Роббинс Гарольд. Никогда не люби незнакомца

   Я ни с кем не подружился, потому что моя жизнь вне работы была ограничена до минимума. Меня не беспокоило отсутствие друзей, я давно привык к одиночеству. Несколько раз пытался найти дядю Морриса через его магазин, но он, как в воду канул.
   Летом покупателей стало меньше, и Гарри пообещал осенью повысить мне жалованье. Сейчас я получал десять долларов плюс два доллара от Кроштейна, да чаевыми набиралось доллара три. Так что в неделю набегала вполне приличная сумма — пятнадцать баков. Конечно, лишние деньги еще никому не приносили вреда. Несмотря на то, что сейчас я зарабатывал намного меньше, чем много лет назад, когда работал у Кеуфа, к старому возвращаться не хотелось. Мне казалось, что я постепенно доработаюсь до приличного жалованья.
   В июле Отто, владелец кафе «Мороженое», предложил мне помогать ему по воскресеньям после обеда за два доллара. Так как делать мне все равно было нечего, я согласился. Через несколько недель я уже вполне прилично научился разливать содовую. Мне нравилось болтать с молодежью, которая постоянно околачивалась в кафе.
   Меня всегда интересовал клуб, находившийся над нашим магазином. Надписи на окнах гласили «Рабочий союз», но мне казалось, что рабочими там и не пахнет, и что все члены клуба живут на пособие по безработице. По субботам, когда мы работали допоздна, сверху доносился громкий шум.
   Как-то в субботу после закрытия я решил подняться к ним. Члены клуба меня часто приглашали, но я все не шел. Наверное, в ту ночь стало особенно одиноко и захотелось человеческого общения.
   Клуб располагался в квартире без внутренних перегородок. В углу играл ансамбль из четырех инструментов, в другом — стоял стол, заставленный холодными закусками, хлебом и пуншем. Рядом находилась пивная бочка и галлоновые бутылки с красным вином. Ансамбль играл что-то незнакомое и совсем немелодичное. Молодежь танцевала, а люди постарше стояли маленькими группками и что-то обсуждали, держа в руках сэндвичи.
   Я переступил через порог и сразу заметил знакомого. Его звали Джои, и он часто покупал у нас в магазине продукты. Джои подошел ко мне.
   — Не ожидал тебя здесь увидеть, — удивился он. Я пожал ему руку и рассмеялся.
   — Да вот решил посмотреть на вашу лавочку.
   — Пойдем. Я тебе все покажу.
   Он представил меня нескольким парням и девушкам. Кое-кого я знал по магазину. Затем Джои подвел меня к столу, сунул в руку сэндвич, сказал:
   — Развлекайся, — и бросился к двери с кем-то здороваться.
   Я понял, что он является каким-то официальным лицом и, похоже, всех здесь знает.
   Через несколько минут я увидел знакомую девушку, болтающую с каким-то парнем. Мы с ней часто шутили в магазине. Она постоянно приходила за бутылкой кетчупа и быстро делала заказ, смешно шепелявя. Я подошел к ней, откусил сэндвич и пробормотал с набитым ртом:
   — Ты купила сегодня свой катшип?
   Она обернулась и удивленно взглянула на меня.
   — Какого черта ты здесь делаешь?
   — Да вот, пришел, — ответил я, проглатывая кусок. — Я член клуба.
   — Черта с два!
   — Ладно. Тогда я пришел бесплатно поесть.
   — Это ближе к правде, — насмешливо проговорила она. — Мы все сюда ходим за этим.
   Ее собеседник отошел к другой девушке.
   — Потанцуем?
   — О'кей, — кивнула она. — Рискну.
   Я положил сэндвич на стул, и мы начали танцевать.
   — Прекрасное у вас тут заведение, — заметил я.
   — Зато бесплатно.
   Пока мы танцевали, народ все прибывал, несмотря на позднее время. Я продолжал регулярно наступать ей на ноги из-за отсутствия практики.
