Страница:
Прямо напротив гильотины в окружении свиты сидел на черном в белых яблоках коне Риккардо де Вега, граф Кардес. На лице его лежала ледяная печать отстраненности, холодного спокойствия и равнодушия. Де Кундера отказался ехать. Он и Карл еще не потеряли надежды на то, что Риккардо одумается.
Де Вега кутался в подбитый мехом плащ, хотя погода была необычайно теплая даже для Вильены, где зимы как таковой почти нет.
Первым на эшафот взошел Алонсо. Пятьсот флоренов за его голову – целое состояние – объявленная награда себя оправдала. Отыскали и взяли живым. Только чуть-чуть поцарапали. Плечо перевязано.
Конвоир – его старый знакомый – плечистый детина. Подходит к Алонсо, смотрит выжидающе. Но гордому идальго сегодня не до игры на публику. На бледных губах Алонсо на миг появляется печальная улыбка.
– Пойдемте, монсеньор, – почти ласково обращается к нему конвоир.
Алонсо поднимается по ступеням сам.
– Вы, монсеньор, молодец, – продолжает солдат, – вот только сестру вашу жалко, красивая, зря вы ее за собой потянули.
– Заткнись, виллан! – срывается Алонсо, но солдат не обижается на его грубость.
Свист падающего ножа, обезглавленное тело бьется в агонии.
Винсент поднимает глаза к небу. Как быстро умирает человек. Один удар – и все. А небо смотрит и молчит. Где же Бог?
Выводят Анну, площадь гудит, люди напирают на солдат, те останавливают толпу, выставив вперед алебарды. Девушка бледна, круги вокруг глаз. Но от нее нельзя оторвать глаз. Она прекрасна. Трагическая красота. Длинное, до земли, платье, то самое, что было на ней в день пира, на плечи наброшен плащ, чтобы не мерзла. Руки ей не связывали.
– Сеньора, – громко, на всю замершую площадь, вздыхает растроганный конвоир, – вы бы графа попросили о помиловании, он у нас добрый…
В ответ добрый малый слышит лишь горький смех.
– Спасибо, солдат, – говорит Анна и протягивает ему руку для поцелуя. – Я не сержусь на тебя.
Удивленный конвоир неуклюже кланяется и едва касается ее нежной кожи своими обветренными губами. Анна скидывает плащ, встает на колени и кладет голову на плаху, липкую от крови ее брата. Высокий мастер откидывает с шеи роскошные волосы.
Вся площадь, как один человек, выдыхает:
– Пощады!
В ответ – тишина. На лице де Веги не дрогнул ни один мускул. Лишь руки выдавали его. Кисти сжались так, что кожа побелела и натянулась, словно вот-вот порвется.
Девушка – судя по одежде, из знатного рода – в траурном наряде, резко контрастирующем с ее локонами цвета свежей соломы, пробивается к графу. Свита ее не допускает.
– Сеньоры, передайте ему, что здесь Патриция де Васкес! – кричит, почти умоляет она. – Это очень важно! Быстрее!
У Ла Клавы замирает сердце. Может, вот оно, то чудо, которого ждут все?
Медленно капают секунды. Наконец ответ:
– Граф не желает вас видеть, сеньора. Он считает, что вам лучше всего идти домой.
– Вы не ошиблись?! Патриция, скажите ему – здесь Патриция! Он должен меня выслушать! – не сдается девушка.
В ответ лишь молчание.
– Риккардо де Вега! – надрывается она, но ее голос не слышен в общем гуле. Так звук падающей капли растворяется в шуме водопада.
Черноволосая головка катится в корзину с опилками, заливая свежеструганые доски густым кармином.
Девушка в трауре падает без чувств на руки слугам. Ла Клава вновь смотрит на небо. Оно молчит.
ГЛАВА 7
Де Вега кутался в подбитый мехом плащ, хотя погода была необычайно теплая даже для Вильены, где зимы как таковой почти нет.
Первым на эшафот взошел Алонсо. Пятьсот флоренов за его голову – целое состояние – объявленная награда себя оправдала. Отыскали и взяли живым. Только чуть-чуть поцарапали. Плечо перевязано.
Конвоир – его старый знакомый – плечистый детина. Подходит к Алонсо, смотрит выжидающе. Но гордому идальго сегодня не до игры на публику. На бледных губах Алонсо на миг появляется печальная улыбка.
– Пойдемте, монсеньор, – почти ласково обращается к нему конвоир.
Алонсо поднимается по ступеням сам.
– Вы, монсеньор, молодец, – продолжает солдат, – вот только сестру вашу жалко, красивая, зря вы ее за собой потянули.
– Заткнись, виллан! – срывается Алонсо, но солдат не обижается на его грубость.
Свист падающего ножа, обезглавленное тело бьется в агонии.
Винсент поднимает глаза к небу. Как быстро умирает человек. Один удар – и все. А небо смотрит и молчит. Где же Бог?
Выводят Анну, площадь гудит, люди напирают на солдат, те останавливают толпу, выставив вперед алебарды. Девушка бледна, круги вокруг глаз. Но от нее нельзя оторвать глаз. Она прекрасна. Трагическая красота. Длинное, до земли, платье, то самое, что было на ней в день пира, на плечи наброшен плащ, чтобы не мерзла. Руки ей не связывали.
– Сеньора, – громко, на всю замершую площадь, вздыхает растроганный конвоир, – вы бы графа попросили о помиловании, он у нас добрый…
В ответ добрый малый слышит лишь горький смех.
– Спасибо, солдат, – говорит Анна и протягивает ему руку для поцелуя. – Я не сержусь на тебя.
Удивленный конвоир неуклюже кланяется и едва касается ее нежной кожи своими обветренными губами. Анна скидывает плащ, встает на колени и кладет голову на плаху, липкую от крови ее брата. Высокий мастер откидывает с шеи роскошные волосы.
Вся площадь, как один человек, выдыхает:
– Пощады!
В ответ – тишина. На лице де Веги не дрогнул ни один мускул. Лишь руки выдавали его. Кисти сжались так, что кожа побелела и натянулась, словно вот-вот порвется.
Девушка – судя по одежде, из знатного рода – в траурном наряде, резко контрастирующем с ее локонами цвета свежей соломы, пробивается к графу. Свита ее не допускает.
– Сеньоры, передайте ему, что здесь Патриция де Васкес! – кричит, почти умоляет она. – Это очень важно! Быстрее!
У Ла Клавы замирает сердце. Может, вот оно, то чудо, которого ждут все?
Медленно капают секунды. Наконец ответ:
– Граф не желает вас видеть, сеньора. Он считает, что вам лучше всего идти домой.
