Роббинс Гарольд. Никогда не люби незнакомца

   После склада я зашел в соседнюю аптеку, где собрал три доллара. Из ресторана вышел с почти семью баками. Дальше парикмахерская, кондитерская, еще несколько гаражей и мастерских, обувной магазин, опять ресторан. Мне оставалось заглянуть в последнее место — меблированные комнаты. Дверь открыла девушка-негритянка.
   — Мисс Нил дома? — спросил я, заглядывая в бумажку.
   — Ага, дома. Что-то ты слишком молод, чтобы спрашивать мисс Нил. — Она отвела меня на второй этаж и остановилась перед закрытой дверью. — Мисс Нил?
   — Войдите.
   Я вошел. В большой комнате сидели несколько женщин в кимоно и домашних халатах.
   — Я мисс Нил, — сказала высокая темноволосая женщина, вставая. — Что тебе нужно, мальчик?
   — Меня прислал Кеуф. — Я огляделся по сторонам. Все верно, я попал в публичный дом.
   — Программку принес?
   Я дал им программки. Пока они их изучали, я переминался с ноги на ногу. Наконец кто-то предложил мне присесть. Я сел у окна. В этом заведении я собрал целых девятнадцать баков. Часы, которые мне подарил брат Бернард, показывали почти два. Нужно торопиться в бильярдную, а то можно опоздать к началу скачек. Всю дорогу назад я бежал.
   — Как дела, малыш? — приветствовал меня Джимми Кеуф.
   — Неплохо. — Я выложил на стойку все деньги.
   Когда мы их пересчитали, оказалось, что я собрал пятьдесят один доллар. Я отдал ему деньги и принялся за уборку. День пролетел быстро. Вечером я сделал окончательные подсчеты. С учетом выигрышей Джимми заработал двадцать два с половиной доллара. Моя доля составляла половину — одиннадцать с четвертью.
   Одиннадцать долларов двадцать пять центов, радостно думал я, возвращаясь на ночь в приют. Раньше я и за неделю столько не зарабатывал. Я еще никогда не имел столько денег в кармане. Нет, это лучше, чем лето за городом.

Глава 11

   К концу недели я заработал пятьдесят один доллар. Вместе с шестью долларами за уборку мой недельный заработок составил пятьдесят семь долларов. Большинство жителей нашего района зарабатывали намного меньше. У меня впервые оказалось столько денег. Я поглощал в огромных количествах сладости, гамбургеры и кока-колу. Впервые в жизни у меня все время в кармане лежала капуста. Все знакомые ребята не отходили от меня ни на шаг. Я давал взаймы, всех угощал и быстро превратился в важного человека.
   После воскресной мессы мы договорились с Джули поехать купаться. Она пришла на вокзал с небольшой сумкой.
   — А где твой купальный костюм? — поинтересовалась девушка, когда мы сели в электричку.
   — На мне.
   — Как же ты будешь возвращаться? — рассмеялась она. — Ведь они будут мокрыми.
   — Я об этом и не подумал, — растерялся я.
   — Ничего, глупый, так уж и быть — я понесу их в сумке. — Электричка остановилась на Тайм Сквер, и вагон заполнила толпа бегущих от жары на остров горожан.
   В маленьком купальном домике около Стиплчейз мы сняли шкафчики. Я чуть не забыл деньги в одежде. По пути на пляж купил белый пояс, который надевался поверх трусов и имел кармашек для денег. К морю я спустился раньше Джули. Через несколько минут показалась она в потрясающем красном купальнике. Когда Джули разулась, она стала чуть ниже меня. Мне очень понравилось, что она похожа на девчонку примерно моего возраста. Вода оказалась замечательной. Мы немного поплавали, затем легли на песок загорать. Стояла страшная жара.
   Совсем белая Джули моментально обгорела. Моя же кожа после купаний в доке стала бронзовой.
   — Как работа? — поинтересовалась Джули.
   — Неплохо. На этой неделе я заработал пятьдесят один бак.
   — Пятьдесят один бак? — недоверчиво переспросила она.
   — Угу. Хочешь посмотреть? — Я вытащил из пояса пачку долларов.
