В четыре часа я посетила собрание комиссии по курсу обучения и программе колледжа. Там мы полтора часа выясняли, может ли кафедра философии менять название курса для старших студентов по Фоме Аквинскому. Когда я вернулась в кабинет, на телефоне мигала лампочка. Два сообщения.
   Еще один студент с мертвой тетушкой. Запись от охраны кампуса с предупреждением о взломах в здании точных наук.
   Потом я занялась сбором диаграмм, кронциркулей и слепков, написала список материалов, которые моя ассистентка должна будет приготовить для завтрашней лабораторной работы. Затем провела час в лаборатории, проверяя, подходящие ли экземпляры выбрала.
   В шесть закрыла все шкафы и дверь в лабораторию. Коридоры здания Колварда вымерли, однако, завернув за угол к своему кабинету, я с удивлением увидела молодую женщину, прильнувшую к моей двери.
   – Я могу вам чем-то помочь?
   Она чуть не подпрыгнула, услышав мой голос.
   – Я... Нет. Извините. Я стучала. – Девушка говорила, не глядя мне в глаза и пряча лицо. – Кажется, я не туда попала.
   Она развернулась и исчезла за углом.
   Я тут же вспомнила сообщение о взломах.
   "Успокойся, Бреннан. Может, она просто слушала, есть ли кто внутри".
   Я повернула ручку, и дверь открылась. Черт. Я ведь точно закрывала кабинет. Или нет? Руки были заняты, и я захлопнула дверь ногой. Может, замок не сработал.
   Я быстро осмотрела комнату. Все на своих местах. Я вытащила сумочку из нижнего ящика картотеки и открыла ее. Деньги. Ключи. Паспорт. Кредитные карты. Ничего ценного не пропало.
   Может, и правда девушка не туда попала. Заглянула, поняла, что ошиблась, и собиралась уйти. Я ведь не видела, как она отбывала дверь.
   Ну и ладно.
   Я собрала дипломат, повернула ключ и проверила замок, потом отправилась на стоянку.
* * *
   Шарлотт отличается от Монреаля так же, как Бостон от Бомбея. Город, страдающий множественным расстройством личности, он одновременно и изящный древний Юг, и второй по величине финансовый центр страны. Это дом для "Шарлотт мотор спидвей", и Национального банка, и "Фёст Юнион", и оперы "Каролина", и "Койот Джой". Это церкви повсюду – и парочка развеселых баров за углом. Кантри-клубы и барбекю, перегруженные шоссе и тихие тупики. Билли Грэм вырос на молочной ферме, где сейчас стоит торговый центр; Джим Беккер начинал в местной церкви и закончил в федеральном суде. Шарлотт – место, где впервые опробовали совместную перевозку белых и черных детей на автобусах в школу и из школы для достижения расового баланса. Здесь множество частных академий – и с религиозным, и со светским обучением.
   Шарлотт был уединенным городом вплоть до шестидесятых годов, но потом огромная компания из белых и черных лидеров принялась организовывать рестораны, государственное жилье, транспорт и увеселительные заведения. Когда судья Джеймс Б. Макмиллан подписал закон об обязательном басинге в 1969 году, восстания не началось. Судья принял весь огонь на себя, но закон никуда не делся, и город пошел на уступки.
   Я всегда жила в южной части города. Дилворт. Майерс-Парк. Истовер. Фокскрофт. От университета идти далековато, но здесь расположились прекраснейшие и старейшие окрестности, лабиринты извивающихся улочек с величественными домами и широкими лужайками, обрамленными громадными вязами, ивами и дубами старше пирамид. Почти все улицы Шарлотта, как и большинство жителей, милые и изящные.
   Я открыла в машине окно и вдохнула вечерний мартовский воздух. Стоял один из тех переходных дней, когда вроде бы и весна еще не наступила, и зима уже прошла, приходится снимать и надевать куртку по десять раз в сутки. Из-под земли уже пробивались крокусы, скоро воздух наполнится ароматом кизила, багряника и азалий. Забудьте про Париж. Весной Шарлотт становится самым прекрасным городом на планете.
