Страница:
— Извини, Фрэнки. Приходи завтра в аптеку, и мы проведем второй урок.
— Хорошо, Мартин. Мне жаль, что я попал тебе в глаз. До завтра! — Я вышел из комнаты.
Рут проводила меня до двери.
— Спокойной ночи, Рут, — попрощался я, выходя из квартиры.
— Спокойной ночи. — Она начала закрывать дверь, но потом остановилась. — Сделай мне одолжение!
— Конечно. Какое?
— Держись подальше от моего брата. Ты грязный, дешевый, плохой парень, и ты только испортишь его! — гневно проговорила Рут и захлопнула дверь.
Я медленно пошел по коридору.
— Тссс, — раздался шепот. Из соседней двери выглядывала Джули.
Я с удивлением оглянулся на дверь, из которой меня только что выпустила Рут.
— Иди сюда! — яростно зашептала девушка, маня рукой.
Я очутился на кухне, которая, оказывается, имела второй выход. Джули провела меня в маленькую комнату и закрыла дверь.
— Это моя комната, — прошептала она. — Только тише.
Черт, от волнения я не мог говорить, лишь глупо пялился на нее. Девушка выключила свет, обняла и поцеловала меня. Я почувствовал, как ее язык пробежал по моем губам и попытался пробраться ко мне в рот. Моя руки погладили тело Джули, и она упала на маленькую кровать.
— Ты очень сильный, — прошептала Джули. — Не делай мне больно. — Но через несколько минут она уже умоляла: — Сделай мне больно, пожалуйста! Сделай мне больно!
Ушел я в полночь. Идя по грязным и мокрым улицам, с гордостью думал, что я настоящий мужчина, но увы, ошибался. Мне ведь еще не было четырнадцати лет, и я просто был слишком высоким для своего возраста.
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
— Хорошо, Мартин. Мне жаль, что я попал тебе в глаз. До завтра! — Я вышел из комнаты.
Рут проводила меня до двери.
— Спокойной ночи, Рут, — попрощался я, выходя из квартиры.
— Спокойной ночи. — Она начала закрывать дверь, но потом остановилась. — Сделай мне одолжение!
— Конечно. Какое?
— Держись подальше от моего брата. Ты грязный, дешевый, плохой парень, и ты только испортишь его! — гневно проговорила Рут и захлопнула дверь.
Я медленно пошел по коридору.
— Тссс, — раздался шепот. Из соседней двери выглядывала Джули.
Я с удивлением оглянулся на дверь, из которой меня только что выпустила Рут.
— Иди сюда! — яростно зашептала девушка, маня рукой.
Я очутился на кухне, которая, оказывается, имела второй выход. Джули провела меня в маленькую комнату и закрыла дверь.
— Это моя комната, — прошептала она. — Только тише.
Черт, от волнения я не мог говорить, лишь глупо пялился на нее. Девушка выключила свет, обняла и поцеловала меня. Я почувствовал, как ее язык пробежал по моем губам и попытался пробраться ко мне в рот. Моя руки погладили тело Джули, и она упала на маленькую кровать.
— Ты очень сильный, — прошептала Джули. — Не делай мне больно. — Но через несколько минут она уже умоляла: — Сделай мне больно, пожалуйста! Сделай мне больно!
Ушел я в полночь. Идя по грязным и мокрым улицам, с гордостью думал, что я настоящий мужчина, но увы, ошибался. Мне ведь еще не было четырнадцати лет, и я просто был слишком высоким для своего возраста.
Глава 6
В субботу утром Кеуф оставил меня в бильярдной одного, а сам поехал на вокзал провожать жену и сына, которые уезжали на все лето в деревню.
Я расставил столы, приготовил холодное пиво, подмел пол, почистил туалет и отполировал витрину, в которой Джимми держал сигареты. Потом решил помыть окна. Чтобы никто не мог заглянуть в бильярдную, окна были до середины закрашены черной краской. На каждом маленькими черными буквами было написано: «Бильярд». Я намочил их, а потом вытер насухо губкой, прикрепленной к длинной швабре.
Когда я мыл последнее окно, к бильярдной подошли Джерри Коуэн и Рей Каллахан.
— Да ты прирожденный мойщик окон! — вскричал Рей.
— Да, в этом деле есть свои маленькие секреты, — гордо откликнулся я. — Нужно уметь работать губкой. — Я как раз закончил вытирать последнее окно, взял ведро со шваброй и пошел в бильярдную. — Заходите. Кеуфа нет.
Ребята вошли в зал и с интересом огляделись но сторонам. Они впервые попали сюда, потому что детям в бильярдные вход был запрещен.
— Можно мы сыграем, Фрэнки? — попросил Рей Каллахан.
— Нельзя. Детям запрещено играть в бильярд. Видел объявление? — Я показал на объявление, висящее над кассой. «Дети не допускаются». — Нас могут закрыть, если увидят, что вы играете.
— Пошли после обеда искупаемся, — предложил Джерри.
— Отлично! Зайдите за мной. Если народу будет мало, Джимми меня отпустит.
— Ладно, — сказал Коуэн. — Мы зайдем по пути в доки. День выдался жарким. Джимми вернулся с вокзала в хорошем настроении, насвистывая: «Моя жена уехала за город. Ура! Ура!» Посетителей не было, и он разрешил мне отлучиться на пару часов.
Мы втроем отправились к докам на Пятьдесят четвертой улице. На противоположной стороне стоял Кэбелл, и я позвал его. Он подошел к нам. Я познакомил его с Джерри и Реем и пригласил купаться.
— Я с удовольствием, если ребята не возражают, — ответил он.
— Конечно, не возражают, — заверил его я. — Чем больше народу, тем веселее.
Людей в доках оказалось полно. Я увидел несколько знакомых парней. Пит Санперо купался со своей шайкой, но он не разговаривал со мной, и я решил тоже не обращать на него внимания. Мы разделись и прыгнули в воду. Недалеко от доков в море сбрасывали канализацию, поэтому вода у берега была теплой и грязной. Но если нем! ого отплыть, можно было покупаться в чистой и прохладной воде. Мы немного поплавали, и я сказал:
— Жаль, что нельзя перелететь отсюда на берег. Опять придется плыть через эту грязь.
— Если поедешь со мной за город, будешь купаться в настоящем озере, — откликнулся Джерри.
Над головой пролетел самолет. Мы закричали ему вслед, а Рей сказал:
— Интересно, это не Рикенбакер?[4]
— Да ну! — расхохотался я. — Если это Рикенбакер, то он должен быть ангелом. Рикенбакер же разбился!
— Ничего подобного, — крикнул Мартин. — Он жив. Он единственный, кому удалось сбить немецкого асса фон Рихтофена.