   — Может, ты и умеешь резать сыр, — рассердилась моя партнерша после того, как я в шестой раз наступил ей на ногу, — но провалиться мне на этом месте, если ты умеешь танцевать!
   — Это только предлог! — заявил я, притягивая ее к себе.
   — Вот оно что! — девчонка оттолкнула меня. Когда музыка стихла, она сообщила: — Сейчас будет речь.
   — Может, смоемся? — У меня были другие планы на вечер.
   Девушка хотела остаться, поэтому мы вернулись к стулу за моим сэндвичем. Я взял его, и мы уселись.
   — Не уходи, — предупредила она меня. — Можешь услышать кое-что интересное.
   Я оглядел большую комнату. Джои взобрался на стол, который вытащил в центр комнаты, и поднял руку.
   — Ребята, внимание! — закричал он. — Насколько вам известно, сегодня мы пригласили оратора, которого все вы слышали раньше и прекрасно знаете. Поэтому я не буду его представлять. Работа этого человека говорит сама за себя. Его усилия, направленные на пользу нам и партии, широко известны. Итак, я представляю слово Джерро Браунингу.
   Он спрыгнул на пол, а его место, к моему удивлению, занял высокий молодой негр. В комнате подобралась разношерстная компания: ирландцы, итальянцы, испанцы, поляки и куча остальных. Несмотря на то, что Браунинг оказался единственным негром, ему устроили оглушительную овацию. Все радостно топали ногами, пока он оглядывал помещение и слабо улыбался.
   Затем оратор поднял руки, и шум стих.
   — Друзья! — начал Джерро Браунинг. У него совсем не было специфического выговора. — Сегодня вечером я вижу здесь много новых лиц, но это добрые человеческие лица, лица людей, таких же, как мы, которые хотят от жизни того же, что и мы, и я хочу поблагодарить их за то, что они пришли сегодня сюда. — Все зааплодировали. Оратор дождался, когда аплодисменты стихнут, потом продолжил: — Я не собираюсь сегодня говорить о партии и ее целях, которые все вы так хорошо знаете. Я не собираюсь повторять прописные истины. Вместо этого я расскажу вам историю человека, который живет в вашем квартале.
   Он никогда не был здесь, никогда не ходил ни на какие собрания, хотя и я, и другие приглашали его. Как многие из вас, он долго жил на пособие по безработице, псята недавно не получил работу в электрической компании на Лонг Айленде. Возможно, одной из причин, из-за которых он не приходил к нам, являлся страх, что его уволят и ему снова придется жить на пособие. Он не раз говорил, что его предупреждали держаться от нас подальше и не иметь с нами никаких дел, что мы кучка смутьянов и он может лишиться того малого, чего достиг, если свяжется с нами.
   На прошлой неделе, копая траншею под кабель, он случайно задел старый кабель. Удар тока отбросил его футов на десять и нанес сильные увечья и ожоги. Сейчас этот человек до сих пор лежит в больнице, и мы не знаем, выживет он или нет.
   Когда я услышал о несчастном случае, то пришел к его жене • и предложил помощь. Она не знала, чем мы можем помочь, но, тем не менее, все рассказала. Тем же вечером я позвонил в партийный комитет, и они прислали опытного врача, разбирающегося в поражениях электрическим током, и детектива на место аварии.
   Сейчас доктор старается спасти жизнь этого человека, а отчет детектива я держу в руках. Он ясно говорит, что этот человек пострадал не в результате простого несчастного случая, а аварии, вызванной халатностью и безалаберностью администрации электрической компании. Я читаю отчет: «По нормам электрические кабели должны прокладываться на определенной глубине под улицей. Этот кабель оказался проложен на три фута выше, чем положено». Обратите внимание, друзья, на три фута выше. Эти футы могли спасти человеческую жизнь, могли спасти его семью от голодной смерти.
   Я уже советовался с нашими адвокатами, и они намерены предъявить администрации компании иск и добиться справедливости.