   До дома можно добраться несколькими путями. Сегодня я выбрала шоссе, поэтому выехала с заднего хода на бульвар Харриса. На шоссе Ай-85 и Ай-77 пробок еще не образовалось, и через пятнадцать минут я срезала путь через жилые кварталы и направилась на юг. Заскочила в "Паста энд провижнс компани", чтобы купить спагетти, салат "Цезарь" и чесночный хлеб, и чуть позже семи уже звонила в дверь Пита.
   Он оказался в потертых, выцветших джинсах и желто-голубой спортивной рубашке без воротника. Волосы торчали так, будто он только что пригладил их пятерней. Он хорошо выглядел. Пит всегда хорошо выглядит.
   – Почему ты не открыла своим ключом?
   И правда, почему?
   – И обнаружила бы в твоем логове блондинку в спандексе?
   – Она еще здесь?
   Пит огляделся, будто на самом деле ожидал кого-то увидеть.
   – Увы. На, поставь воду. – Я протянула ему макароны.
   Пит взял пакет. Птенчик тем временем приводил себя в порядок: вытянул сначала одну заднюю лапку, потом другую, потом все четыре и стал похож на прямоугольник. Он не спускал с меня глаз, но ближе не подходил.
   – Привет, Птенчик. Ты скучал по мне?
   Кот не двинулся с места.
   – Ты прав. Он не в духе, – согласилась я.
   Я кинула сумочку на кушетку и последовала за Питом в кухню. На стульях с обеих сторон стола валялись пачки писем, по большей части нераспечатанные. В таком же состоянии пребывали детский стульчик у окна и деревянная полка под телефоном. Я ничего не сказала. Теперь это не моя проблема.
   Мы прекрасно провели час: ели спагетти и обсуждали Кэти и других членов семьи. Я сказала, что звонила его мама и жаловалась на невнимание. Пит ответил, что будет представлять ее и Птенчика в комплексной сделке. Я попросила его звонить маме. Он обещал исправиться.
   В половине девятого я понесла Птенчика в машину, Пит закатил его пожитки. Мой кот путешествует с большим багажом, Чем я сама.
   Когда я открыла дверцу, Пит накрыл мою руку своей:
   – Ты точно не хочешь остаться?
   Он сжал пальцы и нежно погладил мои волосы другой рукой.
   Хочу ли я? Мне так приятны его прикосновения, и ужин прошел очень мило. Внутри что-то начало таять.
   "Включи мозги, Бреннан. Ты устала. Ты озабочена. Собирайся-ка домой".
   – А как же Джуди?
   – Временное расстройство космического порядка.
   – Не думаю, Пит. Мы это уже обсуждали. Спасибо за ужин.
   Он пожал плечами и убрал руки.
   – Ты знаешь, где я живу, – сказал он и пошел обратно к дому.
* * *
   Я читала, что человеческий мозг состоит из десяти триллионов клеток. Мои не спали всю ночь, лихорадочно обсуждая одну тему: Пит.
   Почему я не открыла дверь своими ключами?
   Границы, согласились клетки. Не старая игра вроде "здесь трещина в земле, не переступай через нее", но установление новых территориальных границ, и реальных, и символических.
   Зачем вообще нужен разрыв? Было время, когда я хотела только одного: выйти замуж за Пита и не расставаться с ним до конца жизни. Что изменилось во мне? Я вышла замуж в очень юном возрасте, но неужели в перспективе я отличаюсь от меня сегодняшней? Или все дело в двух Питах? Неужели Пит, за которого я вышла замуж, такой неответственный? Такой ненадежный? Может, я когда-то считала это частью его обаяния?
   Твои слова похожи на песню Сэмми Кан, просвистели клетки.
