Страница:
— Прости. Прости. Но тот, кто это сделал, ходит на свободе, а мы тут сидим и дурака валяем. Следующим номером она спросит, где был я. О черт! — Он закрыл лицо руками. — О черт…
— Чем скорее я получу ответы на вопросы, тем скорее мы оставим вас в покое. Вы не знаете, к ней никто не приставал?
— Нет, — твердо ответила Карлин. — Некоторые завсегдатаи в баре над ней подшучивали, но это совсем другое дело. Лили робела перед мужчинами, но в баре ей было хорошо. Хозяева — хорошие люди. Мы тоже иногда туда заглядываем. Они в жизни никого не обидели. Господи, мне придется сказать нашим родителям… Они живут в Южной Каролине. На барже… Они… Как я им скажу, что Лили больше нет?! Как нам сказать Кики?
— Не думай пока об этом, — сказал Стипл, опередив Еву. Казалось, он немного овладел собой. — Давай действовать шаг за шагом, милая. Это было… как с той другой женщиной? — обратился он к Еве. — Я видел по телевизору. Я видел вас. Это то же самое?
— Мы рассматриваем такую возможность.
— Она была… — Стипл не произнес слова «обезображена», а только крепче прижал к себе жену. — Та женщина была убита в верхней части города?
— Да. Миссис Стипл, Лили занималась рукоделием?
— Рукоделием? Лили? — Улыбка задрожала на губах Карлин. — Нет. Она не любила возиться по дому, как она это называла. Отчасти из-за этого они расстались с Рипом. Ему нужна была образцовая домохозяйка, а Лили просто не была создана для этого.
— А в кухне у вас есть предметы, похоже, сделанные вручную.
— И в комнате Кики тоже, — добавила Пибоди. — У нее на постели чудесное лоскутное одеяльце.
— Это моя работа. Когда я забеременела Дрю, нашим сыном, я решила… Нет, мы решили, — уточнила она, сплетя пальцы с пальцами мужа, — что мне стоит стать «профессиональной матерью». Я хотела оставаться дома с детьми. Но я очень скоро поняла, что мне надо чем-то себя занять. Я начала плести одеяла, потом перешла на вышивание, макраме… Мне это нравится.
— Где вы покупаете материалы для рукоделия?
— Какое отношение это имеет к Лили?
— Миссис Стипл, где вы покупаете материалы для рукоделия?
— В разных местах.
Она назвала несколько магазинов, числившихся в списке Евы.
— Лили когда-нибудь ходила с вами за покупками?
— Да. Мы часто ходили по магазинам вместе — она любила проводить время со мной и детьми.
— Спасибо вам за помощь.
— Но… Разве это все? — спросила Карлин, когда Ева поднялась. — Разве мы больше ничем не можем вам помочь?
— Возможно. Мы с вами еще свяжемся, миссис Стипл. Вы тоже можете в любой момент связаться с детективом Пибоди или со мной через Центральное управление. Я глубоко сожалею о вашей утрате.
— Я вас провожу. Карлин, пойди посмотри, как там дети. — Стипл довел их до дверей и немного подождал, пока не убедился, что жена его не услышит. — Слушайте, я извиняюсь, что вот так вспылил.
— Ничего страшного.
— Я хочу спросить… Лили была изуродована, как та, другая женщина? Я не хочу, чтоб Карлин ее видела, если…
— Да. Мне очень жаль.
— Что он с ней сделал?
— В настоящий момент я не могу сообщить вам эти детали. Они составляют тайну следствия.
— Дайте мне знать, когда найдете его. Я хочу…
— Я знаю, чего вы хотите. Но вам лучше бы подумать о другом. Позаботьтесь о своей жене и детях. А все остальное предоставьте нам.
— Вы ее не знали! Вы не знали Лили!
— Нет, не знала. Зато я знаю ее теперь.
11
12
— Чем скорее я получу ответы на вопросы, тем скорее мы оставим вас в покое. Вы не знаете, к ней никто не приставал?
— Нет, — твердо ответила Карлин. — Некоторые завсегдатаи в баре над ней подшучивали, но это совсем другое дело. Лили робела перед мужчинами, но в баре ей было хорошо. Хозяева — хорошие люди. Мы тоже иногда туда заглядываем. Они в жизни никого не обидели. Господи, мне придется сказать нашим родителям… Они живут в Южной Каролине. На барже… Они… Как я им скажу, что Лили больше нет?! Как нам сказать Кики?
— Не думай пока об этом, — сказал Стипл, опередив Еву. Казалось, он немного овладел собой. — Давай действовать шаг за шагом, милая. Это было… как с той другой женщиной? — обратился он к Еве. — Я видел по телевизору. Я видел вас. Это то же самое?
— Мы рассматриваем такую возможность.
— Она была… — Стипл не произнес слова «обезображена», а только крепче прижал к себе жену. — Та женщина была убита в верхней части города?
— Да. Миссис Стипл, Лили занималась рукоделием?
— Рукоделием? Лили? — Улыбка задрожала на губах Карлин. — Нет. Она не любила возиться по дому, как она это называла. Отчасти из-за этого они расстались с Рипом. Ему нужна была образцовая домохозяйка, а Лили просто не была создана для этого.
— А в кухне у вас есть предметы, похоже, сделанные вручную.
— И в комнате Кики тоже, — добавила Пибоди. — У нее на постели чудесное лоскутное одеяльце.
— Это моя работа. Когда я забеременела Дрю, нашим сыном, я решила… Нет, мы решили, — уточнила она, сплетя пальцы с пальцами мужа, — что мне стоит стать «профессиональной матерью». Я хотела оставаться дома с детьми. Но я очень скоро поняла, что мне надо чем-то себя занять. Я начала плести одеяла, потом перешла на вышивание, макраме… Мне это нравится.
— Где вы покупаете материалы для рукоделия?
— Какое отношение это имеет к Лили?
— Миссис Стипл, где вы покупаете материалы для рукоделия?
— В разных местах.
Она назвала несколько магазинов, числившихся в списке Евы.
— Лили когда-нибудь ходила с вами за покупками?
— Да. Мы часто ходили по магазинам вместе — она любила проводить время со мной и детьми.
— Спасибо вам за помощь.
— Но… Разве это все? — спросила Карлин, когда Ева поднялась. — Разве мы больше ничем не можем вам помочь?
— Возможно. Мы с вами еще свяжемся, миссис Стипл. Вы тоже можете в любой момент связаться с детективом Пибоди или со мной через Центральное управление. Я глубоко сожалею о вашей утрате.
— Я вас провожу. Карлин, пойди посмотри, как там дети. — Стипл довел их до дверей и немного подождал, пока не убедился, что жена его не услышит. — Слушайте, я извиняюсь, что вот так вспылил.
