Страница:
Луиза, хорошенькая, как картинка, и явно счастливая, примостилась на подлокотнике кресла Чарльза. Она была одета подчеркнуто по-домашнему: темно-розовый свитер, черные брючки, босые ноги с розовыми ноготками и — к вящему изумлению Евы — золотым колечком на одном из пальцев. Чарльз поминутно прикасался к ней — рассеянно, сам того не замечая, как мужчина прикасается к женщине, на которой сосредоточены все его мысли.
«Неужели ей в голову не приходит поинтересоваться всеми теми женщинами, которые ему платят, чтобы он к ним прикасался и делал многое другое?» — недоумевала Ева. Но, судя по долгим взглядам, которыми они обменивались поминутно, Луизу это нисколько не волновало. А тут еще Пибоди и Макнаб сидят рядышком на мягкой кожаной кушетке, тесно прижавшись друг к другу, разговаривают и смеются без малейших признаков смущения. Прямо-таки одна большая дружная семья!
Как опытный наблюдатель Ева могла с уверенностью сказать, что если кто и испытывает неловкость, так только она одна. Стоило ей об этом подумать, как Рорк наклонился к ней и прошептал, едва не касаясь губами ее уха:
— Расслабься.
— Я над этим работаю, — прошептала в ответ Ева.
— Луиза полдня хлопотала, — с улыбкой заметил Чарльз.
— Это правда. — Луиза тряхнула головой, откидывая назад облачко легких, уложенных в свободную прическу волос. — Мы впервые вместе принимаем друзей. И вообще мне нравится хлопотать.
«Хлопоты, — решила Ева, — очевидно, включили в себя расстановку цветочных композиций в стеклянных вазочках по всей квартире». Эти небольшие, но эффектные композиции прекрасно сочетались с белыми свечками самых разнообразных размеров и форм, льющими теплый золотистый свет.
Наверное, Луиза выбрала и музыку, звучавшую тихим фоном: нечто мелодичное, в стиле блюз, гармонирующее с освещением. И искрящийся хрусталь бокалов. И вино, и легкие закуски. Все это вместе взятое создавало уютную, расслабляющую атмосферу для встречи близких друзей.
«Откуда люди знают, что к чему подходит, как собрать все это вместе? — с тоской подумала Ева. — Может, они уроки берут? Покупают учебные диски с инструкциями? Или полагаются на случай и надеются, что и так сойдет?»
— У вас удачно получилось, — сказала Пибоди. — Все выглядит просто потрясающе.
— Я просто радуюсь, что мы собрались все вместе, — Луиза с улыбкой обвела взглядом комнату. — Я не была уверена, что вам удастся прийти. Особенно это касается тебя, Даллас. Я следила за делом по теленовостям.
— Мне все кругом твердят, что у меня должна быть какая-то жизнь помимо работы. — Ева пожала плечами. — Говорят, если время от времени отвлекаться от работы, возвращаешься освеженной.
— Здравая мысль, — одобрительно заметила Луиза.
— Да, это как раз про меня. — Ева наклонилась и взяла с блюда один из красочных бутербродов. — Меня то и дело посещают здравые мысли.
— Особенно когда вам хочется лягнуть кого-то в зад, — засмеялся Макнаб и проглотил креветку.
— Ну чтобы лягнуть твой тощий зад, никаких особых мыслей не требуется.
— Вы когда-нибудь переносили свой тощий зад в Шотландию, Йен? — спросила Луиза.
— Честно говоря, нет. Я родился здесь, хотя в детстве много ездил. А вот мои родители пять лет назад решили обосноваться под Эдинбургом. Я подумал: может, в следующий раз, когда у нас с Пибоди будет настоящий отпуск, съездим туда, посмотрим, как там и что.
— В Шотландию?! — восторженно взвизгнула Пибоди. — Ты серьезно?
— Должны же предки познакомиться с моей девушкой!
У нее порозовели щеки.
— Мне всегда хотелось съездить посмотреть Европу. Побродить по старинным городам, полюбоваться природой, руинами…
Разговор переключился на путешествия.
— Даллас, — сказала Луиза, — ты не поможешь мне на кухне?
— На кухне? Я?
— На минутку.
— Ну, ладно.
Ева последовала за Луизой в кухню и тревожно огляделась по сторонам.
— Мы же, надеюсь, не должны что-то готовить?
— Я что, похожа на дурочку? Все заказано в очень приличном ресторанчике за углом. Остается только выложить все на стол, что я и сделаю через минуту. — Луиза глотнула вина, глядя на Еву поверх ободка бокала. — У тебя усталый вид.
— Черт! Я целых пять минут потратила, размазывая по физиономии тональный крем. На что он тогда годен?
— У тебя глаза усталые. Я же врач, я такие вещи понимаю. Я бы не обиделась, если бы тебе пришлось отменить нашу сегодняшнюю встречу.
— Признаться, я об этом подумывала, но дело в том, что я просто больше не могла работать. Пожалуй, мне действительно надо научиться расслабляться.
— Ну, разумеется! Ведь вовсе не обязательно засиживаться допоздна.
— Посмотрим, как пойдут дела. А у тебя с Чарльзом… у вас все гладко?
— У нас все бесподобно! Он делает меня счастливой. Мне ни с кем не было так хорошо… уже очень давно.
— У тебя и в самом деле счастливый вид. У вас обоих.
— Странно, не правда ли, найти кого-то, когда уже перестаешь искать?
— Не знаю. Я никогда не искала.
— А вот это звучит прямо-таки даже обидно. — Луиза засмеялась и прислонилась к кухонному серванту. — Ты даже поискать не удосужилась, но заполучила аж самого Рорка!
— Он просто попался мне по дороге. Его никак нельзя было обойти, и я решила прихватить его с собой.
«Удивительное дело, — подумала Ева. — Когда говоришь с друзьями, это даже не кажется болтовней. Это просто… разговор».
— Мы подумываем о том, чтобы взять в следующем месяце небольшой отпуск. Съездим в Мэн или в Вермонт полюбоваться осенней листвой, остановимся в каком-нибудь симпатичном старинном трактире…
— Ты собираешься куда-то ехать, чтобы полюбоваться деревьями?!
Луиза со смехом принялась выкладывать из холодильника салаты.
— Многие люди любуются деревьями, Даллас.
— Да. — Ева допила свой бокал. — Люди бывают разные.
Суки! Шлюхи!
Пожираемый яростью, он метался по квартире. Видеомагнитофон работал в режиме повтора, бесконечно прокручивая на экране интервью «Каналу 75» и пресс-конференцию на парадных ступенях Центрального управления полиции.
