Страница:
Она пыталась отползти подальше от него, подальше от этих женщин. Он наклонился — так спокойно, словно за упавшим яблоком, и переломил ей руку. Ее пронзила раскаленная добела боль. Она закричала. Это был крик испуганного ребенка.
— Их много. Всегда найдутся новые. И нас тоже много.
И он набросился на нее.
— Ева, проснись! Проснись сейчас же!
Ее лицо было смертельно белым, тело одеревенело. Рорк перевернул ее на спину и обнял. За секунду до того, как она закричала.
Ледяной язычок паники лизнул его по позвоночнику. Глаза Евы были широко открыты, они ослепли от шока и боли. Ему даже показалось, что она не дышит.
— Я сказал: проснись!
Ее тело изогнулось, она втянула в себя воздух, как утопающая.
— Моя рука! Он сломал мне руку!
— Нет. Это был сон. О детка, это всего лишь сон. А теперь просыпайся. Возвращайся ко мне.
Рорк укачивал ее, а сам дрожал не меньше, чем она. Уловив какое-то движение, он вскинул голову и увидел вбежавшего в комнату Соммерсета.
— Не надо. Я уже здесь.
— Она ранена?
Рорк покачал головой, поглаживая Еву по волосам.
— Это был просто кошмар; правда, очень скверный. Иди, я о ней позабочусь.
Соммерсет отступил, но у порога остановился.
— Заставьте ее принять успокоительное. Чего бы это ни стоило.
Рорк кивнул. Когда за Соммерсетом закрылась дверь, он опять наклонился к Еве.
— Теперь все в порядке. Я здесь, с тобой.
— Они все там собрались. Они окружили меня в темноте.
— Темноты больше нет. Я включил свет. Хочешь, включу поярче?
Ева покачала головой, еще теснее прижимаясь к нему.
— Я не смогла им помочь! Не остановила его, когда он снова пришел. Он всегда приходит. Всегда возвращается. У нее была сломана рука. У маленькой девочки была сломана рука. Как у меня. А он опять сломал мне руку! Я это чувствовала…
— Он ничего не сломал. — Рорк поцеловал ее в макушку и заставил лечь, хотя она продолжала цепляться за него. — Взгляни сюда, Ева. Посмотри. Твоя рука цела. Видишь?
Она прижимала руку к телу, обхватив ее другой рукой, и пыталась ему помешать, но он заставил ее вытянуть руку и осторожно провел ладонью от запястья к плечу.
— Она не сломана. Это был сон.
Ева согнула руку в локте, осмотрела ее. Эхо фантомной боли все еще прокатывалось по ее телу.
— Все было как на самом деле. Я чувствовала… Я это чувствовала.
— Я знаю. — Рорк поцеловал ее руку: запястье, нежную кожу на сгибе локтя. — Я знаю. А теперь приляг.
— Все прошло? — Ей самой хотелось в это верить. — Я только посижу тут минутку… — Ева опустила взгляд на кота, протиснувшегося между ними. Ее рука дрожала, когда она погладила его по спине. — Наверно, я перепугала его до полусмерти.
— Во всяком случае, он не сбежал. Он оставался с тобой, бился головой о твое плечо. Я бы сказал, делал все, что мог, стараясь тебя разбудить.
— Мой герой! — Слеза упала на ее руку, гладившую кота, но ей было уже не до смущения. — Думаю, он заслужил порцию черной икры или что-то в этом роде. — Ева глубоко вздохнула и подняла глаза на Рорка. — И ты тоже.
— Сейчас ты примешь успокоительное. — Она открыла было рот, собираясь возразить, но он обхватил ладонью ее подбородок. — Не спорь и, ради всего святого, не вынуждай меня силой вливать его тебе в глотку. Давай договоримся и на этот раз разделим порцию пополам. Видит бог, мне это сейчас нужно не меньше, чем тебе.
Не будучи богом, она тоже это видела. Рорк был так бледен, что его глаза казались двумя колодцами синего огня на побелевшей коже.
— Ладно. Договорились.
Рорк подошел к настенной аптечке и вернулся с двумя невысокими стаканчиками. Один он протянул Еве. Она взяла его, но тут же обменяла на тот, что он оставил себе.
— На всякий случай, — пояснила она. — Вдруг ты решил схитрить и подсыпать мне чего покрепче. Я не хочу еще раз отключиться.
— Все по-честному. — Рорк звякнул стаканом об ее стакан и залпом проглотил свою порцию. Когда Ева тоже выпила, он поставил оба пустых стакана на столик у кровати. — Я мог бы напомнить, что знаю твою подозрительную и циничную натуру насквозь. И если бы мне пришло в голову добавить транквилизатор в один из стаканов, я оставил бы его у себя.
— Черт бы тебя побрал, — проворчала Ева.
— Но я этого не сделал. — Он наклонился и чмокнул ее в нос. — Уговор есть уговор.
— Я тебя напугала… Извини.
Рорк снова взял ее за руку.
— Соммерсет сказал, что ты вернулась домой еще до пяти.
— Да, где-то в это время. Мне надо было вздремнуть часок-другой. — Ева оглянулась на окно. — Но я и вправду вздремнула. Уже темнеет. Который час?
— Почти девять. — Рорк знал, что она больше не уснет, хотя был бы рад, если бы уснула. Он лег бы рядом с ней, обнял бы ее, и они вместе стряхнули бы с себя во сне остатки кошмара. — Тебе не помешало бы поесть, — решил он. — И мне тоже. Хочешь, поедим прямо здесь?
— Можно. Но сперва мне не помешало бы кое-что еще.
— Чего ты хочешь?
Ева поднялась на колени, откинулась на пятки и обхватила ладонями его лицо.
— Ты — лучше любого успокоительного. С тобой я чувствую себя… чистой. И сильной. — Его руки обвились вокруг нее, и она вплела пальцы ему в волосы. — Ты заставляешь меня вспомнить и помогаешь мне забыть. Побудь со мной!
— Я всегда с тобой. — Он поцеловал ее виски, щеки, губы. — Я всегда буду с тобой.
Ева придвинулась к нему, слегка балансируя на коленях в приглушенном свете. Хотя буря миновала, что-то у нее внутри еще дрожало. Но она знала, что Рорк прогонит эту дрожь. Он сделает так, чтобы опять все стало хорошо.
Она повернула голову, провела губами по его шее, вдыхая запах своего мужчины, пробуя его на вкус. Из ее груди вырвался вздох удовлетворения. Он понимал ее нужды, знал, чего она от него хочет, что хочет дать ему. Он тоже еще не вполне оправился от шока, но она поможет ему успокоиться.
Его губы скользнули по ее скуле и прижались к ее рту в глубоком нежном поцелуе. И она, его сильная и беспокойная женщина, растаяла в его объятиях. Они вместе погрузились в состояние блаженного покоя. Их губы были слиты, сердца бились в унисон, и на этот раз он был твердо уверен, что ее участившийся пульс говорит о наслаждении.