— Ничего страшного.
— Я хочу спросить… Лили была изуродована, как та, другая женщина? Я не хочу, чтоб Карлин ее видела, если…
— Да. Мне очень жаль.
— Что он с ней сделал?
— В настоящий момент я не могу сообщить вам эти детали. Они составляют тайну следствия.
— Дайте мне знать, когда найдете его. Я хочу…
— Я знаю, чего вы хотите. Но вам лучше бы подумать о другом. Позаботьтесь о своей жене и детях. А все остальное предоставьте нам.
— Вы ее не знали! Вы не знали Лили!
— Нет, не знала. Зато я знаю ее теперь.
11
Ева вошла в Центральное управление департамента полиции только в шестом часу утра. Детективы «кладбищенской смены» еще не разошлись по домам: кто-то говорил по телефону, кто-то доделывал бумажную работу, кто-то спал, прислонившись в кресле.
— Мне надо связаться с Уитни, — сказала Ева Пибоди, войдя в кабинет.
— Уж лучше вы, чем я.
— А ты пока позвони Селине. Сообщи ей, что мы пошлем за ней пару детективов в штатском. Она должна явиться сюда и сделать заявление. Я хочу, чтобы она была здесь к восьми. Найди мне двух копов для эскорта. Когда все сделаешь, можешь пару часов поспать.
— К выполнению последнего задания готова приступить немедленно. Вы пойдете в комнату отдыха?
— Нет, посплю у себя в кабинете.
— Где?
— Делай, что велят! И закрой дверь с той стороны. — Оставшись одна, Ева уставилась на телефон и молча вознесла краткую молитву: «Господи, господи, господи, сделай так, чтобы трубку снял майор, а не его жена! Ради всего святого, сделай так, чтобы трубку снял майор, а не его жена». Потом она набрала в грудь побольше воздуха и набрала номер.
У нее едва не вырвался крик: «Ура!», когда в трубке послышался усталый голос Уитни.
— Извините, что разбудила вас, сэр. Убийство в Мемориальном парке. Одна жертва, белая женщина, двадцать восемь лет. Убийство на сексуальной почве с изнасилованием и обезображиванием. Тот же почерк, что и Мейплвуд.
— Место огородили?
— Да, сэр. Я закрыла парк и поставила людей у всех входов.
— Закрыла парк?
— Да, сэр. На ближайшие сутки. Это было необходимо.
У майора вырвался долгий, усталый вздох.
— Значит, мне придется поднять с постели мэра в такую рань. Чтоб полный отчет по делу лежал у меня на столе в восемь ноль-ноль. Доложить лично у меня в кабинете в девять ноль-ноль.
— Есть, сэр.
Ева взглянула на пустой экран. Нет, видимо, поспать ей не удастся. Она ввела в компьютер свои записи и съемку места преступления. Ей предстоял долгий день, поэтому она включила кофеварку, а сама села к столу, чтобы закончить отчет.
Ни одной детали, кажется, пропущено не было. Ева провела стандартный вероятностный тест, добавила к отчету его результат, отчет подшила к делу и разослала копии своему начальнику, своей напарнице и доктору Мире.
Поднявшись из-за стола, Ева прикрепила фотографии Лили Напье, живой и мертвой, к своей доске. В семь пятнадцать она установила время пробуждения на своих наручных часах, растянулась на полу, положив под голову куртку, и на двадцать минут забылась беспокойным сном. Проснувшись, она взбодрила себя очередной чашкой кофе и приняла душ в банном блоке, примыкающем к раздевалке. Можно было принять официально разрешенную к применению взбадривающую таблетку «Не спи», но у Евы эти таблетки всегда вызывали побочный эффект: она становилась нервной и дерганой.
Нет уж, если прибегать к кофеину, она предпочитала применять его в виде кофе!
Ева решила, что для беседы с Селиной совещательная комната подойдет больше, чем ее кабинет, а так как Пибоди, похоже, еще не встала, она подала заявку сама. Потом позвонила вниз дежурившему на входе сержанту и потребовала, чтобы ее известили о приходе Селины Санчес, как только та появится.
Окончательно отвыкнув от пойла, предлагаемого полицейским департаментом, Ева отнесла в совещательную комнату кофейник своего собственного кофе. Дежурный сержант подал ей сигнал в ту самую минуту, как в дверях появилась Пибоди. Верная напарница потянула носом воздух:
— Боже! Налейте его в блюдце, и я обязуюсь вылакать его языком!
— Сначала купи для нас в автомате бубликов или еще чего-нибудь, — ответила ей Ева. — Отнеси их на счет бюджета следственной группы.
— Вы всерьез думаете о еде?! Должно быть, я все еще сплю!
— Санчес уже поднимается. Так что шевели задом.
— Вот это — та Даллас, которую я знаю и люблю.
Когда дверь за ней закрылась, Ева вытащила мобильник и позвонила Рорку. Он ответил мгновенно.
— Вперед! Она уже здесь. А ты где?
— С головой ушел в увлекательный мир «Вторжения со взломом в дневное время».
— Я же велела тебе ждать, пока я не позвоню!
— Гм… Похоже, я опять — и уже в который раз! — ослушался твоего приказа. Ожидаю сурового наказания при первой же встрече.
— Черт бы тебя…
— Ты что предпочитаешь: продолжить этот милый разговор или дать мне шанс закончить работу?
— Давай работай.
Рорк улыбнулся самому себе в спальне Селины. У него уже выработалась привычка злить свою жену, и он признавал, что это доставляет ему мелочное удовольствие.
Он видел, как полицейские подъехали и вошли в дом, где жила Селина. Несмотря на штатскую одежду и машину без опознавательных знаков, он «срисовал» бы их за два квартала, даже если бы они ехали в противоположном направлении. Полиция всегда выглядит как полиция. Особенно в глазах преступника, пусть даже бывшего.
Хотя Рорк безоговорочно доверял «своему копу», действовать он предпочитал по собственному усмотрению. Через десять минут после того, как Селина вышла из дому и отбыла со своим эскортом, — всегда лучше выждать и убедиться, что объект не вернулся с полдороги за чем-нибудь забытым, — он отключил камеры слежения дистанционным пультом и пересек улицу. А еще три минуты спустя замки на дверях были деблокированы, сигнализация отключена и он входил в квартиру.
Ему не составило труда проследить звонок и убедиться, что Селина действительно звонила именно с этого аппарата в два часа ночи. «Его коп» мог оставить все сомнения. Куда труднее было удержаться от искушения осмотреться в квартире, хотя Ева ему категорически запретила. Его душа требовала этого, и он ничего не мог с собой поделать. А она, «его коп», никогда не поймет этого гудения в крови, появлявшегося от одного только сознания того, что он находится там, где не положено.
