– Сэнди О’Рейли. Она заменяла тебя в тот день.
   – Сэнди нужны мои часы. Зачем вы пришли?
   Хороший вопрос.
   – Хотела поговорить с тобой и с доктором Жанно.
   – Ее нет.
   – А с тобой мы можем поговорить?
   – Вы ничего для меня не сделаете. Я сама отвечаю за свою жизнь.
   Ее равнодушие пугало меня.
   – Понимаю. Но, по правде говоря, я сама хотела попросить о помощи.
   Анна оглядела коридор, потом снова посмотрела на меня.
   – О какой?
   – Не хочешь выпить кофе?
   – Нет.
   – Мы можем пойти куда-нибудь в другое место?
   Она долго изучала меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Потом кивнула, взяла куртку с вешалки и повела меня вниз по лестнице к задней двери. Пригибаясь под ледяным дождем, мы потащились в гору к центру кампуса, сделали круг и оказались позади музея Редпат. Анна вытащила из кармана ключ, открыла дверь и повела меня по полутемному коридору. В воздухе слегка пахло плесенью и гнилью.
   Мы забрались на третий этаж и сели на длинную деревянную скамью, окруженную костями давно мертвых созданий. Над нами висела китовая белуга, жертва какого-то несчастного случая времен плейстоцена. В искусственном свете кружились частички пыли.
   – Я больше не работаю в музее, но люблю приходить сюда. Подумать.
   Анна смотрела на ирландского лося.
   – Эти животные жили миллионы лет назад в тысячах километров друг от друга, а теперь собрались вместе в одной точке вселенной, навсегда застыли во времени и пространстве. Мне нравится.
   – Да. – Одна из точек зрения на вымирание. – Стабильность теперь встречается редко.
   Девушка странно взглянула на меня, потом снова отвернулась к скелетам. Я смотрела на ее профиль, пока она изучала коллекцию.
   – Сэнди говорила о вас, но я почти не слушала. – Анна так и не повернулась ко мне лицом. – Я до сих пор не знаю, кто вы и что вам нужно.
   – Я подруга твоей тети.
   – Тетя – славная женщина.
   – Да. И твоя мама думала, что с тобой что-то случилось.
   Она кисло улыбнулась. Я явно затронула больную тему.
   – Какое вам дело до того, что думает моя мать?
   – Мне есть дело до сестры Жюльены, а она беспокоилась из-за твоего исчезновения. Твоя тетя не знает, что ты убегала и раньше.
   Анна оторвалась от скелетов и взглянула на меня:
   – Что еще вы обо мне знаете?
   Девушка пригладила волосы. Может, ее оживил холод, а может, отсутствие наставницы. Она стала менее зажатой.
   – Анна, твоя тетя умоляла меня найти тебя. Она не собиралась лезть не в свое дело, просто хотела успокоить твою мать.
   Девушка выглядела неуверенной.
   – Раз уж вы так тщательно занимались расследованием моей жизни, то должны знать, что моя мать сумасшедшая. Стоит мне опоздать домой на десять минут, и она тут же звонит копам.
   – Судя по данным из полиции, ты исчезала чуть больше чем на десять минут.
   Анна сузила глаза.
   "Хорошо, Бреннан. Заставь ее оправдываться".
   – Послушай, Анна, я не хочу вмешиваться. Но если помочь тебе в моих силах, я готова попытаться.
   Я ждала ответа, но Анна молчала.
   "Попробуй по-другому. Может, она откроется".
   – Или ты мне помоги. Я работаю со следователем, и последние дела просто завели нас в тупик. Молодая женщина по имени Дженнифер Кэннон исчезла в Монреале несколько лет назад. Ее тело нашли на прошлой неделе в Южной Каролине. Она училась в Макгилле.
   Выражение лица Анны не изменилось.
   – Ты ее не знала?
   Она молчала, как и кости вокруг нас.
   – Семнадцатого марта убили женщину по имени Кэрол Кэмптуа, ее похоронили на Ile des Sceurs. Ей было восемнадцать.