— Да уж, в Америке лучшие в мире самолеты, — заметил Каллахан. — И американские летчики самые лучшие.
Мы перевернулись на спину и принялись наблюдать, как по Гудзону плывут корабли и баржи. Потом выбрались на берег и легли загорать. Мы лежали нагишом, потому что доки находились вдали от оживленных улиц. Солнце пекло так сильно, что я накрыл лицо рубашкой.
На меня упала тень, и кто-то сказал:
— Эй, ребята, идите сюда! Хотите посмотреть на еврея?
Я услышал шаги.
— Господи! — раздался другой голос. — Вот смех!
И все рассмеялись.
— Эй, еврей! — произнес первый голос. — Покажи нам все остальное! — После минутной паузы меня грубо пнули ногой, и тот же голос добавил: — Я с тобой разговариваю.
Я медленно снял рубашку и сел. Джерри, Мартин и Рей сидели рядом и смотрели на меня. Мартин надел брюки, так что говорили обо мне. В детстве мне сделали обрезание. Я поднялся и посмотрел в лицо незнакомому парню.
— Меня зовут Фрэнсис Кейн, — медленно сказал я. — И я не еврей. Что-нибудь еще нужно?
— Верно! — крикнул один из парней. — Он из приюта Святой Терезы.
Я сделал шаг к обидчику.
— Ладно, прости, — извинился тот. — Просто терпеть не могу евреев. Если бы здесь оказался еврей, я бы мигом сбросил его в воду.
Не успел я открыть рот, как Мартин выступил вперед.
— Ну я еврей, — спокойно сообщил он. — Давай, сбрасывай меня.
Парень оказался чуть выше Мартина, который стоял спиной к воде. Он неожиданно бросился вперед, но Мартин ловко увернулся, и парень сам полетел в воду. За мной расхохотались все остальные.
Я наклонился над краем дока и крикнул:
— Ну что, не по зубам еврей?
Он принялся ругаться, на чем свет стоит, и попытался вылезти из воды, но был так взбешен, что не сумел ухватиться за перекладину, и упал в воду. Все опять расхохотались. В этот момент кто-то крикнул:
— Женщина!
И те из нас, кто были без трусов, попрыгали в воду. Позже, когда она ушла, мы выбрались на берег и оделись.
— Мне нужно возвращаться на работу, — сказал я.
У дверей бильярдной Джерри сказал:
— Не забудь, завтра утром ты должен прийти к нам и познакомиться с моим отцом.
Кеуф, весь потный, стоял за стойкой. Увидев меня, он крикнул:
— Принеси из подвала пиво. Такая жара, что ребята умирают от жажды.
Я расставил столы, приготовил холодное пиво, подмел пол, почистил туалет и отполировал витрину, в которой Джимми держал сигареты. Потом решил помыть окна. Чтобы никто не мог заглянуть в бильярдную, окна были до середины закрашены черной краской. На каждом маленькими черными буквами было написано: «Бильярд». Я намочил их, а потом вытер насухо губкой, прикрепленной к длинной швабре.
Когда я мыл последнее окно, к бильярдной подошли Джерри Коуэн и Рей Каллахан.
— Да ты прирожденный мойщик окон! — вскричал Рей.
— Да, в этом деле есть свои маленькие секреты, — гордо откликнулся я. — Нужно уметь работать губкой. — Я как раз закончил вытирать последнее окно, взял ведро со шваброй и пошел в бильярдную. — Заходите. Кеуфа нет.
Ребята вошли в зал и с интересом огляделись но сторонам. Они впервые попали сюда, потому что детям в бильярдные вход был запрещен.
— Можно мы сыграем, Фрэнки? — попросил Рей Каллахан.
— Нельзя. Детям запрещено играть в бильярд. Видел объявление? — Я показал на объявление, висящее над кассой. «Дети не допускаются». — Нас могут закрыть, если увидят, что вы играете.
— Пошли после обеда искупаемся, — предложил Джерри.
— Отлично! Зайдите за мной. Если народу будет мало, Джимми меня отпустит.
— Ладно, — сказал Коуэн. — Мы зайдем по пути в доки. День выдался жарким. Джимми вернулся с вокзала в хорошем настроении, насвистывая: «Моя жена уехала за город. Ура! Ура!» Посетителей не было, и он разрешил мне отлучиться на пару часов.
Мы втроем отправились к докам на Пятьдесят четвертой улице. На противоположной стороне стоял Кэбелл, и я позвал его. Он подошел к нам. Я познакомил его с Джерри и Реем и пригласил купаться.
— Я с удовольствием, если ребята не возражают, — ответил он.
— Конечно, не возражают, — заверил его я. — Чем больше народу, тем веселее.
Людей в доках оказалось полно. Я увидел несколько знакомых парней. Пит Санперо купался со своей шайкой, но он не разговаривал со мной, и я решил тоже не обращать на него внимания. Мы разделись и прыгнули в воду. Недалеко от доков в море сбрасывали канализацию, поэтому вода у берега была теплой и грязной. Но если нем! ого отплыть, можно было покупаться в чистой и прохладной воде. Мы немного поплавали, и я сказал:
— Жаль, что нельзя перелететь отсюда на берег. Опять придется плыть через эту грязь.
— Если поедешь со мной за город, будешь купаться в настоящем озере, — откликнулся Джерри.
Над головой пролетел самолет. Мы закричали ему вслед, а Рей сказал:
— Интересно, это не Рикенбакер?[4]
— Да ну! — расхохотался я. — Если это Рикенбакер, то он должен быть ангелом. Рикенбакер же разбился!
— Ничего подобного, — крикнул Мартин. — Он жив. Он единственный, кому удалось сбить немецкого асса фон Рихтофена.
— Да уж, в Америке лучшие в мире самолеты, — заметил Каллахан. — И американские летчики самые лучшие.
Мы перевернулись на спину и принялись наблюдать, как по Гудзону плывут корабли и баржи. Потом выбрались на берег и легли загорать. Мы лежали нагишом, потому что доки находились вдали от оживленных улиц. Солнце пекло так сильно, что я накрыл лицо рубашкой.
На меня упала тень, и кто-то сказал:
— Эй, ребята, идите сюда! Хотите посмотреть на еврея?
Я услышал шаги.
— Господи! — раздался другой голос. — Вот смех!
И все рассмеялись.
— Эй, еврей! — произнес первый голос. — Покажи нам все остальное! — После минутной паузы меня грубо пнули ногой, и тот же голос добавил: — Я с тобой разговариваю.