– Вы не ошиблись?! Патриция, скажите ему – здесь Патриция! Он должен меня выслушать! – не сдается девушка.
В ответ лишь молчание.
– Риккардо де Вега! – надрывается она, но ее голос не слышен в общем гуле. Так звук падающей капли растворяется в шуме водопада.
Черноволосая головка катится в корзину с опилками, заливая свежеструганые доски густым кармином.
Девушка в трауре падает без чувств на руки слугам. Ла Клава вновь смотрит на небо. Оно молчит.
ГЛАВА 7
Кармен ля Турмеда, любовница и домоправительница графа Кардеса, любила последние дни весны.
Они проходят очень быстро, селяне закончили сев, и молодежь проводит время в игрищах и танцах. И никто не знает, расстанется завтра пара, что сегодня вместе прыгает через костер, или, наоборот, любовь уже навсегда связала их вместе.
Горожане тоже не отстают, ремесленные цеха устраивают пирушки, выставляя столы на всю улицу, прижимистые купцы сообща дают деньги на общественные праздники, а что уж говорить о свадьбах! На них золото и серебро в Кардесе никогда не жалели!
Весь Камоэнс справляет свадьбы осенью, считается, что это самое удачное время, но Кардес – особое графство, здесь свои обычаи. И весну тут уважают не меньше, чем осень. Есть время между севом и покосом – так почему же не справить свадебку?
Горожане, хоть и не знают полевых работ, но тоже одну недельку отводят под свадьбы. И нет выше чести для молодых, если сам граф с графиней подведут к священнику для святого обряда!
Кармен только что вернулась из города и очень обрадовалась, увидев Патрицию.
Та сидела в кресле на веранде, навес спасал ее от солнца. Скучая, она листала книжку – сборник сонетов известного в Мендоре поэта Луиса де Кордовы.
Девушка помнила большой скандал, что разразился осенью в столице, одновременно с ее историей. Поэт спорил с королевским магом Гийомом из-за своей невесты Изабеллы и, хоть силы были не равны, добился своего, заставил мага отступить. Вот только платой за это стало лицо. Пару «Изабелла и Луис» при дворе за глаза называли «Красавицей и Чудовищем».
Где-то рядом запел соловей. Патриция подняла взор и увидела Кармен. Приветливо улыбнулась.
– Здравствуй, Кармен.
– Доброе утро, Пат.
– Тебе идет это новое платье, Кармен.
– Спасибо, долго искала нужный оттенок атласа. Почему-то светло-розовый цвет нигде не достать. Торговец Хью Вискайно клялся, что ему пришлось его заказывать непосредственно в Остии.
– Ну, проблемы с тканью – это еще не самое страшное. Помню, как я не могла найти достойную швею перед балом в Мендоре. Когда мы приехал, все мастерицы уже работали на столичных дам. – Пат замолкла, это воспоминание ей не понравилось.
– Кстати, Пат, у меня к тебе просьба, – перевела разговор на другую тему Кармен.
– Слушаю.
– Сегодня ко мне обратились члены городского совета Осбена. У нас есть обычай. Граф с супругой могут оказать большую честь своим подданным, если побывают на свадьбе и поздравят молодых.
– Я не супруга графа де Веги, – холодно ответила Патриция.
– Нет, это необязательно. Я неточно объяснила. Граф и женщина его ранга. Это может быть родственница, гостья, как ты. Такое уже бывало раньше, два года назад, когда приезжал граф Ла Клава с сестрой. Она была спутницей Риккардо. Очень неприятная, скажу я тебе, девушка, хоть и привлекательная. Смотрелись они ужасно.
– А почему ты не подходишь на эту роль? – спросила Патриция, проигнорировав попытку Кармен перевести ее внимание на менее важную тему.
– Осбенцы меня уважают, но я все же дочь простого рыцаря, а не гранда, – улыбнулась Кармен. – А это для них важно. Прошу – порадуй горожан. Они будут счастливы видеть тебя на своем празднике. Ты им понравилась.
– И когда же я успела им приглянуться? – удивилась Пат.
– Они видели тебя в городе во время прогулок. Отметили красоту и приветливость. Соглашайся, Пат. Будет весело и забавно.
– Хорошо, – улыбнулась Пат, – надеюсь, мои ожидания не обманутся. – Но тут вдруг девушка внезапно помрачнела. – Нет, Кармен, не выйдет.
– Почему? – удивилась та.
– Я ношу траур. Не время для праздников.
– Этим ты никак не оскорбишь память близких, Пат. Я уверена, твой муж был бы рад видеть тебя улыбающейся. Он не хотел бы, чтобы ты засохла в тоске и печали.
– Все равно я не могу снять траур. Он испортит праздник жениху и невесте. А я не хочу никому омрачать счастье, – печально сказала Пат.
– Это не проблема. В Кардесе не носят траур. Мы считаем, что близкие наши были бы рады видеть нас в радости, а не в горе. Просто не носим одежду ярких цветов, не одеваем украшений и вплетаем в волосы черную ленточку. Стань на день кардеской.
– Я не знаю, что тебе ответить…
– Соглашайся. Мы сошьем тебе милое светло-голубое платье. Без роскоши и изысков, но так, чтобы твоя красота не умалилась.
– Хорошо, Кармен. Ты меня уговорила. – Патриция хотела чуточку веселья, хоть на миг да освободиться от печали, окружавшей ее, забыться, развеяться.
– Вот и прекрасно.
За ужином Кармен сказала де Веге, что Патриция хочет принять участие в свадебной церемонии. Риккардо обрадовался:
– Замечательно! Патриция, я вам благодарен, вы уважили моих подданных. Откроюсь – я сам хотел вам это предложить, но не решался.
– Почему же? – улыбнулась девушка. Ее синие глаза сегодня излучали тепло.
Риккардо с трудом оторвал от них взгляд.
– Боялся отказа.
– Тот, кто не знает поражений, не знает и побед, – ответила ему Пат. У нее было просто прекрасное настроение.
– Раз уж так все удачно складывается, я навещу сегодня нашего старого волшебника Руфа, попробую уговорить его устроить фейерверк в ночном небе.
– У вас еще и волшебник есть? – удивилась Патриция.
– А как же без него? Конечно, по силе и способностям он и в подметки не годится королевскому магу Гийому, но амулеты, фейерверки и магические светильники он делать умеет.
– У нас даже есть настоящий алхимик! Такой забавный старичок Педро, вы бы видели, как они с магом ругаются! – рассмеялась Кармен.
– А потом, наверное, мирятся за кружкой пива? – сделал предположение Феррейра.
– Нет, пьют они не пиво, а какую-то огненную алхимическую жидкость, – ответила Кармен, снова улыбнувшись.