   Собравшиеся захлопали, но Браунинг поднял руки, прося тишины. Сейчас он напоминал ветхозаветного пророка.
   — Друзья! — продолжил он. — Сегодня сюда пришла жена этого несчастного. Жалкой компенсации едва хватает на еду для детей, и на оплату жилья и счетов за электричество и газ ничего не остается. Я знаю, что у вас самих почти ничего нет, но я прошу вас пожертвовать этой женщине хотя бы несколько центов.
   Партия берет на себя расходы по судебному процессу Я знаю вашу доброту и не сомневаюсь, что вы поможете этой бедной женщине и ее детям. Вы должны помнить, что на его месте мог оказаться любой из нас, и что беда, происшедшая с одним из нас, наша общая беда.
   Мы должны действовать сообща, сражаться плечом к плечу. Мы имеем право на жизнь, работу, еду, но никто не даст нам эти права просто так. Их нужно идти и завоевывать. Помните, чем сильнее партия и больше членов в ее рядах, тем больше нас будут уважать. Я призываю вас приложить все усилия к укреплению партии, росту ее рядов. Я прошу вас распространять нашу газету и литературу. Но больше всего я прошу вас поддерживать этот клуб, который в свою очередь будет поддерживать вас.
   Он слез со стола, и его сразу окружила толпа. Я посмотрел на свою соседку, которая сидела с открытым ртом и слезами на глазах. Я раньше никогда не задумывался о социальной справедливости, о партии. Гарри не раз говорил, что многие из них не стали бы работать, даже если бы им подвернулся шанс. Сейчас я немного засомневался в его словах.
   Я опять взглянул на свою соседку. Ее глаза блестели, на бледном лице краснели румяна, ярко накрашенные губы были приоткрыты. Она повернулась ко мне.
   — Дай что-нибудь! — потребовала она, протягивая руку. — Ты же работаешь.
   Я вытащил четвертак.
   — Мог бы дать и побольше. Мне нужен доллар.
   Я рассмеялся и протянул доллар.
   — Кажется, ты говорила, что здесь все бесплатно, а приходится платить так же, как и везде.
   — Сволочь! — холодно проговорила девушка. — Что бы ты запел, интересно, если бы это случилось с тобой?
   Она отнесла мой доллар Джерро Браунингу. Наверное, негр спросил, откуда доллар, потому что девчонка показала на меня. Он выбрался из толпы и подошел ко мне.
   — Спасибо, — поблагодарил Браунинг, протягивая руку. — Вы дали больше всех.
   — Я работаю, — объяснил я, пожимая руку.
   — Они бы тоже работали, если бы представился шанс, — спокойно заметил он.
   — Я не это имел в виду. Просто я могу себе это позволить.
   — Вы здесь новичок? Что-то я вас раньше не видел.
   — Фрэнсис Кейн. Я работаю в магазине внизу.
   — Рад познакомиться, — улыбнулся Джерро Браунинг. — Надеюсь, мы еще увидимся.
   — Увидимся, — вежливо ответил я.
   Он опять улыбнулся и отошел.
   — Я вижу, ты разговаривал с Джерро, — сказала мне моя знакомая таким тоном, будто я беседовал с самим Господом Богом.
   — Ага. Если больше никаких выступлений не предвидится, пошли отсюда. Может, еще успеем на последний сеанс. Кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
   — Терри. Я знаю, тебя зовут Фрэнк.
   — Пошли. Или ты собираешься торчать здесь всю ночь?
   — Хорошо, хорошо, — сдалась Терри. — Подожди минутку, я только напудрюсь.
   Я смотрел, как она идет к женской уборной. Неожиданно мне захотелось женской любви. Я очень давно не гулял с девчонками, очень давно! А она недурна, подумал я, глядя ей вслед. Кто знает? Может сегодня повезет?