   Анна потянулась рукой к волосам.
   – Дженнифер Кэннон лежала в могиле не одна.
   Рука упала на колени, потом взлетела обратно к уху.
   – Вторую женщину мы не смогли опознать.
   Я вынула компьютерный набросок и протянула ей. Девушка взяла распечатку, стараясь не встречаться со мной взглядом.
   Бумага слегка дрожала в ее руках, пока она вглядывалась в лицо, которое я недавно создала.
   – Оно настоящее?
   – Лицевая аппроксимация – искусство, а не наука. Уверенности в точности результата нет.
   – Вы сделали рисунок с черепа? – спросила Анна дрожащим голосом.
   – Да.
   – Прическа не та, – едва слышно.
   – Ты узнала лицо?
   – Амали Привенчер.
   – Ты знала ее?
   – Она работает в консультационном центре.
   Анна не поднимала глаз.
   – Когда ты видела ее в последний раз?
   – Пару недель назад. Может, больше, не помню. Я уезжала.
   – Она здесь учится?
   – Что они с ней сделали?
   Я замешкалась, не зная, что сказать. Перепады настроения Анны заставляли подозревать либо неуравновешенность, либо пристрастие к наркотикам. Она не стала дожидаться ответа.
   – Они ее убили?
   – Кто, Анна? Кто они?
   Наконец девушка взглянула на меня. Ее зрачки блестели в искусственном свете.
   – Сэнди рассказывала мне о вашем разговоре. Она права и не права одновременно. В кампусе действует секта, но они не имеют ничего общего с сатаной. А я не имею ничего общего с ними. Амали имеет. Она стала работать в консультационном центре только потому, что они ей приказали.
   – Там вы и познакомились?
   Анна кивнула, потерла костяшками пальцев глаза, вытерла руки о штаны.
   – Когда?
   – Не помню. Недавно. Я тогда совсем запуталась и решила попробовать зайти в центр. Когда я туда приходила, Амали всегда старалась поболтать со мной, делала вид, что ее действительно интересуют мои проблемы. Она никогда не говорила о себе или своих неприятностях. Просто выслушивала меня. У нас оказалось много общего, и мы подружились.
   Я вспомнила слова Реда. Новичкам приказывают изучать потенциальных членов группы, убеждать в общности интересов и завоевывать доверие.
   – Она рассказала о той группе, к которой принадлежала, говорила, что та перевернула ее жизнь. Я решила сходить на одно собрание. Все прошло нормально. – Анна пожала плечами: – Кто-то произнес речь, и мы поели, сделали пару дыхательных упражнений и другую чушь. Меня не зацепило, но я приходила еще несколько раз; просто мне показалось, что я там всем понравилась.
   Бомбардировка любовью.
   – Потом меня пригласили за город. Я обрадовалась и поехала. Мы играли, слушали лекции и пели, делали упражнения. Амали нравилось, но я была не в восторге. Мне казалось, что все это полнейшая ерунда, но высказать свое мнение я не имела права. К тому же меня никогда не оставляли одну. Я не могла и минуты провести наедине с собой. Они хотели, чтобы я осталась на следующий семинар, но я отказалась, и они разозлились. Пришлось немного поскандалить, чтобы меня отвезли обратно в город. Теперь я избегаю Амали, но мы видимся время от времени.
   – Как называлась секта?
   – Не знаю.
   – Думаешь, они убили Амали?
   Девушка вытерла ладони о бедра.
   – Я там познакомилась с парнем. Он записался на курс где-то в другом месте. В общем, когда я уехала, он остался, я долго его не видела. Может, с год. Потом случайно встретила на концерте на острове Нотр-Дам. Мы погуляли какое-то время, но ничего у нас не вышло. – Анна снова пожала плечами. – Тогда он уже ушел из секты и рассказывал жуткие истории о том, что там происходило. Его сильно напугали.
   – Как его звали?
   – Джон какой-то.