Я медленно снял рубашку и сел. Джерри, Мартин и Рей сидели рядом и смотрели на меня. Мартин надел брюки, так что говорили обо мне. В детстве мне сделали обрезание. Я поднялся и посмотрел в лицо незнакомому парню.
— Меня зовут Фрэнсис Кейн, — медленно сказал я. — И я не еврей. Что-нибудь еще нужно?
— Верно! — крикнул один из парней. — Он из приюта Святой Терезы.
Я сделал шаг к обидчику.
— Ладно, прости, — извинился тот. — Просто терпеть не могу евреев. Если бы здесь оказался еврей, я бы мигом сбросил его в воду.
Не успел я открыть рот, как Мартин выступил вперед.
— Ну я еврей, — спокойно сообщил он. — Давай, сбрасывай меня.
Парень оказался чуть выше Мартина, который стоял спиной к воде. Он неожиданно бросился вперед, но Мартин ловко увернулся, и парень сам полетел в воду. За мной расхохотались все остальные.
Я наклонился над краем дока и крикнул:
— Ну что, не по зубам еврей?
Он принялся ругаться, на чем свет стоит, и попытался вылезти из воды, но был так взбешен, что не сумел ухватиться за перекладину, и упал в воду. Все опять расхохотались. В этот момент кто-то крикнул:
— Женщина!
И те из нас, кто были без трусов, попрыгали в воду. Позже, когда она ушла, мы выбрались на берег и оделись.
— Мне нужно возвращаться на работу, — сказал я.
У дверей бильярдной Джерри сказал:
— Не забудь, завтра утром ты должен прийти к нам и познакомиться с моим отцом.
Кеуф, весь потный, стоял за стойкой. Увидев меня, он крикнул:
— Принеси из подвала пиво. Такая жара, что ребята умирают от жажды.
Глава 7
В воскресенье бильярдная не работала. Мне пришлось проторчать в церкви всю мессу, потому что я помогал у алтаря. После мессы я обычно возвращался в приют обедать и уходил до вечера. Иногда шел в кино, иногда поиграть в мяч, но в это воскресенье я пообещал Джерри Коуэну после мессы зайти к ним.
Отец Джерри был мэром Нью-Йорка, великим демократом, другом народа, веселым парнем, который со всеми подряд здоровался за руку и целовал всех детей. Он мне не нравился. Неприязнь зародилась еще до того, как мы познакомились с Джерри. Тогда мистер Коуэн был олдермэном[5] от нашего района и выступил с речью в приюте Святой Терезы в честь Дня Благодарения[6]. Он произнес отличную речь, которую никто из нас так и не понял. Да нам, честно говоря, было наплевать на его речь, мы переваривали праздничную индейку. Тогда мне было около девяти. Коуэн послал меня в кабинет директора за сигарами. Когда я принес ему сигары, он протянул здоровенный сверкающий четвертак.
— Это тебе за то, что ты хороший мальчик.
— Спасибо, — пробормотал я и, вспомнив слова учителя, бросил монету в ящик для пожертвований.
— Молодец! — одобрительно заметил мистер Коуэн. — Как тебя зовут, малыш?
— Фрэнсис Кейн, сэр.
— Фрэнсис, вот еще пять долларов для вашей церкви. А сейчас скажи, что тебе хочется больше всего на Рождество?
— Электрический поезд, сэр.
— У тебя будет электрический поезд, мальчик. У меня сын примерно такого же возраста, как и ты, и он тоже хочет поезд. У вас у обоих будут электрические поезда. — Он улыбнулся, а я сунул пятерку в ящик.
Я с нетерпением считал дни до Рождества. Рождественским утром однако в столовой под елкой никакого электрического поезда не оказалось. Может, он еще не приехал, подумал я. Мне даже в голову не могло прийти, что мистер Коуэн способен забыть о своем обещании. Но день прошел, а поезда так и не было.
До позднего вечера я продолжал надеяться и только ночью в спальне расплакался в подушку. Меня услышал брат Бернард. Он подошел ко мне и участливо спросил:
— Что стряслось, Фрэнсис?
Рыдая, я сел и все рассказал. Он спокойно выслушал меня и утешил:
— Фрэнсис, не стоит плакать из-за таких мелочей. Это мы, кто не может тебе дать даже половину того, что ты хочешь, должны плакать. К тому же, — брат Бернард был не только сентиментальным, но и рассудительным человеком, — весь декабрь олдермэн Коуэн провел во Флориде. Наверное у него было много дел, и он забыл о тебе... А теперь ложись спать, малыш. — Брат Бернард встал. — Завтра утром тебе понадобятся силы, потому что мы пойдем в Сентрал Парк кататься на санях. Посмотри в окно.
Я выглянул в окно и увидел большие белые хлопья. Слезы мигом высохли, и я лег спать. Брат Бернард вышел из комнаты и кого-то встретил в коридоре. Я услышал, как он сказал:
— Мне плевать, когда политики не выполняют обещаний перед своими избирателями, но когда эти мошенники разбивают сердца маленьких детей, это уж слишком.
Свет в коридоре погас. С того дня я возненавидел олдермэна Коуэна со всей силою, на которую способно детское сердце.
Когда мы познакомились с Джерри, как раз перед избранием его отца мэром Нью-Йорка, я не совсем понимал, как мне себя с ним вести. Джерри оказался приятным и общительным парнем. Он так и не понял, наверное, что истинная причина его перевода из частной школы в приходскую кроется в политике. Он мне нравился, но я не знал, стоит ли ненавидеть сына за грехи отца?
Я решил найти ответ на этот вопрос самым простым способом — с помощью драки. Когда стало ясно, что силы равны, я сказал:
— Ну и черт с ним! Ты мне нравишься.
Конечно, Джерри не понял, что я имею в виду. Может, даже подумал, что я просто псих. Он протянул руку и ответил:
— Я рад. Ты мне тоже нравишься.
Мы стали хорошими друзьями. С тех пор прошел год, и вот теперь он хочет познакомить меня со своим стариком. Я никогда не рассказывал ему, за что не люблю его отца, вернее, даже не рассказывал, что не люблю его. Я надеялся, что Джерри забудет об этой идее с обедом, но черта с два — к концу мессы он ждал меня у дверей церкви.
— Готов, Фрэнки? — улыбнулся он.
— Угу, — буркнул я.
— Чего же мы тогда ждем? Пошли.
Дверь открыл дворецкий.
— Здравствуйте, мистер Джерри! — поздоровался он.
— Где отец, Роберт?
— Он ждет вас в библиотеке.
Я пошел за Джерри в библиотеку, где нас ждали его родители. На лице Коуэна-старшего по-прежнему блуждала та же самая вечная улыбка. Меня поразило, что Джерри, когда улыбается, очень похож на отца, и в то же время он обладал чувственным ртом и мягкостью матери.
