Страница:
Незнакомка прошла прямо к кровати Моти, предварительно плотно прикрыв дверь, и негромко проговорила с английским акцентом: "Это вы будете Мордехай Блох?" – "Д-д-да, я…" – тут же резко приподнялся Моти, испуганно поглядев на женщину. Рути тут же встрепенулась: "Что случилось? Очередная проверка?" – "Нет, нет, гвирти… – и она вопросительно взглянула на Рути, которая ответила: "Рут…" – "Гвирти Рут.
Я врач из соседнего отделения, Рахель Неэман. Не бойтесь, не с 3-го этажа… – ласково тихим голосом проговорила Хели. – Вам привет от… – она понизила голос до шёпота и приблизила лицо к Рути: – от вашей дочки Ширли. Нет, нет, не надо никаких резких движений, никаких шумных эмоций, адони. Ничего не случилось – я просто пришла вас проведать… Моего брата Ирми Неэмана вы должны были знать…" При упоминании имени Ирми Моти с трудом, но вспомнил, откуда ему знакомы эти ярко-синие глаза с причудливой смесью строгости и озорства, эта светло-золотистая пышная грива. Такие же глаза, но более озорные, были у одного из программистов в группе Бенци, у высокого мощного "американца", Ирмиягу Неэмана. Он вздохнул, откинулся на подушки, закрыл глаза, снова открыл: "Но… но… где она сейчас? С кем?" – одновременно спросили Моти и Рути. – "Она со своими друзьями, в Меирии.
Это длинная история, и я бы не хотела… Мы хотим переправить их всех в Неве-Меирию, надеемся, что получится… Вопрос времени…" – "Как! – чуть слышно воскликнула Рути – И Цвика с Нахуми там же? А их семьи, мои родители?" – "Этим мы тоже занимаемся. Дело в том, что Юд-Гимель уже несколько дней, так сказать, зашивают в ракушатник. Трудно в таких условиях найти дорогу…" – "Ох! Что же это делается!" – запричитала Рути. – "Тихо, тихо, гвирти… Хорошо, что они все вместе, заботятся друг о друге". – "А что с учёбой?" – "Какая учёба, гвирти?!
Все учебные заведения в Эрании, не только в Юд-Гимеле, закрыли на каникулы. На самом деле – на пересмотр учебных программ. Их заменили домашние кружки по изучению… – девушка криво усмехнулась, – основ фанфарологии…" – "Но это же религиозные частные школы!.. Мы платили, за целый год внесли немалую сумму!" – "Ага!
Все платили, все внесли! Но Арпадофель заявил на всю Арцену, что это слишком дорого – субсидировать обучение в школах, где обучают мракобесным наукам, несовместимым с современностью и фанфарологией". – "Да какое там, к чёрту, субсидирование!" – закипел Моти. – "Тихо, тихо, больной, а то укол сделаю… успокоительный! – мягко, с притворной строгостью, прошептала Хели. – Это известно, но люди предпочитают верить тому, что Офелия пишет. Это же проще всего – верить тому, что написано, и ни о чём не думать! Короче, с учебными заведениями в Юд-Гимеле ясно, что произошло… после того, как там… случилось… сами знаете… Эту несчастную придётся очень долго лечить, но… травма на всю жизнь. Юные Дороны после ареста отца – не спрашивайте, как! – застряли в Меирии.
Хорошо, что они все вместе! Не буду говорить, как им удаётся скрываться под самым носом у дубонов".
Моти покраснел и отвернулся, Рути тоже вздрогнула. "Как?!.. – вскинулся Моти. – Моей девочке угрожает опасность?" – "Сейчас – нет. Есть защита, и пока она работает. Кстати, девочка ничего не знает о вашей болезни… Так, наверно, лучше – для её же безопасности… А теперь – самое главное: до вечера вам необходимо продержаться без приступов… – и Хели полушутливо погрозила Моти пальцем, ласково улыбнувшись. – Мы попытаемся вас потихоньку перевести отсюда: не стоит вам сейчас лежать в этой городской больнице. Со дня на день может выйти приказ по больнице, чтобы все непростые случаи перевели на 3 этаж. Понимаете? Учтите, гвирти: если придут, прикажут везти его на обследование, как угодно… но не отпускайте. Не думаю, что они смогут это сделать без вашего согласия, даже если бы больного держали за… э-э-э… недееспособного… Лучше спать, или прикинуться спящим – тогда, может, не тронут. Что хотите, делайте, но не давайте его увезти! Это очень важно!" Рути подняла глаза на Хели и, изо всех сил сдерживая волнение, пробормотала: "О, как мы вам благодарны! Моему мужу так важно было узнать, что наша девочка… беседер…" – "Да, они друг о друге заботятся. Словом, дождитесь вечера… Мы придём с моим женихом и его друзьями",
– Хели улыбнулась и, помахав супругам рукой, вышла и осторожно прикрыла дверь.
Когда дверь за Хели закрылась, Рути молча посмотрела на мужа, прошептала: "Ну, вот, видишь…" – и вдруг осеклась: она увидела, что глаза Моти наполнились слезами, он тут же отвернулся, зарылся лицом в подушку. Рути испугалась: "Что ты, Мотеле! Нельзя так! Тебе нужен воздух! Не зарывайся! Открой лицо. Никого же нет!" Моти послушно лёг на спину, закрыл глаза. По щекам текли слёзы, а Рути вытирала ему щёки и глаза и приговаривала: "Ничего, дорогой, ничего… Всё будет хорошо…
Ты болен, но ты поправишься… Вечером эта милая докторша поможет нам… может, наконец-то, сможем домой вернуться…" "Она ничего не сказала нам о наших мальчиках…" – "Ну, я с нею поговорю…
Наверно, не знает…" – "Как же так… они-то знают, что я болен, знают, где я…" – "Они же на службе, командиры… дубонов, может, их не отпускают в увольнение".
– "Позор: мои сыновья – дубоны!.. За что нам такое?.." – "Успокойся, дорогой, успокойся…" – Рути взяла руку мужа в свою и гладила её, пока он не успокоился и не уснул.
Визит сыновей За окном смеркалось. Рути устало прикрыла глаза, Моти лежал, глядя по сторонам, повернулся, лёг на бок, глядя на слепящие золотисто-лиловатыми бликами заходящего солнца окна здания напротив.
