Страница:
Глава 12
Я брился перед зеркалом. В апрельском воздухе чувствовалось приближение весны. В окно заглядывало солнце, и я, как последний дурак, что-то весело насвистывал. Положив бритву, побрызгал лицо лосьоном с приятным прохладным запахом ментола. Причесался, вышел из ванной и надел рубашку.
Потом решил заказать по телефону роскошный завтрак. Я здорово проголодался.
— Это Кейн, — сказал я телефонистке. — Пусть принесут что-нибудь поесть.
— Хорошо, мистер Кейн. Кстати, с вами хочет поговорить доктор Кэбелл и его сестра.
— Пусть поднимаются, — сказал я. — Закажите завтрак на троих.
Через несколько минут в дверь постучали. В коридоре стояли Мартин и Рут. Я улыбнулся и протянул руку Мартину.
— Входи, приятель. Рад тебя видеть.
— Фрэнки, — взволнованно произнес он и пожал мне руку.
Кэбеллы вошли.
— Как раз к завтраку, и никаких возражений.
Мы сели, и я закурил. В комнате царил беспорядок. Воскресенье было единственным днем, когда у меня не убирали.
— Не обращайте внимания на беспорядок. — Я обвел жестом гостиную. — Холостяцкая квартира.
— Фрэнки, ты отлично выглядишь, — улыбнулся Мартин.
— Ты тоже, малыш. Судя по всему, ты идешь в гору.
— Ерунда, — пренебрежительно пробормотал он и слегка покраснел. — Мне нравится моя работа.
Принесли завтрак, и мы принялись за еду. Рут весь завтрак промолчала.
— Что-нибудь знаете о миссис Скотт? — поинтересовался я.
— Она умерла, — ответил Мартин.
— Жалко...
— Да. Это она посоветовала мне стать психиатром. Если бы не миссис Скотт, я бы никогда не занялся этим делом.
— Отличная женщина, — вставил я.
— Миссис Скотт всегда хорошо отзывалась о тебе, — заметил Мартин. — Ты был в некотором роде ее любимчиком. Она многого от тебя ждала... — Он слегка смущенно замолчал.
Я рассмеялся и повернулся к Рут.
— А ты что думаешь?
— Она единственный человек, который понимал тебя, Фрэнки, — серьезно ответила девушка.
Я задумался. Возможно, но сейчас все изменилось.
— Прошло столько лет, — пожал я плечами.
Я закончил есть яйца и потянулся к кофейнику. Рут перегнулась через стол и налила мне кофе. Наши руки коснулись, когда я брал чашку, и мы испуганно взглянули друг на друга. Я посмотрел в бездонные голубые глаза и опустил взгляд в чашку.
Мартин хотел что-то сказать, но промолчал. Мы просидели молча несколько минут.
— Молодцы, что зашли, — сказал я.
— Это была моя идея, — похвалился Мартин. — Я хотел повидать тебя. Прошло столько времени. Мне было интересно, и Рут...
— Что Рут?
— Я хотела, чтобы он поговорил с тобой, — объяснила Рут. — Он твой друг. Он ничего не выиграет от откровенного разговора.
Я встал и подошел к окну.
— Мне нужны друзья, а не советы.
Рут подошла ко мне и взяла за руку.
— Друзья обязаны не только всегда слушать и соглашаться. Они иногда должны говорить и то, что тебе не нравится, ради твоей же пользы. Пожалуйста, выслушай нас.
Я обнял ее, не обращая внимания на Мартина.
— Бэби, если ты любишь меня, остановись. Зачем надрываться и говорить то, что я не хочу слушать?
Девушка на мгновение прижалась ко мне.
— Если бы я не любила тебя, Фрэнки, мне было бы наплевать, что с тобой произойдет.
Мартин внимательно и серьезно смотрел на нас.
— Ты серьезно говорила со мной? — спросил он сестру.
— Да, — кивнула Рут и посмотрела на брата.
— Можешь теперь спокойно выбрасывать на ринг полотенце, Фрэнки, — улыбнулся он. — Маленькая леди давно приняла решение, и тебе никуда не деться.
Я удивленно посмотрел на брата и сестру, которые таинственно улыбались.
— О чем вы говорите, черт побери?
— Сказать? — улыбаясь, поинтересовался Мартин.
— Нет. — Рут внезапно посерьезнела. — Пусть догадается сам. — Она подвела меня к дивану.
Мы сели, и я обнял ее за плечи. Девушка удобно положила голову ко мне на плечо и посмотрела в глаза.
— Несколько лет назад Мартин был в Европе и кое-что там увидел. Я хочу, чтобы он рассказал тебе об этом.
— Что? — Я с любопытством взглянул на доктора Кэбелла.
— Это долгая история. — Мартин откашлялся.
— Ничего. Мне все равно нечего делать. — Я крепче обнял Рут.
Сейчас он мог бы всучить мне даже Бруклинский мост, если бы захотел.
— В 1935 году я был в Германии. Я видел, что там происходило... что случается со страной, когда к власти приходят гангстеры.
— Ты говоришь о Гитлере? Какое он имеет ко мне отношение? — Я достал сигарету и вспомнил, что происходило в июне, когда, пала Франция. Люди на улицах шептались, и у многих были мрачные лица. Все только и говорили, что о войне с Германией. На несколько дней деловая активность спала, но потом все быстро вернулось в нормальную колею. По-моему, деловая активность даже немного увеличилась. В войну мы тогда не вступили и не думаю, что вступим сейчас, особенно, если принять во внимание, что нас это совсем не касается.
Мартин продолжил рассказ, не обращая внимания на мой вопрос:
— В 1935 Гитлер взял страну в железные руки. Он безжалостно подавил всех тех, кто осмеливался возражать ему. Вспомните его слова: «Сегодня Германия, завтра весь мир». И вот пришло его «завтра», то «завтра», которое он обещал Германии. Он уже, как обещал, захватил весь континент, за исключением России и Англии. После них он обратит свои взоры через океан на нас. — Кэбелл замолчал и потянулся за сигаретой. Я до сих пор не мог понять, к чему он клонит. Мартин сунул сигарету в рот, но не зажег ее, и продолжил рассказ:
— Вначале все твердили, что он долго не протянет. Я тоже так думал. Но я добавлял при этом, что он протянет столько, сколько люди будут отказываться видеть в нем угрозу.
Я думал, когда мир увидит и поймет, кем он является на самом деле, ему придет конец. Сейчас это как раз начинается. Англия держится, Россия тоже держится. Гитлера остановят обычные люди с улицы. Они остановят его стенами, сложенными из их тел, своей решимостью и упорством. Когда человек с улицы решает, что от вас один вред, вам придется туго. Что бы вы ни делали, он найдет способ остановить вас. Человека с улицы невозможно победить.
— Хорошо, значит, они остановят этого сукиного сына! — заметил я, поднимая руку. — Все равно никак не пойму — я-то тут при чем?