Рорк позволил себе задержаться на минутку, полюбовался картинами на стенах спальни, признал, что в них ощущается капризная фантазия, чувственность, легкая ностальгия. Даже в цветовой гамме чувствовалась женственность. И вообще ему понравилась обстановка: ничем не загроможденный простор, уверенный стиль женщины, твердо знающей, как она хочет жить, и живущей в соответствии со своими представлениями.
Рорк подумал, что было бы любопытно пригласить ее на какое-нибудь корпоративное мероприятие.
Он вышел тем же путем, каким вошел, и, взглянув на часы, подсчитал, что времени у него с запасом, чтобы добраться до центра города и успеть на первую деловую встречу.
Рорк не перезвонил ей. Так что к тому времени, как Селину провели в совещательную комнату, Ева уже поняла, что звонок проверен. Все оказалось правдой: он был сделан с аппарата в спальне.
«Можно больше не сомневаться, — подумала она. — И не подозревать, что перепуганная, измученная бессонницей женщина, появившаяся в дверях, разыгрывает спектакль».
Селина казалась бледной и осунувшейся, словно еще не оправилась после долгой изнурительной болезни.
— Даллас…
— Присядьте. Выпейте кофе.
— Спасибо. — Селина села за длинный стол для совещаний и взяла кружку обеими руками. Ее кольца звякнули о дешевый толстый фаянс. — Я приняла успокоительное после нашего ночного разговора, но это не слишком помогло. Я приняла еще одну таблетку перед самым приходом сюда. И опять не помогает. Чего бы мне хотелось, так это принять настоящий транквилизатор и впасть в кому. Но, мне кажется, и это не поможет.
— И, уж во всяком случае, это не поможет Лили Напье.
— Ее так звали? — Селина отпила кофе, помолчала, снова отпила. — Я сегодня не смотрела утренние новости по телевизору. Боялась ее увидеть.
— Вы видели ее прошлой ночью?
Селина кивнула.
— Было еще страшнее, чем в прошлый раз. Я к этому не приспособлена.
— Я знаю, человеку с вашим даром очень тяжело стать свидетелем такой жестокости. Все равно что пережить на себе, — заметила Пибоди, и Селина бросила на нее полный признательности взгляд.
— О да, господи, да! Нет, я не хочу сказать, будто я пережила все то же самое… в полном масштабе. Но мне и этого хватило. Если вы… Когда вы психологически подключены к этому… все переживания жертвы отдаются у вас внутри, словно горное эхо. Я знаю, как она страдала. Но я жива. Я жива, я цела и невредима, я пью кофе, а она нет. И все-таки я знаю, как она страдала.
— Расскажите мне, что вы видели, — попросила Ева.
— Это было… — Селина вскинула руку, словно дирижер, приказывающий оркестру замереть. — В прошлый раз это было похоже на сон. Очень яркий, как наяву, но все-таки сон. И я могла от него отмахнуться, сказать себе, что это был всего лишь сон. Пока не увидела новости по телевизору. На этот раз все было гораздо страшнее. Это было видение, и я не могла принять его за что-то другое. Одно из самых сильных видений из всех, что у меня когда-либо были. Как будто я сама была там. Шла рядом с ней. Она шла быстро, низко наклонив голову…
— Что на ней было надето?
— М-м-м… темная юбка… по-моему, черная. Короткая. Белая блузка с длинными рукавами и открытым воротом, а поверх нее маленький свитерок. Туфли на плоской толстой подошве. Она шла почти бесшумно. У нее была сумка. Маленькая сумочка на ремне через плечо.
— А он во что был одет?
— Что-то темное… Не знаю. Она не знала, что он там. Поджидает ее в парке. Прячется в тени. Он… темный. У него все темное.
— Он чернокожий?
— Нет… Я… Нет, я так не думаю. Я вижу его руки, когда он ее бьет. Они белые. Большие и белые. Лоснящиеся. Очень большие. Он ударил ее по лицу. Было очень больно. Просто ужасно. Она упала, и боль ушла. Она… потеряла сознание. Но он снова ударил ее, он продолжал ее бить, даже пока она была в обмороке. По лицу, по всему телу. Ну как? Тебе нравится? Нравится? — Глаза Селины остекленели, бледно-зеленая радужка стала почти прозрачной. — Кто теперь главный? Кто тут главный, ты, сука? Потом он остановился, перестал ее бить и слегка похлопал по щекам этими своими ручищами. Заставил очнуться. Она должна быть в сознании, ей еще кое-что предстоит. Господи, сколько боли! Я даже не знаю, чья это боль — его или ее. Боли слишком много.
— Это не ваша боль, — мягко вмешалась Пибоди и покачала головой, давая понять Еве, что не надо ничего говорить. — Вы только очевидец, и вы можете рассказать нам, что вы видите. Это не ваша боль.
— Не моя. — Селина перевела дух. — Я вижу, как он рвет на ней одежду. Она не может бороться, она еле двигается. Вот она все-таки пытается его оттолкнуть! Но он бьет ее по руке, и рука ломается. Она растеряна… как животное, попавшее в капкан. Он насилует ее, и ей больно. Ей больно глубоко внутри. Она его не видит. Слишком темно, и она ослеплена болью. Она опять теряет сознание. Так легче, боли нет. Она ничего не чувствует, когда он ее убивает. Тело реагирует, бьется в конвульсиях, и это… Его это волнует. Господи, ее предсмертные конвульсии доводят его до оргазма… Меня тошнит. — Селина зажала рот ладонью. — Извините. Меня тошнит. Мне нужно…
— Идемте со мной. — Пибоди вскочила и помогла Селине подняться. — Идемте, я вас провожу.
Когда Пибоди увела Селину, Ева оттолкнулась от стола, подошла к окну и высунулась наружу. Ей надо было отдышаться.
Это ощущение тошноты было ей слишком хорошо знакомо. Она знала, что это значит: видеть опять и опять. Ощущать снова и снова. Подавлять подступающую тошноту.
Она вдыхала воздух, провожая взглядом набитые пассажирами вагоны надземного метро, следила за вспышками воздушной рекламы, обещавшей распродажи, разные мероприятия, туристические аттракционы. На нее обрушивался городской шум, и жизнь города вымывала из нее страшные воспоминания.
Все еще ощущая слабость в коленях, она стояла у окна и впитывала в себя треск лопастей полицейского вертолета, завывание клаксонов на улице, грохот подземки. Все эти привычные шумы казались ей музыкой. Эту песню она понимала. Это был ее город, ее место. В городе, да еще вооруженная своим полицейским жетоном, она никогда не чувствовала себя потерянной или одинокой.