   — Спрячь. Я тебе верю. Я спрятал деньги.
   — Что собираешься с ними делать?
   — Не знаю. Наверное, куплю кое-какую одежду. Мне надоело вечно носить чьи-то обноски. Хочется хоть раз в жизни иметь что-то свое. — Я достал сигареты. Джули взяла одну, и мы закурили.
   — Открой счет в банке, — посоветовала она, глубоко затягиваясь. — Когда-нибудь эти деньги тебе пригодятся по-настоящему... ну когда поступишь в колледж, например.
   — Плевать я хотел на колледж! Я стану букмекером и буду зарабатывать настоящие бабки. А ты будешь моей девчонкой!
   — Правда, Фрэнки? — нежно спросила она.
   — Конечно. — Джули была такой хорошенькой, что я хотел поцеловать ее прямо на пляже, но вокруг было слишком много народу.
   За день до отъезда в деревню Джерри Коуэн зашел ко мне в бильярдную.
   — Жаль все-таки, что ты не едешь со мной, Фрэнки.
   — Не могу. Работа...
   — Понимаю. Но если передумаешь, обязательно напиши. Отец привезет тебя.
   — Хорошо, — пообещал я. — Счастливого отдыха!
   — Тебе тоже! — пожелал он, с сомнением оглядываясь по сторонам.
   — Увидимся в сентябре.
   Мы пожали друг другу руки, и Джерри ушел. В этот миг я завидовал ему больше, чем когда-либо раньше. Как здорово иметь все, что хочешь, подумал я и вернулся к уборке туалета.
   Я послушался совета Джули и открыл счет в банке на углу Бродвея и Шестьдесят третьей. К концу второй недели там уже лежало около семидесяти долларов. Вчера удалось собрать целых восемьдесят монет, но они, правда, уйдут на погашение выигрышей. Меня это не беспокоило. Никуда эти ребята не денутся, все равно отдадут свои денежки. Выигравшие считали себя счастливчиками, ставили еще больше и очень скоро все спускали.
   По дороге я встретил Мартина и Рея, которые шли купаться. Они позвали меня с собой, но я отказался. Мартин пригласил вечером к себе, и я пообещал заглянуть, если буду свободен. К ним присоединились еще несколько парней, и они вместе направились к докам. Первым в моем списке значился гараж, около которого играли в стикбол^[7]. Я несколько минут наблюдал за игрой, а когда ко мне отлетел мяч, бросил его обратно. Один из игроков крикнул:
   — Хочешь сыграть, Фрэнки?
   — Нет, спасибо.
   Я вошел в гараж.
   — Эй, Кристи! Где ты?
   — Привет, Фрэнки! — поздоровался негр, вылезая из-под машины. Его лицо расплылось в широкой улыбке.
   — Тебе повезло, — улыбнулся я. — Ты выиграл двадцать один бакс.
   Я отсчитал ему деньги. Подошел Джо, и я дал ему программку. На этот раз они поставили целых шесть долларов вместо обычных двух.
   Несмотря на то, что в финансовом отношении день оказался очень удачным, на душе скребли кошки. Возвращаясь в бильярдную, я заглянул в док, где купались ребята, и с завистью стал смотреть, как они ныряют, плавают, загорают. Очень хотелось тоже прыгнуть в воду, но меня ждала работа.
   — Готов поспорить, что ты хочешь искупаться, Фрэнки! — раздался за спиной голос Силка Феннелли.
   — Нет, сэр... я хочу сказать...
   — Все в порядке, малыш, — улыбнулся он. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Ты хочешь быть с ними — купаться, играть в мяч, бросать кости, но не можешь. На тебе лежит ответственность... за самого себя. Эти ребята не заглядывают дальше сегодняшнего дня, но ты не такой. Ты хочешь чего-то добиться в жизни. Ты станешь большой шишкой и узнаешь, что за все приходится платить, хочется тебе этого или нет. И тебе самому придется решать, чем расплачиваться. Я сам когда-то был таким же, как ты.
   — Да, мистер Феннелли, я теперь отличаюсь от них.
   — Ты молодец. — Феннелли по-дружески положил руку мне на плечо. — Куда сейчас?
   — К Кеуфу.