   – Где он теперь?
   – Не знаю. По-моему, переехал.
   Девушка смахнула слезы с нижних ресниц.
   – Анна, доктор Жанно как-то связана с сектой?
   – Почему вы спрашиваете?
   На последнем слове голос сорвался. На шее пульсировала голубая венка.
   – Когда мы в первый раз с тобой встретились, в кабинете доктора Жанно, ты очень из-за нее нервничала.
   – Доктор Жанно замечательно ко мне относится. На мою голову она действует гораздо лучше, чем медитации и дыхательные упражнения. – Анна фыркнула. – Но она и требовательная, поэтому я постоянно боюсь, что сделаю что-то не так.
   – Кажется, ты проводишь с ней много времени?
   Анна снова уставилась на скелеты.
   – Мне показалось, вас интересуют Амали и мертвецы.
   – Анна, ты сможешь поговорить еще с кем-то? Твоя история очень важна, полиция явно захочет ее проработать. Убийства расследует детектив Эндрю Райан. Он очень хороший человек, думаю, тебе понравится.
   Девушка неуверенно посмотрела на меня и заправила волосы за оба уха.
   – Я ничего не могу вам рассказать. Джон мог, а я на самом деле ничего и не знаю.
   – Ты помнишь, где проходили семинары?
   – На какой-то ферме. Я приехала в фургоне и не особо следила за дорогой, потому что мы играли. Когда возвращалась обратно, просто спала. Мы слишком мало отдыхали, и я совершенно вымоталась. Кроме Джона и Амали, я больше никого из них не видела. А теперь, вы говорите, она...
   Внизу открылась дверь, по лестнице прокатился голос:
   – Кто там?
   – Прекрасно. Теперь я потеряю ключ, – прошептала Анна.
   – Нам нельзя здесь находиться?
   – Не совсем. Уходя из музея, я, можно сказать, просто не сдала ключи.
   Восхитительно.
   – Пойдем со мной, – приказала я, поднимаясь со скамейки. – Здесь есть кто-нибудь? – закричала я. – Мы здесь.
   На лестнице послышались шаги, потом в дверях появился охранник. Вязаная шапочка надвинута на глаза, насквозь промокшая куртка едва прикрывает брюшко. Он тяжело дышал, его зубы в фиолетовом свете казались желтыми.
   – О, как мы рады вас видеть! – рассыпалась я. – Мы делали зарисовки Odocoileus virginianus и совершенно забыли о времени. Все ушли рано из-за снега и, похоже, забыли про нас. Дверь захлопнули. – Я одарила его глупой улыбкой. – Я уже собиралась звонить в охрану.
   – Вам нельзя здесь оставаться. Музей закрывается, – буркнул он.
   Мое представление явно не произвело впечатления.
   – Конечно. Нам надо идти. Ее муж с ума сойдет от беспокойства. – Я указала на Анну, та бешено кивала, словно заводная игрушка.
   Охранник перевел водянистые глаза с Анны на меня, потом махнул рукой в сторону лестницы:
   – Тогда пошли.
   Мы не заставили себя упрашивать.
   Снаружи еще шел дождь. Капли стали вязкими, как сироп, который мы с сестрой купили как-то у летних разносчиков товаров. Ее лицо поднялось из глубин памяти. Где ты, Гарри?
   У Беркс-Холла Анна одарила меня странным взглядом:
   – Odocoileus virginianus?
   – Первое, что пришло в голову.
   – В музее нет белохвостого оленя.
   Неужели уголки ее рта приподнялись, или это просто холод? Я пожала плечами.
   Анна неохотно дала мне свой домашний телефон и адрес. Мы попрощались, я заверила девушку, что Райан скоро ей позвонит. Когда я уже отошла от университета, что-то заставило меня обернуться. Анна стояла в арке старого готического здания, неподвижная, как ее кайнозойские друзья.