Глава 2

   Мы договорились завтра пойти купаться на остров. Терри оказалась сообразительной малышкой, но, честно говоря, страшной трусихой. Ей нравилось дразнить, обниматься со мной до тех пор, пока я не начинал заводиться, но, как только я отваживался на более решительный шаг, то сразу получал пощечину.
   — Все вы, парни, одинаковые, — улыбнулась она, словно забавляясь моими муками. — Думаете, если девушка согласилась пойти погулять, значит, вам все позволено? Почему нельзя без этого развлекаться?
   Я объяснил, чувствуя, что говорю глупость.
   — Но, бэби, как же без этого? Мужчина так может сойти с ума! Ну будь хорошей девочкой. Не бойся, ничего не будет!
   Я оказался прав, ничего и не было!
   Благодаря Терри я стал завсегдатаем клуба. Я сейчас понимал, что я не единственный человек, которому приходится надрываться и жить на жалкие гроши. У них были те же проблемы. Всем приходилось зарабатывать эти жалкие гроши или умирать с голоду. У некоторых людей я видел странные выражения на лицах, на которые время и тревоги наложили отпечаток отчаяния и безысходности.
   Некоторые приходили в магазин с талонами на продукты, смеясь и притворяясь, что им весело. «Опять живем!» — весело сообщали они и с шиком покупали еду. Некоторые швыряли талон на стойку и воинственно спрашивали: «Принимаете?» Находились и такие, кто тихо ждали, пока магазин не опустеет, затем наклонялись через стойку и смущенно спрашивали: «Не возьмете талон?»
   Все они были единодушны в одном — никто никогда не называл эти бумажки «продовольственной помощью». Они просто говорили талоны или «вот это». Кое-кто пытался отоварить их сигаретами или получить наличные. Нам не разрешали давать на талоны сигареты или наличные деньги. Время от времени кто-нибудь предлагал продать талон стоимостью в тринадцать с половиной долларов за пять-шесть монет, и мы нарушали запрет. Так поступали и остальные продавцы в нашем районе. Пособия по безработице проделывали с людьми странные фокусы и у многих отнимали гордость.
   Наверху в клубе эти люди менялись. Клуб боролся за то, чтобы вместо талонов давали деньги. Коммунисты утверждали, что во многих магазинах продукты продают безработным по более высоким ценам. Я слышал, как некоторые владельцы магазинов справедливо жаловались, что приходится по три месяца ждать, пока правительство заплатит за талоны. Наверху всегда можно было услышать жалобы. Кроме этого, там обсуждали слухи. Народ прослышал, что правительство собирается начать огромную программу по созданию новых рабочих мест. Каждый день появлялись все новые и новые слухи, а пока суть да дело, безработным приходилось все туже затягивать пояса.
   С Тёрри мы теперь встречались по средам. Я отказался от воскресений, потому что на свидания уходила большая часть моих денег. Нельзя сказать, что девочка мне не нравилась, но она по-прежнему не подпускала меня к себе, и я возвращался после свиданий домой весь разгоряченный и долго ворочался не в силах уснуть. Я не мог заставить себя пойти к проститутке после того, как повидал их вблизи. Я метался на кровати, обзывая Терри сукой и обещая перестать встречаться с ней. Но меня хватило только на то, чтобы перенести свидания с воскресенья на среду. Мы ходили в кино, потом я провожал ее. Несколько минут стояли в подъезде ее дома и целовались, а иногда она даже разрешала мне погладить себя на прощание.
   Как-то в четверг после одного из таких свиданий я относил заказ. Предыдущим вечером Терри позволила сунуть руку под платье и потрогать мягкую теплую грудь. Она разрешила несколько секунд не убирать руку, но, когда я попытался сунуть ее между коленей, она оттолкнула меня. Терри выводила меня из себя. Как я ни старался в тот четверг думать о другом, мои мысли возвращались к ней.
   Я позвонил. Дверь открыла молодая женщина с белокурыми волосами и узким лицом в старом платье. Она была нашей новой покупательницей. Утром сделала заказ и попросила принести продукты после обеда, надеясь найти деньги.
