Страница:
подумала Шарлотта, которая из-за этой новой беды забыла обо всем, что
случилось нынче утром. Но вдруг ее осенила мысль: "Разумеется, ты сможешь
прокормить их. Ты же будешь богата. Ты ведь выходишь замуж за Шагерстрема".
И тут она подумала: "Быть может, все это и случилось ради того, чтобы я
смогла помочь Марии-Луизе".
И впервые мысль о браке с Шагерстремом принесла ей какое-то облегчение.
Прежде она думала о нем с грустной покорностью.
Она предложила сестре отвести ее в постель. Но докторша покачала
головой. Она хотела сказать еще что-то.
- Не оставляй детей у Рикарда,- попросила сестра.
Шарлотта горячо пообещала ей это, но в то же время крайне удивилась.
Стало быть, Мария-Луиза вовсе не обожает мужа столь слепо, как думала
Шарлотта. Она понимает, что он человек конченый и детей надо спасти от его
влияния.
Но видно было, что сестра хочет поделиться с ней еще какой-то мыслью.
- Я боюсь любви,- сказала она.- Я знала, каков Рикард, но любовь
заставила меня выйти за него. Я ненавижу любовь.
Шарлотта поняла, что сестра сказала это, желая как-то утешить ее. Она
хотела сказать ей, что даже самая сильная любовь может оказаться неудачной и
привести к роковым ошибкам. Лучше руководствоваться разумом.
Шарлотта собиралась ответить ей, что она, со своей стороны, будет
любить любовь до последнего своего часа и никогда не станет укорять ее за
муки, которые она уготовила ей, но тут докторша страшно закашлялась, так что
Шарлотта не успела ей ничего сказать. Едва кашель утих, Шарлотта
поторопилась постлать постель и уложить больную.
В этот вечер Шарлотта взяла на себя обязанности хозяйки в этом скромном
доме. Она приготовила детям ужин, покормила их и уложила спать.
Но при этом ей впервые довелось увидеть одежду, белье и утварь в доме
сестры, и она пришла в ужас. До чего все было изношено, поломано, запущено.
В хозяйстве недоставало самого необходимого! Служанка была ленивая и
бестолковая! Детское платье - заплата на заплате! Столы и стулья нуждались в
ремонте. У одного была поломана спинка, у другого недоставало ножки.
Слезы жгли глаза Шарлотты, но она не давала им воли. Она чувствовала
щемящее сострадание к сестре, которая сносила всю эту нищету, никогда не
жалуясь и не прося помощи.
Хлопоча по дому, Шарлотта время от времени заходила к сестре, которая
теперь лежала, успокоившись, и, как видно, наслаждалась тем, что кто-то
заботится о ней.
- Хочу порадовать тебя,- сказала Шарлотта.- Тебе больше никогда не
придется выбиваться из сил. Завтра утром я пришлю тебе хорошую служанку. Ты
будешь лежать и бездельничать, покуда совсем не поправишься.
Больная недоверчиво улыбнулась. Видно было, что такая перспектива
радует ее. Но Шарлотта заметила, что сестру точит какая-то тревога, которую
ей не удалось изгнать своими обещаниями.
"Слишком поздно,- подумала Шарлотта.- Она знает, что умрет. Ничто уже
не может утешить ее".
Вскоре она снова подошла к постели сестры. Она сказала, что пошлет ее
на воды, чтобы та хорошенько там полечилась.
- Ты ведь знаешь, у меня будет много денег. Так что положись на меня.
Ей претило говорить о богатстве Шагерстрема. Но сестре это пришлось по
душе. Мысль о том, что Шарлотта разбогатеет, была для нее лучшим лекарством.
Она притянула к себе руки Шарлотты и благодарно погладила их, но видно
было, что тревога все еще точит ее.
"Что же ее мучит? - думала Шарлотта. У нее мелькнуло было подозрение,
но она отогнала его.- Ведь не может же быть, чтобы Мария-Луиза хотела
просить и за мужа! Теперь, когда она лежит обессиленная, нищая, смертельно
больная! Нет, тут, видно, что-нибудь другое".
Уложив детей, Шарлотта вошла к сестре, чтобы проститься с ней.
- Я ухожу,- сказала она,- но по дороге загляну к сиделке и попрошу ее
переночевать у тебя. Завтра утром я приду снова.
Сестра опять ласково погладила ее руку.
- Завтра ты мне не понадобишься, а в понедельник приходи.
Шарлотта поняла, что муж докторши, который в этот вечер отправился к
больному, в воскресенье будет дома, и Мария-Луиза не хочет, чтобы он
встретился с ее сестрой. Больная все еще держала ее за руку. Шарлотта
поняла, что она хочет попросить ее еще о чем-то.
Она наклонилась к сестре и откинула ей прядь волос со лба. Ей
показалось, что она касается умирающей, и внезапная мысль о том, что она,
быть может, в последний раз видит свою верную, мужественную сестру,
заставила ее сделать еще одну попытку рассеять беспокойство бедняжки.
- Я обещаю тебе, что мы с Шагерстремом позаботимся о Ромелиусе.
О, как просияло от радости лицо больной! Она прижала руку Шарлотты к
своим губам.
Затем она, довольная, откинулась на подушку. Веки ее сомкнулись, и
вскоре она уже спала, спокойно и мирно.
"Так я и знала,- подумала Шарлотта.- Она тревожилась о нем. Я знала,
что она не может ненавидеть любовь".
Было уже больше десяти часов, когда Шарлотта вернулась от докторши. У
калитки она столкнулась со служанкой и кухаркой, которые также возвращались
домой, но не из деревни.
Они тотчас же принялись рассказывать, что были на молитвенном собрании
пиетистов в заводе Хольма. Собрание происходило в старой кузнице. Народу
было битком, и магистр Экенстедт говорил там. Туда пришли не только свои,
фабричные и деревенские, но также люди из других мест.
Шарлотта хотела спросить, был ли Карл-Артур столь же красноречив, как
обычно, но служанкам так не терпелось рассказать обо всем, что они не дали
ей и слова вымолвить.
- А магистр Экенстедт почитай все время про вас, фрекен Шарлотта,
говорил,- сказала служанка.- Он сказал, что, дескать, и он и все другие
несправедливо обошлись с фрекен. Что фрекен вовсе не лицемерка и не
притворщица. Он хотел, чтобы все это знали.
- И он рассказал, что он говорил и что вы, фрекен, говорили, когда
бранились с ним,- сказала кухарка.- Он хотел, чтобы мы знали, как все вышло.
Только уж не знаю, ладно ли он сделал. Впереди меня два мальца сидели, так
они чуть со стульев от смеха не грохнулись.
