Снова тишина.
   – Она родилась больше полутора столетия назад.
   – Записи сохранялись?
   – Да. Сестра Жюльена занималась поисками. Но все может потеряться за такой долгий срок. Такой долгий срок.
   – Конечно.
   Мы оба замолчали. Я уже собиралась поблагодарить его, когда:
   – Почему вы спрашиваете, доктор Бреннан?
   – Просто хотела выяснить подробности истории Николе.
   Я едва успела положить трубку, как раздался звонок.
   – Oui, доктор Бреннан.
   – Райан. – В голосе звучало напряжение. – Это совершенно точно поджог. И кто бы там ни был, он позаботился, чтобы дом сгорел дотла. Просто, но эффективно. Нагреватель подключили к таймеру, такому же, как ты включаешь на лампах, когда отправляться на курорт.
   – Я не езжу по курортам, Райан.
   – Ты слушаешь или нет?
   Я не ответила.
   – Таймер включал нагревательную плитку. От нее начался пожар, загорелись пропановые баллоны. Многие таймеры сгорели, но мы нашли несколько. Похоже, они должны были включаться через определенные интервалы, но, как только начался пожар, их разорвало.
   – Сколько баллонов?
   – Четырнадцать. Мы нашли неповрежденный таймер в саду. Наверное, бракованный. Такой можно купить в любом техническом магазине. Проверим его на отпечатки, но вряд ли там что-то есть.
   – Катализатор?
   – Бензин, как я и подозревал.
   – Зачем и то и другое?
   – Потому что какая-то сволочь хотела, чтобы дом сгорел наверняка, и не собиралась допускать ошибок. Возможно, преступники знали, что второго шанса не будет.
   – С чего ты взял?
   – Ламанш взял пробы жидкости из тел в спальне. Токсикологи нашли астрономическое количество рогипнола.
   – Рогипнола?
   – Давай расскажу. Его называют наркотиком насильников или как-то так, потому что жертва его не чувствует и сваливается на несколько часов.
   – Я знаю, что такое рогипнол, Райан. Просто удивилась. Его не так легко найти.
   – Да. Здесь можно зацепиться. Рогипнол запрещен в Штатах и Канаде.
   "Как и крэк", – подумала я.
   – И вот еще что странно. В спальне лежали не Уорд и Джун Кливер. Ламанш говорит, парню примерно двадцать, а женщине около пятидесяти.
   Знаю. Ламанш спрашивал мое мнение во время вскрытия.
   – И что теперь?
   – Мы возвращаемся туда, чтобы обыскать другие два дома. И до сих пор ждем известий от владельца. Прямо отшельник какой-то, затерявшийся в бельгийской пустыне.
   – Удачи.
   Рогипнол. Что-то вспыхнуло в клетках моей памяти, но, пока я пыталась раздуть огонек, искра погасла.
   Я проверила, не готовы ли слайды по делу Пелетье о замученном голодом ребенке. Гистолог сообщил, что они придут завтра.
   Потом я час занималась кремированными останками. Они лежали в кувшине с подписанным от руки именем покойного, названием крематория и датой кремации на этикетке. Нетипично для Северной Америки, но о карибской практике я ничего не знаю.
   Ни одна частица не превышала в размерах одного сантиметра. Обычное дело. Немногие осколки костей минуют измельчающие машины, которые используют современные крематории. При помощи анатомического микроскопа я смогла идентифицировать несколько частиц, включая целую ушную косточку. Также нашла маленькие кусочки перекрученного металла, скорее всего от зубных протезов. И оставила их для стоматолога.
   Обычно взрослый мужчина после пламени и измельчающей машины превращается в три с половиной тысячи кубических сантиметров пепла. В сосуде содержалось около трехсот шестидесяти. В кратком отчете я написала, что кремированные останки принадлежат взрослому мужчине, но помещены в сосуд не полностью. Надежда на определение личности целиком и полностью на Бержероне.
