– О нет! – не сдержалась я.
   – Est-ce qu’il у a un probleme?[22]
   – Non. Pas de probleme.[23]
   Я сказала, что сейчас спущусь.
   Никаких проблем? Кого я обманываю?
   В лифте я повторила:
   – О нет!

10

   – Что ты здесь делаешь?
   – Ну, могла бы и обрадоваться, старшая сестренка.
   – Я... конечно, я рада тебя видеть, Гарри. Просто ты так неожиданно.
   Я меньше бы удивилась, если бы охранник заявил, будто внизу меня ждет Тедди Рузвельт. Она фыркнула:
   – Какая теплая встреча!
   Моя сестра сидела в вестибюле здания управления безопасности Квебека, окруженная пакетами "Ниман Маркус" и парусиновыми сумками разных форм и размеров. Она носила красные ковбойские сапоги, украшенные черными и белыми петельками, и подходящую кожаную куртку с бахромой. Когда Гарри встала, я заметила, что ее джинсы достаточно тесны, чтобы перебить кровообращение. И все заметили.
   Гарри обняла меня. Сестричка сознавала, какое впечатление производит на окружающих, но совсем не стеснялась. Особенно когда окружающие обладают набором Y-хромосом.
   – Брр, как здесь дьявольски холодно! Я так заледенела, что могу текилу охлаждать. – Она съежилась и обхватила грудную клетку руками.
   – Да.
   Сравнение до меня не дошло.
   – Мы собирались сесть в полдень, но дурацкий снег заставил самолет покружить. Ну вот я и здесь, старшая сестричка.
   Она опустила плечи и распахнула мне объятия. Бахрома куртки заколыхалась из стороны в сторону. Гарри выглядела так неуместно, просто удивительно. Как апельсин в тундре.
   – Ладно. Замечательно. Какой сюрприз. Ну. Я... что привело тебя в Монреаль?
   – Я все расскажу. Полный отпад. Когда узнала, ушам не поверила. То есть прямо здесь, в Монреале, и так далее.
   – Что за "отпад", Гарри?
   – Мой семинар, помнишь? Я рассказывала, Темпе, когда звонила в прошлые выходные. Я сходила туда. Записалась на учебные курсы в Хьюстоне и подсела на это дело. Никогда так не торчала. Первый уровень пролетела в мгновение ока. То есть правда пролетела. Некоторым людям нужны годы, чтобы осознать свой внутренний мир, а я изучила его за несколько недель. Научилась некоторым мощным терапевтическим приемам и взяла под контроль свою жизнь. А когда меня пригласили на семинар второго уровня, прямо сюда, где живет моя сестричка, я собрала вещички и двинула на север.
   Чистые голубые, окаймленные комочками туши глаза Гарри сияли.
   – Ты приехала на семинары?
   – Именно. Все расходы оплачиваются. Ну почти все.
   – Сейчас ты мне все подробно расскажешь, – сказала я, надеясь, что история получится недлинная.
   Я не знала, уживутся ли провинция Квебек и Гарри вместе.
   – Совершенный отпад, – отозвалась она, перефразируя свою изначальную фразу с некоторыми подробностями.
   – Пошли наверх, я соберусь. Или, может, подождешь здесь?
   – Ни за что. Хочу посмотреть, где работает покойницкий врач. Веди.
   – Чтобы получить пропуск, надо показать документ с фотографией, – кивнула я на охранника за столом.
   Он с ухмылкой наблюдал за нами и заговорил прежде, чем мы успели двинуться.
   – Votre soeur?[24] – взревел он на весь вестибюль, переглядываясь с другими охранниками.
   Я кивнула. Теперь, очевидно, все знали, что Гарри моя сестра, и находили это чрезвычайно забавным. Охранник махнул в сторону лифта.
   – Merci, – промямлила я и уничтожила его взглядом.
   – Merci, – медленно произнесла Гарри, одарив каждого охранника лучезарной улыбкой.
