Роббинс Гарольд. Никогда не люби незнакомца

   Около фонтана на скамейке спал моряк, прикрывая рукой глаза от солнца. На земле лежала белая шапочка. В парк вошел полицейский и разбудил его, похлопав по плечу. Моряк подобрал шапочку и ушел. Коп продолжил обход парка. Я хотел смыться, но потом подумал, какого черта я должен бежать? Наверное, глубоко в душе я надеялся, что меня поймают и отошлют обратно в Нью-Йорк. Я еще не знал, что не могу вернуться назад, не могу признать ошибку... хотя бы пока. Но если бы меня привезла полиция...
   — Доброе утро, сынок! — поздоровался полицейский.
   — Доброе утро! — ответил я и закурил, надеясь, что он не заметит дрожи в моем голосе.
   — Отличное утро! — Он полной грудью вдохнул свежий воздух и огляделся по сторонам. — Что-то ты рановато.
   — Не спится, — честно признался я.
   — Очень теплая для мая погода, — улыбнулся коп. У него были рыжеватые волосы и голубые глаза, типичный ирландец. — Живешь где-нибудь поблизости?
   — Да, — улыбнулся я в ответ. — Приехал погостить к бабушке. — Я показал рукой в направлении дома. — Я из Нью-Йорка.
   — Прекрасный город! У меня там в полиции служит брат. Его зовут Флагерти. Не знаешь такого?
   — Нью-Йорк большой город, — покачал я головой.
   — Да, большой. Мне пора. Пока.
   — Пока.
   Он пошел дальше, помахивая дубинкой. Я положил голову на спинку скамьи и подставил солнцу лицо. Утреннее солнце несло чистоту и очищало от грязи. Мне показалось, что мое тело наполняется теплотой, и я задремал.
   В начале девятого я проснулся от лая собаки. Вышел из парка через другой вход и направился к магазинам, видневшимся в конце квартала. Позавтракал в ресторанчике и вернулся домой около десяти. Дверь открыла Мэри с повязанной тряпкой головой.
   — Уже встал? — удивилась она.
   — Да.
   — Завтракал?
   — В ресторане в соседнем квартале. — Я вошел в гостиную, которую она только что закончила убирать, сел на диван и принялся читать газету. В приоткрытые окна задувал легкий ветерок. Через открытую дверь виднелась лестница. Через час из столовой донесся запах бекона, и постепенно начали спускаться девушки.
   Первой показалась Большая Мэри. Она заглянула в гостиную, увидела меня и направилась в столовую. Через несколько минут блондинка вновь заглянула в дверь.
   — Можно? — осторожно поинтересовалась она.
   — Да, — буркнул я, не отрываясь от газеты.
   — Не злишься из-за вчерашнего? — Она села и широко раздвинула ноги.
   — Да нет. Обычное недоразумение. — Я перевернул страницу.
   — Конечно, недоразумение, — моментально подхватила Мэри.
   — Угу...
   — Я не хочу, чтобы ты обижался. Ты меня понимаешь? — Большая Мэри еще шире раздвинула колени. Я прекрасно ее понимал. — Если что-нибудь захочешь... — медленно проговорила она.
   — Нет, забудь об этом. Надеюсь, у нас больше не будет недоразумений.
   — Не забывай... в любое время. — Большая Мэри встала и отправилась завтракать.
   Минут через пять спустилась миссис Мандер. Первым делом она подошла к бару и налила джина, потом повернулась ко мне.
   — Доброе утро! Рано ты встал. Плохо спал?
   — Я всегда встаю рано.
   — Уже позавтракал?
   — Да.
   Дженни спустилась последней. Она оказалась единственной, кто надела платье. Остальные были в халатах. На шее сверкал маленький золотой крестик.
   — Доброе утро!
   — Привет!
   — Позавтракал?
   — Угу...
   Она подошла ко мне, покачивая бедрами.
   — У меня отличное настроение. Пошли со мной на мессу.
   — Нет. — Я удивился, что кто-то из такого заведения может посещать церковь.
