Страница:
этом обнаружится, что он говорит не на своем родном, а на чужом языке, то я
не почувствую к нему никакого уважения, если же на своем, то я возложу его
себе на главу.
- У меня он есть по-итальянски, - сказал цирюльник, - но я его не
понимаю.
- И хорошо, что не понимаете, - заметил священник, - мы бы и сеньору
военачальнику {9} это простили, лишь бы он не переносил Ариосто в Испанию и
не делал из него кастильца: ведь через то он лишил его многих природных
достоинств, как это случается со всеми, кто берется переводить поэтические
произведения, ибо самому добросовестному и самому искусному переводчику
никогда не подняться на такую высоту, какой достигают они в первоначальном
своем виде. Словом, я хочу сказать, что эту книгу вместе с прочими досужими
вымыслами французских сочинителей следует бросить на дно высохшего колодца,
и пусть они там и лежат, пока мы, по зрелом размышлении, не придумаем, как с
ними поступить; я бы только не помиловал Бернардо делъ Карпьо, {10} который,
уж верно, где-нибудь тут притаился, и еще одну книгу, под названием
Ронсеваль: {11} эти две книги, как скоро они попадутся мне в руки, тотчас
перейдут в руки домоправительницы, домоправительница же без всякого
снисхождения предаст их огню.
Цирюльник поддержал священника, - он почитал его за доброго христианина
и верного друга истины, который ни за какие блага в мире не станет кривить
душой, а потому суждения его показались цирюльнику справедливыми и весьма
остроумными. Засим он раскрыл еще одну книгу: то был Пальмерин Оливский,
{12} а рядом с ним стоял Пальмерин Английский. Прочитав заглавия, лиценциат
сказал:
- Оливку эту растоптать и сжечь, а пепел развеять по ветру, но
английскую пальму должно хранить и беречь, как зеницу ока, в особом ларце
{13}, вроде того, который найден был Александром Македонским среди трофеев,
оставшихся после Дария, и в котором он потом хранил творения Гомера. Эта
книга, любезный друг, достойна уважения по двум причинам: во-первых, она
отменно хороша сама по себе, а во-вторых, если верить преданию, ее написал
один мудрый португальский король. Приключения в замке Следи-и-бди
очаровательны - все они обличают в авторе великого искусника. Бдительный
автор строго следит за тем, чтобы герои его рассуждали здраво и выражали
свои мысли изысканно и ясно, в полном соответствии с положением, какое они
занимают в обществе. Итак, сеньор маэсе Николас, буде на то ваша. добрая
воля, этот роман, а также Амадис Галльский избегнут огня, прочие же, без
всякого дальнейшего осмотра и проверки, да погибнут.
- Погодите, любезный друг, - возразил цирюльник, - у меня в руках
прославленный Дон Бельянис.
- Этому, - рассудил священник, - за вторую, третью и четвертую части не
мешает дать ревеню, дабы освободить его от избытка желчи, а затем надлежит
выбросить из него все, что касается Замка Славы, и еще худшие несуразности,
для каковой цели давайте отложим судебное разбирательство на неопределенный
срок, дабы потом, в зависимости от того, исправится он или нет, вынести
мягкий или же суровый приговор. А пока что, любезный друг, возьмите его
себе, но только никому не давайте читать.
- С удовольствием, - молвил цирюльник.
Не желая тратить силы на дальнейший осмотр рыцарских романов, он велел
ключнице забрать все большие тома и выбросить во двор. Ключница же не
заставляла себя долго ждать и упрашивать - напротив, складывать из книг
костер представлялось ей куда более легким делом, нежели ткать огромный
кусок тончайшего полотна, а потому, схватив в охапку штук восемь зараз, она
выкинула их в окно. Ноша эта оказалась для нее, впрочем, непосильною, и одна
из книг упала к ногам цирюльника, - тот, пожелав узнать, что это такое,
прочел: История славного рыцаря Тиранта Белого. {14}
- С нами крестная сила! - возопил священник. - Как, и Тирант Белый
здесь? Дайте-ка мне его, любезный друг, это же сокровищница наслаждений и
залежи утех. В нем выведены доблестный рыцарь дон Кириэлейсон
Монтальванский, брат его, Томас Монтальванский, и рыцарь Фонсека, в нем
изображается битва отважного Тиранта с догом, в нем описываются хитрости
девы Отрады, шашни и плутни вдовы Потрафиры и, наконец, сердечная склонность
императрицы к ее конюшему Ипполиту. Уверяю вас, любезный друг, что в
рассуждении слога это лучшая книга в мире. Рыцари здесь едят, спят, умирают
на своей постели, перед смертью составляют завещания, и еще в ней много
такого, что в других книгах этого сорта отсутствует. Со всем тем автор ее
умышленно нагородил столько всякого вздора, что его следовало бы приговорить
к пожизненной каторге. Возьмите ее с собой, прочтите, и вы увидите, что я
сказал о ней истинную правду.
- Так я и сделаю, - сказал цирюльник. - А как же быть с маленькими
книжками?
- Это не рыцарские романы, это, как видно, стихи, - сказал священник.
Раскрыв наудачу одну из них и увидев, что это Диана Хорхе де
Монтемайора, {15} он подумал, что и остальные должны быть в таком же роде.
- Эти жечь не следует, - сказал он, - они не причиняют и никогда не
причинят такого зла, как рыцарские романы: это хорошие книги и совершенно
безвредные.
- Ах, сеньор! - воскликнула племянница. - Давайте сожжем их вместе с
прочими! Ведь если у моего дядюшки и пройдет помешательство на рыцарских
романах, так он, чего доброго, примется за чтение стихов, и тут ему вспадет
на ум сделаться пастушком: станет бродить по рощам и лугам, петь, играть на
свирели или, еще того хуже, сам станет поэтом, а я слыхала, что болезнь эта
прилипчива и неизлечима.
- Девица говорит дело, - заметил священник, - лучше устранить с пути
нашего друга и этот камень преткновения. Что касается Дианы Монтемайора, то
я предлагаю не сжигать эту книгу, а только выкинуть из нее все, что
относится к мудрой Фелисье и волшебной воде, а также почти все ее длинные
строчки, {16} оставим ей в добрый час ее прозу и честь быть первой в ряду ей
подобных.
- За нею следуют так называемая Вторая Диана, Диана Саламантинца, {17}
- сказал цирюльник, - и еще одна книга под тем же названием, сочинение Хиля
Поло. {18}
- Саламантинец отправится вслед за другими во двор и увеличит собою
число приговоренных к сожжению, - рассудил священник, - но Диану Хиля Поло
должно беречь так, как если бы ее написал сам Аполлон. Ну, давайте дальше,
любезный друг, мешкать нечего, ведь уж поздно.
- Это Счастье любви в десяти частях, {19} - вытащив еще одну книгу,
объявил цирюльник, - сочинение сардинского поэта Антоньо де Лофрасо.