- Да и другие тоже смеялись,- добавила служанка.- Только это все те, у
кого ума не хватает. А другим это пришлось по душе. А после он сказал, что
нам всем надо молиться за вас, фрекен Шарлотта, потому как вы пойдете
опасной дорогой. Вы ведь за богача выходите! И он напомнил нам слова Иисуса,
что трудно богатым попасть в царство небесное... Да куда же вы, фрекен?
Не говоря ни слова, Шарлотта поспешила прочь. Точно преследуемая,
вбежала она в дом, одним духом взлетела по лестнице и заперлась у себя в
комнате. Здесь она, не зажигая огня, сбросила с себя платье, а затем долго
лежала в постели неподвижно, глядя во тьму.
- Все кончено,- бормотала она.- Карл-Артур убил любовь.
Прежде ему это не удавалось. Он ранил ее, пренебрегал ею, попирал ее,
клеветал на нее, а она все еще жила. У нее не было в утешение даже такой
малости, как дружеский взгляд, а она все еще цеплялась за жизнь, но после
этого она должна была умереть. Шарлотта спрашивала себя, отчего то, что он
сделал нынче, оказалось труднее перенести, чем что-либо другое. Она не могла
объяснить этого себе, но знала, что это так. Карл-Артур, разумеется, сделал
это с самими благими намерениями. Он хотел восстановить ее честь. Он говорил
так, как велела ему совесть. Но он нанес ее любви смертельный удар.
И она вдруг почувствовала такую пустоту! Подумать только, теперь ей не
о ком мечтать, не о ком тосковать! Когда она станет читать увлекательный
роман, герой больше не будет невольно обретать его черты. Когда она станет
слушать музыку, полную любовной тоски, она не поймет ее, потому что музыка
эта не найдет отзвука в ее душе.
Как сможет она увидеть красоту цветов, птиц, детей, если любовь ушла от
нее?
Этот брак, в который она собиралась вступить, представлялся ей
бескрайней, бесконечной пустыней. Если бы при ней оставалась ее любовь, она
наполняла бы ее душу. Теперь же она будет жить в чужом доме с пустотой в
душе и с пустотой вокруг.
Она подумала о полковнице. Теперь Шарлотта поняла, что вызвало ее гнев,
отчего в лице ее появилось грозное и суровое выражение. И она, должно быть,
думала о том, что Карл-Артур убил ее любовь.
Мысли Шарлотты обратились к Шагерстрему. Она думала о том, что же
увидела в нем полковница, что заставило ее пожелать, чтобы он был ее сыном.
Она сказала это не из пустой учтивости, в ее словах был какой-то смысл.
И вскоре Шарлотте стало ясно, что увидела в нем полковница. Она
увидела, что Шагерстрем умеет любить. Это было то, чего не умел Карл-Артур.
Шагерстрем умеет любить. Шарлотта недоверчиво усмехнулась. Неужели
Шагерстрем умеет любить лучше, чем Карл-Артур? Он ведь натворил немало
глупостей с этим сватовством и оглашением. Но полковница проницательней, чем
кто-либо иной. Она поняла, что Шагерстрем никогда бы не смог убить любовь
человека, который любил его.
- Это ужасный грех - убивать любовь,- прошептала Шарлотта.
Затем она подумала, мог ли Карл-Артур сделать это предумышленно и
обдуманно. Он был ее женихом пять лет и должен был бы знать, что глубоко
ранит ее, если станет рассказывать о ее любви перед собравшейся толпой,
сделав ее предметом насмешек и бесцеремонного любопытства. Или, быть может,
Тея Сундлер побудила его к этому, чтобы наконец покончить с Шарлоттой?
Неужто она все еще не унялась, хотя уже разлучила ее с Карлом-Артуром и
заставила выйти за другого? Неужто она сочла необходимым нанести ей это
смертельное оскорбление?
Кто из них виноват - это ей было почти безразлично. В эту минуту
Шарлотта чувствовала одинаковую неприязнь к ним обоим.
Она пролежала еще несколько минут, обуреваемая бессильным гневом. Время
от времени слеза скатывалась по ее щеке, смачивая подушку.
Но в жилах Шарлотты текла старинная, благородная шведская кровь, а в
душе ее обитал гордый, благородный дух, который не мирился с поражением, но,
все такой же несгибаемый, устремлялся к новой борьбе.
Она села на постели и с силой стукнула кулаком о кулак.
- Одно я знаю наверняка,- проговорила она.- Я не буду несчастна в
замужестве. Уж такого удовольствия я им не доставлю!
И с этим добрым намерением в душе она снова легла и уснула. Она
пробудилась лишь в восьмом часу, когда пасторша вошла к ней, неся кофе на
украшенном цветами подносе, чтобы достойно начать этот торжественный день.
В воскресенье, во втором часу, Шагерстрем, исполняя просьбу Шарлотты,
отправился в пасторскую усадьбу. Богатый заводчик ехал в своем большом
ландо. Лошади и сбруя были начищены до блеска, кучер и лакей разряжены в пух
и прах, с розанами, заткнутыми за жилет. Фартук на облучке был убран, и
всякий мог видеть белые лосины и глянцевые сапоги кучера. Хозяину было
далеко до великолепия слуг, но и он выглядел весьма празднично в жабо и
манжетах, в белом жилете, в ладно сидящем сером фраке с бутоньеркой в
петлице. Короче говоря, всякий при виде его экипажа и его самого невольно
должен был подумать: "Господи! Никак богач Шагерстрем жениться едет!"
Шагерстрем был тронут дружеским приемом, оказанным ему в усадьбе
пастора. По правде говоря, старая усадьба во все эти тревожные дни имела
несколько замкнутый и неприветливый вид. Трудно сказать, в чем это
проявлялось, но чуткая душа тотчас улавливала разницу.
Сегодня же белая калитка была распахнута настежь, равно как и дверь,
ведущая в прихожую. Гардины во всех окнах верхнего этажа, опущенные уже
много недель, теперь были подняты, беспрепятственно впуская в комнаты
солнце, так что чехлы и ковры могли выцветать под его лучами сколько угодно.
Но перемена чувствовалась не только в этом. В этот день цветы рдели особенно
ярко, а птицы щебетали особенно весело.
Не только миловидная служанка, но также пастор с пасторшей вышли на
крыльцо, чтобы встретить Шагерстрема.
Они обнимали его, целовали его в щеку, хлопали по плечу и называли
просто по имени, без всяких церемоний. Они обращались с ним как с сыном.
Шагерстрем, который провел ночь без сна, мучительно пытаясь решить, как ему
следует вести себя, почувствовал огромное облегчение, точно у него вдруг
перестал ныть больной зуб.
Шагерстрема провели в комнату пастора, где его уже дожидалась Шарлотта.