За дверью внезапно раздались громкие голоса. Рути вздрогнула и проснулась: "Что это! Мотеле! Ты беседер?" – "Да, я беседер. Но что там за шум? Может, эта милая доктор?.." – но не успел ничего добавить. Рути едва успела шепнуть: "Закрой глаза… Ты спишь…" Дверь со стуком распахнулась, и на пороге появились… близнецы Галь и Гай. Но в каком виде! – грязные, рваные рубашки непонятного, какого-то бурого оттенка стоят колом, чем-то непонятным заляпаны джинсы, их дорогие, шикарные кроссовки порваны. Волосы висят нечесаными тусклыми прядями непонятного цвета, словно бы свалялись, как грязная шерсть. Огромные серые глаза не сверкают льдом и сталью, а бегают по сторонам. Ни колечка, ни колокольчика на лице и на ушах, на щеках у Галя свежие царапины, у Гая уши распухшие, бесформенные, темно-лилового цвета…
Они бросились к кровати, на которой привстал на локоть в изумлении и испуге отец, толкаясь, попытались схватить его за руку: "Папа! Прости, папа! Мы пришли!.." – "Ну-ну-ну… Я простил… Всё хорошо… Я очень рад… Здорово, что пришли…" – слабо улыбнулся Моти, а по щеке скатилась слеза. Он не отрываясь глядел на усевшихся прямо на пол возле его кровати сыновей, неловко поглаживая их плечи и жёсткие, нечистые волосы. Рути отстранилась немного и вдруг спросила: "Что с вами такое? Что за вид? Что с вами случилось? Почему вы такие растрёпанные, грязные? Гай, что у тебя с ушами?" – "Ой, маманька, дорогая, ты не представляешь, что нам пришлось пережить! – со слезами в голосе заговорил Галь. – В общем-то, наша служба оказалась гораздо тяжелее, чем мы предполагали, чем Тимми нам расписывал, когда устраивал нас туда. Он же нам расписал море удовольствия, почёт, уважение. Шутка ли? Дубоны! Привилегированный отряд, охрана Зоны и шомроши у глав фанфаризаторов! А если важный визит… ну, вроде Клима Мазикина, или – представляешь? – Бизона Хэрпанса! Мы, собственно, ожидали прибытия Кулло Здоннерса на церемонию открытия уже полностью сформированной "Цедефошрии"…
Такие были репетиции? Такие маршировки отрабатывали! Кайф!!! – воскликнул Галь.
– Мы же – особые части дубонов-шомрошей для охраны "Цедефошрии"! Сначала была охрана Забора! Ну, вы же помните! А специальная ночная охрана, когда начали формировать ракушку!.. Это что-то особенное! Зрелище – супер! Ты бы видела, как это было здорово!" Гай немного оживился, перестал теребить уши и подхватил восторженным фальцетом: "Совершенно потрясающе! – и всё под космические пассажи Ад-Малека!" Галь строго глянул на брата и продолжал: "А наутро и нас чествовали как победителей! Ну, вы должны помнить…" Моти вздохнул и отпустил плечи сыновей, откинувшись на подушку.
Близнецы не замечали реакции отца и захлёбываясь продолжали наперебой (в основном, как всегда, говорил Галь): "В общем, вы понимаете, сначала всё было тип-топ. Наверно, слышали? Мы с братом, под руководством Тимми, конечно, организовали сеть домашних кружков. И не только в Далете, были кружки и в Бете, и в Алефе, до Зайна дошли! Только в Юд-Гимеле не было, да им и не надо! Они ещё до этого должны дорасти! Мы к этому тоже причастны, к приобщению их к прогрессу!" – "Да уж, видели…" – "Да ладно, мам… Не надо о грустном… Проехали". Галь с воодушевлением продолжал: "Нам помогали все члены нашего клуба. Смадар и Далья очень помогли. О, какие у нас девочки! Вы же с daddy видели!" – "Видели…
Правда, они нам не очень понравились. Наверно, мы устарели, не способны понять, как это – так себя вести при хозяевах дома… Но мы тактично молчали…" – "Ещё бы! Для этого вы оказались современными и воспитанными… – усмехнулся Галь, неловко погладив отца по руке. – Зато нам наши подруги очень нравятся! А какие ласковые, какие послушные!.." Неожиданно для матери Галь шмыгнул носом, глаза его покраснели и повлажнели. Рути удивлённо уставилась на сына, он отвернулся и глухо заговорил: "Но мы не об этом хотели говорить?" – "Да, вы, кажется, действительно несколько увлеклись… у постели больного отца…" – обронила холодновато Рути, но Галь, не обратив внимания, продолжил своё сбивчивое повествование: "А потом… Что-то вызвало… э-э-э… какую-то непонятную ярость у наших покровителей!.. – Галь понурился и жалобно посмотрел сначала на отца, потом на мать: – Нам кажется, это всё из-за нашей сестры! Она связалась с преступниками, которые…" – "Нет, сыночка, наша Ширли не может связаться с преступниками!" – воскликнула Рути. – "Но они, эти её хаверим-антистримеры, даже сейчас хотят своими мультишофарами разрушить нашу "Цедефошрию"! Преступники и есть! Сами же видели на Турнире! Мы такой грандиозный комплекс соорудили! А они…
В наши космические гармонии влезают их шаманские шофары, мультишофары, которые могут нам спутать так красиво закрученные и уложенные витки "Цедефошрии"… Чего они баламутят нашу струю подобающей цветовой гаммы! Вот нам и поручили их поймать! Нам с братом – нашу сестрицу! Или мы её поймаем, или нас убьют!" – "Да вы что! Этого не может быть!.." – потрясённо повторила Рути, а Моти молча с испугом и изумлением взирал на сыновей, потом тихо пробормотал: "Но… мы сами не знаем, где она. Сами вот… беспокоимся…" – "Но нам велено её найти!..
Иначе нас убью-у-ут!!! Не может быть, чтобы вы не знали, где она, чтобы она вам не звонила! Это же ваша Бубале!.. Только скажите нам, где её искать! – наперебой зачастили парни, протягивая руки то к матери, то к отцу. – Нам необходимо найти её и привести к боссам! Неужели вы хотите смерти вашим сыновьям? Видите, что они с ушами Гая сделали? А нас обоих лишили наших колечек! Наших девушек забрал к себе сахиб Ад-Малек!.. Он и их убьё-о-от, если мы не поймаем преступников… если не приведём к нему Ширли!" – "Вас угрожают убить? – спросил Моти. – То есть, или вы поймаете и отдадите им свою родную сестру – или вас убьют. Я правильно понял? Так или нет?" – "Да-да-да! Это из-за неё, из-за нашей упрямой сестрицы!