- Клянусь моим саном, - сказал священник, - что с тех пор, как Аполлон
стал Аполлоном, музы - музами, а поэты - поэтами, никто еще не сочинял столь
занятной и столь нелепой книги; это единственное в своем роде сочинение,
лучшее из всех ему подобных, когда-либо появлявшихся на свет божий, и кто ее
не читал, тот еще не читал ничего увлекательного. Дайте-ка ее сюда, любезный
друг, - если б мне подарили сутану из флорентийского шелка, то я не так был
бы ей рад, как этой находке.
Весьма довольный, он отложил книгу в сторону, цирюльник между тем
продолжал:
- Далее следуют Иберийский пастух, Энаресские нимфы и Исцеление
ревности.
- Предадим их, не колеблясь, в руки светской власти, сиречь ключницы, -
сказал священник. - Резонов на то не спрашивайте, иначе мы никогда не
кончим.
- За ними идет Пастух Филиды. {20}
- Он вовсе не пастух, - заметил священник, - а весьма просвещенный
столичный житель. Будем беречь его как некую драгоценность.
- Эта толстая книга носит название Сокровищницы разных стихотворений,
{21} - объявил цирюльник.
- Будь их поменьше, мы бы их больше ценили, - заметил священник. -
Следует выполоть ее и очистить от всего низкого, попавшего в нее вместе с
высоким. Пощадим ее, во-первых, потому, что автор ее - мой друг, а
во-вторых, из уважения к другим его произведениям, более возвышенным и
героичным.
- Вот Сборник песен Лопеса Мальдонадо, {22} - продолжал цирюльник.
- С этим автором мы тоже большие друзья, - сказал священник, - ив его
собственном исполнении песни эти всех приводят в восторг, ибо голос у него
поистине ангельский. Эклоги его растянуты, ну да ведь хорошим никогда сыт не
будешь. Присоединим же его к избранникам. А что за книга стоит рядом с этой?
- Галатея {23} Мигеля де Сервантеса, - отвечал цирюльник.
- С этим самым Сервантесом я с давних пор в большой дружбе, и мне
хорошо известно, что в стихах он одержал меньше побед, нежели на его голову
сыплется бед. Кое-что в его книге придумано удачно, но все его замыслы так и
остались незавершенными. Подождем обещанной второй части: может статься, он
исправится и заслужит наконец снисхождение, в коем мы отказываем ему ныне. А
до тех пор держите его у себя в заточении.
- С удовольствием, любезный друг, - сказал цирюльник. - Вот еще три
книжки: Араукана дона Алонсо де Эрсильи, {24} Австриада Хуана Руфо, {25}
кордовского судьи, и Монсеррат {26} валенсийского поэта Кристоваля де
Вируэса.
- Эти три книги, - сказал священник, - лучшее из всего, что было
написано героическим стихом на испанском языке: они стоят наравне с самыми
знаменитыми итальянскими поэмами. Берегите их, - это вершины испанской
поэзии.
Наконец просмотр книг утомил священника, и он предложил сжечь остальные
без разбора, но цирюльник как раз в это время раскрыл еще одну - под
названием Слезы Анджелики. {27}
- Я бы тоже проливал слезы, когда бы мне пришлось сжечь такую книгу, -
сказал священник, - ибо автор ее один из лучших поэтов не только в Испании,
но и во всем мире, и он так чудесно перевел некоторые сказания Овидия!
1 "Подвиги Эспландиана" - роман "Подвиги весьма добродетельного рыцаря
Эспландиана, сына Амадиса Галльского, вышел в свет в 1510 г.
2 "Дон Оливант Лаврский". - Полное название этого романа Антоньо де
Торкемады - "Повествование о непобедимом рыцаре Оливанте Лаврском, принце
Македонском, ставшем, благодаря чудесным своим подвигам, императором
константинопольским" (1564).
3 "Флорисмарт Гирканский..." - Автором этого романа ("Первая часть
великой истории о преславном и могучем рыцаре Флорисмарте Гирканском", 1556)
является Мельчор Ортега. В романе "Дон Кихот" встречается и другое написание
имени Флорисмарт: Фелисмарт.
4 "Рыцарь Платир" - "Летопись деяний весьма отважного и могучего рыцаря
Платира, сына императора Прималеона" (1533).
5 "Рыцарь Креста..." - Роман состоит из двух частей: первая часть носит
название: "Летопись деяний Леполемо, прозванного Рыцарем Креста, сына
императора германского, написанная на арабском языке и переведенная на
испанский" (1521).
6 "Зерцало рыцарства..." - Речь идет о романе под названием "Первая,
вторая и третья части Влюбленного Роланда. Зерцало рыцарства, в коем
повествуется о деяниях графа Роланда и могучего рыцаря Ринальда
Монтальванского и многих других именитых рыцарей" (1586).
7 Правдивый летописец Турпин - согласно средневековым сказаниям,
реймский архиепископ Турпин - один из уцелевших участников сражения в
Ронсевальском ущелье. Ему приписывали авторство латинской "Хроники
архиепископа Турпина", относящейся к XI в. и представляющей собою рассказ о
легендарных деяниях Карла Великого и Роланда в Испании.
8 Маттео Боярдо (1434-1494) - итальянский писатель, автор поэмы
"Влюбленный Роланд". Сюжет "Влюбленного Роланда" был в дальнейшем разработан
Лодовико Ариосто в поэме "Неистовый Роланд".
9 ...сеньору военачальнику... - Имеется в виду Херонимо де Урреа,
который перевел на испанский язык "Неистового Роланда" в 1549 г. Перевод
считается малохудожественным.
10 "Бернардо дель Карпьо" - поэма Аугустино Алонсо под названием
"Повествование о подвигах и деяниях непобедимого рыцаря Бернардо дель
Карпьо" (1585).
11 "Ронсеваль" - написанная плохими октавами поэма Франсиско Гарридо
Вильена "Правдивое описание славного сражения в Ронсевале, а также гибели
Двенадцати Пэров Франции" (1555).
12 "Пальмерин Оливский". - Первая часть этого романа вышла в свет в
1511 г. под названием "Книга о могучем рыцаре Дальмерине Оливском".
13 ...в особом ларце... - Согласно рассказу Плутарха, Александр
Македонский, найдя среди добычи, захваченной им после поражения Дария,
богатый ларец, велел хранить в нем сочинения Гомера.
14 История славного рыцаря Тиранта Белого. - Речь идет об испанском
переводе (1511) каталонского рыцарского романа, вышедшего в 1490 г.,
"Могучий и непобедимый рыцарь Тирант Белый, в пяти частях". В отличие от
обычного типа рыцарских романов в "Тиранте Белом" иногда проскальзывают
намеки на реальную действительность и заметна попытка снизить условную
героику, о чем свидетельствуют, в частности, приводимые священником
гротескные названия отдельных персонажей романа: Кириэлейсон (начальные
слова молитвы "Господи, помилуй!", дева Отрада (в подлиннике: Отрада моей
жизни), вдова Потрафира и др.