Немного успокоившись, Ева закрыла окно, вернулась к столу и налила себе еще кофе. Вот и Селина уже не казалась такой смертельно бледной, когда Пибоди привела ее обратно. Впрочем, она явно поработала над своим лицом: наложила яркую помаду, замазала тональным кремом круги под глазами. «Женщины, — подумала Ева, — умеют сделать проблему из совершеннейших пустяков, да еще в самое неподходящее время».
Как только Селина села, Пибоди поставила на стол бутылку воды.
— Вам лучше не налегать на кофе, — сказала она.
— Да, вы правы. И спасибо, что побыли со мной. Вы помогли мне собрать себя по кусочкам.
— Без проблем.
— Вы, должно быть, считаете меня очень слабой, — продолжала Селина, обращаясь к Еве.
—Ошибаетесь. Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Ведь мы-то появляемся на месте преступления, когда все уже кончено. Мы не видим, как это происходит, мы застаем только результат. День за днем мы наблюдаем, что люди творят друг с другом. Кровавая баня, месиво, бессмысленная рубка. Это нелегко. Да и не должно, и не может быть легко. Мы не знаем, что переживала жертва. Мы и не обязаны знать.
— Нет, вы знаете. — Селина провела пальцами по глазам. — Просто вы нашли способ с этим справляться. Вот теперь и мне придется его найти. — Она глотнула воды. — Я хочу договорить, осталось немного. К тому времени, как с ней все было кончено, какая-то часть меня начала сопротивляться видению. Но, мне кажется, после этого он ее раздел и забрал ее одежду, порванную во время изнасилования. Он перенес ее… Не ее… о черт! — Селина отпила еще воды и сделала три глубоких вздоха. — Я хочу сказать, что он принимает ее за кого-то другого. Он видит другую женщину, и именно ее он наказывает. Женщину, которая наказывала его. В темноте. Он боится темноты.
— Но он убивает по ночам, — возразила Ева.
— Ему приходится. Может быть, он хочет преодолеть свой страх?
— Возможно. Что еще?
— Больше ничего. Я прервала видение. Вырвалась из него, потому что больше не могла это выносить. И я позвонила вам. Знаю, мне следовало досмотреть до конца. Я могла увидеть что-то полезное для следствия. Но я впала в панику, начала сопротивляться и прервала связь.
— Мы так быстро добрались до места преступления именно потому, что вы связались со мной. Нам удалось сохранить там все в неприкосновенности, потому что мы так быстро добрались. Это очень важно.
— Надеюсь, что так. — Селина закрыла глаза. — Если у вас есть что-то, принадлежавшее ему, я могу попытаться его увидеть.
— У нас есть орудие убийства.
Селина покачала головой.
— Попробую, но, боюсь, будет, как в прошлый раз. Я увижу… почувствую только сам акт убийства и пронизывающие его эмоции. Мне нужно что-то, чего он касался голыми руками. То, что он носил или держал. Тогда я смогу его увидеть… что-то добавить к тому, что вы уже знаете.
Ева выложила ленту на стол.
— Все-таки попробуйте.
Селина облизнула губы, протянула руку и дотронулась до ленты. Ее голова резко откинулась назад, глаза закатились, так что остались видны одни белки. Она начала соскальзывать со стула. Ее пальцы ослабели и выпустили ленту. Ева вскочила и подхватила ее, пока она не упала на пол.
— Только он. Ее не вижу. Ее уже нет. Она ушла, спряталась, пока он накидывал это ей на шею. Только его злость, страх, возбуждение. Они меня захлестывают. Жалят, как туча насекомых. Это ужасно!
— Что он собирается делать, когда покончит с ней?
— Вернуться к свету. Он сможет вернуться к свету. Я не знаю, что это значит. Голова… У меня голова раскалывается!
— Мы дадим вам что-нибудь от головной боли и отвезем вас домой.
Пибоди подошла к Селине и обняла ее за плечи.
— Давайте примем болеутоляющее. Хотите полежать перед возвращением домой?
— Нет. — Селина всем телом привалилась к Пибоди. — Я просто хочу уехать.
— Селина, вам следует поговорить с доктором Мирой. — Ева накрыла рукой ленту, чтобы Селина ее больше не видела. — Возможно, вам понадобится психологическая помощь.
— Спасибо за заботу, но психологическая помощь…
— У нее дочь — экстрасенс.
— Вот оно что?..
— Шарлотта Мира. Она лучше всех. А вам станет легче, если вы поговорите с человеком, который поймет… вашу ситуацию.
— Возможно. Спасибо вам.
Оставшись одна, Ева снова взяла красную ленту и принялась ее изучать. Впрочем, ей не требовалось держать ленту, чтобы увидеть или почувствовать. «Дар? — подумала она. — Или проклятие? Ни то, ни другое, — решила она и запечатала ленту. — Это всего лишь инструмент. Не больше и не меньше».
Ева пыталась найти в себе силы хотя бы встать из-за стола, когда дверь открылась и вошел майор Уитни.
Силы тут же нашлись. Она вскочила.
— Сэр, я только что закончила допрос Санчес и как раз собиралась к вам с докладом.
— Сядьте. Откуда кофе?
— Из моего кабинета, сэр.
— Ну, значит, он того стоит. — Уитни взял себе кружку, налил кофе и сел за стол напротив нее. — Сколько вы спали прошлой ночью?
— Пару часов, сэр.
Она не спала и пары часов, но кто их считал?
— Оно и видно. Кстати, я это понял, как только пришел и прочел ваш рапорт. Вы проработали под моим началом одиннадцать лет, так, лейтенант?
— Да, сэр.
— У вас есть и стаж, и чин. И вы не хотите сообщить мне, что держитесь на кофейных парах, что назначаете жизненно важную беседу на восемь утра, когда я вызвал вас на девять? Вам это не показалось оправданным, даже целесообразным?
Поскольку он явно рассчитывал на честный ответ, Ева не стала лукавить.
— Нет, сэр.
Уитни потер переносицу.
— Я так и думал. Вы хоть один съели? — Он кивнул на бублики.
— Нет, сэр, но они свежие, только что купленные. А уж насколько свежими нам их продают, я не знаю.
— Съешьте один сейчас.
— Сэр?..
— Съешьте, Даллас. Доставьте мне удовольствие. Вид у вас такой, будто вы восстали из ада.
Ева взяла бублик.
— Я и чувствую себя примерно так же, — призналась она.
— Я говорил с мэром. Через полчаса у нас назначена встреча с ним и с шефом Тибблом. Они потребовали вашего присутствия.
— В кабинете мэра или в Башне?