Риккардо видел, что гвардеец ей нравится. «Кармен, – подумал он с улыбкой, – ты боишься меня обидеть, не зная, как я буду рад, если ты найдешь свое счастье. Ты достойна большего, чем я, не способный полюбить тебя».
– Изобретение Педро – пшеничный спирт. Разбавляется в пропорции один к одному. Одна кружка этого напитка валит с ног. Поэтому они смакуют его наперстками, – Риккардо поделился впечатлениями.
– Педро… Педро… – вспоминал Феррейра. – Уж не тот ли это Педро, что изобрел «дракона»? – спросил он у де Веги.
– Да, Блас, но об этом мы поговорим как-нибудь потом, – граф Кардес не хотел омрачать приятный обед воспоминаниями.
Свадьбы должны были состояться на следующий день. Кармен и Патриция тщательно подбирали ткань, оттенки цвета, фасон. Их увлекала излюбленная игра девушек всех времен и народов.
Де Вега попробовал заглянуть в комнату, где происходило священнодейство, но был с позором изгнан. Оставил эту затею и отправился писать дальше. Он честно выполнял заключенный с королем договор. Оставалось написать еще две главы.
Но вечером он все же зашел в покои Патриции.
– А где же твое новое платье? – разочарованно спросил Риккардо.
Девушка по-прежнему была в черном.
– Завтра увидишь, – улыбнулась она.
– Кстати, Патриция, я пришел спросить тебя – какую из трех пар ты выбрала?
Вопрос озадачил девушку.
– Как какую?
– Тебе разве Кармен не говорила? Завтра выходит замуж дочь мэра. Один крупный торговец женит сына, и мой рыцарь Августо наконец-то нашел себе невесту.
– Я побываю на каждой свадьбе! – решительно сказала Патриция. – Не хочу никого обижать. – Она вспомнила, как ей самой было обидно, когда первая леди Мендоры герцогиня де Тавора в последний момент отказалась от приглашения на ее свадьбу в пользу светского приема у тронтовского посла.
– Прекрасно, – обрадовался Риккардо. – Знаешь, мне в голову пришла идея – провести все свадьбы в одном месте. На площади перед моей резиденцией. Поздравлю молодых и преподнесу им богатые дары. Открою для горожан кладовые. Этот день они будут долго вспоминать.
– Хочешь, чтобы щедрость твою запомнили? – спросила Пат.
– Да, – ответил Риккардо. Он не стал продолжать, объясняя, что это, может, последний праздник, который он устраивает Осбену.
Праздник удался на славу. Де Вега был прав, говоря, это горожане надолго запомнят этот день.
Риккардо и Патриция встречали женихов и невест у храма Единого. Согласно кардесским обычаям, де Вега брал под руку пунцовую от смущения невесту, Патриция же позволяла бледному от гордости жениху касаться ее ладони. Они отводили их в храм, возвращались за следующими. И так, пока все три счастливые пары не предстали пред алтарем и настоятель не обручил их пред лицом Бога.
Потом праздник переместился на площадь города, центр ее оставили открытым для танцев, по краям и на соседних улицах выставили столы, ломившиеся от яств и напитков. Граф сдержал слово. Музыканты старались, отрабатывая удесятеренную плату, музыка разносилась над городом. Для простых людей устраивались доступные конкурсы типа перетягивания каната, борьбы с медведем, лазания на столб, соревнований – кто больше или быстрей съест или выпьет за отведенное время.
Дворяне и купцы – или «буржуа», на остийский манер, – цвет публики Кардеса развлекались по-другому. Играли вальсы, и, хоть мостовая совсем не походила на паркетные залы дворцов, публика с удовольствием танцевала.
Юноши и девушки использовали каждый миг, каждый танец, боясь упустить, потерять хоть часть этого вечера. Старшие, наблюдая за ними, улыбались, зная, что многие из сложившихся в этот вечер молодых пар сыграют свадьбы осенью.
Мужья и жены вспоминали былые чувства, и не в одной семье восстановил любовь и согласие устроенный графом праздник. Даже степенные старики, главы родов, и милые старушки, любимые бабушки, выходили в центр площади, чтобы сделать несколько па, на один вечер вернуть молодость.
Риккардо не отводил глаз от Пат, он никак не мог налюбоваться ею.
Девушка была прекрасна, траурный наряд по-кардесски – скромное платье, лишенное украшений, – лишь подчеркивал ее красоту.
Граф знал, что его внимание к Пат не остается незамеченным. Опытные кумушки, что устраивали все браки, смотря на него сегодня, значительно улыбались и перемигивались.
Горожане сочувственно перешептывались, видя черную ленту в золотых волосах Пат. Они жалели гостью графа Риккардо, такую молодую и прелестную девушку.
Патриция не хотела танцевать, хотя ее тянуло отдаться ритму музыки и закружиться в ритмах вальса. Но она помнила о своем вдовьем статусе.
– Патриция, не бойтесь, – обратился к ней Риккардо, – один только танец, открыть этот вечер. Нас все ждут. – Граф указал взглядом на три молодые пары, что выжидающе смотрели на них. – Таков обычай. Мы первые.
– Только ради обычая, Риккардо, – сказала Патриция и подала ему руку.
Спустя миг грянула музыка, и Патрицию с Риккардо закружило в вальсе.
Этот танец показался Пат не похожим на все те, что были до него. Наверное, в Кардесе даже его играли по-своему.
– Риккардо, слишком быстро! – шептала она ему на ухо.
– Ничего не поделаешь, так у нас принято, – смеялся Риккардо.
Де Вега был счастлив. Он словно вернулся в прошлое и танцевал свой первый танец с Патрицией, любимой Пат – женщиной, которую он страстно любил и ненавидел, мечтал забыть, но не смог. С его судьбой, роком, фатумом, несчастьем и удачей.
Время имеет удивительное свойство, оно то растягивается, то сжимается, то ускоряет свой бег, то замедляет его. Риккардо не мог сказать, сколько длился танец – вечность или один миг. Он впал в счастливое забытье, чувствуя ее рядом, вдыхая запах духов, кожа ее пахла цветущей вишней. Из этого прекрасного сна его вывел голос Пат:
– Благодарю тебя, Риккардо, мне было приятно. А теперь, прошу, отойдем.
Патриция танцевала лишь один раз, как и обещала сама себе. Риккардо не стал больше настаивать, не желая разрушить ту чудесную атмосферу, что окутывала их, сближала, щедро даря радость и улыбку.
Он просто был весь вечер рядом с ней. Развлекал, неназойливо ухаживал, выполнял мелкие просьбы, поручения, знакомил с горожанами, друзьями и гостями.