— Поймешь, Фрэнки. — Мартин остановился передо мной и посмотрел на меня сверху вниз. — Человек с улицы и против тебя. И если он говорит, что ты должен уйти, ты должен уйти!
Я расхохотался. Куда бы я ни пошел, все целовали меня в зад. Если они все против меня, почему я этого не вижу? Я сказал Мартину, что думаю по этому поводу.
— Вот именно, Фрэнки. Это я и пытаюсь тебе втолковать. Когда Гитлер появляется на улицах, они целуют землю перед его ногами, но они делают это от страха... они боятся того, что с ними произойдет; если они не будут делать этого. Поэтому они и перед тобой гнутся. Они боятся тебя. Твое имя стало синонимом ужаса, убийств, ограблений... Они боятся твоей репутации, твоих дел, о которых все только и говорят. Сделал ты их или нет, не имеет никакого значения. Главное, они верят в то, что ты их совершил. И они намерены уничтожить тебя так же, как когда-нибудь уничтожат Гитлера.
— Какая-то бессмыслица! — расхохотался я. — Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. Если меня никто не будет беспокоить, я тоже никого не буду трогать.
— Ты постепенно превратишься в волка, — покачал головой Мартин.
— Тут я ничего не могу сделать.
— Ты можешь все это бросить, пока еще не поздно, — вмешалась Рут.
— Я вас выслушал, теперь вы выслушайте меня. — Я погасил сигарету в пепельнице и зажег новую. — Долгие годы я пытался жить по-вашему. Много работал, мало получал и знаете, чем все закончилось? Больницей! Я попал туда после голодного обморока на улице, потому что все, о чем пишут слюнявые романисты — полное дерьмо, потому что, как бы ни вкалывали герои, какими бы честными они ни были, как бы яростно ни боролись, никогда ничего не добьются без унизительной экономии на всем или женитьбы на дочери босса. Мне дочь босса не попалась.
Куда бы я ни поворачивался, повсюду я видел таких же, как я, голодных, бедных, несчастных людей, живущих на пособие по безработице или на милостыню. Если им везет, они работают, но работа обеспечивает нищенское существование, и угроза потерять ее висит над ними, как дамоклов меч.
Я, как дурак, пытался вести такую жизнь. В этой жизни босс может вас вышвырнуть на улицу, если вы заболеете, вам могут дать десять баков в неделю, когда вам для сносного существования нужны пятнадцать, или пятнадцать, когда необходимы двадцать.
Нет, черт возьми, я не настолько глуп! Я хотел тоже наслаждаться жизнью и иметь деньги в карманах, машину, хороший дом.
Это единственный известный мне способ иметь все это, единственный путь, который у меня остался. С его помощью я приобрел все, что хотел.
— Но, Фрэнки, разве ты не видишь, что в этом и заключается твоя ошибка? — терпеливо спросил Мартин.
— Возможно, — согласился я. — Я старался изо всех сил, но у меня ничего не получилось.
— Фрэнки, тебе надо было жить в прошлом веке, но сейчас времена пиратов прошли. Сейчас больше нельзя силой прокладывать себе дорогу в жизни. Нельзя брать, что хочется, и посылать ближнего ко всем чертям! Необходимо жить среди людей и делиться с ними. Нельзя заползти в угол и игнорировать то, что происходит вокруг.
Я вспомнил Мэрианн. Она хотела, чтобы я заполз в угол и не обращал внимания на мир. Я ушел от нее, потому что не хотел этого. А может, я просто переполз из одного угла в другой?
Джерри думал так же, как и Рут. Он жил в строгом соответствии со своими идеалами, ну и чего он добился? Я лучше всех их знал, чего хочу. И я добился всего этого по-своему.
Я встал, отошел на несколько шагов и посмотрел на Кэбеллов.
— Я понимаю ваш путь не больше, чем вы мой, — спокойно заметил я.
Рут подбежала ко мне.
— Дорогой, но мы отлично понимаем все, что ты говоришь. Мы все понимаем, но из этого ничего не выйдет. — Я молчал. Она в отчаянии повернулась к брату. — Мартин, ну пожалуйста, объясни ему.
Мартин посмотрел на нас обоих. Неожиданно он встал и направился к двери.
— Я на время спущусь вниз. Вам необходимо кое в чем самим разобраться. Сейчас это уже не вопрос: кто прав, а кто виноват, а вопрос: кто любит больше и готов дать больше. — Он вышел.
Рут повернулась и посмотрела на меня. Я обнял ее и поцеловал холодные губы. Я целовал глаза, волосы, щеки, шею, опять губы. Усадил ее на диван и принялся яростно и грубо целовать. После таких поцелуев на ее коже оставались красные пятна.
Неожиданно она ответила на мои поцелуи. Ее глаза были полузакрыты, рот дрожал. Я крепко сжал ее в объятиях и по тому, как она прижалась ко мне, почувствовал в ней желание.
— Я люблю тебя, — прошептал я.
Глаза Рут закрылись полностью, и она вновь поцеловала меня.
— Я хочу тебя, — шептал я. — Ты нужна мне. Пусть между нами не будет никаких разногласий.
Дыхание Рут участилось, и она укусила меня, целуя. Прижалась к моему лицу и заставила меня положить голову к себе на грудь.
Я крепко обнимал Рут. Повернув голову в ложбинке между грудей, посмотрел наверх. В ее глазах сверкали слезы, губы были полуоткрыты, она дрожала в моих объятиях.
— Рут!
Она смотрела мне в лицо. В уголках глаз, как алмазы, сверкали слезинки. В них горели любовь и страсть, понимание и сочувствие. Она едва заметно покачала головой.
— Нет, дорогой, — прошептала Рут. — Так ничего не получится.
Я прижался губами к ее нежной гладкой коже.
— Я хочу тебя. Рут.
— И я хочу тебя, — просто ответила она, — но не так, как сейчас. Я хочу тебя навсегда, а не на минуту. — Она подняла мое лицо и прижалась губами к моим губам. После поцелуя Рут вопросительно посмотрела на меня. — Понимаешь, дорогой?
Я посмотрел на нее и встал. Мои руки машинально полезли в карман за сигаретой. Я все понимал.
Я должен был играть по ее правилам, или вообще не играть.
Потом решил заказать по телефону роскошный завтрак. Я здорово проголодался.
— Это Кейн, — сказал я телефонистке. — Пусть принесут что-нибудь поесть.
— Хорошо, мистер Кейн. Кстати, с вами хочет поговорить доктор Кэбелл и его сестра.
— Пусть поднимаются, — сказал я. — Закажите завтрак на троих.
Через несколько минут в дверь постучали. В коридоре стояли Мартин и Рут. Я улыбнулся и протянул руку Мартину.
— Входи, приятель. Рад тебя видеть.
— Фрэнки, — взволнованно произнес он и пожал мне руку.
