Робертс Нора. По образу и подобию

   — Даллас, я, кажется, что-то нашла. — Пибоди держала в руке еще одну корзинку. — Это было в шкафчике под телевизором в гостиной.
   — Что это?
   — Корзинка с рукоделием. Она занималась рукоделием, понимаете?
   Пибоди извлекла из корзинки моток репсовой ленты. Лента была не красная, но по типу такая же, как та, которую использовал убийца. Ева протянула руку, чтобы взять ленту, но в этот момент в комнату вошла девочка — крошечная, хорошенькая, со светлыми кудряшками и пухлыми щечками. Она терла глаза кулачками.
   — Это мамина корзинка. Нельзя трогать мамину рабочую корзинку, пока она не разрешит.
   — Гм…
   — Я ею займусь, — прошептала Пибоди и, передав корзинку Еве, присела на корточки перед девочкой. — Привет, ты Ивонн?
   Малышка съежилась.
   — Мне нельзя разговаривать с незнакомыми.
   — Правильно, но с полицией можно, ведь правда? — Пибоди вытащила свой жетон и протянула его девочке. — Мама рассказывала тебе про полицейских?
   — Они помогают людям и ловят плохих дядек.
   — Точно. Я детектив Пибоди, а это лейтенант Даллас.
   — Что такое тинант?
   — Это такая работа, — ничуть не смущаясь, ответила Пибоди. — Это значит, что она полицейский, который ловит очень много плохих дядек.
   — Ну, тогда ладно. Я не могу найти мою маму. Тетя Диэнн спит. Ты можешь найти мою маму?
   Пибоди встретилась глазами с Евой поверх головы девочки.
   — Может, пойдем поищем тетю Диэнн? — предложила Пибоди.
   — Она спит. — Губки девочки задрожали. — Она говорит: плохой дядька обидел мою маму, и она не может прийти домой. Я хочу, чтобы мама пришла. Прямо сейчас!
   — Ивонн…
   Но девочка оттолкнула Пибоди и решительно направилась к Еве.
   — Плохой дядька обидел мою маму?
   «Господи! — мысленно простонала Ева. — Господи, помоги мне». Она мотнула головой, давая знак Пибоди сходить за Диэнн, а сама с глубоким вздохом присела на корточки, как ее напарница.
   — Да. Мне очень жаль.
   — Почему он ее обидел?
   — Я не знаю.
   Слезы собирались в уголках больших голубых глаз.
   — Мама пошла к доктору?
   Еве вспомнился Морс, оцинкованный стол, холодный яркий свет морга.
   — Не совсем.
   — Доктор бы ее полечил. Пусть она пойдет к доктору. Если она не может прийти домой, ты можешь отвести меня к ней?
   — Нет, не могу. Она… она в таком месте, куда нам нельзя. Я могу только одно: найти того, кто ее обидел, и наказать его.
   — Он будет сидеть в своей комнате и ему не разрешат выйти?
   — Верно. Чтобы он больше не смог никого обидеть.
   — И тогда она вернется домой?
   Ева беспомощно подняла голову и чуть не заплакала от облегчения, увидев в дверях Диэнн.
   — Ивонн, детка, иди ко мне.
   — Я хочу к маме!
   — Я знаю, детка. Я знаю. — Диэнн подхватила ее на руки и прижала к себе. Ивонн расплакалась у нее на плече. — Простите, я задремала.
   — Я понимаю, как вам тяжело. Я понимаю, что сейчас не время. Но я должна спросить вас… Очевидно, Элиза любила шить. Как вы думаете, где она купила вот эту ленту?
   — Да где угодно. Я сама не раз ходила с ней за покупками. Она и меня пыталась научить, но я была безнадежна. Было такое место на Третьей авеню… как же это? «Шитье-бытье». И большой магазин в центре города, недалеко от Юнион-Сквер. «Все ремесла», насколько мне помнится. И есть отдел в универмаге «Поднебесный»… Элиза заходила в любой магазин, попавшийся ей по дороге, и никогда не уходила без покупок.