— В кабинете мэра. Но я уведомлю мэра и шефа Тиббла, что вы заняты полевой работой и не можете присутствовать.
Ева промолчала, но, видимо, что-то отразилось на ее лице. И это «что-то» заставило его улыбнуться.
— Скажите мне, о чем вы сейчас подумали. Только честно. Это приказ.
— Да я ни о чем таком не думала. Но мысленно я целовала ваши ноги, сэр.
Уитни рассмеялся, взял половинку бублика, разломил ее надвое и откусил.
— Вам придется пропустить грандиозный фейерверк. Закрыть общественный парк — это не шутка.
— Мне надо сохранить место преступления в неприкосновенности. Пусть «чистильщики» его обработают.
— А мэр в ответ на это разведет политическую демагогию. Скажет, что, по его сведениям, данный конкретный преступник обрабатывает себя изолирующим составом и не оставляет следов. А вы, стало быть, впустую тратите общественные фонды и силы полиции, а также лишаете граждан Нью-Йорка законного права доступа к общественной собственности, пока гоняетесь за химерами.
Политика не была сильным местом Евы, но этот выпад она вычислила и сама.
— Фактор времени, сэр! Скорее всего, он был еще в парке, когда прибыл первый наряд полиции. И он наверняка был весь в ее крови. Они приехали так быстро, что он не успел умыться или переодеться. Я точно это знаю. Мы уже нашли кровавые следы. От места убийства к тому месту, где он ее оставил, — и еще одну цепочку, ведущую на восток. Если я смогу определить его след, направление движения…
— Думаете, если я сижу за столом, я уже забыл, как работать в полевых условиях? Любой материальный след, который вы найдете, станет уликой, помогающей его изобличить. Мэр этого не поймет, но Тиббл поймет. Мы с этим справимся.
— Спасибо, сэр.
— И каков ваш следующий ход?
— Хочу подключить электронный отдел. Я составила список обитателей района вокруг ремесленного магазинчика, который посещали все жертвы. И еще мне надо проверить пару спортзалов. Мы можем найти совпадения: жильцы, члены клубов, клиенты магазина. Будем сравнивать, отсеивать лишних и в конце концов найдем его. Фини справится с этим быстрее меня. От меня больше толку в поле, а не за компьютером.
— Начинайте.
Ева вышла из совещательной комнаты вместе с ним, но по дороге свернула в свой кабинет и позвонила Фини по служебному телефону. Он все понял с полуслова — они всегда понимали друг друга.
— Скорого результата не жди, — предупредил он. — Но мы займемся этим, как только получим от тебя исходные данные.
— Я выжму из магазина список клиентов. Собственно, из двух магазинов. Один расположен вне периметра, но довольно близко. То же самое — со списками посетителей спортзалов. Результаты буду пересылать тебе по мере поступления. И переброшу на твой рабочий компьютер все, что мы нарыли вчера.
— Идет.
— Я проверяла банки глаз. Доноров и получателей. Думаю, это пустая трата времени, но все-таки проверить стоило. Перешлю тебе результаты. Добавь их в общий котел.
— Давай все, что есть. А тебе бы неплохо отдохнуть, Даллас. Голос у тебя какой-то… дохлый.
— Дохлый?! О боже!
Ева переслала Фини все досье, списки, даже свои рабочие заметки. Пусть отпускает замечания про ее «дохлый голос», все-таки мыслит он как коп. Может, он увидит что-то, что она пропустила. Захватив забытый жакет, она вышла в «загон» и сделала знак Пибоди.
— Выкатываемся отсюда!
— Мне надо связаться с Уитни, — сказала Ева Пибоди, войдя в кабинет.
— Уж лучше вы, чем я.
— А ты пока позвони Селине. Сообщи ей, что мы пошлем за ней пару детективов в штатском. Она должна явиться сюда и сделать заявление. Я хочу, чтобы она была здесь к восьми. Найди мне двух копов для эскорта. Когда все сделаешь, можешь пару часов поспать.
— К выполнению последнего задания готова приступить немедленно. Вы пойдете в комнату отдыха?
— Нет, посплю у себя в кабинете.
— Где?
— Делай, что велят! И закрой дверь с той стороны. — Оставшись одна, Ева уставилась на телефон и молча вознесла краткую молитву: «Господи, господи, господи, сделай так, чтобы трубку снял майор, а не его жена! Ради всего святого, сделай так, чтобы трубку снял майор, а не его жена». Потом она набрала в грудь побольше воздуха и набрала номер.
У нее едва не вырвался крик: «Ура!», когда в трубке послышался усталый голос Уитни.
— Извините, что разбудила вас, сэр. Убийство в Мемориальном парке. Одна жертва, белая женщина, двадцать восемь лет. Убийство на сексуальной почве с изнасилованием и обезображиванием. Тот же почерк, что и Мейплвуд.
— Место огородили?
— Да, сэр. Я закрыла парк и поставила людей у всех входов.
— Закрыла парк?
— Да, сэр. На ближайшие сутки. Это было необходимо.
У майора вырвался долгий, усталый вздох.
— Значит, мне придется поднять с постели мэра в такую рань. Чтоб полный отчет по делу лежал у меня на столе в восемь ноль-ноль. Доложить лично у меня в кабинете в девять ноль-ноль.
— Есть, сэр.
Ева взглянула на пустой экран. Нет, видимо, поспать ей не удастся. Она ввела в компьютер свои записи и съемку места преступления. Ей предстоял долгий день, поэтому она включила кофеварку, а сама села к столу, чтобы закончить отчет.
Ни одной детали, кажется, пропущено не было. Ева провела стандартный вероятностный тест, добавила к отчету его результат, отчет подшила к делу и разослала копии своему начальнику, своей напарнице и доктору Мире.
Поднявшись из-за стола, Ева прикрепила фотографии Лили Напье, живой и мертвой, к своей доске. В семь пятнадцать она установила время пробуждения на своих наручных часах, растянулась на полу, положив под голову куртку, и на двадцать минут забылась беспокойным сном. Проснувшись, она взбодрила себя очередной чашкой кофе и приняла душ в банном блоке, примыкающем к раздевалке. Можно было принять официально разрешенную к применению взбадривающую таблетку «Не спи», но у Евы эти таблетки всегда вызывали побочный эффект: она становилась нервной и дерганой.
Нет уж, если прибегать к кофеину, она предпочитала применять его в виде кофе!
Ева решила, что для беседы с Селиной совещательная комната подойдет больше, чем ее кабинет, а так как Пибоди, похоже, еще не встала, она подала заявку сама. Потом позвонила вниз дежурившему на входе сержанту и потребовала, чтобы ее известили о приходе Селины Санчес, как только та появится.