Кэбеллы вошли.
— Как раз к завтраку, и никаких возражений.
Мы сели, и я закурил. В комнате царил беспорядок. Воскресенье было единственным днем, когда у меня не убирали.
— Не обращайте внимания на беспорядок. — Я обвел жестом гостиную. — Холостяцкая квартира.
— Фрэнки, ты отлично выглядишь, — улыбнулся Мартин.
— Ты тоже, малыш. Судя по всему, ты идешь в гору.
— Ерунда, — пренебрежительно пробормотал он и слегка покраснел. — Мне нравится моя работа.
Принесли завтрак, и мы принялись за еду. Рут весь завтрак промолчала.
— Что-нибудь знаете о миссис Скотт? — поинтересовался я.
— Она умерла, — ответил Мартин.
— Жалко...
— Да. Это она посоветовала мне стать психиатром. Если бы не миссис Скотт, я бы никогда не занялся этим делом.
— Отличная женщина, — вставил я.
— Миссис Скотт всегда хорошо отзывалась о тебе, — заметил Мартин. — Ты был в некотором роде ее любимчиком. Она многого от тебя ждала... — Он слегка смущенно замолчал.
Я рассмеялся и повернулся к Рут.
— А ты что думаешь?
— Она единственный человек, который понимал тебя, Фрэнки, — серьезно ответила девушка.
Я задумался. Возможно, но сейчас все изменилось.
— Прошло столько лет, — пожал я плечами.
Я закончил есть яйца и потянулся к кофейнику. Рут перегнулась через стол и налила мне кофе. Наши руки коснулись, когда я брал чашку, и мы испуганно взглянули друг на друга. Я посмотрел в бездонные голубые глаза и опустил взгляд в чашку.
Мартин хотел что-то сказать, но промолчал. Мы просидели молча несколько минут.
— Молодцы, что зашли, — сказал я.
— Это была моя идея, — похвалился Мартин. — Я хотел повидать тебя. Прошло столько времени. Мне было интересно, и Рут...
— Что Рут?
— Я хотела, чтобы он поговорил с тобой, — объяснила Рут. — Он твой друг. Он ничего не выиграет от откровенного разговора.
Я встал и подошел к окну.
— Мне нужны друзья, а не советы.
Рут подошла ко мне и взяла за руку.
— Друзья обязаны не только всегда слушать и соглашаться. Они иногда должны говорить и то, что тебе не нравится, ради твоей же пользы. Пожалуйста, выслушай нас.
Я обнял ее, не обращая внимания на Мартина.
— Бэби, если ты любишь меня, остановись. Зачем надрываться и говорить то, что я не хочу слушать?
Девушка на мгновение прижалась ко мне.
— Если бы я не любила тебя, Фрэнки, мне было бы наплевать, что с тобой произойдет.
Мартин внимательно и серьезно смотрел на нас.
— Ты серьезно говорила со мной? — спросил он сестру.
— Да, — кивнула Рут и посмотрела на брата.
— Можешь теперь спокойно выбрасывать на ринг полотенце, Фрэнки, — улыбнулся он. — Маленькая леди давно приняла решение, и тебе никуда не деться.
Я удивленно посмотрел на брата и сестру, которые таинственно улыбались.
— О чем вы говорите, черт побери?
— Сказать? — улыбаясь, поинтересовался Мартин.
— Нет. — Рут внезапно посерьезнела. — Пусть догадается сам. — Она подвела меня к дивану.
Мы сели, и я обнял ее за плечи. Девушка удобно положила голову ко мне на плечо и посмотрела в глаза.
— Несколько лет назад Мартин был в Европе и кое-что там увидел. Я хочу, чтобы он рассказал тебе об этом.
— Что? — Я с любопытством взглянул на доктора Кэбелла.
— Это долгая история. — Мартин откашлялся.
— Ничего. Мне все равно нечего делать. — Я крепче обнял Рут.
Сейчас он мог бы всучить мне даже Бруклинский мост, если бы захотел.
— В 1935 году я был в Германии. Я видел, что там происходило... что случается со страной, когда к власти приходят гангстеры.
— Ты говоришь о Гитлере? Какое он имеет ко мне отношение? — Я достал сигарету и вспомнил, что происходило в июне, когда, пала Франция. Люди на улицах шептались, и у многих были мрачные лица. Все только и говорили, что о войне с Германией. На несколько дней деловая активность спала, но потом все быстро вернулось в нормальную колею. По-моему, деловая активность даже немного увеличилась. В войну мы тогда не вступили и не думаю, что вступим сейчас, особенно, если принять во внимание, что нас это совсем не касается.
Мартин продолжил рассказ, не обращая внимания на мой вопрос:
— В 1935 Гитлер взял страну в железные руки. Он безжалостно подавил всех тех, кто осмеливался возражать ему. Вспомните его слова: «Сегодня Германия, завтра весь мир». И вот пришло его «завтра», то «завтра», которое он обещал Германии. Он уже, как обещал, захватил весь континент, за исключением России и Англии. После них он обратит свои взоры через океан на нас. — Кэбелл замолчал и потянулся за сигаретой. Я до сих пор не мог понять, к чему он клонит. Мартин сунул сигарету в рот, но не зажег ее, и продолжил рассказ:
— Вначале все твердили, что он долго не протянет. Я тоже так думал. Но я добавлял при этом, что он протянет столько, сколько люди будут отказываться видеть в нем угрозу.
Я думал, когда мир увидит и поймет, кем он является на самом деле, ему придет конец. Сейчас это как раз начинается. Англия держится, Россия тоже держится. Гитлера остановят обычные люди с улицы. Они остановят его стенами, сложенными из их тел, своей решимостью и упорством. Когда человек с улицы решает, что от вас один вред, вам придется туго. Что бы вы ни делали, он найдет способ остановить вас. Человека с улицы невозможно победить.
— Хорошо, значит, они остановят этого сукиного сына! — заметил я, поднимая руку. — Все равно никак не пойму — я-то тут при чем?
— Поймешь, Фрэнки. — Мартин остановился передо мной и посмотрел на меня сверху вниз. — Человек с улицы и против тебя. И если он говорит, что ты должен уйти, ты должен уйти!
Я расхохотался. Куда бы я ни пошел, все целовали меня в зад. Если они все против меня, почему я этого не вижу? Я сказал Мартину, что думаю по этому поводу.
— Вот именно, Фрэнки. Это я и пытаюсь тебе втолковать. Когда Гитлер появляется на улицах, они целуют землю перед его ногами, но они делают это от страха... они боятся того, что с ними произойдет; если они не будут делать этого. Поэтому они и перед тобой гнутся. Они боятся тебя. Твое имя стало синонимом ужаса, убийств, ограблений... Они боятся твоей репутации, твоих дел, о которых все только и говорят. Сделал ты их или нет, не имеет никакого значения. Главное, они верят в то, что ты их совершил. И они намерены уничтожить тебя так же, как когда-нибудь уничтожат Гитлера.