Когда он опрокинул ее на спину, их глаза встретились, и она улыбнулась.
Не сводя с нее глаз, Рорк расстегнул ее рубашку. Ева проделала то же самое с ним, и он с удовлетворением отметил, что ее руки больше не дрожат. Он стянул рубашку с ее плеч и провел кончиками пальцев по гладкой белой коже, удивительно тонкой и нежной для такого сильного, тренированного тела. Низкий стон наслаждения вырвался из ее груди. Она вдруг вскинулась, обвила руками его шею и прошептала ему на ухо:
— Мое!
Это потрясло Рорка до глубины души. Взяв ее руки в свои, он повернул их ладонями вверх и поцеловал каждую в самую серединку.
— Мое!
Они вытянулись рядом на постели, касаясь друг друга словно в первый раз. Долгие неторопливые ласки, волнующие и успокаивающие; затяжная страсть, угли, тлеющие под пеплом…
Теперь Ева согрелась и обрела уверенность. Закрыв глаза, она неспешно плыла на волнах наслаждения и гладила его волосы — весь этот упоительный черный шелк, гладила его спину — живую стену мышц.
Она услыхала, как он шепчет «aghra» — по-ирландски это означало «моя любовь». «Да, я твоя любовь, — подумала Ева. — Слава богу!» И выгнулась вперед, предлагая ему еще больше.
Возбуждение нарастало медленно и постепенно, оно было подобно восхождению на высокую гору. Но вот вздохи превратились в стоны, наслаждение сменилось дрожью предвкушения. Еве казалось, что ее поднимает на гребень теплая голубая волна.
— Наполни меня! — Она склонилась к нему, и их губы снова встретились. — Наполни меня…
Рорк заглянул в ее глаза — потемневшие, подернутые влагой — и медленно вошел в нее, погрузился в желанное обволакивающее тепло. Теперь они двигались в едином ритме, и их единение было настолько полным, что у него сжалось сердце. Он опять прижался губами к ее губам и готов был поклясться, что вдохнул ее душу. А когда она прошептала его имя, его сердце разбилось от нежности.
Потом Ева долго смотрела на ночное небо в окне над кроватью. Стояла такая тишина, что казалось, весь окружающий мир исчез куда-то и на свете ничего нет, кроме этой комнаты, этой кровати, этого мужчины.
«Возможно, в этом и есть предназначение секса, — лениво думала она, — хоть на время отделить тебя от всего мира, оставить наедине с твоим единственным мужчиной. Позволить тебе сосредоточиться на своем теле, познать наслаждение — и не только телесное, но и духовное, если тебе повезет с мужчиной. Если бы не эти островки чувственного одиночества, можно и с ума сойти».
До знакомства с Рорком Ева использовала секс исключительно для физической разрядки. Она никогда раньше не понимала интимной близости этого акта, никогда полностью не раскрывалась перед другим человеком. Она никогда не испытывала такого блаженства и покоя, наступавшего следом за актом любви, пока Рорк не полюбил ее.
— Мне надо кое-что тебе сказать, — прошептала Ева.
— Хорошо.
Она покачала головой.
— Не сейчас, чуть позже. — Если бы она задержалась еще хоть чуточку дольше в этой постели, наполненная счастьем от близости с Рорком, то позабыла бы, что он все-таки существует, этот проклятый окружающий мир, который она поклялась защищать. — Мне надо встать. Не то чтобы я очень хотела, но придется.
— Ты должна поесть.
Ева невольно улыбнулась. Он, как всегда, заботился о ней. Неужели он никогда не перестанет о ней заботиться?
— Я поем. Больше тебе скажу: я позабочусь об ужине для нас обоих.
Рорк поднял голову, и его глаза, эти ослепительно синие глаза, задумчиво прищурились.
— Ты это сделаешь?
— Эй, приятель, я умею пользоваться этой дурацкой микроволновкой не хуже, чем любой другой! — Она легонько шлепнула его по ягодицам. — Отвернись.
Рорк повиновался.
— Всему виной секс или успокоительное?
— Чему виной секс или успокоительное?
— Почему ты вдруг стала такой домашней и пушистой?
— Будешь острить, ужина не получишь!
«Остри не остри, — подумал он, — на ужин, скорее всего, будет пицца».
Ева вытащила из шкафа халат для себя, потом перешла к его шкафу и взяла халат для него. Рорк следил за ней с растущим изумлением.
— И не думай, что острить можно только вслух. Я читаю все твои ядовитые мысли!
— Так почему бы мне не заткнуться и не раздобыть для нас немного вина?
— В самом деле, почему бы и нет?
Пока Ева на кухне задумчиво разглядывала микроволновку, Рорк отправился в гостиную и открыл стенную панель, за которой располагались полки с винными бутылками. Не сомневаясь, что на ужин будет пицца, он выбрал бутылку кьянти, открыл ее и поставил на столик.
— Ты сегодня еще будешь работать? — крикнул он.
— Да, мне надо кое-что сделать. — Ева выглянула из кухни. — Мира составила для меня психологический портрет, я хочу еще раз его перечитать. И потом, я до сих пор не провела ни одного вероятностного теста. А еще нужно проверить банки глаз, клиники по пересадке органов и все такое. Скорее всего, пустая трата времени: ведь он взял их не на продажу. Но надо отбросить и эту возможность. А для этого ее следует рассмотреть.
Ева принесла в гостиную две тарелки и поставила их рядом с бутылкой.
— Что тут у нас? — спросил Рорк.
— Еда. Разве не похоже?
Он задумчиво разглядывал тарелки.
— Это не похоже на пиццу.
Ева фыркнула.
— Моей кулинарной фантазии хватает кое на что помимо пиццы.
Она приготовила соте из цыпленка в вине с розмарином, а на гарнир — дикий рис со спаржей — благо запасы Соммерсета были неисчерпаемы.
— Подумать только! — пробормотал сбитый с толку Рорк. — Я открыл совершенно неподходящее вино.
— Придется нам с этим жить. — Ева принесла к столу корзинку с хлебом. — Давай поедим.
— Нет, это никуда не годится. — Рорк опять отодвинул панель, нашел на полке бутылку пуйи, открыл ее и принес на стол вместе с бокалами. — Выглядит отлично. Спасибо.
Ева попробовала кусочек.
— Да, неплохо. Конечно, не сравнить с соевыми чипсами, которые я ела на ленч, но все-таки неплохо.
Как она и ожидала, эти слова заставили Рорка вздрогнуть и поморщиться.
— Надеюсь, ты сумеешь пропихнуть в горло то, что нам сервируют на ужин Чарльз и Луиза, когда мы пойдем к ним в гости, — проворчал он.
Ева сразу помрачнела.