Папочка, дорогой!" – "Получается, что те, которые грозятся вас убить… если вы не поймаете и не приведёте к ним свою сестру… не преступники?" – "Папа, как ты можешь?! Они хотят установить порядок! Борются за струю подобающей цветовой гаммы! Знаешь ведь, что это такое! Поэтому наш долг – вылавливать антистримеров, чтобы очистить от них общество! Они бродят где-то по "Цедефошрии", мультишофарами разрушают созданную с таким трудом струю подобающей цветовой гаммы! Это разве не преступление?! Оно может стоить нам всем жизни! С нашей сестрой, если мы её поймаем и приведём к нашим боссам, ничего не случится.
Клянёмся!.. Её просто поместят в хорошее место, оторвут от антистримерской заразы! Там она будет постепенно усваивать и воспринимать нашу струю. У нас появились специальные программы для качественного усвоения азов фанфарологии. Мы их уже в Далете опробовали – супер, папуля! У неё появятся новые друзья, настоящие, не фанатики, не антистримеры и не преступники с мультишофарами!.. А там и… Найдём ей подходящего жениха… из далетариев… Вот… даже гениальный Ад-Малек хочет с нею познакомиться…" – "Вы с ума сошли! Об этом не может быть и речи!" – воскликнула потрясённо Рути.
Моти вдруг начал краснеть и без сил откинулся на подушки: "Рути, дай мне лекарство, пожалуйста…" Рути подала ему со столика лекарство, дала запить.
Потом тихо обернулась к сыновьям: "Ладно, мальчики, посидим тихо… Папе нужно 5 минут покою…" – "А может, лучше выйдем, а через 5 минут войдём…" – предложил Галь. Моти прошептал: "Только не уходите, дорогие мои… Я хочу ещё с вами пообщаться. Я так по вас скучал… Рути, далеко не отходи… Скоро вечерние процедуры… Ужин… Правда, есть я не хочу…" – "Хорошо, хорошо, родной, отдохни…" – и Рути вышла, прикрыв дверь комнаты: "Посидим тут, возле палаты!" – и пригласила сыновей присесть на стулья, стоящие вдоль стены. "Знаешь, мамуль, мы хотели бы посекретничать с тобой… Папа не очень хорошо себя чувствует, ему бы лучше не слышать наш разговор… Давай отойдём!.." – шептал Гай, нервно теребя свои уши. Рути обратила внимание на эту новую некрасивую привычку, которой обзавёлся её Гай, и она с состраданием посмотрела на его уши, которые и вправду производили жутковатое впечатление. Кроме того, Рути была немало удивлена: уже много лет её мальчики не обращались к ним так ласково – мамуля, папуля. Галь, прокашлявшись, начал, смущённо глядя в сторону: "Мама, понимаешь…
У нас был разговор с Тимми…" Тут Гай легонько толкнул Галя в бок, тот еле заметно кивнул головой и вдруг спросил: "Ма-ам, можно, мы с братом покурим?" – "Вообще-то тут запрещено… Больница всё-таки!.." – покачала она головой. – "Но мы очень хотим… Ну, приспичило, понимаешь? Давай отойдём на лестничную площадку, раз тут не позволяют". – "Я бы не хотела отходить далеко от палаты, папу оставлять…" – "Да что с ним может случиться за несколько минут, а, ма-ам!" – "Ну, ладно, но я хочу видеть дверь…" – уступила Рути, и они отошли к лестничной площадке.
Галь достал две сигареты, размял их и одну пихнул Гаю в руку. Братья жадно затянулись, и над ними поплыл приторный дымок. Рути закашлялась: "Какую гадость вы курите?" – "Особый состав!.. листья прямиком с грядки Ад-Малека… просушены в особом режиме!" – похвастался Галь и, потоптавшись на месте, незаметно сделал несколько плавных шагов по кругу, брат за ним, и Рути тоже пришлось повернуться, чтобы смотреть в лица обоим сыновьям. Так она оказалась спиной к двери комнаты, где лежал Моти, тогда как близнецы смотрели прямо на дверь.
"Понимаешь, мам, нам теперь очень достаётся от боссов, от Ад-Малека. Видишь же, что он сделал с ушами брата!" – "А что такое, Гай, зайчик? Неужели ты провинился?
Но разве он имеет право?" – встревожилась Рути, потрясённо оглядывая уши сына.
Гай отвернулся, а Галь объяснил: "Он очень строгий учитель…" – "Не представляю, как можно чему-то учить на этом… м-м-м… инструменте… устройстве… не знаю, как назвать…" – "И мы не представляли! Стиральные доски ихних бабушек – примитив по сравнению с силонофоном! Силонофон – это грандиозно! Надо быть гигантом, чтобы его освоить… Короче, сахиб Аль-Тарейфа нас всё время заставляет отрабатывать свои новые пассажи, а придумывает он их пачками.