* * *
   Добравшись до дома, я позвонила Райану на пейджер. Через пару минут запищал телефон. Я рассказала Райану о появлении Анны и нашем разговоре. Он пообещал оповестить следователя, чтобы полиция начала искать медицинскую карточку Амали Привенчер, и быстро положил трубку, собираясь связаться с Анной, пока она не ушла из кабинета Жанно. Перезвонит позже и расскажет, как прошел день.
   Я поужинала салатом "Нисуаз" и круассанами, надолго залезла в ванну, потом надела старый шерстяной костюм, но так до конца и не согрелась, поэтому решила зажечь камин. Лучины закончились, так что я скатала в ком газету и сунула ее в дрова. В окно бились ледяные снежинки, а я смотрела, как занимается пламя.
   Восемь сорок. Я взяла дневники Беланже и включила телевизор, надеясь, что человеческая речь и смех будут меня успокаивать. Если мыслям позволить развиваться самостоятельно, они понесутся, как кошки в ночи, завывая и шипя, доводя беспокойство до такой степени, что сон становится невозможным.
   Не сработало. Джерри и Крамер старались как могли, но я не могла сосредоточиться.
   Взгляд скользнул к камину. Пламя сошло на нет, превратившись в редкие огненные язычки на нижнем полене. Я подошла, разорвала и скатала в комочки несколько газет и сунула их в угли. Я переворачивала поленья, когда меня осенило.
   Газеты!
   Я забыла о микрофильмах!
   Я пошла в спальню, вынула копии, которые сделала в Макгилле, и принесла их обратно на диван. Быстро нашла статью в "Ля Пресс".
   История осталась все такой же немногословной. Двадцатого апреля 1845 года Эжени Николе уезжает во Францию. Она будет давать концерты в Париже и Брюсселе, проведет лето на юге Франции и вернется в Монреаль в июле. Далее указывались имена людей ее свиты и даты концертов. Короткий обзор карьеры, обычные заверения, что все будут скучать.
   Монет хватило только до двадцать шестого апреля. Я бегло просмотрела распечатки, но имени Эжени больше не появлялось. Потом я вернулась назад и внимательно прочитала каждую статью.
   Следующая заметка появилась двадцать второго апреля. В Париж направлялся еще один человек. Талант этого джентльмена состоял не в музыкальных способностях, а в ораторском искусстве. Он собирался произносить речи, обличающие рабство и побуждающие к торговле с Западной Африкой. Оратор родился на Золотом побережье, учился в Германии и получил звание профессора философии в университете Халле. Он только что прочитал курс лекций в Богословской школе Макгилла.
   Я освежила в уме исторический ход событий. Тысяча восемьсот сорок пятый. Рабство процветает в Соединенных Штатах, но запрещено во Франции и Англии. Канада все еще остается британской колонией. Церковь и миссионеры умоляют африканцев не продавать братьев и сестер в рабство и предлагают европейцам взамен заняться законной торговлей с Западной Африкой. Как они это называли? "Легальная торговля".
   Я с возрастающим интересом прочитала список пассажиров и название судна. Эжени Николе и Або Габаса пересекли море на одном корабле.
   Я встала и поправила поленья.
   Вот оно что! Неужели я разгадала секрет полуторавековой давности? Эжени Николе и Або Габаса? Любовная интрига?
   Я надела ботинки, подошла к французскому окну, отодвинула щеколду и толкнула. Рама примерзла намертво. Я налегла всем телом, рама и мое бедро хрустнули.
   Дрова замерзли, и я какое-то время пыталась освободить полено садовым совком. Вернувшись наконец в дом, я тряслась от холода, одежда покрылась сосульками. Когда я уже подходила к камину, какой-то звук заставил меня застыть на полпути.
   Мой звонок не звенит, а чирикает. Что он и делал только что, прежде чем резко оборваться, будто кто-то оставил попытки.
   Я уронила полено, кинулась к домофону и нажала на кнопку "видео". На экране появилась знакомая фигура, исчезающая в дверном проеме.
   Я схватила ключи, побежала в коридор, открыла дверь в вестибюль. Внешняя дверь уже закрывалась. Я зажала язычок замка и распахнула двери.