Черт возьми, они натравили на него женщин! Женщины говорят о нем, они его осуждают! Может, они думают, он собирается это терпеть!
Нет, вы только посмотрите на них! Делают вид, что они такие хорошие, такие чистые, такие праведные. Но он-то знает! Уж кому знать, как не ему! На поверку все они одинаковые: продажные и порочные. Трусливые и грязные.
Он сильнее их. Вот, взгляните на него. Нет, вы только поглядите!
Он сам поглядел, повернувшись к одной из облицованных зеркалами стен, чтобы полюбоваться своим телом. Какая фигура! Какая сила! Идеал, которого он так долго добивался. Он был мужчиной!
— Видишь? Видишь, каким я стал?
Он повернулся, раскинув руки, и пятнадцать пар глаз, плавающих в стеклянных банках, уставились на него.
Да, теперь они его видят. Она его видит. Теперь ей приходится смотреть на него. Всегда.
— Что ты теперь думаешь, мама? Кто теперь главный?
Все они принадлежали ей — все эти уставившиеся на него глаза. Но она все равно существовала где-то там, вечно недовольная, готовая наказать его, ударить, хлестнуть ремнем. Запереть в темноте, чтобы он не мог видеть…
Но ничего, он ей покажет, кто тут главный! Он им всем покажет!
Они заплатят. Он сын своей матери, и он заставит их заплатить. Он им покажет, на что он способен, — особенно этим трем.
Он подошел поближе к экрану и, скрипя зубами, уставился на Еву, на Пибоди, на Надин. Придется их наказать. Иногда приходится отклоняться от плана, вот и все. Да, они будут наказаны. Когда ведешь себя плохо, тебя наказывают. Когда ведешь себя хорошо, тебя все равно наказывают.
Главную суку он прибережет на сладкое, вот что он сделает! Он злорадно улыбнулся Еве.
Это правильно — все самое лучшее оставлять на сладкое.
Прекрасный ужин в хорошей компании помог Еве на два часа забыть об убийстве. Особенно ей нравилось наблюдать, как ведет беседу Рорк. Как ловко и непринужденно он лавирует между светской изысканностью Чарльза и грубоватыми шуточками умудренного жизнью Макнаба. Как он общается с женщинами, как умеет говорить комплименты без пошлости и ненавязчиво флиртовать. И главное — без всякого усилия! Во всяком случае, со стороны казалось, что все это ему дается очень легко. А ведь у него наверняка куча забот на уме. Большие люди, сложные проблемы, составлявшие суть его работы. Он провел день, покупая и продавая бог знает что, координируя и контролируя проекты, о которых она представления не имела и даже вообразить не могла. Он проводил деловые встречи, обдумывал и принимал решения, созерцая гигантскую шахматную доску своей империи. И вот теперь он сидит за кофе с десертом и рассказывает историю о какой-то драке в баре в годы своей юности, заставляя Макнаба сгибаться в три погибели от смеха. А уже через минуту обменивается с Чарльзом впечатлениями о великом искусстве старых мастеров.
По дороге домой Рорк накрыл ее руку ладонью.
— По-моему, это был чудесный вечер.
— Ну, в общем, можно было выдержать без особого напряга.
— Какая высокая похвала!
Ева засмеялась и вытянула ноги. Где-то по ходу вечера она вняла его совету. Она расслабилась. А расслабившись, начала получать истинное удовольствие от всего происходящего.
— Я не шучу.
— Дорогая Ева, я прекрасно знаю, что ты не шутишь.
— Скользкий ты тип, Рорк. Наглый и самоуверенный.
— Иначе я был бы не я.
— Господи, и почему меня окружают одни нахалы?
— Родственные души.
— Ну, как бы то ни было, — сказала она, немного помолчав, — любопытно было понаблюдать, как ты вешаешь им лапшу на уши.
— Я никому не вешал лапшу на уши. Лапшу на уши вешают, когда речь идет о бизнесе. А тут был задушевный и дружеский разговор.
— Как поучительно! — Ева откинулась головой на спинку сиденья. Она устала, но с удивлением поняла, что не чувствует себя измученной. — Разговора было очень много. Самое странное, что он даже не был скучным и не раздражал.
— Господи! — Рорк взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, проезжая в ворота дома. — Я тебя обожаю.
— Этого сегодня тоже было много. Все друг друга обожали.
— Очень приятно было провести время с двумя парами, столь явно влюбленными друг в друга.
— Даже слишком явно. Воздух так и сочился сексом. А ты никогда не задумывался, что было бы, если их поменять местами? Ты можешь себе представить Пибоди с Чарльзом, а Луизу с Макнабом? По-моему, это было бы жутким извращением.
— А ты могла бы представить Пибоди с Луизой?
— Нет, ей-богу, ты больной. Настоящий извращенец.
— Да я просто шучу.
Вестибюль они миновали благополучно: Соммерсет, судя по всему, уже досматривал второй сон. Рорк взял Еву под руку, и они поднялись по лестнице в спальню.
— А к вам, похоже, пришло второе дыхание, лейтенант.
— Скорее третье или даже четвертое. Я действительно чувствую себя неплохо. — Ева ногой захлопнула за собой дверь. — Честно говоря, я возбудилась от всей этой любовной атмосферы. Как насчет избыточного секса?
— Я уж думал, ты так и не попросишь.
Обхватив рукой его шею, Ева подпрыгнула, чтобы он мог подхватить ее на руки. И тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Она подсчитала свой и его вес и прищурилась.
— Как ты думаешь, куда бы ты мог меня отнести?
— Первое, что приходит мне в голову, это постель.
— Нет, я имею в виду, на какое расстояние? Особенно если я… — Ева расслабилась, перестала держаться и неподвижным грузом повисла у него на руках. Рорк не споткнулся, не замешкался, только перехватил ее поудобнее. — Так немного труднее, верно?
— Я все-таки смогу дотащить тебя до постели и надеюсь, там ты несколько воспрянешь.
— Ты в хорошей форме, но, держу пари, тебе пришлось бы нелегко, если бы надо было пронести меня вот так ярдов двадцать-тридцать.
— Поскольку я тебя пока еще не задушил, вряд ли мне придется это делать.
Ева опять обвила его шею руками.
— Извини. Больше никаких убийств в нашей спальне. — Она так и не разжала рук, когда он опустил ее на постель. — Потрогай меня.
Его это явно позабавило. Он укусил ее за подбородок, и длинные пряди его шелковистых волос защекотали ей щеки.
— Это, безусловно, входит в повестку дня.