   Что привело нас к разрыву? Какой выбор мы сделали? И сделали бы его снова? Кто виноват? Я? Пит? Судьба? Что пошло не так? Или так? Может, теперь я встала на верный путь, а дорога моего замужества привела меня только туда, куда смогла?
   Тяжко, пожаловались мозговые клетки.
   Хочу ли я снова спать с Питом?
   Единодушное "да" со стороны клеток.
   Но у меня выдался скудный в смысле секса год, заспорила я.
   Интересный выбор слов, заметили ребята из подсознания. Скудный. Без пищи. Подразумевает голод.
   Но был же тот юрист из Монреаля, возразила я.
   Это не то, заявил мозговой центр. С тем парнем иголочка едва шевелилась. А с Питом показывала напряжение в красной зоне.
   Когда мозг в таком настроении, с ним не поспоришь.

14

   В среду утром я только приехала в университет, как зазвонил телефон. К моему удивлению, в трубке послышался голос Райана.
   – Прогноз погоды мне не нужен, – вместо приветствия сказал он.
   – Около двадцати градусов, и я намазалась солнцезащитным кремом.
   – Злая ты все-таки, Бреннан.
   Я промолчала.
   – Давай поговорим о Сен-Жовите.
   – Продолжай.
   Я взяла ручку и начала рисовать треугольники.
   – Мы узнали имена четверых из сарая.
   Я ждала.
   – Семья. Мать, отец и сыновья-близнецы.
   – Разве мы это уже не выяснили?
   Послышался шорох бумаги.
   – Брайан Гилберт, двадцать три года, Хайди Шнайдер, двадцать лет, Малахия и Матиас Гилберты, четыре месяца.
   Я добавила к первоначальным треугольникам теневые.
   – Многие женщины восхитились бы моими способностями.
   – Я не такая, как многие женщины.
   – Ты на меня злишься?
   – А должна?
   Я разжала зубы и вдохнула. Он долгое время не отвечал.
   – "Белл Канада", как всегда, не торопится, но в понедельник записи телефонных звонков наконец прислали. Единственный междугородный номер за последний год – на восемь-четыре-три.
   Я остановилась на среднем треугольнике.
   – Кажется, не только твое сердце в Дикси.
   – Здорово.
   – Старые времена еще не забыты.
   – Где?
   – Бофорт, Южная Каролина.
   – Ты честно?
   – Пожилая леди обожала крутить диск телефона; прошлой зимой звонки прекратились.
   – Куда она звонила?
   – Скорее всего, домой. Местный шериф сегодня проверит.
   – Там жила молодая семья?
   – Не совсем. Зацепка в Бофорте заставила меня призадуматься. Звонки поступали регулярно, потом с двенадцатого декабря прекратились. Почему? До пожара оставалось примерно три месяца. Что-то мне это напоминало. Трехмесячный срок. И тут я вспомнил. Именно столько, по словам соседей, жила в Сен-Жовите молодая пара с младенцами. Ты сказала, детям по четыре месяца, значит, они родились в Бофорте, а звонки прекратились, когда они переехали в Сен-Жовит.
   Я ждала продолжения.
   – Я позвонил в "Бофорт мемориал", но там в последний год не рожали мальчиков-близнецов. Попробовал в других клиниках и напал на богатую жилу. Мать припомнили в... – снова шорох бумаги, – ...в "Единой медицинской клинике Бофорт-Джаспер", на Святой Елене. Это остров.
   – Я знаю, Райан.
   – Сельская клиника, преимущественно черные врачи и черные пациенты. Я поговорил с одной из отделения акушерства и гинекологии, после обычной ерунды о врачебной тайне она призналась, что наблюдала за беременной женщиной, подходящей под описание. Женщина пришла на четвертом месяце беременности, носила двойню. Рожать должна была в конце ноября. Хайди Шнайдер. Врач сказала, что запомнила Хайди из-за белого цвета кожи и двойни.
   – Значит, она родила там?