   — Забирайся в машину. Мне все равно нужно к нему по делам. Заодно почистишь мне обувь.
   Мы сели в машину. Мне было очень приятно, когда мы остановились у бильярдной и я вышел из машины с таким важным человеком. Мистер Феннелли поинтересовался моими делами и похвалил меня.
   Я отдал Джимми записи и деньги. Затем достал ящик со щетками и почистил обувь Феннелли.
   — Парень молодец! — сказал мистер Феннелли Кеуфу.
   — Умница! — гордо согласился Джимми Кеуф, словно говорил о собственном сыне.
   Когда Силк Феннелли захотел заплатить полбакса, я отказался.
   — Бери, малыш — настаивал он.
   — Давайте бросим его, — предложил я. — Выигравший получает доллар.
   — Идет. Ты что выбираешь? — спросил он, подбрасывая монету в воздух.
   Я смотрел, как она летит, переворачиваясь, и у самого пола сказал:
   — Решка!
   Я выиграл. Силк Феннелли забрал полдоллара и дал мне доллар.
   — Ты не пропадешь. Фрэнки, — заметил он.
   — Да, сэр. Спасибо, — поблагодарил я, засовывая доллар в карман.
   — Принеси нам пару бутылочек пива. Фрэнки! — рассмеялся Джимми.
   Я сбегал в подвал за двумя холодными бутылками и открыл их. Они быстро выпили пиво, и Феннелли спросил у Кеуфа:
   — Ну как, рассчитаемся за прошлую неделю?
   — Конечно, Силк. Ты же меня знаешь, я всегда плачу вовремя. — Джимми отсчитал из пачки шестьсот долларов. Мистер Феннелли, не считая, сунул их в карман.
   Я отправился за шваброй и начал мыть кафельный пол около стойки. Было жарко. Я сиял рубашку и швырнул ее в угол. По моему лицу тек пот, и я часто вытирал его ладонью. Когда мистер Феннелли проходил мимо, он махнул рукой. Я отдал ему честь так же, как отцу Куинну.

Глава 12

   Шло лето, обычное нью-йоркское лето, жаркое, душное, вытягивающее все соки. Люди возвращались по вечерам домой усталые и раздраженные. Из открытых настежь окон доносился шум, на улицах до поздней ночи кричали дети, парки и пляжи были переполнены. Самой популярной темой в газетах стали прогнозы погоды.
   Обычное нью-йоркское лето, но для меня оно было необычным. Мне оно нравилось. Впервые в жизни я чувствовал себя свободным. К концу августа на моем счету лежало семьсот долларов. У меня была своя девушка; два новых костюма, питался я в ресторанах, в карманах не переводились деньги. Я мог пойти, куда хотел, и делать, что хотел. И взрослые, и дети с уважением смотрели на меня. Я стал важным человеком и жил на широкую ногу. В конце лета все чаще начали приходить мысли о школе. Зачем учиться? Я и так зарабатывал много денег. Но с другой стороны, я понимал, что без школы не обойтись. Очень хотелось собирать ставки и осенью. Может, попроситься в утреннюю смену, чтобы быть свободным после обеда? Сейчас, вспоминая друзей из школы и приюта, я думал о них свысока.
   Вечером двадцать второго августа, в субботу, Джимми Кеуф рассчитался со мной за прошедшую неделю, и я сунул в карман восемьдесят четыре доллара. В бильярдной стоял шум. У нас закончилось пиво и прохладительные напитки, и скоро большинство посетителей начнет расходиться по домам.
   — Устал, — пожаловался Кеуф. — Наверное, закроемся сегодня пораньше. Хочу успеть на поезд и съездить проведать жену.
   — Сказать, что закрываемся?
   Джимми кивнул.
   — Закрываемся! — громко крикнул я. — Закрываемся!
   Через несколько минут бильярдная опустела. Кеуф пересчитал выручку и сунул ее в карман.
   — Пошли, — сказал он.
   Пока Джимми запирал дверь, к бильярдной подъехала машина Феннелли.
   — Что так рано, Джимми? — улыбнулся мистер Феннелли, подходя к нам.
   — Хочу проведать жену, — объяснил Джимми Кеуф.
