Страница:
— Мы поднимемся. Пибоди… — Ева запнулась и нахмурилась, заметив, что Пибоди зажала в руке целую горсть разноцветных носков. — Ради всего святого, детектив!
— Извините. Извините. — Пибоди подбежала к ним. — Дело в том, что у меня и дед, и брат… У всех большие ноги. И я подумала…
— Никаких затруднений. — Ричардс сделал знак продавцу. — Я прикажу, чтобы их пробили через кассу и упаковали. Можете забрать их на прилавке в главном зале, когда будете уходить.
— Понимаете, Рождество-то уже не за горами, — принялась оправдываться Пибоди, выходя из магазина с красочным пакетом в руке.
— Ой, я тебя умоляю!
— Нет, честное слово. Время летит. Покупать подарки надо заблаговременно, когда подворачивается что-то подходящее, а то потом придется бегать по городу с безумными глазами. И потом, это действительно хорошие носки, и они были на распродаже. А куда мы идем? Ведь машина…
— Мы идем пешком. Тут всего шесть-семь кварталов. Ты же страдаешь из-за своей попы? Прогулка пойдет ей на пользу.
— Я так и знала! Я же говорила, что эти брюки меня толстят… — Пибоди вдруг остановилась и, прищурившись, взглянула на Еву. — Вы нарочно это сказали, чтобы наказать меня за покупку носков! Так?
— Правды ты никогда не узнаешь. — Ева на ходу вынула из кармана подавшую сигнал мини-рацию. — Даллас.
— Нашел тебе первые совпадения, — сказал Фини. — Мы перешли на следующий уровень. Отбрасываем женатых, семейных и всех, кто не подходит под психологический портрет.
Ева ловко лавировала в людском потоке.
— Отправь все на мой компьютер в кабинете. Спасибо за оперативную работу, Фини.
— Мои ребята прихватили сверхурочные.
— А как насчет дисков из метро?
— Дохлое дело. Ничего не обещаю.
— Ладно, посмотрим. В лаборатории идентифицировали башмак. Я уже добыла список покупателей в первом магазине. Перешлю его тебе. Если что-то найдешь, дай мне знать в ту же минуту.
— Понял. Сколько всего магазинов?
— Больше, чем хотелось бы, но мы обойдем все. Он житель Нью-Йорка, и я держу пари, он делает все свои покупки в городе. Нам надо ускорить работу, потому что он явно пошел по нарастающей.
— Да, я уже слыхал. Мы тут будем пахать круглые сутки. Если тебе понадобятся мальчики на побегушках, дай мне знать.
— Непременно. Спасибо.
Они посетили еще два обувных магазина. Только после этого Ева сжалилась над своей напарницей и позволила ей купить соевых хот-догов с тележки. Это был подходящий день для еды на свежем воздухе, поэтому они устроились на траве в Центральном парке, и Ева принялась изучать замок.
Все началось не здесь, но для нее это стало стартовой точкой.
Мужчина королевских размеров. «Я в замке король…» А может, никакой связи нет, может, это натяжка?
Вторую жертву он уложил на скамейку возле памятника героям. Мужчинам, исполнившим свой долг. Мужественным мужчинам. Мужчинам, отважно шагнувшим навстречу опасности и смерти и навеки оставшимся в памяти потомков.
Он любил символы. «Я в замке король», мужество перед лицом смерти…
Третья жертва была оставлена рядом с овощными грядками у ног статуи, изображающей пару фермеров. Соль земли? Соль очищает и придает вкус? Нет, все это чушь.
Работа на земле. Вырастить что-то своими руками. Трудиться, проливать пот, чтобы дать жизнь.
Ева тяжело вздохнула. Это могло как-то сочетаться с ремеслами? Могло. Значит, опора на собственные силы. «Сделай сам».
Парки явно что-то значили для него. Парки сами по себе. Что-то случилось с ним в парке, что-то, за что он мстил всякий раз, когда убивал.
— Мы могли бы вернуться в прошлое, — пробормотала она. — Проверить, не было ли сексуального нападения на мужчину в одном из городских парков. Нет, не на мужчину, на мальчика. В этом вся суть. «Теперь я большой, никто не посмеет ко мне приставать». Но тогда он был беспомощным ребенком. Что может сделать ребенок, как противостоять насилию? Надо стать сильным, чтобы это больше не повторилось. Лучше умереть, чем допустить, чтобы это повторилось.
Пибоди ответила не сразу — она не была уверена, что Ева обращается к ней.
— Возможно, его избили или унизили. Сексуальное насилие вовсе не обязательно. Его каким-то образом унизила или обидела деспотичная женщина, имевшая над ним власть.
— Да. — Ева рассеянно потерла раскалывающийся от боли затылок. — Скорее всего, это именно та женщина, которую он теперь символически убивает. Но, если это была его мать или сестра, скорее всего, мы ничего не найдем в архивах. И все-таки надо проверить.
— Если над ним надругалась женщина, которая его воспитывала, он мог стать уродом с детства. А потом боек сработал, и он начал мстить.
— Считаешь, если она била его в детстве, это его извиняет? — спросила Ева.
Резкость ее голоса заставила Пибоди насторожиться.
— Нет, шеф. Я считаю, что в этом причина. В этом состоит его мотив.
— Убивать невинных людей и купаться в их крови только потому, что тебя обидели в детстве? Нет, это не причина! Кто бы, как бы и когда бы тебя ни обижал. Это отговорка для адвокатов и психоаналитиков, но это неправда. Правда в том, что надо оставаться человеком. А если не можешь, значит, ты ничем не лучше того, кто тебя избивал. Того, кто тебя сломал. Ты ничем не лучше того, кто хуже всех! Можешь сколько угодно твердить о порочном круге насилия, о том, что ты сам жертва и это вызвало у тебя травматический синдром, можешь сколько угодно нести всю эту чушь… — Ева оборвала себя на полуслове, чувствуя, как подступает к горлу горечь ее собственного гнева. Она подтянула к груди колени, прижалась к ним лбом. — К черту. Я наговорила лишнего.
— Если вы думаете, что я ему сочувствую или ищу оправдания тому, что он сделал, вы ошибаетесь.
— Я так не думаю. Этот бред, который тебе пришлось выслушать, вызван личными воспоминаниями. — Ева знала, что это тяжело, знала, что будет больно. Но она чувствовала, что время пришло. Она подняла голову. — Я хочу, чтобы ты знала. Ведь я же знаю, что ты без колебаний пройдешь вместе со мной через кровь, будешь копаться в дерьме, пожертвуешь своей безопасностью и благополучием ради работы. Знаю не только потому, что ты такая, как есть, но и потому, что, черт побери, я тебя воспитала.