Окончательно отвыкнув от пойла, предлагаемого полицейским департаментом, Ева отнесла в совещательную комнату кофейник своего собственного кофе. Дежурный сержант подал ей сигнал в ту самую минуту, как в дверях появилась Пибоди. Верная напарница потянула носом воздух:
— Боже! Налейте его в блюдце, и я обязуюсь вылакать его языком!
— Сначала купи для нас в автомате бубликов или еще чего-нибудь, — ответила ей Ева. — Отнеси их на счет бюджета следственной группы.
— Вы всерьез думаете о еде?! Должно быть, я все еще сплю!
— Санчес уже поднимается. Так что шевели задом.
— Вот это — та Даллас, которую я знаю и люблю.
Когда дверь за ней закрылась, Ева вытащила мобильник и позвонила Рорку. Он ответил мгновенно.
— Вперед! Она уже здесь. А ты где?
— С головой ушел в увлекательный мир «Вторжения со взломом в дневное время».
— Я же велела тебе ждать, пока я не позвоню!
— Гм… Похоже, я опять — и уже в который раз! — ослушался твоего приказа. Ожидаю сурового наказания при первой же встрече.
— Черт бы тебя…
— Ты что предпочитаешь: продолжить этот милый разговор или дать мне шанс закончить работу?
— Давай работай.
Рорк улыбнулся самому себе в спальне Селины. У него уже выработалась привычка злить свою жену, и он признавал, что это доставляет ему мелочное удовольствие.
Он видел, как полицейские подъехали и вошли в дом, где жила Селина. Несмотря на штатскую одежду и машину без опознавательных знаков, он «срисовал» бы их за два квартала, даже если бы они ехали в противоположном направлении. Полиция всегда выглядит как полиция. Особенно в глазах преступника, пусть даже бывшего.
Хотя Рорк безоговорочно доверял «своему копу», действовать он предпочитал по собственному усмотрению. Через десять минут после того, как Селина вышла из дому и отбыла со своим эскортом, — всегда лучше выждать и убедиться, что объект не вернулся с полдороги за чем-нибудь забытым, — он отключил камеры слежения дистанционным пультом и пересек улицу. А еще три минуты спустя замки на дверях были деблокированы, сигнализация отключена и он входил в квартиру.
Ему не составило труда проследить звонок и убедиться, что Селина действительно звонила именно с этого аппарата в два часа ночи. «Его коп» мог оставить все сомнения. Куда труднее было удержаться от искушения осмотреться в квартире, хотя Ева ему категорически запретила. Его душа требовала этого, и он ничего не мог с собой поделать. А она, «его коп», никогда не поймет этого гудения в крови, появлявшегося от одного только сознания того, что он находится там, где не положено.
Рорк позволил себе задержаться на минутку, полюбовался картинами на стенах спальни, признал, что в них ощущается капризная фантазия, чувственность, легкая ностальгия. Даже в цветовой гамме чувствовалась женственность. И вообще ему понравилась обстановка: ничем не загроможденный простор, уверенный стиль женщины, твердо знающей, как она хочет жить, и живущей в соответствии со своими представлениями.
Рорк подумал, что было бы любопытно пригласить ее на какое-нибудь корпоративное мероприятие.
Он вышел тем же путем, каким вошел, и, взглянув на часы, подсчитал, что времени у него с запасом, чтобы добраться до центра города и успеть на первую деловую встречу.
Рорк не перезвонил ей. Так что к тому времени, как Селину провели в совещательную комнату, Ева уже поняла, что звонок проверен. Все оказалось правдой: он был сделан с аппарата в спальне.
«Можно больше не сомневаться, — подумала она. — И не подозревать, что перепуганная, измученная бессонницей женщина, появившаяся в дверях, разыгрывает спектакль».
Селина казалась бледной и осунувшейся, словно еще не оправилась после долгой изнурительной болезни.
— Даллас…
— Присядьте. Выпейте кофе.
— Спасибо. — Селина села за длинный стол для совещаний и взяла кружку обеими руками. Ее кольца звякнули о дешевый толстый фаянс. — Я приняла успокоительное после нашего ночного разговора, но это не слишком помогло. Я приняла еще одну таблетку перед самым приходом сюда. И опять не помогает. Чего бы мне хотелось, так это принять настоящий транквилизатор и впасть в кому. Но, мне кажется, и это не поможет.
— И, уж во всяком случае, это не поможет Лили Напье.
— Ее так звали? — Селина отпила кофе, помолчала, снова отпила. — Я сегодня не смотрела утренние новости по телевизору. Боялась ее увидеть.
— Вы видели ее прошлой ночью?
Селина кивнула.
— Было еще страшнее, чем в прошлый раз. Я к этому не приспособлена.
— Я знаю, человеку с вашим даром очень тяжело стать свидетелем такой жестокости. Все равно что пережить на себе, — заметила Пибоди, и Селина бросила на нее полный признательности взгляд.
— О да, господи, да! Нет, я не хочу сказать, будто я пережила все то же самое… в полном масштабе. Но мне и этого хватило. Если вы… Когда вы психологически подключены к этому… все переживания жертвы отдаются у вас внутри, словно горное эхо. Я знаю, как она страдала. Но я жива. Я жива, я цела и невредима, я пью кофе, а она нет. И все-таки я знаю, как она страдала.
— Расскажите мне, что вы видели, — попросила Ева.
— Это было… — Селина вскинула руку, словно дирижер, приказывающий оркестру замереть. — В прошлый раз это было похоже на сон. Очень яркий, как наяву, но все-таки сон. И я могла от него отмахнуться, сказать себе, что это был всего лишь сон. Пока не увидела новости по телевизору. На этот раз все было гораздо страшнее. Это было видение, и я не могла принять его за что-то другое. Одно из самых сильных видений из всех, что у меня когда-либо были. Как будто я сама была там. Шла рядом с ней. Она шла быстро, низко наклонив голову…
— Что на ней было надето?
— М-м-м… темная юбка… по-моему, черная. Короткая. Белая блузка с длинными рукавами и открытым воротом, а поверх нее маленький свитерок. Туфли на плоской толстой подошве. Она шла почти бесшумно. У нее была сумка. Маленькая сумочка на ремне через плечо.
— А он во что был одет?
— Что-то темное… Не знаю. Она не знала, что он там. Поджидает ее в парке. Прячется в тени. Он… темный. У него все темное.
— Он чернокожий?