   — Молодец. Для меня что-нибудь есть?
   — Конечно, Силк. Ты же меня знаешь. — Он вытащил из кармана пачку денег, перетянутую толстой резинкой.
   Они стояли в дверях, и мне пришлось отойти назад, чтобы уступить место. При этом я стоял лицом к бильярдной.
   Неожиданно за спиной взревел мотор. Феннелли и Кеуф испуганно уставились куда-то поверх моей головы. Я же не почувствовал ничего необычного. Джимми побледнел я уронил деньги.
   Я нагнулся за ними и сказал:
   — Разве можно быть таким неаккуратным с?..
   В этот момент раздались выстрелы. Я быстро выпрямился. Джимми Кеуф, прижав руки к животу, сползал на землю, прислонившись к двери. Силк Феннелли схватился за грудь. Он начал медленно падать, и руки безжизненно повисли. На меня брызнула кровь. Только после этого я абсолютно машинально, ни о чем не думая, бросился бежать. Пробежав пару кварталов, остановился перед домом Мартина.
   Я мигом поднялся наверх и позвонил в кухонную дверь. Только сейчас до меня начало доходить, что произошло. Все это время я бежал чисто инстинктивно, ни о чем не думая. Гулко колотилось сердце, я ловил ртом воздух и никак не мог отдышаться.
   Джули открыла дверь. Я вбежал в кухню и захлопнул дверь.
   — Фрэнки, это ты? — удивилась девушка. Увидев кровь на моей рубашке, она испуганно воскликнула: — В чем дело? Что случилось?
   Я молча прошел через кухню в ее маленькую комнату и, тяжело дыша, бросился на кровать. Джули вошла в комнату и закрыла дверь.
   — Что случилось, Фрэнки? Ты ранен? — Ее глаза расширились от страха.
   — Нет, — я сел, — они застрелили моего босса и мистера Феннелли.
   — Они? Кто они?
   — Не знаю. Я убежал! — Я встал, и только тут до меня дошло, что я держу в руке деньги Джимми. Я сунул их в карман и осторожно подошел к окну. «Интересно, не увязались ли они за мной?» — спросил я самого себя.
   — Бедный ребенок! Да ты дрожишь, как осиновый лист. — Джули крепко обняла меня.
   — Ничего я не дрожу, — солгал я и прижался лицом к ее груди.
   Она была такой теплой, такой безопасной, что я не хотел шевелиться. Неожиданно меня начала бить дрожь, и я ничего не мог с собой поделать. Через несколько секунд я весь дрожал, и моя рубашка моментально вся взмокла от пота. Я стоял в объятиях Джули, трясся и стучал зубами, как ребенок...
   Джули усадила меня в кресло и пошла на кухню принести мне что-нибудь выпить. Никто не видел, как я прибежал сюда, думал я. Конечно, они охотились за Феннелли, а до меня им нет никакого дела. Кеуф видел их, поэтому его пришили. Я их не видел, поэтому меня не тронули. Копы захотят меня допросить, но ведь я ничего не видел. Со мной все будет в порядке до тех пор, пока я буду молчать. Никто и пальцем до меня не дотронется, пока я не открою рта... Что делать с бабками? Я вытащил деньги и пересчитал. В пачке оказалось шестьсот пятьдесят три бака. Я сунул их обратно. В комнату вернулась Джули с чашкой кофе.
   — Выпей кофе! — велела она. — Сразу полегчает.
   — Мне уже и так легче, — благодарно улыбнулся я и взял чашку. Я не могу уйти в этой рубашке. Она вся в крови. — Я снял рубашку и протянул Джули. — Выброси ее в мусоропровод и принеси рубашку Мартина.
   Девушка молча взяла рубашку и вышла из комнаты. На кухне хлопнула дверца мусоропровода. Потом Джули отправилась в комнату Мартина. Через минуту она вернулась с рубашкой, которая оказалась мне немного мала.
   Пора уносить ноги, подумал я.
   — Спасибо, Джули. Я пойду, пока никого нет.
   — Можешь не торопиться. Все, кроме мистера Кэбелла, уехали на уик-энд за город. А мистер Кэбелл возвращается не раньше часа, когда закрывается аптека.