— Тебе не кажется, что это все-таки странно? Ну, ты меня понимаешь: Чарльз и Луиза, Пибоди и Макнаб за дружеским ужином. Я точно знаю: в тот единственный раз, когда Макнаб был у Чарльза, они подрались.
— На сей раз вряд ли у них до этого дойдет, но если им вдруг опять вздумается подраться, ты будешь там, чтобы их разнять. И мне это не кажется странным, дорогая. Люди находят друг друга, и это прекрасно. А Чарльз и наша милая Пибоди были и остаются друзьями.
— Да, но Макнаб уверен, что в свое время они плясали румбу на матрасе.
— Что бы он ни думал, он точно знает, что сейчас они ее не танцуют.
— А я все равно считаю, что все это как-то странно.
— Возможно, будет момент первоначальной неловкости… В конце концов, важно одно: Чарльз и Луиза любят друг друга.
— Да, кстати, это тоже странно. Как они до такого дошли? Он зарабатывает себе на жизнь, трахая других женщин, потом возвращается домой и трахает ее по любви. Что ты на это скажешь?
Насмешливая улыбка тронула губы Рорка. Он отпил глоток вина.
— У вас такие строгие моральные принципы, лейтенант.
— Я бы посмотрела, какую ты проявишь либеральность, светскость и широту взглядов, если я сдам свой жетон и стану работать женщиной по вызову. Боюсь, мне не удалось бы даже составить приличный список клиентов. Ты бы их всех поубивал.
Рорк лишь наклонил голову в знак согласия.
— Ну, вряд ли я влюбился бы в тебя, если бы ты уже так работала. Кстати, когда я с тобой познакомился, ты была полицейским, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы к этому приспособиться.
— Да, наверное… — Ева подумала, что это удобный переход к тому, что она собиралась сказать. Лучшего и желать нельзя. — Нет, я точно знаю, что тебе пришлось постараться, чтобы ко мне приспособиться. И все-таки я думаю, что основную работу ты проделал еще раньше. Я хочу сказать, пожива любой ценой никогда не была для тебя основной целью в жизни.
— Лейтенант, во времена моей загубленной юности вы травили бы меня, как гончий пес. Поймать меня вы бы не сумели, но приложили бы все старания.
— Если бы я хотела тебя поймать… — Ева умолкла на полуслове. — Я не о том хотела поговорить. — Она взяла бокал, отпила большой глоток и поставила его на стол. — Сегодня я была в «Доче».
— Вот оно что! — Рорк внимательно посмотрел на нее. — Жаль, что ты мне не позвонила. Я выкроил бы время пойти с тобой вместе.
— Это было связано с работой. Мне надо было расспросить Луизу об этой ясновидящей дамочке, а Луиза сегодня работала там.
Рорк ждал, но она больше ничего не сказала.
— Ну, и как тебе?
— Как мне? — Ева положила вилку и сцепила руки на коленях. — Я люблю тебя так, что даже сказать не могу. У меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как сильно. Как сильно я люблю тебя, как горжусь тобой за все, что ты там делаешь. Я пыталась подобрать слова, но у меня ничего не выходит.
Растроганный до глубины души, он протянул ей руку через стол, и Ева дала ему свою.
— Все, что я сделал, было сделано ради тебя. Потому что ты являешься частью этого. Частью меня. Если бы не ты, ничего бы не было.
— Нет, было бы! В том-то вся и суть. Может, из-за меня ты занялся этим раньше. Вернее, из-за нас. Но в тебе это было заложено с самого начала. Прости, что я не пошла туда раньше.
— Это неважно.
— Мне было страшно туда идти. Какая-то часть моей души, которой я сама стыжусь, противилась этому. — Ева выпустила его руку: то, что она собиралась сказать, ей надо было высказать самостоятельно, без его помощи. — Мне было больно идти туда. Увидеть этих женщин, этих детей. Ощутить этот страх. Ощутить надежду. Это еще страшнее. Как ни странно, это вернуло меня назад, к моему детству.
— Ева.
— Нет, ты послушай. Там была это девочка… Знаешь, иногда мне кажется, что судьба нарочно подставляет нам такие ловушки, чтобы посмотреть, как мы с ними справимся. У нее рука была в гипсе. Руку ей сломал отец.
— О боже!
— Она говорила со мной, я ей отвечала. Но я почти ничего не помню, у меня в голове гудело, желудок свело. Я боялась, что меня стошнит прямо там, у всех на виду. Или я хлопнусь в обморок, будь он неладен. Но я удержалась. Я прошла через это.
— Ты вовсе не обязана ходить. Не надо больше этого делать.
Ева покачала головой.
— Погоди. Я завезла Пибоди домой, повидалась с Мирой и пришла сюда. Мне надо было поспать. Я думала, что просто усну, но мне приснился кошмар. Было очень тяжело, но это ты и сам знаешь. Ты не знаешь другого. Во сне я вернулась туда, в убежище. Ко всем этим избитым женщинам и запуганным детям. И они меня спрашивали, почему я не вмешалась, не защитила их, почему позволила этому случиться.
Ева вскинула руку, чтобы он ее не перебивал, хотя видела, как на его лице отражается ее собственная боль.
— Там был он. Я знала, что он появится. Он сказал, что будут новые жертвы. Женщин на его век хватит, а сам он никогда не умрет. Когда он потянулся ко мне, я перестала быть собой. То есть, я хочу сказать — такой, какая я сейчас. Я стала маленькой. Он сломал мне руку, как тогда, и изнасиловал меня. В точности как тогда!
Ей пришлось остановиться и сделать глоток вина, иначе она не смогла бы продолжить.
— Но вот что самое главное: я его убила. В точности как тогда. И я буду и дальше его убивать, сколько потребуется! Потому что он прав: их много, и всегда найдутся новые. Новые насильники и новые жертвы. Всегда найдутся новые, и я не могу остановить всех. Все, что я могу, это делать мою работу и остановить хоть часть из них. Я должна это сделать.
Она замолчала и перевела дух.
— Теперь я могу туда вернуться. Я хочу туда вернуться, потому что знаю: когда я вернусь, мне уже не будет страшно. Мне не будет дурно. А если и будет, то уже не так сильно. Я вернусь туда, потому что понимаю: все, что ты там сделал и продолжаешь делать, — это еще один способ остановить зло. У девочки сломана рука, но это пройдет. И сама она заживет по-новому, потому что ты дал ей этот шанс.
Рорк долго молчал — он не сразу смог заговорить.
— Ты самая поразительная женщина, какую я когда-либо знал, — сказал он наконец.
— Ну да. — Ева сжала его руку. — Мы с тобой та еще парочка!
По пути в свой кабинет Ева зашла в отдел электронного сыска. За все истекшие годы она так и не смогла привыкнуть к тому, что здесь детективы одевались как на вечеринку или на пикник. Каждое посещение ОЭС становилось для нее шоком. Здешние детективы чаще не сидели за столами, а ходили и бегали взад-вперед с наушниками, что-то наговаривая в микрофоны-петельки. Гремела музыка, и она своими глазами увидела, как один из парней пританцовывает с портативным компьютером в руке.