— Нет. — Ева опять засмеялась, перевернулась и оседлала его. — Мне нравится, когда все происходит как бы невзначай, как будто мы вовсе об этом не думали. — Она наклонилась, провела губами по его губам, сплела пальцы с его пальцами и завела его руки за голову. — Мне очень нравится все это.
— Угощайся, — пригласил Рорк.
— Пожалуй, на этот раз нам придется сделать все по-быстрому, пока я не потеряла свое третье дыхание. Или четвертое. — С этими словами она тоже укусила его за подбородок, не размыкая сплетенных пальцев, скользнула губами вниз, к его горлу, потом вернулась к губам. А затем выгнула спину, как кошка, и принялась расстегивать его рубашку. — Да. — Она провела ладонями и губами по его груди. — Ты в форме.
Ева чувствовала, как ускоряется стук его сердца под ее прикосновениями; чувствовала, что он хочет ее. Разве это неудивительно, что он всегда ее хочет?..
Мышцы его живота дрогнули, когда она скользнула ниже и прикоснулась к ним. Рорк вздрогнул всем телом и застонал, почувствовав, как ее язык забирается под пояс брюк. Она расстегнула «молнию», освободила его — и принялась мучить.
Потом Ева разогнулась, не сводя с него глаз, стянула платье и прижала его ладони к своим грудям. Ее голова откинулась назад, из горла вырвался низкий протяжный стон. Руки у него были сильные, ловкие и умелые. Долгие влажные спазмы начали сотрясать ее тело, когда он пустил их в ход.
— Позволь мне… Позволь…
Рорк приподнялся, прижался губами к ее губам. Пульсация превратилась в жжение, а стон — в рыдание. Вот теперь можно было действовать быстро. Длинные, стройные, сильные тела скользили друг о друга, жадные рты требовали большего. Зубы кусались, ногти царапались, горячие языки кружили. И вот опять она оседлала его, дрожа от нетерпения. Опять их руки сомкнулись, взгляды скрестились. Наконец Ева глубоко вобрала его в себя, вскрикнула и, задыхаясь, наклонилась к нему. Ей нужно было отдышаться, прийти в себя.
— Минуту, — с трудом прошептала она. — Это слишком. Подожди минуту.
— Нет, это не слишком. — Его губы обжигали ее. — Никогда не бывает слишком много.
«И никогда не будет», — подумала Ева, распрямилась и пустилась вскачь.
15
«Неужели ей в голову не приходит поинтересоваться всеми теми женщинами, которые ему платят, чтобы он к ним прикасался и делал многое другое?» — недоумевала Ева. Но, судя по долгим взглядам, которыми они обменивались поминутно, Луизу это нисколько не волновало. А тут еще Пибоди и Макнаб сидят рядышком на мягкой кожаной кушетке, тесно прижавшись друг к другу, разговаривают и смеются без малейших признаков смущения. Прямо-таки одна большая дружная семья!
Как опытный наблюдатель Ева могла с уверенностью сказать, что если кто и испытывает неловкость, так только она одна. Стоило ей об этом подумать, как Рорк наклонился к ней и прошептал, едва не касаясь губами ее уха:
— Расслабься.
— Я над этим работаю, — прошептала в ответ Ева.
— Луиза полдня хлопотала, — с улыбкой заметил Чарльз.
— Это правда. — Луиза тряхнула головой, откидывая назад облачко легких, уложенных в свободную прическу волос. — Мы впервые вместе принимаем друзей. И вообще мне нравится хлопотать.
«Хлопоты, — решила Ева, — очевидно, включили в себя расстановку цветочных композиций в стеклянных вазочках по всей квартире». Эти небольшие, но эффектные композиции прекрасно сочетались с белыми свечками самых разнообразных размеров и форм, льющими теплый золотистый свет.
Наверное, Луиза выбрала и музыку, звучавшую тихим фоном: нечто мелодичное, в стиле блюз, гармонирующее с освещением. И искрящийся хрусталь бокалов. И вино, и легкие закуски. Все это вместе взятое создавало уютную, расслабляющую атмосферу для встречи близких друзей.
«Откуда люди знают, что к чему подходит, как собрать все это вместе? — с тоской подумала Ева. — Может, они уроки берут? Покупают учебные диски с инструкциями? Или полагаются на случай и надеются, что и так сойдет?»
— У вас удачно получилось, — сказала Пибоди. — Все выглядит просто потрясающе.
— Я просто радуюсь, что мы собрались все вместе, — Луиза с улыбкой обвела взглядом комнату. — Я не была уверена, что вам удастся прийти. Особенно это касается тебя, Даллас. Я следила за делом по теленовостям.
— Мне все кругом твердят, что у меня должна быть какая-то жизнь помимо работы. — Ева пожала плечами. — Говорят, если время от времени отвлекаться от работы, возвращаешься освеженной.
— Здравая мысль, — одобрительно заметила Луиза.
— Да, это как раз про меня. — Ева наклонилась и взяла с блюда один из красочных бутербродов. — Меня то и дело посещают здравые мысли.
— Особенно когда вам хочется лягнуть кого-то в зад, — засмеялся Макнаб и проглотил креветку.
— Ну чтобы лягнуть твой тощий зад, никаких особых мыслей не требуется.
— Вы когда-нибудь переносили свой тощий зад в Шотландию, Йен? — спросила Луиза.
— Честно говоря, нет. Я родился здесь, хотя в детстве много ездил. А вот мои родители пять лет назад решили обосноваться под Эдинбургом. Я подумал: может, в следующий раз, когда у нас с Пибоди будет настоящий отпуск, съездим туда, посмотрим, как там и что.
— В Шотландию?! — восторженно взвизгнула Пибоди. — Ты серьезно?
— Должны же предки познакомиться с моей девушкой!
У нее порозовели щеки.
— Мне всегда хотелось съездить посмотреть Европу. Побродить по старинным городам, полюбоваться природой, руинами…
Разговор переключился на путешествия.
— Даллас, — сказала Луиза, — ты не поможешь мне на кухне?
— На кухне? Я?
— На минутку.
— Ну, ладно.
Ева последовала за Луизой в кухню и тревожно огляделась по сторонам.
— Мы же, надеюсь, не должны что-то готовить?
— Я что, похожа на дурочку? Все заказано в очень приличном ресторанчике за углом. Остается только выложить все на стол, что я и сделаю через минуту. — Луиза глотнула вина, глядя на Еву поверх ободка бокала. — У тебя усталый вид.
— Черт! Я целых пять минут потратила, размазывая по физиономии тональный крем. На что он тогда годен?
— У тебя глаза усталые. Я же врач, я такие вещи понимаю. Я бы не обиделась, если бы тебе пришлось отменить нашу сегодняшнюю встречу.