   — Продукты, — сообщил я. — Один доллар с четвертью за доставку. — Гарри всегда предупреждал не уходить без денег.
   — Отнесите, пожалуйста, на кухню, — спокойно попросила хозяйка.
   Я вошел в квартиру, поставил сумку и повернулся к ней. Женщина смотрела на продукты голодными глазами.
   — Через несколько минут вернется муж с деньгами. Оставьте их, а я занесу деньги чуть позже.
   — Извините, мэм, я бы с удовольствием, но не могу. Я должен сразу получить деньги. Босс меня уволит, если я вернусь без денег.
   Я нагнулся за сумкой.
   — Подождите минуту, — нервно попросила она. — Неужели вы не можете немного подождать? Он вот-вот подойдет. — В комнату вошла девочка лет шести, и женщина взяла ребенка на руки. — Присядьте, если хотите.
   Я сел на стул рядом с сумкой и закурил. Предложил сигарету и ей, но она отказалась. Я докурил сигарету и встал.
   — Уже поздно, леди. Если я не вернусь сейчас в магазин, босс будет волноваться.
   — Ну подождите еще немного. Он должен вернуться с минуты на минуту. — Женщина подошла к окну и выглянула на улицу. — Он должен вернуться с минуты на минуту, — нервно повторила она.
   Черта с два! Даже если он вернется, то все равно без денег, и мне придется в любом случае забирать продукты, но я решил подождать. Через пять минут решительно встал.
   — Извините, леди, но мне пора. Когда вернется муж, пусть зайдет в магазин. Мы отдадим ему продукты. — Я взял сумку и поставил на плечо.
   — Пожалуйста, оставьте продукты. Честное слово, когда он придет, я немедленно пришлю его к вам с деньгами.
   — Послушайте, леди, я вам верю, — терпеливо проговорил я. — Я бы с радостью оставил продукты, но не могу. Меня уволят за это. — Меня начало раздражать ее хныканье. А может, я злился на себя за то, что боялся оставить сумку. Как бы там ни было, я не собирался вести себя, как последний простофиля. Я не раз слышал истории, как доверчивых рассыльных обманывали подобными разговорами.
   — Но у нас, кроме ребенка, никто за весь день во рту не держал даже маковой росинки. Муж пошел искать работу. Мы вам заплатим.
   — Леди, зачем вы мне это рассказываете? Расскажите лучше моему боссу. Если он вам поверит, я оставлю сумку.
   — Я рассказывала. — Она опустила девочку и села. По ее тону я понял, что ответил Гарри.
   — Ну что я могу сделать? — Я направился к двери. Внезапно у меня мелькнула мысль, и я остановился. — Если, правда, вы?..
   В ее глазах вспыхнула надежда, но быстро погасла. Женщина покраснела и нервно сжала руки.
   Я посмотрел на ее руки, красные и огрубевшие от стирки, руки молодой женщины, рано состарившейся от тяжелой домашней работы.
   — Нет! — прошептала она, будто разговаривая сама с собой. — Нет! Нет! Нет!
   — О'кей, леди, — холодно сказал я. — Как хотите. Но не обманывайте себя! Мы оба хорошо знаем, сколько у него шансов найти работу. — Я подошел к двери.
   — Подождите. Дайте подумать. — Она опустила голову на руки, а девочка тревожно смотрела на нас.
   Я расслабился. Казалось, я слышу, как у нее в голове вращаются колесики, и я не сомневался в ответе.
   Наконец женщина подняла голову. На ее лице появилось новое выражение, выражение какого-то отчаяния.
   — Лаура, беги на улицу и подожди там папу, — велела она дочке. — Крикни мне в окно, когда увидишь его.
   Ребенок с серьезным видом вышел, помахав нам рукой на прощание. Я закрыл дверь, снял с плеча сумку и вопросительно взглянул на хозяйку.