— Какая-то бессмыслица! — расхохотался я. — Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. Если меня никто не будет беспокоить, я тоже никого не буду трогать.
— Ты постепенно превратишься в волка, — покачал головой Мартин.
— Тут я ничего не могу сделать.
— Ты можешь все это бросить, пока еще не поздно, — вмешалась Рут.
— Я вас выслушал, теперь вы выслушайте меня. — Я погасил сигарету в пепельнице и зажег новую. — Долгие годы я пытался жить по-вашему. Много работал, мало получал и знаете, чем все закончилось? Больницей! Я попал туда после голодного обморока на улице, потому что все, о чем пишут слюнявые романисты — полное дерьмо, потому что, как бы ни вкалывали герои, какими бы честными они ни были, как бы яростно ни боролись, никогда ничего не добьются без унизительной экономии на всем или женитьбы на дочери босса. Мне дочь босса не попалась.
Куда бы я ни поворачивался, повсюду я видел таких же, как я, голодных, бедных, несчастных людей, живущих на пособие по безработице или на милостыню. Если им везет, они работают, но работа обеспечивает нищенское существование, и угроза потерять ее висит над ними, как дамоклов меч.
Я, как дурак, пытался вести такую жизнь. В этой жизни босс может вас вышвырнуть на улицу, если вы заболеете, вам могут дать десять баков в неделю, когда вам для сносного существования нужны пятнадцать, или пятнадцать, когда необходимы двадцать.
Нет, черт возьми, я не настолько глуп! Я хотел тоже наслаждаться жизнью и иметь деньги в карманах, машину, хороший дом.
Это единственный известный мне способ иметь все это, единственный путь, который у меня остался. С его помощью я приобрел все, что хотел.
— Но, Фрэнки, разве ты не видишь, что в этом и заключается твоя ошибка? — терпеливо спросил Мартин.
— Возможно, — согласился я. — Я старался изо всех сил, но у меня ничего не получилось.
— Фрэнки, тебе надо было жить в прошлом веке, но сейчас времена пиратов прошли. Сейчас больше нельзя силой прокладывать себе дорогу в жизни. Нельзя брать, что хочется, и посылать ближнего ко всем чертям! Необходимо жить среди людей и делиться с ними. Нельзя заползти в угол и игнорировать то, что происходит вокруг.
Я вспомнил Мэрианн. Она хотела, чтобы я заполз в угол и не обращал внимания на мир. Я ушел от нее, потому что не хотел этого. А может, я просто переполз из одного угла в другой?
Джерри думал так же, как и Рут. Он жил в строгом соответствии со своими идеалами, ну и чего он добился? Я лучше всех их знал, чего хочу. И я добился всего этого по-своему.
Я встал, отошел на несколько шагов и посмотрел на Кэбеллов.
— Я понимаю ваш путь не больше, чем вы мой, — спокойно заметил я.
Рут подбежала ко мне.
— Дорогой, но мы отлично понимаем все, что ты говоришь. Мы все понимаем, но из этого ничего не выйдет. — Я молчал. Она в отчаянии повернулась к брату. — Мартин, ну пожалуйста, объясни ему.
Мартин посмотрел на нас обоих. Неожиданно он встал и направился к двери.
— Я на время спущусь вниз. Вам необходимо кое в чем самим разобраться. Сейчас это уже не вопрос: кто прав, а кто виноват, а вопрос: кто любит больше и готов дать больше. — Он вышел.
Рут повернулась и посмотрела на меня. Я обнял ее и поцеловал холодные губы. Я целовал глаза, волосы, щеки, шею, опять губы. Усадил ее на диван и принялся яростно и грубо целовать. После таких поцелуев на ее коже оставались красные пятна.
Неожиданно она ответила на мои поцелуи. Ее глаза были полузакрыты, рот дрожал. Я крепко сжал ее в объятиях и по тому, как она прижалась ко мне, почувствовал в ней желание.
— Я люблю тебя, — прошептал я.
Глаза Рут закрылись полностью, и она вновь поцеловала меня.
— Я хочу тебя, — шептал я. — Ты нужна мне. Пусть между нами не будет никаких разногласий.
Дыхание Рут участилось, и она укусила меня, целуя. Прижалась к моему лицу и заставила меня положить голову к себе на грудь.
Я крепко обнимал Рут. Повернув голову в ложбинке между грудей, посмотрел наверх. В ее глазах сверкали слезы, губы были полуоткрыты, она дрожала в моих объятиях.
— Рут!
Она смотрела мне в лицо. В уголках глаз, как алмазы, сверкали слезинки. В них горели любовь и страсть, понимание и сочувствие. Она едва заметно покачала головой.
— Нет, дорогой, — прошептала Рут. — Так ничего не получится.
Я прижался губами к ее нежной гладкой коже.
— Я хочу тебя. Рут.
— И я хочу тебя, — просто ответила она, — но не так, как сейчас. Я хочу тебя навсегда, а не на минуту. — Она подняла мое лицо и прижалась губами к моим губам. После поцелуя Рут вопросительно посмотрела на меня. — Понимаешь, дорогой?
Я посмотрел на нее и встал. Мои руки машинально полезли в карман за сигаретой. Я все понимал.
Я должен был играть по ее правилам, или вообще не играть.
Глава 13
Пока я закуривал. Рут не сводила взгляда с моего лица. Похоже, она прочитала мои мысли и медленно подошла ко мне.
— Не понимаешь? — мягко спросила она.
— Нет, — горько покачал я головой. — Не вижу разницы, если ты любишь меня по-настоящему. Неужели для нас обоих было бы лучше, если бы я чистил улицы?
Ее глаза затуманились, и в них появилась печаль.
— Дело не в том, кто ты, Фрэнки, а в том, что ты делаешь. Тебе сейчас приходится совершать плохие и грязные поступки, приходится быть безжалостным. Нельзя днем творить плохие дела, а ночью становиться хорошим.
Постепенно эти два "я" сольются, и ты станешь таким же, как твое дело.
Я хотел сказать, что она не права, но в дверь постучали. Вернулся Мартин. Он взглянул на Рут, потом на меня. Кэбелл ничего не спросил, он все увидел на наших лицах. Мартин не стал больше давать советы, он знал, когда надо говорить, а когда молчать. Через несколько минут они ушли, и я остался один.
Я думал о словах Рут, о ее любви. Она должна понимать, что нельзя просто так взять и отказаться от хорошей работы. Это не то же самое, что отложить в сторону книгу. Очень много зависит от работы. Я слишком много вкалывал, чтобы добиться всего этого и не собирался отказываться от нее из-за женщины, даже из-за Рут Кэбелл!
Настроение испортилось, как будто и не было весны за окном.