— Признаться, я об этом подумывала, но дело в том, что я просто больше не могла работать. Пожалуй, мне действительно надо научиться расслабляться.
— Ну, разумеется! Ведь вовсе не обязательно засиживаться допоздна.
— Посмотрим, как пойдут дела. А у тебя с Чарльзом… у вас все гладко?
— У нас все бесподобно! Он делает меня счастливой. Мне ни с кем не было так хорошо… уже очень давно.
— У тебя и в самом деле счастливый вид. У вас обоих.
— Странно, не правда ли, найти кого-то, когда уже перестаешь искать?
— Не знаю. Я никогда не искала.
— А вот это звучит прямо-таки даже обидно. — Луиза засмеялась и прислонилась к кухонному серванту. — Ты даже поискать не удосужилась, но заполучила аж самого Рорка!
— Он просто попался мне по дороге. Его никак нельзя было обойти, и я решила прихватить его с собой.
«Удивительное дело, — подумала Ева. — Когда говоришь с друзьями, это даже не кажется болтовней. Это просто… разговор».
— Мы подумываем о том, чтобы взять в следующем месяце небольшой отпуск. Съездим в Мэн или в Вермонт полюбоваться осенней листвой, остановимся в каком-нибудь симпатичном старинном трактире…
— Ты собираешься куда-то ехать, чтобы полюбоваться деревьями?!
Луиза со смехом принялась выкладывать из холодильника салаты.
— Многие люди любуются деревьями, Даллас.
— Да. — Ева допила свой бокал. — Люди бывают разные.
Суки! Шлюхи!
Пожираемый яростью, он метался по квартире. Видеомагнитофон работал в режиме повтора, бесконечно прокручивая на экране интервью «Каналу 75» и пресс-конференцию на парадных ступенях Центрального управления полиции.
Черт возьми, они натравили на него женщин! Женщины говорят о нем, они его осуждают! Может, они думают, он собирается это терпеть!
Нет, вы только посмотрите на них! Делают вид, что они такие хорошие, такие чистые, такие праведные. Но он-то знает! Уж кому знать, как не ему! На поверку все они одинаковые: продажные и порочные. Трусливые и грязные.
Он сильнее их. Вот, взгляните на него. Нет, вы только поглядите!
Он сам поглядел, повернувшись к одной из облицованных зеркалами стен, чтобы полюбоваться своим телом. Какая фигура! Какая сила! Идеал, которого он так долго добивался. Он был мужчиной!
— Видишь? Видишь, каким я стал?
Он повернулся, раскинув руки, и пятнадцать пар глаз, плавающих в стеклянных банках, уставились на него.
Да, теперь они его видят. Она его видит. Теперь ей приходится смотреть на него. Всегда.
— Что ты теперь думаешь, мама? Кто теперь главный?
Все они принадлежали ей — все эти уставившиеся на него глаза. Но она все равно существовала где-то там, вечно недовольная, готовая наказать его, ударить, хлестнуть ремнем. Запереть в темноте, чтобы он не мог видеть…
Но ничего, он ей покажет, кто тут главный! Он им всем покажет!
Они заплатят. Он сын своей матери, и он заставит их заплатить. Он им покажет, на что он способен, — особенно этим трем.
Он подошел поближе к экрану и, скрипя зубами, уставился на Еву, на Пибоди, на Надин. Придется их наказать. Иногда приходится отклоняться от плана, вот и все. Да, они будут наказаны. Когда ведешь себя плохо, тебя наказывают. Когда ведешь себя хорошо, тебя все равно наказывают.
Главную суку он прибережет на сладкое, вот что он сделает! Он злорадно улыбнулся Еве.
Это правильно — все самое лучшее оставлять на сладкое.
Прекрасный ужин в хорошей компании помог Еве на два часа забыть об убийстве. Особенно ей нравилось наблюдать, как ведет беседу Рорк. Как ловко и непринужденно он лавирует между светской изысканностью Чарльза и грубоватыми шуточками умудренного жизнью Макнаба. Как он общается с женщинами, как умеет говорить комплименты без пошлости и ненавязчиво флиртовать. И главное — без всякого усилия! Во всяком случае, со стороны казалось, что все это ему дается очень легко. А ведь у него наверняка куча забот на уме. Большие люди, сложные проблемы, составлявшие суть его работы. Он провел день, покупая и продавая бог знает что, координируя и контролируя проекты, о которых она представления не имела и даже вообразить не могла. Он проводил деловые встречи, обдумывал и принимал решения, созерцая гигантскую шахматную доску своей империи. И вот теперь он сидит за кофе с десертом и рассказывает историю о какой-то драке в баре в годы своей юности, заставляя Макнаба сгибаться в три погибели от смеха. А уже через минуту обменивается с Чарльзом впечатлениями о великом искусстве старых мастеров.
По дороге домой Рорк накрыл ее руку ладонью.
— По-моему, это был чудесный вечер.
— Ну, в общем, можно было выдержать без особого напряга.
— Какая высокая похвала!
Ева засмеялась и вытянула ноги. Где-то по ходу вечера она вняла его совету. Она расслабилась. А расслабившись, начала получать истинное удовольствие от всего происходящего.
— Я не шучу.
— Дорогая Ева, я прекрасно знаю, что ты не шутишь.
— Скользкий ты тип, Рорк. Наглый и самоуверенный.
— Иначе я был бы не я.
— Господи, и почему меня окружают одни нахалы?
— Родственные души.
— Ну, как бы то ни было, — сказала она, немного помолчав, — любопытно было понаблюдать, как ты вешаешь им лапшу на уши.
— Я никому не вешал лапшу на уши. Лапшу на уши вешают, когда речь идет о бизнесе. А тут был задушевный и дружеский разговор.
— Как поучительно! — Ева откинулась головой на спинку сиденья. Она устала, но с удивлением поняла, что не чувствует себя измученной. — Разговора было очень много. Самое странное, что он даже не был скучным и не раздражал.
— Господи! — Рорк взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, проезжая в ворота дома. — Я тебя обожаю.
— Этого сегодня тоже было много. Все друг друга обожали.
— Очень приятно было провести время с двумя парами, столь явно влюбленными друг в друга.
— Даже слишком явно. Воздух так и сочился сексом. А ты никогда не задумывался, что было бы, если их поменять местами? Ты можешь себе представить Пибоди с Чарльзом, а Луизу с Макнабом? По-моему, это было бы жутким извращением.
— А ты могла бы представить Пибоди с Луизой?
— Нет, ей-богу, ты больной. Настоящий извращенец.