   Она несколько секунд смотрела на меня, затем пошла в спальню. В крошечной комнате с узким окном стояла аккуратно заправленная кровать и детская колыбелька в углу. На стене в изножье кровати висел небольшой образ девы Марии с ребенком на руках, на комоде стояла семейная фотография.
   — Нет, только не здесь! — сказала женщина и вернулась в гостиную.
   Она сняла тапочки и легла на диван. Я присел на край. У меня пересохло в горле, в паху появилась тяжесть. Я положил ладонь на низ ее живота. Ее тело оказалось холодным, как лед, и она вздрогнула. После этого я допустил ошибку и непроизвольно взглянул ей в глаза.
   Передо мной лежала не живая женщина, а кукла. Я смотрел на ее лицо целую минуту, и за это время на нем не дрогнул ни один мускул. Она лежала неподвижно и равнодушно смотрела на меня.
   Я вскочил с дивана и поправил брюки. Сначала женщина недоверчиво смотрела на меня, потом тоже встала.
   — Спасибо за приятно проведенное время! Продукты можете оставить.
   Она сделала шаг ко мне, пробормотала:
   — Мистер, — и неожиданно рухнула на меня.
   Я едва успел подхватить ее. Холод моментально сменил жар. Она положила голову мне на плечо и заплакала без слез. Я крепко, но как-то холодно обнимал ее. Ее ноги дрожали.
   — Мистер! Мистер! — рыдала она. — Если бы вы знали, что нам пришлось пережить! Если бы вы знали, сколько раз Майку приходилось оставаться голодным, чтобы накормить Лауру! Если бы вы знали, сколько он уже не курит!
   Она совсем расклеилась. Я обнимал женщину, которая с плачем повествовала о жертвах, принесенных мужем ради дочери. Мне показалось, что она совсем забыла о своих жертвах. Внезапно мне стало стыдно.
   — Ну, ну... не плачьте, — прервал я ее лепет. — Все будет в порядке.
   Мы благодарно посмотрели друг на друга.
   — Вы молодец! — прошептала она.
   — Знаю, знаю, — невесело рассмеялся я. Еще бы не молодец — чемпион среди дураков!
   Мы молча вышли на кухню. У двери она остановила меня.
   — Спасибо, мистер.
   — Не стоит, леди. Наш девиз — вежливость превыше всего!
   Я спустился на улицу. Пройдя с полквартала, заметил маленькую девочку, к которой подбежал мужчина, подхватил ее на руки и подбросил высоко в воздух.
   — Папа! Папа!
   — Лори! — радостно закричал он. — Папа нашел работу!
   — Поздравляю, Майк, — сказал я, проходя мимо. — Ты нашел больше, чем работу.
   Он озадаченно посмотрел на меня и почесал голову, наверное, пытаясь вспомнить меня. Потом махнул рукой и побежал к дому с дочкой на руках.
   По дороге к магазину я все больше злился. На следующем же свидании эта сучонка Терри заплатит за все!

Глава 3

   На следующее утро в магазин пришла та женщина. Она сильно изменилась по сравнению со вчерашним днем: как-то по-другому держала голову или шла как-то иначе... более уверенно что ли, а из глаз исчезла безысходность и отчаяние.
   — Майк нашел работу! — напрямик заявила она. — Вы не могли бы дать мне кое-какие продукты до завтра? Завтра у него зарплата.
   — Я встретил его вчера на улице. Подождите минуту, я спрошу у босса. — Я объяснил Гарри Кроштейну ситуацию. Мне было стыдно за свое вчерашнее поведение и очень хотелось помочь им. Сейчас только дошло, как отвратительно я себя вчера вел! Гарри разрешил дать продукты под мою ответственность.
   Я вернулся к женщине и дал ей все, что она хотела. Собирая пакет, попытался извиниться за свое вчерашнее поведение.