   — Почему? Тебе там будет хорошо.
   — Оставь меня в покое! — резко ответил я. — Мне плевать, куда ты отправишься — на мессу или в ад! Только убирайся подальше!
   Она весело рассмеялась и направилась к двери.
   — Мы все попадем в ад, и ты тоже. Вот увидишь!
   — О чем это вы беседовали? — спросила миссис Мандер, входя в гостиную. Хлопнула входная дверь.
   — О том, чтобы отправиться в ад, Бабушка.
   — А... — Она опять засеменила к бару. — Дженни постоянно твердит об аде. Она католичка и верит, что за грехи придется расплачиваться. Ты не католик?
   — Нет.
   Старуха поднесла стакан к губам, затем остановилась, словно ее поразила мысль.
   — Послушай, мне показалось, что ночью кто-то стонал. Она не заставила тебя избить ее?
   — Нет, черт побери!
   Миссис Мандер пристально и слегка удивленно посмотрела на меня.
   — Ах да... у нее оставался на ночь клиент. — Она выпила джин. — Если Дженни когда-нибудь тебя об этом попросит, — медленно проговорила старуха полным ненависти голосом, — выдай этой извращенке на полную катушку!
   Я невозмутимо смотрел на миссис Мандер, но с каждой минутой мне становилось здесь все противнее.

Глава 5

   Только в четверг ночью я принял решение. Прошедшие несколько дней выдались относительно спокойными. Ко мне привыкли. Каждый из нас занимал свое место, делал свое дело. Мы старались не вмешиваться в дела друг друга. Я с удивлением понял, что меня приняли в компанию. А в глубине затаилась подспудная мысль, что я занимаюсь самым обычным сводничеством. Я запутался и никак не мог понять, оставаться или нет?
   В четверг после обеда я читал в гостиной газету и курил. На улице моросил противный дождь. Миссис Мандер отправилась с одной из девушек в кино. Я вчера ходил на «Седьмое небо», в котором в романтические моменты пианист играл одну трогательную мелодию. Из кинотеатра вышел в подавленном настроении и отправился пить кока-колу. Проходя мимо вербовочного пункта военно-морского флота, заглянул в окно. Высокий загорелый лейтенант показывал застенчивому юноше плакаты. Можно было без особого труда догадаться, что он нахваливает службу и подтверждает свой рассказ показом экзотических плакатов. На какую-то долю секунды захотелось зайти, но я медленно отошел от окна.
   На душе кошки скребли. В гостиную вошла Мэри. Она села за пианино и начала играть, но я был не в настроении слушать музыку. Негритянка играла что-то печальное, и я вспомнил о родственниках. Как они там в Аризоне? Синее пианино начало действовать мне на нервы.
   — Бога ради, закрой ты эту дрянь! — в сердцах воскликнул я.
   Мэри молча закрыла крышку и вышла, но долго сидеть одному мне не пришлось.
   — В чем дело, Фрэнк? — полюбопытствовала Дженни, входя в гостиную.
   Она была в рабочей одежде: черное платье на голое тело и маленький золотой крестик, который создавал обманчивое впечатление невинности. У Дженни была очень белая кожа.
   — Ни в чем! — рявкнул я.
   Она присела на подлокотник моего кресла, нагнулась и заглянула в газету через плечо. Я швырнул газету на пол.
   — Иди отсюда!
   Несколько секунд Дженни как-то странно смотрела на меня. Неожиданно мне показалось, что меня вот-вот вырвет. Я словно раздвоился: выше пояса один человек, а ниже другой.
   — Что ты здесь делаешь? — Она слабо улыбнулась, будто прочитав мои мысли.
   Я не ответил, потому что отвечать было нечего. Дженни взяла мою руку и погладила низ своего теплого живота.
   — Почему ты сам не уходишь? Ты нормальный парень. Неужели хочешь опуститься на дно, как мы? Хочешь, чтобы тебя тоже проклял Бог? — Все это время она гладила моей рукой низ своего живота.