— А вот и наш сын! — воскликнул отец Джерри. — Мы без тебя не садились за стол.
— Спасибо, отец. — Джерри показал на меня. — Это мой друг Фрэнки, о котором я тебе говорил.
Коуэны посмотрели на меня. Неожиданно я вспомнил, что у меня вся рубашка и брюки в латках.
— Рад с тобой познакомиться, Фрэнки, — проговорил мэр, подходя ко мне и протягивая руку.
Я не помню, что ответил. В библиотеку вошел дворецкий и объявил, что обед подан. Мы направились в столовую.
В центре большого квадратного стола стояла огромная ваза с цветами. Приходилось или заглядывать под цветы, или привставать, чтобы увидеть собеседника. Около тарелки лежало страшно много ножей, вилок и ложек. Я решил все делать, как Джерри, и кажется, обошлось. На десерт подали мороженое. После обеда мы вернулись в библиотеку.
— Джерри хочет, чтобы ты поехал с ним за город, — обратился ко мне мистер Коуэн.
— Я вам очень благодарен за приглашение, сэр, но, к сожалению, я не могу поехать.
— Не можешь? — удивился мэр. — Из-за приюта?
— Нет, сэр. Просто я нашел работу на все лето и не могу ее бросить.
— Но в деревне тебе будет намного лучше, чем в душном городе, — заметила миссис Коуэн.
— Да, мэм, знаю. — Я не хотел обижать ее, потому что она мне сразу понравилась. — Но мне нужно к осени покупать одежду. В сентябре я иду в среднюю школу, и немного бабок... денег будет очень кстати. Я хочу быть... ну, знаете, немного похожим на остальных... не жить все время на подаяние. Извините, мэм, я не хотел нагрубить вам.
— Ты вовсе не нагрубил мне, Фрэнки. По-моему, ты очень хороший мальчик.
Я не знал, что ей ответить. Через несколько минут родители Джерри куда-то ушли, и мы поднялись к нему в комнату. Некоторое время сидели, ничего не делая, потом он предложил:
— Давай поднимемся на чердак. У меня там комната для игр.
Большой электрический поезд сразу бросился мне в глаза. Вот это да, подумал я: мосты, тоннели, стрелки, три паровоза.
— Вот это вещь! — восхищенно произнес я.
— Отец купил мне его три года назад перед тем, как мы уехали во Флориду. Хочешь поиграть?
Я с минуту с восхищением рассматривал поезд, затем непроизвольно сделал шаг вперед, но внезапно что-то меня остановило. По крайней мере, он не забыл о своем собственном сыне, быстро мелькнула мысль.
— Нет, — ответил я слегка дрожащим голосом. — Здесь слишком жарко. Пошли купаться!
Отец Джерри был мэром Нью-Йорка, великим демократом, другом народа, веселым парнем, который со всеми подряд здоровался за руку и целовал всех детей. Он мне не нравился. Неприязнь зародилась еще до того, как мы познакомились с Джерри. Тогда мистер Коуэн был олдермэном[5] от нашего района и выступил с речью в приюте Святой Терезы в честь Дня Благодарения[6]. Он произнес отличную речь, которую никто из нас так и не понял. Да нам, честно говоря, было наплевать на его речь, мы переваривали праздничную индейку. Тогда мне было около девяти. Коуэн послал меня в кабинет директора за сигарами. Когда я принес ему сигары, он протянул здоровенный сверкающий четвертак.
— Это тебе за то, что ты хороший мальчик.
— Спасибо, — пробормотал я и, вспомнив слова учителя, бросил монету в ящик для пожертвований.
— Молодец! — одобрительно заметил мистер Коуэн. — Как тебя зовут, малыш?
— Фрэнсис Кейн, сэр.
— Фрэнсис, вот еще пять долларов для вашей церкви. А сейчас скажи, что тебе хочется больше всего на Рождество?
— Электрический поезд, сэр.
— У тебя будет электрический поезд, мальчик. У меня сын примерно такого же возраста, как и ты, и он тоже хочет поезд. У вас у обоих будут электрические поезда. — Он улыбнулся, а я сунул пятерку в ящик.
Я с нетерпением считал дни до Рождества. Рождественским утром однако в столовой под елкой никакого электрического поезда не оказалось. Может, он еще не приехал, подумал я. Мне даже в голову не могло прийти, что мистер Коуэн способен забыть о своем обещании. Но день прошел, а поезда так и не было.
До позднего вечера я продолжал надеяться и только ночью в спальне расплакался в подушку. Меня услышал брат Бернард. Он подошел ко мне и участливо спросил:
— Что стряслось, Фрэнсис?
Рыдая, я сел и все рассказал. Он спокойно выслушал меня и утешил:
— Фрэнсис, не стоит плакать из-за таких мелочей. Это мы, кто не может тебе дать даже половину того, что ты хочешь, должны плакать. К тому же, — брат Бернард был не только сентиментальным, но и рассудительным человеком, — весь декабрь олдермэн Коуэн провел во Флориде. Наверное у него было много дел, и он забыл о тебе... А теперь ложись спать, малыш. — Брат Бернард встал. — Завтра утром тебе понадобятся силы, потому что мы пойдем в Сентрал Парк кататься на санях. Посмотри в окно.
Я выглянул в окно и увидел большие белые хлопья. Слезы мигом высохли, и я лег спать. Брат Бернард вышел из комнаты и кого-то встретил в коридоре. Я услышал, как он сказал:
— Мне плевать, когда политики не выполняют обещаний перед своими избирателями, но когда эти мошенники разбивают сердца маленьких детей, это уж слишком.
Свет в коридоре погас. С того дня я возненавидел олдермэна Коуэна со всей силою, на которую способно детское сердце.
Когда мы познакомились с Джерри, как раз перед избранием его отца мэром Нью-Йорка, я не совсем понимал, как мне себя с ним вести. Джерри оказался приятным и общительным парнем. Он так и не понял, наверное, что истинная причина его перевода из частной школы в приходскую кроется в политике. Он мне нравился, но я не знал, стоит ли ненавидеть сына за грехи отца?
Я решил найти ответ на этот вопрос самым простым способом — с помощью драки. Когда стало ясно, что силы равны, я сказал:
— Ну и черт с ним! Ты мне нравишься.
Конечно, Джерри не понял, что я имею в виду. Может, даже подумал, что я просто псих. Он протянул руку и ответил:
— Я рад. Ты мне тоже нравишься.