Ева прошла через «загон» прямо в кабинет капитана Райана Фини в надежде хоть там спастись от бедлама. И онемела, увидев его — надежного, как скала, Фини, с его жесткими рыжими вихрами, подернутыми сединой, с остатками отпускного загара на морщинистом, несколько обвисшем лице добродушного сенбернара. И вихры, и лицо были на месте, но вместо обычной помятой ковбойки его плечи и грудь были обтянуты накрахмаленной рубашкой малинового цвета. А на шее у него был галстук. Галстук! Цвет галстука не поддавался описанию. «Наверное, — подумала Ева, — такой эффект достигается, если пропустить через траву электрический ток».
— Боже милостивый, Фини! Что это на тебе?
Он послал ей взгляд христианского мученика, готового к встрече со львами на арене.
— Жена сказала, что мне нужны яркие краски. Купила этот прикид и пристала с ножом к горлу, чтобы я его надел.
— Ты похож… Ты похож на сутенера уличной проститутки.
— И не говори. Ты на брюки взгляни!
Он выставил ногу из-за стола, и Ева увидела, что эта тощая конечность обтянута штаниной из кожемита того же электрического оттенка, что и галстук.
— О боже!
— Ребята, — он мотнул головой в сторону двери, — считают, что я выгляжу классно. И что мне теперь делать?
— Честно говоря, не знаю.
— Скажи, что у тебя есть для меня дело. Что-нибудь в полевых условиях, чтобы я мог перепачкаться кровью. — Фини принял боксерскую позу, прикрыв кулаком лицо. — Жена не станет меня грызть, если я попорчу эти попугайные тряпки на работе.
— У меня есть для тебя дело, но без полевых условий. Жаль, что ничем не могу тебе помочь. Может, снимешь хотя бы эту удавку?
Фини задумчиво подергал галстук.
— Ты не знаешь мою жену! Она будет звонить по видеотелефону. Она будет устраивать мне выборочную проверку на протяжении всей смены. Между прочим, пиджак тоже есть.
— Ах ты, бедняга!
— Тут уж ничего не поделаешь. — Он вздохнул. — Так что привело тебя в мой мир?
— Дело. Убийство на сексуальной почве с обезображиванием.
—Центральный парк? Слыхал, что оно тебе досталось. Мы уже проводим стандартную проверку компьютеров и блоков связи. Тебе нужно что-то еще?
— Не совсем. Могу я закрыть дверь? — Фини кивнул, и Ева прикрыла дверь, а потом присела на краешек его стола. — Как ты относишься к консультациям экстрасенсов?
Фини наморщил нос.
— В моем отделе такой необходимости нет. А когда я работал в убойном отделе, мы время от времени получали звонки от людей, утверждавших, что у них бывают видения и они общаются с миром духов. Да ты и сама знаешь.
— Да, они до сих пор звонят. Мы тратим время и распыляем силы на проверку, а потом все возвращается на круги своя. И мы продолжаем работать, полагаясь лишь на наши жалкие пять чувств.
— Среди них бывают не одни только шарлатаны. — Финн оттолкнулся от стола и включил кофеварку. — Большинство отделов в наши дни использует экстрасенсов в качестве гражданских консультантов. А кое-кто из них даже имеет жетоны.
— Когда мы с тобой работали вместе, — заметила Ева, — мы никогда не использовали экстрасенсов.
Финн передал ей кружку кофе.
— Я готов использовать любую отвертку, если она подходит по калибру.
— Ко мне вчера заявилась одна: говорит, что убийство в Центральном парке она будто бы видела во сне.
Финн задумчиво потягивал кофе.
— Ты ее проверила?
— Да, и у нее вроде бы все чисто. Есть регистрация, есть лицензия. А главное, за нее ручается Луиза Диматто.
— Леди док отнюдь не дура.
— Нет, не дура. Значит, на моем месте ты привлек бы ее к работе?
Финн пожал плечами:
— Ответ ты уже знаешь.
Ева нахмурилась, глядя в кружку кофе.
— Ну да. Любая отвертка, я понимаю. Кажется, мне просто хотелось услышать это от человека, твердо стоящего ногами на земле. Спасибо.
— Без проблем. Дай знать, когда я тебе понадоблюсь для грязной работы. Чтобы испачкать и руки, и костюм.
— Будет сделано. А знаешь, если бы кто-то пролил кофе на этот прикид, тебе бы пришлось переодеться. И никто бы тебя ни в чем не смог упрекнуть.
Финн бросил на нее жалобный взгляд.
— Жена сразу догадается. Моя жена любого экстрасенса за пояс заткнет.
Ева вызвала Пибоди и вместе с ней отправилась докладывать майору. Если уж ей придется консультироваться с экстрасенсом, надо для начала поставить в известность своего начальника.
Майор Уитни молча, не перебивая, выслушал устный отчет Евы, сидя за своим огромным письменным столом. Это был крупный темнокожий мужчина с коротко подстриженными седеющими волосами. Он много лет сидел за этим столом, но канцелярская работа так и не вытравила из него копа. Все эти годы он оставался копом до мозга костей. Его суровое лицо было непроницаемым, он лишь вопросительно поднял брови, когда Ева упомянула Селину Санчес.
По окончании доклада Уитни кивнул и откинулся на спинку кресла.
— Консультант-экстрасенс? Не похоже на ваш обычный стиль, лейтенант.
— Да, сэр.
— Ну что ж. Принципиальных возражений у меня нет. В любом случае информировать широкую публику отныне будет наш представитель по связям с общественностью. Мы по-прежнему будем умалчивать о подробностях происшествия и не дадим описания орудия убийства. Если решите консультироваться с экстрасенсом, об этом факте вы тоже будете умалчивать.
— Она сама на этом настаивает, сэр.
— Ясно. Кстати, имя вашего экстрасенса кажется мне знакомым. Возможно, я с ней когда-то встречался, хотя, разумеется, это всего лишь светское знакомство. Спрошу у жены. Она лучше помнит такие вещи.
— Да, сэр. Мне приостановить общение с мисс Санчес, пока вы не переговорите с женой?
— Нет, не нужно. Все на ваше усмотрение. А вы что думаете по этому поводу, детектив?
Пибоди вытянулась по стойке «смирно».
— Я, сэр? Э-э-э… Я несколько больше доверяю телепатическим способностям, сэр. В моей семье есть экстрасенсы.
— А вы не одна из них?
Пибоди позволила себе улыбнуться.
— Нет, сэр. Я довольствуюсь основными пятью чувствами. Но я, как и лейтенант Даллас, верю, что с Селиной Санчес стоит хотя бы побеседовать еще раз.