   — Ясно. Спасибо. Мне придется забрать ее компьютер и телефонный аппарат. Я договорюсь о транспортировке. Она пользовалась только этим оборудованием?
   — Она могла позвонить с любого телефона из имеющихся в доме, но всю работу делала только на своем компьютере. Извините, мне надо уложить Ивонн.
   — Да, конечно.
   Ева внимательно осмотрела ленту.
   — Это хорошая наводка, — заметила Пибоди.
   — Ну, по крайней мере, хоть какой-то след. — Ева спрятала ленту в пакет для вещественных доказательств. — Давай его проверим.
   Широкая входная дверь пентхауса открылась в тот самый момент, когда Ева вернулась в гостиную. Вошел высокий мужчина с копной золотистых волос над бледным усталым лицом. Диэнн вскочила с кушетки, на которой укачивала Ивонн, и бросилась к нему с ребенком на руках.
   — Лютер! О боже, Лютер!
   — Диэнн… — Он обнял их обеих и прижался щекой к щеке жены. — Это не может быть ошибкой?
   Она покачала головой и разрыдалась. Ева поняла, что эти слезы она удерживала часами.
   — Простите за беспокойство. Я лейтенант Даллас.
   — Да-да, я вас узнал. Диэнн, милая, унеси Ивонн в спальню. — Он поцеловал их обеих и отпустил.
   — Я сожалею о вашей утрате, мистер Вандерли.
   — Прошу вас, зовите меня Лютером. Что я должен делать? Я могу чем-то помочь?
   — Можете, если ответите на несколько вопросов.
   — Да, конечно. — Он взглянул вслед жене. — Я никак не мог выбраться раньше. Дорога домой заняла целую вечность. Диэнн мне сказала… До сих пор опомниться не могу! Элиза пошла погулять с собакой, и ее… Диэнн сказала, что ее изнасиловали и убили. Изнасиловали и убили в парке, прямо напротив дома.
   — Как вы думаете, Элиза пожаловалась бы вам, если бы кто-то приставал к ней, угрожал, если бы ее что-то беспокоило?
   — Да, — ответил он без колебаний. — Если не мне, она наверняка сказала бы Диэнн. Они были очень близки. Мы… Мы одна семья.
   Он сел и откинул голову на спинку кушетки.
   — А вы тоже были очень близки с мисс Мейплвуд?
   — Вы хотите знать, была ли у меня сексуальная связь с Элизой? Я так и думал, что вы об этом спросите; даже внушал себе, что это не должно меня задевать. И я стараюсь не чувствовать себя задетым, но у меня плохо получается. Я не изменяю своей жене, лейтенант. И уж я, безусловно, не стал бы пользоваться своим преимуществом над крайне уязвимой женщиной, живущей в моем дом. Женщиной, вызывающей у меня глубокую симпатию, женщиной, которая много и тяжело работала, чтобы обеспечить достойную жизнь своему ребенку.
   — Я задаю вопросы вовсе не для того, чтобы вас обидеть. Почему вы назвали миссис Мейплвуд «крайне уязвимой»?
   Он потер переносицу.
   — Она была матерью-одиночкой, пострадавшей от жестокого обращения мужа. И она очень во многом зависела от меня. Я платил ей жалованье, я обеспечивал ей крышу над головой, если на то пошло. Разумеется, она могла найти другую работу. Работать она умела. Но вряд ли она нашла бы другое место, где ее дочь могла бы жить в таких же условиях, в окружении любящих людей, с подружкой ее возраста. А для Элизы не было ничего важнее благополучия Ивонн.
   — Бывший муж угрожал ей? —Лютер безрадостно усмехнулся.
   — В последнее время нет. Она была сильной женщиной. Она раз и навсегда указала, где его место: в прошлом.
   — Вы не знаете, кто мог бы желать ей зла?
   — Ни единой души. Богом клянусь, я до сих пор не могу примириться с мыслью, что кто-то надругался над ней. Я понимаю, вам надо делать свою работу, но и вы меня поймите. Я сейчас очень нужен своей жене. Я нужен детям. Если у вас есть еще вопросы, не могли бы мы перенести это на другое время?