Мы стали хорошими друзьями. С тех пор прошел год, и вот теперь он хочет познакомить меня со своим стариком. Я никогда не рассказывал ему, за что не люблю его отца, вернее, даже не рассказывал, что не люблю его. Я надеялся, что Джерри забудет об этой идее с обедом, но черта с два — к концу мессы он ждал меня у дверей церкви.
— Готов, Фрэнки? — улыбнулся он.
— Угу, — буркнул я.
— Чего же мы тогда ждем? Пошли.
Дверь открыл дворецкий.
— Здравствуйте, мистер Джерри! — поздоровался он.
— Где отец, Роберт?
— Он ждет вас в библиотеке.
Я пошел за Джерри в библиотеку, где нас ждали его родители. На лице Коуэна-старшего по-прежнему блуждала та же самая вечная улыбка. Меня поразило, что Джерри, когда улыбается, очень похож на отца, и в то же время он обладал чувственным ртом и мягкостью матери.
— А вот и наш сын! — воскликнул отец Джерри. — Мы без тебя не садились за стол.
— Спасибо, отец. — Джерри показал на меня. — Это мой друг Фрэнки, о котором я тебе говорил.
Коуэны посмотрели на меня. Неожиданно я вспомнил, что у меня вся рубашка и брюки в латках.
— Рад с тобой познакомиться, Фрэнки, — проговорил мэр, подходя ко мне и протягивая руку.
Я не помню, что ответил. В библиотеку вошел дворецкий и объявил, что обед подан. Мы направились в столовую.
В центре большого квадратного стола стояла огромная ваза с цветами. Приходилось или заглядывать под цветы, или привставать, чтобы увидеть собеседника. Около тарелки лежало страшно много ножей, вилок и ложек. Я решил все делать, как Джерри, и кажется, обошлось. На десерт подали мороженое. После обеда мы вернулись в библиотеку.
— Джерри хочет, чтобы ты поехал с ним за город, — обратился ко мне мистер Коуэн.
— Я вам очень благодарен за приглашение, сэр, но, к сожалению, я не могу поехать.
— Не можешь? — удивился мэр. — Из-за приюта?
— Нет, сэр. Просто я нашел работу на все лето и не могу ее бросить.
— Но в деревне тебе будет намного лучше, чем в душном городе, — заметила миссис Коуэн.
— Да, мэм, знаю. — Я не хотел обижать ее, потому что она мне сразу понравилась. — Но мне нужно к осени покупать одежду. В сентябре я иду в среднюю школу, и немного бабок... денег будет очень кстати. Я хочу быть... ну, знаете, немного похожим на остальных... не жить все время на подаяние. Извините, мэм, я не хотел нагрубить вам.
— Ты вовсе не нагрубил мне, Фрэнки. По-моему, ты очень хороший мальчик.
Я не знал, что ей ответить. Через несколько минут родители Джерри куда-то ушли, и мы поднялись к нему в комнату. Некоторое время сидели, ничего не делая, потом он предложил:
— Давай поднимемся на чердак. У меня там комната для игр.
Большой электрический поезд сразу бросился мне в глаза. Вот это да, подумал я: мосты, тоннели, стрелки, три паровоза.
— Вот это вещь! — восхищенно произнес я.
— Отец купил мне его три года назад перед тем, как мы уехали во Флориду. Хочешь поиграть?
Я с минуту с восхищением рассматривал поезд, затем непроизвольно сделал шаг вперед, но внезапно что-то меня остановило. По крайней мере, он не забыл о своем собственном сыне, быстро мелькнула мысль.
— Нет, — ответил я слегка дрожащим голосом. — Здесь слишком жарко. Пошли купаться!
Глава 8
С осени я собирался учиться в средней школе. Джерри мечтал о школе имени Джорджа Вашингтона, и я решил учиться с ним. Мартин тоже собирался в эту школу. Нельзя сказать, что я рвался в школу — я просто считал ее неизбежным злом. Как только исполнится семнадцать, сразу брошу школу, стану букмекером и... разбогатею, думал я.
Церемония окончания учебы в школе Святой Терезы прошла просто и тихо. Мы все с родителями, учителями и друзьями собрались в актовом зале. Нам прочитали три речи и раздали аттестаты.
Когда прозвучало мое имя, я поднялся на сцену и принял аттестат из рук монсиньора, специально приехавшего к нам на эту церемонию. Потом вернулся на свое место и сел среди ребят своего класса. Когда выдали последний аттестат, ребята начали смеяться и гордо показывать аттестаты.
Я, единственный, оказался в эту минуту один. Вокруг Джерри и его родителей собралась толпа. Джерри не мог видеть меня за людьми и поэтому не позвал меня. Через несколько минут я заскучал и начал пробираться к выходу. Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу, и я оглянулся. Передо мной стояли улыбающийся брат Бернард и отец Куинн.
— Поздравляю! — прогремел брат Бернард.
Отец Куинн тоже поздравил. Неожиданно я улыбнулся и почувствовал на ресницах слезы. К горлу подступил комок.
Брат Бернард проницательно посмотрел на меня. Порой мне казалось, что он может читать мои мысли.
— Думал, мы не придем? — Он не дал мне времени ответить и продолжил: — Разве мы могли пропустить выпуск одного из наших парней, святой отец, как вы думаете?
— Ни в коем случае, — поддержал его отец Куинн. — Мы очень гордимся тобой, Фрэнсис.
Наконец я заговорил, но каким-то чужим голосом:
— Спасибо вам, спасибо!
Брат Бернард положил руку мне на плечо, и мы направились к дверям. Настроение у меня сразу улучшилось. На улице отец Куинн пожал мне руку, вновь пожелал удачи и пошел в церковь, а мы с братом Бернардом отправились в приют.
Мы молча вошли во двор. Внезапно он остановил меня, протянул руку и хрипло сказал:
— Фрэнки, у меня для тебя подарок.
Я глупо уставился на коробочку, лежащую у него на ладони.
— Это тебе. Бери.
В коробочке лежали часы, на которых играли лучи солнца. Они показались мне самыми красивыми часами в мире. Дрожащими пальцами я надел их.
— Нравятся?
— Нравятся? — весело переспросил я. — В жизни не видел ничего красивее!
Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы вошли в большое серое здание.
Церемония окончания учебы в школе Святой Терезы прошла просто и тихо. Мы все с родителями, учителями и друзьями собрались в актовом зале. Нам прочитали три речи и раздали аттестаты.
Когда прозвучало мое имя, я поднялся на сцену и принял аттестат из рук монсиньора, специально приехавшего к нам на эту церемонию. Потом вернулся на свое место и сел среди ребят своего класса. Когда выдали последний аттестат, ребята начали смеяться и гордо показывать аттестаты.