   В полседьмого я собрала вещи и ушла домой.

6

   Меня беспокоил скелет Элизабет. То, что я увидела, просто невероятно, но даже Ламанш и тот заметил. Мне не терпелось разрешить загадку, но следующим утром моего внимания потребовал набор крошечных костей у раковины в лаборатории гистологии. Слайды были готовы, и я потратила несколько часов на Дело Пелетье.
   Не найдя у себя на столе других запросов, в пол-одиннадцатого я позвонила сестре Жюльене, чтобы как можно больше узнать о Элизабет Николе. Я задавала ей те же вопросы, что и отцу Менару, и получала те же ответы. Элизабет – "pure laine". Чистокровная уроженка Квебека. Но никакие бумаги ее родословную не подтверждают.
   – А вне монастыря, сестра? Вы проверяли другие архивы?
   – A, oui. Я изучала все архивы епархии. У нас есть библиотеки по всей провинции. Я запрашивала материалы из многих монастырей.
   Я видела кое-какие из этих материалов. По большей части письма и личные журналы, имеющие отношение к семье. Несколько попыток исторического повествования, но явно не похожих на то, что мой настоятель назвал бы "достойным обзором". Многие представляли собой чисто анекдотические описания, где слух на слухе ехал и слухом погонял.
   Я сменила тактику.
   – До недавнего времени в Квебеке свидетельствами о рождении занималась церковь, правильно?
   Мне рассказывал отец Менар.
   – Да. Всего несколько лет назад.
   – Но документы на Элизабет так и не нашли?
   – Нет. – Молчание. – У нас случилось несколько трагических пожаров за эти годы. В 1880-м сестры Непорочного зачатия построили чудесный материнский монастырь на берегу Мон-Ройяль. К несчастью, он сгорел дотла через тринадцать лет. Наш материнский монастырь обрушился в 1897-м. В пожарах мы потеряли сотни бесценных документов.
   Мы на какое-то время замолчали.
   – Сестра, вы не знаете, где еще я могу поискать информацию о рождении Элизабет? Или ее родителей?
   – Гм... ну, наверное, можете попробовать в светских библиотеках. Или в исторических обществах. Или в каком-нибудь университете. Семьи Николе и Беланже произвели на свет несколько важных персон французско-канадской истории. Я уверена, что их изучают в историческом аспекте.
   – Спасибо, сестра. Так я и сделаю.
   – В Макгилле есть профессор, которая занималась исследованиями в наших архивах. Ее знает моя племянница. Профессор изучает религиозные движения и интересуется историей Квебека. Не помню, кто она конкретно, антрополог или историк. Может, она вам что-нибудь подскажет. – Сестра Жюльена замялась. – Конечно, университетские источники отличаются от наших.
   Я мысленно согласилась, но промолчала.
   – Вы не помните, как ее зовут?
   Возникла длинная пауза. Я расслышала чужие голоса на линии, далекие, будто доносившиеся с другого берега озера. Кто-то засмеялся.
   – Это было давно, извините. Могу спросить у племянницы, если хотите.
   – Спасибо, сестра. Я последую вашему совету.
   – Доктор Бреннан, когда вы закончите с останками?
   – Скоро. Если все пойдет как надо, я сдам отчет к пятнице. Запишу возраст, пол, расу и другие наблюдения, потом проанализирую, совпадают ли они с данными о Элизабет. Вы можете отослать в Ватикан то, что посчитаете нужным.
   – Вы позвоните?
   – Конечно. Как только закончу.
   На самом деле я уже закончила и точно знала, что будет в отчете. Почему бы не сказать им сейчас?
   Мы попрощались, я отключилась, подождала гудка и снова набрала номер. Где-то в городе зазвонил телефон.
   – Митч Дентон.
   – Привет, Митч. Темпе Бреннан. Ты все еще самый главный босс?