15 "Диана" Хорхе де Монтемайора. - Этот роман оказал большое влияние на
развитие так называемого пасторального жанра в Испании.
16 Длинные строчки - стихотворные строки, состоящие из двенадцати
слогов. "Диана", как характерно для пасторального романа вообще, -
произведение, в котором проза чередуется со стихами.
17 Вторая "Диана" ... Саламантинца - вышла в свет в 1564 г., подражание
"Диане" Монтемайора, автором ее был саламанкский врач Алонсо Перес.
18 "Диана" Хиля Поло - другое подражание Монтемайору, автором ее был
Гаспар Хиль Поло (ум. 1591 г.), опубликована в том же году, что и роман
Алонсо Переса.
19 "Счастье любви, в десяти частях" - роман Антоньо де Лофрасо, вышел в
свет в 1573 г.
20 "Пастух Филиды" - пасторальный роман Луиса Гальвеса де Монтальво
(1549?-1591), вышедший в 1582 г.
21 "Сокровищница разных стихотворений" - сборник стихов Педро де
Падилья (1587). Педро де Падилья - испанский поэт и священник, друг
Сервантеса.
22 "Сборник песен" Лопеса Малъдонадо - вышел в свет в 1586г. Лопес
Мальдонадо Габриэль - испанский поэт, автор романсов и эпиграмм.
23 "Галатея" - Мигеля де Сервантеса.
24 "Араукана" дона Алонсо де Эрсильи. - Алонсо де Эрсилья - знаменитый
испанский поэт. Поэма "Араукана" посвящена войне испанцев с арауканцами
(чилийскими индейцами), поднявшими восстание за независимость. Участник этой
войны, Эрсилья, воспевая славу испанского оружия, восхищается в то же время
мужеством индейцев. Первая часть вышла в 1569 г.; полностью поэма была
опубликована в 1589 г.
25 "Австриада" Хуана Рифо - опубликованная в 1584 г. поэма, в которой
воспеты подвиги побочного брата Филиппа II дона Хуана Австрийского.
26 "Монсеррат" - поэма Кристоваля де Вируэса (1550-1609), испанского
поэта и драматурга. Вышла в 1587 г.
27 "Слезы Анджелики" - поэма Луиса Бараона де Сото (1586) на сюжет,
заимствованный из "Неистового Роланда" Ариосто.
О втором выезде доброго нашего рыцаря Дон Кихота Ламанчского
В это время послышался голос Дон Кихота.
- Сюда, сюда, отважные рыцари! - кричал он. - Пора вам выказать силу
доблестных ваших дланей, не то придворные рыцари возьмут верх на турнире.
Пришлось прекратить осмотр книгохранилища и бежать на шум и грохот, -
от того-то некоторые и утверждают, что Карлиада {1} и Лев Испанский, {2} а
также Деяния императора {3} дона Луиса де Авила, вне всякого сомнения
находившиеся среди неразобранных книг, без суда и следствия полетели в
огонь, тогда как если бы священник видел их, то, может статься, они и не
подверглись бы столь тяжкому наказанию.
Войдя к Дон Кихоту в комнату, друзья и домашние его обнаружили, что он
уже встал с постели; казалось, он и не думал спать, - так он был оживлен:
по-прежнему шумел, безумствовал, тыкал во все стороны мечом. Его схватили и
насильно уложили в постель, - тут он несколько успокоился и, обратившись к
священнику, молвил:
- Какой позор, - не правда ли, сеньор архиепископ Турпин? - что так
называемые Двенадцать Пэров ни с того ни с сего уступили пальму первенства
на турнире придворным рыцарям, тогда как мы, странствующие рыцари, три дня
подряд пожинали плоды победы!
- Полно, ваша милость, полно, любезный друг, - заговорил священник. -
Бог даст, все обойдется, - что упущено сегодня, то всегда можно наверстать
завтра, а теперь, ваша милость, подумайте о своем здоровье: сдается мне, вы
очень устали, а может быть, даже и ранены.
- Ранен-то я не ранен, - возразил Дон Кихот, - а что меня избили и
отколотили, в этом нет сомнения: ублюдок Роланд бросился на меня с дубиной -
и все из зависти, ибо единственно, кто не уступит ему в храбрости, так это
я. Но не будь я Ринальд Монтальванский, если, встав с этого ложа, я ему не
отомщу, несмотря на все его чары. А пока что принесите мне поесть, сейчас я
ни в чем так не нуждаюсь, как в пище, а уж постоять за себя я и сам сумею.
Желание Дон Кихота было исполнено: ему принесли поесть, а затем он
снова заснул, прочие же еще раз подивились его сумасбродству.
В ту же ночь стараниями ключницы были сожжены дотла все книги: и те,
что валялись на дворе, и те, что еще оставались в комнате; по всей
вероятности, вместе с ними сгорели и такие, которые надобно было сдать на
вечное хранение в архив, но этому помешали судьба и нерадение учинявшего
осмотр, - недаром говорит пословица, что из-за грешников частенько страдают
и праведники.
Священник с цирюльником решили, что первое средство от недуга, который
овладел их приятелем, - это заложить и замуровать вход в книгохранилище,
чтобы, встав с постели, он не нашел его (если, мол, устранить причину, то
следствия, может статься, отпадут сами собой), а затем объявить ему, что
некий волшебник вместе со всеми книгами похитил и комнату; и все это было
осуществлено с великим проворством. Два дня спустя Дон Кихот встал с постели
и прежде всего пошел взглянуть на свои книги, но, не обнаружив помещения, в
котором они находились, стал бродить и шарить по всем комнатам. Несколько
раз подходил к тому месту, где раньше была дверь, ощупывал стену, молча
обводил глазами комнату; наконец после долгих поисков он спросил ключницу,
где находится его книгохранилище. Ключницу же научили, как должно отвечать.
- О каком таком книгохранилище вы говорите, ваша милость? - в свою
очередь, спросила она. - Нет у нас теперь ни книг, ни хранилища, все унес
дьявол.
- Вовсе не дьявол, а волшебник, - возразила племянница. - После того
как вы от нас уехали, ваша милость, на следующую ночь он прилетел сюда на
облаке, спрыгнул с дракона, на котором сидел верхом, и проник в
книгохранилище. Не знаю, что он там делал, только немного погодя, гляжу,
вылетает через крышу, а в комнатах полно дыму. Пошли мы посмотреть, что он
натворил, а уж ни книг, ни комнаты нет и в помине. Одно только мы обе
отлично помним: улетая, этот злой старик громко крикнул, что по злобе,
которую он втайне питает к владельцу книг и помещения, он нанес его дому
урон и что урон этот впоследствии обнаружится. Еще он сказал, что зовут его
мудрый Муньятон.
- Не Муньятон, а Фрестон, - поправил ее Дон Кихот.