Следующие пара месяцев выдались удивительно удачными. Ребята вели себя осторожно, Феннелли затаился. Бизнес процветал, и я откладывал деньги, как мог. Я не обманывал себя. Такое положение дел не продлится долго, и я собирался скопить, пока есть возможность, как можно больше.
В конце мая все началось, но не так, как я ожидал. День получился суматошный, и я здорово устал. Часа в четыре зазвонил внутренний телефон.
— Да? — спросил я мисс Уолш.
— Пришел мистер Московиц.
— Пусть войдет, — удивленно проговорил я. Московиц вошел, как всегда, шаркая ногами. Я встал и улыбнулся. Мы пожали друг другу руки и сели.
— Что-нибудь случилось, Мойша?
Он сразу перешел к делу. Его прямота мне нравилась. Московиц был одним из могикан, для которых слово являлось законом. Он никогда не врал.
— Фрэнки, я хочу выйти из игры.
Я несколько секунд изумленно смотрел на него, потом не спеша закурил и поинтересовался:
— Почему?
— Не из-за страха, — слегка смущенно ответил он. — Только... — Мойша замолчал на мгновение, потом продолжил: — Я уже слишком стар для таких дел и сильно устаю. Я бы хотел куда-нибудь уехать с женой, чтобы дожить свой век спокойно.
Я смотрел на него и не знал, что ему ответить. Сейчас никому нельзя выходить из игры. Если я отпущу Московица, остальные подумают, что я стал тряпкой! Но, с другой стороны, он имел право делать, что хотел, и я не сомневался, что Мойша будет жить тихо и держать язык за зубами. Я молча подвинул ему коробку с сигарами.
Московиц закурил и вопросительно посмотрел на меня. Мы просидели молча несколько минут, потом я сказал:
— Ты же знаешь, что скажут ребята?
Московиц кивнул.
— Они испугаются, что ты начнешь болтать.
Он мягко, почти по-отечески, махнул рукой.
— Ты же меня знаешь, Фрэнки. Моисей Московиц за всю свою жизнь не заложил ни одного человека, и он не собирается стучать на старости.
— Сколько тебе, Мойша?
— Шестьдесят два.
Я и не знал, что он такой старый. Мы опять замолчали, и я повернулся на стуле к окну.
— А как быть с твоей территорией?
— Пусть ребята забирают ее.
— А доля в фонде?
— Если нужно, можете забрать и ее. — Мойша был готов даже на взятку, лишь бы вырваться. Я быстро подсчитал в уме. Его доля составляла сто штук.
— Куда собираешься поехать? — Я знал, что у него небольшое поместье в Калифорнии, и мне стало интересно, скажет он о нем или кет.
— У меня ферма в Калифорнии. Моя жена давно мечтала о тихой и спокойной жизни.
Я развернулся и посмотрел на него.
— Когда хочешь уехать?
— Когда скажешь, тогда и поеду.
Я опять задумался.
— Фрэнк, деньги, которые нельзя тратить, никому не нужны. У меня много денег, но я не могу их все потратить. Все время одни хлопоты, проблемы, тревоги. Я хочу отдохнуть на старости лет.
Я принял решение. Мойша имел право на отдых в шестьдесят два года, и он отдохнет.
— О'кей, можешь уезжать, Мойша.
Я готов был поклясться, что в его глазах блеснула слеза, но он сдержался. Только в голосе послышалось счастье.
— Спасибо.
— Можешь ехать в конце недели. Никому не говори ни слова. Я хочу, чтобы ребята обо всем узнали от меня. Не беспокойся, я все им расскажу после твоего отъезда.
Я набрал номер Максона, который замещал Джо Прайса.
— Как фонд?
— Миллион сто десять тысяч, мистер Кейн.
— Выпишите чек на сто десять тысяч Моисею Московицу и побыстрее принесите его мне.
— Если тебе нужны деньги, Фрэнк, я могу подождать. — Глаза Мойши продолжали сиять.
— Ты всегда вовремя платил свою долю и имеешь право забрать ее.
Мак принес чек. Я расписался и передал его Мойше. Он спрятал чек в карман и поблагодарил. Перед тем, как он ушел, я дал ему один совет.
— Мойша, никому не рассказывай об отъезде. Оставь квартиру со всеми вещами. Не пытайся ничего продать. С собой возьми только самое необходимое, пару чемоданов, будто собираетесь в горы на выходные. Я хочу, чтобы ты исчез, как можно незаметнее.
Я пожал ему руку и проводил до двери. Он в последний раз оглядел кабинет.
— Фрэнки, мой мальчик, послушай старика. Бросай ты это дело, пока не поздно. Ты хороший и умный парень. Я прожил намного больше тебя, и я знаю жизнь. Немногие из нас имеют шанс выйти из игры, когда хотят. Обычно мы уходим в молодости... внезапно...
И чем дольше мы остаемся в бизнесе, тем труднее завязать. Мы становимся жадными, и в конце концов заканчиваем, получив пулю. Если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, я бы не смог выйти из игры. Не позволяй никому помешать тебе завязать.
— Не беспокойся обо мне, Мойша, — рассмеялся я. — Запомни, что я тебе сказал.
— Хорошо, Фрэнк, — пообещал он и вышел из кабинета.
Я сел за стол. Нелегко будет убедить остальных в том, что я поступил правильно. Ну и черт с ними!
Любой человек имеет право на отдых в шестьдесят с лишним лет.
— Не понимаешь? — мягко спросила она.
— Нет, — горько покачал я головой. — Не вижу разницы, если ты любишь меня по-настоящему. Неужели для нас обоих было бы лучше, если бы я чистил улицы?
Ее глаза затуманились, и в них появилась печаль.
— Дело не в том, кто ты, Фрэнки, а в том, что ты делаешь. Тебе сейчас приходится совершать плохие и грязные поступки, приходится быть безжалостным. Нельзя днем творить плохие дела, а ночью становиться хорошим.
Постепенно эти два "я" сольются, и ты станешь таким же, как твое дело.
Я хотел сказать, что она не права, но в дверь постучали. Вернулся Мартин. Он взглянул на Рут, потом на меня. Кэбелл ничего не спросил, он все увидел на наших лицах. Мартин не стал больше давать советы, он знал, когда надо говорить, а когда молчать. Через несколько минут они ушли, и я остался один.
Я думал о словах Рут, о ее любви. Она должна понимать, что нельзя просто так взять и отказаться от хорошей работы. Это не то же самое, что отложить в сторону книгу. Очень много зависит от работы. Я слишком много вкалывал, чтобы добиться всего этого и не собирался отказываться от нее из-за женщины, даже из-за Рут Кэбелл!
Настроение испортилось, как будто и не было весны за окном.
Следующие пара месяцев выдались удивительно удачными. Ребята вели себя осторожно, Феннелли затаился. Бизнес процветал, и я откладывал деньги, как мог. Я не обманывал себя. Такое положение дел не продлится долго, и я собирался скопить, пока есть возможность, как можно больше.