Она была одета в платье из белого шелка с переливами и выглядела
очаровательно. Правда, платье было несколько старомодно. Можно было
догадаться, что у Шарлотты не нашлось подходящего наряда, и пасторша
отыскала это платье в одном из огромных сундуков, стоящих на чердаке. Оно
было короткое, с большим вырезом и с талией под грудью, но чрезвычайно
подходило к наружности Шарлотты. Никто не удосужился раздобыть венец или
цветочный венок для невесты, но пасторша помогла девушке убрать волосы,
заколов их большим черепаховым гребнем, и прическа эта очень шла к ее
наряду. На шее у Шарлотты было несколько ниток поддельного жемчуга,
скрепленных красивой застежкой, и точно такие же браслеты охватывали
запястья. Все это убранство, хотя и недорогое, было очень к лицу Шарлотте.
Она точно сошла со старинного портрета.
Когда Шагерстрем наклонился, чтобы поцеловать ей руку, она улыбнулась и
произнесла чуть дрогнувшим голосом:
- Карл-Артур только что отправился в Карлстад, чтобы помириться со
своей матерью.
- Лишь вы одна, досточтимая фрекен, могли совершить подобное чудо,-
сказал Шагерстрем.
Он понял, что Шарлотта смогла побудить молодого Экенстедта к этой
поездке, лишь дав согласие на брак с ним, Шагерстремом. Он не мог знать,
каким образом все это устроилось, но, по правде говоря, был отнюдь не в
восторге от происходящего. Оно и понятно. Разумеется, он восхищался
самопожертвованием молодой девушки, он от души желал, чтобы полковница
помирилась со своим сыном, но все же... Короче говоря, он хотел бы, чтобы
Шарлотта пошла с ним под венец ради него самого, а не ради молодого
Экенстедта.
- Тут замешано "дурное влияние", о котором ты писал,- продолжала
Шарлотта,- "дурное влияние" потребовало моего замужества и удаления из
усадьбы, и притом незамедлительно. Меньшим оно не пожелало довольствоваться.
Пощады от него не было.
Шагерстрем отметил про себя выражение "пощады от него не было". Оно
означало, как он понял, что Шарлотта невыразимо страдает, вступая с ним в
брак.
- Я весьма сожалею об этом, любезная фрекен...
Шарлотта прервала его.
- Меня зовут Шарлотта,- сказала она с легким поклоном,- а я буду
называть тебя Хенрик.
Шагерстрем с благодарностью поклонился.
- Я буду называть тебя Хенрик,- продолжала Шарлотта с легкой дрожью в
голосе,- так как догадываюсь, что твоя покойная жена называла тебя Густав. Я
хочу, чтобы это имя было связано только с ней. Не следует отнимать у мертвых
то, что принадлежит им по праву.
Шагерстрем был крайне изумлен. Эти слова, как показалось ему, означали,
что Шарлотта больше не питает к нему той неприязни, которую он ощущал во
время их последней встречи в Эребру. Он разом воспрянул духом. Если бы
робость и недоверчивость не были его второй натурой, он почувствовал бы себя
совершенно счастливым.
Шарлотта спросила, не возражает ли он против того, чтобы венчание
происходило в служебном кабинете пастора, где в течение года сочеталось
браком множество пар.
- Пасторша, правда, хотела, чтобы нас обвенчали в большой зале, но мне
кажется, что тут будет торжественнее.
Собственно говоря, дело было в том, что Шарлотта, которая хотела
провести это утро в задушевной беседе со своими верными старыми друзьями и
покровителями, не дала пасторше времени на чистку и уборку нежилой парадной
залы. Старушке не удалось даже отлучиться на кухню, чтобы присмотреть за
приготовлением праздничного завтрака, которым она хотела попотчевать
новобрачных.
Молодой заводовладелец не возражал против служебного кабинета, и
бракосочетание состоялось немедленно. Кучер и лакей из Озерной Дачи,
арендаторская чета и слуги из пасторской усадьбы были приглашены в свидетели
этой церемонии.
Старый пастор громко читал положенные слова, а за окном весело и звонко
чирикали воробьи и зяблики; они, казалось, знали о том, что происходит, и
хотели почтить это событие самыми лучшими своими свадебными гимнами.
Когда все было кончено, Шагерстрем некоторое время стоял в
растерянности, не зная, что делать дальше, но Шарлотта обернулась к нему и
подставила ему губы для поцелуя.
Право же, она совершенно сбивала его с толку. Всего мог он ожидать от
нее - слез, молчаливого отчаяния, гордого пренебрежения, но не этой
радостной покорности.
"Я убежден, что все, кто видит нас, полагают, будто не она, а я
поневоле иду под венец",- подумал он.
Шагерстрем мог объяснить это лишь тем, что Шарлотта из гордости хочет
выглядеть довольной и счастливой.
"Но до чего же искусно она притворяется!" - подумал он с легкой досадой
и в то же время с некоторым восхищением.
Когда они затем все четверо сидели за праздничным завтраком, который,
по выражению пасторши, появился на столе исключительно волею провидения, но
который тем не менее весьма удался, Шагерстрем сделал попытку стряхнуть с
себя меланхолическое настроение. Пастор и пасторша, отнюдь не удивленные
тем, что он чувствует себя не в своей тарелке, силились расшевелить его, и
под конец им это как будто удалось.
Во всяком случае, они заставили его разговориться. Он принялся
рассказывать о своих поездках в чужие края, о попытках улучшить горное дело
в Швеции и ввести новшества, которые он видел в Англии и Германии.
Он заметил, что Шарлотта слушает его с неподдельным интересом. Она
сидела, вытянув шею, с широко раскрытыми глазами и ловила каждое его слово.
Он решил, что все это, вероятно, просто-напросто игра. "Она делает это ради
стариков,- подумал он.- Едва ли она может интересоваться вещами, в которых
ничего не понимает. Она хочет, чтобы пастор с пасторшей думали, будто она
любит меня. В этом все дело".
Это объяснение показалось ему все же лучше и извинительнее предыдущего.
Он рад был видеть, что жена его до такой степени привязана к этим чудесным
старикам. К концу завтрака уныние все же охватило их. Старики не в силах
были отогнать от себя мысль о том, что через несколько минут Шарлотта их
покинет. Шарлотта, это жизнерадостное создание, с ее проделками, с ее
безрассудством, с ее острым язычком, с ее вспыльчивостью, Шарлотта, которая
подчас бывала несносна, но которой они прощали все за ее доброе, любящее
сердце, навсегда покидала их дом. До чего же пустой и скучной станет теперь
их жизнь!
- Хорошо по крайней мере, что ты завтра снова приедешь, чтобы уложить
свои вещи,- сказала пасторша.
Шагерстрем понял, что старики пытаются утешить себя тем, что Шарлотта
не уезжает далеко и что они время от времени будут видеться с нею. Но все же
он заметил, что оба они как-то сникли, что спины их сгорбились, а морщины на
лицах проступили резче. Отныне рядом с ними не будет никого, кто отгонял бы
от них старость.