- Не то Фрестон, не то Фритон, - вмешалась ключница, - помню только,
что имя его оканчивается на тон.
- Так, так, - подхватил Дон Кихот, - это один мудрый волшебник, злейший
мой враг: он меня ненавидит, ибо колдовские чары и тайнопись открыли ему,
что по прошествии некоторого времени мне предстоит единоборство с рыцарем,
коему он покровительствует, и что, несмотря на все его козни, я над тем
рыцарем одержу победу, оттого-то он всеми силами и старается мне досадить.
Но да будет ему известно, что ни нарушить, ни обойти предустановленного
небесами он не властен.
- Какие же тут могут быть сомнения! - воскликнула племянница. - Но
только вот что, дядюшка: кто велит вашей милости лезть в драку? Не лучше ли
спокойно сидеть дома, нежели мыкаться по свету и ловить в небе журавля,
забывая о том, что коли идешь за шерстью - гляди, как бы самого не
обстригли?
- Ах, племянница! - воскликнул Дон Кихот. - Как мало ты во всем этом
смыслишь! Прежде нежели меня обстригут, я сам выщиплю и вырву бороду
всякому, кто посмеет дотронуться до кончика моего волоса.
Обе женщины, видя, что он гневается, решились более ему не перечить.
Как бы то ни было, целых две недели сидел он спокойно дома, ничем не
обнаруживая желания снова начать колобродить, и в течение этих двух недель у
него не раз происходили в высшей степени забавные собеседования с двумя его
приятелями, священником и цирюльником, которых он уверял, что в настоящее
время мир ни в ком так не нуждается, как в странствующих рыцарях, и что
странствующему рыцарству суждено воскреснуть в его лице. Священник, полагая,
что его можно вразумить не иначе, как пустившись на хитрости, в иных случаях
спорил с ним, в иных - соглашался.
Одновременно Дон Кихот вступил в переговоры с одним своим
односельчанином: это был человек добропорядочный (если только подобное
определение применимо к людям, которые не могут похвастаться порядочным
количеством всякого добра), однако ж мозги у него были сильно набекрень. Дон
Кихот такого ему наговорил, такого наобещал и так сумел его убедить, что в
конце концов бедный хлебопашец дал слово отправиться вместе с ним в качестве
его оруженосца. Между прочим, Дон Кихот советовал ему особенно не мешкать,
ибо вполне, дескать, может случиться, что он, Дон Кихот, в мгновение ока
завоюет какой-нибудь остров и сделает его губернатором такового. Подобные
обещания соблазнили Санчо Пансу - так звали нашего хлебопашца, - и он
согласился покинуть жену и детей и стать оруженосцем своего односельчанина.
Затем Дон Кихот принялся раздобывать деньги: кое-что продал, кое-что
заложил с большим для себя убытком и в конце концов собрал значительную
сумму. Кроме того, он взял на время у одного из своих приятелей круглый щит
и, починив, как мог, разбитый свой шлем, предуведомил оруженосца Санчо о дне
и часе выезда, чтобы тот успел запастись всем необходимым, а главное, не
забыл взять с собой дорожную суму. Санчо дал слово, что не забудет, но,
сославшись на то, что он не мастак ходить пешком, объявил, что у него есть
очень хороший осел и что он поедет на нем. Это обстоятельство слегка
озадачило Дон Кихота: он перебирал в памяти, был ли у кого-нибудь из
странствующих рыцарей такой оруженосец, который прибегал к ослиному способу
передвижения, но так и не припомнил; однако в надежде, что ему не замедлит
представиться случай отбить коня у первого же неучтивого рыцаря, который
встретится ему на пути, и передать это куда более почтенное четвероногое во
владение своему оруженосцу, он позволил Санчо Пансе взять осла. По совету
хозяина постоялого двора Дон Кихот запасся сорочками и всем, чем только мог.
Когда же все было готово и приведено в надлежащий вид, Дон Кихот, не
простившись ни с племянницей, ни с ключницей, в сопровождении Санчо Пансы,
который тоже не простился ни с женой, ни с детьми, однажды ночью тайком
выехал из села; и за ночь им удалось отъехать на весьма значительное
расстояние, так что, когда рассвело, они почувствовали себя в полной
безопасности: если б и снарядили за ними погоню, то все равно уже не
настигли бы их.
Санчо Панса не забыл приторочить суму и бурдюк, и теперь он, горя
желанием сделаться губернатором обещанного острова, как некий патриарх,
восседал на осле. Между тем Дон Кихот избрал тот же самый путь и двинулся по
той же дороге, по какой ехал он в прошлый раз, то есть по Монтьельской
равнине, только теперь он чувствовал себя несравненно бодрее, ибо время было
еще раннее и косые лучи солнца не очень его беспокоили. Тут-то и обратился
Санчо Панса к своему господину:
- Смотрите же, ваша милость, сеньор странствующий рыцарь, не забудьте,
что вы мне обещали насчет острова, а уж я с каким угодно островом управлюсь.
Дон Кихот ему на это сказал:
- Надобно тебе знать, друг мой Санчо Панса, что в былые времена
странствующие рыцари имели обыкновение назначать правителями завоеванных ими
островов и королевств своих же собственных оруженосцев, а уж за мной дело не
станет, ибо я положил восстановить похвальный этот обычай. Более того, я
намерен пойти еще дальше: прежде рыцари иной раз, а пожалуй, даже и всякий
раз, ждали, пока их оруженосцы состарятся, и лишь по прошествии многих
беспокойных дней и еще менее спокойных ночей, когда тем уже не под силу
становилось служить, присваивали им титул графа или, в лучшем случае,
маркиза и вводили их во владение землей или какой-нибудь захудалой
провинцией. Если же мы с тобой будем живы и здоровы, то легко может
случиться, что не пройдет и недели, как я уже завоюю королевство, коему
подвластно еще несколько королевств, и какое из них тебе полюбится, тем я
тебя, короновав, и пожалую. И пусть это тебя не удивляет: с рыцарями
творятся дела необыкновенные и происходят случаи непредвиденные, так что мне
ничего не будет стоить наградить тебя еще чем-нибудь сверх того, что я
обещал.
- Значит, выходит так, - заключил Санчо Панса, - что если я
каким-нибудь чудом стану королем, то Хуана Гутьеррес, моя благоверная,
станет, по меньшей мере, королевой, а детки мои - инфантами?
- Кто же в этом сомневается? - возразил Дон Кихот.
- Да я первый, - отвечал Санчо Панса. - Ведь если б даже господь
устроил так, чтобы королевские короны сыпались на землю дождем, и тогда,
думается мне, ни одна из них не пришлась бы по мерке Мари Гутьеррес. Уверяю
вас, сеньор, что королевы из нее нипочем не выйдет. Графиня - это еще
так-сяк, да и то бабушка надвое сказала.