   — Да, конечно. Я хочу забрать вот это. — Ева показала ему моток ленты. — Я дам вам расписку.
   — В этом нет нужды. — Он поднялся на ноги и потер руками лицо. — Я слыхал, вы хорошо знаете свое дело.
   — Да, я хорошо его знаю.
   — Я полагаюсь на вас. — Он протянул ей руку. — Мы все надеемся на вас.
 
   По дороге в центр они заглядывали во все ремесленные магазинчики на Манхэттене. Ева и представить себе не могла, как много материалов и усилий требуется, чтобы сделать своими руками то, что можно запросто купить в готовом виде. Когда она выразила свое удивление вслух, Пибоди улыбнулась и пощупала ярко окрашенные блестящие нитки мулине.
   — Это ни с чем не сравнимая гордость — сделать что-то своими руками. Подобрать цвета, ткань, рисунок… Увидеть готовую вещь в уме и воплотить ее в жизнь.
   Ева недоверчиво покосилась на нее.
   — Тебе виднее.
   — В моей семье было много ремесленников и умельцев. Такова уж жизненная философия квакеров. Я и сама кое-что умею, только времени не хватает. Между прочим, у меня до сих пор сохранилась баба на чайник, которую бабушка помогла мне связать крючком, когда мне было десять лет.
   — Я даже не представляю, что это такое.
   — Что? Баба на чайник или вязание крючком?
   — И то и другое. И не надо объяснять, меня это не интересует! — Ева окинула взглядом полки, забитые исходными материалами и готовыми изделиями. — Многие продавцы помнят Мейплвуд. Но я что-то не вижу среди покупателей мужчин.
   — Работа с ниткой и иголкой считается чисто женским ремеслом или увлечением. И напрасно: это очень успокаивает. Мой двоюродный дедушка Джонас увлекается вязанием и уверяет, что это одна из причин, позволивших ему сохранить здоровье и бодрость к его ста с чем-то годам.
   Ева не потрудилась ответить и направилась к выходу из магазина.
   — Никто не вспомнил, чтобы какой-то мужчина приставал к Элизе или к любой другой покупательнице. Никто о ней не расспрашивал, никто подозрительный не шлялся поблизости. Но лента того же типа. Тут должна быть связь.
   — Он мог купить ленту где угодно в любое время, — пожала плечами Пибоди. — Он мог заметить Элизу в одном из магазинов, зайти туда позже и купить все, что ему нужно. А ведь есть еще и ремесленные ярмарки! Он мог встретить ее на одной из них. Держу пари, она ходила на ярмарки. Может, даже с детьми.
   — Хорошая наводка. Справься у Вандерли. — Ева остановилась на тротуаре, по привычке сунув большие пальцы в передние карманы брюк, рассеянно барабаня пальцами по бедрам и не обращая внимания на толпу, обтекавшую ее с двух сторон. — Но это может подождать. Надо дать им прийти в себя. Кстати, мы всего в двух кварталах от приюта. Давай зайдем и спросим Луизу о нашей колдунье.
   — Экстрасенсы — вовсе не обязательно колдуньи, и не все колдуньи — экстрасенсы, — рассудительно заметила Пибоди. — Ой, смотрите, разносчик с тележкой!
   — Погоди, погоди! — Ева прижала руку к виску и подняла глаза к небу. — У меня начинается видение. Ясно вижу, как ты запихиваешь в рот соевую сосиску!
   — Я собиралась взять овощной шашлык и, может быть, маленькую порцию фруктового салата. Но раз уж вы внушили мне мысль об этой проклятой сосиске, придется мне ее съесть.
   — Я так и знала. Купи мне жареной картошки и банку пепси.
   — Я так и знала, — повторила за ней Пибоди, тяжело вздохнув.
   Но она была так счастлива от одной лишь мысли о еде, что готова была безропотно заплатить за нее.