Пибоди промолчала.
— Все было по-другому, когда ты была моей помощницей. Все было немного иначе. Но напарница имеет право знать все.
— Я и так многое знаю. Я знаю, что в детстве вас изнасиловали.
— С чего ты это взяла? — холодно спросила Ева.
— Это вывод, основанный на наблюдениях, ассоциациях, логических заключениях. Вряд ли я ошибаюсь, но вы не обязаны об этом рассказывать.-
— Ты не ошибаешься. Только это… не то чтобы однажды произошло. Я даже не знаю, когда это началось. Я не все могу вспомнить.
— Вы систематически подвергались жестокому обращению?
— «Жестокое обращение» — это термин, Пибоди. Чисто научный термин. Люди — и ты в том числе — охотно им пользуются. Он может означать все, что угодно. Мой отец избивал меня. Кулаками и всем, что попадалось под руку. Он насиловал меня бессчетное множество раз. Одного раза более чем достаточно, так зачем их считать?
— А ваша мать?
— Шлюха и наркоманка. К тому времени ее уже не было. Я ее почти совсем не помню, а то, что вспоминается… Она была ничем не лучше его.
— Я хочу… Мне хотелось бы сказать, что мне жаль. Но этими словами люди тоже охотно пользуются, и они могут означать что угодно. Даллас, я не знаю, что сказать.
— Я не ищу твоего сочувствия.
— Знаю. Это не в вашем духе.
— Однажды вечером… Мне было восемь лет. Мне потом сказали, что мне было восемь лет. Я сидела взаперти в комнате мотеля, куда он меня привез. Жуткая дыра. Какое-то время я была одна и пыталась найти что-нибудь поесть. Я нашла кусочек заплесневелого сыра. Я умирала с голоду. Мне было страшно холодно, страшно голодно, и я решила, что мне сойдет с рук, если я успею поесть, пока он не вернулся. Но он вернулся, и он был не слишком сильно пьян. Иногда он бывал так пьян, что оставлял меня в покое. Но в тот раз он не был сильно пьян и не оставил меня в покое. — Еве пришлось прерваться, чтобы собраться с силами. — Он ударил меня, сбил с ног. Мне оставалось лишь молиться, что он этим ограничится. Одним только избиением. Но я уже видела, что этим не кончится… Не плачь! Я этого не вынесу, если ты будешь плакать!
— А я не могу слушать без слез, — пробормотала Пибоди, но послушно вытерла слезы одной из шершавых салфеток, прилагавшихся к хот-догам.
— Он навалился на меня. Хотел преподать мне урок. Мне было больно. После каждого раза забываешь, насколько это больно. Пока это не случится снова. Ты и вообразить не можешь. Это невозможно выдержать… Я пыталась его остановить. От этого становилось только хуже, но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла это терпеть и поэтому сопротивлялась. Он сломал мне руку.
— О боже… О боже! — Теперь уже Пибоди прижалась лицом к коленям. Она безудержно рыдала, но изо всех сил старалась делать это беззвучно.
— Щелк! — Ева устремила взгляд на озеро, на спокойную воду, по которой скользили хорошенькие лодочки. — Тонкая молодая косточка издает щелкающий звук. Я обезумела от боли. В моей руке каким-то образом очутился нож. Тот самый ножик, которым я соскребала плесень с сыра. Он упал на пол, и мои пальцы нащупали его.
Очень медленно Пибоди подняла зареванное лицо.
— Вы пустили его в ход? — Она вытерла лицо тыльной стороной ладоней. — От души надеюсь, что вы настрогали из этого гада ремешков!
— Да, примерно так я и сделала. — Ева заметила, что на спокойной глади озера появилась легкая рябь. Словно круги расходились. Расходились… — Я просто колола и колола, пока… ну, словом, я оказалась в луже крови. — Она судорожно вздохнула. — Всего этого я большую часть жизни не помнила. Вспомнила только перед самой свадьбой с Рорком.
— А полиция?..
Ева покачала головой.
— Он пугал меня полицией, социальными работниками — всеми, кто мог вмешаться. Я бросила его там, в этой комнате. Смыла с себя кровь и ушла. Я все шла и шла, я прошла много миль, пока не потеряла сознание в каком-то переулке. Там меня подобрали. Очнулась я в больнице. Доктора и копы задавали мне вопросы. Я ничего не помнила, а если и помнила, мне было слишком страшно об этом рассказать. Я была запугана. Оказалось, что у меня нет даже свидетельства о рождении, — никаких записей обо мне они не обнаружили. Официально я не существовала, пока они не нашли меня в том переулке. В Далласе. Поэтому мне дали такое имя.
— Вы сами сделали себе имя.
— Как только увидишь, что это влияет на работу, скажи мне.
— Это уже повлияло на работу. Это сделало вас хорошим копом. Во всяком случае, мне так кажется. Это помогло вам, и теперь вы готовы взглянуть в глаза чему угодно. Вот возьмите этого парня, за которым мы охотимся. Что бы ни случилось с ним в детстве, это было не хуже того, что пережили вы. Ну, хорошо, допустим, что хуже. Но он использовал это как предлог, чтобы убивать, разрушать, причинять боль. А вы использовали то, что случилось с вами, чтобы добиться справедливости для людей, ставших жертвами преступлений.
— Делать свою работу — это не героизм, Пибоди. Это просто работа.
— Вы всегда так говорите. Я рада, что вы мне рассказали. Это значит, что вы мне доверяете как напарнице и как своему другу. Вы можете мне доверять.
— Я знаю, что могу. А теперь давай забудем об этом и вернемся к работе.
Ева встала и протянула руку. Пибоди схватила ее руку, крепко сжала, и Ева рывком подняла ее на ноги.
Ева решила еще раз заехать в морг. Ей хотелось расспросить Морса и еще раз взглянуть на Аннализу Саммерс.
Она застала его в прожекторской за извлечением мозгов из трупа мужчины. «Зря я ела соевый хот-дог, — подумала Ева. — Надо было ехать прямо сюда». Но Морс радостно помахал, приглашая ее войти.
— Смерть без свидетелей. Как вы думаете, лейтенант, насильственная или ненасильственная?
Морс обожал загадывать загадки, и Ева поняла, что ей не отвертеться. Обреченно вздохнув, она подошла и пригляделась к телу поближе. Оно уже начало разлагаться, поэтому она предположила, что смерть наступила за двадцать четыре или даже за тридцать шесть часов до доставки тела в морг и заморозки. В результате покойник выглядел не слишком аппетитно. По оценке Евы, ему было где-то под семьдесят. Мог бы еще пожить.
На левой скуле виднелся синяк, глаза покраснели от полопавшихся кровеносных сосудов. Теперь Ева искренне заинтересовалась и обошла вокруг стола в поисках улик.