   Я не спеша поужинал и около девяти вернулся в приют. Пробрался в здание через черный ход. Все уже спали. Я разделся и лег. Я так устал, что уснул, едва моя голова коснулась подушки.
   Утром подскочил раньше всех и помчался за газетами. «Дейли Ньюс» поместила на первой странице большой заголовок: «Нападение на Феннелли», а сама статья находилась на второй странице. Я раскрыл газету. В правом верхнем углу виднелась фотография Силка Феннелли, а под ней короткая заметка:
   «В Нью-Йорке опять начинается война между гангстерами. Силк Феннелли, известный босс игорного бизнеса и рэкетир, был тяжело ранен, а Джеймс Кеуф убит неизвестными бандитами. Кеуф получил две пули в сердце, а Феннелли одну в грудь, а вторую — в пах. Нападение произошло вчера вечером около бильярдной Джеймса Кеуфа. Полиция разыскивает мальчика, который работал у Кеуфа и который, возможно, был свидетелем нападения. Феннелли, как заявили врачи Рузвельтовской больницы, находится в тяжелом, но не критическом состоянии. Следуя законам гангстеровского кодекса чести, он лишь сказал: „Я понятия не имею, кто хотел застрелить меня, потому что никогда не сую нос в чужие дела“. Полиция начала расследование. Читайте новости в наших следующих номерах».
   Я опустил газету. Похоже, мистер Феннелли предупреждал меня держать язык за зубами. Я позавтракал и пошел в церковь помогать прислуживать у алтаря. Беспокоиться пока было не о чем.

Глава 13

   Прошла неделя. Меня никто не искал, и я постепенно успокоился. Я опять мог безбоязненно выйти на улицу. В газетах писали, что состояние Феннелли улучшается я что через три недели его выпишут из больницы. Бильярдную закрыли, и я потерял работу, но не унывал. Деньги Джимми положил на другой счет. Пока у меня есть деньги, беспокоиться не о чем. Несколько раз мы встречались с Джули, но ни разу не обсуждали то, что произошло в субботу вечером.
   Однажды утром брат Бернард заглянул в спальню.
   — Фрэнсис, загляни ко мне после завтрака.
   — Хорошо, сэр.
   В его кабинете собрались старшая сестра, отец Куинн и незнакомый мужчина, похожий на копа.
   Я, постарался скрыть испуг.
   — Вызывали, сэр? — обратился я к брату Бернарду.
   — Да, Фрэнсис. Это инспектор Бучалтер из комиссии по делам благотворительности. — Инспектору Бучалтеру он сказал: — Это тот мальчик, о котором мы говорили.
   Я ждал. С минуту в комнате царила тишина, потом старшая сестра сказала:
   — Фрэнсис, ты хороший мальчик. Я наблюдаю за тобой с самого детства. Сейчас я хочу тебе кое-что сказать. Я говорю это, только потому что должна. Фрэнсис, ты никогда не задумывался, что хорошие люди встречаются не только среди католиков?
   — Нет, мэм, — осторожно ответил я.
   — Видите? — воскликнул отец Куинн и заулыбался. — Я же вам говорил!
   — Если бы кто-нибудь сказал тебе, что ты принадлежишь к другой вере, что бы ты сделал? — медленно спросила старшая сестра.
   С моих губ слетел едва слышный вздох облегчения. Значит нападение ни при чем.
   — Я бы не поверил, мэм.
   Все гордо заулыбались и радостно заговорили:
   — Хороший мальчик! Примерный католик!
   — Фрэнсис, ты совсем не помнишь своих родителей? — спросила она более естественным голосом.
   Вопрос показался мне глупым. Старшая сестра прекрасно знала, что я попал в приют в грудном возрасте.
   — Нет, мэм, — вежливо ответил я.
   — Мистер Бучалтер пытается разыскивать родителей и родственников наших детей, — продолжила она. — Время от времени он просматривает все дела, надеясь найти что-нибудь новое. Выслушай его.