- Уповай, Санчо, не на какую-то неведомую бабушку, а на бога, - сказал
не почувствую к нему никакого уважения, если же на своем, то я возложу его
себе на главу.
- У меня он есть по-итальянски, - сказал цирюльник, - но я его не
понимаю.
- И хорошо, что не понимаете, - заметил священник, - мы бы и сеньору
военачальнику {9} это простили, лишь бы он не переносил Ариосто в Испанию и
не делал из него кастильца: ведь через то он лишил его многих природных
достоинств, как это случается со всеми, кто берется переводить поэтические
произведения, ибо самому добросовестному и самому искусному переводчику
никогда не подняться на такую высоту, какой достигают они в первоначальном
своем виде. Словом, я хочу сказать, что эту книгу вместе с прочими досужими
вымыслами французских сочинителей следует бросить на дно высохшего колодца,
и пусть они там и лежат, пока мы, по зрелом размышлении, не придумаем, как с
ними поступить; я бы только не помиловал Бернардо делъ Карпьо, {10} который,
уж верно, где-нибудь тут притаился, и еще одну книгу, под названием
Ронсеваль: {11} эти две книги, как скоро они попадутся мне в руки, тотчас
перейдут в руки домоправительницы, домоправительница же без всякого
снисхождения предаст их огню.
Цирюльник поддержал священника, - он почитал его за доброго христианина
и верного друга истины, который ни за какие блага в мире не станет кривить
душой, а потому суждения его показались цирюльнику справедливыми и весьма
остроумными. Засим он раскрыл еще одну книгу: то был Пальмерин Оливский,
{12} а рядом с ним стоял Пальмерин Английский. Прочитав заглавия, лиценциат
сказал:
- Оливку эту растоптать и сжечь, а пепел развеять по ветру, но
английскую пальму должно хранить и беречь, как зеницу ока, в особом ларце
{13}, вроде того, который найден был Александром Македонским среди трофеев,
оставшихся после Дария, и в котором он потом хранил творения Гомера. Эта
книга, любезный друг, достойна уважения по двум причинам: во-первых, она
отменно хороша сама по себе, а во-вторых, если верить преданию, ее написал
один мудрый португальский король. Приключения в замке Следи-и-бди
очаровательны - все они обличают в авторе великого искусника. Бдительный
автор строго следит за тем, чтобы герои его рассуждали здраво и выражали
свои мысли изысканно и ясно, в полном соответствии с положением, какое они
занимают в обществе. Итак, сеньор маэсе Николас, буде на то ваша. добрая
воля, этот роман, а также Амадис Галльский избегнут огня, прочие же, без
всякого дальнейшего осмотра и проверки, да погибнут.
- Погодите, любезный друг, - возразил цирюльник, - у меня в руках
прославленный Дон Бельянис.
- Этому, - рассудил священник, - за вторую, третью и четвертую части не
мешает дать ревеню, дабы освободить его от избытка желчи, а затем надлежит
выбросить из него все, что касается Замка Славы, и еще худшие несуразности,
для каковой цели давайте отложим судебное разбирательство на неопределенный
срок, дабы потом, в зависимости от того, исправится он или нет, вынести
мягкий или же суровый приговор. А пока что, любезный друг, возьмите его
себе, но только никому не давайте читать.
- С удовольствием, - молвил цирюльник.
Не желая тратить силы на дальнейший осмотр рыцарских романов, он велел
ключнице забрать все большие тома и выбросить во двор. Ключница же не
заставляла себя долго ждать и упрашивать - напротив, складывать из книг
костер представлялось ей куда более легким делом, нежели ткать огромный
кусок тончайшего полотна, а потому, схватив в охапку штук восемь зараз, она
выкинула их в окно. Ноша эта оказалась для нее, впрочем, непосильною, и одна
из книг упала к ногам цирюльника, - тот, пожелав узнать, что это такое,
прочел: История славного рыцаря Тиранта Белого. {14}
- С нами крестная сила! - возопил священник. - Как, и Тирант Белый
здесь? Дайте-ка мне его, любезный друг, это же сокровищница наслаждений и
залежи утех. В нем выведены доблестный рыцарь дон Кириэлейсон
Монтальванский, брат его, Томас Монтальванский, и рыцарь Фонсека, в нем
изображается битва отважного Тиранта с догом, в нем описываются хитрости
девы Отрады, шашни и плутни вдовы Потрафиры и, наконец, сердечная склонность
императрицы к ее конюшему Ипполиту. Уверяю вас, любезный друг, что в
рассуждении слога это лучшая книга в мире. Рыцари здесь едят, спят, умирают
на своей постели, перед смертью составляют завещания, и еще в ней много
такого, что в других книгах этого сорта отсутствует. Со всем тем автор ее
умышленно нагородил столько всякого вздора, что его следовало бы приговорить
к пожизненной каторге. Возьмите ее с собой, прочтите, и вы увидите, что я
сказал о ней истинную правду.
- Так я и сделаю, - сказал цирюльник. - А как же быть с маленькими
книжками?
- Это не рыцарские романы, это, как видно, стихи, - сказал священник.
Раскрыв наудачу одну из них и увидев, что это Диана Хорхе де
Монтемайора, {15} он подумал, что и остальные должны быть в таком же роде.
- Эти жечь не следует, - сказал он, - они не причиняют и никогда не
причинят такого зла, как рыцарские романы: это хорошие книги и совершенно
безвредные.
- Ах, сеньор! - воскликнула племянница. - Давайте сожжем их вместе с
прочими! Ведь если у моего дядюшки и пройдет помешательство на рыцарских
романах, так он, чего доброго, примется за чтение стихов, и тут ему вспадет
на ум сделаться пастушком: станет бродить по рощам и лугам, петь, играть на
свирели или, еще того хуже, сам станет поэтом, а я слыхала, что болезнь эта
прилипчива и неизлечима.
- Девица говорит дело, - заметил священник, - лучше устранить с пути
нашего друга и этот камень преткновения. Что касается Дианы Монтемайора, то
я предлагаю не сжигать эту книгу, а только выкинуть из нее все, что
относится к мудрой Фелисье и волшебной воде, а также почти все ее длинные
строчки, {16} оставим ей в добрый час ее прозу и честь быть первой в ряду ей
подобных.
- За нею следуют так называемая Вторая Диана, Диана Саламантинца, {17}
- сказал цирюльник, - и еще одна книга под тем же названием, сочинение Хиля
Поло. {18}
- Саламантинец отправится вслед за другими во двор и увеличит собою
число приговоренных к сожжению, - рассудил священник, - но Диану Хиля Поло
должно беречь так, как если бы ее написал сам Аполлон. Ну, давайте дальше,
любезный друг, мешкать нечего, ведь уж поздно.
- Это Счастье любви в десяти частях, {19} - вытащив еще одну книгу,
объявил цирюльник, - сочинение сардинского поэта Антоньо де Лофрасо.