   Мы собрали пожитки Гарри и поехали на пятый этаж, сложили пакеты в коридоре рядом с моим кабинетом. Внутри все равно не поместятся. Количество сумок вызывало подозрения по поводу длительности ее визита.
   – Черт, твой кабинет выглядит так, будто по нему промчался ураган.
   Несмотря на рост метр семьдесят пять и модельную худобу, Гарри заполнила собой все пространство.
   – Здесь небольшой беспорядок. Я только выключу компьютер, соберу вещи, и пойдем домой.
   – Не торопись, у меня есть время. Я пока поговорю с твоими друзьями.
   Она смотрела на ряд черепов, откинув голову назад так, что кончики волос сплетались с бахромой на подоле куртке. Пряди были даже светлее, чем раньше.
   – Привет, – обратилась она к первому, – решил завязать, пока ты всему голова, не так ли?
   Я не смогла сдержать улыбку. Ее краниальный друг смог. Пока Гарри занималась полкой, я отключила компьютер, собрала дневники и книги Дейзи Жанно. Я собиралась вернуться рано утром, так что забирать незаконченные отчеты не стала.
   – Что у тебя новенького? – спросила Гарри у четвертого черепа. – Не хочешь говорить? О, ты такая сексуальная, когда не в настроении.
   – Она всегда не в настроении. – В дверях стоял Эндрю Райан.
   Гарри повернулась и смерила детектива взглядом. Медленно. Потом две пары голубых глаз встретились.
   – Как дела?
   Улыбка сестры, предназначавшаяся охранникам, не шла ни в какое сравнение с той, что она подарила Райану. В ту же секунду я поняла, что катастрофа неминуема.
   – Мы как раз уходили, – заявила я, застегивая компьютерный чехол.
   – И?..
   – Ну что, Райан?
   – Новая компания?
   – Хороший детектив всегда заметит очевидное.
   – Генриетта Ламур, – представилась сестра, протягивая руку. – Я младшая сестра Темпе.
   Она, как обычно, подчеркнула разницу в возрасте.
   – Похоже, вы не здешняя, – протянул Райан.
   Бахрома затряслась в такт рукопожатию.
   – Ламур? – пораженно переспросила я.
   – Хьюстон. Это в Техасе. Бывал там когда-нибудь?
   – Ламур? – повторила я. – Что случилось с Карга?
   – Пару раз. Милый городишко.
   Райан все разыгрывал из себя Бретта Маверика.
   – Или Дэвуд?
   Тут я удостоилась ее внимания.
   – Интересно, с чего бы я должна носить фамилию этого тормоза? Ты помнишь Эстебана? Единственного человека в мире, уволенного с должности рабочего на складе супермаркета за тупость?
   Эстебан Дэвуд был ее третьим мужем. Я не помнила его лица.
   – Вы со Страйкером уже развелись?
   – Нет. Но я выбросила его на свалку вместе с дурацкой фамилией. Карга! О чем я думала? Как можно жить с фамилией Карга? Как смотреть в глаза потомкам? Миссис Карга? Сестра Карга? Прапрадедушка Карга?
   Райан присоединился:
   – Неплохо, если ты одинокая Карга.
   Гарри захихикала.
   – Да, но я не хочу когда-нибудь превратиться в старую Каргу.
   – Готово. Пойдем отсюда.
   Я взяла куртку.
   – Бержерон сказал, есть результаты, – проговорил Райан.
   Я остановилась и посмотрела на него. Он посерьезнел.
   – Симоне?
   Он кивнул.
   – Что-нибудь о телах наверху?
   – Бержерон думает, они тоже из Европы. Или по крайней мере там им сверлили и пломбировали зубы. Есть какое-то различие в технике. Интерпол ведет поиск в Бельгии, из-за Симоне, но пока там ничего. У пожилой дамы нет семьи, так что здесь тупик. Королевская конная полиция не нашла никаких зацепок в Канаде. То же в Национальном центре картографической информации США. В Штатах ничего.
   – Рогипнол достать здесь сложно, а те двое накачались им под завязку. Связь с Европой может объяснить появление наркотика.
   – Может.