Гигантский человек!.. И если ему кажется, что я делаю ошибку, он сразу же хватает Гая за уши и начинает крутить их… Меня он почти не трогает… Он говорит, что мы не можем нормально играть, потому что нас перехвалили. Ещё он говорит, что его новый пассаж… взбрыньк называется – самое важное сейчас. Ещё и наших подруг мучает… на наших глазах… всё на наших глазах… – говоря это, Галь постепенно повышал голос, приходя во всё большее возбуждение, а в глазах начали закипать слёзы: – Наверно, он прав… Гений! Гению, так считается, позволено иметь всякие причуды. Опять же – ментальность… Тим рассказывал, что у него было тяжёлое детство. У них в семье, в их деревне вообще… нравы… традиции, что ли… Мы просили Тимми, чтобы он нас защитил, чтобы поговорил с сахибом Аль-Тарейфа, а он сказал…" Галь запнулся, не в силах повторить, что от него потребовал Тим взамен на ходатайство перед Ад-Малеком. Он мялся, краснел и бледнел, и Рути с изумлением глядела на сына, на его нервно подрагивающие огромные ручищи, на серые бегающие глаза, наполненные слезами. Тут Гай пришёл на помощь брату и проговорил ровным и бесцветным голосом, глядя поверх головы матери и продолжая теребить свои распухшие уши: "Он сказал, что мы обязаны привести к Ад-Малеку нашу сестру, а ты должна сама к нему, Тиму, значит, придти – и выразить согласие принять какое-то его предложение…" – "Что-о? Он так сказал? Мер-р-завец!.." – задохнулась Рути от возмущения. Неожиданно Галь деловитым тоном, не вязавшимся с его жалким, потрёпанным видом, заявил: "Да, он нам поставил такое условие. Иначе Гаю и вовсе уши оторвут… Понимаешь?" – "Ты бы знала, как мне больно, мамочка! – заскулил Гай жалобно, теребя свои уши и глядя через голову матери в сторону двери комнаты, где лежал отец. – Неужели тебе не жалко своего сына?" – "А ты представляешь, что они способны сделать с твоей сестрой? Вы же намекнули, что этот ваш кумир с жутким именем мучает ваших подруг! Вы хотите того же своей сестре?" – "Нам наших девушек гораздо жальче! Смадар и Далья никогда – слышишь? – НИКОГДА! – не поддерживали антистримеров! Они всегда были далетарочками! Ходили в "Цедефошрию", восторгались силонокуллом!" – воскликнул Галь, но Рути тут же испуганно оглянулась по сторонам: "Тихо ты! Надо к папе возвращаться. И я не хочу больше даже слышать о Тумбеле!" – "Подожди, мамочка! Ну, подожди-и… Daddy всё равно отдыхает… Понимаешь… Э-э-э… Тимми, как мы поняли, хочет, чтобы ты… э-э-э… оставила нашего daddy… и была с ним… – прошептал Галь, удерживая мать за руку и проникновенно глядя ей в глаза: – Всё равно от daddy уже никакого толку…
Тогда мы, твои первенцы, твоя гордость и надежда, будем спасены. Может, и не заставят нас искать нашу сестрицу. И нам будет легче, и твоей дочке, может, удастся избежать… э-э-э… Всего-то дать Тимми согласие! Он же тебя давно любит! А dad… всё равно его заберут в Шестое отделение, и ты его больше никогда не увидишь… И твоя совесть будет чиста! Так что, мамань, соглашайся. И нас выручишь!" – "НЕТ! НЕТ! НИКОГДА!!!" – истерически закричала Рути. – "Мать, во-первых, тихо! Во-вторых, не делай ошибку… Учти, с Тимми ты будешь, как за каменной стеной – он человек будущего! Фанфарический человечище! А какой мужчина-а-а!!!
Но придти со своим согласием к нему должна ты сама. Даже не просто с согласием, а сама должна придти и предложить ему…" – "Что-о? – Рути резко скинула руку сына со своего плеча, гневно переводя взор с одного на другого. – Вы уже родителями торгуете? Я-то думала, вы пришли больного отца навестить, прощения попросить…" Близнецы неожиданно резко выпрямились, в их глазах снова леденящим холодом сверкнула сталь: "Мамуль, мы тебе всё сказали. Новые обстоятельства заставят тебя принять правильное решение. Тут-то и проверится твоя любовь к сыновьям. Ну, и ещё… постарайся узнать, где твоя дочь. Её ты не спасёшь, поймать её – это всего лишь вопрос времени. А нас можешь спасти. Заодно и своего мужа. Если ты согласишься, ты и ему сохранишь жизнь… и очень неплохую по нашим временам… для таких бесполезных отступников: он хотя бы не докатился до откровенного антистримерства! А сейчас прости – нам надо возвращаться. Наше время истекло…
Служба! Нас и отпустили-то ненадолго. Понимаешь? Как бы деловая командировка и заодно увольнительная…" – и оба они пристально посмотрели ей в глаза, попытались снова взять её за руки. Но Рути спрятала руки за спину, тогда они как по команде развернулись и пошли по коридору. Рути какое-то время ошеломлённо смотрела им вслед, потом опомнилась, рванула через лестничную площадку и открыла дверь в комнату, где оставила своего мужа.
Кровать была пуста. Рути некоторое время оторопело смотрела на смятые простыни, на валяющееся на полу одеяло. Потом с надеждой подумала: "Ну, куда он мог исчезнуть! Наверно, просто вышел в туалет…" – и окликнула: "Мотеле, ты тут? В туалете? Отзовись!" – но ответом ей было молчание. Она подошла, нерешительно потопталась, потом рывком распахнула дверь в туалет, но там было пусто. У Рути сильно забилось сердце, голову схватило, как обручем, откуда-то, из глубины живота поднимался страх, обволакивая тело липким потом: "Мотеле, Мо-те-ле! МО-ТЕ-ЛЕ-Е-Е!!!" Дверь распахнулась, появился лечащий врач: "Что случилось? Ему снова плохо?" – с тревогой в голосе спросил он, глядя на белое лицо Рути, которая стояла посреди комнаты, нелепо расставив руки. Она медленно повернула голову и еле слышно произнесла: "Он куда-то исчез… Только что был тут… Выходила на 5 минут, всего на 5 минут… Сыновья пришли… позвали поговорить… А-а-а!!!" – вдруг взвыла она нечеловеческим голосом. "Успокойтесь, гвирти… Сейчас я позвоню в другое… э-э-э… отделение…" – и доктор склонился над та-фоном, набирая номер.