   – Нет. Еще одна причина, почему доктор ее запомнила, – пациентка исчезла. Женщина приходила на прием до шестого месяца, больше не возвращалась.
   – Все?
   – Все, что она рассказала, пока я не прислал по факсу фото со вскрытия. Кажется, оно пару недель будет ей сниться. Потом врач перезвонила в более покладистом настроении. Правда, информация из карточки не так уж и помогла. Хайди не слишком откровенно заполняла формы. Она записала отцом Брайана Гилберта, дала домашний адрес в Техасе, пропустила строку местного адреса и номера телефона.
   – Что в Техасе?
   – Проверяем, мэм.
   – Не начинай заново, Райан.
   – Хорошо ли обучены мальчики в синем в Бофорте?
   – Я их не слишком хорошо знаю. В любом случае юрисдикция полиции Бофорта не распространяется на остров Святой Елены. Он не входит в список городов, поэтому там земля шерифа.
   – С ним мы и встретимся.
   – Мы?
   – Я лечу туда в воскресенье и с удовольствием воспользуюсь услугами местного гида. Понимаешь, кого-то, кто знает язык и местные обычаи. Не представляю, как вы едите овсянку.
   – Не могу. На следующей неделе приезжает Кэти. Кроме того, Бофорт – мое самое любимое место на планете. Если я когда-нибудь и покажу его тебе, то только не во время деловой поездки.
   – Или почему.
   – Что "почему"?
   – Почему вы едите овсянку.
   – Спроси Марию Стюарт.
   – Подумай.
   И думать нечего. Я так же хотела встретиться с Райаном в Бофорте, как зарегистрироваться в качестве возможной кандидатуры в колонке брачных объявлений местной газеты.
   – Что насчет обугленных тел наверху? Возвращаемся к Сен-Жовиту.
   – Пока не знаем.
   – Анна Гойетт появилась?
   – Понятия не имею.
   – Как продвигается дело Клоделя об убийстве?
   – Какое?
   – Обваренная беременная девушка.
   – Не знаю.
   – Ты просто кладезь информации. Сообщи, что найдешь в Техасе.
   Я повесила трубку и взяла диетическую колу. Я не знала, что сегодня будет еще много телефонных звонков.
   Весь день я работала над докладом, который собиралась представить на собрании Американской ассоциации физической антропологии в первых числах апреля. Как всегда, переживала, что все оставляю на последнюю минуту.
   В три тридцать, когда я разбирала фотографии и сканированные снимки с компьютерной томографии, телефон зазвонил снова.
   – Тебе надо больше отдыхать.
   – Некоторые из нас работают, Райан.
   – По адресу в Техасе находится дом Шнайдеров. По словам родителей; которые, кстати, никогда не выиграют в "Последнем шансе", Хайди и Брайан появились где-то в августе и оставались у них, пока не родились дети. Хайди отказалась от предродового ухода и родила дома с помощью повитухи. Легкие роды. Никаких осложнений. Счастливые бабушка с дедушкой. Потом в начале декабря семью посетил мужчина, неделю спустя на грузовике приехала пожилая леди и увезла молодую семью.
   – Куда?
   – Родители понятия не имеют. Хайди с Брайаном больше не звонили.
   – Что за мужчина?
   – Не знаю, но родители говорят, что он перепугал супругов до смерти. Когда гость ушел, они спрятали младенцев и отказались выходить из дома, пока не появилась пожилая женщина. Папе Шнайдеру он тоже не понравился.
   – Почему?
   – Выглядел плохо. Говорит, напоминал ему... Дай посмотрю точно, – я представила, как Райан листает блокнот, – ..."чертова скунса". Поэтично, не находишь?
   – Папаша настоящий Йейтс. Еще что-нибудь?
   – Говорить с этими ребятами – все равно что беседовать с моим попугаем, но есть еще кое-что.
   – Ты держишь попугая?
   – Мама сказала, Хайди и Брайан состояли в какой-то группе. Они жили все вместе. Готова?