   – Ламанш говорит, в телах из сарая нет ни алкоголя, ни наркотиков. А Симоне слишком обгорела для анализа.
   Райан все знал. Я раздумывала вслух.
   – Боже, Райан, прошла неделя, а мы все еще никого не опознали.
   – Ага.
   Он улыбнулся Гарри, та внимательно прислушивалась. Их флирт уже начал действовать мне на нервы.
   – Ты не нашел улик в доме?
   – Ты, наверное, слышала о небольшой заварушке на Уэст-Айленд, во вторник? "Рок-машина" спустила собак на двух "Ангелов ада". "Ангелы" открыли ответный огонь и оставили после себя одного убитого и трех тяжело раненных "машинистов". Так что мне работы хватало.
   – Патриция Симоне получила пулю в лоб.
   – А байкеры подстрелили двенадцатилетнего ребенка, который шел на тренировку по хоккею.
   – О Боже. Слушай, я не говорю, что ты тянешь резину, но кто-то должен был хватиться этих людей. Речь идет о целой семье, черт возьми. Плюс еще двое. В доме должны быть какие-то улики.
   – Специалисты вынесли оттуда сорок семь коробок всякого хлама. Мы просматриваем его, но пока без толку. Ни писем. Ни чеков. Ни фотографий. Ни списков покупок. Ни записных книжек с адресами. Счета за телефон и вывоз мусора оплачивала Симоне. Печное топливо привозили раз в год, она платила заранее. Мы не нашли никого, кто бы заходил в дом, после того как его сняла Симоне.
   – А налог на собственность?
   – Гильон. Платил официальным чеком компании "Ситикорп" из Нью-Йорка.
   – Оружие нашли? – спросила я.
   – Нет.
   – Значит, самоубийство не проходит.
   – Да. И вряд ли бабуля пришила всю семейку.
   – Вы проверили адрес?
   – Ничего. Туда ни разу не вызывали полицию.
   – Записи телефонных звонков?
   – На подходе.
   – А что машины? Разве их не регистрировали?
   – Обе на Гильона. На адрес в Сен-Жовите. Он же платил по страховке.
   – У Симоне есть водительские права?
   – Да, бельгийские. Чистые.
   – Медицинская страховка?
   – Нет.
   – Что-нибудь еще?
   – Ничего.
   – Кто обслуживал машины?
   – Похоже, Симоне ездила в город на станцию. Описание совпадает. Она платила наличными.
   – А дом? Женщина пожилого возраста не может сама заниматься ремонтом.
   – Там явно жили еще люди. Соседи говорят, пара с детьми появилась несколько месяцев назад. Они видели, как подъезжали и другие автомобили. Иногда в больших количествах.
   – Может, она взяла квартирантов?
   Мы повернулись к Гарри.
   – Ну, знаете, сдавала комнаты?
   Мы с Райаном дали ей продолжить.
   – Проверьте объявления в газетах. Или на церквях.
   – Кажется, она не ходила в церковь.
   – Может, она распространяла наркотики. Вместе с тем парнем, Гильоном. Вот почему ее убили. Вот почему нет никаких свидетельств.
   Глаза моей сестры расширились от возбуждения. Гарри увлеклась.
   – Может, она пряталась.
   – Кто такой Гильон? – спросила я.
   – Ни здесь, ни там записей в полиции нет. Бельгийские копы им уже занимаются. Парень жил сам по себе, никто о нем ничего не знает.
   – Как и о старушке.
   Мы с Райаном уставились на Гарри. Неплохое замечание. Заверещал телефон, показывая, что линии переключили на вечерний режим работы. Райан посмотрел на часы.
   – Ну, надеюсь увидеть вас обеих вечером.
   – И не надейся. Мне надо закончить отчет по Николе.
   Гарри открыла рот, но, заметив мой взгляд, промолчала.
   – Все равно спасибо, Райан.
   – Enchante[25], – сказал он Гарри, потом повернулся и вышел в коридор.
   – Красавчик ковбой.
   – Даже и не думай, Гарри. В его черной записной книжечке больше имен, чем на желтых страницах Омахи.