- Мы так рады, Шарлотта, дитя мое,- сказал пастор,- что ты входишь
хозяйкой в столь превосходный дом, что у тебя будет хороший муж, но все
же... все же... ты ведь понимаешь, нам будет очень недоставать тебя!
Старый пастор готов был прослезиться, но пасторша спасла положение,
рассказав Шагерстрему, как ее старик однажды сказал ей, что бы он сделал,
будь он холостяком и моложе лет на пятьдесят. Все невольно расхохотались, и
мрачные мысли развеялись.
Когда ландо подкатило к крыльцу и Шарлотта приблизилась к пасторше,
чтобы проститься с ней, старушка увела ее в соседнюю комнату и шепнула:
- Приглядывай сегодня весь день за мужем, друг мой. Он что-то задумал.
Не спускай с него глаз!
Шарлотта сказала, что постарается.
- А знаешь, он нынче очень недурен. Ты заметила? Ему очень к лицу
праздничная одежда.
Ответ Шарлотты крайне удивил пасторшу.
- А я никогда и не думала, что он дурен собою,- возразила Девушка.- В
нем есть что-то мужественное. Он похож на Наполеона.
- Да что ты! - воскликнула пасторша.- Это мне никогда не приходило в
голову. Впрочем, лишь бы тебе так казалось.
Когда Шарлотта, готовая к отъезду, вышла на крыльцо, Шагерстрем увидел,
что она надела ту же шляпку и мантилью, которые были на ней в церкви четыре
воскресенья тому назад. Но тогда ему казалось, что они слишком убоги и не к
лицу ей.
Теперь же он нашел их очаровательными. И вдруг, вопреки всему, его
охватил бурный восторг при мысли о том, что это юное существо принадлежит
ему и сейчас отправится с ним в его дом. Он подошел к Шарлотте, занятой
прощанием, которому, казалось, не будет конца, схватил ее своими сильными
руками и посадил в экипаж.
- Вот так, вот так и нужно! - восклицали пастор и пасторша, а ландо
между тем, обогнув цветочную клумбу, выехало за ворота.
Едва ли стоит говорить, что молодой заводовладелец тотчас же пожалел о
своей выходке. Ему не следовало пугать Шарлотту. Если он станет вести себя
подобным образом, она может подумать, что он считает эту комедию
действительным союзом и намерен притязать на свои супружеские права.
Шарлотта и впрямь казалась несколько испуганной. Шагерстрем заметил,
что она отодвинулась от него в самый дальний угол коляски. Но это длилось
недолго. Когда они въехали в деревню, она снова сидела рядом с ним, смеясь и
болтая.
Ну, разумеется, пока они едут по деревенской улице, она пытается
соблюсти приличия. Она, верно, поведет себя иначе, когда они выедут на
проезжую дорогу, где их никто не будет видеть. Но Шарлотта оставалась все
такой же. Всю дорогу она болтала весело и оживленно. И предмет беседы был ею
избран с явным намерением показать Шагерстрему, что она принимает свое
замужество всерьез.
Для начала она заговорила о лошадях. Прежде всего ей хотелось знать все
о четверке, запряженной в ландо. Когда они были куплены, каков их возраст,
как их зовут, какая у них родословная, не пугливы ли, не могут ли понести?
Затем дошла очередь и до других лошадей в Озерной Даче. Есть ли там хорошие
верховые лошади, настоящие, объезженные верховые лошади? А седла? Найдется
ли там английское дамское седло?
Она с сожалением вспомнила лошадей из пасторской усадьбы. Теперь они
совсем захиреют - ведь кроме нее никто не подумает о том, что им необходима
проминка.
Тут Шагерстрем, не удержавшись, шутливо заметил:
- Одна дама в дилижансе не так давно рассказывала мне, как некая фрекен
чуть не загубила бедных, ни в чем не повинных животных своего благодетеля.
- Что, что? - воскликнула Шарлотта, но тут же, поняв намек, весело
расхохоталась.
Смех обладает удивительным свойством. Новобрачные вдруг почувствовали
себя старыми, добрыми друзьями. Исчезли натянутость и чопорность.
Шарлотта снова принялась за расспросы. Есть ли в имении мастерские?
Сколько горнов в кузнице, как зовут кузнецов, их жен и детей? Она слышала,
что в имении есть лесопилка. Верно ли это? Ах вот как, и мельница тоже? А на
сколько жерновов? А как звать мельника?
Это был настоящий экзамен. У Шагерстрема просто голова пошла кругом от
этих вопросов. Подчас он затруднялся дать точный ответ. Он не знал,
например, сколько у него овец, не имел понятия о том, сколько дойных коров
на скотном дворе и сколько они дают молока.
- Это дело управляющего,- возразил он со смехом.
- Похоже, что ты ни о чем не имеешь понятия,- заявила Шарлотта.- Я
убеждена, что в доме у тебя ужасный беспорядок. Придется немало потрудиться,
пока все станет как должно.
Но такая перспектива как будто отнюдь не огорчала ее, а Шагерстрем
признался, что давно уже мечтает о настоящем домашнем тиране, об этакой
строгой хозяйке вроде пасторши Форсиус.
Когда Шагерстрем упомянул об управляющем, Шарлотте пришло в голову
спросить, сколько человек собирается ежедневно за господским столом. Как
ведется хозяйство, сколько служанок в доме, сколько лакеев? Имеется ли в
доме экономка? Есть ли от нее хоть какой-нибудь прок?
Не забыла она и про сад. Узнав, что в имении есть и оранжереи и
виноградные теплицы, она несколько удивилась, совсем как тогда, когда
Шагерстрем сказал ей о верховых лошадях.
Легко понять, что время летело незаметно. Когда они свернули на лесную
дорогу, ведущую прямо к имению, Шагерстрем подумал, что две мили, отделявшие
Озерную Дачу от деревни, на этот раз показались ему короче обычного. Но он
все же предостерегал себя от радужных надежд. "Я вполне понимаю ее,- говорил
он себе,- она пытается примириться с неизбежностью. Она говорит без умолку,
чтобы заглушить печальные мысли".
Между тем в Озерной Даче нынче выдался весьма хлопотливый день.
Собственно говоря, никто не знал о том, что произошло с хозяином.
Нарочный из пасторской усадьбы прибыл к нему в субботу в третьем часу, но
заводчик никому и словом не обмолвился о предстоящем событии. Лишь поздно
вечером он вдруг вспомнил, что ему понадобятся венчальные кольца, и один из
инспекторов был тотчас же послан в город с наказом даже вытащить, если это
будет нужно, ювелира из постели, купить кольца и выгравировать на них имена.
Инспектор, слава богу, не стал молчать, и вскоре все узнали, что завтра
в имении появится новая хозяйка. Это было поистине счастьем, потому что если
бы инспектор не проболтался, разве успела бы экономка проветрить парадные
комнаты, снять с мебели чехлы и обтереть пыль? Разве успел бы садовник
расчистить дорожки и прополоть гряды? Разве успели бы слуги почистить
случилось нынче утром. Но вдруг ее осенила мысль: "Разумеется, ты сможешь
прокормить их. Ты же будешь богата. Ты ведь выходишь замуж за Шагерстрема".