— Да я просто шучу.
Вестибюль они миновали благополучно: Соммерсет, судя по всему, уже досматривал второй сон. Рорк взял Еву под руку, и они поднялись по лестнице в спальню.
— А к вам, похоже, пришло второе дыхание, лейтенант.
— Скорее третье или даже четвертое. Я действительно чувствую себя неплохо. — Ева ногой захлопнула за собой дверь. — Честно говоря, я возбудилась от всей этой любовной атмосферы. Как насчет избыточного секса?
— Я уж думал, ты так и не попросишь.
Обхватив рукой его шею, Ева подпрыгнула, чтобы он мог подхватить ее на руки. И тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Она подсчитала свой и его вес и прищурилась.
— Как ты думаешь, куда бы ты мог меня отнести?
— Первое, что приходит мне в голову, это постель.
— Нет, я имею в виду, на какое расстояние? Особенно если я… — Ева расслабилась, перестала держаться и неподвижным грузом повисла у него на руках. Рорк не споткнулся, не замешкался, только перехватил ее поудобнее. — Так немного труднее, верно?
— Я все-таки смогу дотащить тебя до постели и надеюсь, там ты несколько воспрянешь.
— Ты в хорошей форме, но, держу пари, тебе пришлось бы нелегко, если бы надо было пронести меня вот так ярдов двадцать-тридцать.
— Поскольку я тебя пока еще не задушил, вряд ли мне придется это делать.
Ева опять обвила его шею руками.
— Извини. Больше никаких убийств в нашей спальне. — Она так и не разжала рук, когда он опустил ее на постель. — Потрогай меня.
Его это явно позабавило. Он укусил ее за подбородок, и длинные пряди его шелковистых волос защекотали ей щеки.
— Это, безусловно, входит в повестку дня.
— Нет. — Ева опять засмеялась, перевернулась и оседлала его. — Мне нравится, когда все происходит как бы невзначай, как будто мы вовсе об этом не думали. — Она наклонилась, провела губами по его губам, сплела пальцы с его пальцами и завела его руки за голову. — Мне очень нравится все это.
— Угощайся, — пригласил Рорк.
— Пожалуй, на этот раз нам придется сделать все по-быстрому, пока я не потеряла свое третье дыхание. Или четвертое. — С этими словами она тоже укусила его за подбородок, не размыкая сплетенных пальцев, скользнула губами вниз, к его горлу, потом вернулась к губам. А затем выгнула спину, как кошка, и принялась расстегивать его рубашку. — Да. — Она провела ладонями и губами по его груди. — Ты в форме.
Ева чувствовала, как ускоряется стук его сердца под ее прикосновениями; чувствовала, что он хочет ее. Разве это неудивительно, что он всегда ее хочет?..
Мышцы его живота дрогнули, когда она скользнула ниже и прикоснулась к ним. Рорк вздрогнул всем телом и застонал, почувствовав, как ее язык забирается под пояс брюк. Она расстегнула «молнию», освободила его — и принялась мучить.
Потом Ева разогнулась, не сводя с него глаз, стянула платье и прижала его ладони к своим грудям. Ее голова откинулась назад, из горла вырвался низкий протяжный стон. Руки у него были сильные, ловкие и умелые. Долгие влажные спазмы начали сотрясать ее тело, когда он пустил их в ход.
— Позволь мне… Позволь…
Рорк приподнялся, прижался губами к ее губам. Пульсация превратилась в жжение, а стон — в рыдание. Вот теперь можно было действовать быстро. Длинные, стройные, сильные тела скользили друг о друга, жадные рты требовали большего. Зубы кусались, ногти царапались, горячие языки кружили. И вот опять она оседлала его, дрожа от нетерпения. Опять их руки сомкнулись, взгляды скрестились. Наконец Ева глубоко вобрала его в себя, вскрикнула и, задыхаясь, наклонилась к нему. Ей нужно было отдышаться, прийти в себя.
— Минуту, — с трудом прошептала она. — Это слишком. Подожди минуту.
— Нет, это не слишком. — Его губы обжигали ее. — Никогда не бывает слишком много.
«И никогда не будет», — подумала Ева, распрямилась и пустилась вскачь.
15
Пока Ева спала сном без сновидений, свернувшись калачиком рядом с Рорком, женщина по имени Аннализа Саммерс оплатила свою часть чека и пожелала подругам спокойной ночи. Ежемесячное заседание их театрального клуба закончилось позже обычного, потому что у всех было полно новостей. Клуб, в сущности, являлся лишь предлогом, чтобы встретиться с подругами, перекусить, выпить немного и поговорить о мужчинах, о работе… и опять о мужчинах.
Но ей, безусловно, полезно было выслушать различные мнения о просмотренных спектаклях. Эти мнения — наряду со своим собственным —Аннализа использовала в своей еженедельной колонке театрального журнала «Стейдж раит».
Аннализа обожала театр с тех самых пор, как в первом классе начальной школы сыграла роль Сладкой Картофелины в представлении на День благодарения. Актерским талантом бог ее не наградил — хотя над Сладкой Картофелиной ее мать даже всплакнула немного; режиссером или театральным художником она тоже не стала. Но ей удалось превратить свое увлечение в карьеру, публикуя свои наблюдения о спектаклях, поставленных как на Бродвее, так и вдали от него.
Платили ей гроши, зато предоставляли бесплатные места и пропуск за кулисы. А главное, ей было приятно сознавать, что она худо-бедно зарабатывает себе на жизнь тем, что ей нравится. И было у нее предчувствие, что плата повысится в самое ближайшее время. Ее колонка становилась все более популярной, ее мнением интересовались знаменитые артисты и режиссеры, и у нее душа пела.
Дела шли прекрасно. И на работе, и в отношениях с Лукасом. Нью-Йорк стал ее личной игровой площадкой, и, как пелось в мюзикле «Моя прекрасная леди», она не променяла бы это место ни на какое другое на свете. Когда они с Лукасом поженятся — а ее подруги согласились, что все к тому идет, — они найдут себе чудную квартирку, начнут закатывать веселые и изысканные вечеринки и будут немыслимо счастливы.
Черт возьми, Аннализа чувствовала себя немыслимо счастливой уже сейчас.
Она вскинула голову и замедлила шаг перед входом в парк «Гринпис». Она всегда ходила через парк — тут дорога была короче — и могла пройти с закрытыми глазами, как из своей кухни в свою же спальню. Но на прошлой неделе в городских парках были убиты две женщины, так что, наверное, разумнее было бы пройти по улице.