Когда Патриция на время оставила де Бегу, он впервые обратил внимание на то, что творилось вокруг. Оглядел веселящихся людей, с интересом пробежал взглядом по танцующим парам. Вдруг заметил Кармен, она скучала, нет, не в одиночестве, среди знакомых. Но все-таки одна. Он ощутил ее грусть. Вместе с этим к нему пришло и чувство вины.
– Блас! – радостно воскликнул он, завидев гвардейца. – Как вам праздник?
– Все просто замечательно, граф. Давно я так не веселился. Но, по-моему, вы разлагаете моих солдат. Уже ни одного не вижу трезвым или без красивой подружки, – рассмеялся Феррейра.
– А почему же вы одиноки, Блас?
Тот лишь улыбнулся.
– Тогда у меня к вам просьба.
– Говорите.
– Видите Кармен? Она скучает. Ей одиноко. Я не хочу, чтобы она в этот день грустила. Пожалуйста, Блас, развеселите ее, пригласите на танец.
– Я не знаю, согласится ли она, – к удивлению Риккардо, Феррейра потупил взор.
– Блас, вы же гвардия – гроза прекрасных дам! Смелее!
Граф понимал колебания гвардейца. Ухаживать за многолетней любовницей хозяина дома, в котором сам пребываешь, – это немыслимо для честного человека. Но Риккардо видел, что симпатии Кармен и Бласа взаимны, он желал девушке лишь добра, поэтому тут же добавил:
– Будет упираться – скажите, такова моя воля!
– Думаю, этого не понадобится, – заверил его Блас и решительным шагом направился к Кармен.
Ночью спокойствие звездного неба разорвали огни фейерверка. Сотни огненных шаров взрывались в воздухе, опадая на землю тысячами разноцветных огней. Картина завораживала.
Риккардо и Патриция восхищенно наблюдали за небом, полыхающим буйством красок.
Граф смотрел и думал о том, что старый упрямец Руф сегодня превзошел сам себя, заслужив этим законную любовь всего города. Но теперь ему придется не меньше месяца избегать колдовства, восстанавливая силы.
Пат вдруг оступилась – каблук попал в щель между камнями. Риккардо подхватил ее. Под тонкой тканью платья ее тело было обжигающе горячим. Она не обратила внимания на то, что он одной рукой обнимает ее.
– Как красиво! – восхищенно прошептала Патриция. – Я уже давно, очень давно ничего подобного не видела. Спасибо.
– За что?
– Ты уговорил мага и подарил мне этот вечер.
Риккардо улыбнулся.
– Пат.
– Да?
– Ничего, я просто хотел еще раз насладиться звуком твоего имени.
– Ты все такой же галантный, Рик, нисколько не изменился. Всегда пытаешься сказать комплимент.
– Ты прекрасна, Пат.
– Вот опять льстишь, – улыбнулась она, забыв о прошлом и будущем, для нее сейчас существовал только этот вечер и огни в небе над городом.
– Это не лесть – правда. Даже преуменьшенная.
– Я не люблю лесть, ты же знаешь.
– Я врал тебе, – признался Риккардо, он развернулся и теперь смотрел ей в глаза. – Я врал тебе, Пат, говоря, что забыл тебя. Я хранил твой облик на внутренней стороне век, и, стоило мне хоть на миг прикрыть глаза, я видел тебя. Красивую, улыбающуюся, манящую, желанную.
Пат не ответила.
Риккардо поцеловал ее в губы. Безумно, горячо, не думая о последствиях. Через один удар сердца ее руки оттолкнули его.
– Не надо, Рик. Не порть мне этот вечер. То, что ушло, уже не вернуть.
Он послушно отступил, но остался рядом с нею.
– Хорошо.
Через некоторое время услышал:
– А ночи еще прохладные.
– Послать за грогом? – встрепенулся Риккардо и набросил на ее плечи свой камзол, оставшись в рубашке.
– Да, будь так любезен, – попросила она.
Расторопный слуга быстро принес две большие глиняные чашки с разогретым вином, приправленным корицей.
Горячая кружка грела руки. Но еще больше грело ощущение того, что Пат рядом.
– Посмотри на звезды, Риккардо. Сколько их на небе сегодня! Так редко бывает: безоблачное небо и сотни тысяч звезд. Вот Охотница и Лев, правее Корабль и Райский Цветок.
– А рядом Ромб Надежды, звезда моряков, путешественников и влюбленных.
– Надежды обманчивы, Риккардо, на них нельзя полагаться. Проводи меня до резиденции, я устала.
Черная башня. Внутри нее было тихо, как в склепе, сюда не долетает гул затихающего людского праздника. Балкон, нависший над темной пустотой, дна не видно. Луны и звезды освещают лишь верх башни, ниже их свет не проникает.
Граф Кардес смотрит на руки, они кажутся белыми в этом колдовском свете. Он знает, что не должен здесь быть, знает, но не уходит.
Он старался говорить четко и громко – так, чтобы голос казался спокойным. Тот, Кто Слушает, не должен слышать его слабым, не уверенным в себе.
– Давным-давно – время уже стерло следы тех лет – я метался, не зная, куда приложить свои силы, мне казалось, что главная проблема в жизни – выбрать путь, по которому сможешь идти с честью, путь, что отвечал бы чаяниям твоей души. Я ошибался. Путь выбрать легко. Трудно идти по нему не сворачивая, не меняя идеалов, не вступая в сговор с темной стороной своей натуры. Трудно быть честным с самим собой. Я старался выполнять эти условия, придерживаюсь их до сих пор. Но как часто злоба и ненависть овладевают моим сердцем! Нелегко их сдержать, видя крушение надежд, что острой бритвой режут по глазам, ослепляя, не оставляя желания открывать их еще раз, кинжалом пронзают сердце, мое израненное сердце, заставляя выть.
Патриция! Моя любовь, моя ненависть! Мой мираж и мой кошмар! Время, проведенное с ней, – это страшная притягательная пытка. Обливаешься кровью и вновь идешь навстречу боли.
Как я хочу смерти! Не знаю, своей или чужой! Мне все равно, я и так умираю, медленно, час за часом, незаметно для всех. Пат хочет моей гибели, еще не зная, что убьет она лишь тело, души уже здесь нет!
Вот мой меч! – Риккардо достал из ножен длинный клинок, сверкнувший смертоносными гранями. Он вспомнил, как радовался, когда получил его в подарок на день совершеннолетия. – Возьми его как залог того, что желание мое исполнится! Кто знает – может, тебе повезет!
Граф взял меч за рукоять лезвием вниз и отпустил. Звука падения он так и не услышал.