В конце мая все началось, но не так, как я ожидал. День получился суматошный, и я здорово устал. Часа в четыре зазвонил внутренний телефон.
— Да? — спросил я мисс Уолш.
— Пришел мистер Московиц.
— Пусть войдет, — удивленно проговорил я. Московиц вошел, как всегда, шаркая ногами. Я встал и улыбнулся. Мы пожали друг другу руки и сели.
— Что-нибудь случилось, Мойша?
Он сразу перешел к делу. Его прямота мне нравилась. Московиц был одним из могикан, для которых слово являлось законом. Он никогда не врал.
— Фрэнки, я хочу выйти из игры.
Я несколько секунд изумленно смотрел на него, потом не спеша закурил и поинтересовался:
— Почему?
— Не из-за страха, — слегка смущенно ответил он. — Только... — Мойша замолчал на мгновение, потом продолжил: — Я уже слишком стар для таких дел и сильно устаю. Я бы хотел куда-нибудь уехать с женой, чтобы дожить свой век спокойно.
Я смотрел на него и не знал, что ему ответить. Сейчас никому нельзя выходить из игры. Если я отпущу Московица, остальные подумают, что я стал тряпкой! Но, с другой стороны, он имел право делать, что хотел, и я не сомневался, что Мойша будет жить тихо и держать язык за зубами. Я молча подвинул ему коробку с сигарами.
Московиц закурил и вопросительно посмотрел на меня. Мы просидели молча несколько минут, потом я сказал:
— Ты же знаешь, что скажут ребята?
Московиц кивнул.
— Они испугаются, что ты начнешь болтать.
Он мягко, почти по-отечески, махнул рукой.
— Ты же меня знаешь, Фрэнки. Моисей Московиц за всю свою жизнь не заложил ни одного человека, и он не собирается стучать на старости.
— Сколько тебе, Мойша?
— Шестьдесят два.
Я и не знал, что он такой старый. Мы опять замолчали, и я повернулся на стуле к окну.
— А как быть с твоей территорией?
— Пусть ребята забирают ее.
— А доля в фонде?
— Если нужно, можете забрать и ее. — Мойша был готов даже на взятку, лишь бы вырваться. Я быстро подсчитал в уме. Его доля составляла сто штук.
— Куда собираешься поехать? — Я знал, что у него небольшое поместье в Калифорнии, и мне стало интересно, скажет он о нем или кет.
— У меня ферма в Калифорнии. Моя жена давно мечтала о тихой и спокойной жизни.
Я развернулся и посмотрел на него.
— Когда хочешь уехать?
— Когда скажешь, тогда и поеду.
Я опять задумался.
— Фрэнк, деньги, которые нельзя тратить, никому не нужны. У меня много денег, но я не могу их все потратить. Все время одни хлопоты, проблемы, тревоги. Я хочу отдохнуть на старости лет.
Я принял решение. Мойша имел право на отдых в шестьдесят два года, и он отдохнет.
— О'кей, можешь уезжать, Мойша.
Я готов был поклясться, что в его глазах блеснула слеза, но он сдержался. Только в голосе послышалось счастье.
— Спасибо.
— Можешь ехать в конце недели. Никому не говори ни слова. Я хочу, чтобы ребята обо всем узнали от меня. Не беспокойся, я все им расскажу после твоего отъезда.
Я набрал номер Максона, который замещал Джо Прайса.
— Как фонд?
— Миллион сто десять тысяч, мистер Кейн.
— Выпишите чек на сто десять тысяч Моисею Московицу и побыстрее принесите его мне.
— Если тебе нужны деньги, Фрэнк, я могу подождать. — Глаза Мойши продолжали сиять.
— Ты всегда вовремя платил свою долю и имеешь право забрать ее.
Мак принес чек. Я расписался и передал его Мойше. Он спрятал чек в карман и поблагодарил. Перед тем, как он ушел, я дал ему один совет.
— Мойша, никому не рассказывай об отъезде. Оставь квартиру со всеми вещами. Не пытайся ничего продать. С собой возьми только самое необходимое, пару чемоданов, будто собираетесь в горы на выходные. Я хочу, чтобы ты исчез, как можно незаметнее.
Я пожал ему руку и проводил до двери. Он в последний раз оглядел кабинет.
— Фрэнки, мой мальчик, послушай старика. Бросай ты это дело, пока не поздно. Ты хороший и умный парень. Я прожил намного больше тебя, и я знаю жизнь. Немногие из нас имеют шанс выйти из игры, когда хотят. Обычно мы уходим в молодости... внезапно...
И чем дольше мы остаемся в бизнесе, тем труднее завязать. Мы становимся жадными, и в конце концов заканчиваем, получив пулю. Если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, я бы не смог выйти из игры. Не позволяй никому помешать тебе завязать.
— Не беспокойся обо мне, Мойша, — рассмеялся я. — Запомни, что я тебе сказал.
— Хорошо, Фрэнк, — пообещал он и вышел из кабинета.
Я сел за стол. Нелегко будет убедить остальных в том, что я поступил правильно. Ну и черт с ними!
Любой человек имеет право на отдых в шестьдесят с лишним лет.
Глава 14
Через пару дней в контору заехал Силк Феннелли. Он уселся и сразу перешел к делу.
— Ходят слухи, что Московиц собирает бабки.
— Я слышал, — равнодушно кивнул я.
— Поговаривают, Фрэнки, что ты разрешил ему завязать.
— Вы все работаете с моего разрешения.
— Ребятам это не нравится, Фрэнк, — прямо заявил он. — Они говорят, что ты начинаешь допускать ошибки.
— А ты что скажешь, Силк?
Уж он-то должен знать. Он дважды пытался избавиться от меня. Феннелли промолчал.
Несколько минут мы сидели молча. Я переложил на столе бумаги, потом взглянул на него.
— Если ты больше мне ничего не хочешь сказать, Силк, можешь идти. — Я даже не подсластил пилюлю и не стал врать, что занят.
Он встал и перегнулся через стол.
— Мне кажется, ты должен знать, о чем говорят ребята. Если это окажется правдой, они разозлятся.
— Я знаю, что они говорят, Силк. Я знаю это намного раньше тебя. Я также прекрасно знаю, кто распускает эти слухи, и на твоем месте я бы поплотнее закрыл варежку, а то в одно прекрасное утро проснешься и увидишь, что тебе ее зашили... нитками.
На какую-то долю секунды он потерял самообладание. В глазах сверкнула ненависть, но тут же погасла. Он понимал, что эмоции сейчас могут ему дорого обойтись. Его веки опустились, и он взял себя в руки. Весело помахав на прощание, направился к двери.
— О'кей, приятель, я тебя предупредил.
После его ухода я попросил соединить меня с Московицем. В клубе его не оказалось; и я попросил секретаршу позвонить домой.
— Алло? — произнес женский голос с легким еврейским акцентом.