   — Очень рад, что ваш муж нашел работу, — негромко произнес я. Она молчала. — Извините за вчерашнее. Даже не знаю, что на меня наехало. Наверное, я наслушался слишком много историй о доверчивых рассыльных. Сейчас неизвестно, кому можно верить, а кому — нет.
   — Почему вы не верите людям хотя бы до тех пор, пока не убедитесь в обратном? — просто спросила женщина, слегка покраснев.
   Мне стало еще хуже, но я не мог ответить на ее вопрос. Я не мог объяснить, что попадаются люди, которые могут вас обмануть, и из-за них приходится страдать хорошим людям. Я протянул пакет, и она ушла.
   Позже в магазин заглянула Терри.
   — Дай мне бутылку катшипа, — улыбнулась она.
   — Господи, вы что, больше ничего не едите? — съязвил я, зная, что она не обидится. Я здорово разозлился на нее. Если бы она позавчера дала себя трахнуть, я бы не вел себя вчера, как последний кретин. Поставив на прилавок бутылку с кетчупом, поинтересовался: — Что-нибудь еще?
   Девушка покачала головой.
   — Десять центов, пожалуйста. — Я сунул бутылку в бумажный пакет.
   — Придешь завтра на собрание? — спросила она.
   — Приду. Дождись меня, ладно?
   Терри ушла.
   — Чего ты потерял на этих собраниях? — полюбопытствовал Гарри. — Там же одни лентяи. Большинство из них просто не хотят работать.
   — Не знаю. Мне они кажутся вполне приличными людьми, от которых просто отвернулась удача. К тому же там весело.
   — Только не рассказывай мне, что ты собираешься заделаться коммунистом.
   — Я даже не знаю, что это такое, — рассмеялся я. — Я не узнаю коммуниста, даже если столкнусь с ним нос к носу. Там наверху собираются обычные люди, такие же, как и мы с тобой. Им нужно то же, что и остальным: работа, еда, отдых. Я хочу того же самого, но при этом я никакой не коммунист!
   — Они верят в свободную любовь, — осуждающе проговорил Гарри, — и не признают браков.
   — Странно, там почти все семейные.
   — Если бы они были приличными людьми, они бы воспитывали лучше своих детей. Возьми, например, ту же Терри. Уверен, что она там со всеми перетрахалась.
   Я разозлился и хотел что-нибудь резко ответить, но сдержался. Вместо этого медленно улыбнулся.
   — Терри относится к тем девчонкам, которых, кажется, можно легко трахнуть, но никто не может похвалиться этим.
   Гарри отошел к покупательнице, а я принялся распаковывать ящики и скоро забыл о нашем споре.
   Прошло несколько месяцев. Сэм бросил работу и уехал в Хартфорд к родственникам. Я заделался настоящим продавцом и сейчас заколачивал пятнадцать баков в неделю, а по воскресеньям у Отто ловко разливал содовую. Кое-что сэкономив, купил новую одежду, немного поправился и стал относиться к окружающим более весело и дружелюбно. Я знал уже почти всех жителей квартала. Все время уходило на работу и на клуб. Я не проявлял наверху никакой активности, но само присутствие на этих собраниях как-то сближало с людьми.
   Прошел День Благодарения. Однажды вечером после закрытия магазина меня окликнул на улице Джерро Браунинг. Я подождал его, и мы пошли вместе.
   — Где ты живешь, Фрэнсис?
   — В «Миллсе». — Интересно, почему он спросил?
   — А сейчас куда?
   — Поужинаю и домой.
   — Не возражаешь, если поужинаем вместе?
   — Нет, — удивленно ответил я. — Хоть будет с кем поболтать.
   — У тебя что, нет родственников? — полюбопытствовал Браунинг.
   Я покачал головой.
   — Сколько же тебе лет?
   — Двадцать два. — Я вопросительно посмотрел на Джерро. — Послушай, я не против расспросов, но может объяснишь, чем вызван такой внезапный интерес?
   — Сам не знаю, — рассмеялся негр. — Наверное, ты меня заинтересовал.