Вокруг начал собираться народ. Доктор с кем-то о чём-то тихо говорил. Рути усадили в кресло и подали воды. Зубы дробно стучали о стакан. Откуда-то сбоку, как издалека, она услышала: "Наверно, его перевели в Шестое отделение экспериментальных исследований. Они собирались сделать это сегодня вечером…" Рути подпрыгнула, повернувшись на голос: "Но его-то зачем? У него же обычный сердечный приступ!" – "А кто его знает! Главврачу виднее…" Лечащий врач закрыл та-фон и подошёл к Рути, ласково усадил её удобней в кресло, придвинул стул и присел напротив: "Гвирти, вашего мужа действительно решили перевести в Шестое отделение. Просто проверят – и отпустят. Там вам не надо будет всё время сидеть рядом с ним… да вас туда и не пропустят… Поэтому поезжайте домой, а утром позвоните вот по этому номеру. Не волнуйтесь: всё будет в порядке…" Тот же голос сбоку авторитетно пояснил: "Приходили его боссы с работы, настоятельно просили исследовать их очень ценного коллегу, как следует, с применением всех новейших методов медицины. Они сказали, что ваш муж – интеллектуальная ценность для новой фирмы СТАФИ, ценность высшего порядка в обновлённой Арцене. Гордитесь: вашего мужа так ценят на работе, что за него особо ходатайствуют, проявляют трогательную заботу о его здоровье! Они даже согласились оплатить все затраты по дорогостоящим исследованиям! Вы понимаете, что это значит?" Но Рути уже не слушала. Она пристально смотрела на стремительно идущую по коридору высокую блондинку, на лице которой горели тревожным блеском ярко-синие глаза. Увидев Рути, бессильно сидящую в кресле возле распахнутой двери палаты, странно белое пятно её лица, доктора, поддерживающего её за локоть, она обратилась к нему: "Что-нибудь случилось у вас на отделении? Что-то с мужем этой женщины?" – "Да ничего, доктор Рахель… Это наше внутреннее дело… Сейчас мы организуем доставку этой геверет домой…" – "НЕ НАДО! Я останусь тут. Никуда из больницы не уйду, пока мой муж… где-то тут! Пока не узнаю…" – "Это невозможно… Да и где? На 3 этаж вас никто не пустит, а у нас… ваш муж уже не наш пациент!" – озадаченно и нерешительно качал доктор головой. – "А как это случилось? Кто позволил забрать его отсюда?" – настойчиво продолжала добиваться доктор Рахель. – "Пришли наши сыновья… Мы с мужем так обрадовались, что видим их… И вот… – сбивчиво бормотала Рути, глядя снизу вверх на встревоженное лицо Хели, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Муж принял лекарство, потом вздремнул… Мальчики попросили меня выйти с ними, им захотелось покурить… Я не разрешила возле палаты… Мы на 5 минут отошли к лестнице… Мальчики ушли, я вернулась… и вот… его нет…" Рути не выдержала и истерически зарыдала. Хели подошла к ней, стала её успокаивать: "Успокойтесь, гвирти, успокойтесь! Я надеюсь, это не конец света, мы постараемся разузнать…
Я вас устрою у себя на отделении, не волнуйтесь…" – "Что вы говорите, доктор Рахель? Надо вызвать сыновей этой женщины! – вдруг раздался тот же голос сбоку.
– Они помогли врачам выполнить приказ руководства и перевести отца в другое отделение! Понимаете? – поступил приказ, и мальчики отлично справились!" Рути вертела головой, но так и не смогла определить, кто произнёс эти жестокие слова.
"Хорошо иметь таких преданных взрослых сыновей! Вы счастливые родители! – с улыбкой произнёс доктор. – Теперь вашему мужу осталось выздороветь, ему, несомненно, поможет пребывание в отделении, оборудованном по последнему слову медтехники! Там он скорее сможет восстановиться и вернуться домой, чего я вам от души желаю!" – и он удалился.
Хели оглянулась в конец коридора и позвала: "Максим, иди сюда! Помоги нам!" Любопытствующие тем временем постепенно рассеялись по коридору: одни направлялись в свою комнату, другие в столовую, а некоторые на вечерние процедуры. Коридор опустел. Посреди коридора остались только закаменевшая Рути и рядом с нею поддерживающая её Хели. К ним приближался Максим Лев, на голове которого красовался странный картуз светло-серого цвета, а в руке – нечто, похожее на та-фон, но с необычной короткой толстой антенной. Он почти вплотную подошёл к Хели и что-то очень быстро проговорил по-английски, Хели ответила ему так же быстро и невнятно. "Ясно…" – сказал он, судя по интонации и выражению лица, негромко выругался на непонятном присутствующим русском языке. Вдруг он оглянулся по сторонам и поднял брови: "А это что?.. – и он уставился в дальний конец длинного коридора, где из-за поворота появились близнецы Блох. – Похоже, нас почтили своим посещением местные знаменитости!" На лице его появилась ослепительная улыбка, он поспешно запихнул за пазуху свой необычный та-фон. Хели проворно подтолкнула кресло с бессильно распластавшейся в кресле и ни на что не реагирующей Рути в открытую дверь пустой комнаты и, скрывшись за дверью, заперла её изнутри.
Я врач из соседнего отделения, Рахель Неэман. Не бойтесь, не с 3-го этажа… – ласково тихим голосом проговорила Хели. – Вам привет от… – она понизила голос до шёпота и приблизила лицо к Рути: – от вашей дочки Ширли. Нет, нет, не надо никаких резких движений, никаких шумных эмоций, адони. Ничего не случилось – я просто пришла вас проведать… Моего брата Ирми Неэмана вы должны были знать…" При упоминании имени Ирми Моти с трудом, но вспомнил, откуда ему знакомы эти ярко-синие глаза с причудливой смесью строгости и озорства, эта светло-золотистая пышная грива. Такие же глаза, но более озорные, были у одного из программистов в группе Бенци, у высокого мощного "американца", Ирмиягу Неэмана. Он вздохнул, откинулся на подушки, закрыл глаза, снова открыл: "Но… но… где она сейчас? С кем?" – одновременно спросили Моти и Рути. – "Она со своими друзьями, в Меирии.
Это длинная история, и я бы не хотела… Мы хотим переправить их всех в Неве-Меирию, надеемся, что получится… Вопрос времени…" – "Как! – чуть слышно воскликнула Рути – И Цвика с Нахуми там же? А их семьи, мои родители?" – "Этим мы тоже занимаемся. Дело в том, что Юд-Гимель уже несколько дней, так сказать, зашивают в ракушатник. Трудно в таких условиях найти дорогу…" – "Ох! Что же это делается!" – запричитала Рути. – "Тихо, тихо, гвирти… Хорошо, что они все вместе, заботятся друг о друге". – "А что с учёбой?" – "Какая учёба, гвирти?!
Все учебные заведения в Эрании, не только в Юд-Гимеле, закрыли на каникулы. На самом деле – на пересмотр учебных программ. Их заменили домашние кружки по изучению… – девушка криво усмехнулась, – основ фанфарологии…" – "Но это же религиозные частные школы!.. Мы платили, за целый год внесли немалую сумму!" – "Ага!