— Ну, так поговорите с ней. Только помните: если репортеры прознают о глазах, СМИ раздуют из этого дела сенсацию, о нем будут чирикать все воробьи на всех крышах. Мы должны раскрыть его, пока не начался вселенский балаган.
— Их много. Всегда найдутся новые. И нас тоже много.
И он набросился на нее.
— Ева, проснись! Проснись сейчас же!
Ее лицо было смертельно белым, тело одеревенело. Рорк перевернул ее на спину и обнял. За секунду до того, как она закричала.
Ледяной язычок паники лизнул его по позвоночнику. Глаза Евы были широко открыты, они ослепли от шока и боли. Ему даже показалось, что она не дышит.
— Я сказал: проснись!
Ее тело изогнулось, она втянула в себя воздух, как утопающая.
— Моя рука! Он сломал мне руку!
— Нет. Это был сон. О детка, это всего лишь сон. А теперь просыпайся. Возвращайся ко мне.
Рорк укачивал ее, а сам дрожал не меньше, чем она. Уловив какое-то движение, он вскинул голову и увидел вбежавшего в комнату Соммерсета.
— Не надо. Я уже здесь.
— Она ранена?
Рорк покачал головой, поглаживая Еву по волосам.
— Это был просто кошмар; правда, очень скверный. Иди, я о ней позабочусь.
Соммерсет отступил, но у порога остановился.
— Заставьте ее принять успокоительное. Чего бы это ни стоило.
Рорк кивнул. Когда за Соммерсетом закрылась дверь, он опять наклонился к Еве.
— Теперь все в порядке. Я здесь, с тобой.
— Они все там собрались. Они окружили меня в темноте.
— Темноты больше нет. Я включил свет. Хочешь, включу поярче?
Ева покачала головой, еще теснее прижимаясь к нему.
— Я не смогла им помочь! Не остановила его, когда он снова пришел. Он всегда приходит. Всегда возвращается. У нее была сломана рука. У маленькой девочки была сломана рука. Как у меня. А он опять сломал мне руку! Я это чувствовала…
— Он ничего не сломал. — Рорк поцеловал ее в макушку и заставил лечь, хотя она продолжала цепляться за него. — Взгляни сюда, Ева. Посмотри. Твоя рука цела. Видишь?
Она прижимала руку к телу, обхватив ее другой рукой, и пыталась ему помешать, но он заставил ее вытянуть руку и осторожно провел ладонью от запястья к плечу.
— Она не сломана. Это был сон.
Ева согнула руку в локте, осмотрела ее. Эхо фантомной боли все еще прокатывалось по ее телу.
— Все было как на самом деле. Я чувствовала… Я это чувствовала.
— Я знаю. — Рорк поцеловал ее руку: запястье, нежную кожу на сгибе локтя. — Я знаю. А теперь приляг.
— Все прошло? — Ей самой хотелось в это верить. — Я только посижу тут минутку… — Ева опустила взгляд на кота, протиснувшегося между ними. Ее рука дрожала, когда она погладила его по спине. — Наверно, я перепугала его до полусмерти.
— Во всяком случае, он не сбежал. Он оставался с тобой, бился головой о твое плечо. Я бы сказал, делал все, что мог, стараясь тебя разбудить.
— Мой герой! — Слеза упала на ее руку, гладившую кота, но ей было уже не до смущения. — Думаю, он заслужил порцию черной икры или что-то в этом роде. — Ева глубоко вздохнула и подняла глаза на Рорка. — И ты тоже.
— Сейчас ты примешь успокоительное. — Она открыла было рот, собираясь возразить, но он обхватил ладонью ее подбородок. — Не спорь и, ради всего святого, не вынуждай меня силой вливать его тебе в глотку. Давай договоримся и на этот раз разделим порцию пополам. Видит бог, мне это сейчас нужно не меньше, чем тебе.
Не будучи богом, она тоже это видела. Рорк был так бледен, что его глаза казались двумя колодцами синего огня на побелевшей коже.
— Ладно. Договорились.
Рорк подошел к настенной аптечке и вернулся с двумя невысокими стаканчиками. Один он протянул Еве. Она взяла его, но тут же обменяла на тот, что он оставил себе.
— На всякий случай, — пояснила она. — Вдруг ты решил схитрить и подсыпать мне чего покрепче. Я не хочу еще раз отключиться.
— Все по-честному. — Рорк звякнул стаканом об ее стакан и залпом проглотил свою порцию. Когда Ева тоже выпила, он поставил оба пустых стакана на столик у кровати. — Я мог бы напомнить, что знаю твою подозрительную и циничную натуру насквозь. И если бы мне пришло в голову добавить транквилизатор в один из стаканов, я оставил бы его у себя.
— Черт бы тебя побрал, — проворчала Ева.
— Но я этого не сделал. — Он наклонился и чмокнул ее в нос. — Уговор есть уговор.
— Я тебя напугала… Извини.
Рорк снова взял ее за руку.
— Соммерсет сказал, что ты вернулась домой еще до пяти.
— Да, где-то в это время. Мне надо было вздремнуть часок-другой. — Ева оглянулась на окно. — Но я и вправду вздремнула. Уже темнеет. Который час?
— Почти девять. — Рорк знал, что она больше не уснет, хотя был бы рад, если бы уснула. Он лег бы рядом с ней, обнял бы ее, и они вместе стряхнули бы с себя во сне остатки кошмара. — Тебе не помешало бы поесть, — решил он. — И мне тоже. Хочешь, поедим прямо здесь?
— Можно. Но сперва мне не помешало бы кое-что еще.
— Чего ты хочешь?
Ева поднялась на колени, откинулась на пятки и обхватила ладонями его лицо.
— Ты — лучше любого успокоительного. С тобой я чувствую себя… чистой. И сильной. — Его руки обвились вокруг нее, и она вплела пальцы ему в волосы. — Ты заставляешь меня вспомнить и помогаешь мне забыть. Побудь со мной!
— Я всегда с тобой. — Он поцеловал ее виски, щеки, губы. — Я всегда буду с тобой.
Ева придвинулась к нему, слегка балансируя на коленях в приглушенном свете. Хотя буря миновала, что-то у нее внутри еще дрожало. Но она знала, что Рорк прогонит эту дрожь. Он сделает так, чтобы опять все стало хорошо.
Она повернула голову, провела губами по его шее, вдыхая запах своего мужчины, пробуя его на вкус. Из ее груди вырвался вздох удовлетворения. Он понимал ее нужды, знал, чего она от него хочет, что хочет дать ему. Он тоже еще не вполне оправился от шока, но она поможет ему успокоиться.
Его губы скользнули по ее скуле и прижались к ее рту в глубоком нежном поцелуе. И она, его сильная и беспокойная женщина, растаяла в его объятиях. Они вместе погрузились в состояние блаженного покоя. Их губы были слиты, сердца бились в унисон, и на этот раз он был твердо уверен, что ее участившийся пульс говорит о наслаждении.
Когда он опрокинул ее на спину, их глаза встретились, и она улыбнулась.