Но это же нелепо! Парк «Гринпис» практически был ее задним двором. Она пересечет его за пять минут и будет дома в полной безопасности. Не пройдет и часа, как она ляжет в постель и начнет считать овец.
«Ради всего святого, я же родилась в Нью-Йорке!» — напомнила себе Аннализа, сходя с тротуара под сень густой листвы. Она знает, как за себя постоять. Она прошла курсы самообороны, и она держит себя в форме. А в кармане у нее баллончик газа от грабителей. И не простой баллончик, а снабженный сиреной.
Аннализа обожала этот парк. Он был прекрасен и днем, и ночью. Деревья, игровые площадки для детей, пышные цветочные клумбы, грядки для выращивания экологически чистых овощей… По мнению Аннализы, это было наглядным подтверждением того, насколько город богат разнообразием. Стекло, бетон, а в двух шагах — зеленые огурцы на грядках.
Аннализа засмеялась вслух — так ее позабавил этот образ. Она торопливо шла по дорожке парка к дому, когда до нее донеслось жалобное мяуканье. Вообще-то ничего удивительного в этом не было: в городских парках нередко попадались бродячие и даже одичавшие коты. Но на этот раз ей попался не кот, а маленький котенок — клубочек серой шерсти, тоненько мяукающий на дорожке.
— Ах, бедняжка! Где твоя мамочка? Ты потерялся?
Она присела на корточки, взяла котенка на руки и только тут поняла, что это заводная игрушка. «Странно», — подумала Аннализа.
В следующее мгновение на нее упала тень. Она сунула руку в карман за аэрозолем, одновременно поднимаясь на ноги. Но удар по затылку заставил ее растянуться на земле.
Заводной котенок продолжал жалобно мяукать, пока на нее сыпались удары.
В семь двадцать утра Ева стояла над тем, что осталось от Аннализы Саммерс. В парке пахло зеленью. С улицы доносился шум движения, но здесь был кусочек деревни: аккуратные огородные грядки за изгородью. Ева понятия не имела, что на них выращивают. Что-то зеленое с пышной листвой и что-то ползучее. Возможно, часть этого зеленого запаха составлял навоз или еще какая-нибудь дрянь в том же духе. Люди смешивают это с грязью, чтобы выращивать овощи, которые потом с удовольствием поедают и называют натуральными продуктами.
А в сущности, что может быть на свете более натуральнее, чем дерьмо? Разве что кровь и смерть.
В конце дорожки позади изгороди, защищавшей посадки от собак и бездомных бродяг, стояла скульптурная группа. Мужчина и женщина. Оба в шляпах. Он нес на плече какой-то инструмент, мотыгу или грабли, в этом Ева не разбиралась, а она держала в руках корзину, нагруженную плодами их труда. Урожаем.
«Урожай» — так называлась статуя. Но все называли их Ма и Па. Просто Ма и Па.
Аннализа лежала у их ног, словно приношение богам. Ее руки были молитвенно сложены на груди. Ее лицо было разбито и все в крови, тело покрыто синяками.
— Паршивое начало дня, — заметила Пибоди.
— И не говори. Но для нее день начался еще хуже, чем для нас. — Ева надела очки-микроскопы и начала диктовать то, что уже запечатлела камера. — Жертва — женщина европейского происхождения. Следы насилия на лице, туловище, конечностях. Оборонительных ранений не наблюдается. Очевидным орудием убийства является красная репсовая лента. Удушение. Есть следы сексуального насилия. Кровоподтеки и разрывы на бедрах и в паховой области.
— Личность установлена, — вмешалась Пибоди. — Аннализа Саммерс, тридцать два года. Проживает в доме пятнадцать по Тридцать первой улице.
— Имя и адрес внесены в протокол. Глаза жертвы были удалены тем же способом, что и у предыдущих жертв: Мейплвуд и Напье. Способ нападения, убийства, обезображивания, выбор места и положение тела соответствуют предыдущим преступлениям.
— Он почти не отклоняется от сценария, — заметила Пибоди.
— А зачем ему отклоняться? От добра добра не ищут. Так, есть волосяные волокна. На правой руке, прилипли к засохшей крови.
Ева сняла их пинцетом и отправила в пластиковый мешочек для вещественных доказательств.
— Что она здесь делала, Даллас? Какого хрена ее понесло в парк посреди ночи? Пресс-конференцию транслировали по всем каналам. Она не могла не знать, что убийца рыщет по паркам.
— Обычное рассуждение: «Все это касается кого-то другого, а со мной ничего не случится». Люди всегда думают, что с ними ничего не произойдет, вместо того чтобы сказать себе: «С кем-то это должно случиться, так почему бы не со мной?» — Ева еще раз осмотрела тело. — Она живет поблизости, как и прежние. Наверняка это был ее привычный маршрут, она постоянно пользовалась им, чтобы добраться до дому. Волосы не те, — пробормотала она себе под нос.
— Да, пожалуй, покороче, чем у прежних, и потемнее. Видимо, ему приходится проявлять гибкость.
Ева приподняла и повернула голову жертвы.
— Удар пришелся по затылку. Сильный удар. Очевидно, он подкрался сзади и этим мощным ударом свалил ее на землю. У нее колени ободраны, в ссадины попала грязь и трава. Она упала на ладони и колени, а он набросился на нее. Бил, пинал. Жестокость возрастает с каждым разом. Все это прижизненные ранения. Он явно теряет голову. Насилует ее, переносит сюда и заканчивает работу.
— Что-то Селина на этот раз не дала о себе знать.
— Ты тоже заметила? — Ева распрямилась и вскочила на ноги. — Через пару минут мы с ней свяжемся. А пока давай взглянем на место убийства.
Далеко идти им не пришлось — пятна крови на траве и на земле обнаружились совсем близко: на той же дорожке, по другую сторону от овощной грядки. «Он упростил себе задачу, — подумала Ева. — Тело пришлось перетаскивать на каких-нибудь восемь футов».
— Лейтенант! — Один из «чистильщиков» протянул ей пластиковый пакет. — Нашел вот это в точке три. Стандартный поражающий аэрозоль карманного размера. Возможно, принадлежал ей. Правда, он ей не помог.
— Мы проверим отпечатки.
— И кое-какие волоски есть. На дорожке, в точке один. Серые. Значит, не ее. На глаз скажу: это не человеческие волосы.
— Спасибо.
— Наверное, опять белка, — предположила Пибоди.
— Может быть. Кем она работала, Пибоди?
— Вела колонку в «Стейдж раит».
Ева кивнула.