Все платили, все внесли! Но Арпадофель заявил на всю Арцену, что это слишком дорого – субсидировать обучение в школах, где обучают мракобесным наукам, несовместимым с современностью и фанфарологией". – "Да какое там, к чёрту, субсидирование!" – закипел Моти. – "Тихо, тихо, больной, а то укол сделаю… успокоительный! – мягко, с притворной строгостью, прошептала Хели. – Это известно, но люди предпочитают верить тому, что Офелия пишет. Это же проще всего – верить тому, что написано, и ни о чём не думать! Короче, с учебными заведениями в Юд-Гимеле ясно, что произошло… после того, как там… случилось… сами знаете… Эту несчастную придётся очень долго лечить, но… травма на всю жизнь. Юные Дороны после ареста отца – не спрашивайте, как! – застряли в Меирии.
Хорошо, что они все вместе! Не буду говорить, как им удаётся скрываться под самым носом у дубонов".
Моти покраснел и отвернулся, Рути тоже вздрогнула. "Как?!.. – вскинулся Моти. – Моей девочке угрожает опасность?" – "Сейчас – нет. Есть защита, и пока она работает. Кстати, девочка ничего не знает о вашей болезни… Так, наверно, лучше – для её же безопасности… А теперь – самое главное: до вечера вам необходимо продержаться без приступов… – и Хели полушутливо погрозила Моти пальцем, ласково улыбнувшись. – Мы попытаемся вас потихоньку перевести отсюда: не стоит вам сейчас лежать в этой городской больнице. Со дня на день может выйти приказ по больнице, чтобы все непростые случаи перевели на 3 этаж. Понимаете? Учтите, гвирти: если придут, прикажут везти его на обследование, как угодно… но не отпускайте. Не думаю, что они смогут это сделать без вашего согласия, даже если бы больного держали за… э-э-э… недееспособного… Лучше спать, или прикинуться спящим – тогда, может, не тронут. Что хотите, делайте, но не давайте его увезти! Это очень важно!" Рути подняла глаза на Хели и, изо всех сил сдерживая волнение, пробормотала: "О, как мы вам благодарны! Моему мужу так важно было узнать, что наша девочка… беседер…" – "Да, они друг о друге заботятся. Словом, дождитесь вечера… Мы придём с моим женихом и его друзьями",
– Хели улыбнулась и, помахав супругам рукой, вышла и осторожно прикрыла дверь.
Когда дверь за Хели закрылась, Рути молча посмотрела на мужа, прошептала: "Ну, вот, видишь…" – и вдруг осеклась: она увидела, что глаза Моти наполнились слезами, он тут же отвернулся, зарылся лицом в подушку. Рути испугалась: "Что ты, Мотеле! Нельзя так! Тебе нужен воздух! Не зарывайся! Открой лицо. Никого же нет!" Моти послушно лёг на спину, закрыл глаза. По щекам текли слёзы, а Рути вытирала ему щёки и глаза и приговаривала: "Ничего, дорогой, ничего… Всё будет хорошо…
Ты болен, но ты поправишься… Вечером эта милая докторша поможет нам… может, наконец-то, сможем домой вернуться…" "Она ничего не сказала нам о наших мальчиках…" – "Ну, я с нею поговорю…
Наверно, не знает…" – "Как же так… они-то знают, что я болен, знают, где я…" – "Они же на службе, командиры… дубонов, может, их не отпускают в увольнение".
– "Позор: мои сыновья – дубоны!.. За что нам такое?.." – "Успокойся, дорогой, успокойся…" – Рути взяла руку мужа в свою и гладила её, пока он не успокоился и не уснул.
Визит сыновей За окном смеркалось. Рути устало прикрыла глаза, Моти лежал, глядя по сторонам, повернулся, лёг на бок, глядя на слепящие золотисто-лиловатыми бликами заходящего солнца окна здания напротив.
За дверью внезапно раздались громкие голоса. Рути вздрогнула и проснулась: "Что это! Мотеле! Ты беседер?" – "Да, я беседер. Но что там за шум? Может, эта милая доктор?.." – но не успел ничего добавить. Рути едва успела шепнуть: "Закрой глаза… Ты спишь…" Дверь со стуком распахнулась, и на пороге появились… близнецы Галь и Гай. Но в каком виде! – грязные, рваные рубашки непонятного, какого-то бурого оттенка стоят колом, чем-то непонятным заляпаны джинсы, их дорогие, шикарные кроссовки порваны. Волосы висят нечесаными тусклыми прядями непонятного цвета, словно бы свалялись, как грязная шерсть. Огромные серые глаза не сверкают льдом и сталью, а бегают по сторонам. Ни колечка, ни колокольчика на лице и на ушах, на щеках у Галя свежие царапины, у Гая уши распухшие, бесформенные, темно-лилового цвета…
Они бросились к кровати, на которой привстал на локоть в изумлении и испуге отец, толкаясь, попытались схватить его за руку: "Папа! Прости, папа! Мы пришли!.." – "Ну-ну-ну… Я простил… Всё хорошо… Я очень рад… Здорово, что пришли…" – слабо улыбнулся Моти, а по щеке скатилась слеза. Он не отрываясь глядел на усевшихся прямо на пол возле его кровати сыновей, неловко поглаживая их плечи и жёсткие, нечистые волосы. Рути отстранилась немного и вдруг спросила: "Что с вами такое? Что за вид? Что с вами случилось? Почему вы такие растрёпанные, грязные? Гай, что у тебя с ушами?" – "Ой, маманька, дорогая, ты не представляешь, что нам пришлось пережить! – со слезами в голосе заговорил Галь. – В общем-то, наша служба оказалась гораздо тяжелее, чем мы предполагали, чем Тимми нам расписывал, когда устраивал нас туда. Он же нам расписал море удовольствия, почёт, уважение. Шутка ли? Дубоны! Привилегированный отряд, охрана Зоны и шомроши у глав фанфаризаторов! А если важный визит… ну, вроде Клима Мазикина, или – представляешь? – Бизона Хэрпанса! Мы, собственно, ожидали прибытия Кулло Здоннерса на церемонию открытия уже полностью сформированной "Цедефошрии"…
Такие были репетиции? Такие маршировки отрабатывали! Кайф!!! – воскликнул Галь.