   Митч возглавлял кафедру антропологии, которая наняла меня преподавателем на неполный рабочий день, когда я только приехала в Монреаль. С тех пор мы дружим. Он специализируется на Французском палеолите.
   – Завяз по уши. Хочешь прочитать у нас курс летом?
   – Нет, спасибо. У меня к тебе вопрос.
   – Давай.
   – Помнишь, я говорила тебе о своем археологическом исследовании? Для епархии архиепископа.
   – Кандидат в святые?
   – Точно.
   – Конечно. Лучший случай в твоей практике. Ты нашла ее?
   – Да. Но заметила кое-что странное, мне нужно узнать побольше о ее прошлом.
   – Странное?
   – Неожиданное. Слушай, одна из монахинь сказала, что в Макгилле кто-то занимается исследованием религии и истории Квебека. Не припоминаешь кто?
   – Как же, как же! Наша Дейзи Джин собственной персоной.
   – Дейзи Джин?
   – Для тебя доктор Жанно. Профессор религиозных наук и лучший друг студентов.
   – Подробности, Митч.
   – Дейзи Жанно. Официально работает на кафедре религиозных наук, но также читает лекции по истории. "Религиозные движения Квебека", "Древние и современные верования" и тому подобное.
   – Дейзи Джин? – повторила я.
   – Всего лишь прозвище. Лучше ее так не называть.
   – Почему?
   – Она может повести себя несколько... странно, говоря твоими словами.
   – Странно?
   – Неожиданно. Жанно из Дикси, понимаешь?
   Я пропустила замечание мимо ушей. Митч из Вермонта. Он так и не смирился с моей южной родиной.
   – Почему ты считаешь ее лучшим другом студентов?
   – Дейзи проводит с ними все свободное время. Вывозит на экскурсии, дает советы, путешествует с ними, приглашает к себе на обеды. Перед ее дверью постоянно стоит очередь несчастных душ, ищущих утешения и совета.
   – Здорово.
   Он хотел что-то сказать, но оборвал себя на полуслове.
   – Наверное.
   – Доктор Жанно может что-нибудь знать о Элизабет Николе и ее семье?
   – Если тебе кто-нибудь и поможет, то только Дейзи Джин.
   Митч дал мне ее номер, и мы договорились встретиться в ближайшее время.
   Секретарь сказала мне, что доктор Жанно принимает с часу до трех, и я решила зайти после обеда.
* * *
   Чтобы понять, когда и где можно оставить машину в Монреале, надо обладать аналитическим умом, достойным степени по гражданскому строительству. Университет Макгилла находится в сердце Сентервилля, поэтому, даже если удастся понять, где разрешено парковаться, найти свободное место практически невозможно. Я обнаружила одно на Стенли, где, похоже, можно останавливаться с девяти до пяти с первого апреля по тридцать первое декабря, кроме промежутка с часа до двух по вторникам и четвергам. Районного разрешения не требовалось.
   Пять раз дав задний ход и основательно повертев руль, я сумела втиснуть "мазду" между "тойотой" и "олдсмобилем-катлас". Неплохо на крутом подъеме. Вылезая из автомобиля, я почувствовала, что жутко вспотела, несмотря на мороз. Взглянула на бампер – до соседней машины еще около шестидесяти сантиметров. Отлично.
   На улице уже не так холодно, как раньше, но скромное потепление принесло с собой повышенную влажность. Облако холодного, мокрого воздуха повисло над городом, небо приобрело цвет старой консервной банки. Пока я шла вниз к Шербрук и на восток, начался тяжелый мокрый снег. Первые снежинки растаяли, как только коснулись асфальта, следующие задержались, угрожая превратиться в сугробы.
   Я потащилась вверх по холму к Мактавишу и зашла в Макгилл через западные ворота. Университет нависал надо мной, серые каменные здания ютились на холме от Шербрука до Доктор-Пенфилд. Люди сновали вокруг, ссутулившись от холода и сырости, закрывшись от снега книгами и пакетами.