4

   «По виду не скажешь, что это приют», — подумала Ева. Снаружи убежище выглядело как скромный, содержащийся в образцовом порядке многоквартирный дом. Квартиры для людей со средними доходами, без швейцара. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего необычного, даже если бы стал приглядываться. Но именно в этом и состоял замысел, напомнила себе Ева. Женщины и дети, искавшие здесь укрытия, не хотели привлекать к себе внимание.
   Впрочем, если вы коп, вы не могли не оценить первоклассной системы слежения и сигнализации. Камеры полного охвата, ловко утопленные в металлических профилях отделки стен. Отражающие экраны, задействованные на всех окнах. А если вы коп, знакомый с Рорком, вы могли бы не сомневаться, что все входы оборудованы детекторами движения и самыми современными охранными механизмами. Доступ в здание требовал идентификации ладони, специального кода или разрешения дежурного персонала. Наверняка здесь установлен круглосуточный патруль, и можно держать пари, что при малейших признаках опасности весь дом превратится в неприступную крепость.
   «Доча»… Гэльское слово, означающее «надежда». Это место было не менее надежно — а может быть, и еще надежнее, благодаря своей безликости, — чем Белый дом.
   Если бы она знала, когда была избитым, потерянным ребенком со сломанной рукой, что такие места существуют, пришла бы она сюда, вместо того чтобы бродить по улицам Далласа?..
   Скорее всего, нет. Страх заставил бы ее бежать от надежды. Даже сейчас, когда она все знала, ей было нелегко переступить через этот порог. Проще было прятаться в переулках, кишевших крысами. Крысы представляли собой нечто знакомое. Встреча с ними не стала бы для нее неожиданной.
   Но все-таки Ева протянула руку к звонку.
   Не успела она нажать на кнопку, как дверь открылась. Доктор Луиза Диматто, светловолосый сгусток энергии, приветствовала их у входа. На ней был голубой лабораторный халат поверх черного брючного костюма, простого, но элегантного. В левом ухе два маленьких золотых колечка, в правом — одно. Руки без колец, но на левом запястье красовались простые, функциональные часики. Ничто в ее облике не говорило о больших деньгах, хотя она была наследницей целого зеленого океана долларов.
   Соблазнительная, как порция клубники со сливками, изысканная, как хрустальный бокал шампанского, она в душе была прирожденным борцом за слабых и угнетенных и всю свою жизнь сражалась в окопах.
   — Ну, наконец-то! — Она схватила Еву за руку и потянула за собой. — Я уж думала, мне придется звонить 911, чтобы вытащить тебя сюда. Привет, Пибоди. Отлично выглядишь.
   — Спасибо, — просияла Пибоди. Она долго экспериментировала с одеждой, пока не нашла то, что считала настоящим стилем молодого, но очень успешного полицейского детектива: простые линии, интересные цвета, кроссовки или босоножки в тон.
   — Спасибо, что нашла для нас время, — начала Ева.
   — Цени! Моя цель — добиться, чтобы в сутках было двадцать шесть часов. Мне бы этого как раз хватило. Устроить вам тур по всему помещению?
   — Нам нужно…
   — Да брось! — Луиза не выпускала руку Евы. — Дай мне хоть немного похвастаться. Реабилитационный центр наконец-то полностью отремонтирован, хотя Рорк дал мне карт-бланш на дополнительное оборудование и отделку. Теперь он мой бог!
   — Да, ему нравится эта роль.
   Луиза засмеялась и подхватила под руки Еву и Пибоди.
   — И, разумеется, система безопасности безупречна.
   — Безупречных систем безопасности не бывает, — поморщилась Ева.
   — Забудь хоть на время, что ты полицейский, — Луиза шутливо ткнула ее в бок. — Внизу у нас общие комнаты. Кухня, — кстати, еда отличная! — столовая, библиотека, игровая и так называемая семейная комната.
   До Евы уже доносился гул голосов, пока Луиза вела их по коридору. Женская болтовня и детский лепет. От этих звуков Еве всегда становилось не по себе. Она не знала, как себя вести, и начинала злиться.