   – Просто смотрю, дорогая. Это еще не запрещено.
* * *
   Хотя было еще пять часов, уже сгустились глубокие сумерки. Фары и уличные фонари светили сквозь падающий снег. Я открыла и завела машину, потом несколько минут чистила окна и ветровое стекло, пока Гарри искала подходящую радиостанцию. Когда я забралась внутрь, мое обычное "Вермонт паблик радио" сменила местная рок-станция.
   – Здорово, – одобрила Гарри Митсоу.
   – Она из Квебека, – сообщила я, вывернула руль и дала задний ход, пытаясь выдернуть "мазду" из снежной колеи. – Долго считалась самой крутой.
   – Я имела в виду французский рок-н-ролл. Здорово.
   – Да.
   Передние колеса выскочили на асфальт, и я присоединилась к потоку автомобилей.
   Гарри слушала песню, пока мы пробирались извилистой дорогой на запад, к Сентервиллю.
   – Она поет про ковбоя? Mon[26] ковбой?
   – Да, – ответила я, сворачивая на Вигер. – Наверное, он ей нравится.
   Мы потеряли Митсоу, когда въехали в туннель Виль-Мари.
* * *
   Через десять минут я уже закрывала дверь своей квартиры. Показала Гарри спальню для гостей и пошла на кухню проверить запасы провизии. Я собиралась навестить "Этуотер маркет" в выходные, так что много не обнаружила. Когда подошла Гарри, я Переворачивала крошечный чуланчик, так называемую кладовую.
   – Я приглашаю тебя на ужин, Темпе.
   – Да?
   – То есть "Обретение внутренней жизни" приглашает тебя на ужин. Я же говорила. Они оплачивают мои расходы. Ну, по крайней мере до двадцати долларов за ужин. Остальное по карточке Гови "Дайнерс клаб".
   Гови – ее второй муж и, возможно, источник того, что прячется в пакетах "Ниман Маркус".
   – Почему эта самая "Внутренняя жизнь" оплачивает твою поездку?
   – Потому что я очень хорошо учусь. На самом деле мне предоставили особые условия. – Она театрально подмигнула, открыв рот и сморщив правую часть лица. – Обычно так не делают, но они правда хотят, чтобы я не теряла оборотов.
   – Ну, если ты уверена. Чего тебе хочется?
   – Действовать!
   – Я имела в виду еду.
   – Все, что угодно, только не барбекю.
   Я задумалась.
   – Индийское?
   – Катальпа или пайуте?
   Гарри гикнула. Она всегда любила собственные шутки.
   – "Индийская звезда" всего в двух кварталах отсюда. Они делают восхитительную хорму.
   – Ух ты. Кажется, я никогда не пробовала индийской кухни. И уж точно никогда – французско-индийской. В любом случае не думаю, что у нас получится съесть карму.
   Я только головой покачала.
   – Я выгляжу так, будто прошла шестьдесят километров пешком, – объявила Гарри, изучая несколько длинных прядей. – Надо провести ремонтные работы.
   Я пошла в спальню, надела джинсы, взяла ручку с бумагой и зарылась в подушки на кровати. Открыла первый дневник и отметила дату начальной записи: 1 января 1844 года. Выбрала одну из библиотечных книг, нашла раздел, посвященный Элизабет Николе, и посмотрела день ее рождения. 18 января 1846-го. Дядя завел дневник за два года до появления Элизабет.
   Луи-Филипп Беланже писал твердым почерком, но записи выцвели от времени. Чернила стали темно-коричневыми, кое-где слова расплылись до неузнаваемости. К тому же он говорил на старинном французском и сыпал незнакомыми терминами. Через полчаса у меня застучало в висках, появилось всего несколько заметок.
   Я откинулась назад и закрыла глаза. В ванной еще лилась вода. Я устала и разочаровалась. Ни за что не прочту это за два дня. Лучше потрачу несколько часов у ксерокса, а потом почитаю дневники на досуге. Копировать материалы Жанно не запрещала. Для оригинала так будет даже лучше, решила я.