— Мистер Московиц дома?
— Нет.
— Это Фрэнсис Кейн, — представился я. — Не знаете, где я могу его найти?
— Не знаю, мистер Кейн. Я уже начинаю беспокоиться. Он не ночевал дома. Вчера после обеда сказал, что едет в город повидаться с ребятами, и до сих пор не вернулся.
Я задумался. Наверняка Силк взял Мойшу, иначе бы он не явился.
— Не беспокойтесь, — попытался успокоить я жену Московица. — Наверное какое-нибудь срочное дело, и он не мог позвонить. Я найду его и передам, чтобы он вам позвонил.
— Спасибо, мистер Кейн.
— Не стоит. До свидания. — Я положил трубку и повернулся к окну.
Стоял прекрасный ясный день, и на противоположном берегу Гудзона можно было даже разглядеть машины.
Вот черт, опять Силк меня провел! Только теперь выпутаться будет сложнее. Если они уберут Московица, мое влияние сразу исчезнет, и Феннелли прекрасно понимал это.
Зазвонил телефон, и я повернулся к столу.
— Мистер Прайс, — сообщила мисс Уолш.
— Соедините.
— Привет, Фрэнк!
— Привет! Как ты там?
— Все о'кей!
— Как дела?
— Эта фабрика по производству джук-боксов — золотая жила. Представитель правительства и двое военных только что закончили проверку и хотят, чтобы мы взяли правительственный контракт на радиооборудование для армии.
— Это будет стоить дорого, — осторожно заметил я.
— Ничего подобного. Всю программу будет финансировать правительство. Это часть программы национальной обороны. Они дают бабки, мы выполняем заказ и хорошо на этом зарабатываем.
У меня голова была занята другим. Не хватало еще беспокоиться о такой ерунде!
— Послушай, Джо, у меня здесь уйма дел. Поступай, как считаешь нужным. Все обсудим позже.
— По-моему, дело стоящее, Фрэнк. Надвигается война. Если мы возьмем этот контракт, мы всех здорово обгоним.
— О'кей, бери его! — Я положил трубку. Плевать я хотел на надвигающуюся войну, когда у меня тут у самого идет война!
Я вызвал мисс Уолш.
— Меня ни для кого нет. Ясно?
Она кивнула и вышла.
Я сел на телефон выяснять, где они держат Московица. Необходимо забрать у него чек, если он еще жив. Вряд ли он получил по нему деньги в Нью-Йорке. Наверняка, чек еще у него.
К четырем часам я выяснил, что его держат в гараже на Двенадцатой авеню. В десять Феннелли собирался привезти туда кое-кого из ребят. Необходимо опередить его.
Я позвонил в гараж и попросил, чтобы прислали машину. Часов в шесть поужинал и поехал в Нью-Йорк. Нужно было убить время до половины девятого, и я импульсивно направился к Рут.
Она сама открыла дверь и замерла. Я тоже не мог вымолвить ни слова. На кончике языка вертелись банальности типа: «Где Мартин? Как дела?», но едва я взглянул на нее, сразу словно язык проглотил.
Она молча впустила меня. Как только Рут закрыла за мной дверь, я поцеловал ее.
— Здравствуй, Рут! — прошептал я.
— Зачем ты пришел?
— Увидеть тебя. — Только произнеся эти слова, я понял, как много она для меня значит.
Рут пошла в гостиную. Я бросил на стул пальто и шляпу и отправился за ней. Она достала из коробки сигарету и неторопливо закурила.
Я подошел к ней, забрал сигарету, погасил в пепельнице и обнял ее, но она оставалась безучастной.
— Здравствуй, Рут! — вновь поздоровался я и поцеловал ее.
Она погладила меня по щеке, голова опустилась на мое плечо.
— Фрэнк... — прошептала она.
— Подумай, дорогая. Мы не можем...
Ее губы заставили меня замолчать. Я крепко обнял ее и почувствовал, как бьется ее сердце. Она поцеловала меня в губы.
— Нет, мой милый, — прошептала Рут, прижимаясь губами к моим губам.
Я подвел ее к дивану, и мы опять поцеловались. Я чувствовал, как она возбуждается. В ее поцелуе появилось горячее обещание. Комната начала вращаться. Внезапно девушка расплакалась, уткнулась лицом мне в плечо. Ее голос дрожал от рыданий.
— Фрэнк, Фрэнк, ты должен остановиться! Мы уже говорили об этом.
Комната перестала вращаться. Я встал и дрожащими руками достал сигарету, потом взглянул на Рут. Она смотрела на меня снизу вверх широко раскрытыми и наполненными слезами глазами. Я сел и обнял ее. Сейчас я полностью взял себя в руки.
— Рут, ты выйдешь за меня замуж... сегодня вечером? — Я даже не узнал своего голоса, столько в нем слышалось незнакомой мольбы и тоски.
Рут ответила не сразу. Несколько минут она боролась с рыданиями, потом сказала:
— Я так хочу этого, дорогой.
— Ты выйдешь за меня замуж? — повторил я.
— Я не могу. — Она заглянула на самое дно моей души.
— Ты только что сказала... — прервал ее я.
— Фрэнки, я хочу тебя навсегда!
Я посмотрел на нее. В темноте ее лицо казалось белой камеей. Я взял ее щеки ладонями и прижался к лицу. Ее кожа была теплой, гладкой, мягкой.
Я пообещал... пообещал впервые в жизни.
— Я люблю тебя, — слегка дрожащим голосом произнес я. — Тебе не придется ждать долго. В июне ты станешь невестой.
— Ты не обманешь меня, Фрэнк? — Ее глаза вопросительно смотрели на меня.
— Нет, бэби.
Она на секунду закрыла глаза, но губы продолжали молча шевелиться. Затем глаза раскрылись.
— Я никак не могу в это поверить.
— Можешь поверить, бэби! — Я поцеловал Рут.
Я ушел от нее ровно в половине девятого.
— Ходят слухи, что Московиц собирает бабки.
— Я слышал, — равнодушно кивнул я.
— Поговаривают, Фрэнки, что ты разрешил ему завязать.
— Вы все работаете с моего разрешения.
— Ребятам это не нравится, Фрэнк, — прямо заявил он. — Они говорят, что ты начинаешь допускать ошибки.
— А ты что скажешь, Силк?
Уж он-то должен знать. Он дважды пытался избавиться от меня. Феннелли промолчал.
Несколько минут мы сидели молча. Я переложил на столе бумаги, потом взглянул на него.
— Если ты больше мне ничего не хочешь сказать, Силк, можешь идти. — Я даже не подсластил пилюлю и не стал врать, что занят.
Он встал и перегнулся через стол.
— Мне кажется, ты должен знать, о чем говорят ребята. Если это окажется правдой, они разозлятся.