— Во что он был одет?
— Пижамные штаны и один шлепанец.
— А где был верх от пижамы?
Морс усмехнулся:
— На кровати.
— А где был он сам?
— На полу возле кровати.
— Беспорядок в доме, следы взлома?
— Никаких.
— Жил один?
— Один.
— Похоже, его хватил удар. Мощное кровоизлияние в мозг. Ну-ка открой ему рот, — попросила она Морса, облаченного в защитную робу. — Оттяни губы.
Морс выполнил просьбу и отодвинулся в сторону, чтобы ей было лучше видно.
— Я бы поговорила с домашней прислугой. Спросила бы, не она ли дала ему на сон грядущий отравленный коктейль, вызвавший кровоизлияние в мозг. Красноватые пятна на деснах и на внутренней стороне губ указывают на то, что он проглотил смертельную дозу какого-то сильного возбуждающего средства. Конечно, подтвердить это сможет только токсикологический анализ. Но если бы он по какой-то причине собирался покончить с собой, он надел бы пижаму и устроился бы в постели поудобнее. Значит, это была насильственная смерть. Где Саммерс?
— Не знаю, зачем они мне все еще зарплату платят! — Морс лукаво улыбнулся. — Молодец, Даллас, кое-чему ты у меня научилась. А Саммерс в холодильнике, работу с ней я закончил. Сегодня утром приходили ее родные и жених. Мне удалось не подпустить их к телу, хотя это было нелегко. Пришлось сказать, что это официально запрещено.
— Информация о глазах держится в секрете, и я хочу, чтобы так оно и было впредь. Даже родственники не должны знать. Они тоже могут проболтаться прессе. Так что никакого доступа никому, кроме участников следствия!
— Но ты сама хочешь снова ее увидеть?
— Да.
— Дай мне минутку, я хочу умыться. Наш друг, — Морс кивнул на стол, — может подождать. — Он прошел к раковине и смыл с рук кровь вместе с изолирующим составом. — Между прочим, ее тело пострадало больше, чем предыдущие.
— Да, он становится все более жестоким раз от разу.
— И убивает все чаще. — Морс обсушил руки, а затем снял одноразовую защитную робу и бросил ее в корзину. Под робой на нем был немыслимо франтоватый костюм с бледно-голубой рубашкой и красным галстуком.
— Мы сжимаем круг. С каждой минутой мы все ближе.
— В этом я не сомневаюсь. — Он подошел к ней и галантно предложил свою руку. — Приступим?
Ева рассмеялась. Никто, кроме Морса, не мог ее рассмешить в этом царстве мертвых.
— Ну ты и тип, Морс! От тебя обалдеть можно.
— Это точно.
Он провел ее в хранилище, проверил записи и открыл один из ящиков в стене. Из ящика вырвалось облачко белого ледяного пара, когда он вытянул поднос с телом.
— На этот раз основные побои пришлись на лицо, — заметила Ева. — Лицо и верхняя часть тела пострадали больше всего. Похоже, он ее оседлал… Оседлал и продолжал избивать.
— Челюсть у нее не сломана, как у Напье, но сломан нос и выбито несколько зубов. Удар по затылку не был смертельным. Неизвестно, очнулась ли она после этого. Надеюсь, что нет. И слава богу.
— Изнасилование, на этот раз еще более жестокое, — пробормотала Ева.
— Если изнасилование можно измерить по степени жестокости, тогда, пожалуй, да. Больше повреждений, травм. Влагалище у нее было меньше, чем у первых двух. А наш убийца щеголяет просто колоссальным предметом.
— Глаза… Надрезы более уверенные, чем в первый раз, но не такие чистые, как во второй.
— Ты действительно здорово навострилась в нашем деле. Когда-нибудь ты точно выживешь меня отсюда. Да. Во всех трех случаях видна довольно опытная рука, но этот расположен где-то посредине между первыми двумя.
— Хорошо. — Ева отступила, чтобы он мог задвинуть ящик и опечатать дверцу.
— Насколько ты близка, Даллас? Все эти хорошенькие женщины нагоняют на меня тоску. Мне не хочется принимать их в этом доме.
— Насколько я близка? Об этом можно будет судить, только когда он окажется за решеткой, — отрезала Ева.
17
— Извините. Извините. — Пибоди подбежала к ним. — Дело в том, что у меня и дед, и брат… У всех большие ноги. И я подумала…
— Никаких затруднений. — Ричардс сделал знак продавцу. — Я прикажу, чтобы их пробили через кассу и упаковали. Можете забрать их на прилавке в главном зале, когда будете уходить.
— Понимаете, Рождество-то уже не за горами, — принялась оправдываться Пибоди, выходя из магазина с красочным пакетом в руке.
— Ой, я тебя умоляю!
— Нет, честное слово. Время летит. Покупать подарки надо заблаговременно, когда подворачивается что-то подходящее, а то потом придется бегать по городу с безумными глазами. И потом, это действительно хорошие носки, и они были на распродаже. А куда мы идем? Ведь машина…
— Мы идем пешком. Тут всего шесть-семь кварталов. Ты же страдаешь из-за своей попы? Прогулка пойдет ей на пользу.
— Я так и знала! Я же говорила, что эти брюки меня толстят… — Пибоди вдруг остановилась и, прищурившись, взглянула на Еву. — Вы нарочно это сказали, чтобы наказать меня за покупку носков! Так?
— Правды ты никогда не узнаешь. — Ева на ходу вынула из кармана подавшую сигнал мини-рацию. — Даллас.
— Нашел тебе первые совпадения, — сказал Фини. — Мы перешли на следующий уровень. Отбрасываем женатых, семейных и всех, кто не подходит под психологический портрет.
Ева ловко лавировала в людском потоке.
— Отправь все на мой компьютер в кабинете. Спасибо за оперативную работу, Фини.
— Мои ребята прихватили сверхурочные.
— А как насчет дисков из метро?
— Дохлое дело. Ничего не обещаю.
— Ладно, посмотрим. В лаборатории идентифицировали башмак. Я уже добыла список покупателей в первом магазине. Перешлю его тебе. Если что-то найдешь, дай мне знать в ту же минуту.
— Понял. Сколько всего магазинов?
— Больше, чем хотелось бы, но мы обойдем все. Он житель Нью-Йорка, и я держу пари, он делает все свои покупки в городе. Нам надо ускорить работу, потому что он явно пошел по нарастающей.
— Да, я уже слыхал. Мы тут будем пахать круглые сутки. Если тебе понадобятся мальчики на побегушках, дай мне знать.
— Непременно. Спасибо.