– Мы же – особые части дубонов-шомрошей для охраны "Цедефошрии"! Сначала была охрана Забора! Ну, вы же помните! А специальная ночная охрана, когда начали формировать ракушку!.. Это что-то особенное! Зрелище – супер! Ты бы видела, как это было здорово!" Гай немного оживился, перестал теребить уши и подхватил восторженным фальцетом: "Совершенно потрясающе! – и всё под космические пассажи Ад-Малека!" Галь строго глянул на брата и продолжал: "А наутро и нас чествовали как победителей! Ну, вы должны помнить…" Моти вздохнул и отпустил плечи сыновей, откинувшись на подушку.
Близнецы не замечали реакции отца и захлёбываясь продолжали наперебой (в основном, как всегда, говорил Галь): "В общем, вы понимаете, сначала всё было тип-топ. Наверно, слышали? Мы с братом, под руководством Тимми, конечно, организовали сеть домашних кружков. И не только в Далете, были кружки и в Бете, и в Алефе, до Зайна дошли! Только в Юд-Гимеле не было, да им и не надо! Они ещё до этого должны дорасти! Мы к этому тоже причастны, к приобщению их к прогрессу!" – "Да уж, видели…" – "Да ладно, мам… Не надо о грустном… Проехали". Галь с воодушевлением продолжал: "Нам помогали все члены нашего клуба. Смадар и Далья очень помогли. О, какие у нас девочки! Вы же с daddy видели!" – "Видели…
Правда, они нам не очень понравились. Наверно, мы устарели, не способны понять, как это – так себя вести при хозяевах дома… Но мы тактично молчали…" – "Ещё бы! Для этого вы оказались современными и воспитанными… – усмехнулся Галь, неловко погладив отца по руке. – Зато нам наши подруги очень нравятся! А какие ласковые, какие послушные!.." Неожиданно для матери Галь шмыгнул носом, глаза его покраснели и повлажнели. Рути удивлённо уставилась на сына, он отвернулся и глухо заговорил: "Но мы не об этом хотели говорить?" – "Да, вы, кажется, действительно несколько увлеклись… у постели больного отца…" – обронила холодновато Рути, но Галь, не обратив внимания, продолжил своё сбивчивое повествование: "А потом… Что-то вызвало… э-э-э… какую-то непонятную ярость у наших покровителей!.. – Галь понурился и жалобно посмотрел сначала на отца, потом на мать: – Нам кажется, это всё из-за нашей сестры! Она связалась с преступниками, которые…" – "Нет, сыночка, наша Ширли не может связаться с преступниками!" – воскликнула Рути. – "Но они, эти её хаверим-антистримеры, даже сейчас хотят своими мультишофарами разрушить нашу "Цедефошрию"! Преступники и есть! Сами же видели на Турнире! Мы такой грандиозный комплекс соорудили! А они…
В наши космические гармонии влезают их шаманские шофары, мультишофары, которые могут нам спутать так красиво закрученные и уложенные витки "Цедефошрии"… Чего они баламутят нашу струю подобающей цветовой гаммы! Вот нам и поручили их поймать! Нам с братом – нашу сестрицу! Или мы её поймаем, или нас убьют!" – "Да вы что! Этого не может быть!.." – потрясённо повторила Рути, а Моти молча с испугом и изумлением взирал на сыновей, потом тихо пробормотал: "Но… мы сами не знаем, где она. Сами вот… беспокоимся…" – "Но нам велено её найти!..
Иначе нас убью-у-ут!!! Не может быть, чтобы вы не знали, где она, чтобы она вам не звонила! Это же ваша Бубале!.. Только скажите нам, где её искать! – наперебой зачастили парни, протягивая руки то к матери, то к отцу. – Нам необходимо найти её и привести к боссам! Неужели вы хотите смерти вашим сыновьям? Видите, что они с ушами Гая сделали? А нас обоих лишили наших колечек! Наших девушек забрал к себе сахиб Ад-Малек!.. Он и их убьё-о-от, если мы не поймаем преступников… если не приведём к нему Ширли!" – "Вас угрожают убить? – спросил Моти. – То есть, или вы поймаете и отдадите им свою родную сестру – или вас убьют. Я правильно понял? Так или нет?" – "Да-да-да! Это из-за неё, из-за нашей упрямой сестрицы!
Папочка, дорогой!" – "Получается, что те, которые грозятся вас убить… если вы не поймаете и не приведёте к ним свою сестру… не преступники?" – "Папа, как ты можешь?! Они хотят установить порядок! Борются за струю подобающей цветовой гаммы! Знаешь ведь, что это такое! Поэтому наш долг – вылавливать антистримеров, чтобы очистить от них общество! Они бродят где-то по "Цедефошрии", мультишофарами разрушают созданную с таким трудом струю подобающей цветовой гаммы! Это разве не преступление?! Оно может стоить нам всем жизни! С нашей сестрой, если мы её поймаем и приведём к нашим боссам, ничего не случится.
Клянёмся!.. Её просто поместят в хорошее место, оторвут от антистримерской заразы! Там она будет постепенно усваивать и воспринимать нашу струю. У нас появились специальные программы для качественного усвоения азов фанфарологии. Мы их уже в Далете опробовали – супер, папуля! У неё появятся новые друзья, настоящие, не фанатики, не антистримеры и не преступники с мультишофарами!.. А там и… Найдём ей подходящего жениха… из далетариев… Вот… даже гениальный Ад-Малек хочет с нею познакомиться…" – "Вы с ума сошли! Об этом не может быть и речи!" – воскликнула потрясённо Рути.
Моти вдруг начал краснеть и без сил откинулся на подушки: "Рути, дай мне лекарство, пожалуйста…" Рути подала ему со столика лекарство, дала запить.