И тут она подумала: "Быть может, все это и случилось ради того, чтобы я
смогла помочь Марии-Луизе".
И впервые мысль о браке с Шагерстремом принесла ей какое-то облегчение.
Прежде она думала о нем с грустной покорностью.
Она предложила сестре отвести ее в постель. Но докторша покачала
головой. Она хотела сказать еще что-то.
- Не оставляй детей у Рикарда,- попросила сестра.
Шарлотта горячо пообещала ей это, но в то же время крайне удивилась.
Стало быть, Мария-Луиза вовсе не обожает мужа столь слепо, как думала
Шарлотта. Она понимает, что он человек конченый и детей надо спасти от его
влияния.
Но видно было, что сестра хочет поделиться с ней еще какой-то мыслью.
- Я боюсь любви,- сказала она.- Я знала, каков Рикард, но любовь
заставила меня выйти за него. Я ненавижу любовь.
Шарлотта поняла, что сестра сказала это, желая как-то утешить ее. Она
хотела сказать ей, что даже самая сильная любовь может оказаться неудачной и
привести к роковым ошибкам. Лучше руководствоваться разумом.
Шарлотта собиралась ответить ей, что она, со своей стороны, будет
любить любовь до последнего своего часа и никогда не станет укорять ее за
муки, которые она уготовила ей, но тут докторша страшно закашлялась, так что
Шарлотта не успела ей ничего сказать. Едва кашель утих, Шарлотта
поторопилась постлать постель и уложить больную.
В этот вечер Шарлотта взяла на себя обязанности хозяйки в этом скромном
доме. Она приготовила детям ужин, покормила их и уложила спать.
Но при этом ей впервые довелось увидеть одежду, белье и утварь в доме
сестры, и она пришла в ужас. До чего все было изношено, поломано, запущено.
В хозяйстве недоставало самого необходимого! Служанка была ленивая и
бестолковая! Детское платье - заплата на заплате! Столы и стулья нуждались в
ремонте. У одного была поломана спинка, у другого недоставало ножки.
Слезы жгли глаза Шарлотты, но она не давала им воли. Она чувствовала
щемящее сострадание к сестре, которая сносила всю эту нищету, никогда не
жалуясь и не прося помощи.
Хлопоча по дому, Шарлотта время от времени заходила к сестре, которая
теперь лежала, успокоившись, и, как видно, наслаждалась тем, что кто-то
заботится о ней.
- Хочу порадовать тебя,- сказала Шарлотта.- Тебе больше никогда не
придется выбиваться из сил. Завтра утром я пришлю тебе хорошую служанку. Ты
будешь лежать и бездельничать, покуда совсем не поправишься.
Больная недоверчиво улыбнулась. Видно было, что такая перспектива
радует ее. Но Шарлотта заметила, что сестру точит какая-то тревога, которую
ей не удалось изгнать своими обещаниями.
"Слишком поздно,- подумала Шарлотта.- Она знает, что умрет. Ничто уже
не может утешить ее".
Вскоре она снова подошла к постели сестры. Она сказала, что пошлет ее
на воды, чтобы та хорошенько там полечилась.
- Ты ведь знаешь, у меня будет много денег. Так что положись на меня.
Ей претило говорить о богатстве Шагерстрема. Но сестре это пришлось по
душе. Мысль о том, что Шарлотта разбогатеет, была для нее лучшим лекарством.
Она притянула к себе руки Шарлотты и благодарно погладила их, но видно
было, что тревога все еще точит ее.
"Что же ее мучит? - думала Шарлотта. У нее мелькнуло было подозрение,
но она отогнала его.- Ведь не может же быть, чтобы Мария-Луиза хотела
просить и за мужа! Теперь, когда она лежит обессиленная, нищая, смертельно
больная! Нет, тут, видно, что-нибудь другое".
Уложив детей, Шарлотта вошла к сестре, чтобы проститься с ней.
- Я ухожу,- сказала она,- но по дороге загляну к сиделке и попрошу ее
переночевать у тебя. Завтра утром я приду снова.
Сестра опять ласково погладила ее руку.
- Завтра ты мне не понадобишься, а в понедельник приходи.
Шарлотта поняла, что муж докторши, который в этот вечер отправился к
больному, в воскресенье будет дома, и Мария-Луиза не хочет, чтобы он
встретился с ее сестрой. Больная все еще держала ее за руку. Шарлотта
поняла, что она хочет попросить ее еще о чем-то.
Она наклонилась к сестре и откинула ей прядь волос со лба. Ей
показалось, что она касается умирающей, и внезапная мысль о том, что она,
быть может, в последний раз видит свою верную, мужественную сестру,
заставила ее сделать еще одну попытку рассеять беспокойство бедняжки.
- Я обещаю тебе, что мы с Шагерстремом позаботимся о Ромелиусе.
О, как просияло от радости лицо больной! Она прижала руку Шарлотты к
своим губам.
Затем она, довольная, откинулась на подушку. Веки ее сомкнулись, и
вскоре она уже спала, спокойно и мирно.
"Так я и знала,- подумала Шарлотта.- Она тревожилась о нем. Я знала,
что она не может ненавидеть любовь".
Было уже больше десяти часов, когда Шарлотта вернулась от докторши. У
калитки она столкнулась со служанкой и кухаркой, которые также возвращались
домой, но не из деревни.
Они тотчас же принялись рассказывать, что были на молитвенном собрании
пиетистов в заводе Хольма. Собрание происходило в старой кузнице. Народу
было битком, и магистр Экенстедт говорил там. Туда пришли не только свои,
фабричные и деревенские, но также люди из других мест.
Шарлотта хотела спросить, был ли Карл-Артур столь же красноречив, как
обычно, но служанкам так не терпелось рассказать обо всем, что они не дали
ей и слова вымолвить.
- А магистр Экенстедт почитай все время про вас, фрекен Шарлотта,
говорил,- сказала служанка.- Он сказал, что, дескать, и он и все другие
несправедливо обошлись с фрекен. Что фрекен вовсе не лицемерка и не
притворщица. Он хотел, чтобы все это знали.
- И он рассказал, что он говорил и что вы, фрекен, говорили, когда
бранились с ним,- сказала кухарка.- Он хотел, чтобы мы знали, как все вышло.
Только уж не знаю, ладно ли он сделал. Впереди меня два мальца сидели, так
они чуть со стульев от смеха не грохнулись.
- Да и другие тоже смеялись,- добавила служанка.- Только это все те, у
кого ума не хватает. А другим это пришлось по душе. А после он сказал, что
нам всем надо молиться за вас, фрекен Шарлотта, потому как вы пойдете
опасной дорогой. Вы ведь за богача выходите! И он напомнил нам слова Иисуса,
что трудно богатым попасть в царство небесное... Да куда же вы, фрекен?