Они посетили еще два обувных магазина. Только после этого Ева сжалилась над своей напарницей и позволила ей купить соевых хот-догов с тележки. Это был подходящий день для еды на свежем воздухе, поэтому они устроились на траве в Центральном парке, и Ева принялась изучать замок.
Все началось не здесь, но для нее это стало стартовой точкой.
Мужчина королевских размеров. «Я в замке король…» А может, никакой связи нет, может, это натяжка?
Вторую жертву он уложил на скамейку возле памятника героям. Мужчинам, исполнившим свой долг. Мужественным мужчинам. Мужчинам, отважно шагнувшим навстречу опасности и смерти и навеки оставшимся в памяти потомков.
Он любил символы. «Я в замке король», мужество перед лицом смерти…
Третья жертва была оставлена рядом с овощными грядками у ног статуи, изображающей пару фермеров. Соль земли? Соль очищает и придает вкус? Нет, все это чушь.
Работа на земле. Вырастить что-то своими руками. Трудиться, проливать пот, чтобы дать жизнь.
Ева тяжело вздохнула. Это могло как-то сочетаться с ремеслами? Могло. Значит, опора на собственные силы. «Сделай сам».
Парки явно что-то значили для него. Парки сами по себе. Что-то случилось с ним в парке, что-то, за что он мстил всякий раз, когда убивал.
— Мы могли бы вернуться в прошлое, — пробормотала она. — Проверить, не было ли сексуального нападения на мужчину в одном из городских парков. Нет, не на мужчину, на мальчика. В этом вся суть. «Теперь я большой, никто не посмеет ко мне приставать». Но тогда он был беспомощным ребенком. Что может сделать ребенок, как противостоять насилию? Надо стать сильным, чтобы это больше не повторилось. Лучше умереть, чем допустить, чтобы это повторилось.
Пибоди ответила не сразу — она не была уверена, что Ева обращается к ней.
— Возможно, его избили или унизили. Сексуальное насилие вовсе не обязательно. Его каким-то образом унизила или обидела деспотичная женщина, имевшая над ним власть.
— Да. — Ева рассеянно потерла раскалывающийся от боли затылок. — Скорее всего, это именно та женщина, которую он теперь символически убивает. Но, если это была его мать или сестра, скорее всего, мы ничего не найдем в архивах. И все-таки надо проверить.
— Если над ним надругалась женщина, которая его воспитывала, он мог стать уродом с детства. А потом боек сработал, и он начал мстить.
— Считаешь, если она била его в детстве, это его извиняет? — спросила Ева.
Резкость ее голоса заставила Пибоди насторожиться.
— Нет, шеф. Я считаю, что в этом причина. В этом состоит его мотив.
— Убивать невинных людей и купаться в их крови только потому, что тебя обидели в детстве? Нет, это не причина! Кто бы, как бы и когда бы тебя ни обижал. Это отговорка для адвокатов и психоаналитиков, но это неправда. Правда в том, что надо оставаться человеком. А если не можешь, значит, ты ничем не лучше того, кто тебя избивал. Того, кто тебя сломал. Ты ничем не лучше того, кто хуже всех! Можешь сколько угодно твердить о порочном круге насилия, о том, что ты сам жертва и это вызвало у тебя травматический синдром, можешь сколько угодно нести всю эту чушь… — Ева оборвала себя на полуслове, чувствуя, как подступает к горлу горечь ее собственного гнева. Она подтянула к груди колени, прижалась к ним лбом. — К черту. Я наговорила лишнего.
— Если вы думаете, что я ему сочувствую или ищу оправдания тому, что он сделал, вы ошибаетесь.
— Я так не думаю. Этот бред, который тебе пришлось выслушать, вызван личными воспоминаниями. — Ева знала, что это тяжело, знала, что будет больно. Но она чувствовала, что время пришло. Она подняла голову. — Я хочу, чтобы ты знала. Ведь я же знаю, что ты без колебаний пройдешь вместе со мной через кровь, будешь копаться в дерьме, пожертвуешь своей безопасностью и благополучием ради работы. Знаю не только потому, что ты такая, как есть, но и потому, что, черт побери, я тебя воспитала.
Пибоди промолчала.
— Все было по-другому, когда ты была моей помощницей. Все было немного иначе. Но напарница имеет право знать все.
— Я и так многое знаю. Я знаю, что в детстве вас изнасиловали.
— С чего ты это взяла? — холодно спросила Ева.
— Это вывод, основанный на наблюдениях, ассоциациях, логических заключениях. Вряд ли я ошибаюсь, но вы не обязаны об этом рассказывать.-
— Ты не ошибаешься. Только это… не то чтобы однажды произошло. Я даже не знаю, когда это началось. Я не все могу вспомнить.
— Вы систематически подвергались жестокому обращению?
— «Жестокое обращение» — это термин, Пибоди. Чисто научный термин. Люди — и ты в том числе — охотно им пользуются. Он может означать все, что угодно. Мой отец избивал меня. Кулаками и всем, что попадалось под руку. Он насиловал меня бессчетное множество раз. Одного раза более чем достаточно, так зачем их считать?
— А ваша мать?
— Шлюха и наркоманка. К тому времени ее уже не было. Я ее почти совсем не помню, а то, что вспоминается… Она была ничем не лучше его.
— Я хочу… Мне хотелось бы сказать, что мне жаль. Но этими словами люди тоже охотно пользуются, и они могут означать что угодно. Даллас, я не знаю, что сказать.
— Я не ищу твоего сочувствия.
— Знаю. Это не в вашем духе.
— Однажды вечером… Мне было восемь лет. Мне потом сказали, что мне было восемь лет. Я сидела взаперти в комнате мотеля, куда он меня привез. Жуткая дыра. Какое-то время я была одна и пыталась найти что-нибудь поесть. Я нашла кусочек заплесневелого сыра. Я умирала с голоду. Мне было страшно холодно, страшно голодно, и я решила, что мне сойдет с рук, если я успею поесть, пока он не вернулся. Но он вернулся, и он был не слишком сильно пьян. Иногда он бывал так пьян, что оставлял меня в покое. Но в тот раз он не был сильно пьян и не оставил меня в покое. — Еве пришлось прерваться, чтобы собраться с силами. — Он ударил меня, сбил с ног. Мне оставалось лишь молиться, что он этим ограничится. Одним только избиением. Но я уже видела, что этим не кончится… Не плачь! Я этого не вынесу, если ты будешь плакать!
— А я не могу слушать без слез, — пробормотала Пибоди, но послушно вытерла слезы одной из шершавых салфеток, прилагавшихся к хот-догам.