   – Уже проглотила четыре упаковки валиума. Говори.
   – В Бофорте, Южная Каролина.
   – Подходит.
   – Как ботинки "Бруно Магли".
   – Что еще они сказали?
   – Ничего существенного.
   – А Брайан Гилберт?
   – Они познакомились с Хайди два года назад в колледже, оба бросили учебу чуть позже. Мама Шнайдер полагает, что он из Огайо. Говорит, у него смешной акцент. Мы проверяем.
   – Ты сказал им?
   – Да.
   Мы замолчали. Самая скверная часть работы детектива – сообщать об убийстве, вот чего они боятся больше всего на свете.
   – Я все-таки мог бы воспользоваться твоими услугами в Бофорте.
   – Я все-таки не поеду. Это работа детектива, а не судебного эксперта.
   – Знание обычаев ускорит процесс.
   – Не уверена, что в Бофорте есть какие-то особые обычаи.
   Через десять минут снова зазвонил телефон.
   – Bonjour, Темперанс. Comment ca va?[30]
   Ламанш. Райан времени зря не терял и хорошо аргументировал свою просьбу. Не могу ли я помочь детективу, лейтенанту Райану, по делу в Бофорте? Расследование особенно тонкое, а представители средств информации уже беспокоятся. Мое время и расходы оплатят.
   Пока мы говорили, зажглась лампочка сообщения, я пропустила звонок. Я пообещала Ламаншу подумать и повесила трубку.
   Сообщение от Кэти. Планы на следующую неделю прояснились. Она приедет домой на выходные, но потом собирается присоединиться к друзьям на острове Хилтон-Хед.
   Я откинулась на спинку стула подумать, взгляд уткнулся в экран компьютера с неоконченным докладом. Мы с Кэти поедем в Бофорт на выходные, и я смогу там поработать. Потом она отправится на Хилтон-Хед, а я останусь помогать Райану. Ламанш будет счастлив. Райан будет счастлив. И Бог свидетель, лишние деньги мне не помешают.
   Причины не ехать тоже имелись.
   После звонка Райана у меня из головы не выходил Малахия. Я видела его полуоткрытые глаза, изуродованную грудь, крошечные пальчики, сжатые в предсмертной судороге. Я думала о его мертвом близнеце и родителях и убитых горем бабушке с дедушкой. Надо избавиться от тоски, хотя бы ненадолго.
   Я проверила расписание курсов на следующую неделю. В четверг запланирован фильм по эволюции человека. Можно перенести. Дон Иогансон научит уму-разуму и во вторник.
   Тест по костям на курсе остеологии, потом лабораторная в полевых условиях. Я быстро позвонила. Без проблем. Алекс меня подменит, если я все подготовлю к занятию.
   Я посмотрела в записную книжку. В этом месяце больше никаких собраний комиссии. С послезавтрашнего дня ни одного студента до конца следующей недели. Да и откуда бы им взяться? Вчера я, похоже, поговорила в университете с каждым.
   Должно получиться. Если на то пошло, мой долг – помогать по мере возможностей. Пусть даже такой малостью. Я не могу вернуть Малахии румянец или закрыть жуткую рану в его груди. Не могу утешить боль старших Шнайдеров или вернуть им ребенка и внуков. Но я могу участвовать в поимке психопата, их убившего. И даже спасти будущего Малахию.
   "Если собралась помочь, вперед, Бреннан".
   Я позвонила Райану и сообщила, что буду в его распоряжении в понедельник и вторник. Позже дам знать, где остановилась.
   Тут мне пришла в голову еще одна мысль, и я снова набрала номер. Потом позвонила Кэти. Объяснила ей свой план, она проголосовала обеими руками "за". Кэти зайдет за мной в пятницу, и мы поедем на моей машине.
   – Сейчас же отправляйся в поликлинику и сделай тест на туберкулез, – распорядилась я. – Подкожный, не просто мазок. Возьми результаты в пятницу перед приездом.