Я, единственный, оказался в эту минуту один. Вокруг Джерри и его родителей собралась толпа. Джерри не мог видеть меня за людьми и поэтому не позвал меня. Через несколько минут я заскучал и начал пробираться к выходу. Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу, и я оглянулся. Передо мной стояли улыбающийся брат Бернард и отец Куинн.
— Поздравляю! — прогремел брат Бернард.
Отец Куинн тоже поздравил. Неожиданно я улыбнулся и почувствовал на ресницах слезы. К горлу подступил комок.
Брат Бернард проницательно посмотрел на меня. Порой мне казалось, что он может читать мои мысли.
— Думал, мы не придем? — Он не дал мне времени ответить и продолжил: — Разве мы могли пропустить выпуск одного из наших парней, святой отец, как вы думаете?
— Ни в коем случае, — поддержал его отец Куинн. — Мы очень гордимся тобой, Фрэнсис.
Наконец я заговорил, но каким-то чужим голосом:
— Спасибо вам, спасибо!
Брат Бернард положил руку мне на плечо, и мы направились к дверям. Настроение у меня сразу улучшилось. На улице отец Куинн пожал мне руку, вновь пожелал удачи и пошел в церковь, а мы с братом Бернардом отправились в приют.
Мы молча вошли во двор. Внезапно он остановил меня, протянул руку и хрипло сказал:
— Фрэнки, у меня для тебя подарок.
Я глупо уставился на коробочку, лежащую у него на ладони.
— Это тебе. Бери.
В коробочке лежали часы, на которых играли лучи солнца. Они показались мне самыми красивыми часами в мире. Дрожащими пальцами я надел их.
— Нравятся?
— Нравятся? — весело переспросил я. — В жизни не видел ничего красивее!
Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы вошли в большое серое здание.
Глава 9
Это было первое лето, когда мне пришлось столько времени проводить с незнакомыми людьми. Я научился сходиться с ними, шутить, не обижаться на не очень удачные остроты. Этим летом я научился многому, и самым главным моим учителем оказалась Джули.
Вечером после вручения аттестатов меня пригласил к себе Мартин поужинать. Его родители куда-то ушли. Я пришел рано. Он ждал меня в дверях.
— Может, пока немного побоксируем? — предложил Кэбелл.
Я согласился.
Примерно через час Джули сунула голову в кабинет и объявила:
— Ужин готов.
Мы сняли перчатки. Я помыл руки, а Мартин захотел принять душ. Поэтому я отправился на кухню один.
— Где Мартин? — спросила Джули.
— Сейчас придет. Он принимает душ.
На ней было новое платье, застегивающееся на боку, немного тесноватое, и если бы не взрослая походка, Джули можно было бы принять за девчонку.
— Как бокс? — Она подошла ко мне и взяла за руки.
— Нормально.
— А другие уроки? — медленно улыбнулась девушка.
— Какие другие уроки? — не понял я.
— Вот эти. — И она обняла меня.
Я крепко прижал Джули, с наслаждением обнимая ее теплое тело. Казалось, ее теплота переходит ко мне. Я поцеловал ее в губы, и она закрыла глаза. Когда Джули их открыла, они затуманились.
— Поцелуй меня сюда. — Она наклонила голову и показала на шею.
— Зачем?
— Затем, что мне это нравится, глупый. Тебе тоже понравится. Разве ты меня не любишь?
— Любовь — детская ерунда, — смутился я.
— Детская ерунда? — Она в притворном изумлении уставилась на меня. — А сколько вам лет, мистер Рип ван Винкль?
— Скоро будет шестнадцать.
— Я на четыре года старше тебя и не считаю любовь детской ерундой. Поцелуй меня. — Я поцеловал ее в шею. Сначала было смешно, потом стало приятно. Она положила мою руку к себе на грудь, мягкую и теплую. Мои пальцы чувствовали, как твердеет сосок. Джули прошептала мне на ухо, и мне показалось, что она говорит сама с собой: — В тебе что-то есть. Фрэнки, чего я не могу понять. Меня дети никогда так не заводили. Но ты... ты не такой, как остальные. Ты похож на мужчину, такой же жестокий, практичный и эгоистичный. И в то же время у тебя, как у ребенка, мягкий и нежный рот. Ты сильный, но любил меня очень нежно, как ребенок. Скажи, что ты любишь меня.
Я потряс головой, крепко прижавшись губами к ее шее.
— Скажи, — приказала Джули. — Скажи: «Джули, я люблю тебя».
Я молча поцеловал ее в губы. Из ванной, что-то насвистывая, вышел Мартин, и мы отпрянули друг от друга. Я взглянул на Джули. Она показалась мне прекрасной — сверкающие глаза, слегка припухшие от моего поцелуя губы.
— Я заставлю тебя сказать это... позже, — яростно прошептала она, когда Мартин входил на кухню. Я весело рассмеялся.
— Что смешного? — поинтересовался Кэбелл.
— Ничего, — как пьяный, ответил я.
Мы сели ужинать. Минут через десять пришла Рут.
— Извини, что опоздала, Джули. В клубе выбирали нового президента. — Она села за стол и взглянула на меня. — И ты здесь?
— Да, — спокойно ответил я. Сейчас ничто не могло омрачить моей радости. — Ты против?
Джули принесла Рут тарелку. Она посмотрела на нас с Рут и сразу заметила неприязнь между нами. Мне показалось, что в глубине глаз Джули прячется смех.
После ужина мы некоторое время сидели в гостиной. В полдевятого я попрощался. Меня опять провожала Рут.
— Вижу, ты не послушался моего совета, — холодно проговорила она.
— Не лезь не в свое дело! — сердито ответил я.
Мои слова так изумили Рут, что она шумно вздохнула. У двери я оглянулся. В ее глазах блестели слезы, и я машинально дотронулся до ее руки.
— Извини.
— Не прикасайся ко мне! — гневно воскликнула девушка, вырывая руку. — Я в тебе все ненавижу. Ты не такой, как остальные парни. В тебе столько жестокости и порочности. Мне кажется, ты развращаешь всех, с кем общаешься... даже моего брата.
Я молча вышел в коридор. Около соседней двери меня ждала Джули.
— Почему так долго? Я думала, что ты уже никогда не выйдешь.
— Потому. — Я вошел в ее комнату и поцеловал ее сначала в губы, а потом в шею, куда она просила. Расстегнул платье и сунул руку внутрь. Прохладная девичья кожа возбуждала. Я подтолкнул Джули к кровати, но она начала сопротивляться.
— Сначала скажи: «Я люблю тебя».
Я крепко обнял ее и погладил бедра. Колени девушки подогнулись, и она повисла на мне. Но когда я вновь подтолкнул ее к кровати, она напряглась.