— Он навалился на меня. Хотел преподать мне урок. Мне было больно. После каждого раза забываешь, насколько это больно. Пока это не случится снова. Ты и вообразить не можешь. Это невозможно выдержать… Я пыталась его остановить. От этого становилось только хуже, но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла это терпеть и поэтому сопротивлялась. Он сломал мне руку.
— О боже… О боже! — Теперь уже Пибоди прижалась лицом к коленям. Она безудержно рыдала, но изо всех сил старалась делать это беззвучно.
— Щелк! — Ева устремила взгляд на озеро, на спокойную воду, по которой скользили хорошенькие лодочки. — Тонкая молодая косточка издает щелкающий звук. Я обезумела от боли. В моей руке каким-то образом очутился нож. Тот самый ножик, которым я соскребала плесень с сыра. Он упал на пол, и мои пальцы нащупали его.
Очень медленно Пибоди подняла зареванное лицо.
— Вы пустили его в ход? — Она вытерла лицо тыльной стороной ладоней. — От души надеюсь, что вы настрогали из этого гада ремешков!
— Да, примерно так я и сделала. — Ева заметила, что на спокойной глади озера появилась легкая рябь. Словно круги расходились. Расходились… — Я просто колола и колола, пока… ну, словом, я оказалась в луже крови. — Она судорожно вздохнула. — Всего этого я большую часть жизни не помнила. Вспомнила только перед самой свадьбой с Рорком.
— А полиция?..
Ева покачала головой.
— Он пугал меня полицией, социальными работниками — всеми, кто мог вмешаться. Я бросила его там, в этой комнате. Смыла с себя кровь и ушла. Я все шла и шла, я прошла много миль, пока не потеряла сознание в каком-то переулке. Там меня подобрали. Очнулась я в больнице. Доктора и копы задавали мне вопросы. Я ничего не помнила, а если и помнила, мне было слишком страшно об этом рассказать. Я была запугана. Оказалось, что у меня нет даже свидетельства о рождении, — никаких записей обо мне они не обнаружили. Официально я не существовала, пока они не нашли меня в том переулке. В Далласе. Поэтому мне дали такое имя.
— Вы сами сделали себе имя.
— Как только увидишь, что это влияет на работу, скажи мне.
— Это уже повлияло на работу. Это сделало вас хорошим копом. Во всяком случае, мне так кажется. Это помогло вам, и теперь вы готовы взглянуть в глаза чему угодно. Вот возьмите этого парня, за которым мы охотимся. Что бы ни случилось с ним в детстве, это было не хуже того, что пережили вы. Ну, хорошо, допустим, что хуже. Но он использовал это как предлог, чтобы убивать, разрушать, причинять боль. А вы использовали то, что случилось с вами, чтобы добиться справедливости для людей, ставших жертвами преступлений.
— Делать свою работу — это не героизм, Пибоди. Это просто работа.
— Вы всегда так говорите. Я рада, что вы мне рассказали. Это значит, что вы мне доверяете как напарнице и как своему другу. Вы можете мне доверять.
— Я знаю, что могу. А теперь давай забудем об этом и вернемся к работе.
Ева встала и протянула руку. Пибоди схватила ее руку, крепко сжала, и Ева рывком подняла ее на ноги.
Ева решила еще раз заехать в морг. Ей хотелось расспросить Морса и еще раз взглянуть на Аннализу Саммерс.
Она застала его в прожекторской за извлечением мозгов из трупа мужчины. «Зря я ела соевый хот-дог, — подумала Ева. — Надо было ехать прямо сюда». Но Морс радостно помахал, приглашая ее войти.
— Смерть без свидетелей. Как вы думаете, лейтенант, насильственная или ненасильственная?
Морс обожал загадывать загадки, и Ева поняла, что ей не отвертеться. Обреченно вздохнув, она подошла и пригляделась к телу поближе. Оно уже начало разлагаться, поэтому она предположила, что смерть наступила за двадцать четыре или даже за тридцать шесть часов до доставки тела в морг и заморозки. В результате покойник выглядел не слишком аппетитно. По оценке Евы, ему было где-то под семьдесят. Мог бы еще пожить.
На левой скуле виднелся синяк, глаза покраснели от полопавшихся кровеносных сосудов. Теперь Ева искренне заинтересовалась и обошла вокруг стола в поисках улик.
— Во что он был одет?
— Пижамные штаны и один шлепанец.
— А где был верх от пижамы?
Морс усмехнулся:
— На кровати.
— А где был он сам?
— На полу возле кровати.
— Беспорядок в доме, следы взлома?
— Никаких.
— Жил один?
— Один.
— Похоже, его хватил удар. Мощное кровоизлияние в мозг. Ну-ка открой ему рот, — попросила она Морса, облаченного в защитную робу. — Оттяни губы.
Морс выполнил просьбу и отодвинулся в сторону, чтобы ей было лучше видно.
— Я бы поговорила с домашней прислугой. Спросила бы, не она ли дала ему на сон грядущий отравленный коктейль, вызвавший кровоизлияние в мозг. Красноватые пятна на деснах и на внутренней стороне губ указывают на то, что он проглотил смертельную дозу какого-то сильного возбуждающего средства. Конечно, подтвердить это сможет только токсикологический анализ. Но если бы он по какой-то причине собирался покончить с собой, он надел бы пижаму и устроился бы в постели поудобнее. Значит, это была насильственная смерть. Где Саммерс?
— Не знаю, зачем они мне все еще зарплату платят! — Морс лукаво улыбнулся. — Молодец, Даллас, кое-чему ты у меня научилась. А Саммерс в холодильнике, работу с ней я закончил. Сегодня утром приходили ее родные и жених. Мне удалось не подпустить их к телу, хотя это было нелегко. Пришлось сказать, что это официально запрещено.
— Информация о глазах держится в секрете, и я хочу, чтобы так оно и было впредь. Даже родственники не должны знать. Они тоже могут проболтаться прессе. Так что никакого доступа никому, кроме участников следствия!
— Но ты сама хочешь снова ее увидеть?
— Да.
— Дай мне минутку, я хочу умыться. Наш друг, — Морс кивнул на стол, — может подождать. — Он прошел к раковине и смыл с рук кровь вместе с изолирующим составом. — Между прочим, ее тело пострадало больше, чем предыдущие.
— Да, он становится все более жестоким раз от разу.
— И убивает все чаще. — Морс обсушил руки, а затем снял одноразовую защитную робу и бросил ее в корзину. Под робой на нем был немыслимо франтоватый костюм с бледно-голубой рубашкой и красным галстуком.
— Мы сжимаем круг. С каждой минутой мы все ближе.
— В этом я не сомневаюсь. — Он подошел к ней и галантно предложил свою руку. — Приступим?
Ева рассмеялась. Никто, кроме Морса, не мог ее рассмешить в этом царстве мертвых.