   Я прошла мимо библиотеки и срезала угол за музеем Редпат. Вышла через восточные ворота, повернула налево и пошла вверх по холму к университету. Ноги устали так, будто я одолела не меньше шести километров по лыжной трассе. Снаружи Беркс-Холл я почти столкнулась с высоким молодым человеком; он шел, опустив голову, волосы и очки укрывали снежинки размером с бабочек.
   Беркс появился словно из другого времени: готический стиль, Резные дубовые стены и мебель, огромные соборные окна. Здесь хочется говорить шепотом, а не болтать и обмениваться записками, как в обычных зданиях университета. Вестибюль на первом этаже похож на пещеру, на стенах висят портреты серьезных мужчин, смотрящих сверху вниз с ученой напыщенностью.
   Я добавила свои ботинки к коллекции обуви, капавшей тающим снегом на мраморный пол, и шагнула поближе – взглянуть на величественные произведения искусства. Томас Кранмер, "Архиепископ Кентерберийский". Хорошая работа, Том. Джон Баньян, "Бессмертный мечтатель". Времена меняются. Когда я училась, студента, замеченного в абстрактных размышлениях на занятии, называли по имени и стыдили за невнимательность.
   Я взобралась по витой лестнице на третий этаж мимо двух деревянных дверей на втором – одна ведет в башню, другая в библиотеку. Здесь элегантность вестибюля уступала натиску времени. Краска местами отстала от стен и потолка, то тут, то там не хватало плитки.
   На верхнем этаже я остановилась оглядеться. Кругом гнетущая тишина. Слева ниша с двойной дверью, ведущей на балкон. По обе стороны от двери – коридоры, в каждом деревянные двери через определенные промежутки. Я миновала башню и направилась в дальний коридор.
   Последний кабинет слева оказался незапертым, но пустым. На табличке изящными буквами выведено: "Жанно". По сравнению с моим кабинетом комната походила на часовню Святого Иосифа. Длинная и узкая, с колоколообразным окном в дальнем конце. Сквозь витраж виднелись административные здания и подъезд к Медикаль-Денталь. Пол из дуба, доски за много лет пожелтели от неутомимых ног.
   На каждой стене выстроились в ряды полки с книгами, журналами, блокнотами, видеокассетами, слайдами, кипами бумаг и распечаток. Перед окном – деревянный стол, справа – рабочий компьютер.
   Я посмотрела на часы. Двенадцать сорок пять. Еще рано. Я вернулась в коридор и стала рассматривать фотографии на стенах. Теологическая школа, выпуск 1937 года, и 1938-го, и 1939-го. Застывшие позы. Угрюмые лица.
   Я добралась до 1942-го, когда появилась девушка. Джинсы, свитер с высоким воротом и шерстяная клетчатая рубашка до колен. Белокурые волосы подстрижены на уровне подбородка, густая челка закрывает брови. Ни следа макияжа.
   – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила девушка по-английски, дернула головой, и челка разлетелась в стороны.
   – Да, я ищу доктора Жанно.
   – Доктор Жанно еще не пришла, но будет с минуты на минуту. Может, я могу чем-то помочь? Я ее ассистент.
   Она стремительно заправила волосы за правое ухо.
   – Спасибо, я хотела бы задать доктору Жанно несколько вопросов. Я подожду, если позволите.
   – О да, конечно. Думаю, все в порядке. Просто она... не знаю. Она не всех пускает в свой кабинет. – Девушка посмотрела на меня, на открытую дверь и снова на меня. – Я была у ксерокса.
   – Ничего страшного. Я подожду здесь.
   – Нет, доктор Жанно может задержаться. Она часто опаздывает. Я... – Ассистентка повернулась и оглядела коридор. – Можете посидеть в кабинете. – Снова заправила волосы. – Но не знаю, понравится ли ей это.
   Похоже, девушка никак не могла решиться.
   – Мне и здесь хорошо. Правда.