   На ступеньках распростерлась Дейзи Жанно.

31

   Прежде чем я успела наклониться, она пошевелилась. Медленно подобрала под себя руки, перевернулась и села спиной ко мне.
   – Вы не ушиблись?
   Горло так пересохло, что звук получился высокий и протяжный.
   Она вздрогнула от неожиданности и повернулась.
   – Ступеньки заледенели, я поскользнулась, все в порядке.
   Я протянула руку, она позволила себя поднять. Доктор Жанно дрожала и выглядела вовсе не "в порядке".
   – Заходите, я сделаю вам чай.
   – Нет, спасибо. Я не могу. Меня ждут. Не следовало выходить в такой жуткий вечер, но мне надо поговорить с вами.
   – Пожалуйста, зайдите, дома будет теплее.
   – Нет. Спасибо, – ответила Жанно холодным, как воздух на улице, голосом.
   Она поправила шарф, потом взглянула мне прямо в глаза. Позади нее в пирамиде света от фонаря свистели пули ледяного снега. Сквозь туман ветки деревьев казались черными и лакированными.
   – Доктор Бреннан, оставьте моих студентов в покое. Я пыталась вам помочь, но вы, похоже, злоупотребили моей добротой. Как вам не стыдно преследовать молодых девушек? А давать номер полиции, чтобы они запугивали мою ассистентку, просто немыслимо.
   Она вытерла перчаткой глаза, оставив на щеке темное пятно. Злость вспыхнула, словно спичка. Я обхватила себя руками и почувствовала, как ногти впиваются в кожу сквозь фланель.
   – О чем вы, черт возьми? Я не преследовала Анну! – огрызнулась я. – Это вам не шуточки! Люди умирают! Уже нашли десять трупов, и неизвестно, сколько их еще будет!
   По лицу и рукам стучал град. Я его не замечала. Слова Жанно привели меня в бешенство, и я выплескивала все беспокойство и боль, которые накопились за последние недели.
   – Дженнифер Кэннон и Амали Привенчер учились в Макгилле. Их убили, доктор Жанно. Но не просто убили. Нет, этого оказалось недостаточно. Какие-то чудовища натравили на них животных и наблюдали, как рвется кожа, как скальп вминается прямо в мозг.
   Я продолжала, уже не в состоянии себя контролировать. Проходившая мимо пара ускорила шаги, несмотря на скользкий тротуар.
   – В нескольких километрах отсюда вырезали и изуродовали целую семью, пожилую женщину застрелили в голову. Дети! Они убили двух младенцев! Восемнадцатилетнюю девушку разорвали на части, запихнули в чемодан и утопили прямо в нашем городе. Они мертвы, доктор Жанно, убиты группкой сумасшедших, которые считают себя образцами морали.
   Мне стало жарко, несмотря на леденящий холод на улице.
   – Вот что я вам скажу. – Я подняла трясущийся палец. – Я собираюсь найти этих самодовольных злобных ублюдков и отправить куда следует, не важно, сколько хоровых мальчиков, или наставников-консультантов, или почитателей Библии мне придется запугать. Включая ваших студентов! И вас тоже!
   В темноте лицо Жанно казалось призрачным, размазанная тушь превращала его в жуткую маску. Левый глаз скрывался в тени из-за комка краски, от чего правый выглядел неестественно светлым.
   Я опустила палец и снова обхватила себя руками. Я столько наговорила. Взрыв эмоций сходил на нет, и я начинала дрожать от холода.
   Улица опустела и притихла. Слышалось только мое яростное дыхание.
   Я не знала, что услышу в ответ, но совершенно не ожидала последовавшего вопроса.
   – При чем здесь это?
   – Что?
   О чем она?
   – Библия и мальчики из церковного хора. Почему вы их упомянули?
   – Потому что, по-моему, в убийствах виновны религиозные фанатики.