   – Зачем?
   – У меня родилась великолепная идея для твоего проекта, но нам нужны анализы. И раз уж ты все равно будешь в поликлинике, сделай заодно копию записей о вакцинации.
   – Чего?
   – Записей о сделанных прививках. Ты прилагала их к своей карточке при поступлении в университет. И привези все, что выдал ваш профессор для проекта.
   – Зачем?
   – Увидишь.

15

   Четверг прошел в лекциях и консультациях. После обеда я попросила Пита взять Птенчика на выходные. Гарри позвонила около десяти и сообщила, что семинар закончился. Ее пригласили на ужин к профессору в пятницу. Она не собирается уезжать на выходные.
   Я разрешила Гарри оставаться сколько угодно. Не спросила, где она пропадала всю неделю, почему не звонила. Я несколько раз пыталась дозвониться ей и так и не получила ответа, в том числе дважды после полуночи. Об этом я тоже не стала упоминать.
   – Ты встречаешься на следующей неделе с Райаном в Техасе? – спросила она.
   – Похоже, так.
   У меня поползли вверх брови. Откуда она знает?
   – Желаю хорошо повеселиться.
   – Гарри, я еду исключительно по работе.
   – Конечно. Но он все-таки красавчик.
   – Его предков откармливали трюфелями.
   – Что?
   – Проехали.
   В пятницу утром я написала вопросы, подобрала фрагменты костей и разложила их на столах. Алекс, мой ассистент, распределит карточки и экземпляры в номерной последовательности и засечет время, за которое студенты соберут скелет. Самый популярный тест по костям.
   Кэти появилась вовремя, и в полдень мы уже ехали на юг. Градусник показывал больше двадцати градусов, небо по цвету напоминало рекламные проспекты Французской Ривьеры. Мы надели очки от солнца и открыли окна, чтобы ветер трепал волосы. Я вела машину, а Кэти предпочла слушать рок-н-ролл.
   Мы поехали по южной дороге Ай-77 через Колумбию, свернули на юго-восточную Ай-26 и снова на южную Ай-95. У Йемасси уехали с шоссе и полетели по узким проселочным дорогам. Мы болтали, смеялись и останавливались где хотели. Шашлыки в Морисис-Пигги-парк. Снимок на фоне развалин церкви Олд-Шелдон, сожженной Шерманом после похода за море. Как приятно не зависеть от расписаний и вместе с дочерью ехать туда, где мне дышится легче всего на свете.
   Кэти рассказала мне об учебе, о мужчинах, с которыми встречалась. По ее словам, не лучшие кандидаты в мужья. Поделилась историей о теперь рассыпавшемся плоте, который чуть не нарушил ее планы на весенние каникулы. Описала девушек, с которыми жила в комнате в Хилтон-Хед, и я смеялась, пока не заболел живот. Да, это моя дочь: чувство юмора чернее, чем у вампиров. Я никогда не была ближе к ней, чем в тот момент, на какое-то время стала молодой и свободной и забыла об убитых младенцах.
   В Бофорте мы миновали воздушно-морскую станцию, ненадолго остановились в Бай-Ло, попетляли по городу и подъехали по мосту Вудс-Мемориал к острову Ледис. Наверху я остановилась и взглянула на порт Бофорта: его вид всегда меня воодушевлял.
   В детстве я проводила лето в Бофорте, да и во взрослом состоянии тоже, связь прервалась лишь недавно, когда я начала работать в Монреале. Я наблюдала за тем, как плодились закусочные быстрого питания и строился правительственный центр графства, окрещенный местными Тадж-Махалом. Дороги расширили, автомобилей стало больше. Теперь острова стали домом для игроков в гольф и владельцев кооперативных квартир. Но Бэй-стрит остается неизменной. Особняки возвышаются во всем своем довоенном великолепии в тени черных дубов, покрытых луизианским мхом. В жизни так мало постоянства, но я нахожу утешение в размеренной жизни Бофорта. Воды времени неохотно отступают в океан вечности.