   Даже запах в помещении стоял какой-то женский, хотя Ева успела заметить двух мальчишек, бежавших вприпрыжку, как она догадалась, в сторону кухни. Пахло цветами, лаком для ногтей и шампунем — как предположила Ева, с примесью лимона и ванили. Этот запах всегда ассоциировался у нее с женщинами.
   Просторное помещение семейной комнаты было отделано в ярких жизнерадостных тонах и обставлено удобной мебелью. Ева обратила внимание, что некоторые кресла стоят отдельно — очевидно для тех, кто предпочитает побыть в одиночестве, а другие сгруппированы — для тех, кто не против пообщаться.
   Сразу было видно, что семейная комната пользуется популярностью. В ней собралось не меньше дюжины женщин разного возраста и расовой принадлежности и еще больше детей. Одни женщины разговаривали, другие сидели молча, третьи смотрели телевизор, четвертые нянчились с младенцами, укачивая их на коленях.
   Ева не понимала, почему матери вечно укачивают детей. Сама она всегда наблюдала за этим процессом с опаской и издалека, но ей казалось, что укачивание лишь вызывает спонтанный выброс содержимого детской пищеварительной системы. Причем с любого конца. По ее наблюдениям, сами младенцы тоже были вовсе не в восторге от укачивания. Вот и сейчас один из них гукал, вроде бы вполне довольный жизнью, зато двое других издавали звуки, напоминавшие сирены пожарных машин. Впрочем, никого из присутствующих это, похоже, не смущало.
   Дети мирно играли на полу или ссорились из-за игрушек — словом, были заняты делом.
   — Дамы!
   Разговор тотчас же замер, когда женщины увидели в дверях посторонних. Дети притихли, только младенцы продолжали гукать или вопить как ни в чем не бывало.
   — Хочу познакомить вас с лейтенантом Даллас и детективом Пибоди.
   Реакция на сообщение о полиции была мгновенной. Женщины разом замкнулись, нервно косясь по сторонам, и автоматически притянули детей к себе поближе. Все ясно: обидчик был для них врагом, Луиза — союзником, а вот полиция казалась им неизвестной величиной и могла подпасть под любую категорию.
   — Лейтенант Даллас — жена Рорка, это ее первый визит к нам.
   Некоторые женщины сразу успокоились и расслабились, даже робко заулыбались. Другие продолжали коситься с подозрением. Только тут Ева заметила, что здесь было не только разнообразие возрастов и рас, но и разнообразие травм. Свежие и уже слегка поблекшие кровоподтеки, заживающие переломы… Налаживающиеся жизни.
   Ева прекрасно понимала их тревогу — когда-то она сама чувствовала то же самое. Даже сейчас кожа у нее похолодела, горло перехватило спазмом. Ева ненавидела себя за это и нахмурилась, когда Луиза бросила на нее вопросительный взгляд.
   — Хорошо у вас тут, — с трудом выдавила она из себя.
   — Не просто хорошо. Это чудо! — Заговорившая женщина встала и пересекла комнату. Она слегка прихрамывала. Ева прикинула, что ей около сорока, судя по лицу, совсем недавно она была жестоко избита. — Спасибо вам!
   Еве не хотелось пожимать протянутую руку, но выхода у нее не было. Женщина смотрела на нее выжидательно и, что самое ужасное, с благодарностью.
   — Но я ничего не делала.
   — Вы — жена Рорка. Если бы я раньше набралась смелости прийти в такое место, обратиться в полицию, попросить о помощи, моя дочка осталась бы цела. — Она указала на девочку с темными кудряшками и гипсом на правой руке. — Иди поздоровайся с лейтенантом Даллас, Абра.
   Девочка послушно подошла. Она жалась к ногам матери, но с любопытством смотрела на Еву.
   — Полиция не разрешает людям драться, да?
   — Да. Мы стараемся.
   — Мой папа меня побил, и нам пришлось уйти из дома.