Не сводя с нее глаз, Рорк расстегнул ее рубашку. Ева проделала то же самое с ним, и он с удовлетворением отметил, что ее руки больше не дрожат. Он стянул рубашку с ее плеч и провел кончиками пальцев по гладкой белой коже, удивительно тонкой и нежной для такого сильного, тренированного тела. Низкий стон наслаждения вырвался из ее груди. Она вдруг вскинулась, обвила руками его шею и прошептала ему на ухо:
— Мое!
Это потрясло Рорка до глубины души. Взяв ее руки в свои, он повернул их ладонями вверх и поцеловал каждую в самую серединку.
— Мое!
Они вытянулись рядом на постели, касаясь друг друга словно в первый раз. Долгие неторопливые ласки, волнующие и успокаивающие; затяжная страсть, угли, тлеющие под пеплом…
Теперь Ева согрелась и обрела уверенность. Закрыв глаза, она неспешно плыла на волнах наслаждения и гладила его волосы — весь этот упоительный черный шелк, гладила его спину — живую стену мышц.
Она услыхала, как он шепчет «aghra» — по-ирландски это означало «моя любовь». «Да, я твоя любовь, — подумала Ева. — Слава богу!» И выгнулась вперед, предлагая ему еще больше.
Возбуждение нарастало медленно и постепенно, оно было подобно восхождению на высокую гору. Но вот вздохи превратились в стоны, наслаждение сменилось дрожью предвкушения. Еве казалось, что ее поднимает на гребень теплая голубая волна.
— Наполни меня! — Она склонилась к нему, и их губы снова встретились. — Наполни меня…
Рорк заглянул в ее глаза — потемневшие, подернутые влагой — и медленно вошел в нее, погрузился в желанное обволакивающее тепло. Теперь они двигались в едином ритме, и их единение было настолько полным, что у него сжалось сердце. Он опять прижался губами к ее губам и готов был поклясться, что вдохнул ее душу. А когда она прошептала его имя, его сердце разбилось от нежности.
Потом Ева долго смотрела на ночное небо в окне над кроватью. Стояла такая тишина, что казалось, весь окружающий мир исчез куда-то и на свете ничего нет, кроме этой комнаты, этой кровати, этого мужчины.
«Возможно, в этом и есть предназначение секса, — лениво думала она, — хоть на время отделить тебя от всего мира, оставить наедине с твоим единственным мужчиной. Позволить тебе сосредоточиться на своем теле, познать наслаждение — и не только телесное, но и духовное, если тебе повезет с мужчиной. Если бы не эти островки чувственного одиночества, можно и с ума сойти».
До знакомства с Рорком Ева использовала секс исключительно для физической разрядки. Она никогда раньше не понимала интимной близости этого акта, никогда полностью не раскрывалась перед другим человеком. Она никогда не испытывала такого блаженства и покоя, наступавшего следом за актом любви, пока Рорк не полюбил ее.
— Мне надо кое-что тебе сказать, — прошептала Ева.
— Хорошо.
Она покачала головой.
— Не сейчас, чуть позже. — Если бы она задержалась еще хоть чуточку дольше в этой постели, наполненная счастьем от близости с Рорком, то позабыла бы, что он все-таки существует, этот проклятый окружающий мир, который она поклялась защищать. — Мне надо встать. Не то чтобы я очень хотела, но придется.
— Ты должна поесть.
Ева невольно улыбнулась. Он, как всегда, заботился о ней. Неужели он никогда не перестанет о ней заботиться?
— Я поем. Больше тебе скажу: я позабочусь об ужине для нас обоих.
Рорк поднял голову, и его глаза, эти ослепительно синие глаза, задумчиво прищурились.
— Ты это сделаешь?
— Эй, приятель, я умею пользоваться этой дурацкой микроволновкой не хуже, чем любой другой! — Она легонько шлепнула его по ягодицам. — Отвернись.
Рорк повиновался.
— Всему виной секс или успокоительное?
— Чему виной секс или успокоительное?
— Почему ты вдруг стала такой домашней и пушистой?
— Будешь острить, ужина не получишь!
«Остри не остри, — подумал он, — на ужин, скорее всего, будет пицца».
Ева вытащила из шкафа халат для себя, потом перешла к его шкафу и взяла халат для него. Рорк следил за ней с растущим изумлением.
— И не думай, что острить можно только вслух. Я читаю все твои ядовитые мысли!
— Так почему бы мне не заткнуться и не раздобыть для нас немного вина?
— В самом деле, почему бы и нет?
Пока Ева на кухне задумчиво разглядывала микроволновку, Рорк отправился в гостиную и открыл стенную панель, за которой располагались полки с винными бутылками. Не сомневаясь, что на ужин будет пицца, он выбрал бутылку кьянти, открыл ее и поставил на столик.
— Ты сегодня еще будешь работать? — крикнул он.
— Да, мне надо кое-что сделать. — Ева выглянула из кухни. — Мира составила для меня психологический портрет, я хочу еще раз его перечитать. И потом, я до сих пор не провела ни одного вероятностного теста. А еще нужно проверить банки глаз, клиники по пересадке органов и все такое. Скорее всего, пустая трата времени: ведь он взял их не на продажу. Но надо отбросить и эту возможность. А для этого ее следует рассмотреть.
Ева принесла в гостиную две тарелки и поставила их рядом с бутылкой.
— Что тут у нас? — спросил Рорк.
— Еда. Разве не похоже?
Он задумчиво разглядывал тарелки.
— Это не похоже на пиццу.
Ева фыркнула.
— Моей кулинарной фантазии хватает кое на что помимо пиццы.
Она приготовила соте из цыпленка в вине с розмарином, а на гарнир — дикий рис со спаржей — благо запасы Соммерсета были неисчерпаемы.
— Подумать только! — пробормотал сбитый с толку Рорк. — Я открыл совершенно неподходящее вино.
— Придется нам с этим жить. — Ева принесла к столу корзинку с хлебом. — Давай поедим.
— Нет, это никуда не годится. — Рорк опять отодвинул панель, нашел на полке бутылку пуйи, открыл ее и принес на стол вместе с бокалами. — Выглядит отлично. Спасибо.
Ева попробовала кусочек.
— Да, неплохо. Конечно, не сравнить с соевыми чипсами, которые я ела на ленч, но все-таки неплохо.
Как она и ожидала, эти слова заставили Рорка вздрогнуть и поморщиться.
— Надеюсь, ты сумеешь пропихнуть в горло то, что нам сервируют на ужин Чарльз и Луиза, когда мы пойдем к ним в гости, — проворчал он.
Ева сразу помрачнела.
— Тебе не кажется, что это все-таки странно? Ну, ты меня понимаешь: Чарльз и Луиза, Пибоди и Макнаб за дружеским ужином. Я точно знаю: в тот единственный раз, когда Макнаб был у Чарльза, они подрались.