   Искать ответ прямо сейчас нужды нет. В конце концов, в отчете не требуется ничего объяснять. Я видела только то, что было в костях. Опишу свои изыскания и оставлю добрым сестрам теорию. Или вопросы.
   Может, они не поймут. Может, не поверят мне. Или встретят известия без восторга. Или нет? Повлияет ли отчет на заявку Ватикану? Сделать ничего нельзя. Я уверена, что не ошибаюсь насчет Элизабет. Просто не могу представить, что это значит.

11

   Гарри разбудила меня через два часа. Она умылась, высушила волосы и что там еще подразумевали ремонтные работы. Мы собрались и пошли на улицу Сен-Катарин. Снег уже не падал, но скрывал все вокруг, немного приглушая шум города. Дорожные знаки, деревья, почтовые ящики и припаркованные машины надели пушистые белые шапки.
   В ресторане посетителей было немного, и нас тут же усадили за столик. Когда мы сделали заказ, я спросила Гарри о семинарах.
   – Полный отпад. Я научилась думать и жить совершенно по-новому. Это не какой-нибудь восточный мистицизм и дешевая наколка. Не говоря уже о зельях, или кристаллах, или Тральной защите и подобной чуши. Я научилась контролировать свою жизнь.
   – Как?
   – Я научилась самопознанию, прохожу очищение через духовное пробуждение. Достигаю внутреннего покоя через целостное здоровье и излечение.
   – Духовное пробуждение?
   – Не пойми меня неправильно, Темпе. Это не та чушь о возрождении, которой нас потчевали евангелисты дома. Никаких раскаяний, или веселого щебетания во славу Господа, или праведного прохождения через пламя.
   – И чем они отличаются?
   – Там все завязано на проклятии, и вине, и принятии своей доли грешника, и обращению к Господу, чтобы он позаботился о тебе. Я не покупала у монахинь программки, и тридцать восемь лет жизни не изменили моего мнения.
   Мы с Гарри провели юные годы в католических школах.
   – Здесь я сама о себе забочусь.
   Она ткнула себя в грудь наманикюренным ногтем.
   – Как?
   – Темпе, ты что, издеваешься?
   – Нет. Просто интересно, что надо делать.
   – Познавать свое тело и разум, потом очищаться.
   – Гарри, не надо забрасывать меня теорией. Что ты делаешь?
   – Ну, правильно питаюсь, правильно дышу и – ты заметила, что я отказалась от пива? Очищаюсь.
   – И много денег ты заплатила за семинары?
   – Я же говорила. Они отказались от платы да еще и выдали мне билет на самолет.
   – А в Хьюстоне?
   – Там, да, конечно, кое-что я заплатила. Они не могут совсем ничего не брать. Грандиозные люди.
   Тут нам принесли еду. Я заказала хорму из телятины. Гарри – овощное карри с рисом.
   – Видишь? – Она кивнула на свою тарелку. – Больше никаких трупов животных. Я очищаюсь.
   – Где ты нашла эти курсы?
   – В общинном колледже графства Норт-Харрис.
   Принимается.
   – Когда ты начинаешь?
   – Завтра. Семинар идет пять дней. Я тебе все расскажу. Правда. Буду приходить домой каждый вечер и докладывать, что конкретно мы делали. Ничего, если я поживу у тебя?
   – Конечно. Я правда рада тебя видеть, Гарри. И мне очень интересно то, чем ты занимаешься. Но я уезжаю в Шарлотт в понедельник.
   Я порылась в заднем кармане сумочки, нашла запасные ключи и вручила ей.
   – Можешь оставаться сколько захочешь.
   – Никаких шумных вечеринок, – заявила она, наклонившись вперед и погрозив мне пальцем. – За домом будет приглядывать моя знакомая.
   – Да, мам, – ответила я.
   Несуществующая бдительная знакомая женщина была, наверное, старейшей шуткой в нашей семье.
   Гарри подарила мне фирменную сияющую улыбку и положила ключи в карман джинсов.