— Значит, она возвращалась домой. Пешком. Час ночи — поздновато для театра. Значит, коктейль после спектакля, а может, и ужин. Или свидание. Короткой дорогой через парк. Это ее район, ее территория. В кармане у нее аэрозоль от грабителей, беспокоиться не о чем. Проходишь через парк — и ты опять на улице, практически у себя на пороге. Он ее ждал. Знал это место, знал, что она обязательно здесь пройдет. — Ева нахмурилась и покачала головой. — Узнай о ней все, что сможешь. Ближайшие родственники, муж, сожитель… Я попробую связаться с Селиной еще до того, как мы осмотрим квартиру убитой.
Ева вышла из огороженной зоны, набрала номер и нетерпеливым жестом сунула руку в карман — Селина долго не отвечала. Телефон уже переключился на автоответчик, когда в трубке раздался ее голос:
— Извините, я спала. Еле расслышала звонок. Даллас? Я что, проспала встречу?
— Нет-нет, у вас еще есть время. Вы хорошо спали эту ночь, Селина?
— Хорошо. Приняла транквилизатор и отрубилась, все никак не проснусь. Надо выпить кофе, и все будет в порядке. А почему вы спрашиваете?
— У нас еще один случай.
— Случай чего?.. О боже! Нет!..
— Мне нужно с вами поговорить. Встретимся в кабинете Миры.
— Я… постараюсь приехать как можно скорее.
— Не надо торопиться. Приезжайте к девяти, как назначено. Я сама не смогу приехать раньше.
— Встретимся там. Мне жаль, Даллас. Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Мать и сестра живут в городе, — объявила Пибоди, когда Ева убрала телефон. — Отец женат вторым браком, живет в Чикаго. Мужа нет. Никогда не была замужем. Детей нет.
— Давай осмотрим квартиру, а потом известим мать.
В маленькой квартирке царил артистический беспорядок, какой, по наблюдению Евы, часто бывает у одиноких женщин. Все стены были увешаны театральными афишами, повсюду валялись программки спектаклей. На блоке связи за последние сутки было записано несколько звонков.
— Словоохотливая девушка, — прокомментировала Ева. — Звонки от матери, сестры, коллег, подружек и от парня по имени Лукас. Очевидно, это ее романтическое увлечение. Вся эта болтовня подсказывает мне, что вчера вечером она ходила на спектакль в театре Троицы, а потом у нее был ужин с подругами. Давай проверим подруг и попробуем установить, кто такой этот Лукас.
Но ей, безусловно, полезно было выслушать различные мнения о просмотренных спектаклях. Эти мнения — наряду со своим собственным —Аннализа использовала в своей еженедельной колонке театрального журнала «Стейдж раит».
Аннализа обожала театр с тех самых пор, как в первом классе начальной школы сыграла роль Сладкой Картофелины в представлении на День благодарения. Актерским талантом бог ее не наградил — хотя над Сладкой Картофелиной ее мать даже всплакнула немного; режиссером или театральным художником она тоже не стала. Но ей удалось превратить свое увлечение в карьеру, публикуя свои наблюдения о спектаклях, поставленных как на Бродвее, так и вдали от него.
Платили ей гроши, зато предоставляли бесплатные места и пропуск за кулисы. А главное, ей было приятно сознавать, что она худо-бедно зарабатывает себе на жизнь тем, что ей нравится. И было у нее предчувствие, что плата повысится в самое ближайшее время. Ее колонка становилась все более популярной, ее мнением интересовались знаменитые артисты и режиссеры, и у нее душа пела.
Дела шли прекрасно. И на работе, и в отношениях с Лукасом. Нью-Йорк стал ее личной игровой площадкой, и, как пелось в мюзикле «Моя прекрасная леди», она не променяла бы это место ни на какое другое на свете. Когда они с Лукасом поженятся — а ее подруги согласились, что все к тому идет, — они найдут себе чудную квартирку, начнут закатывать веселые и изысканные вечеринки и будут немыслимо счастливы.
Черт возьми, Аннализа чувствовала себя немыслимо счастливой уже сейчас.
Она вскинула голову и замедлила шаг перед входом в парк «Гринпис». Она всегда ходила через парк — тут дорога была короче — и могла пройти с закрытыми глазами, как из своей кухни в свою же спальню. Но на прошлой неделе в городских парках были убиты две женщины, так что, наверное, разумнее было бы пройти по улице.
Но это же нелепо! Парк «Гринпис» практически был ее задним двором. Она пересечет его за пять минут и будет дома в полной безопасности. Не пройдет и часа, как она ляжет в постель и начнет считать овец.
«Ради всего святого, я же родилась в Нью-Йорке!» — напомнила себе Аннализа, сходя с тротуара под сень густой листвы. Она знает, как за себя постоять. Она прошла курсы самообороны, и она держит себя в форме. А в кармане у нее баллончик газа от грабителей. И не простой баллончик, а снабженный сиреной.
Аннализа обожала этот парк. Он был прекрасен и днем, и ночью. Деревья, игровые площадки для детей, пышные цветочные клумбы, грядки для выращивания экологически чистых овощей… По мнению Аннализы, это было наглядным подтверждением того, насколько город богат разнообразием. Стекло, бетон, а в двух шагах — зеленые огурцы на грядках.
Аннализа засмеялась вслух — так ее позабавил этот образ. Она торопливо шла по дорожке парка к дому, когда до нее донеслось жалобное мяуканье. Вообще-то ничего удивительного в этом не было: в городских парках нередко попадались бродячие и даже одичавшие коты. Но на этот раз ей попался не кот, а маленький котенок — клубочек серой шерсти, тоненько мяукающий на дорожке.
— Ах, бедняжка! Где твоя мамочка? Ты потерялся?
Она присела на корточки, взяла котенка на руки и только тут поняла, что это заводная игрушка. «Странно», — подумала Аннализа.
В следующее мгновение на нее упала тень. Она сунула руку в карман за аэрозолем, одновременно поднимаясь на ноги. Но удар по затылку заставил ее растянуться на земле.
Заводной котенок продолжал жалобно мяукать, пока на нее сыпались удары.
В семь двадцать утра Ева стояла над тем, что осталось от Аннализы Саммерс. В парке пахло зеленью. С улицы доносился шум движения, но здесь был кусочек деревни: аккуратные огородные грядки за изгородью. Ева понятия не имела, что на них выращивают. Что-то зеленое с пышной листвой и что-то ползучее. Возможно, часть этого зеленого запаха составлял навоз или еще какая-нибудь дрянь в том же духе. Люди смешивают это с грязью, чтобы выращивать овощи, которые потом с удовольствием поедают и называют натуральными продуктами.
А в сущности, что может быть на свете более натуральнее, чем дерьмо? Разве что кровь и смерть.