- Клянусь моим саном, - сказал священник, - что с тех пор, как Аполлон
стал Аполлоном, музы - музами, а поэты - поэтами, никто еще не сочинял столь
занятной и столь нелепой книги; это единственное в своем роде сочинение,
лучшее из всех ему подобных, когда-либо появлявшихся на свет божий, и кто ее
не читал, тот еще не читал ничего увлекательного. Дайте-ка ее сюда, любезный
друг, - если б мне подарили сутану из флорентийского шелка, то я не так был
бы ей рад, как этой находке.
Весьма довольный, он отложил книгу в сторону, цирюльник между тем
продолжал:
- Далее следуют Иберийский пастух, Энаресские нимфы и Исцеление
ревности.
- Предадим их, не колеблясь, в руки светской власти, сиречь ключницы, -
сказал священник. - Резонов на то не спрашивайте, иначе мы никогда не
кончим.
- За ними идет Пастух Филиды. {20}
- Он вовсе не пастух, - заметил священник, - а весьма просвещенный
столичный житель. Будем беречь его как некую драгоценность.
- Эта толстая книга носит название Сокровищницы разных стихотворений,
{21} - объявил цирюльник.
- Будь их поменьше, мы бы их больше ценили, - заметил священник. -
Следует выполоть ее и очистить от всего низкого, попавшего в нее вместе с
высоким. Пощадим ее, во-первых, потому, что автор ее - мой друг, а
во-вторых, из уважения к другим его произведениям, более возвышенным и
героичным.
- Вот Сборник песен Лопеса Мальдонадо, {22} - продолжал цирюльник.
- С этим автором мы тоже большие друзья, - сказал священник, - ив его
собственном исполнении песни эти всех приводят в восторг, ибо голос у него
поистине ангельский. Эклоги его растянуты, ну да ведь хорошим никогда сыт не
будешь. Присоединим же его к избранникам. А что за книга стоит рядом с этой?
- Галатея {23} Мигеля де Сервантеса, - отвечал цирюльник.
- С этим самым Сервантесом я с давних пор в большой дружбе, и мне
хорошо известно, что в стихах он одержал меньше побед, нежели на его голову
сыплется бед. Кое-что в его книге придумано удачно, но все его замыслы так и
остались незавершенными. Подождем обещанной второй части: может статься, он
исправится и заслужит наконец снисхождение, в коем мы отказываем ему ныне. А
до тех пор держите его у себя в заточении.
- С удовольствием, любезный друг, - сказал цирюльник. - Вот еще три
книжки: Араукана дона Алонсо де Эрсильи, {24} Австриада Хуана Руфо, {25}
кордовского судьи, и Монсеррат {26} валенсийского поэта Кристоваля де
Вируэса.
- Эти три книги, - сказал священник, - лучшее из всего, что было
написано героическим стихом на испанском языке: они стоят наравне с самыми
знаменитыми итальянскими поэмами. Берегите их, - это вершины испанской
поэзии.
Наконец просмотр книг утомил священника, и он предложил сжечь остальные
без разбора, но цирюльник как раз в это время раскрыл еще одну - под
названием Слезы Анджелики. {27}
- Я бы тоже проливал слезы, когда бы мне пришлось сжечь такую книгу, -
сказал священник, - ибо автор ее один из лучших поэтов не только в Испании,
но и во всем мире, и он так чудесно перевел некоторые сказания Овидия!
1 "Подвиги Эспландиана" - роман "Подвиги весьма добродетельного рыцаря
Эспландиана, сына Амадиса Галльского, вышел в свет в 1510 г.
2 "Дон Оливант Лаврский". - Полное название этого романа Антоньо де
Торкемады - "Повествование о непобедимом рыцаре Оливанте Лаврском, принце
Македонском, ставшем, благодаря чудесным своим подвигам, императором
константинопольским" (1564).
3 "Флорисмарт Гирканский..." - Автором этого романа ("Первая часть
великой истории о преславном и могучем рыцаре Флорисмарте Гирканском", 1556)
является Мельчор Ортега. В романе "Дон Кихот" встречается и другое написание
имени Флорисмарт: Фелисмарт.
4 "Рыцарь Платир" - "Летопись деяний весьма отважного и могучего рыцаря
Платира, сына императора Прималеона" (1533).
5 "Рыцарь Креста..." - Роман состоит из двух частей: первая часть носит
название: "Летопись деяний Леполемо, прозванного Рыцарем Креста, сына
императора германского, написанная на арабском языке и переведенная на
испанский" (1521).
6 "Зерцало рыцарства..." - Речь идет о романе под названием "Первая,
вторая и третья части Влюбленного Роланда. Зерцало рыцарства, в коем
повествуется о деяниях графа Роланда и могучего рыцаря Ринальда
Монтальванского и многих других именитых рыцарей" (1586).
7 Правдивый летописец Турпин - согласно средневековым сказаниям,
реймский архиепископ Турпин - один из уцелевших участников сражения в
Ронсевальском ущелье. Ему приписывали авторство латинской "Хроники
архиепископа Турпина", относящейся к XI в. и представляющей собою рассказ о
легендарных деяниях Карла Великого и Роланда в Испании.
8 Маттео Боярдо (1434-1494) - итальянский писатель, автор поэмы
"Влюбленный Роланд". Сюжет "Влюбленного Роланда" был в дальнейшем разработан
Лодовико Ариосто в поэме "Неистовый Роланд".
9 ...сеньору военачальнику... - Имеется в виду Херонимо де Урреа,
который перевел на испанский язык "Неистового Роланда" в 1549 г. Перевод
считается малохудожественным.
10 "Бернардо дель Карпьо" - поэма Аугустино Алонсо под названием
"Повествование о подвигах и деяниях непобедимого рыцаря Бернардо дель
Карпьо" (1585).
11 "Ронсеваль" - написанная плохими октавами поэма Франсиско Гарридо
Вильена "Правдивое описание славного сражения в Ронсевале, а также гибели
Двенадцати Пэров Франции" (1555).
12 "Пальмерин Оливский". - Первая часть этого романа вышла в свет в
1511 г. под названием "Книга о могучем рыцаре Дальмерине Оливском".
13 ...в особом ларце... - Согласно рассказу Плутарха, Александр
Македонский, найдя среди добычи, захваченной им после поражения Дария,
богатый ларец, велел хранить в нем сочинения Гомера.
14 История славного рыцаря Тиранта Белого. - Речь идет об испанском
переводе (1511) каталонского рыцарского романа, вышедшего в 1490 г.,
"Могучий и непобедимый рыцарь Тирант Белый, в пяти частях". В отличие от
обычного типа рыцарских романов в "Тиранте Белом" иногда проскальзывают
намеки на реальную действительность и заметна попытка снизить условную
героику, о чем свидетельствуют, в частности, приводимые священником
гротескные названия отдельных персонажей романа: Кириэлейсон (начальные
слова молитвы "Господи, помилуй!", дева Отрада (в подлиннике: Отрада моей
жизни), вдова Потрафира и др.