   Ева знала: перелом кости сопровождается жутким треском. А потом наступает боль — страшная, ослепляющая боль. Мерзкая тошнота. Красный туман в глазах. Шок… Воспоминания нахлынули на нее, пока она стояла, глядя на девочку. Ей хотелось отступить подальше. Ей хотелось убежать. Но она не могла себе этого позволить.
   — Зато теперь с тобой все в порядке. — Собственный голос показался Еве чужим и далеким, еле различимым из-за гула в ушах.
   — Он бьет мою маму. Он злится и бьет ее. Но в тот раз я не спряталась в своей комнате, как она велела, и он меня тоже побил.
   — Он сломал ей руку. — Заплывшие от побоев глаза женщины наполнились слезами. — Вот только это и заставило меня наконец очнуться.
   — Не надо винить себя, Марли, — мягко сказала Луиза.
   — Теперь мы тут с доктором Луизой. И никто нас не бьет, и не кричит, и не бросается вещами, — рассудительно заметила девочка.
   — Это хорошее место. — Чтобы поговорить с малышкой, а главное, отвлечь внимание от Евы, Пибоди присела на корточки. У ее лейтенанта был совсем больной вид. — Держу пари, тут есть чем заняться.
   — Тут у нас есть настоящие учителя. А после уроков мы можем играть во что захотим. А знаете, там, наверху, есть одна леди, она рожает ребеночка!
   — Правда? — Пибоди оглянулась на Луизу. — Прямо сейчас?
   — У нее начались схватки. Но мы теперь ничего не боимся. У нас тут есть полностью оборудованное родильное отделение и акушерка на полной ставке. Представляешь?! — Луиза наклонилась к девочке. — Старайся еще сутки не ступать на эту ногу, Марли.
   — Постараюсь. Мне уже лучше. Гораздо лучше. Не только нога — все вообще!
   — Луиза, нам действительно надо с тобой поговорить.
   — Хорошо, сейчас мы только… — Луиза замолкла на полуслове, вглядевшись в лицо Евы. — Ты не заболела?
   — Нет, все в полном порядке. Просто у меня мало времени.
   — Пройдем ко мне в кабинет. — Пока они шли по коридору к лестнице, Луиза решительно взяла Еву за руку и прижала пальцы к запястью. — У тебя испарина. Пульс частый и нитевидный. И ты заметно бледна. Давай я тебя осмотрю.
   — Я просто устала. — Ева отдернула руку. — Мы спали всего два часа. Мне не нужен врач, мне нужны ответы на вопросы!
   — Ладно. Но никаких ответов ты не получишь, пока не выпьешь витаминный коктейль.
   На втором этаже тоже было оживленно. Из-за закрытых дверей слышались голоса. И женский плач.
   — Сеансы психотерапии, — объяснила Луиза. — Иногда они проходят довольно… напряженно. Мойра, у тебя есть минутка?
   Две женщины стояли у дверей одного из кабинетов. Одна из них обернулась; ее взгляд скользнул по Луизе и остановился на лице Евы. Она что-то сказала своей собеседнице, крепко обняла ее и направилась к ним.
   Ева знала, кто она такая. Мойра О'Баннион из Дублина. Та самая женщина, которая знала мать Рорка и через тридцать лет рассказала ему правду о его рождении. Все, что он до этого знал о себе, было ложью, замешанной на убийстве.
   Ева почувствовала, как в желудке у нее заворочалась тошнота.
   — Мойра О'Баннион, Ева Даллас, Делия Пибоди.
   — Рада с вами познакомиться. Надеюсь, у Рорка все хорошо?
   — Да, с ним все в порядке. — Пот потек у нее по спине, как холодный жир.
   — Мойра — один из наших трофеев. Я ее украла.
   — Давайте лучше скажем «завербовала», — засмеялась Мойра. — Хотя «украла» было бы не слишком большим преувеличением. Луиза умеет добиваться своего. Значит, вы на экскурсии?
   — Не совсем. Это не светский визит.
   — Ну, тогда не буду вам мешать. Как там дела у Яны? — спросила она напоследок, обращаясь к Луизе.