— Нет! Скажи сначала: «Я люблю тебя».
Я сжал Джули в объятиях, но ее губы упрямо сомкнулись.
— Я люблю тебя, Джули, — хрипло прошептал я и повел ее к кровати.
Вечером после вручения аттестатов меня пригласил к себе Мартин поужинать. Его родители куда-то ушли. Я пришел рано. Он ждал меня в дверях.
— Может, пока немного побоксируем? — предложил Кэбелл.
Я согласился.
Примерно через час Джули сунула голову в кабинет и объявила:
— Ужин готов.
Мы сняли перчатки. Я помыл руки, а Мартин захотел принять душ. Поэтому я отправился на кухню один.
— Где Мартин? — спросила Джули.
— Сейчас придет. Он принимает душ.
На ней было новое платье, застегивающееся на боку, немного тесноватое, и если бы не взрослая походка, Джули можно было бы принять за девчонку.
— Как бокс? — Она подошла ко мне и взяла за руки.
— Нормально.
— А другие уроки? — медленно улыбнулась девушка.
— Какие другие уроки? — не понял я.
— Вот эти. — И она обняла меня.
Я крепко прижал Джули, с наслаждением обнимая ее теплое тело. Казалось, ее теплота переходит ко мне. Я поцеловал ее в губы, и она закрыла глаза. Когда Джули их открыла, они затуманились.
— Поцелуй меня сюда. — Она наклонила голову и показала на шею.
— Зачем?
— Затем, что мне это нравится, глупый. Тебе тоже понравится. Разве ты меня не любишь?
— Любовь — детская ерунда, — смутился я.
— Детская ерунда? — Она в притворном изумлении уставилась на меня. — А сколько вам лет, мистер Рип ван Винкль?
— Скоро будет шестнадцать.
— Я на четыре года старше тебя и не считаю любовь детской ерундой. Поцелуй меня. — Я поцеловал ее в шею. Сначала было смешно, потом стало приятно. Она положила мою руку к себе на грудь, мягкую и теплую. Мои пальцы чувствовали, как твердеет сосок. Джули прошептала мне на ухо, и мне показалось, что она говорит сама с собой: — В тебе что-то есть. Фрэнки, чего я не могу понять. Меня дети никогда так не заводили. Но ты... ты не такой, как остальные. Ты похож на мужчину, такой же жестокий, практичный и эгоистичный. И в то же время у тебя, как у ребенка, мягкий и нежный рот. Ты сильный, но любил меня очень нежно, как ребенок. Скажи, что ты любишь меня.
Я потряс головой, крепко прижавшись губами к ее шее.
— Скажи, — приказала Джули. — Скажи: «Джули, я люблю тебя».
Я молча поцеловал ее в губы. Из ванной, что-то насвистывая, вышел Мартин, и мы отпрянули друг от друга. Я взглянул на Джули. Она показалась мне прекрасной — сверкающие глаза, слегка припухшие от моего поцелуя губы.
— Я заставлю тебя сказать это... позже, — яростно прошептала она, когда Мартин входил на кухню. Я весело рассмеялся.
— Что смешного? — поинтересовался Кэбелл.
— Ничего, — как пьяный, ответил я.
Мы сели ужинать. Минут через десять пришла Рут.
— Извини, что опоздала, Джули. В клубе выбирали нового президента. — Она села за стол и взглянула на меня. — И ты здесь?
— Да, — спокойно ответил я. Сейчас ничто не могло омрачить моей радости. — Ты против?
Джули принесла Рут тарелку. Она посмотрела на нас с Рут и сразу заметила неприязнь между нами. Мне показалось, что в глубине глаз Джули прячется смех.
После ужина мы некоторое время сидели в гостиной. В полдевятого я попрощался. Меня опять провожала Рут.
— Вижу, ты не послушался моего совета, — холодно проговорила она.
— Не лезь не в свое дело! — сердито ответил я.
Мои слова так изумили Рут, что она шумно вздохнула. У двери я оглянулся. В ее глазах блестели слезы, и я машинально дотронулся до ее руки.
— Извини.
— Не прикасайся ко мне! — гневно воскликнула девушка, вырывая руку. — Я в тебе все ненавижу. Ты не такой, как остальные парни. В тебе столько жестокости и порочности. Мне кажется, ты развращаешь всех, с кем общаешься... даже моего брата.
Я молча вышел в коридор. Около соседней двери меня ждала Джули.
— Почему так долго? Я думала, что ты уже никогда не выйдешь.
— Потому. — Я вошел в ее комнату и поцеловал ее сначала в губы, а потом в шею, куда она просила. Расстегнул платье и сунул руку внутрь. Прохладная девичья кожа возбуждала. Я подтолкнул Джули к кровати, но она начала сопротивляться.
— Сначала скажи: «Я люблю тебя».
Я крепко обнял ее и погладил бедра. Колени девушки подогнулись, и она повисла на мне. Но когда я вновь подтолкнул ее к кровати, она напряглась.
— Нет! Скажи сначала: «Я люблю тебя».
Я сжал Джули в объятиях, но ее губы упрямо сомкнулись.
— Я люблю тебя, Джули, — хрипло прошептал я и повел ее к кровати.
Глава 10
— Это совсем нетрудно, — втолковывал мне Джимми Кеуф. — Твоя территория отсюда до Шестьдесят четвертой улицы. Я предупредил ребят о твоем приходе. Тебе нужно только собирать ставки, аккуратно записывать их и приносить мне до начала скачек. Если видишь, что не успеваешь, обязательно позвони. Будешь получать половину того, что останется после выплаты выигрышей. Я кивнул. Мы уже не раз говорили об этом.
Я с нетерпением ждал начала работы, давно приготовил блокнот, пару карандашей в две программки. Я направился к выходу.
— Не забывай, ты должен принимать ставки только на те скачки, которые я одобрю! — крикнул Джимми мне вслед. — И смотри — звони, если будешь не успевать к началу скачек.
— Хорошо, Джимми.
На улице, несмотря на одиннадцать часов, стояла жара. Значит, после обеда будет невыносимо. Я раскрыл список с адресами. Первая остановка — гараж на углу Десятой авеню и Шестьдесят третьей улицы, в котором необходимо найти какого-то Кристи.
В гараже царила приятная прохлада. Большой негр мыл машину.
— Где Кристи? — спросил я.
— Я Кристи. Что нужно?
— Я от Джимми Кеуфа.
Он опустил шланг.
— Программка есть?
— Конечно. — Я протянул программку скачек.
— Эй, Джо, пришла программка! — крикнул Кристи.