   – Спасибо. Ладно, хватит обо мне. Давай расскажу, что задумал на сей раз Кит.
   Следующие полчаса мы обсуждали последний проект моего племянника. Кристофер Говард получился от второго брака Гарри. На восемнадцатилетие он получил значительную сумму от отца, купил пятнадцатиметровый парусник и занялся его ремонтом. Зачем, Гарри не понимала.
   – Расскажи мне еще раз, как Гови выбрали имя?
   Я знала историю наизусть, но любила ее послушать.
   – Мама Гови сбежала сразу после того, как он родился, а папаша еще раньше. Она оставила Гови на ступенях приюта в Бейсике, в Техасе, с запиской, приколотой к одеяльцу. В ней говорилось, что мама вернется, а ребенка пусть назовут Говард. Парни из приюта не поняли, что она имела в виду: имя или фамилию, и решили не рисковать. Его крестили как Говарда Говарда.
   – Чем сейчас занимается Гови?
   – Все теми же нефтяными скважинами, а еще охотится за каждой юбкой в Западном Техасе. Но он очень добр ко мне и Киту.
   Когда мы поели, официант унес тарелки и я заказала кофе. Гарри отказалась: стимулирующие средства мешают очищению. Мы помолчали. Потом:
   – Так где хотел с тобой встретиться ковбой?
   Я бросила помешивать кофе и попыталась сообразить, о ком она. Ковбой?
   – Коп с потрясающей задницей.
   – Райан. Он собирается в клуб "Херли". Сегодня День святого...
   – О, черт, и правда! – Она посерьезнела. – Наш долг перед предками – присоединиться к прославлению великого святого, пусть даже малыми средствами.
   – Гарри, я давно...
   – Темпе, но если бы не святой Патрик, наших предков съели бы змеи и мы никогда не появились бы на свет.
   – Я не говорю...
   – А сейчас, когда ирландцы оказались в таком трудном положении...
   – Дело не в этом, как ты прекрасно знаешь.
   – Далеко отсюда до "Херли"?
   – Пара кварталов.
   – Решено. – Она распростерла руки ладонями кверху. – Идем туда, слушаем пару песенок, уходим. Мы же не на ночь в опере подписываемся.
   – Я такое и раньше слышала.
   – Нет, обещаю. Как только ты захочешь, мы сразу уйдем. Эй, мне тоже с утра рано вставать.
   Довод впечатления не произвел. Гарри из тех людей, что не спят сутками.
   – Темпе. Тебе надо хоть изредка выходить в свет.
   А этот произвел.
   – Хорошо. Но...
   – Хо-хо. Да хранят тебя святые, мошенник.
   Гарри сигналила официанту, чтобы тот принес счет, а у меня сжимался в комок желудок. Когда-то мне нравились ирландские пабы. Любые пабы. Я не хотела открывать старый послужной список и делать в нем новые записи.
   "Расслабься, Бреннан, чего ты боишься? Ты уже ходила в "Херли" и не утонула в пиве. Правильно. Что же ты дрожишь?"
* * *
   Гарри мило болтала всю дорогу от Сен-Катарин до Кресчент. В девять тридцать на улице уже собралась толпа, парочки и полицейские смешались с последними покупателями и туристами. Все носили тяжелые пальто с шарфами и шляпами. Люди выглядели толстыми и неповоротливыми, как кусты, завернутые и подвязанные на зиму.
   Часть Кресчент над Сен-Катарин – английская "улица мечты": по обе стороны расположены бары для одиночек и модные рестораны. "Хард-рок кафе". "Четверг". "У сэра Уинстона Черчилля". Летом зрители потягивают напитки на балконах и наблюдают за романтичными танцами внизу. Зимой все перебираются внутрь.
   Немногие, кроме завсегдатаев "Херли", заходят дальше Сен-Катарин. Но только не в День святого Патрика. Когда мы подошли, очередь уже выстроилась от входа, по лестнице и до угла.
   – Черт, Гарри. Я не собираюсь отморозить себе задницу. Я не хотела упоминать о предложении Райана.