Не говоря ни слова, Шарлотта поспешила прочь. Точно преследуемая,
вбежала она в дом, одним духом взлетела по лестнице и заперлась у себя в
комнате. Здесь она, не зажигая огня, сбросила с себя платье, а затем долго
лежала в постели неподвижно, глядя во тьму.
- Все кончено,- бормотала она.- Карл-Артур убил любовь.
Прежде ему это не удавалось. Он ранил ее, пренебрегал ею, попирал ее,
клеветал на нее, а она все еще жила. У нее не было в утешение даже такой
малости, как дружеский взгляд, а она все еще цеплялась за жизнь, но после
этого она должна была умереть. Шарлотта спрашивала себя, отчего то, что он
сделал нынче, оказалось труднее перенести, чем что-либо другое. Она не могла
объяснить этого себе, но знала, что это так. Карл-Артур, разумеется, сделал
это с самими благими намерениями. Он хотел восстановить ее честь. Он говорил
так, как велела ему совесть. Но он нанес ее любви смертельный удар.
И она вдруг почувствовала такую пустоту! Подумать только, теперь ей не
о ком мечтать, не о ком тосковать! Когда она станет читать увлекательный
роман, герой больше не будет невольно обретать его черты. Когда она станет
слушать музыку, полную любовной тоски, она не поймет ее, потому что музыка
эта не найдет отзвука в ее душе.
Как сможет она увидеть красоту цветов, птиц, детей, если любовь ушла от
нее?
Этот брак, в который она собиралась вступить, представлялся ей
бескрайней, бесконечной пустыней. Если бы при ней оставалась ее любовь, она
наполняла бы ее душу. Теперь же она будет жить в чужом доме с пустотой в
душе и с пустотой вокруг.
Она подумала о полковнице. Теперь Шарлотта поняла, что вызвало ее гнев,
отчего в лице ее появилось грозное и суровое выражение. И она, должно быть,
думала о том, что Карл-Артур убил ее любовь.
Мысли Шарлотты обратились к Шагерстрему. Она думала о том, что же
увидела в нем полковница, что заставило ее пожелать, чтобы он был ее сыном.
Она сказала это не из пустой учтивости, в ее словах был какой-то смысл.
И вскоре Шарлотте стало ясно, что увидела в нем полковница. Она
увидела, что Шагерстрем умеет любить. Это было то, чего не умел Карл-Артур.
Шагерстрем умеет любить. Шарлотта недоверчиво усмехнулась. Неужели
Шагерстрем умеет любить лучше, чем Карл-Артур? Он ведь натворил немало
глупостей с этим сватовством и оглашением. Но полковница проницательней, чем
кто-либо иной. Она поняла, что Шагерстрем никогда бы не смог убить любовь
человека, который любил его.
- Это ужасный грех - убивать любовь,- прошептала Шарлотта.
Затем она подумала, мог ли Карл-Артур сделать это предумышленно и
обдуманно. Он был ее женихом пять лет и должен был бы знать, что глубоко
ранит ее, если станет рассказывать о ее любви перед собравшейся толпой,
сделав ее предметом насмешек и бесцеремонного любопытства. Или, быть может,
Тея Сундлер побудила его к этому, чтобы наконец покончить с Шарлоттой?
Неужто она все еще не унялась, хотя уже разлучила ее с Карлом-Артуром и
заставила выйти за другого? Неужто она сочла необходимым нанести ей это
смертельное оскорбление?
Кто из них виноват - это ей было почти безразлично. В эту минуту
Шарлотта чувствовала одинаковую неприязнь к ним обоим.
Она пролежала еще несколько минут, обуреваемая бессильным гневом. Время
от времени слеза скатывалась по ее щеке, смачивая подушку.
Но в жилах Шарлотты текла старинная, благородная шведская кровь, а в
душе ее обитал гордый, благородный дух, который не мирился с поражением, но,
все такой же несгибаемый, устремлялся к новой борьбе.
Она села на постели и с силой стукнула кулаком о кулак.
- Одно я знаю наверняка,- проговорила она.- Я не буду несчастна в
замужестве. Уж такого удовольствия я им не доставлю!
И с этим добрым намерением в душе она снова легла и уснула. Она
пробудилась лишь в восьмом часу, когда пасторша вошла к ней, неся кофе на
украшенном цветами подносе, чтобы достойно начать этот торжественный день.
В воскресенье, во втором часу, Шагерстрем, исполняя просьбу Шарлотты,
отправился в пасторскую усадьбу. Богатый заводчик ехал в своем большом
ландо. Лошади и сбруя были начищены до блеска, кучер и лакей разряжены в пух
и прах, с розанами, заткнутыми за жилет. Фартук на облучке был убран, и
всякий мог видеть белые лосины и глянцевые сапоги кучера. Хозяину было
далеко до великолепия слуг, но и он выглядел весьма празднично в жабо и
манжетах, в белом жилете, в ладно сидящем сером фраке с бутоньеркой в
петлице. Короче говоря, всякий при виде его экипажа и его самого невольно
должен был подумать: "Господи! Никак богач Шагерстрем жениться едет!"
Шагерстрем был тронут дружеским приемом, оказанным ему в усадьбе
пастора. По правде говоря, старая усадьба во все эти тревожные дни имела
несколько замкнутый и неприветливый вид. Трудно сказать, в чем это
проявлялось, но чуткая душа тотчас улавливала разницу.
Сегодня же белая калитка была распахнута настежь, равно как и дверь,
ведущая в прихожую. Гардины во всех окнах верхнего этажа, опущенные уже
много недель, теперь были подняты, беспрепятственно впуская в комнаты
солнце, так что чехлы и ковры могли выцветать под его лучами сколько угодно.
Но перемена чувствовалась не только в этом. В этот день цветы рдели особенно
ярко, а птицы щебетали особенно весело.
Не только миловидная служанка, но также пастор с пасторшей вышли на
крыльцо, чтобы встретить Шагерстрема.
Они обнимали его, целовали его в щеку, хлопали по плечу и называли
просто по имени, без всяких церемоний. Они обращались с ним как с сыном.
Шагерстрем, который провел ночь без сна, мучительно пытаясь решить, как ему
следует вести себя, почувствовал огромное облегчение, точно у него вдруг
перестал ныть больной зуб.
Шагерстрема провели в комнату пастора, где его уже дожидалась Шарлотта.