   Я выдернул руку и влепил ей пощечину. Дженни полетела на пол и радостно уставилась на меня, будто хотела, чтобы я ее ударил.
   — Ты сильный, — прошептала она.
   Я молча встал и перешагнул через нее, но она схватила меня за ногу. Я оттолкнул ее, тогда Дженни попыталась схватить меня за руку. Я вновь влепил ей пощечину. Она полусидела, полулежала с закрытыми глазами. Но когда я сделал шаг, Дженни опять схватила меня за ногу. Другой рукой она задрала юбку и застонала, извиваясь на розовом ковре.
   — Фрэнк... давай!.. Ну давай же!..
   Пришлось пнуть ее в бок, чтобы она отпустила мою ногу. Я выскочил на крыльцо и закурил. Через минуту к двери подошла Дженни.
   — Ты не можешь уйти! — злобно прошипела она. — Ты боишься!
   Неожиданно все стало на свои места, и я улыбнулся. Глаза девушки широко раскрылись, словно она испугалась, что я ее ударю.
   — Ты псих! — испуганно прошептала она. — Самый настоящий псих!
   Она бросилась в дом.
   Я громко рассмеялся, бросил окурок в канаву и тоже вошел в дом.
   День пролетел быстро. Я все время повторял про себя: «Я боялся! Я боялся!» Заклинание помогло, и мне с каждой минутой становилось легче. Я теперь понял, почему согласился на предложение старухи. Не такой уж я и умный! Миссис Мандер обвела меня вокруг пальца. Сначала напугала фараонами, затем предложила работу. Я мысленно расхохотался.
   В ту ночь на дверях заведения миссис Мандер стоял совсем другой человек, который другими глазами смотрел на убогость и грязь борделя, на посетителей, тайком пробирающихся в дом, на вонь от девочек, на какой-то грязный скрип ступенек, по которым взад-вперед ходили клиенты, на ленивое выражение победы на лицах девушек, когда они прощались с ними.
   Около полуночи к нам заглянул моряк. Похоже, он пришел к миссис Мандер не в первый раз. Он поднялся наверх с Дженни и через полчаса, весело смеясь, спустился вниз.
   — Ну и девка! — сказал он мне на прощание. Потом добавил: — Что-то ты уж слишком молод для этого заведения, парень!
   — Я уже ухожу, — объявил я.
   — Правильно делаешь! — Он вышел из дома и начал спускаться с крыльца.
   — Эй, постой! — Я импульсивно бросился вслед за ним.
   — Что?
   — Правда, что говорят о флоте?
   — Что, правда?
   — Ну, что можно повидать мир, многому научиться... — взволнованно объяснил я.
   — Ты хочешь записаться на службу? — прервал он меня.
   — А меня возьмут?
   — Возьмут! — рассмеялся моряк. — Стань моряком, тогда и узнаешь, что такое флот.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Иди, малыш, записывайся! — вновь рассмеялся он. — Учиться можно только на собственном опыте.
   — Ну и пойду! — горячо ответил я, не уловив сарказма в его голосе. — Завтра же пойду!
   — Давай, давай... повидаешь мир... из иллюминатора. — Он спустился с крыльца.
   — Ты шутишь? — Я схватил его за руку. Моряк посмотрел на меня, потом на ступеньки и неожиданно улыбнулся.
   — Верно, малыш, шучу. Посмотри на меня. Я побывал везде: в Европе, Китае, Южных морях. Потрясная житуха! — Он опять взглянул на дом. — Во всяком случае, намного лучше, чем эта.
   Я медленно вошел в дом. Сейчас я окончательно принял решение. Как обычно, закрылись мы в три. После того, как пересчитали деньги, миссис Мандер неожиданно спросила:
   — О чем это ты трепался с морячком?
   Сначала я испугался, что она подслушала нас, затем понял, что она не могла ничего услышать из-за пианино.
   — Ни о чем. Он уронил бумажник, и я вернул его. Пару секунд старуха пристально смотрела на меня, затем потянулась за бутылкой.