— Ну ты и тип, Морс! От тебя обалдеть можно.
— Это точно.
Он провел ее в хранилище, проверил записи и открыл один из ящиков в стене. Из ящика вырвалось облачко белого ледяного пара, когда он вытянул поднос с телом.
— На этот раз основные побои пришлись на лицо, — заметила Ева. — Лицо и верхняя часть тела пострадали больше всего. Похоже, он ее оседлал… Оседлал и продолжал избивать.
— Челюсть у нее не сломана, как у Напье, но сломан нос и выбито несколько зубов. Удар по затылку не был смертельным. Неизвестно, очнулась ли она после этого. Надеюсь, что нет. И слава богу.
— Изнасилование, на этот раз еще более жестокое, — пробормотала Ева.
— Если изнасилование можно измерить по степени жестокости, тогда, пожалуй, да. Больше повреждений, травм. Влагалище у нее было меньше, чем у первых двух. А наш убийца щеголяет просто колоссальным предметом.
— Глаза… Надрезы более уверенные, чем в первый раз, но не такие чистые, как во второй.
— Ты действительно здорово навострилась в нашем деле. Когда-нибудь ты точно выживешь меня отсюда. Да. Во всех трех случаях видна довольно опытная рука, но этот расположен где-то посредине между первыми двумя.
— Хорошо. — Ева отступила, чтобы он мог задвинуть ящик и опечатать дверцу.
— Насколько ты близка, Даллас? Все эти хорошенькие женщины нагоняют на меня тоску. Мне не хочется принимать их в этом доме.
— Насколько я близка? Об этом можно будет судить, только когда он окажется за решеткой, — отрезала Ева.
17
Дики Беренски, он же Дикхед, сидел за длинным белым столом в лаборатории, с головой погруженный в изучение каких-то данных на экране компьютера. Подойдя ближе, Ева увидела, что эти данные представляют собой ролевую игру с участием целого легиона пышнотелых полуодетых красавиц, сражающихся друг с другом на мечах.
— Весь в работе, как я погляжу!
Вместо ответа он набрал на клавиатуре какую-то команду. Красавицы сложили оружие, присели в глубоком реверансе, продемонстрировав щедрое декольте, и хором продекламировали:
— К вашим услугам, милорд!
— Ты что, Беренски, впал в детство?
— Откуда ты знаешь, может, эта программа — вещественное доказательство с места преступления!
— Ну да, с того места, где несколько подростков мастурбацией довели себя до смерти. Ты, кажется, забыл, что мы оба на службе.
— Десятиминутный перерыв на восстановление нервной системы. Я же добыл тебе башмак, не забыла?
«Он действительно установил происхождение ботинка», — напомнила себе Ева. Это помогло ей удержаться от искушения расколоть его яйцеобразный череп.
— Меня интересует Аннализа Саммерс. Точнее, анализ волос.
— Работа, работа, работа! — Дикхед повернулся на вращающемся кресле. — Я передал их Харво, это мой лучший специалист по волосам. Она настоящий гений, хотя по виду и не скажешь.
— Эта Харво мне уже нравится. Где она?
Дикхед ткнул длинным тощим пальцем куда-то вправо.
— Вон туда, потом налево. Рыжая. Она еще не подала мне отчет, значит, не закончила.
— Я проверю.
Пибоди выждала, пока Ева не отойдет на несколько шагов, и наклонилась к нему, на всякий случай понизив голос:
— У этой программы есть вариант с мужскими персонажами?
— А то! — усмехнулся Дикхед.
Ева прошла в один из изолированных стеклянными стенами отсеков лаборатории, где работала женщина с рыжими волосами.
— Вы — Харво?
— Да вроде бы.
Она оторвалась от работы и смерила Еву взглядом зеленых, как молодая трава, глаз. Ева решила, что перед ней самая белая из всех белых женщин, каких ей когда-либо приходилось видеть. В сравнении с ярко-зелеными глазами и тонкими губами, накрашенными морковной помадой под цвет волос, ее кожа казалась молочно-белой. Волосы стояли на голове копной в три дюйма высотой. На ней был черный рабочий халат.
— Даллас, верно?
— Да вроде бы. А это детектив Пибоди.
Харво кивнула и сделала им знак заходить. Коротко остриженные ногти у нее на руках были выкрашены по диагонали в красную и черную полоску.
— Урса Харво, Королева Волос, — к вашим услугам.
— У вас есть что-нибудь для меня, ваше величество?
Харво усмехнулась и вывела изображение на монитор.
— Волосообразные волокна, найденные на теле жертвы и на месте преступления… — начала она.
— Волосообразные?
— Да. Видите, это не человеческие волосы и не шерсть животного. Дикхед передал их мне, когда установил, что это искусственные волокна. Он гений. Жаль, что при этом он такая задница.
— Обратите внимание, сколь горячо я не опровергаю ваши слова!
Харво снова усмехнулась.
— Меня также называют Принцессой Волокон. Так, что тут у нас? — Она повернула изображение, увеличила масштаб. — Ну да, искусственные волокна. То есть выработанные руками человека.
— Как в ковре? — спросила Ева, машинально ощупав свои собственные волосы.
— Не совсем. И вряд ли это парик или накладка. Скорее имитация меха животного. Подобные материалы используют для изготовления игрушек — мягких или заводных. Волокна обработаны огнеупорным составом в соответствии с государственным стандартом и безопасны для детей.
— Так значит, игрушка?
— Думаю, да. После того, как мы проанализировали выработку, окраску и… — Харво оторвалась от экрана, по которому теперь бежали цифры и символы, и бросила взгляд на Еву. — Хотите весь процесс в деталях?
— Нет, хотя я не сомневаюсь, что они захватывающе интересны. Результат, пожалуйста.
— Ясно. Призвав себе на помощь силы черной, белой и серой магии, я определила производителя волокон и широкое поле их применения при данной окраске в неповторимый серый цвет. Заводная игрушка кошачьей породы. Обычная полосатая киска. Они производят котят, молодых кошек, взрослых кошек и даже пожилых семейных любимиц. Производитель — фирма «Петко». Могу добыть список точек сбыта, если хотите.
— Спасибо, отсюда мы будем действовать сами. Отличная работа, Харво.
— Я также Богиня Скорости и Производительности. Кстати, Даллас, волокна были чистыми. Никаких следов подкожного сала, моющих средств, почвы. Я бы сказала, этот котеночек был новехонький.
— Соображения, детектив?
— Как, по-вашему, эта Харво добилась, что у нее волосы стоят дыбом? Выглядит потрясающе. Но вы, очевидно, не это имели в виду.
— Ни в малейшей степени.