— Нет… Я… Нет, я так не думаю. Я вижу его руки, когда он ее бьет. Они белые. Большие и белые. Лоснящиеся. Очень большие. Он ударил ее по лицу. Было очень больно. Просто ужасно. Она упала, и боль ушла. Она… потеряла сознание. Но он снова ударил ее, он продолжал ее бить, даже пока она была в обмороке. По лицу, по всему телу. Ну как? Тебе нравится? Нравится? — Глаза Селины остекленели, бледно-зеленая радужка стала почти прозрачной. — Кто теперь главный? Кто тут главный, ты, сука? Потом он остановился, перестал ее бить и слегка похлопал по щекам этими своими ручищами. Заставил очнуться. Она должна быть в сознании, ей еще кое-что предстоит. Господи, сколько боли! Я даже не знаю, чья это боль — его или ее. Боли слишком много.
— Это не ваша боль, — мягко вмешалась Пибоди и покачала головой, давая понять Еве, что не надо ничего говорить. — Вы только очевидец, и вы можете рассказать нам, что вы видите. Это не ваша боль.
— Не моя. — Селина перевела дух. — Я вижу, как он рвет на ней одежду. Она не может бороться, она еле двигается. Вот она все-таки пытается его оттолкнуть! Но он бьет ее по руке, и рука ломается. Она растеряна… как животное, попавшее в капкан. Он насилует ее, и ей больно. Ей больно глубоко внутри. Она его не видит. Слишком темно, и она ослеплена болью. Она опять теряет сознание. Так легче, боли нет. Она ничего не чувствует, когда он ее убивает. Тело реагирует, бьется в конвульсиях, и это… Его это волнует. Господи, ее предсмертные конвульсии доводят его до оргазма… Меня тошнит. — Селина зажала рот ладонью. — Извините. Меня тошнит. Мне нужно…
— Идемте со мной. — Пибоди вскочила и помогла Селине подняться. — Идемте, я вас провожу.
Когда Пибоди увела Селину, Ева оттолкнулась от стола, подошла к окну и высунулась наружу. Ей надо было отдышаться.
Это ощущение тошноты было ей слишком хорошо знакомо. Она знала, что это значит: видеть опять и опять. Ощущать снова и снова. Подавлять подступающую тошноту.
Она вдыхала воздух, провожая взглядом набитые пассажирами вагоны надземного метро, следила за вспышками воздушной рекламы, обещавшей распродажи, разные мероприятия, туристические аттракционы. На нее обрушивался городской шум, и жизнь города вымывала из нее страшные воспоминания.
Все еще ощущая слабость в коленях, она стояла у окна и впитывала в себя треск лопастей полицейского вертолета, завывание клаксонов на улице, грохот подземки. Все эти привычные шумы казались ей музыкой. Эту песню она понимала. Это был ее город, ее место. В городе, да еще вооруженная своим полицейским жетоном, она никогда не чувствовала себя потерянной или одинокой.
Немного успокоившись, Ева закрыла окно, вернулась к столу и налила себе еще кофе. Вот и Селина уже не казалась такой смертельно бледной, когда Пибоди привела ее обратно. Впрочем, она явно поработала над своим лицом: наложила яркую помаду, замазала тональным кремом круги под глазами. «Женщины, — подумала Ева, — умеют сделать проблему из совершеннейших пустяков, да еще в самое неподходящее время».
Как только Селина села, Пибоди поставила на стол бутылку воды.
— Вам лучше не налегать на кофе, — сказала она.
— Да, вы правы. И спасибо, что побыли со мной. Вы помогли мне собрать себя по кусочкам.
— Без проблем.
— Вы, должно быть, считаете меня очень слабой, — продолжала Селина, обращаясь к Еве.
—Ошибаетесь. Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Ведь мы-то появляемся на месте преступления, когда все уже кончено. Мы не видим, как это происходит, мы застаем только результат. День за днем мы наблюдаем, что люди творят друг с другом. Кровавая баня, месиво, бессмысленная рубка. Это нелегко. Да и не должно, и не может быть легко. Мы не знаем, что переживала жертва. Мы и не обязаны знать.
— Нет, вы знаете. — Селина провела пальцами по глазам. — Просто вы нашли способ с этим справляться. Вот теперь и мне придется его найти. — Она глотнула воды. — Я хочу договорить, осталось немного. К тому времени, как с ней все было кончено, какая-то часть меня начала сопротивляться видению. Но, мне кажется, после этого он ее раздел и забрал ее одежду, порванную во время изнасилования. Он перенес ее… Не ее… о черт! — Селина отпила еще воды и сделала три глубоких вздоха. — Я хочу сказать, что он принимает ее за кого-то другого. Он видит другую женщину, и именно ее он наказывает. Женщину, которая наказывала его. В темноте. Он боится темноты.
— Но он убивает по ночам, — возразила Ева.
— Ему приходится. Может быть, он хочет преодолеть свой страх?
— Возможно. Что еще?
— Больше ничего. Я прервала видение. Вырвалась из него, потому что больше не могла это выносить. И я позвонила вам. Знаю, мне следовало досмотреть до конца. Я могла увидеть что-то полезное для следствия. Но я впала в панику, начала сопротивляться и прервала связь.
— Мы так быстро добрались до места преступления именно потому, что вы связались со мной. Нам удалось сохранить там все в неприкосновенности, потому что мы так быстро добрались. Это очень важно.
— Надеюсь, что так. — Селина закрыла глаза. — Если у вас есть что-то, принадлежавшее ему, я могу попытаться его увидеть.
— У нас есть орудие убийства.
Селина покачала головой.
— Попробую, но, боюсь, будет, как в прошлый раз. Я увижу… почувствую только сам акт убийства и пронизывающие его эмоции. Мне нужно что-то, чего он касался голыми руками. То, что он носил или держал. Тогда я смогу его увидеть… что-то добавить к тому, что вы уже знаете.
Ева выложила ленту на стол.
— Все-таки попробуйте.
Селина облизнула губы, протянула руку и дотронулась до ленты. Ее голова резко откинулась назад, глаза закатились, так что остались видны одни белки. Она начала соскальзывать со стула. Ее пальцы ослабели и выпустили ленту. Ева вскочила и подхватила ее, пока она не упала на пол.
— Только он. Ее не вижу. Ее уже нет. Она ушла, спряталась, пока он накидывал это ей на шею. Только его злость, страх, возбуждение. Они меня захлестывают. Жалят, как туча насекомых. Это ужасно!
— Что он собирается делать, когда покончит с ней?
— Вернуться к свету. Он сможет вернуться к свету. Я не знаю, что это значит. Голова… У меня голова раскалывается!
— Мы дадим вам что-нибудь от головной боли и отвезем вас домой.
Пибоди подошла к Селине и обняла ее за плечи.
— Давайте примем болеутоляющее. Хотите полежать перед возвращением домой?
— Нет. — Селина всем телом привалилась к Пибоди. — Я просто хочу уехать.
