Веры, полностью истребил с помощью своей «милиции». Вилланы разгромили профессиональных воинов. Это вызывает уважение и еще большую ненависть. Граф Кардес предал не только короля и Камоэнс, но и все дворянство, подняв против него низшие сословия.
Звук льющейся жидкости напомнил полководцу, что он не один. Агриппа отложил кинжал в сторону. В противоположном углу палатки, в таком же неудобном, грубом кресле расположился королевский маг Гийом, держа в руках неизменную чашку с кофе.
Агриппа стиснул зубы и отвел взгляд. Он ненавидел этого колдуна-чужеземца, заброду из-за моря, сумевшего втереться в доверие к королю. Ненавидел всей душой. До темноты в глазах, ибо от руки Гийома пал его младший брат. Прошло всего полгода с того момента. Брат Филипп в могиле, а его убийца, опутавший всех сетями шантажа и обмана, сидит рядом. И нет возможности его убить, слишком велик будет ответный удар.
Агриппа ненавидел мага, но понимал – без него нельзя. Недаром же Хорхе послал их – заклятых врагов – вместе подавлять бунт.
– Монсеньор, к вам Жофре де Монтеха. – В палатку заглянул оруженосец.
– Пропустите его.
Жофре можно было дать лет тридцать, он был высок и силен. Агриппе понравилась спокойная уверенность его холодных серых глаз.
– Здравствуйте, сеньоры, – поприветствовал их Жофре и уселся в свободное кресло.
Его уверенность в себе импонировала полководцу. Такими – сильными, надежными и верными и должны быть все дворяне Камоэнса. Жофре – родственник Кундеры, женат на его сестре. Когда Маракойя подняла рокош, он присоединился к восставшим, собрал на их золото рыцарей, втерся в доверие. Сейчас же как истинный дворянин предложил свою помощь королевским войскам.
– Я рад видеть вас, Жофре. Верность и честь сегодня так редко встречаются. – Агриппа кивнул.
– Очень редко, – влез Гийом со своей обычной противно-ехидной интонацией.
Монтеха был невозмутим.
– Не обращайте внимания на мага. – Агриппа постарался, чтобы это звучало как можно небрежней. – Чем вы можете помочь королю… вернее, мне, сеньор Монтеха?
– У меня под началом тысяча рыцарей. Карл де Санчо мне доверяет. В нужный для вас момент, обговорим его позже, я ударю в спину бунтовщикам и предателям.
Агриппе нравились его деловитость и лаконичность.
– Верная королю тысяча в стане врага – большая помощь. Будьте уверены, Жофре: после победы король жестоко покарает мятежников и щедро наградит тех, кто принес ему победу, – заверил он Монтеху.
– Я буду безмерно счастлив, если Его Величество сделает меня графом Кундера, – ответил тот.
– Скромная, а главное, мудрая просьба, – плеснул яду Гийом. – В Кундере вы хоть чуть-чуть легитимны – женаты на сестре нынешнего графа. В Кардесе, например, вас убьют в первый же день.
Жофре де Монтеха лишь вежливо улыбнулся.
– У вас отличное чувство юмора, сеньор Гийом. Извините меня, но нужно ехать – время торопит.
– До скорой встречи! – попрощался с ним Агриппа.
Маг промолчал. Лишь когда Жофре должен был уже отойти на значительное расстояние, он сказал:
– Он наш. А сейчас прикажите привести Хуана де Боскана.
– Зачем вам, Гийом, этот мятежник? – Агриппа искренне удивился.
– Не мне, а нам. Точнее, королю, – маг был немногословен.
Агриппа решил выполнить его просьбу, послал за пленным.
Вскоре двое воинов привели Хуана де Боскана. Граф был похож на медведя. Такой же здоровый – крепкие стражи рядом с ним смотрелись задохликами – и такой же обросший – не брился со времени пленения.
Войдя в палатку, Боскан демонстративно плюнул на пол.
– Развяжите ему руки и выйдите, – приказал маг воинам.
Он переходил всякие границы. Что он себе позволяет?
– Нет! – Агриппа сорвался. – Гийом, вы что?
– Успокойтесь, д'Обинье, – маг без фамилии имел перед ним преимущество и умело раздражал его этим. – Сеньор Боскан – человек умный, он не станет на нас кидаться.
– Только освободите меня – убью! – мрачно сказал Боскан, но исполнять обещанное не торопился. Стоял молча, взгляд его пылал ненавистью.
Агриппа решил не вмешиваться, предоставив слово магу. Это его затея.
– Я, маг Гийом, от лица Его Величества Хорхе Третьего предлагаю вам, мятежному графу Хуану де Боскану, сделку. Соглашение…
Через два-три дня все решится, думал он. Мятежники будут разбиты, в этом д'Обинье нисколько не сомневался. В свои тридцать ему, сыну выходца из королевства Остия, приходилось бить и огнепоклонников-алькасарцев, и своих заносчивых родственников – остийцев.
Маракойцы – подлые предатели, поднявшие знамя мятежа, когда отечество в опасности, – должны быть жестоко наказаны. В этом он был полностью согласен с Его Высочеством герцогом Гальбой, оставленным королем наместником Мендоры. Сам Хорхе находился с войском на южной границе. Если бы не мятеж, он, Агриппа, был бы сейчас рядом с королем.