Толстый рыжий кот, всю сознательную жизнь проведший на кухне и в ее окрестностях, обнаглел сверх меры и, добираясь до свежего молока, уронил кувшин, а рассерженная служанка в погоне за ним свалила с плиты котел с супом для стражников. Молока ей было не жалко, но вот солдаты, среди которых она часто находила ухажеров, могли и обидеться на свою «курочку» из-за задержки с едой.
Поэтому усатый разбойник отведал кипятка, из-за чего возмущенно заорал, оповещая тенистые аллеи о людском коварстве и несправедливости.
Окно спальни Патриции выходило в сад. Она открыла глаза, потянулась, встала с кровати и подошла к окну в надежде разглядеть виновника ее пробуждения, но котяра уже скрылся в кустах.
Было уже за полдень. Девушка решила, что проспала достаточно. И пришло время завтрака.
Компанию за едой ей составила Кармен. О том, что она вчера хорошо провела время, говорили лишь чуть заметные круги под глазами. Мужчины встали раньше и уже давно занимались своими делами.
Погода за окном оставляла желать лучшего. Хмурые тучи затянули небо, грозя скорым дождем. Природа брала реванш за вчерашнее благолепие. Выходить из помещения не хотелось.
Патриция решила прогуляться по резиденции графов Кардесов, оставалось еще немало залов, где она не была. Огромный комплекс зданий, построенный при знаменитом отце Риккардо, был рассчитан на несколько сотен человек, но де Вега не держал двор, обходясь минимумом слуг, поэтому помещения пустовали.
У графа была огромная коллекция картин работы мастеров всех Благословенных земель, но какой-либо вкус напрочь отсутствовал.
Патриция подозревала, что в большинстве своем картины – часть награбленной в походах добычи, а не плод любви к искусству одного из рода де Вега. Род, которому покровительствовал Ястреб, больше любил военные трофеи. Им было отведено несколько галерей.
У стены, посвященной основателю рода, девушка увидела несколько мечей старинной работы и огромный вытянутый череп, вооруженный десятком клыков длиной в два локтя. Что это было за чудовище, может, даже дракон, история умалчивала. Никакой таблички – думай, что хочешь.
На пути из прошлого в настоящее экспозиция слабо менялась: все то же оружие, доспехи поверженных врагов, истлевшие платья прекрасных сеньор давно ушедших эпох, стяги, знамена, личные вещи. Оживление внесла коллекция редкостей со всего обитаемого мира, собранная одним графом, на редкость миролюбивым, судя по тому, что больше он ничем не прославился.
Черноволосый чародей – прапрапрадед и тезка Риккардо – оставил после себя несколько массивных запыленных книг – Патриция не решилась их открыть – да полуистлевший свиток с обвинением в колдовстве, с печатями инквизиции. И биографию, написанную преданным советником после его смерти, крайне загадочной. Пат не поленилась и полистала тяжелые страницы. Без колдовства в гибели или исчезновении этого графа Кардеса точно не обошлось.
Еще предок оставил после себя измененный родовой стяг, взятый потомком-тезкой – алый ястреб на белом поле, а не наоборот, – и футляр, в котором, по преданию и согласно табличке, хранились три алых пера, данные ему Ястребом. Футляр был закрыт. Патриция подумала, что перья давно уже истлели.
Отец Риккардо – Энрике де Вега – был великим полководцем, гордостью Камоэнса. Его трофеи занимали самый большой участок галереи. Патриция почти не обратила на них внимания, оружие и знамена ей надоели. Девушку интересовали достижения сына знаменитого отца.
Галерея резко заворачивала вправо.
За углом Пат ждал высокий рыцарь, держащий в руках меч и щит с изображением меча и кубка.
Они проходят очень быстро, селяне закончили сев, и молодежь проводит время в игрищах и танцах. И никто не знает, расстанется завтра пара, что сегодня вместе прыгает через костер, или, наоборот, любовь уже навсегда связала их вместе.
Горожане тоже не отстают, ремесленные цеха устраивают пирушки, выставляя столы на всю улицу, прижимистые купцы сообща дают деньги на общественные праздники, а что уж говорить о свадьбах! На них золото и серебро в Кардесе никогда не жалели!
Весь Камоэнс справляет свадьбы осенью, считается, что это самое удачное время, но Кардес – особое графство, здесь свои обычаи. И весну тут уважают не меньше, чем осень. Есть время между севом и покосом – так почему же не справить свадебку?
Горожане, хоть и не знают полевых работ, но тоже одну недельку отводят под свадьбы. И нет выше чести для молодых, если сам граф с графиней подведут к священнику для святого обряда!
Кармен только что вернулась из города и очень обрадовалась, увидев Патрицию.
Та сидела в кресле на веранде, навес спасал ее от солнца. Скучая, она листала книжку – сборник сонетов известного в Мендоре поэта Луиса де Кордовы.
Девушка помнила большой скандал, что разразился осенью в столице, одновременно с ее историей. Поэт спорил с королевским магом Гийомом из-за своей невесты Изабеллы и, хоть силы были не равны, добился своего, заставил мага отступить. Вот только платой за это стало лицо. Пару «Изабелла и Луис» при дворе за глаза называли «Красавицей и Чудовищем».
Где-то рядом запел соловей. Патриция подняла взор и увидела Кармен. Приветливо улыбнулась.
– Здравствуй, Кармен.
– Доброе утро, Пат.
– Тебе идет это новое платье, Кармен.
– Спасибо, долго искала нужный оттенок атласа. Почему-то светло-розовый цвет нигде не достать. Торговец Хью Вискайно клялся, что ему пришлось его заказывать непосредственно в Остии.
– Ну, проблемы с тканью – это еще не самое страшное. Помню, как я не могла найти достойную швею перед балом в Мендоре. Когда мы приехал, все мастерицы уже работали на столичных дам. – Пат замолкла, это воспоминание ей не понравилось.
– Кстати, Пат, у меня к тебе просьба, – перевела разговор на другую тему Кармен.
– Слушаю.
– Сегодня ко мне обратились члены городского совета Осбена. У нас есть обычай. Граф с супругой могут оказать большую честь своим подданным, если побывают на свадьбе и поздравят молодых.
– Я не супруга графа де Веги, – холодно ответила Патриция.
– Нет, это необязательно. Я неточно объяснила. Граф и женщина его ранга. Это может быть родственница, гостья, как ты. Такое уже бывало раньше, два года назад, когда приезжал граф Ла Клава с сестрой. Она была спутницей Риккардо. Очень неприятная, скажу я тебе, девушка, хоть и привлекательная. Смотрелись они ужасно.
– А почему ты не подходишь на эту роль? – спросила Патриция, проигнорировав попытку Кармен перевести ее внимание на менее важную тему.