— Я знаю, что они говорят, Силк. Я знаю это намного раньше тебя. Я также прекрасно знаю, кто распускает эти слухи, и на твоем месте я бы поплотнее закрыл варежку, а то в одно прекрасное утро проснешься и увидишь, что тебе ее зашили... нитками.
На какую-то долю секунды он потерял самообладание. В глазах сверкнула ненависть, но тут же погасла. Он понимал, что эмоции сейчас могут ему дорого обойтись. Его веки опустились, и он взял себя в руки. Весело помахав на прощание, направился к двери.
— О'кей, приятель, я тебя предупредил.
После его ухода я попросил соединить меня с Московицем. В клубе его не оказалось; и я попросил секретаршу позвонить домой.
— Алло? — произнес женский голос с легким еврейским акцентом.
— Мистер Московиц дома?
— Нет.
— Это Фрэнсис Кейн, — представился я. — Не знаете, где я могу его найти?
— Не знаю, мистер Кейн. Я уже начинаю беспокоиться. Он не ночевал дома. Вчера после обеда сказал, что едет в город повидаться с ребятами, и до сих пор не вернулся.
Я задумался. Наверняка Силк взял Мойшу, иначе бы он не явился.
— Не беспокойтесь, — попытался успокоить я жену Московица. — Наверное какое-нибудь срочное дело, и он не мог позвонить. Я найду его и передам, чтобы он вам позвонил.
— Спасибо, мистер Кейн.
— Не стоит. До свидания. — Я положил трубку и повернулся к окну.
Стоял прекрасный ясный день, и на противоположном берегу Гудзона можно было даже разглядеть машины.
Вот черт, опять Силк меня провел! Только теперь выпутаться будет сложнее. Если они уберут Московица, мое влияние сразу исчезнет, и Феннелли прекрасно понимал это.
Зазвонил телефон, и я повернулся к столу.
— Мистер Прайс, — сообщила мисс Уолш.
— Соедините.
— Привет, Фрэнк!
— Привет! Как ты там?
— Все о'кей!
— Как дела?
— Эта фабрика по производству джук-боксов — золотая жила. Представитель правительства и двое военных только что закончили проверку и хотят, чтобы мы взяли правительственный контракт на радиооборудование для армии.
— Это будет стоить дорого, — осторожно заметил я.
— Ничего подобного. Всю программу будет финансировать правительство. Это часть программы национальной обороны. Они дают бабки, мы выполняем заказ и хорошо на этом зарабатываем.
У меня голова была занята другим. Не хватало еще беспокоиться о такой ерунде!
— Послушай, Джо, у меня здесь уйма дел. Поступай, как считаешь нужным. Все обсудим позже.
— По-моему, дело стоящее, Фрэнк. Надвигается война. Если мы возьмем этот контракт, мы всех здорово обгоним.
— О'кей, бери его! — Я положил трубку. Плевать я хотел на надвигающуюся войну, когда у меня тут у самого идет война!
Я вызвал мисс Уолш.
— Меня ни для кого нет. Ясно?
Она кивнула и вышла.
Я сел на телефон выяснять, где они держат Московица. Необходимо забрать у него чек, если он еще жив. Вряд ли он получил по нему деньги в Нью-Йорке. Наверняка, чек еще у него.
К четырем часам я выяснил, что его держат в гараже на Двенадцатой авеню. В десять Феннелли собирался привезти туда кое-кого из ребят. Необходимо опередить его.
Я позвонил в гараж и попросил, чтобы прислали машину. Часов в шесть поужинал и поехал в Нью-Йорк. Нужно было убить время до половины девятого, и я импульсивно направился к Рут.
Она сама открыла дверь и замерла. Я тоже не мог вымолвить ни слова. На кончике языка вертелись банальности типа: «Где Мартин? Как дела?», но едва я взглянул на нее, сразу словно язык проглотил.
Она молча впустила меня. Как только Рут закрыла за мной дверь, я поцеловал ее.
— Здравствуй, Рут! — прошептал я.
— Зачем ты пришел?
— Увидеть тебя. — Только произнеся эти слова, я понял, как много она для меня значит.
Рут пошла в гостиную. Я бросил на стул пальто и шляпу и отправился за ней. Она достала из коробки сигарету и неторопливо закурила.
Я подошел к ней, забрал сигарету, погасил в пепельнице и обнял ее, но она оставалась безучастной.
— Здравствуй, Рут! — вновь поздоровался я и поцеловал ее.
Она погладила меня по щеке, голова опустилась на мое плечо.
— Фрэнк... — прошептала она.
— Подумай, дорогая. Мы не можем...
Ее губы заставили меня замолчать. Я крепко обнял ее и почувствовал, как бьется ее сердце. Она поцеловала меня в губы.
— Нет, мой милый, — прошептала Рут, прижимаясь губами к моим губам.
Я подвел ее к дивану, и мы опять поцеловались. Я чувствовал, как она возбуждается. В ее поцелуе появилось горячее обещание. Комната начала вращаться. Внезапно девушка расплакалась, уткнулась лицом мне в плечо. Ее голос дрожал от рыданий.
— Фрэнк, Фрэнк, ты должен остановиться! Мы уже говорили об этом.
Комната перестала вращаться. Я встал и дрожащими руками достал сигарету, потом взглянул на Рут. Она смотрела на меня снизу вверх широко раскрытыми и наполненными слезами глазами. Я сел и обнял ее. Сейчас я полностью взял себя в руки.
— Рут, ты выйдешь за меня замуж... сегодня вечером? — Я даже не узнал своего голоса, столько в нем слышалось незнакомой мольбы и тоски.
Рут ответила не сразу. Несколько минут она боролась с рыданиями, потом сказала:
— Я так хочу этого, дорогой.
— Ты выйдешь за меня замуж? — повторил я.
— Я не могу. — Она заглянула на самое дно моей души.
— Ты только что сказала... — прервал ее я.
— Фрэнки, я хочу тебя навсегда!
Я посмотрел на нее. В темноте ее лицо казалось белой камеей. Я взял ее щеки ладонями и прижался к лицу. Ее кожа была теплой, гладкой, мягкой.
Я пообещал... пообещал впервые в жизни.
— Я люблю тебя, — слегка дрожащим голосом произнес я. — Тебе не придется ждать долго. В июне ты станешь невестой.
— Ты не обманешь меня, Фрэнк? — Ее глаза вопросительно смотрели на меня.
— Нет, бэби.
Она на секунду закрыла глаза, но губы продолжали молча шевелиться. Затем глаза раскрылись.
— Я никак не могу в это поверить.
— Можешь поверить, бэби! — Я поцеловал Рут.
Я ушел от нее ровно в половине девятого.
Глава 15
Я оставил машину в паре кварталов от гаража и отправился дальше пешком. Этот район я хорошо знал, я вырос по соседству. Здесь пятнадцать лет назад собирал ставки на скачки для Кеуфа, здесь бегал и играл с друзьями. Ночью этот район превращался в пустыню.