   Девушка посмотрела мимо меня, потом опять мне в глаза, закусила губу и снова заправила волосы. Она казалась слишком юной для студентки. По виду лет двенадцать.
   – Как, вы сказали, вас зовут?
   – Доктор Бреннан. Темпе Бреннан.
   – Вы профессор?
   – Да, но не здесь. Я работаю в лаборатории судебной медицины.
   – В полиции?
   Она нахмурилась.
   – Нет. В медицинской экспертизе.
   – А.
   Девушка облизнула губы, посмотрела на часы – единственное свое украшение.
   – Ладно, проходите. Я буду с вами, так что, думаю, все в порядке. Я просто ходила к ксероксу.
   – Я не хочу причинять...
   – Ничего страшного. – Она кивнула на дверь и зашла в кабинет. – Проходите.
   Я вошла и села на маленький диванчик, на который мне указала ассистентка. Девушка в дальнем углу комнаты принялась разбирать журналы на полке.
   Доносился шум электрического мотора, но я не могла понять откуда. Я огляделась. Никогда не видела, чтобы книги занимали столько места в кабинете. Я пробежала глазами названия.
   "Основы кельтской традиции". "Глиняные скрижали, или Новый Завет". "Тайны масонства". "Шаманизм: древние способы достижения экстаза". "Царские ритуалы Египта". "Комментарии Пика к Библии". "Церковь, которая ранит". "Реформа мысли и психология тоталитаризма". "Армагеддон в Уэйко". "Когда времени не станет: пророческие верования в современной Америке". Эклектичная коллекция.
   Минуты тянулись медленно. В кабинете было слишком тепло, затылок начинал пульсировать от боли. Я сняла куртку и взглянула на гравюру справа. Обнаженные дети греются у очага, их кожа сияет в свете пламени. Внизу подпись: "После купания", Роберт Пил, 1892. Картина напомнила мне о другой такой же, в бабушкиной музыкальной комнате.
   Я посмотрела на часы. Час десять.
   – Давно вы работаете у доктора Жанно?
   Девушка сидела, склонившись над столом, однако при звуке моего голоса резко выпрямилась:
   – Давно?
   Замешательство.
   – Вы одна из ее выпускниц?
   – Я ее студентка.
   Свет из окна очерчивал силуэт девушки. Я не видела черт ее лица, но поза была напряженной.
   – Я слышала, она очень привязана к своим студентам.
   – Почему вы меня об этом спрашиваете?
   Странный ответ.
   – Просто любопытно. У меня никогда не хватает времени на студентов вне университета. Доктор Жанно удивительная женщина.
   Мое объяснение, кажется, удовлетворило девушку.
   – Для многих из нас доктор Жанно больше, чем просто учитель.
   – Почему вы решили специализироваться на изучении религии?
   Она долго не отвечала. Когда я уже решила, что так ничего и не дождусь, девушка медленно заговорила:
   – Я встретила доктора Жанно, когда записывалась к ней на семинар. Она... – еще одна длинная пауза; из-за света я не могла увидеть выражения ее лица, – ...вдохновила меня.
   – Как так?
   Снова молчание.
   – Благодаря ей я захотела поступать правильно. Научиться поступать правильно.
   Я не знала, что сказать, но на сей раз девушку не понадобилось подбадривать.
   – Она заставила меня понять, что многие ответы уже написаны, просто надо научиться их находить. – Девушка глубоко вздохнула: – Это трудно, правда трудно, но я начала понимать, какой вред наносят люди миру, и что только избранные просвещенные...
   Девушка слегка повернулась, и я снова увидела ее лицо: глаза широко распахнуты, губы сжаты.
   – Доктор Жанно. Мы просто разговаривали.
   В дверях стояла женщина. Не больше пяти футов ростом, темные волосы убраны со лба и туго стянуты в пучок на затылке. Кожа того же орехового цвета, что и стена позади нее.
   – Я выходила к ксероксу. Всего на несколько секунд.