15 "Диана" Хорхе де Монтемайора. - Этот роман оказал большое влияние на
развитие так называемого пасторального жанра в Испании.
16 Длинные строчки - стихотворные строки, состоящие из двенадцати
слогов. "Диана", как характерно для пасторального романа вообще, -
произведение, в котором проза чередуется со стихами.
17 Вторая "Диана" ... Саламантинца - вышла в свет в 1564 г., подражание
"Диане" Монтемайора, автором ее был саламанкский врач Алонсо Перес.
18 "Диана" Хиля Поло - другое подражание Монтемайору, автором ее был
Гаспар Хиль Поло (ум. 1591 г.), опубликована в том же году, что и роман
Алонсо Переса.
19 "Счастье любви, в десяти частях" - роман Антоньо де Лофрасо, вышел в
свет в 1573 г.
20 "Пастух Филиды" - пасторальный роман Луиса Гальвеса де Монтальво
(1549?-1591), вышедший в 1582 г.
21 "Сокровищница разных стихотворений" - сборник стихов Педро де
Падилья (1587). Педро де Падилья - испанский поэт и священник, друг
Сервантеса.
22 "Сборник песен" Лопеса Малъдонадо - вышел в свет в 1586г. Лопес
Мальдонадо Габриэль - испанский поэт, автор романсов и эпиграмм.
23 "Галатея" - Мигеля де Сервантеса.
24 "Араукана" дона Алонсо де Эрсильи. - Алонсо де Эрсилья - знаменитый
испанский поэт. Поэма "Араукана" посвящена войне испанцев с арауканцами
(чилийскими индейцами), поднявшими восстание за независимость. Участник этой
войны, Эрсилья, воспевая славу испанского оружия, восхищается в то же время
мужеством индейцев. Первая часть вышла в 1569 г.; полностью поэма была
опубликована в 1589 г.
25 "Австриада" Хуана Рифо - опубликованная в 1584 г. поэма, в которой
воспеты подвиги побочного брата Филиппа II дона Хуана Австрийского.
26 "Монсеррат" - поэма Кристоваля де Вируэса (1550-1609), испанского
поэта и драматурга. Вышла в 1587 г.
27 "Слезы Анджелики" - поэма Луиса Бараона де Сото (1586) на сюжет,
заимствованный из "Неистового Роланда" Ариосто.
О втором выезде доброго нашего рыцаря Дон Кихота Ламанчского
В это время послышался голос Дон Кихота.
- Сюда, сюда, отважные рыцари! - кричал он. - Пора вам выказать силу
доблестных ваших дланей, не то придворные рыцари возьмут верх на турнире.
Пришлось прекратить осмотр книгохранилища и бежать на шум и грохот, -
от того-то некоторые и утверждают, что Карлиада {1} и Лев Испанский, {2} а
также Деяния императора {3} дона Луиса де Авила, вне всякого сомнения
находившиеся среди неразобранных книг, без суда и следствия полетели в
огонь, тогда как если бы священник видел их, то, может статься, они и не
подверглись бы столь тяжкому наказанию.
Войдя к Дон Кихоту в комнату, друзья и домашние его обнаружили, что он
уже встал с постели; казалось, он и не думал спать, - так он был оживлен:
по-прежнему шумел, безумствовал, тыкал во все стороны мечом. Его схватили и
насильно уложили в постель, - тут он несколько успокоился и, обратившись к
священнику, молвил:
- Какой позор, - не правда ли, сеньор архиепископ Турпин? - что так
называемые Двенадцать Пэров ни с того ни с сего уступили пальму первенства
на турнире придворным рыцарям, тогда как мы, странствующие рыцари, три дня
подряд пожинали плоды победы!
- Полно, ваша милость, полно, любезный друг, - заговорил священник. -
Бог даст, все обойдется, - что упущено сегодня, то всегда можно наверстать
завтра, а теперь, ваша милость, подумайте о своем здоровье: сдается мне, вы
очень устали, а может быть, даже и ранены.
- Ранен-то я не ранен, - возразил Дон Кихот, - а что меня избили и
отколотили, в этом нет сомнения: ублюдок Роланд бросился на меня с дубиной -
и все из зависти, ибо единственно, кто не уступит ему в храбрости, так это
я. Но не будь я Ринальд Монтальванский, если, встав с этого ложа, я ему не
отомщу, несмотря на все его чары. А пока что принесите мне поесть, сейчас я
ни в чем так не нуждаюсь, как в пище, а уж постоять за себя я и сам сумею.
Желание Дон Кихота было исполнено: ему принесли поесть, а затем он
снова заснул, прочие же еще раз подивились его сумасбродству.
В ту же ночь стараниями ключницы были сожжены дотла все книги: и те,
что валялись на дворе, и те, что еще оставались в комнате; по всей
вероятности, вместе с ними сгорели и такие, которые надобно было сдать на
вечное хранение в архив, но этому помешали судьба и нерадение учинявшего
осмотр, - недаром говорит пословица, что из-за грешников частенько страдают
и праведники.
Священник с цирюльником решили, что первое средство от недуга, который
овладел их приятелем, - это заложить и замуровать вход в книгохранилище,
чтобы, встав с постели, он не нашел его (если, мол, устранить причину, то
следствия, может статься, отпадут сами собой), а затем объявить ему, что
некий волшебник вместе со всеми книгами похитил и комнату; и все это было
осуществлено с великим проворством. Два дня спустя Дон Кихот встал с постели
и прежде всего пошел взглянуть на свои книги, но, не обнаружив помещения, в
котором они находились, стал бродить и шарить по всем комнатам. Несколько
раз подходил к тому месту, где раньше была дверь, ощупывал стену, молча
обводил глазами комнату; наконец после долгих поисков он спросил ключницу,
где находится его книгохранилище. Ключницу же научили, как должно отвечать.
- О каком таком книгохранилище вы говорите, ваша милость? - в свою
очередь, спросила она. - Нет у нас теперь ни книг, ни хранилища, все унес
дьявол.
- Вовсе не дьявол, а волшебник, - возразила племянница. - После того
как вы от нас уехали, ваша милость, на следующую ночь он прилетел сюда на
облаке, спрыгнул с дракона, на котором сидел верхом, и проник в
книгохранилище. Не знаю, что он там делал, только немного погодя, гляжу,
вылетает через крышу, а в комнатах полно дыму. Пошли мы посмотреть, что он
натворил, а уж ни книг, ни комнаты нет и в помине. Одно только мы обе
отлично помним: улетая, этот злой старик громко крикнул, что по злобе,
которую он втайне питает к владельцу книг и помещения, он нанес его дому
урон и что урон этот впоследствии обнаружится. Еще он сказал, что зовут его
мудрый Муньятон.
- Не Муньятон, а Фрестон, - поправил ее Дон Кихот.