– Осбенцы меня уважают, но я все же дочь простого рыцаря, а не гранда, – улыбнулась Кармен. – А это для них важно. Прошу – порадуй горожан. Они будут счастливы видеть тебя на своем празднике. Ты им понравилась.
– И когда же я успела им приглянуться? – удивилась Пат.
– Они видели тебя в городе во время прогулок. Отметили красоту и приветливость. Соглашайся, Пат. Будет весело и забавно.
– Хорошо, – улыбнулась Пат, – надеюсь, мои ожидания не обманутся. – Но тут вдруг девушка внезапно помрачнела. – Нет, Кармен, не выйдет.
– Почему? – удивилась та.
– Я ношу траур. Не время для праздников.
– Этим ты никак не оскорбишь память близких, Пат. Я уверена, твой муж был бы рад видеть тебя улыбающейся. Он не хотел бы, чтобы ты засохла в тоске и печали.
– Все равно я не могу снять траур. Он испортит праздник жениху и невесте. А я не хочу никому омрачать счастье, – печально сказала Пат.
– Это не проблема. В Кардесе не носят траур. Мы считаем, что близкие наши были бы рады видеть нас в радости, а не в горе. Просто не носим одежду ярких цветов, не одеваем украшений и вплетаем в волосы черную ленточку. Стань на день кардеской.
– Я не знаю, что тебе ответить…
– Соглашайся. Мы сошьем тебе милое светло-голубое платье. Без роскоши и изысков, но так, чтобы твоя красота не умалилась.
– Хорошо, Кармен. Ты меня уговорила. – Патриция хотела чуточку веселья, хоть на миг да освободиться от печали, окружавшей ее, забыться, развеяться.
– Вот и прекрасно.
За ужином Кармен сказала де Веге, что Патриция хочет принять участие в свадебной церемонии. Риккардо обрадовался:
– Замечательно! Патриция, я вам благодарен, вы уважили моих подданных. Откроюсь – я сам хотел вам это предложить, но не решался.
– Почему же? – улыбнулась девушка. Ее синие глаза сегодня излучали тепло.
Риккардо с трудом оторвал от них взгляд.
– Боялся отказа.
– Тот, кто не знает поражений, не знает и побед, – ответила ему Пат. У нее было просто прекрасное настроение.
– Раз уж так все удачно складывается, я навещу сегодня нашего старого волшебника Руфа, попробую уговорить его устроить фейерверк в ночном небе.
– У вас еще и волшебник есть? – удивилась Патриция.
– А как же без него? Конечно, по силе и способностям он и в подметки не годится королевскому магу Гийому, но амулеты, фейерверки и магические светильники он делать умеет.
– У нас даже есть настоящий алхимик! Такой забавный старичок Педро, вы бы видели, как они с магом ругаются! – рассмеялась Кармен.
– А потом, наверное, мирятся за кружкой пива? – сделал предположение Феррейра.
– Нет, пьют они не пиво, а какую-то огненную алхимическую жидкость, – ответила Кармен, снова улыбнувшись.
Риккардо видел, что гвардеец ей нравится. «Кармен, – подумал он с улыбкой, – ты боишься меня обидеть, не зная, как я буду рад, если ты найдешь свое счастье. Ты достойна большего, чем я, не способный полюбить тебя».
– Изобретение Педро – пшеничный спирт. Разбавляется в пропорции один к одному. Одна кружка этого напитка валит с ног. Поэтому они смакуют его наперстками, – Риккардо поделился впечатлениями.
– Педро… Педро… – вспоминал Феррейра. – Уж не тот ли это Педро, что изобрел «дракона»? – спросил он у де Веги.
– Да, Блас, но об этом мы поговорим как-нибудь потом, – граф Кардес не хотел омрачать приятный обед воспоминаниями.
Свадьбы должны были состояться на следующий день. Кармен и Патриция тщательно подбирали ткань, оттенки цвета, фасон. Их увлекала излюбленная игра девушек всех времен и народов.
Де Вега попробовал заглянуть в комнату, где происходило священнодейство, но был с позором изгнан. Оставил эту затею и отправился писать дальше. Он честно выполнял заключенный с королем договор. Оставалось написать еще две главы.
Но вечером он все же зашел в покои Патриции.
– А где же твое новое платье? – разочарованно спросил Риккардо.
Девушка по-прежнему была в черном.
– Завтра увидишь, – улыбнулась она.
– Кстати, Патриция, я пришел спросить тебя – какую из трех пар ты выбрала?
Вопрос озадачил девушку.
– Как какую?
– Тебе разве Кармен не говорила? Завтра выходит замуж дочь мэра. Один крупный торговец женит сына, и мой рыцарь Августо наконец-то нашел себе невесту.
– Я побываю на каждой свадьбе! – решительно сказала Патриция. – Не хочу никого обижать. – Она вспомнила, как ей самой было обидно, когда первая леди Мендоры герцогиня де Тавора в последний момент отказалась от приглашения на ее свадьбу в пользу светского приема у тронтовского посла.
– Прекрасно, – обрадовался Риккардо. – Знаешь, мне в голову пришла идея – провести все свадьбы в одном месте. На площади перед моей резиденцией. Поздравлю молодых и преподнесу им богатые дары. Открою для горожан кладовые. Этот день они будут долго вспоминать.
– Хочешь, чтобы щедрость твою запомнили? – спросила Пат.
– Да, – ответил Риккардо. Он не стал продолжать, объясняя, что это, может, последний праздник, который он устраивает Осбену.
Праздник удался на славу. Де Вега был прав, говоря, это горожане надолго запомнят этот день.
Риккардо и Патриция встречали женихов и невест у храма Единого. Согласно кардесским обычаям, де Вега брал под руку пунцовую от смущения невесту, Патриция же позволяла бледному от гордости жениху касаться ее ладони. Они отводили их в храм, возвращались за следующими. И так, пока все три счастливые пары не предстали пред алтарем и настоятель не обручил их пред лицом Бога.
Потом праздник переместился на площадь города, центр ее оставили открытым для танцев, по краям и на соседних улицах выставили столы, ломившиеся от яств и напитков. Граф сдержал слово. Музыканты старались, отрабатывая удесятеренную плату, музыка разносилась над городом. Для простых людей устраивались доступные конкурсы типа перетягивания каната, борьбы с медведем, лазания на столб, соревнований – кто больше или быстрей съест или выпьет за отведенное время.
Дворяне и купцы – или «буржуа», на остийский манер, – цвет публики Кардеса развлекались по-другому. Играли вальсы, и, хоть мостовая совсем не походила на паркетные залы дворцов, публика с удовольствием танцевала.