В конце дорожки позади изгороди, защищавшей посадки от собак и бездомных бродяг, стояла скульптурная группа. Мужчина и женщина. Оба в шляпах. Он нес на плече какой-то инструмент, мотыгу или грабли, в этом Ева не разбиралась, а она держала в руках корзину, нагруженную плодами их труда. Урожаем.
«Урожай» — так называлась статуя. Но все называли их Ма и Па. Просто Ма и Па.
Аннализа лежала у их ног, словно приношение богам. Ее руки были молитвенно сложены на груди. Ее лицо было разбито и все в крови, тело покрыто синяками.
— Паршивое начало дня, — заметила Пибоди.
— И не говори. Но для нее день начался еще хуже, чем для нас. — Ева надела очки-микроскопы и начала диктовать то, что уже запечатлела камера. — Жертва — женщина европейского происхождения. Следы насилия на лице, туловище, конечностях. Оборонительных ранений не наблюдается. Очевидным орудием убийства является красная репсовая лента. Удушение. Есть следы сексуального насилия. Кровоподтеки и разрывы на бедрах и в паховой области.
— Личность установлена, — вмешалась Пибоди. — Аннализа Саммерс, тридцать два года. Проживает в доме пятнадцать по Тридцать первой улице.
— Имя и адрес внесены в протокол. Глаза жертвы были удалены тем же способом, что и у предыдущих жертв: Мейплвуд и Напье. Способ нападения, убийства, обезображивания, выбор места и положение тела соответствуют предыдущим преступлениям.
— Он почти не отклоняется от сценария, — заметила Пибоди.
— А зачем ему отклоняться? От добра добра не ищут. Так, есть волосяные волокна. На правой руке, прилипли к засохшей крови.
Ева сняла их пинцетом и отправила в пластиковый мешочек для вещественных доказательств.
— Что она здесь делала, Даллас? Какого хрена ее понесло в парк посреди ночи? Пресс-конференцию транслировали по всем каналам. Она не могла не знать, что убийца рыщет по паркам.
— Обычное рассуждение: «Все это касается кого-то другого, а со мной ничего не случится». Люди всегда думают, что с ними ничего не произойдет, вместо того чтобы сказать себе: «С кем-то это должно случиться, так почему бы не со мной?» — Ева еще раз осмотрела тело. — Она живет поблизости, как и прежние. Наверняка это был ее привычный маршрут, она постоянно пользовалась им, чтобы добраться до дому. Волосы не те, — пробормотала она себе под нос.
— Да, пожалуй, покороче, чем у прежних, и потемнее. Видимо, ему приходится проявлять гибкость.
Ева приподняла и повернула голову жертвы.
— Удар пришелся по затылку. Сильный удар. Очевидно, он подкрался сзади и этим мощным ударом свалил ее на землю. У нее колени ободраны, в ссадины попала грязь и трава. Она упала на ладони и колени, а он набросился на нее. Бил, пинал. Жестокость возрастает с каждым разом. Все это прижизненные ранения. Он явно теряет голову. Насилует ее, переносит сюда и заканчивает работу.
— Что-то Селина на этот раз не дала о себе знать.
— Ты тоже заметила? — Ева распрямилась и вскочила на ноги. — Через пару минут мы с ней свяжемся. А пока давай взглянем на место убийства.
Далеко идти им не пришлось — пятна крови на траве и на земле обнаружились совсем близко: на той же дорожке, по другую сторону от овощной грядки. «Он упростил себе задачу, — подумала Ева. — Тело пришлось перетаскивать на каких-нибудь восемь футов».
— Лейтенант! — Один из «чистильщиков» протянул ей пластиковый пакет. — Нашел вот это в точке три. Стандартный поражающий аэрозоль карманного размера. Возможно, принадлежал ей. Правда, он ей не помог.
— Мы проверим отпечатки.
— И кое-какие волоски есть. На дорожке, в точке один. Серые. Значит, не ее. На глаз скажу: это не человеческие волосы.
— Спасибо.
— Наверное, опять белка, — предположила Пибоди.
— Может быть. Кем она работала, Пибоди?
— Вела колонку в «Стейдж раит».
Ева кивнула.
— Значит, она возвращалась домой. Пешком. Час ночи — поздновато для театра. Значит, коктейль после спектакля, а может, и ужин. Или свидание. Короткой дорогой через парк. Это ее район, ее территория. В кармане у нее аэрозоль от грабителей, беспокоиться не о чем. Проходишь через парк — и ты опять на улице, практически у себя на пороге. Он ее ждал. Знал это место, знал, что она обязательно здесь пройдет. — Ева нахмурилась и покачала головой. — Узнай о ней все, что сможешь. Ближайшие родственники, муж, сожитель… Я попробую связаться с Селиной еще до того, как мы осмотрим квартиру убитой.
Ева вышла из огороженной зоны, набрала номер и нетерпеливым жестом сунула руку в карман — Селина долго не отвечала. Телефон уже переключился на автоответчик, когда в трубке раздался ее голос:
— Извините, я спала. Еле расслышала звонок. Даллас? Я что, проспала встречу?
— Нет-нет, у вас еще есть время. Вы хорошо спали эту ночь, Селина?
— Хорошо. Приняла транквилизатор и отрубилась, все никак не проснусь. Надо выпить кофе, и все будет в порядке. А почему вы спрашиваете?
— У нас еще один случай.
— Случай чего?.. О боже! Нет!..
— Мне нужно с вами поговорить. Встретимся в кабинете Миры.
— Я… постараюсь приехать как можно скорее.
— Не надо торопиться. Приезжайте к девяти, как назначено. Я сама не смогу приехать раньше.
— Встретимся там. Мне жаль, Даллас. Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Мать и сестра живут в городе, — объявила Пибоди, когда Ева убрала телефон. — Отец женат вторым браком, живет в Чикаго. Мужа нет. Никогда не была замужем. Детей нет.
— Давай осмотрим квартиру, а потом известим мать.
В маленькой квартирке царил артистический беспорядок, какой, по наблюдению Евы, часто бывает у одиноких женщин. Все стены были увешаны театральными афишами, повсюду валялись программки спектаклей. На блоке связи за последние сутки было записано несколько звонков.
— Словоохотливая девушка, — прокомментировала Ева. — Звонки от матери, сестры, коллег, подружек и от парня по имени Лукас. Очевидно, это ее романтическое увлечение. Вся эта болтовня подсказывает мне, что вчера вечером она ходила на спектакль в театре Троицы, а потом у нее был ужин с подругами. Давай проверим подруг и попробуем установить, кто такой этот Лукас.