   — Видишь ли, Фрэнсис, — смущенно начал мистер Бучалтер, — все произошло совсем недавно. Когда ты закончил школу Святой Терезы, мне вновь прислали твои документы. — Инспектор говорил почти извиняющимся тоном. — Прежде чем наши дети идут в среднюю школу, мы на всякий случай еще раз просматриваем их дела. Короче, мы установили, что у тебя есть родственники — дядя, брат твоей матери, которая умерла при родах. Недавно он написал нам о своей сестре, которая приехала в Нью-Йорк, как раз, когда ты родился. Он в точности описал кольцо твоей матери. Мы хранили его и хотели подарить тебе, когда ты подрастешь. Кольцо дешевое, но очень необычное. Сейчас дядя хочет, чтобы ты жил с ним. Закон на его стороне. Мы решили, что он вполне достойный и ответственный человек. У него двое детей. Он даст тебе кров и будет о тебе заботиться.
   — Но, Фрэнсис, он не такой, как мы, — быстро добавил отец Куинн. — Он ие верит в нашего Бога.
   — Не верит в нашего Бога? — удивленно переспросил я и вопросительно посмотрел на священника.
   — Да, Фрэнсис, — печально подтвердил он. — Он не католик.
   Я ничего не мог понять.
   — По всей вероятности, — сообщил брат Бернард, — ты переедешь к нему, как только уладятся некоторые формальности. Но не забывай, чему тебя здесь учили, Фрэнсис. Не забывай, что святая церковь приютила и воспитала тебя. И всегда оставайся добрым католиком, что бы ни говорили люди.
   — Хорошо, брат Бернард, — кивнул я, ничего не понимая.
   — Твой дядя ждет тебя в коридоре. Хочешь увидеть его? — мягко поинтересовалась старшая сестра.
   — Да, мэм, — машинально ответил я. В голове лихорадочно метались мысли. У меня есть семья. Я не сирота. У меня есть семья, родственники.
   — Входите, мистер Кайн, — пригласил инспектор, выглядывая в коридор.
   В комнату вошел высокий, почти шести футов роста, слегка лысый широкоплечей мужчина с красным лицом.
   Его мягкие карие глаза были затуманены. Глядя на него, я вспомнил чьи-то слова, будто некатолики после смерти отправляются в ад, но почему-то мне было наплевать. Я готов отправиться в ад, если кто-нибудь будет смотреть на меня с такой любовью, нежностью и желанием понравиться.
   Он улыбнулся, и в комнате сразу стало светлее. Потом по-дружески протянул руку, и между нами словно пробежал электрический ток.
   — Значит, ты Фрэнки! — громко произнес мой дядя слегка дрожащим голосом.
   — Да, сэр. — Мой голос тоже дрожал, и в моих глазах тоже блестели слезы. В сердце вспыхнула любовь. Теперь я не сомневался, что, несмотря ни на что, этот человек мой родственник, что в наших венах течет одна кровь.
   И только через несколько минут до меня дошло, что его фамилия произносится «Кайн», а не «Кейн».
   Спустя несколько дней я узнал, что он еврей.

Глава 14

   Говорят, что новости какими-то таинственными путями путешествуют по свету. Не прошло после этого разговора я нескольких часов, как все в приюте знали, что у меня нашелся родственник. Меня засыпали вопросами, на которые я отвечал, как мог. Что я мог ответить? Я и сам почти ничего не знал. В тот день я с трудом дождался вечера, чтобы пойти и рассказать все Джули.
   Сначала, правда, я выяснил по телефону, есть ли кто дома, и только потом пошел.
   Джули впустила меня на кухню. Я не обратил внимания на ее усталый вид и начал взволнованно рассказывать. Она села на стул, а я — на кровать.
   — Очень рада за тебя. Ты заслуживаешь лучшей жизни, — сказала Джули каким-то вялым и безжизненным голосом.
   — Что-то голос у тебя не очень радостный.
   Джули подошла к окну и отвернулась. После минутной паузы она сообщила сухим тоном, какой я слышал у нее в первый раз:
   — Я уезжаю домой. Фрэнки.
   — Почему? — Она не успела ответить, как я продолжил: — Не уезжай! Что бы ни случилось, я буду к тебе приходить.
   — Чтобы бесплатно трахнуться?