   — Знаешь, что мне в тебе нравится, Фрэнки? Честность. — Она выпила. — Мелкое воровство портит репутацию таким заведениям, как наше.

Глава 6

   В десять утра я уже стоял у дверей еще закрытого вербовочного участка. Я решил подождать открытия в кафе напротив. Когда старшина открыл дверь, я быстро допил кофе и перешел улицу. Старшина только что уселся за стол.
   — Я хочу записаться на службу, — равнодушно сообщил я.
   — В морскую пехоту или во флот?
   — Во флот.
   Он показал на стул.
   — Присаживайтесь. Сейчас придет лейтенант Форд.
   Я просмотрел с десяток проспектов, затем взял красочный буклет, описывающий жизнь моряка на корабле и берегу. Наконец пришел Форд.
   — Это к вам, сэр, — доложил старшина, отдавая честь. Лейтенант Форд оказался совсем молодым парнем. Он внимательно посмотрел на меня и сел за стол. Потом достал из ящика несколько бланков, обмакнул ручку в чернильницу и начал живо задавать вопросы. Я отвечал так же быстро.
   — Имя?
   — Фрэнсис Кейн. — Полное имя?
   — Фрэнсис Мандер Кейн. — Я и не знал, что для поступления на службу во флот понадобится полное имя, и поэтому сказал первое, что пришло в голову.
   — Адрес?
   Я назвал свой теперешний адрес.
   — Когда родились?
   — 10 мая 1909 года.
   — Значит, восемнадцать. Необходимо согласие родителей.
   — Мои родители умерли.
   — Тогда опекуна.
   — Я живу с бабушкой, — объяснил я.
   — Отлично. Мы отошлем ей документы.
   Я не подумал, что понадобится согласие миссис Мандер. Ничего страшного! Я перехвачу бумаги и подделаю подпись старухи. Я всегда вставал раньше всех. Лейтенант продолжал задавать вопросы. Наконец он закончил, и мы встали.
   — Когда ваша бабушка подпишет документы, принесите их сюда. Захватите с собой вещей на три дня. Если пройдете медицинскую комиссию, вас приведут к присяге и сразу пошлют в лагерь для новобранцев.
   — Спасибо!
   — Счастливо! — улыбнулся лейтенант Форд и протянул руку.
   Я пожал его руку и отправился к себе, мечтая о море.

* * *

   В понедельник утром пришло письмо. Я нашел его на столе в прихожей, куда Мэри складывала почту. В левом верхнем углу стоял штемпель «Военно-морской флот Соединенных Штатов». Конверт я распечатал у себя в комнате. Там, где должна была расписаться миссис Мандер, лейтенант Форд поставил крестик. Я расписался за старуху и сунул конверт в карман старого синего пиджака.
   Последняя ночь в заведении миссис Мандер ничем не отличалась от предыдущих. После закрытия я, как всегда, сдал в столовой деньги.
   Как обычно старуха налила джина. Когда я не пошел наверх, она удивленно уставилась на меня.
   — Что случилось, Фрэнки?
   — Я завтра ухожу.
   — Чем собираешься заниматься?
   Я промолчал.
   — Ладно! Согласна, это не мое дело. — Миссис Мандер опрокинула вторую рюмку. — Как быть с одеждой, которую я тебе купила?
   — Оставьте ее себе. У меня хватит одежды.
   — Мне плевать, чего тебе хватит, а чего — нет! Я заплатила за костюм большие деньги!
   — Ну и что теперь делать?
   После минутной паузы старуха предложила:
   — Я прибавлю тебе десять баков!
   — Ничего не выйдет! — отрезал я. — Мне не нравится работа!
   — Послушай, Фрэнк. Если останешься, быстро сделаешь большие бабки. Может, через какое-то время я сделаю тебя партнером. Ты мне нравишься. У тебя все получится, вот увидишь! Мы сработаемся.
   — Я ухожу. — Я решительно встал.