— Селина, вам следует поговорить с доктором Мирой. — Ева накрыла рукой ленту, чтобы Селина ее больше не видела. — Возможно, вам понадобится психологическая помощь.
— Спасибо за заботу, но психологическая помощь…
— У нее дочь — экстрасенс.
— Вот оно что?..
— Шарлотта Мира. Она лучше всех. А вам станет легче, если вы поговорите с человеком, который поймет… вашу ситуацию.
— Возможно. Спасибо вам.
Оставшись одна, Ева снова взяла красную ленту и принялась ее изучать. Впрочем, ей не требовалось держать ленту, чтобы увидеть или почувствовать. «Дар? — подумала она. — Или проклятие? Ни то, ни другое, — решила она и запечатала ленту. — Это всего лишь инструмент. Не больше и не меньше».
Ева пыталась найти в себе силы хотя бы встать из-за стола, когда дверь открылась и вошел майор Уитни.
Силы тут же нашлись. Она вскочила.
— Сэр, я только что закончила допрос Санчес и как раз собиралась к вам с докладом.
— Сядьте. Откуда кофе?
— Из моего кабинета, сэр.
— Ну, значит, он того стоит. — Уитни взял себе кружку, налил кофе и сел за стол напротив нее. — Сколько вы спали прошлой ночью?
— Пару часов, сэр.
Она не спала и пары часов, но кто их считал?
— Оно и видно. Кстати, я это понял, как только пришел и прочел ваш рапорт. Вы проработали под моим началом одиннадцать лет, так, лейтенант?
— Да, сэр.
— У вас есть и стаж, и чин. И вы не хотите сообщить мне, что держитесь на кофейных парах, что назначаете жизненно важную беседу на восемь утра, когда я вызвал вас на девять? Вам это не показалось оправданным, даже целесообразным?
Поскольку он явно рассчитывал на честный ответ, Ева не стала лукавить.
— Нет, сэр.
Уитни потер переносицу.
— Я так и думал. Вы хоть один съели? — Он кивнул на бублики.
— Нет, сэр, но они свежие, только что купленные. А уж насколько свежими нам их продают, я не знаю.
— Съешьте один сейчас.
— Сэр?..
— Съешьте, Даллас. Доставьте мне удовольствие. Вид у вас такой, будто вы восстали из ада.
Ева взяла бублик.
— Я и чувствую себя примерно так же, — призналась она.
— Я говорил с мэром. Через полчаса у нас назначена встреча с ним и с шефом Тибблом. Они потребовали вашего присутствия.
— В кабинете мэра или в Башне?
— В кабинете мэра. Но я уведомлю мэра и шефа Тиббла, что вы заняты полевой работой и не можете присутствовать.
Ева промолчала, но, видимо, что-то отразилось на ее лице. И это «что-то» заставило его улыбнуться.
— Скажите мне, о чем вы сейчас подумали. Только честно. Это приказ.
— Да я ни о чем таком не думала. Но мысленно я целовала ваши ноги, сэр.
Уитни рассмеялся, взял половинку бублика, разломил ее надвое и откусил.
— Вам придется пропустить грандиозный фейерверк. Закрыть общественный парк — это не шутка.
— Мне надо сохранить место преступления в неприкосновенности. Пусть «чистильщики» его обработают.
— А мэр в ответ на это разведет политическую демагогию. Скажет, что, по его сведениям, данный конкретный преступник обрабатывает себя изолирующим составом и не оставляет следов. А вы, стало быть, впустую тратите общественные фонды и силы полиции, а также лишаете граждан Нью-Йорка законного права доступа к общественной собственности, пока гоняетесь за химерами.
Политика не была сильным местом Евы, но этот выпад она вычислила и сама.
— Фактор времени, сэр! Скорее всего, он был еще в парке, когда прибыл первый наряд полиции. И он наверняка был весь в ее крови. Они приехали так быстро, что он не успел умыться или переодеться. Я точно это знаю. Мы уже нашли кровавые следы. От места убийства к тому месту, где он ее оставил, — и еще одну цепочку, ведущую на восток. Если я смогу определить его след, направление движения…
— Думаете, если я сижу за столом, я уже забыл, как работать в полевых условиях? Любой материальный след, который вы найдете, станет уликой, помогающей его изобличить. Мэр этого не поймет, но Тиббл поймет. Мы с этим справимся.
— Спасибо, сэр.
— И каков ваш следующий ход?
— Хочу подключить электронный отдел. Я составила список обитателей района вокруг ремесленного магазинчика, который посещали все жертвы. И еще мне надо проверить пару спортзалов. Мы можем найти совпадения: жильцы, члены клубов, клиенты магазина. Будем сравнивать, отсеивать лишних и в конце концов найдем его. Фини справится с этим быстрее меня. От меня больше толку в поле, а не за компьютером.
— Начинайте.
Ева вышла из совещательной комнаты вместе с ним, но по дороге свернула в свой кабинет и позвонила Фини по служебному телефону. Он все понял с полуслова — они всегда понимали друг друга.
— Скорого результата не жди, — предупредил он. — Но мы займемся этим, как только получим от тебя исходные данные.
— Я выжму из магазина список клиентов. Собственно, из двух магазинов. Один расположен вне периметра, но довольно близко. То же самое — со списками посетителей спортзалов. Результаты буду пересылать тебе по мере поступления. И переброшу на твой рабочий компьютер все, что мы нарыли вчера.
— Идет.
— Я проверяла банки глаз. Доноров и получателей. Думаю, это пустая трата времени, но все-таки проверить стоило. Перешлю тебе результаты. Добавь их в общий котел.
— Давай все, что есть. А тебе бы неплохо отдохнуть, Даллас. Голос у тебя какой-то… дохлый.
— Дохлый?! О боже!
Ева переслала Фини все досье, списки, даже свои рабочие заметки. Пусть отпускает замечания про ее «дохлый голос», все-таки мыслит он как коп. Может, он увидит что-то, что она пропустила. Захватив забытый жакет, она вышла в «загон» и сделала знак Пибоди.
— Выкатываемся отсюда!
12
— Я попросила Фини провести перекрестную проверку жителей района, — сказала Ева, затормозив на перекрестке. — Посмотреть, кто из них покупает в том магазине и ходит в спортзалы. Нам надо добыть списки этих покупателей и посетителей.
— Финн проведет проверку быстрее нас обеих, хотя это все-таки займет какое-то время: район довольно велик, и имен будет много. Но люди обычно делают большую часть покупок поблизости от дома. Не говоря уж про посещение спортзалов.
— Финн проведет проверку быстрее нас обеих, хотя это все-таки займет какое-то время: район довольно велик, и имен будет много. Но люди обычно делают большую часть покупок поблизости от дома. Не говоря уж про посещение спортзалов.