— На сей раз вряд ли у них до этого дойдет, но если им вдруг опять вздумается подраться, ты будешь там, чтобы их разнять. И мне это не кажется странным, дорогая. Люди находят друг друга, и это прекрасно. А Чарльз и наша милая Пибоди были и остаются друзьями.
— Да, но Макнаб уверен, что в свое время они плясали румбу на матрасе.
— Что бы он ни думал, он точно знает, что сейчас они ее не танцуют.
— А я все равно считаю, что все это как-то странно.
— Возможно, будет момент первоначальной неловкости… В конце концов, важно одно: Чарльз и Луиза любят друг друга.
— Да, кстати, это тоже странно. Как они до такого дошли? Он зарабатывает себе на жизнь, трахая других женщин, потом возвращается домой и трахает ее по любви. Что ты на это скажешь?
Насмешливая улыбка тронула губы Рорка. Он отпил глоток вина.
— У вас такие строгие моральные принципы, лейтенант.
— Я бы посмотрела, какую ты проявишь либеральность, светскость и широту взглядов, если я сдам свой жетон и стану работать женщиной по вызову. Боюсь, мне не удалось бы даже составить приличный список клиентов. Ты бы их всех поубивал.
Рорк лишь наклонил голову в знак согласия.
— Ну, вряд ли я влюбился бы в тебя, если бы ты уже так работала. Кстати, когда я с тобой познакомился, ты была полицейским, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы к этому приспособиться.
— Да, наверное… — Ева подумала, что это удобный переход к тому, что она собиралась сказать. Лучшего и желать нельзя. — Нет, я точно знаю, что тебе пришлось постараться, чтобы ко мне приспособиться. И все-таки я думаю, что основную работу ты проделал еще раньше. Я хочу сказать, пожива любой ценой никогда не была для тебя основной целью в жизни.
— Лейтенант, во времена моей загубленной юности вы травили бы меня, как гончий пес. Поймать меня вы бы не сумели, но приложили бы все старания.
— Если бы я хотела тебя поймать… — Ева умолкла на полуслове. — Я не о том хотела поговорить. — Она взяла бокал, отпила большой глоток и поставила его на стол. — Сегодня я была в «Доче».
— Вот оно что! — Рорк внимательно посмотрел на нее. — Жаль, что ты мне не позвонила. Я выкроил бы время пойти с тобой вместе.
— Это было связано с работой. Мне надо было расспросить Луизу об этой ясновидящей дамочке, а Луиза сегодня работала там.
Рорк ждал, но она больше ничего не сказала.
— Ну, и как тебе?
— Как мне? — Ева положила вилку и сцепила руки на коленях. — Я люблю тебя так, что даже сказать не могу. У меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как сильно. Как сильно я люблю тебя, как горжусь тобой за все, что ты там делаешь. Я пыталась подобрать слова, но у меня ничего не выходит.
Растроганный до глубины души, он протянул ей руку через стол, и Ева дала ему свою.
— Все, что я сделал, было сделано ради тебя. Потому что ты являешься частью этого. Частью меня. Если бы не ты, ничего бы не было.
— Нет, было бы! В том-то вся и суть. Может, из-за меня ты занялся этим раньше. Вернее, из-за нас. Но в тебе это было заложено с самого начала. Прости, что я не пошла туда раньше.
— Это неважно.
— Мне было страшно туда идти. Какая-то часть моей души, которой я сама стыжусь, противилась этому. — Ева выпустила его руку: то, что она собиралась сказать, ей надо было высказать самостоятельно, без его помощи. — Мне было больно идти туда. Увидеть этих женщин, этих детей. Ощутить этот страх. Ощутить надежду. Это еще страшнее. Как ни странно, это вернуло меня назад, к моему детству.
— Ева.
— Нет, ты послушай. Там была это девочка… Знаешь, иногда мне кажется, что судьба нарочно подставляет нам такие ловушки, чтобы посмотреть, как мы с ними справимся. У нее рука была в гипсе. Руку ей сломал отец.
— О боже!
— Она говорила со мной, я ей отвечала. Но я почти ничего не помню, у меня в голове гудело, желудок свело. Я боялась, что меня стошнит прямо там, у всех на виду. Или я хлопнусь в обморок, будь он неладен. Но я удержалась. Я прошла через это.
— Ты вовсе не обязана ходить. Не надо больше этого делать.
Ева покачала головой.
— Погоди. Я завезла Пибоди домой, повидалась с Мирой и пришла сюда. Мне надо было поспать. Я думала, что просто усну, но мне приснился кошмар. Было очень тяжело, но это ты и сам знаешь. Ты не знаешь другого. Во сне я вернулась туда, в убежище. Ко всем этим избитым женщинам и запуганным детям. И они меня спрашивали, почему я не вмешалась, не защитила их, почему позволила этому случиться.
Ева вскинула руку, чтобы он ее не перебивал, хотя видела, как на его лице отражается ее собственная боль.
— Там был он. Я знала, что он появится. Он сказал, что будут новые жертвы. Женщин на его век хватит, а сам он никогда не умрет. Когда он потянулся ко мне, я перестала быть собой. То есть, я хочу сказать — такой, какая я сейчас. Я стала маленькой. Он сломал мне руку, как тогда, и изнасиловал меня. В точности как тогда!
Ей пришлось остановиться и сделать глоток вина, иначе она не смогла бы продолжить.
— Но вот что самое главное: я его убила. В точности как тогда. И я буду и дальше его убивать, сколько потребуется! Потому что он прав: их много, и всегда найдутся новые. Новые насильники и новые жертвы. Всегда найдутся новые, и я не могу остановить всех. Все, что я могу, это делать мою работу и остановить хоть часть из них. Я должна это сделать.
Она замолчала и перевела дух.
— Теперь я могу туда вернуться. Я хочу туда вернуться, потому что знаю: когда я вернусь, мне уже не будет страшно. Мне не будет дурно. А если и будет, то уже не так сильно. Я вернусь туда, потому что понимаю: все, что ты там сделал и продолжаешь делать, — это еще один способ остановить зло. У девочки сломана рука, но это пройдет. И сама она заживет по-новому, потому что ты дал ей этот шанс.
Рорк долго молчал — он не сразу смог заговорить.
— Ты самая поразительная женщина, какую я когда-либо знал, — сказал он наконец.
— Ну да. — Ева сжала его руку. — Мы с тобой та еще парочка!
По пути в свой кабинет Ева зашла в отдел электронного сыска. За все истекшие годы она так и не смогла привыкнуть к тому, что здесь детективы одевались как на вечеринку или на пикник. Каждое посещение ОЭС становилось для нее шоком. Здешние детективы чаще не сидели за столами, а ходили и бегали взад-вперед с наушниками, что-то наговаривая в микрофоны-петельки. Гремела музыка, и она своими глазами увидела, как один из парней пританцовывает с портативным компьютером в руке.