   — У меня нет родственников, и я скопила большие деньги. Я уже старая и мне нужен человек, которому можно доверять. Ты ни разу не соврал. Останься, и я сделаю тебя богатым.
   Мне стало жалко старуху. Наверное, у нее была несладкая жизнь.
   — Извините, миссис Мандер, но я не могу остаться.
   — Ну и проваливай к черту! — закричала миссис Мандер дрожащим голосом.
   Я молча направился к двери.
   — Фрэнк!
   — Да?
   — Деньги нужны? — спросила она более мягким голосом.
   Я покачал головой, но миссис Мандер отделила от пачки несколько купюр и протянула мне.
   — Бери. Мне столько все равно не надо.
   Я сунул деньги в карман и поблагодарил.
   — Подойди ко мне на минуту, — позвала она.
   Я подошел к миссис Мандер, и она взяла меня за руку.
   — Ты хороший мальчик, Фрэнк. В тебе есть что-то дикое и жестокое, что нужно смягчить, но есть и много хорошего. Что бы ты ни делал, не меняйся! Не теряй то хорошее, что не дает тебе стать плохим и жестоким. — Старуха налила джина.
   Я изумленно молчал. Похоже, Бабушка полюбила меня.
   — Ну? — спросила она.
   — До свидания. — Я импульсивно нагнулся и поцеловал ее сухую и шершавую, как лист старой бумаги, щеку.
   Миссис Мандер удивленно дотронулась до щеки и задумчиво проговорила:
   — Давно...
   Я закрыл за собой дверь и отправился спать. На следующее утро я прошел медицинскую комиссию и был принят в Военно-морской флот США. Со мной присягу принимали еще трое новобранцев.
   — Поднимите правую руку и повторяйте за мной, — сказал лейтенант Форд.
   Я поднял правую руку. Наступила такая тишина, что я слышал стук собственного сердца.
   — Я клянусь... — негромко начал лейтенант.
   — Я клянусь... — торжественно повторил я вслед за ним.

Интерлюдия
Джерри

   Джерри Коуэн удобно устроился в любимом кресле, достал из ящика сигарету и посмотрел на Джанет и Мартина, сидящих напротив. Потом обвел взглядом гостиную. Ему нравилась простая, но изысканная мебель, картины на стенах, увеличенная цветная фотография Джанет, стоящая на радиоприемнике.
   Он сделал ее во время медового месяца в Большом Каньоне. Джанет, слегка отвернувшись в сторону, смеялась и показывала рукой на какое-то чудо природы. Фоном служил огромный, красивый каньон. Прекрасный снимок! Это была лучшая фотография Джерри, и он гордился ею.
   Джерри глубоко затянулся и прислушался к разговору. Джанет и Мартин продолжали говорить о Фрэнсисе. Коуэн почувствовал легкую досаду, что разговор принял такой оборот, затем рассмеялся про себя. Опять он вел себя, как последний дурак. Разве можно злиться на мертвых? Они принадлежат прошлому, частью которого стал и Фрэнки Кейн.
   Мартин наклонился вперед.
   — Джерри, ты что-то молчишь весь вечер. Ты никогда не рассказывал, как вы познакомились с Фрэнки.
   Джерри Коуэн увидел, что они ждут ответа. Задумавшись на несколько секунд, он заговорил с простой, очаровательной честностью, которую так хорошо научился использовать.
   — Мы встретились довольно просто... как и ты, примерно. Мы подрались и разошлись, так и не выяснив, кто сильнее. Столько лет прошло!.. Я учился в частной школе Лоуренса в Коннектикуте. Как-то на уик-энд приехал отец. Я тогда сидел на кровати у себя в комнате, а он ходил взад-вперед. Отец был удивительным человеком. Даже в детстве он обращался со мной, как со взрослым, и постоянно интересовался моим мнением по, разным вопросам.
   Так было и в тот день. «Видишь ли, сынок, через два года мою кандидатуру выдвинут на пост мэра Нью-Йорка. Ребята считают...» «Что я должен учиться в Нью-Йорке», — закончил я. Я все прекрасно понимал. Не зря я был сыном политика. Все время я наблюдал за отцом и многому у него научился.