   — Раскрытие четыре сантиметра — это результат последней проверки. Ей еще ехать и ехать.
   — Предупреди меня, когда она будет готова, будь добра. Нам всем не терпится взглянуть на ребенка. — Мойра улыбнулась Пибоди. — Рада познакомиться с вами обеими. Надеюсь, вы будете чаще здесь бывать. Передайте мои наилучшие пожелания Рорку, — сказала она Еве и скрылась за дверью кабинета.
   — Мойра — гений, — заметила Луиза, ведя их на следующий этаж. — При ней здесь все стало по-другому. Я вообще сумела — ха-ха! — умыкнуть кое-кого из лучших городских терапевтов, врачей-специалистов, психиатров и психологов. Благословляю тот день, когда ты ввалилась в мою городскую клинику, Даллас. Это был первый шаг по извилистому пути, который привел меня сюда. — Она открыла дверь и сделала приглашающий жест. — Не говоря уж о том, что именно ты привела меня к Чарльзу. — Луиза решительным шагом подошла к настенному шкафчику и открыла дверцы. Шкафчик оказался мини-холодильником. — Кстати, мы готовим званый ужин. Это моя давняя мечта. Послезавтра у Чарльза в восемь — там уютнее, чем у меня. Вам с Макнабом это подходит, Пибоди?
   — Конечно. Будет очень весело.
   — С Рорком я уже договорилась. — Луиза протянула Еве и Пибоди по бутылочке коктейля.
   Ева предпочла бы холодную воду и открытое окно, чтобы можно было высунуться в него и просто отдышаться.
   — Не знаю, смогу ли я. У нас важное расследование.
   — Это само собой, — вздохнула Луиза. — Ну что ж, врачи и полицейские умеют проявлять гибкость и мириться с отмененными светскими мероприятиями. Но если ничего экстраординарного не случится, мы вас ждем. А теперь сядь и выпей свой коктейль. Со вкусом лимона.
   Ева решила, что легче выпить, чем спорить. К тому же ей действительно требовалось нечто укрепляющее. Поэтому она запрокинула голову и выпила бутылочку одним духом.
   Кабинет заметно отличался от приемной Луизы в клинике. Он был просторнее и гораздо лучше обставлен. Здесь все было функционально, как и следовало ожидать, но в то же время элегантно.
   — Шикарная берлога, — заметила она вслух.
   — Это Рорк настоял. И, должна признаться, ему не пришлось выкручивать мне руки. Мы хотим создать здесь атмосферу комфорта, это часть нашего замысла. Домашний уют. Мы хотим, чтобы эти женщины и дети обрели здесь уверенность.
   — Вы проделали отличную работу. — Пибоди села, с наслаждением потягивая свой напиток. — Здесь действительно чувствуешь себя как дома.
   — Спасибо. — Склонив голову набок, Луиза оглядела Еву. — Ну что ж, выглядишь уже получше. Цвет лица вернулся.
   — Спасибо, док. — Ева бросила пустую бутылочку в корзину для мусора. — Итак, меня интересует Селина Санчес.
   — Селина? Удивительная женщина. Я знаю ее много лет. Пару лет мы вместе учились в школе. Ее родители почти так же богаты, как мои. И такие же жуткие консерваторы. В общем, она тоже заблудшая овечка. Как и я. Поэтому, естественно, мы подружились. А зачем она тебе? Почему ты ее проверяешь?
   — Этим утром она нанесла мне визит. Утверждает, что она телепат.
   — Так и есть. — Луиза нахмурилась и достала себе из холодильника бутылочку шипучей воды. — Она очень одаренный экстрасенс, практикует профессионально. Вот потому-то ее и считают заблудшей овцой. Ее семья этого не одобряет и стыдится Селины. Как я уже сказала, они жуткие консерваторы. А зачем она к тебе приходила?
   — Она утверждает, что стала свидетельницей убийства.
   — О боже! С ней все в порядке?
   — Ее там не было. У нее было видение.
   — Вот оно что. Значит, для нее это было страшным потрясением.