   Жанно оставалась абсолютно спокойной. Когда она заговорила, голос был ледянее ночи, а слова заморозили меня сильнее, чем ветер.
   – Вы слишком далеко зашли, доктор Бреннан. Остановитесь, пока не поздно. – Бесцветные глаза буравили мое лицо. – Если вы будете настаивать, мне придется принять меры.
   По аллее прополз и остановился позади моего дома автомобиль. Когда он свернул на улицу, фары широкой полосой осветили здание и лицо Жанно.
   Я напряглась и еще сильнее вонзила ногти в кожу.
   О Боже!
   Дело вовсе не в тени. Правый глаз Жанно неестественно бледный. Брови и ресницы, освобожденные от макияжа, сверкнули белизной в мимолетном луче.
   Жанно, наверное, что-то заметила по моему лицу, потому что подняла шарф выше, повернулась и спустилась по лестнице. Она не оглядывалась.
* * *
   Когда я вернулась в дом, на автоответчике мигала лампочка. Райан. Я трясущимися руками набрала его номер.
   – Жанно замешана в деле, – не теряя времени, сообщила я. – Она приходила ко мне и убеждала прекратить расследование. Похоже, твой звонок ей не понравился. Послушай, когда мы во второй раз ездили на остров Святой Елены, ты заметил мужчину с белой полосой?
   – Да. Щуплый парень, худой как щепка, высокий. Он приходил поговорить с Оуэнсом, – подтвердил Райан усталым голосом.
   – У Жанно такая же депигментация, такие же глаза. Сразу непонятно, потому что она подкрашивает ресницы и брови.
   – И на волосах такая же белая полоса?
   – Точно не знаю, может, она красится. Слушай, эти двое, наверное, родственники. Такая странная аномалия не может быть просто совпадением.
   – Брат с сестрой?
   – Я тогда не особо обращала внимание, но, по-моему, парень со Святой Елены слишком молодой для отца и слишком взрослый для сына.
   – Если она с Теннессийских гор, генетические варианты ограничены.
   – Очень смешно.
   Мне не до грубых шуток.
   – Там есть целые кланы с одним набором генов.
   – Я серьезно, Райан.
   – Ну, знаешь, одинаковые полоски на разных особях. – Он передразнивал Джеффа Фоксворти. – Если твоя полоска такая же, как у сестры, значит, ты можешь быть...
   Полоски. О чем-то они мне напоминали.
   – Что ты сказал?
   – Особи, так называемые...
   – Да прекрати наконец! Мне кое-что пришло в голову. Помнишь, как охарактеризовал посетителя отец Хайди?
   На линии повисло молчание.
   – Он говорил, что парень напомнил ему скунса. Проклятого скунса.
   – Черт. Может, папаша вовсе не старался приукрасить?
   В полицейском кабинете надрывался телефон. Никто не отвечал.
   – Думаешь, Оуэнс отправил в Техас Полоску? – спросил Райан.
   – Нет, не Оуэнс. И Катрин, и старик говорили о женщине. Я думаю, это Жанно. Наверное, она руководила представлением отсюда и отдавала указания своим приближенным в каждой из общин. Еще Жанно скорее всего набирала людей в кампусе через какие-то семинары.
   – Что еще по поводу Жанно?
   Я рассказала ему все, что знала, включая ее обращение с ассистенткой, и спросила, что он выяснил в разговоре с Анной.
   – Немного. Она порядочно скрывает.
   – Может, Анна принимает наркотики?
   Телефон снова зазвонил.
   – Ты там один?
   За исключением телефонных трелей, в полицейском кабинете не было слышно ни звука.
   – Всех отпустили из-за жуткого шторма. У тебя все в порядке?
   – В каком смысле?
   – Ты что, новости не слушаешь? Снегопад спутал все карты. Аэропорт закрыт, по большинству менее важных дорог не проехать. Провода ломаются, как сухие макароны, на южном побережье темно и холодно. Отцы города начинают беспокоиться о стариках. И мародерах.