- Не то Фрестон, не то Фритон, - вмешалась ключница, - помню только,
что имя его оканчивается на тон.
- Так, так, - подхватил Дон Кихот, - это один мудрый волшебник, злейший
мой враг: он меня ненавидит, ибо колдовские чары и тайнопись открыли ему,
что по прошествии некоторого времени мне предстоит единоборство с рыцарем,
коему он покровительствует, и что, несмотря на все его козни, я над тем
рыцарем одержу победу, оттого-то он всеми силами и старается мне досадить.
Но да будет ему известно, что ни нарушить, ни обойти предустановленного
небесами он не властен.
- Какие же тут могут быть сомнения! - воскликнула племянница. - Но
только вот что, дядюшка: кто велит вашей милости лезть в драку? Не лучше ли
спокойно сидеть дома, нежели мыкаться по свету и ловить в небе журавля,
забывая о том, что коли идешь за шерстью - гляди, как бы самого не
обстригли?
- Ах, племянница! - воскликнул Дон Кихот. - Как мало ты во всем этом
смыслишь! Прежде нежели меня обстригут, я сам выщиплю и вырву бороду
всякому, кто посмеет дотронуться до кончика моего волоса.
Обе женщины, видя, что он гневается, решились более ему не перечить.
Как бы то ни было, целых две недели сидел он спокойно дома, ничем не
обнаруживая желания снова начать колобродить, и в течение этих двух недель у
него не раз происходили в высшей степени забавные собеседования с двумя его
приятелями, священником и цирюльником, которых он уверял, что в настоящее
время мир ни в ком так не нуждается, как в странствующих рыцарях, и что
странствующему рыцарству суждено воскреснуть в его лице. Священник, полагая,
что его можно вразумить не иначе, как пустившись на хитрости, в иных случаях
спорил с ним, в иных - соглашался.
Одновременно Дон Кихот вступил в переговоры с одним своим
односельчанином: это был человек добропорядочный (если только подобное
определение применимо к людям, которые не могут похвастаться порядочным
количеством всякого добра), однако ж мозги у него были сильно набекрень. Дон
Кихот такого ему наговорил, такого наобещал и так сумел его убедить, что в
конце концов бедный хлебопашец дал слово отправиться вместе с ним в качестве
его оруженосца. Между прочим, Дон Кихот советовал ему особенно не мешкать,
ибо вполне, дескать, может случиться, что он, Дон Кихот, в мгновение ока
завоюет какой-нибудь остров и сделает его губернатором такового. Подобные
обещания соблазнили Санчо Пансу - так звали нашего хлебопашца, - и он
согласился покинуть жену и детей и стать оруженосцем своего односельчанина.
Затем Дон Кихот принялся раздобывать деньги: кое-что продал, кое-что
заложил с большим для себя убытком и в конце концов собрал значительную
сумму. Кроме того, он взял на время у одного из своих приятелей круглый щит
и, починив, как мог, разбитый свой шлем, предуведомил оруженосца Санчо о дне
и часе выезда, чтобы тот успел запастись всем необходимым, а главное, не
забыл взять с собой дорожную суму. Санчо дал слово, что не забудет, но,
сославшись на то, что он не мастак ходить пешком, объявил, что у него есть
очень хороший осел и что он поедет на нем. Это обстоятельство слегка
озадачило Дон Кихота: он перебирал в памяти, был ли у кого-нибудь из
странствующих рыцарей такой оруженосец, который прибегал к ослиному способу
передвижения, но так и не припомнил; однако в надежде, что ему не замедлит
представиться случай отбить коня у первого же неучтивого рыцаря, который
встретится ему на пути, и передать это куда более почтенное четвероногое во
владение своему оруженосцу, он позволил Санчо Пансе взять осла. По совету
хозяина постоялого двора Дон Кихот запасся сорочками и всем, чем только мог.
Когда же все было готово и приведено в надлежащий вид, Дон Кихот, не
простившись ни с племянницей, ни с ключницей, в сопровождении Санчо Пансы,
который тоже не простился ни с женой, ни с детьми, однажды ночью тайком
выехал из села; и за ночь им удалось отъехать на весьма значительное
расстояние, так что, когда рассвело, они почувствовали себя в полной
безопасности: если б и снарядили за ними погоню, то все равно уже не
настигли бы их.
Санчо Панса не забыл приторочить суму и бурдюк, и теперь он, горя
желанием сделаться губернатором обещанного острова, как некий патриарх,
восседал на осле. Между тем Дон Кихот избрал тот же самый путь и двинулся по
той же дороге, по какой ехал он в прошлый раз, то есть по Монтьельской
равнине, только теперь он чувствовал себя несравненно бодрее, ибо время было
еще раннее и косые лучи солнца не очень его беспокоили. Тут-то и обратился
Санчо Панса к своему господину:
- Смотрите же, ваша милость, сеньор странствующий рыцарь, не забудьте,
что вы мне обещали насчет острова, а уж я с каким угодно островом управлюсь.
Дон Кихот ему на это сказал:
- Надобно тебе знать, друг мой Санчо Панса, что в былые времена
странствующие рыцари имели обыкновение назначать правителями завоеванных ими
островов и королевств своих же собственных оруженосцев, а уж за мной дело не
станет, ибо я положил восстановить похвальный этот обычай. Более того, я
намерен пойти еще дальше: прежде рыцари иной раз, а пожалуй, даже и всякий
раз, ждали, пока их оруженосцы состарятся, и лишь по прошествии многих
беспокойных дней и еще менее спокойных ночей, когда тем уже не под силу
становилось служить, присваивали им титул графа или, в лучшем случае,
маркиза и вводили их во владение землей или какой-нибудь захудалой
провинцией. Если же мы с тобой будем живы и здоровы, то легко может
случиться, что не пройдет и недели, как я уже завоюю королевство, коему
подвластно еще несколько королевств, и какое из них тебе полюбится, тем я
тебя, короновав, и пожалую. И пусть это тебя не удивляет: с рыцарями
творятся дела необыкновенные и происходят случаи непредвиденные, так что мне
ничего не будет стоить наградить тебя еще чем-нибудь сверх того, что я
обещал.
- Значит, выходит так, - заключил Санчо Панса, - что если я
каким-нибудь чудом стану королем, то Хуана Гутьеррес, моя благоверная,
станет, по меньшей мере, королевой, а детки мои - инфантами?
- Кто же в этом сомневается? - возразил Дон Кихот.
- Да я первый, - отвечал Санчо Панса. - Ведь если б даже господь
устроил так, чтобы королевские короны сыпались на землю дождем, и тогда,
думается мне, ни одна из них не пришлась бы по мерке Мари Гутьеррес. Уверяю
вас, сеньор, что королевы из нее нипочем не выйдет. Графиня - это еще
так-сяк, да и то бабушка надвое сказала.
- Уповай, Санчо, не на какую-то неведомую бабушку, а на бога, - сказал