— Кто-то мог подарить Саммерс котенка. Надо будет опросить подруг, с которыми она ужинала после спектакля. Но не исключено, что кто-то потерял игрушку в парке задолго до появления Саммерс, а она ее заметила и взяла в руки. Это не так-то просто будет проверить. Если с подругами ничего не выйдет, придется обойти торговые точки, а потом отдать список покупателей на проверку в ОЭС: вдруг это он купил котенка?
— Дельное предложение. Вот ты им и займись, — сказала Ева по дороге в управление. — Мне надо справиться у Фини, как у них идут дела, а потом успеть к Мире на сеанс гипноза. «Ваши веки становятся все тяжелее… — продекламировала она. — Вам хочется спать… Вы засыпаете…»
— Думаете, он снова убьет сегодня ночью? Ева нахмурилась.
— Я думаю, что, если мы не получим имена, если у Селины не будет прорыва, а женщины не будут держаться подальше от парков среди ночи, у Морса вскоре появится новая гостья.
По пути к кабинету Фини Ева остановила знакомого сотрудника из отдела наркотиков и попросила его купить для нее банку пепси из автомата. Новый метод отлично работает, решила она. Автоматы не заедало, и у нее не возникало искушения расколотить их вдребезги.
Сделка, устраивающая всех!
Войдя в отдел электронного сыска, Ева заметила Макнаба. Он работал в своем обычном режиме: расхаживал взад-вперед, что-то бормотал, напевал, пританцовывал. Увидев ее, он сдвинул наушники на затылок и направился к ней танцующим шагом.
— Привет, лейтенант! А где ваша аппетитная напарница?
— Если ты имеешь в виду детектива Пибоди, она работает. Как и большинство из нас.
— Просто хотел поинтересоваться, не отпустите ли вы ее сегодня пораньше. Мы хотели вечером покончить с упаковкой и с завтрашнего дня начать перетаскивать вещи.
Вид у него был до того счастливый, что Ева не сумела выжать из себя ни капли сарказма. Он был похож на влюбленного персонажа комиксов. Казалось, вот-вот из его рта вместо слов вырвется облачко, полное красных сердечек.
Может, это какая-то воздушно-капельная инфекция? Пибоди и Макнаб, Чарльз и Луиза, Мэвис и Леонардо… Настоящая эпидемия! Если хорошенько подумать, то ведь и у нее с Рорком не было ни единой размолвки, стычки или хотя бы крупного разговора за последние… бог знает сколько дней.
— Не знаю, когда мы сумеем закруглиться. Как раз сейчас она прорабатывает пару новых версий, а когда я поговорю с Фини, их станет еще больше. Как видишь… В чем дело?
Макнаб пожал плечами, снова нацепил наушники и умчался той же танцующей походкой, только вдвое быстрее.
— Дерьмо, — сквозь зубы выругалась Ева и направилась прямиком в кабинет Фини.
Фини тоже был в наушниках и работал на двух компьютерах одновременно: отдавал голосовые команды, щелкал мышью, выбивал дробь на клавиатуре. Настоящий человек-оркестр. Вид у него был слегка безумный. Сегодняшняя рубашка была цвета яичного желтка, но Ева с облегчением заметила, что на ней есть морщинки, а между третьей и четвертой пуговицей виднеется пятнышко от кофе.
Как только он ее заметил, на его лице промелькнуло то же выражение, что и у Макнаба: он поморщился.
— Черт бы вас всех побрал! — в сердцах выругалась Ева.
Фини остановил все программы и стянул с головы наушники.
— Я тут еще раз прогоняю все данные, но то, что я хочу сказать, тебя не обрадует.
— Неужели нет ни одного совпадения? Этого просто не может быть! — Ева ожесточенно сорвала крышку с банки пепси.
— У нас есть кое-какие совпадения. Среди обитателей района есть клиенты ремесленных магазинов и спортзалов. Но мы ничего не нашли по ботинку. Ни один из покупателей ботинок не всплывает в других списках.
Ева опустилась в кресло, побарабанила пальцами по подлокотникам.
— А как насчет других совпадений?
— Вот несколько жителей — мужчины соответствующего возраста, делавшие покупки в одном из магазинов за последние двенадцать месяцев. Неизвестно, покупали ли они красную ленту, но магазины посещали. Вот еще несколько — это члены спортклубов. На этом совпадения кончаются: ни одно из имен не всплывает в обоих местах, и нет никаких данных о покупке ботинок.
— Весь в работе, как я погляжу!
Вместо ответа он набрал на клавиатуре какую-то команду. Красавицы сложили оружие, присели в глубоком реверансе, продемонстрировав щедрое декольте, и хором продекламировали:
— К вашим услугам, милорд!
— Ты что, Беренски, впал в детство?
— Откуда ты знаешь, может, эта программа — вещественное доказательство с места преступления!
— Ну да, с того места, где несколько подростков мастурбацией довели себя до смерти. Ты, кажется, забыл, что мы оба на службе.
— Десятиминутный перерыв на восстановление нервной системы. Я же добыл тебе башмак, не забыла?
«Он действительно установил происхождение ботинка», — напомнила себе Ева. Это помогло ей удержаться от искушения расколоть его яйцеобразный череп.
— Меня интересует Аннализа Саммерс. Точнее, анализ волос.
— Работа, работа, работа! — Дикхед повернулся на вращающемся кресле. — Я передал их Харво, это мой лучший специалист по волосам. Она настоящий гений, хотя по виду и не скажешь.
— Эта Харво мне уже нравится. Где она?
Дикхед ткнул длинным тощим пальцем куда-то вправо.
— Вон туда, потом налево. Рыжая. Она еще не подала мне отчет, значит, не закончила.
— Я проверю.
Пибоди выждала, пока Ева не отойдет на несколько шагов, и наклонилась к нему, на всякий случай понизив голос:
— У этой программы есть вариант с мужскими персонажами?
— А то! — усмехнулся Дикхед.
Ева прошла в один из изолированных стеклянными стенами отсеков лаборатории, где работала женщина с рыжими волосами.
— Вы — Харво?
— Да вроде бы.
Она оторвалась от работы и смерила Еву взглядом зеленых, как молодая трава, глаз. Ева решила, что перед ней самая белая из всех белых женщин, каких ей когда-либо приходилось видеть. В сравнении с ярко-зелеными глазами и тонкими губами, накрашенными морковной помадой под цвет волос, ее кожа казалась молочно-белой. Волосы стояли на голове копной в три дюйма высотой. На ней был черный рабочий халат.
— Даллас, верно?
— Да вроде бы. А это детектив Пибоди.
Харво кивнула и сделала им знак заходить. Коротко остриженные ногти у нее на руках были выкрашены по диагонали в красную и черную полоску.
— Урса Харво, Королева Волос, — к вашим услугам.