Ева прошла через «загон» прямо в кабинет капитана Райана Фини в надежде хоть там спастись от бедлама. И онемела, увидев его — надежного, как скала, Фини, с его жесткими рыжими вихрами, подернутыми сединой, с остатками отпускного загара на морщинистом, несколько обвисшем лице добродушного сенбернара. И вихры, и лицо были на месте, но вместо обычной помятой ковбойки его плечи и грудь были обтянуты накрахмаленной рубашкой малинового цвета. А на шее у него был галстук. Галстук! Цвет галстука не поддавался описанию. «Наверное, — подумала Ева, — такой эффект достигается, если пропустить через траву электрический ток».
— Боже милостивый, Фини! Что это на тебе?
Он послал ей взгляд христианского мученика, готового к встрече со львами на арене.
— Жена сказала, что мне нужны яркие краски. Купила этот прикид и пристала с ножом к горлу, чтобы я его надел.
— Ты похож… Ты похож на сутенера уличной проститутки.
— И не говори. Ты на брюки взгляни!
Он выставил ногу из-за стола, и Ева увидела, что эта тощая конечность обтянута штаниной из кожемита того же электрического оттенка, что и галстук.
— О боже!
— Ребята, — он мотнул головой в сторону двери, — считают, что я выгляжу классно. И что мне теперь делать?
— Честно говоря, не знаю.
— Скажи, что у тебя есть для меня дело. Что-нибудь в полевых условиях, чтобы я мог перепачкаться кровью. — Фини принял боксерскую позу, прикрыв кулаком лицо. — Жена не станет меня грызть, если я попорчу эти попугайные тряпки на работе.
— У меня есть для тебя дело, но без полевых условий. Жаль, что ничем не могу тебе помочь. Может, снимешь хотя бы эту удавку?
Фини задумчиво подергал галстук.
— Ты не знаешь мою жену! Она будет звонить по видеотелефону. Она будет устраивать мне выборочную проверку на протяжении всей смены. Между прочим, пиджак тоже есть.
— Ах ты, бедняга!
— Тут уж ничего не поделаешь. — Он вздохнул. — Так что привело тебя в мой мир?
— Дело. Убийство на сексуальной почве с обезображиванием.
—Центральный парк? Слыхал, что оно тебе досталось. Мы уже проводим стандартную проверку компьютеров и блоков связи. Тебе нужно что-то еще?
— Не совсем. Могу я закрыть дверь? — Фини кивнул, и Ева прикрыла дверь, а потом присела на краешек его стола. — Как ты относишься к консультациям экстрасенсов?
Фини наморщил нос.
— В моем отделе такой необходимости нет. А когда я работал в убойном отделе, мы время от времени получали звонки от людей, утверждавших, что у них бывают видения и они общаются с миром духов. Да ты и сама знаешь.
— Да, они до сих пор звонят. Мы тратим время и распыляем силы на проверку, а потом все возвращается на круги своя. И мы продолжаем работать, полагаясь лишь на наши жалкие пять чувств.
— Среди них бывают не одни только шарлатаны. — Финн оттолкнулся от стола и включил кофеварку. — Большинство отделов в наши дни использует экстрасенсов в качестве гражданских консультантов. А кое-кто из них даже имеет жетоны.
— Когда мы с тобой работали вместе, — заметила Ева, — мы никогда не использовали экстрасенсов.
Финн передал ей кружку кофе.
— Я готов использовать любую отвертку, если она подходит по калибру.
— Ко мне вчера заявилась одна: говорит, что убийство в Центральном парке она будто бы видела во сне.
Финн задумчиво потягивал кофе.
— Ты ее проверила?
— Да, и у нее вроде бы все чисто. Есть регистрация, есть лицензия. А главное, за нее ручается Луиза Диматто.
— Леди док отнюдь не дура.
— Нет, не дура. Значит, на моем месте ты привлек бы ее к работе?
Финн пожал плечами:
— Ответ ты уже знаешь.
Ева нахмурилась, глядя в кружку кофе.
— Ну да. Любая отвертка, я понимаю. Кажется, мне просто хотелось услышать это от человека, твердо стоящего ногами на земле. Спасибо.
— Без проблем. Дай знать, когда я тебе понадоблюсь для грязной работы. Чтобы испачкать и руки, и костюм.
— Будет сделано. А знаешь, если бы кто-то пролил кофе на этот прикид, тебе бы пришлось переодеться. И никто бы тебя ни в чем не смог упрекнуть.
Финн бросил на нее жалобный взгляд.
— Жена сразу догадается. Моя жена любого экстрасенса за пояс заткнет.
Ева вызвала Пибоди и вместе с ней отправилась докладывать майору. Если уж ей придется консультироваться с экстрасенсом, надо для начала поставить в известность своего начальника.
Майор Уитни молча, не перебивая, выслушал устный отчет Евы, сидя за своим огромным письменным столом. Это был крупный темнокожий мужчина с коротко подстриженными седеющими волосами. Он много лет сидел за этим столом, но канцелярская работа так и не вытравила из него копа. Все эти годы он оставался копом до мозга костей. Его суровое лицо было непроницаемым, он лишь вопросительно поднял брови, когда Ева упомянула Селину Санчес.
По окончании доклада Уитни кивнул и откинулся на спинку кресла.
— Консультант-экстрасенс? Не похоже на ваш обычный стиль, лейтенант.
— Да, сэр.
— Ну что ж. Принципиальных возражений у меня нет. В любом случае информировать широкую публику отныне будет наш представитель по связям с общественностью. Мы по-прежнему будем умалчивать о подробностях происшествия и не дадим описания орудия убийства. Если решите консультироваться с экстрасенсом, об этом факте вы тоже будете умалчивать.
— Она сама на этом настаивает, сэр.
— Ясно. Кстати, имя вашего экстрасенса кажется мне знакомым. Возможно, я с ней когда-то встречался, хотя, разумеется, это всего лишь светское знакомство. Спрошу у жены. Она лучше помнит такие вещи.
— Да, сэр. Мне приостановить общение с мисс Санчес, пока вы не переговорите с женой?
— Нет, не нужно. Все на ваше усмотрение. А вы что думаете по этому поводу, детектив?
Пибоди вытянулась по стойке «смирно».
— Я, сэр? Э-э-э… Я несколько больше доверяю телепатическим способностям, сэр. В моей семье есть экстрасенсы.
— А вы не одна из них?
Пибоди позволила себе улыбнуться.
— Нет, сэр. Я довольствуюсь основными пятью чувствами. Но я, как и лейтенант Даллас, верю, что с Селиной Санчес стоит хотя бы побеседовать еще раз.
— Ну, так поговорите с ней. Только помните: если репортеры прознают о глазах, СМИ раздуют из этого дела сенсацию, о нем будут чирикать все воробьи на всех крышах. Мы должны раскрыть его, пока не начался вселенский балаган.