   – У меня пока все нормально. Люди Бейкера нашли какую-нибудь связь между общиной на острове Святой Елены и Техасом?
   – Не совсем. Старик с собакой все твердил о встрече с ангелом-хранителем. Похоже, у Оуэнса и его приятелей тот же план. Все описано в их дневниках.
   – Дневниках?
   – Да. Кажется, у одного из верующих оказался писательский талант.
   – И?..
   Он медленно вздохнул.
   – Ну говори же.
   – По словам одного эксперта, речь там идет явно об Апокалипсисе, который должен случиться прямо сейчас. Община к нему подготовилась. Шериф Бейкер не стал испытывать судьбу и вызвал ФБР.
   – Они узнали, куда направляются сектанты? Я имею в виду – в земной жизни?
   – Они собираются встретиться с ангелом-хранителем и перейти в лучший мир. С таким мы сталкивались не раз. Но они хорошо организованы. Явно готовились к путешествию очень долго.
   – Жанно! Мне надо найти Жанно! Это она! Она – ангел-хранитель!
   Я знала, что кричу как ненормальная, но не могла сдерживаться.
   – Ладно, согласен. Пора прижать мисс Дейзи. Когда она от тебя ушла?
   – Пятнадцать минут назад.
   – Куда?
   – Не знаю. Сказала, что ее кто-то ждет.
   – Ладно. Я найду ее. Бреннан, если ты не ошибаешься, маленький профессор – очень опасная женщина. Ничего, я повторяю, ничего не предпринимай сама. Я знаю, ты волнуешься за Гарри, но, если она попала в беду, спасти ее смогут только профессионалы. Поняла?
   – Можно мне почистить зубы? Или это считается опасным для жизни? – огрызнулась я.
   Его опека рождала во мне не лучшие чувства.
   – Ты все понимаешь. Зажги свечи, если нет света. Я приеду к тебе, как только что-то узнаю.
   Я повесила трубку и подошла к французскому окну. Мне не хватало пространства, я откинула штору. Внутренний дворик походил на сказочный сад: деревья и кусты из стеклянных нитей. Прозрачные сети покрывали верхние балконы и стелились по кирпичным дымоходам и стенам.
   Я нашла свечи, спички и фонарик, потом вытащила из спортивной сумки радио с наушниками и сложила все на столик в кухне. Затем вернулась в гостиную, улеглась на диван и включила новости.
   Райан не соврал. Все только и говорили что о шторме. По всей провинции выходят из строя провода, "Гидро-Квебек" не может сказать, когда восстановится подача электроэнергии. Температура стремительно падает, ожидается дальнейшее похолодание.
   Я накинула куртку и трижды сходила за дровами. Если отключат электричество, у меня будет тепло. Потом достала еще несколько одеял и бросила на кровать. Когда вернулась в комнату, мрачный телеведущий зачитывал список отмененных событий.
   Обычный, странным образом успокаивающий ритуал. Когда на юге возникает угроза снежной бури, закрываются школы, замирает жизнь города, обезумевшие люди сметают все с магазинных полок. Обычно буран так и не приходит, а если снег и начинает падать, на следующий день все тает. В Монреале к буре готовятся методично, без спешки, с сознанием, что "мы справимся".
   Я занималась приготовлениями минут пятнадцать. Следующие десять минут мое внимание занимали новости. Небольшая передышка. Когда я выключила телевизор, беспокойство вернулось в полной мере. Я чувствовала себя жучком на булавке. Райан прав. Я ничего не могу сделать, и моя беспомощность только прибавляет тревоги.
   Я начала готовиться ко сну, надеясь немного попридержать дурные мысли. Не сработало. Как только забралась в постель, воображаемые запруды прорвало.
   Гарри. Почему я ее не слушала? Почему думала только о себе. Куда она делась? Почему не позвонила сыну? Почему не позвонила мне?
   Дейзи Жанно. С кем она собиралась встретиться? Какой безумный план придумала? Сколько еще невинных душ планирует забрать с собой?