   – Ты здесь знаешь кого-нибудь?
   – Я не завсегдатай.
   Мы молча встали в очередь и начали переминаться с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Это напомнило мне о монахинях из Мемфремагога, а потом и о незаконченном отчете по Николе. И о дневниках на тумбочке возле кровати. И об отчетах об убитых младенцах. И о занятиях в Шарлотте на следующей неделе. И о докладе, который я собиралась представить на собрании по физической антропологии. Лицо онемело от холода. Зачем я позволила Гарри себя уговорить?
   В десять вечера постоянные посетители редко выходят из пабов. Через пятнадцать минут мы продвинулись всего на полметра.
   – Я чувствую себя замороженным полуфабрикатом, – пожаловалась Гарри. – Ты точно не знаешь никого внутри?
   – Райан говорил, я могу воспользоваться его именем, если будет очередь.
   Мои представления о равноправии не выдержали перед угрозой обморожения.
   – Сестричка, о чем ты думала?
   Гарри без зазрения совести использовала любой удобный случай.
   Она сошла на тротуар и исчезла в начале очереди. Через минуту я увидела ее у задней двери рядом с особенно громадным представителем Ирландского национального футбольного клуба. Оба махали мне. Стараясь не встречаться взглядом с оставшимися в очереди, я кинулась к лестнице и проскользнула внутрь.
   Я последовала за Гарри и ее спутником через лабиринт комнат, составлявших "Ирландский паб Херли". Каждый стул, полочка, стол, барный стул, каждый квадратный сантиметр пола заполнен одетыми в зеленое завсегдатаями. Вывески и зеркала рекламировали "Басе", "Гиннес" и эль "Килкенни". Здесь пахло пивом и стоял такой дым, что хоть топор вешай.
   Мы протиснулись вдоль каменных стен между столами, кожаными креслами и бочонками и пробились наконец к бару из дуба и меди. Уровень шума превосходил допустимый при взлете самолета.
   Когда мы обошли главный бар, я заметила Райана на высоком деревянном стуле у боковой комнаты. Он прислонился к каменной стене, одной ногой зацепился за нижнее кольцо стула. Другая нога лежит на сиденьях двух пустых стульев справа. Его голова выделялась на фоне квадратного отверстия в камне, окруженного резным зеленым деревом.
   Через окошко виднелось трио, играющее на скрипке, флейте и мандолине. Столы располагались по периметру комнаты, а посредине на невозможно маленьком пятачке прыгали пять танцоров. Три женщины двигались вполне сносно, но молодая пара просто переминалась с ноги на ногу, расплескивая пиво на все подряд в радиусе полутора метров. Никто не обращал на них внимания.
   Гарри обняла футболиста, и он растворился в толпе. Я удивилась, как Райану удалось сохранить для нас стулья. И зачем. Я еще не решила, раздражает меня его уверенность или радует.
   – Слава Богу, – сказал Райан, когда заметил нас. – Рад, что вы таки выбрались, леди. Присаживайтесь и наслаждайтесь.
   Ему пришлось кричать, чтобы мы его услышали.
   Райан подцепил ногой один из свободных стульев, подтянул его поближе и похлопал по сиденью. Гарри без промедления сняла куртку, уложила ее на стул и уселась сверху.
   – При одном условии! – прокричала я.
   Он поднял бровь, на меня уставились голубые глаза.
   – Прекрати изображать ковбоя.
   – Добрая ты, как камень в шоколаде.
   Райан говорил так громко, что на шее вздувались вены.
   – Правда, Райан.
   Я бы никогда не смогла сравниться с ним по мощности голоса.
   – Ладно-ладно. Садись. Я пошла ко второму стулу.
   – Я угощу вас газировкой, мэм.
   Гарри захихикала.
   У меня открылся рот, потом Райан вскочил и расстегнул мою куртку. Положил ее на стул, и я села.
   Райан помахал официантке, заказал "Гиннес" себе и диетическую колу для меня. Я снова обиделась. Неужели я настолько предсказуема?