   «Верно, сынок, — кивнул он. — Я был бы очень рад, если бы ты попробовал. Когда тебя будут видеть среди простых детей, сам знаешь, как изменится ко мне отношение избирателей. — Он присел на край кровати и обнял меня за плечи. — Я знаю, как тебе здесь нравится, Джерри, и как тебе будет тяжело отсюда уезжать, но ты уже взрослый мальчик. Ты сейчас почти мужчина и сам должен принимать важные решения».
   Я хотел быть похожим во всем на отца, который казался мне самым великим человеком на свете. Я тоже хотел быть лидером, чтобы ко мне тянулись люди, уважали и восхищались мною. Я знал, чего хотел и что для этого нужно сделать. Из Лоуренса уезжать очень не хотелось, но в жизни были вещи и поважнее. Так я попал в школу Святой Терезы.
   Я перешел туда, но мне там никогда не нравилось. Кругом грязь, большинство учащихся глупые, грубые дети из бедных семей. Я никогда ничего не имел против них, но я никогда не чувствовал себя среди них, как среди друзей в Лоуренсе. — Коуэн негромко рассмеялся. — Наверное, я немного был снобом. Но я пытался измениться, честно, пытался, и думаю, мне это удалось, потому что большинство ребят в конце концов приняли меня. Они приняли меня в свою компанию, полюбили, но я никогда так и не стал вожаком из-за Фрэнки.
   Фрэнки был крутым парнем. Он придумал правила, которые остальные выполняли. Сначала мы приглядывались друг к другу, как бы приценивались. Затем подрались. Хотя драка закончилась безрезультатно, в душе я знал, что победил он. Я знал, что победа оказалась бы на его стороне, даже если бы я побил его.
   Понимаете, там я был совсем чужим, а Фрэнки являлся одним из них. Я никогда не мог добиться того, чтобы стать для них своим. Фрэнк оказался первым парнем, которому я завидовал.
   Как говорится в старинной поговорке, «Если не можешь их победить, стань таким же, как они». Я это и пытался сделать. Чем больше я узнавал Кейна, тем больше он мне нравился, несмотря на грубый язык, рваную одежду, и грязь на лице и руках. Казалось, мы имеем много общего. Единственная разница заключалась в том, что вожаком был Фрэнки. Я долго старался найти это незаметное отличие.
   Даже отец заметил это. Однажды я привел Фрэнки домой. «Этот парень опасен, — сказал отец после его ухода. — Он умен, жесток и задирист. Пусть тебя не обманывают его разговоры».
   Я улыбнулся и ответил, что все знаю. Но Фрэнки никогда не представлял для меня опасности, он всегда был моим другом, и я любил его.
   Служанка принесла электрический кофейник, поставила три крошечных чашки, блюдца, положила ложечки. Джерри молчал, пока она расставляла посуду.
   — Я сама разолью кофе, Мэри, — сказала Джанет и забрала у девушки салфетки.
   — Хорошо, мэм. — Служанка вышла из гостиной.
   Держа чашечку с блюдцем на колене, Джерри Коуэн продолжил рассказ:
   — Помните, как его выбирали президентом курса? Фрэнки должен был произнести речь, которую мы для него написали. Помните, как у него не получалось, как мы гоняли его, как боялись, что он все завалит? Я тоже думал, что он провалится, даже немного на это надеялся в глубине, рассчитывая, что хоть в чем-то я лучше его.
   Помните, как он начал говорить? Сначала очень громко. Я сидел и думал: «Ну вот, начинается! Сейчас он все завалит». Но Фрэнки ничего не завалил. Он отлично выступил, говорил просто, спокойно, как с друзьями. Тогда-то я и понял, что имел в виду отец, когда назвал его задирой. Мы знали, что он до смерти боится той речи, а он взял да и околдовал всех. Кейн оказался прирожденным актером. Помните, как он вывел Джанет? Он интуитивно совершил правильный поступок. Фрэнки чувствовал, какое решение правильно, а мне над этим приходилось долго и мучительно думать. Он был политиком, каким я хотел стать с самого детства. Он объединял в себе наши с отцом достоинства: магнетизм, очарование и интуицию отца по отношению к людям и мое упорство.