Мне понравилось, что он назвал меня программкой. Наконец я занимаюсь чем-то важным. Из полумрака показался Джо. Пару секунд он с любопытством смотрел на меня, затем подошел к напарнику, и они принялись изучать программку. Я прислонился к машине. Наконец Кристи подозвал меня. Я подошел к ним, сел на подножку и достал карандаш с блокнотом.
— На одну и ту же? — спросил Кристи у Джо.
— Угу, — буркнул тот.
— О'кей, парень, — повернулся ко мне негр. — Завтра твой босс вылетит в трубу! — Они расхохотались. — Вот наши ставки. Значит, пятьдесят центов на Докета и Красную Розу в двойном размере.
— По-моему, неплохо, — похвалил я, как специалист.
— Да, мы должны неплохо заработать, а то три последних раза проигрывали. Не забудь поставить полтинник на Красную Розу. — Кристи замолчал.
— Все? — поинтересовался я.
— На сегодня все! — рассмеялся негр. — Завтра принесешь мешок с бабками. Тебе придется попотеть. — Он вернул программку.
— Если мешок будет слишком тяжелым, я позвоню вам, и вы приедете на грузовике.
— С удовольствием, малыш! — Кристи расхохотался и протянул два доллара, которые я аккуратно спрятал в карман.
— До завтра, ребята! — попрощался я и вышел из гаража.
Я направился на склад на Шестьдесят второй улице. У большой грузовой платформы стояли два грузовика. Рядом ели сэндвичи и курили несколько грузчиков. Я подошел к парню, жующему большой маринованный огурец.
— Не знаете Ала Эндрю?
— Вон тот около дверей лифта, — ответил он, показывая огурцом на высокого человека.
— Спасибо. — Я направился к лифту.
— Ал Эндрю?
Он кивнул.
— Я от Джимми Кеуфа.
— Иди сюда. Я не хочу, чтобы босс нас видел.
Мы прошли в туалет, и я дал ему программку. Эндрю расстегнул штаны и зашел в кабину.
— Черт, сегодня мне что-то никто не нравится! — сообщил он через несколько минут.
— В каждой скачке есть победитель! — пошутил я.
— Все равно мне никто не нравится! Я проигрывал всю прошлую неделю.
— Может, сегодня вам повезет, — подбодрил его я.
— Возможно, — с сомнением произнес он. Еще через пару минут Эндрю добавил: — Знаешь что — поставь доллар на Ловкача во втором заезде.
— Что-нибудь еще? — спросил я, записывая ставку.
Он еще несколько минут изучал программку, словно хрустальный шар, потом покачал головой и вернул. Ал Эндрю полез в карман за деньгами, но не смог достать их. Тогда встал и, придерживая штаны одной рукой, второй достал из кармана доллар. Когда протянул бумажку, штаны упали на пол. Я спрятал доллар и направился к выходу.
— До завтра!
Эндрю не ответил. Он искал туалетную бумагу.
Я с нетерпением ждал начала работы, давно приготовил блокнот, пару карандашей в две программки. Я направился к выходу.
— Не забывай, ты должен принимать ставки только на те скачки, которые я одобрю! — крикнул Джимми мне вслед. — И смотри — звони, если будешь не успевать к началу скачек.
— Хорошо, Джимми.
На улице, несмотря на одиннадцать часов, стояла жара. Значит, после обеда будет невыносимо. Я раскрыл список с адресами. Первая остановка — гараж на углу Десятой авеню и Шестьдесят третьей улицы, в котором необходимо найти какого-то Кристи.
В гараже царила приятная прохлада. Большой негр мыл машину.
— Где Кристи? — спросил я.
— Я Кристи. Что нужно?
— Я от Джимми Кеуфа.
Он опустил шланг.
— Программка есть?
— Конечно. — Я протянул программку скачек.
— Эй, Джо, пришла программка! — крикнул Кристи.
Мне понравилось, что он назвал меня программкой. Наконец я занимаюсь чем-то важным. Из полумрака показался Джо. Пару секунд он с любопытством смотрел на меня, затем подошел к напарнику, и они принялись изучать программку. Я прислонился к машине. Наконец Кристи подозвал меня. Я подошел к ним, сел на подножку и достал карандаш с блокнотом.
— На одну и ту же? — спросил Кристи у Джо.
— Угу, — буркнул тот.
— О'кей, парень, — повернулся ко мне негр. — Завтра твой босс вылетит в трубу! — Они расхохотались. — Вот наши ставки. Значит, пятьдесят центов на Докета и Красную Розу в двойном размере.
— По-моему, неплохо, — похвалил я, как специалист.
— Да, мы должны неплохо заработать, а то три последних раза проигрывали. Не забудь поставить полтинник на Красную Розу. — Кристи замолчал.
— Все? — поинтересовался я.
— На сегодня все! — рассмеялся негр. — Завтра принесешь мешок с бабками. Тебе придется попотеть. — Он вернул программку.
— Если мешок будет слишком тяжелым, я позвоню вам, и вы приедете на грузовике.
— С удовольствием, малыш! — Кристи расхохотался и протянул два доллара, которые я аккуратно спрятал в карман.
— До завтра, ребята! — попрощался я и вышел из гаража.
Я направился на склад на Шестьдесят второй улице. У большой грузовой платформы стояли два грузовика. Рядом ели сэндвичи и курили несколько грузчиков. Я подошел к парню, жующему большой маринованный огурец.
— Не знаете Ала Эндрю?
— Вон тот около дверей лифта, — ответил он, показывая огурцом на высокого человека.
— Спасибо. — Я направился к лифту.
— Ал Эндрю?
Он кивнул.
— Я от Джимми Кеуфа.
— Иди сюда. Я не хочу, чтобы босс нас видел.
Мы прошли в туалет, и я дал ему программку. Эндрю расстегнул штаны и зашел в кабину.
— Черт, сегодня мне что-то никто не нравится! — сообщил он через несколько минут.
— В каждой скачке есть победитель! — пошутил я.
— Все равно мне никто не нравится! Я проигрывал всю прошлую неделю.
— Может, сегодня вам повезет, — подбодрил его я.
— Возможно, — с сомнением произнес он. Еще через пару минут Эндрю добавил: — Знаешь что — поставь доллар на Ловкача во втором заезде.
— Что-нибудь еще? — спросил я, записывая ставку.
Он еще несколько минут изучал программку, словно хрустальный шар, потом покачал головой и вернул. Ал Эндрю полез в карман за деньгами, но не смог достать их. Тогда встал и, придерживая штаны одной рукой, второй достал из кармана доллар. Когда протянул бумажку, штаны упали на пол. Я спрятал доллар и направился к выходу.
— До завтра!
Эндрю не ответил. Он искал туалетную бумагу.