   Женщина не двигалась.
   – Она не оставалась тут одна. Я бы не допустила.
   Студентка закусила губу и опустила глаза.
   Дейзи Жанно не пошевелилась.
   – Доктор Жанно, она хочет задать вам пару вопросов, и я подумала, что ей лучше подождать в кабинете. Она медицинский эксперт. – Голос девушки почти дрожал.
   Жанно и не взглянула на меня. Я не понимала, что происходит.
   – Я... я раскладывала журналы. Мы просто болтали.
   Я заметила на верхней губе ассистентки капельки пота. Еще секунду Жанно не сводила с девушки глаз, потом медленно повернулась ко мне:
   – Вы выбрали не совсем подходящее время, мисс...
   Мягкий выговор. Теннесси. Или Джорджия.
   – Доктор Бреннан. – Я встала.
   – Доктор Бреннан.
   – Простите, что я без предварительной записи. Секретарь сказала, что это ваши приемные часы.
   Доктор Жанно неспешно изучала меня. У нее были глубоко посаженные глаза с почти бесцветной радужкой, бледность которой подчеркивали накрашенные брови и ресницы. Волосы тоже ненатурального иссиня-черного цвета.
   – Ну, – наконец проговорила она, – раз уж вы здесь. Что вы хотели?
   Она стояла в дверях не двигаясь. Дейзи Жанно оказалась из тех людей, которые обладают абсолютным спокойствием.
   Я рассказала о сестре Жюльене и своей заинтересованности в Элизабет Николе, не раскрывая истинных причин беспокойства.
   Жанно немного подумала, потом перевела взгляд на ассистентку. Та без слов положила журналы на стол и вылетела из кабинета.
   – Извините мою помощницу, она очень чувствительная. – Доктор Жанно тихо рассмеялась и покачала головой. – Но отличная студентка.
   Жанно подошла к стулу напротив меня. Мы сели.
   – Это время я обычно приберегаю для студентов, но сегодня, похоже, посетителей не будет. Не хотите чая?
   Ее голос был медовым, как у дамы, вернувшейся домой из кантри-клуба.
   – Нет, спасибо. Я только пообедала.
   – Вы медицинский эксперт?
   – Не совсем. Я судебный антрополог при кафедре Университета Южной Каролины в Шарлотте. Здесь даю консультации следователю.
   – Шарлотт – прелестный город. Я часто туда ездила.
   – Спасибо. Наш городок очень отличается от Макгилла, он более современный. Завидую вашему прекрасному кабинету.
   – Да. Здесь мило. Беркс датируется 1931 годом, изначально он назывался Богословским отделением. Здание принадлежало Объединенным теологическим колледжам, пока его не приобрел Макгилл в 1948-м. Вы знали, что Богословская школа – один из старейших факультетов в Макгилле?
   – Нет.
   – Конечно, теперь мы называемся факультетом теологических наук. Значит, вас заинтересовала семья Николе.
   Жанно скрестила ноги и откинулась назад. Меня беспокоили ее бесцветные глаза.
   – Да. Мне особенно хотелось бы узнать, где родилась Элизабет и чем тогда занимались ее родители. Сестра Жюльена не смогла найти свидетельство о рождении, но она уверена, что Николе родилась в Монреале. По ее словам, вы можете мне подсказать, где продолжить поиски.
   – Сестра Жюльена... – Жанно снова засмеялась, как будто вода зажурчала по камням. Потом посерьезнела. – О членах семей Николе и Беланже много написано. В нашей библиотеке есть богатый архив исторических документов. Вы там обязательно что-нибудь найдете. Можете попытать счастья в архивах провинции Квебек, в Канадском историческом обществе и публичных архивах Канады.
   Мягкие южные нотки приобрели почти механический оттенок. Я превратилась во второкурсницу, пишущую исследовательскую работу.