   «Таких, как он, очень мало, — сказал я себе, глядя, как Фрэнки раскланивается на сцене с Джанет. — Наблюдай за ним и учись». Я наблюдал за Фрэнки, учился и любил его.
   Мне казалось, что все в нем просто. Для меня он представлял простоту и такт в сочетании с мгновенной сообразительностью. Фрэнки знал, что хотел, и упрямо шел к намеченной цели. Он говорил, что думал, и делал, что хотел, невзирая на последствия. — Джерри поднес чашечку к губам. Кофе уже остыл, и Коуэн, едва заметно надув губы, поставил ее на стол. — Видите, для меня Фрэнки не был такой тайной, как для вас. Я его очень хорошо знал. Я научился предугадывать его поступки раньше его самого.
   — Но ты же не знал, что он убежит, — прервал его Мартин Кэбелл.
   — Верно, — кивнул Джерри. — Но вспомни, в ту субботу я его не видел. Если бы я его тогда увидел хоть мельком, я бы обо всем догадался.
   Однако про себя Джерри Коуэн подумал: «А почему я так уверен в этом? Действительно ли я знал его так хорошо, как мне кажется? Ведь никто не может предсказать будущее. Да, Фрэнки всегда обладал тем, к чему я стремился. Он пользовался большим авторитетом в школе, первым подружился с Джанет. Все это досталось мне после его побега, как бы по наследству, и я не уверен, что добился бы всего этого, если бы он остался».
   Часть 4

* * *

Глава 1

   Я стоял на ступеньках штаба и смотрел на военно-морскую базу. 30 декабря 1931 года. Холодный ветер дул через бухту Сан-Диего. Я поднял воротник и закурил. В кармане лежали увольнительные документы, а у ног стоял чемоданчик со скудными пожитками.
   Я был рад снова оказаться на гражданке. Нельзя сказать, что мне пришлось во флоте плохо, флот оказался лучшим местом, чтобы переждать несколько лет до наступления совершеннолетия. Хотя, возможно, я и заменил одну тюрьму на другую. В любом случае сейчас я был рад вновь стать гражданским человеком.
   Служба проходила скучно. Суровые правила, устав, строжайший распорядок дня принижали достоинство и уменьшали возможность проявить себя. Однако дисциплина кое-что мне и дала. Я много читал, учился. Служил на орудии и изучал математику, работал кладовщиком и познакомился с бухгалтерским делом, а кроме этого пришлось заниматься английским, историей и много географией.
   Сейчас всему этому пришел конец. Я затянулся в последний раз, выбросил окурок и направился к воротам. Протянул дежурному старшине документы.
   — О'кей, матрос, — кивнул он. — До встречи!
   — Черта с два, до встречи! Прощай! Я уже свое отслужил.
   — Все так говорят, а потом возвращаются.
   — Я не вернусь. Я еду домой. — Я подошел к остановке и сел в автобус.
   Когда автобус тронулся с места, я бросил последний взгляд на базу. Вот родственники обрадуются! Последний раз я писал им из Нью-Йорка. Мне дали увольнительную на двадцать четыре часа, и я целое утро слонялся по городу, не зная, чем заняться. Внезапно выяснилось, что стою перед домом Джерри Коуэна. Я поднялся на крыльцо и позвонил.
   Дверь открыл дворецкий.
   — Джерри дома? — спросил я.
   — Мистер Джерри в колледже. Что-нибудь передать?
   — Нет, — ответил я после паузы и спустился с крыльца. В тот миг я по-настоящему ощутил тоску по дому. Я находился в городе, в котором прожил всю жизнь, и не видел вокруг ни одного знакомого лица. Настроение испортилось. Я нашел отель, снял номер и начал писать письмо.