Она была одета в платье из белого шелка с переливами и выглядела
очаровательно. Правда, платье было несколько старомодно. Можно было
догадаться, что у Шарлотты не нашлось подходящего наряда, и пасторша
отыскала это платье в одном из огромных сундуков, стоящих на чердаке. Оно
было короткое, с большим вырезом и с талией под грудью, но чрезвычайно
подходило к наружности Шарлотты. Никто не удосужился раздобыть венец или
цветочный венок для невесты, но пасторша помогла девушке убрать волосы,
заколов их большим черепаховым гребнем, и прическа эта очень шла к ее
наряду. На шее у Шарлотты было несколько ниток поддельного жемчуга,
скрепленных красивой застежкой, и точно такие же браслеты охватывали
запястья. Все это убранство, хотя и недорогое, было очень к лицу Шарлотте.
Она точно сошла со старинного портрета.
Когда Шагерстрем наклонился, чтобы поцеловать ей руку, она улыбнулась и
произнесла чуть дрогнувшим голосом:
- Карл-Артур только что отправился в Карлстад, чтобы помириться со
своей матерью.
- Лишь вы одна, досточтимая фрекен, могли совершить подобное чудо,-
сказал Шагерстрем.
Он понял, что Шарлотта смогла побудить молодого Экенстедта к этой
поездке, лишь дав согласие на брак с ним, Шагерстремом. Он не мог знать,
каким образом все это устроилось, но, по правде говоря, был отнюдь не в
восторге от происходящего. Оно и понятно. Разумеется, он восхищался
самопожертвованием молодой девушки, он от души желал, чтобы полковница
помирилась со своим сыном, но все же... Короче говоря, он хотел бы, чтобы
Шарлотта пошла с ним под венец ради него самого, а не ради молодого
Экенстедта.
- Тут замешано "дурное влияние", о котором ты писал,- продолжала
Шарлотта,- "дурное влияние" потребовало моего замужества и удаления из
усадьбы, и притом незамедлительно. Меньшим оно не пожелало довольствоваться.
Пощады от него не было.
Шагерстрем отметил про себя выражение "пощады от него не было". Оно
означало, как он понял, что Шарлотта невыразимо страдает, вступая с ним в
брак.
- Я весьма сожалею об этом, любезная фрекен...
Шарлотта прервала его.
- Меня зовут Шарлотта,- сказала она с легким поклоном,- а я буду
называть тебя Хенрик.
Шагерстрем с благодарностью поклонился.
- Я буду называть тебя Хенрик,- продолжала Шарлотта с легкой дрожью в
голосе,- так как догадываюсь, что твоя покойная жена называла тебя Густав. Я
хочу, чтобы это имя было связано только с ней. Не следует отнимать у мертвых
то, что принадлежит им по праву.
Шагерстрем был крайне изумлен. Эти слова, как показалось ему, означали,
что Шарлотта больше не питает к нему той неприязни, которую он ощущал во
время их последней встречи в Эребру. Он разом воспрянул духом. Если бы
робость и недоверчивость не были его второй натурой, он почувствовал бы себя
совершенно счастливым.
Шарлотта спросила, не возражает ли он против того, чтобы венчание
происходило в служебном кабинете пастора, где в течение года сочеталось
браком множество пар.
- Пасторша, правда, хотела, чтобы нас обвенчали в большой зале, но мне
кажется, что тут будет торжественнее.
Собственно говоря, дело было в том, что Шарлотта, которая хотела
провести это утро в задушевной беседе со своими верными старыми друзьями и
покровителями, не дала пасторше времени на чистку и уборку нежилой парадной
залы. Старушке не удалось даже отлучиться на кухню, чтобы присмотреть за
приготовлением праздничного завтрака, которым она хотела попотчевать
новобрачных.
Молодой заводовладелец не возражал против служебного кабинета, и
бракосочетание состоялось немедленно. Кучер и лакей из Озерной Дачи,
арендаторская чета и слуги из пасторской усадьбы были приглашены в свидетели
этой церемонии.
Старый пастор громко читал положенные слова, а за окном весело и звонко
чирикали воробьи и зяблики; они, казалось, знали о том, что происходит, и
хотели почтить это событие самыми лучшими своими свадебными гимнами.
Когда все было кончено, Шагерстрем некоторое время стоял в
растерянности, не зная, что делать дальше, но Шарлотта обернулась к нему и
подставила ему губы для поцелуя.
Право же, она совершенно сбивала его с толку. Всего мог он ожидать от
нее - слез, молчаливого отчаяния, гордого пренебрежения, но не этой
радостной покорности.
"Я убежден, что все, кто видит нас, полагают, будто не она, а я
поневоле иду под венец",- подумал он.
Шагерстрем мог объяснить это лишь тем, что Шарлотта из гордости хочет
выглядеть довольной и счастливой.
"Но до чего же искусно она притворяется!" - подумал он с легкой досадой
и в то же время с некоторым восхищением.
Когда они затем все четверо сидели за праздничным завтраком, который,
по выражению пасторши, появился на столе исключительно волею провидения, но
который тем не менее весьма удался, Шагерстрем сделал попытку стряхнуть с
себя меланхолическое настроение. Пастор и пасторша, отнюдь не удивленные
тем, что он чувствует себя не в своей тарелке, силились расшевелить его, и
под конец им это как будто удалось.
Во всяком случае, они заставили его разговориться. Он принялся
рассказывать о своих поездках в чужие края, о попытках улучшить горное дело
в Швеции и ввести новшества, которые он видел в Англии и Германии.
Он заметил, что Шарлотта слушает его с неподдельным интересом. Она
сидела, вытянув шею, с широко раскрытыми глазами и ловила каждое его слово.
Он решил, что все это, вероятно, просто-напросто игра. "Она делает это ради
стариков,- подумал он.- Едва ли она может интересоваться вещами, в которых
ничего не понимает. Она хочет, чтобы пастор с пасторшей думали, будто она
любит меня. В этом все дело".
Это объяснение показалось ему все же лучше и извинительнее предыдущего.
Он рад был видеть, что жена его до такой степени привязана к этим чудесным
старикам. К концу завтрака уныние все же охватило их. Старики не в силах
были отогнать от себя мысль о том, что через несколько минут Шарлотта их
покинет. Шарлотта, это жизнерадостное создание, с ее проделками, с ее
безрассудством, с ее острым язычком, с ее вспыльчивостью, Шарлотта, которая
подчас бывала несносна, но которой они прощали все за ее доброе, любящее
сердце, навсегда покидала их дом. До чего же пустой и скучной станет теперь
их жизнь!
- Хорошо по крайней мере, что ты завтра снова приедешь, чтобы уложить
свои вещи,- сказала пасторша.
Шагерстрем понял, что старики пытаются утешить себя тем, что Шарлотта
не уезжает далеко и что они время от времени будут видеться с нею. Но все же
он заметил, что оба они как-то сникли, что спины их сгорбились, а морщины на
лицах проступили резче. Отныне рядом с ними не будет никого, кто отгонял бы
от них старость.
- Мы так рады, Шарлотта, дитя мое,- сказал пастор,- что ты входишь
хозяйкой в столь превосходный дом, что у тебя будет хороший муж, но все
же... все же... ты ведь понимаешь, нам будет очень недоставать тебя!