   Когда мы спускались с другой стороны моста, впереди слева показалась колония лодок, пришвартованных у Фэктори-Крик, небольшого заливчика около реки Бофорт. Вечернее солнце отражалось в их окнах и светилось белизной на мачтах и палубах. Я проехала еще километр по двадцать первому шоссе, потом повернула на парковку у ресторана "Дары моря Олли". Поплутав среди дубов, отправилась в конец стоянки и припарковалась у самой воды.
   Мы с Кэти захватили сумки, продукты и направились от ресторана к острову Ледис-Марина. По обе стороны лежали еще не затопленные приливом берега моря, зеленые весенние побеги пробивались рядом с прошлогодними темными колючками. Болотные крапивники жалобно скрипели, когда мы проходили мимо, и шныряли туда-сюда между рогозами и болотной травой. Я вдыхала мягкую смесь запаха соленой воды, хлорофилла и гниющей растительности и радовалась возвращению.
   Дорожка от берега вела, словно туннель, через главное управление гавани, квадратное белое здание с узким проходом на третьем этаже на крыше и открытой верандой на первом. Справа двери вели в умывальни и прачечные. Офисы "Апекс реалити", строителя парусных судов и владельца гавани, располагались слева.
   Мы прошли через туннель, спустились на дрейфующий трап с горизонтальными деревянными стояками и свернули к самым дальним докам. По пути Кэти рассматривала каждую попавшуюся лодку. "Экстази", двенадцатиметровый "Морган" из Норфолка, Виргиния. "Блю Палм", сделанная на заказ шестнадцатиметровая лодка со стальным корпусом и парусом, как для кругосветного путешествия. "Хиллбилли Хевен", классическая моторная яхта тридцатых годов, когда-то элегантная, а теперь потрепанная и уже непригодная для морского плавания.
   "Мелани Тесс" стояла последней справа. Кэти оглядела почти тринадцатиметровый "Крис-Крафт", но промолчала.
   – Погоди секунду, – сказала я, кидая сумки на пристани. Ступила на палубу, поднялась на мостик и набрала комбинацию чисел на ящике с инструментами справа от сиденья капитана. Потом вынула ключ, открыла дверь в кормовую часть лодки, откинула задвижку и спустилась на три ступеньки в главную каюту. Внутри веяло прохладой, пахло деревом, медью и сосновым дезинфицирующим средством. Я открыла вход со стороны порта, Кэти передала мне продукты и сумки и взошла на борт.
   Мы с дочерью без слов кинули вещи в главной каюте и побежали исследовать яхту. Эта традиция появилась, когда Кэти была еще маленькой, и останется самым любимым пунктом программы, сколько бы мне ни исполнилось. "Мелани Тесс" я не то чтобы не знала, но не видела лет пять и очень хотела взглянуть на изменения, которые расписывал Сэм.
   Мы обнаружили камбуз в двух шагах от салона. Там стояла плита с двумя горелками, раковина и деревянный холодильник со старинным вместилищем для льда. На полу положен паркет, стены, как и везде, из тика. По правому борту – уголок для столовой, а на диванчике валяются ярко-розовые и зеленые подушки. Чуть дальше камбуза расположились чулан, гальюн и V-образная койка, просторная даже для двоих.
   На корме находилась каюта хозяина, а в ней – кровать королевских размеров и зеркальные шкафы. Как в салоне и в столовой, стены – из тика, украшения – из ярких материалов. Кэти с облегчением обнаружила в хозяйском гальюне душ.
   – Здорово, – сказала Кэти, – можно мне занять V-образную кровать?
   – Ты точно туда хочешь? – спросила я.
   – Сто процентов. Там так удобно, я устрою себе маленькое гнездышко и поставлю на полки все свои мелочи.
   Она притворилась, будто расставляет и поправляет какие-то вещи.