Маракойцы – еретики и убийцы. Из пяти графов наибольшую опасность представляют двое. Карл де Санчо – его товарищ по алькасарским походам, предатель вдвойне. Риккардо Кардес – палач рыцарей Вильены и Сатины; кроме этой подлости о сыне «Железного Энрике», успевшем прослыть трусом, мало что известно. Но он разбил рыцарей Веры, полностью истребил с помощью своей «милиции». Вилланы разгромили профессиональных воинов. Это вызывает уважение и еще большую ненависть. Граф Кардес предал не только короля и Камоэнс, но и все дворянство, подняв против него низшие сословия.
Звук льющейся жидкости напомнил полководцу, что он не один. Агриппа отложил кинжал в сторону. В противоположном углу палатки, в таком же неудобном, грубом кресле расположился королевский маг Гийом, держа в руках неизменную чашку с кофе.
Агриппа стиснул зубы и отвел взгляд. Он ненавидел этого колдуна-чужеземца, заброду из-за моря, сумевшего втереться в доверие к королю. Ненавидел всей душой. До темноты в глазах, ибо от руки Гийома пал его младший брат. Прошло всего полгода с того момента. Брат Филипп в могиле, а его убийца, опутавший всех сетями шантажа и обмана, сидит рядом. И нет возможности его убить, слишком велик будет ответный удар.
Агриппа ненавидел мага, но понимал – без него нельзя. Недаром же Хорхе послал их – заклятых врагов – вместе подавлять бунт.
– Монсеньор, к вам Жофре де Монтеха. – В палатку заглянул оруженосец.
– Пропустите его.
Жофре можно было дать лет тридцать, он был высок и силен. Агриппе понравилась спокойная уверенность его холодных серых глаз.
– Здравствуйте, сеньоры, – поприветствовал их Жофре и уселся в свободное кресло.
Его уверенность в себе импонировала полководцу. Такими – сильными, надежными и верными и должны быть все дворяне Камоэнса. Жофре – родственник Кундеры, женат на его сестре. Когда Маракойя подняла рокош, он присоединился к восставшим, собрал на их золото рыцарей, втерся в доверие. Сейчас же как истинный дворянин предложил свою помощь королевским войскам.
– Я рад видеть вас, Жофре. Верность и честь сегодня так редко встречаются. – Агриппа кивнул.
– Очень редко, – влез Гийом со своей обычной противно-ехидной интонацией.
Монтеха был невозмутим.
– Не обращайте внимания на мага. – Агриппа постарался, чтобы это звучало как можно небрежней. – Чем вы можете помочь королю… вернее, мне, сеньор Монтеха?
– У меня под началом тысяча рыцарей. Карл де Санчо мне доверяет. В нужный для вас момент, обговорим его позже, я ударю в спину бунтовщикам и предателям.
Агриппе нравились его деловитость и лаконичность.
– Верная королю тысяча в стане врага – большая помощь. Будьте уверены, Жофре: после победы король жестоко покарает мятежников и щедро наградит тех, кто принес ему победу, – заверил он Монтеху.
– Я буду безмерно счастлив, если Его Величество сделает меня графом Кундера, – ответил тот.
– Скромная, а главное, мудрая просьба, – плеснул яду Гийом. – В Кундере вы хоть чуть-чуть легитимны – женаты на сестре нынешнего графа. В Кардесе, например, вас убьют в первый же день.
Жофре де Монтеха лишь вежливо улыбнулся.
– У вас отличное чувство юмора, сеньор Гийом. Извините меня, но нужно ехать – время торопит.
– До скорой встречи! – попрощался с ним Агриппа.
Маг промолчал. Лишь когда Жофре должен был уже отойти на значительное расстояние, он сказал:
– Он наш. А сейчас прикажите привести Хуана де Боскана.
– Зачем вам, Гийом, этот мятежник? – Агриппа искренне удивился.
– Не мне, а нам. Точнее, королю, – маг был немногословен.
Агриппа решил выполнить его просьбу, послал за пленным.
Вскоре двое воинов привели Хуана де Боскана. Граф был похож на медведя. Такой же здоровый – крепкие стражи рядом с ним смотрелись задохликами – и такой же обросший – не брился со времени пленения.
Войдя в палатку, Боскан демонстративно плюнул на пол.
– Развяжите ему руки и выйдите, – приказал маг воинам.
Он переходил всякие границы. Что он себе позволяет?
– Нет! – Агриппа сорвался. – Гийом, вы что?
– Успокойтесь, д'Обинье, – маг без фамилии имел перед ним преимущество и умело раздражал его этим. – Сеньор Боскан – человек умный, он не станет на нас кидаться.
– Только освободите меня – убью! – мрачно сказал Боскан, но исполнять обещанное не торопился. Стоял молча, взгляд его пылал ненавистью.
Агриппа решил не вмешиваться, предоставив слово магу. Это его затея.
– Я, маг Гийом, от лица Его Величества Хорхе Третьего предлагаю вам, мятежному графу Хуану де Боскану, сделку. Соглашение…