   — Нет. Ты мне нравишься! Ты ведь знаешь, ты столько раз заставляла меня говорить это.
   — Я нравлюсь тебе не больше любой другой девчонки, которая тебе даст, — холодно проговорила Джули. — Мы больше никогда не увидимся.
   Я с минуту молча смотрел на ее спину, потом спросил:
   — Все равно я хочу знать причину, Джули!
   Девушка повернулась ко мне лицом.
   — Ну что ж, если хочешь, пожалуйста! От тебя нет никакого толка. Ты не можешь мне ничего дать. Ты бы даже не смог на мне жениться, если бы я забеременела! Мне остается только учить тебя. Летняя четверть закончена! Будь хорошим мальчиком. Повеселился, а теперь уходи!
   Я подошел к Джули и взял ее за руку, но она грубо вырвалась.
   — Но, Джули...
   — Убирайся, Фрэнки!
   К горлу подкатил ком, и я направился к двери.
   — Прощай, Джули!
   Она не ответила. Я вышел на кухню и закурил. В ее комнате заскрипела кровать, и послышался плач.
   На улице еще светило солнце, но мне было не до веселья. Я даже замерз. Пошел в парк и бросился на траву. Смотрел на небо ничего невидящими глазами, а в ушах звенело: Джули! Джули! Джули!

* * *

   Я написал Джерри Коуэну письмо, и он ответил, что очень рад за меня. Через неделю наступил день моего отъезда. После обеда за мной должен приехать дядя. Все вещи я собрал в две картонные коробки, которые снес в кабинет брата Бернарда.
   Наверх возвращаться не хотелось. Из спортивного зала доносились крики, и я решил посмотреть, что там происходит. Но в этот миг зазвонил звонок, на обед, и я пошел в столовую. Сел за стол и склонил голову, пока брат Бернард читал молитву. У меня возникло странное ощущение, что я впервые попал сюда. Вокруг находились незнакомые безразличные лица. От белого мрамора стола веяло холодом.
   Я дотронулся до него пальцами и нащупал место, где когда-то нацарапал ключом свое имя. Буквы были шершавыми, и я удивился, как мне вообще это удалось. Я поставил автограф много лет назад и сейчас даже забыл, когда именно. Есть не хотелось. Интересно, как меня встретят тетя и кузины? Тут же мелькнула мысль — а может, остаться?
   Посреди обеда я попросил у брата Бернарда разрешения уйти из-за стола. Наверное, он понимал, что со мной происходит, и поэтому отпустил.
   Я вышел во двор. В этом дворе я бегал, играл, стоял в колонне перед звонком на занятия. Во дворе было пусто, но внезапно я услышал голоса детей. Перед моим мысленным взором они бежали играть в мяч или перетягивать канат, оставив книги на партах. Я взглянул на колокольню церкви Святой Терезы, словно ожидая услышать звон колоколов.
   Рядом показалась тень. Я опустил голову и увидел брата Бернарда.
   — Растерялся, Фрэнсис? — Это было скорее заявление, чем вопрос. Я кивнул.
   — Понимаю. Я много лет наблюдал за тобой, еще с тех пор, как ты был малышом. Помню твои первые шаги, смешное выражение лица, когда ты упал и попытался встать. Ты никогда не плакал, Фрэнсис. Только упрямо поджимал губы и опять вставал. Я помню, как ты болел. Я старался объяснить тебе жизнь. На моих глазах происходило чудесное превращение ребенка в красивого и сильного парня, и я гордился тобой. Я пытался быть тебе матерью и отцом — старался смягчать разочарование от жизни, помогать высоко держать голову, не падать духом в трудную минуту. Я знал тебя лучше всех, лучше самого тебя. Но существуют определенные вещи, которые я не мог тебе объяснить, которые ты должен был узнать сам. Я наблюдал за тобой. Я видел, как они образуют взрослые морщинки в уголках твоего рта, бросают тени на глаза. Здесь я, к сожалению, ничем не мог тебе помочь. Оставалось лишь надеяться, что у тебя все будет в порядке, что эти вещи не причинят тебе большого вреда. Тем не менее, меня никогда не покидало ощущение, что я мог бы дать тебе значительно больше.