— У вас есть что-нибудь для меня, ваше величество?
Харво усмехнулась и вывела изображение на монитор.
— Волосообразные волокна, найденные на теле жертвы и на месте преступления… — начала она.
— Волосообразные?
— Да. Видите, это не человеческие волосы и не шерсть животного. Дикхед передал их мне, когда установил, что это искусственные волокна. Он гений. Жаль, что при этом он такая задница.
— Обратите внимание, сколь горячо я не опровергаю ваши слова!
Харво снова усмехнулась.
— Меня также называют Принцессой Волокон. Так, что тут у нас? — Она повернула изображение, увеличила масштаб. — Ну да, искусственные волокна. То есть выработанные руками человека.
— Как в ковре? — спросила Ева, машинально ощупав свои собственные волосы.
— Не совсем. И вряд ли это парик или накладка. Скорее имитация меха животного. Подобные материалы используют для изготовления игрушек — мягких или заводных. Волокна обработаны огнеупорным составом в соответствии с государственным стандартом и безопасны для детей.
— Так значит, игрушка?
— Думаю, да. После того, как мы проанализировали выработку, окраску и… — Харво оторвалась от экрана, по которому теперь бежали цифры и символы, и бросила взгляд на Еву. — Хотите весь процесс в деталях?
— Нет, хотя я не сомневаюсь, что они захватывающе интересны. Результат, пожалуйста.
— Ясно. Призвав себе на помощь силы черной, белой и серой магии, я определила производителя волокон и широкое поле их применения при данной окраске в неповторимый серый цвет. Заводная игрушка кошачьей породы. Обычная полосатая киска. Они производят котят, молодых кошек, взрослых кошек и даже пожилых семейных любимиц. Производитель — фирма «Петко». Могу добыть список точек сбыта, если хотите.
— Спасибо, отсюда мы будем действовать сами. Отличная работа, Харво.
— Я также Богиня Скорости и Производительности. Кстати, Даллас, волокна были чистыми. Никаких следов подкожного сала, моющих средств, почвы. Я бы сказала, этот котеночек был новехонький.
— Соображения, детектив?
— Как, по-вашему, эта Харво добилась, что у нее волосы стоят дыбом? Выглядит потрясающе. Но вы, очевидно, не это имели в виду.
— Ни в малейшей степени.
— Кто-то мог подарить Саммерс котенка. Надо будет опросить подруг, с которыми она ужинала после спектакля. Но не исключено, что кто-то потерял игрушку в парке задолго до появления Саммерс, а она ее заметила и взяла в руки. Это не так-то просто будет проверить. Если с подругами ничего не выйдет, придется обойти торговые точки, а потом отдать список покупателей на проверку в ОЭС: вдруг это он купил котенка?
— Дельное предложение. Вот ты им и займись, — сказала Ева по дороге в управление. — Мне надо справиться у Фини, как у них идут дела, а потом успеть к Мире на сеанс гипноза. «Ваши веки становятся все тяжелее… — продекламировала она. — Вам хочется спать… Вы засыпаете…»
— Думаете, он снова убьет сегодня ночью? Ева нахмурилась.
— Я думаю, что, если мы не получим имена, если у Селины не будет прорыва, а женщины не будут держаться подальше от парков среди ночи, у Морса вскоре появится новая гостья.
По пути к кабинету Фини Ева остановила знакомого сотрудника из отдела наркотиков и попросила его купить для нее банку пепси из автомата. Новый метод отлично работает, решила она. Автоматы не заедало, и у нее не возникало искушения расколотить их вдребезги.
Сделка, устраивающая всех!
Войдя в отдел электронного сыска, Ева заметила Макнаба. Он работал в своем обычном режиме: расхаживал взад-вперед, что-то бормотал, напевал, пританцовывал. Увидев ее, он сдвинул наушники на затылок и направился к ней танцующим шагом.
— Привет, лейтенант! А где ваша аппетитная напарница?
— Если ты имеешь в виду детектива Пибоди, она работает. Как и большинство из нас.
— Просто хотел поинтересоваться, не отпустите ли вы ее сегодня пораньше. Мы хотели вечером покончить с упаковкой и с завтрашнего дня начать перетаскивать вещи.
Вид у него был до того счастливый, что Ева не сумела выжать из себя ни капли сарказма. Он был похож на влюбленного персонажа комиксов. Казалось, вот-вот из его рта вместо слов вырвется облачко, полное красных сердечек.
Может, это какая-то воздушно-капельная инфекция? Пибоди и Макнаб, Чарльз и Луиза, Мэвис и Леонардо… Настоящая эпидемия! Если хорошенько подумать, то ведь и у нее с Рорком не было ни единой размолвки, стычки или хотя бы крупного разговора за последние… бог знает сколько дней.
— Не знаю, когда мы сумеем закруглиться. Как раз сейчас она прорабатывает пару новых версий, а когда я поговорю с Фини, их станет еще больше. Как видишь… В чем дело?
Макнаб пожал плечами, снова нацепил наушники и умчался той же танцующей походкой, только вдвое быстрее.
— Дерьмо, — сквозь зубы выругалась Ева и направилась прямиком в кабинет Фини.
Фини тоже был в наушниках и работал на двух компьютерах одновременно: отдавал голосовые команды, щелкал мышью, выбивал дробь на клавиатуре. Настоящий человек-оркестр. Вид у него был слегка безумный. Сегодняшняя рубашка была цвета яичного желтка, но Ева с облегчением заметила, что на ней есть морщинки, а между третьей и четвертой пуговицей виднеется пятнышко от кофе.
Как только он ее заметил, на его лице промелькнуло то же выражение, что и у Макнаба: он поморщился.
— Черт бы вас всех побрал! — в сердцах выругалась Ева.
Фини остановил все программы и стянул с головы наушники.
— Я тут еще раз прогоняю все данные, но то, что я хочу сказать, тебя не обрадует.
— Неужели нет ни одного совпадения? Этого просто не может быть! — Ева ожесточенно сорвала крышку с банки пепси.
— У нас есть кое-какие совпадения. Среди обитателей района есть клиенты ремесленных магазинов и спортзалов. Но мы ничего не нашли по ботинку. Ни один из покупателей ботинок не всплывает в других списках.
Ева опустилась в кресло, побарабанила пальцами по подлокотникам.
— А как насчет других совпадений?
— Вот несколько жителей — мужчины соответствующего возраста, делавшие покупки в одном из магазинов за последние двенадцать месяцев. Неизвестно, покупали ли они красную ленту, но магазины посещали. Вот еще несколько — это члены спортклубов. На этом совпадения кончаются: ни одно из имен не всплывает в обоих местах, и нет никаких данных о покупке ботинок.