Юноши и девушки использовали каждый миг, каждый танец, боясь упустить, потерять хоть часть этого вечера. Старшие, наблюдая за ними, улыбались, зная, что многие из сложившихся в этот вечер молодых пар сыграют свадьбы осенью.
Мужья и жены вспоминали былые чувства, и не в одной семье восстановил любовь и согласие устроенный графом праздник. Даже степенные старики, главы родов, и милые старушки, любимые бабушки, выходили в центр площади, чтобы сделать несколько па, на один вечер вернуть молодость.
Риккардо не отводил глаз от Пат, он никак не мог налюбоваться ею.
Девушка была прекрасна, траурный наряд по-кардесски – скромное платье, лишенное украшений, – лишь подчеркивал ее красоту.
Граф знал, что его внимание к Пат не остается незамеченным. Опытные кумушки, что устраивали все браки, смотря на него сегодня, значительно улыбались и перемигивались.
Горожане сочувственно перешептывались, видя черную ленту в золотых волосах Пат. Они жалели гостью графа Риккардо, такую молодую и прелестную девушку.
Патриция не хотела танцевать, хотя ее тянуло отдаться ритму музыки и закружиться в ритмах вальса. Но она помнила о своем вдовьем статусе.
– Патриция, не бойтесь, – обратился к ней Риккардо, – один только танец, открыть этот вечер. Нас все ждут. – Граф указал взглядом на три молодые пары, что выжидающе смотрели на них. – Таков обычай. Мы первые.
– Только ради обычая, Риккардо, – сказала Патриция и подала ему руку.
Спустя миг грянула музыка, и Патрицию с Риккардо закружило в вальсе.
Этот танец показался Пат не похожим на все те, что были до него. Наверное, в Кардесе даже его играли по-своему.
– Риккардо, слишком быстро! – шептала она ему на ухо.
– Ничего не поделаешь, так у нас принято, – смеялся Риккардо.
Де Вега был счастлив. Он словно вернулся в прошлое и танцевал свой первый танец с Патрицией, любимой Пат – женщиной, которую он страстно любил и ненавидел, мечтал забыть, но не смог. С его судьбой, роком, фатумом, несчастьем и удачей.
Время имеет удивительное свойство, оно то растягивается, то сжимается, то ускоряет свой бег, то замедляет его. Риккардо не мог сказать, сколько длился танец – вечность или один миг. Он впал в счастливое забытье, чувствуя ее рядом, вдыхая запах духов, кожа ее пахла цветущей вишней. Из этого прекрасного сна его вывел голос Пат:
– Благодарю тебя, Риккардо, мне было приятно. А теперь, прошу, отойдем.
Патриция танцевала лишь один раз, как и обещала сама себе. Риккардо не стал больше настаивать, не желая разрушить ту чудесную атмосферу, что окутывала их, сближала, щедро даря радость и улыбку.
Он просто был весь вечер рядом с ней. Развлекал, неназойливо ухаживал, выполнял мелкие просьбы, поручения, знакомил с горожанами, друзьями и гостями.
Когда Патриция на время оставила де Бегу, он впервые обратил внимание на то, что творилось вокруг. Оглядел веселящихся людей, с интересом пробежал взглядом по танцующим парам. Вдруг заметил Кармен, она скучала, нет, не в одиночестве, среди знакомых. Но все-таки одна. Он ощутил ее грусть. Вместе с этим к нему пришло и чувство вины.
– Блас! – радостно воскликнул он, завидев гвардейца. – Как вам праздник?
– Все просто замечательно, граф. Давно я так не веселился. Но, по-моему, вы разлагаете моих солдат. Уже ни одного не вижу трезвым или без красивой подружки, – рассмеялся Феррейра.
– А почему же вы одиноки, Блас?
Тот лишь улыбнулся.
– Тогда у меня к вам просьба.
– Говорите.
– Видите Кармен? Она скучает. Ей одиноко. Я не хочу, чтобы она в этот день грустила. Пожалуйста, Блас, развеселите ее, пригласите на танец.
– Я не знаю, согласится ли она, – к удивлению Риккардо, Феррейра потупил взор.
– Блас, вы же гвардия – гроза прекрасных дам! Смелее!
Граф понимал колебания гвардейца. Ухаживать за многолетней любовницей хозяина дома, в котором сам пребываешь, – это немыслимо для честного человека. Но Риккардо видел, что симпатии Кармен и Бласа взаимны, он желал девушке лишь добра, поэтому тут же добавил:
– Будет упираться – скажите, такова моя воля!
– Думаю, этого не понадобится, – заверил его Блас и решительным шагом направился к Кармен.
Ночью спокойствие звездного неба разорвали огни фейерверка. Сотни огненных шаров взрывались в воздухе, опадая на землю тысячами разноцветных огней. Картина завораживала.
Риккардо и Патриция восхищенно наблюдали за небом, полыхающим буйством красок.
Граф смотрел и думал о том, что старый упрямец Руф сегодня превзошел сам себя, заслужив этим законную любовь всего города. Но теперь ему придется не меньше месяца избегать колдовства, восстанавливая силы.
Пат вдруг оступилась – каблук попал в щель между камнями. Риккардо подхватил ее. Под тонкой тканью платья ее тело было обжигающе горячим. Она не обратила внимания на то, что он одной рукой обнимает ее.
– Как красиво! – восхищенно прошептала Патриция. – Я уже давно, очень давно ничего подобного не видела. Спасибо.
– За что?
– Ты уговорил мага и подарил мне этот вечер.
Риккардо улыбнулся.
– Пат.
– Да?
– Ничего, я просто хотел еще раз насладиться звуком твоего имени.
– Ты все такой же галантный, Рик, нисколько не изменился. Всегда пытаешься сказать комплимент.
– Ты прекрасна, Пат.
– Вот опять льстишь, – улыбнулась она, забыв о прошлом и будущем, для нее сейчас существовал только этот вечер и огни в небе над городом.
– Это не лесть – правда. Даже преуменьшенная.
– Я не люблю лесть, ты же знаешь.
– Я врал тебе, – признался Риккардо, он развернулся и теперь смотрел ей в глаза. – Я врал тебе, Пат, говоря, что забыл тебя. Я хранил твой облик на внутренней стороне век, и, стоило мне хоть на миг прикрыть глаза, я видел тебя. Красивую, улыбающуюся, манящую, желанную.
Пат не ответила.
Риккардо поцеловал ее в губы. Безумно, горячо, не думая о последствиях. Через один удар сердца ее руки оттолкнули его.
– Не надо, Рик. Не порть мне этот вечер. То, что ушло, уже не вернуть.