Старый пастор готов был прослезиться, но пасторша спасла положение,
рассказав Шагерстрему, как ее старик однажды сказал ей, что бы он сделал,
будь он холостяком и моложе лет на пятьдесят. Все невольно расхохотались, и
мрачные мысли развеялись.
Когда ландо подкатило к крыльцу и Шарлотта приблизилась к пасторше,
чтобы проститься с ней, старушка увела ее в соседнюю комнату и шепнула:
- Приглядывай сегодня весь день за мужем, друг мой. Он что-то задумал.
Не спускай с него глаз!
Шарлотта сказала, что постарается.
- А знаешь, он нынче очень недурен. Ты заметила? Ему очень к лицу
праздничная одежда.
Ответ Шарлотты крайне удивил пасторшу.
- А я никогда и не думала, что он дурен собою,- возразила Девушка.- В
нем есть что-то мужественное. Он похож на Наполеона.
- Да что ты! - воскликнула пасторша.- Это мне никогда не приходило в
голову. Впрочем, лишь бы тебе так казалось.
Когда Шарлотта, готовая к отъезду, вышла на крыльцо, Шагерстрем увидел,
что она надела ту же шляпку и мантилью, которые были на ней в церкви четыре
воскресенья тому назад. Но тогда ему казалось, что они слишком убоги и не к
лицу ей.
Теперь же он нашел их очаровательными. И вдруг, вопреки всему, его
охватил бурный восторг при мысли о том, что это юное существо принадлежит
ему и сейчас отправится с ним в его дом. Он подошел к Шарлотте, занятой
прощанием, которому, казалось, не будет конца, схватил ее своими сильными
руками и посадил в экипаж.
- Вот так, вот так и нужно! - восклицали пастор и пасторша, а ландо
между тем, обогнув цветочную клумбу, выехало за ворота.
Едва ли стоит говорить, что молодой заводовладелец тотчас же пожалел о
своей выходке. Ему не следовало пугать Шарлотту. Если он станет вести себя
подобным образом, она может подумать, что он считает эту комедию
действительным союзом и намерен притязать на свои супружеские права.
Шарлотта и впрямь казалась несколько испуганной. Шагерстрем заметил,
что она отодвинулась от него в самый дальний угол коляски. Но это длилось
недолго. Когда они въехали в деревню, она снова сидела рядом с ним, смеясь и
болтая.
Ну, разумеется, пока они едут по деревенской улице, она пытается
соблюсти приличия. Она, верно, поведет себя иначе, когда они выедут на
проезжую дорогу, где их никто не будет видеть. Но Шарлотта оставалась все
такой же. Всю дорогу она болтала весело и оживленно. И предмет беседы был ею
избран с явным намерением показать Шагерстрему, что она принимает свое
замужество всерьез.
Для начала она заговорила о лошадях. Прежде всего ей хотелось знать все
о четверке, запряженной в ландо. Когда они были куплены, каков их возраст,
как их зовут, какая у них родословная, не пугливы ли, не могут ли понести?
Затем дошла очередь и до других лошадей в Озерной Даче. Есть ли там хорошие
верховые лошади, настоящие, объезженные верховые лошади? А седла? Найдется
ли там английское дамское седло?
Она с сожалением вспомнила лошадей из пасторской усадьбы. Теперь они
совсем захиреют - ведь кроме нее никто не подумает о том, что им необходима
проминка.
Тут Шагерстрем, не удержавшись, шутливо заметил:
- Одна дама в дилижансе не так давно рассказывала мне, как некая фрекен
чуть не загубила бедных, ни в чем не повинных животных своего благодетеля.
- Что, что? - воскликнула Шарлотта, но тут же, поняв намек, весело
расхохоталась.
Смех обладает удивительным свойством. Новобрачные вдруг почувствовали
себя старыми, добрыми друзьями. Исчезли натянутость и чопорность.
Шарлотта снова принялась за расспросы. Есть ли в имении мастерские?
Сколько горнов в кузнице, как зовут кузнецов, их жен и детей? Она слышала,
что в имении есть лесопилка. Верно ли это? Ах вот как, и мельница тоже? А на
сколько жерновов? А как звать мельника?
Это был настоящий экзамен. У Шагерстрема просто голова пошла кругом от
этих вопросов. Подчас он затруднялся дать точный ответ. Он не знал,
например, сколько у него овец, не имел понятия о том, сколько дойных коров
на скотном дворе и сколько они дают молока.
- Это дело управляющего,- возразил он со смехом.
- Похоже, что ты ни о чем не имеешь понятия,- заявила Шарлотта.- Я
убеждена, что в доме у тебя ужасный беспорядок. Придется немало потрудиться,
пока все станет как должно.
Но такая перспектива как будто отнюдь не огорчала ее, а Шагерстрем
признался, что давно уже мечтает о настоящем домашнем тиране, об этакой
строгой хозяйке вроде пасторши Форсиус.
Когда Шагерстрем упомянул об управляющем, Шарлотте пришло в голову
спросить, сколько человек собирается ежедневно за господским столом. Как
ведется хозяйство, сколько служанок в доме, сколько лакеев? Имеется ли в
доме экономка? Есть ли от нее хоть какой-нибудь прок?
Не забыла она и про сад. Узнав, что в имении есть и оранжереи и
виноградные теплицы, она несколько удивилась, совсем как тогда, когда
Шагерстрем сказал ей о верховых лошадях.
Легко понять, что время летело незаметно. Когда они свернули на лесную
дорогу, ведущую прямо к имению, Шагерстрем подумал, что две мили, отделявшие
Озерную Дачу от деревни, на этот раз показались ему короче обычного. Но он
все же предостерегал себя от радужных надежд. "Я вполне понимаю ее,- говорил
он себе,- она пытается примириться с неизбежностью. Она говорит без умолку,
чтобы заглушить печальные мысли".
Между тем в Озерной Даче нынче выдался весьма хлопотливый день.
Собственно говоря, никто не знал о том, что произошло с хозяином.
Нарочный из пасторской усадьбы прибыл к нему в субботу в третьем часу, но
заводчик никому и словом не обмолвился о предстоящем событии. Лишь поздно
вечером он вдруг вспомнил, что ему понадобятся венчальные кольца, и один из
инспекторов был тотчас же послан в город с наказом даже вытащить, если это
будет нужно, ювелира из постели, купить кольца и выгравировать на них имена.
Инспектор, слава богу, не стал молчать, и вскоре все узнали, что завтра
в имении появится новая хозяйка. Это было поистине счастьем, потому что если
бы инспектор не проболтался, разве успела бы экономка проветрить парадные
комнаты, снять с мебели чехлы и обтереть пыль? Разве успел бы садовник
расчистить дорожки и прополоть гряды? Разве успели бы слуги почистить