   – Можете проверить журналы: "Отчет Канадского исторического общества", "Годовой канадский обзор", "Отчет Канадских архивов", "Канадский исторический обзор", "Работы литературного и исторического общества Квебека", "Отчет архивов провинции Квебек", "Работы Королевского общества Канады". – Ее речь стала похожа на запись. – И конечно, есть сотни книг. Я сама очень мало знакома с этим периодом истории.
   Наверное, я выдала свои мысли выражением лица.
   – Не отчаивайтесь. Вам просто нужно время.
   Я никогда не найду столько часов, чтобы пролистать такое количество литературы. Я решила сменить тактику.
   – Вы не знакомы с обстоятельствами рождения Элизабет?
   – Нет. Как я уже говорила, это не тот период, по которому я проводила исследования. Я знаю, кто она, конечно, и что она сделала во время эпидемии оспы в 1885 году. – Жанно немного помолчала, тщательно подбирая слова. – Я работаю над мессианскими движениями и новыми системами верований, а не над классическими церковными религиями.
   – В Квебеке?
   – Не только. – Она вернулась к Николе: – Семью хорошо знали в свое время, так что вам лучше посмотреть старые статьи. Тогда существовало четыре ежедневных газеты на английском языке: "Газета", "Стар", "Геральд" и "Уитнес".
   – Их можно найти в библиотеке?
   – Да. Конечно, там есть и французская пресса: "Ля Минерв", "Ле Монд", "Ля Натри", "Летендард" и "Ля Пресс". Французские газеты пользовались меньшей популярностью, чем английские, и были немного тоньше, но там скорее всего тоже печатали объявления о рождении.
   Я не подумала об отчетах в прессе. Все-таки с ними вроде легче справиться.
   Она объяснила, где газеты загружены на микрофильмы, и пообещала написать мне список источников. Потом мы начали разговаривать на другие темы. Я удовлетворила любопытство Жанно насчет моей работы. Мы обменялись опытом – две женщины-профессора в мужском мире университета. Вскоре в дверях появилась студентка. Жанно постучала по часам и подняла пять пальцев. Девушка исчезла.
   Мы поднялись одновременно. Я поблагодарила ее, надела куртку, шляпу, шарф и уже уходила, когда Жанно остановила меня вопросом:
   – Вы придерживаетесь какой-то религии, доктор Бреннан?
   – Меня воспитали в римско-католической вере, но сейчас я не принадлежу церкви.
   Прозрачные глаза заглянули в мои.
   – Вы верите в Бога?
   – Доктор Жанно, иногда я не верю даже в завтрашний день.
* * *
   Потом я завернула в библиотеку и целый час просматривала исторические книги в поисках индекса Николе или Беланже. Нашла несколько, где упоминалось одно или другое имя, и проверила источники, благо я все еще обладала факультетскими привилегиями.
   Когда я вышла на улицу, уже стемнело. Падал снег, пешеходы шли либо по дороге, либо по узеньким тропинкам на тротуарах, осторожно ступая мелкими шажками, опасаясь провалиться по щиколотку. Я тащилась за парочкой – девушка впереди, парень сзади, его руки у нее на плечах. Завязки на рюкзаках болтались взад-вперед в такт раскачиванию бедер, когда они пытались не сойти с тропинки. Время от времени девушка останавливалась и ловила снежинки языком.
   С заходом солнца температура упала, и когда я добралась до машины, ветровое стекло уже покрылось льдом. Я достала скребок и убрала замерзший снег, проклиная свою страсть к перемене мест. Любой здравомыслящий человек сидел бы сейчас на пляже.
   По дороге домой я проигрывала сцену в кабинете Жанно, пытаясь разгадать странное поведение ассистентки. Почему она так нервничала? Похоже, девушка испытывала перед Жанно священный ужас, выходящий за рамки обычного уважения к преподавателю. Она трижды упомянула о своем походе к ксероксу, но в коридоре у нее не было никаких бумаг. Я вдруг поняла, что даже не спросила имени девушки.