Он послушно отступил, но остался рядом с нею.
– Хорошо.
Через некоторое время услышал:
– А ночи еще прохладные.
– Послать за грогом? – встрепенулся Риккардо и набросил на ее плечи свой камзол, оставшись в рубашке.
– Да, будь так любезен, – попросила она.
Расторопный слуга быстро принес две большие глиняные чашки с разогретым вином, приправленным корицей.
Горячая кружка грела руки. Но еще больше грело ощущение того, что Пат рядом.
– Посмотри на звезды, Риккардо. Сколько их на небе сегодня! Так редко бывает: безоблачное небо и сотни тысяч звезд. Вот Охотница и Лев, правее Корабль и Райский Цветок.
– А рядом Ромб Надежды, звезда моряков, путешественников и влюбленных.
– Надежды обманчивы, Риккардо, на них нельзя полагаться. Проводи меня до резиденции, я устала.
Черная башня. Внутри нее было тихо, как в склепе, сюда не долетает гул затихающего людского праздника. Балкон, нависший над темной пустотой, дна не видно. Луны и звезды освещают лишь верх башни, ниже их свет не проникает.
Граф Кардес смотрит на руки, они кажутся белыми в этом колдовском свете. Он знает, что не должен здесь быть, знает, но не уходит.
Он старался говорить четко и громко – так, чтобы голос казался спокойным. Тот, Кто Слушает, не должен слышать его слабым, не уверенным в себе.
– Давным-давно – время уже стерло следы тех лет – я метался, не зная, куда приложить свои силы, мне казалось, что главная проблема в жизни – выбрать путь, по которому сможешь идти с честью, путь, что отвечал бы чаяниям твоей души. Я ошибался. Путь выбрать легко. Трудно идти по нему не сворачивая, не меняя идеалов, не вступая в сговор с темной стороной своей натуры. Трудно быть честным с самим собой. Я старался выполнять эти условия, придерживаюсь их до сих пор. Но как часто злоба и ненависть овладевают моим сердцем! Нелегко их сдержать, видя крушение надежд, что острой бритвой режут по глазам, ослепляя, не оставляя желания открывать их еще раз, кинжалом пронзают сердце, мое израненное сердце, заставляя выть.
Патриция! Моя любовь, моя ненависть! Мой мираж и мой кошмар! Время, проведенное с ней, – это страшная притягательная пытка. Обливаешься кровью и вновь идешь навстречу боли.
Как я хочу смерти! Не знаю, своей или чужой! Мне все равно, я и так умираю, медленно, час за часом, незаметно для всех. Пат хочет моей гибели, еще не зная, что убьет она лишь тело, души уже здесь нет!
Вот мой меч! – Риккардо достал из ножен длинный клинок, сверкнувший смертоносными гранями. Он вспомнил, как радовался, когда получил его в подарок на день совершеннолетия. – Возьми его как залог того, что желание мое исполнится! Кто знает – может, тебе повезет!
Граф взял меч за рукоять лезвием вниз и отпустил. Звука падения он так и не услышал.
Толстый рыжий кот, всю сознательную жизнь проведший на кухне и в ее окрестностях, обнаглел сверх меры и, добираясь до свежего молока, уронил кувшин, а рассерженная служанка в погоне за ним свалила с плиты котел с супом для стражников. Молока ей было не жалко, но вот солдаты, среди которых она часто находила ухажеров, могли и обидеться на свою «курочку» из-за задержки с едой.
Поэтому усатый разбойник отведал кипятка, из-за чего возмущенно заорал, оповещая тенистые аллеи о людском коварстве и несправедливости.
Окно спальни Патриции выходило в сад. Она открыла глаза, потянулась, встала с кровати и подошла к окну в надежде разглядеть виновника ее пробуждения, но котяра уже скрылся в кустах.
Было уже за полдень. Девушка решила, что проспала достаточно. И пришло время завтрака.
Компанию за едой ей составила Кармен. О том, что она вчера хорошо провела время, говорили лишь чуть заметные круги под глазами. Мужчины встали раньше и уже давно занимались своими делами.
Погода за окном оставляла желать лучшего. Хмурые тучи затянули небо, грозя скорым дождем. Природа брала реванш за вчерашнее благолепие. Выходить из помещения не хотелось.
Патриция решила прогуляться по резиденции графов Кардесов, оставалось еще немало залов, где она не была. Огромный комплекс зданий, построенный при знаменитом отце Риккардо, был рассчитан на несколько сотен человек, но де Вега не держал двор, обходясь минимумом слуг, поэтому помещения пустовали.
У графа была огромная коллекция картин работы мастеров всех Благословенных земель, но какой-либо вкус напрочь отсутствовал.
Патриция подозревала, что в большинстве своем картины – часть награбленной в походах добычи, а не плод любви к искусству одного из рода де Вега. Род, которому покровительствовал Ястреб, больше любил военные трофеи. Им было отведено несколько галерей.
У стены, посвященной основателю рода, девушка увидела несколько мечей старинной работы и огромный вытянутый череп, вооруженный десятком клыков длиной в два локтя. Что это было за чудовище, может, даже дракон, история умалчивала. Никакой таблички – думай, что хочешь.
На пути из прошлого в настоящее экспозиция слабо менялась: все то же оружие, доспехи поверженных врагов, истлевшие платья прекрасных сеньор давно ушедших эпох, стяги, знамена, личные вещи. Оживление внесла коллекция редкостей со всего обитаемого мира, собранная одним графом, на редкость миролюбивым, судя по тому, что больше он ничем не прославился.
Черноволосый чародей – прапрапрадед и тезка Риккардо – оставил после себя несколько массивных запыленных книг – Патриция не решилась их открыть – да полуистлевший свиток с обвинением в колдовстве, с печатями инквизиции. И биографию, написанную преданным советником после его смерти, крайне загадочной. Пат не поленилась и полистала тяжелые страницы. Без колдовства в гибели или исчезновении этого графа Кардеса точно не обошлось.
Еще предок оставил после себя измененный родовой стяг, взятый потомком-тезкой – алый ястреб на белом поле, а не наоборот, – и футляр, в котором, по преданию и согласно табличке, хранились три алых пера, данные ему Ястребом. Футляр был закрыт. Патриция подумала, что перья давно уже истлели.
Отец Риккардо – Энрике де Вега – был великим полководцем, гордостью Камоэнса. Его трофеи занимали самый большой участок галереи. Патриция почти не обратила на них внимания, оружие и знамена ей надоели. Девушку интересовали достижения сына знаменитого отца.
Галерея резко заворачивала вправо.
За углом Пат ждал высокий рыцарь, держащий в руках меч и щит с изображением меча и кубка.