Потом тихо обернулась к сыновьям: "Ладно, мальчики, посидим тихо… Папе нужно 5 минут покою…" – "А может, лучше выйдем, а через 5 минут войдём…" – предложил Галь. Моти прошептал: "Только не уходите, дорогие мои… Я хочу ещё с вами пообщаться. Я так по вас скучал… Рути, далеко не отходи… Скоро вечерние процедуры… Ужин… Правда, есть я не хочу…" – "Хорошо, хорошо, родной, отдохни…" – и Рути вышла, прикрыв дверь комнаты: "Посидим тут, возле палаты!" – и пригласила сыновей присесть на стулья, стоящие вдоль стены. "Знаешь, мамуль, мы хотели бы посекретничать с тобой… Папа не очень хорошо себя чувствует, ему бы лучше не слышать наш разговор… Давай отойдём!.." – шептал Гай, нервно теребя свои уши. Рути обратила внимание на эту новую некрасивую привычку, которой обзавёлся её Гай, и она с состраданием посмотрела на его уши, которые и вправду производили жутковатое впечатление. Кроме того, Рути была немало удивлена: уже много лет её мальчики не обращались к ним так ласково – мамуля, папуля. Галь, прокашлявшись, начал, смущённо глядя в сторону: "Мама, понимаешь…
У нас был разговор с Тимми…" Тут Гай легонько толкнул Галя в бок, тот еле заметно кивнул головой и вдруг спросил: "Ма-ам, можно, мы с братом покурим?" – "Вообще-то тут запрещено… Больница всё-таки!.." – покачала она головой. – "Но мы очень хотим… Ну, приспичило, понимаешь? Давай отойдём на лестничную площадку, раз тут не позволяют". – "Я бы не хотела отходить далеко от палаты, папу оставлять…" – "Да что с ним может случиться за несколько минут, а, ма-ам!" – "Ну, ладно, но я хочу видеть дверь…" – уступила Рути, и они отошли к лестничной площадке.
Галь достал две сигареты, размял их и одну пихнул Гаю в руку. Братья жадно затянулись, и над ними поплыл приторный дымок. Рути закашлялась: "Какую гадость вы курите?" – "Особый состав!.. листья прямиком с грядки Ад-Малека… просушены в особом режиме!" – похвастался Галь и, потоптавшись на месте, незаметно сделал несколько плавных шагов по кругу, брат за ним, и Рути тоже пришлось повернуться, чтобы смотреть в лица обоим сыновьям. Так она оказалась спиной к двери комнаты, где лежал Моти, тогда как близнецы смотрели прямо на дверь.
"Понимаешь, мам, нам теперь очень достаётся от боссов, от Ад-Малека. Видишь же, что он сделал с ушами брата!" – "А что такое, Гай, зайчик? Неужели ты провинился?
Но разве он имеет право?" – встревожилась Рути, потрясённо оглядывая уши сына.
Гай отвернулся, а Галь объяснил: "Он очень строгий учитель…" – "Не представляю, как можно чему-то учить на этом… м-м-м… инструменте… устройстве… не знаю, как назвать…" – "И мы не представляли! Стиральные доски ихних бабушек – примитив по сравнению с силонофоном! Силонофон – это грандиозно! Надо быть гигантом, чтобы его освоить… Короче, сахиб Аль-Тарейфа нас всё время заставляет отрабатывать свои новые пассажи, а придумывает он их пачками.
Гигантский человек!.. И если ему кажется, что я делаю ошибку, он сразу же хватает Гая за уши и начинает крутить их… Меня он почти не трогает… Он говорит, что мы не можем нормально играть, потому что нас перехвалили. Ещё он говорит, что его новый пассаж… взбрыньк называется – самое важное сейчас. Ещё и наших подруг мучает… на наших глазах… всё на наших глазах… – говоря это, Галь постепенно повышал голос, приходя во всё большее возбуждение, а в глазах начали закипать слёзы: – Наверно, он прав… Гений! Гению, так считается, позволено иметь всякие причуды. Опять же – ментальность… Тим рассказывал, что у него было тяжёлое детство. У них в семье, в их деревне вообще… нравы… традиции, что ли… Мы просили Тимми, чтобы он нас защитил, чтобы поговорил с сахибом Аль-Тарейфа, а он сказал…" Галь запнулся, не в силах повторить, что от него потребовал Тим взамен на ходатайство перед Ад-Малеком. Он мялся, краснел и бледнел, и Рути с изумлением глядела на сына, на его нервно подрагивающие огромные ручищи, на серые бегающие глаза, наполненные слезами. Тут Гай пришёл на помощь брату и проговорил ровным и бесцветным голосом, глядя поверх головы матери и продолжая теребить свои распухшие уши: "Он сказал, что мы обязаны привести к Ад-Малеку нашу сестру, а ты должна сама к нему, Тиму, значит, придти – и выразить согласие принять какое-то его предложение…" – "Что-о? Он так сказал? Мер-р-завец!.." – задохнулась Рути от возмущения. Неожиданно Галь деловитым тоном, не вязавшимся с его жалким, потрёпанным видом, заявил: "Да, он нам поставил такое условие. Иначе Гаю и вовсе уши оторвут… Понимаешь?" – "Ты бы знала, как мне больно, мамочка! – заскулил Гай жалобно, теребя свои уши и глядя через голову матери в сторону двери комнаты, где лежал отец. – Неужели тебе не жалко своего сына?" – "А ты представляешь, что они способны сделать с твоей сестрой? Вы же намекнули, что этот ваш кумир с жутким именем мучает ваших подруг! Вы хотите того же своей сестре?" – "Нам наших девушек гораздо жальче! Смадар и Далья никогда – слышишь? – НИКОГДА! – не поддерживали антистримеров! Они всегда были далетарочками! Ходили в "Цедефошрию", восторгались силонокуллом!" – воскликнул Галь, но Рути тут же испуганно оглянулась по сторонам: "Тихо ты! Надо к папе возвращаться. И я не хочу больше даже слышать о Тумбеле!" – "Подожди, мамочка! Ну, подожди-и… Daddy всё равно отдыхает… Понимаешь… Э-э-э… Тимми, как мы поняли, хочет, чтобы ты… э-э-э… оставила нашего daddy… и была с ним… – прошептал Галь, удерживая мать за руку и проникновенно глядя ей в глаза: – Всё равно от daddy уже никакого толку…
Тогда мы, твои первенцы, твоя гордость и надежда, будем спасены. Может, и не заставят нас искать нашу сестрицу. И нам будет легче, и твоей дочке, может, удастся избежать… э-э-э… Всего-то дать Тимми согласие! Он же тебя давно любит! А dad… всё равно его заберут в Шестое отделение, и ты его больше никогда не увидишь… И твоя совесть будет чиста! Так что, мамань, соглашайся. И нас выручишь!" – "НЕТ! НЕТ! НИКОГДА!!!" – истерически закричала Рути. – "Мать, во-первых, тихо! Во-вторых, не делай ошибку… Учти, с Тимми ты будешь, как за каменной стеной – он человек будущего! Фанфарический человечище! А какой мужчина-а-а!!!
Но придти со своим согласием к нему должна ты сама. Даже не просто с согласием, а сама должна придти и предложить ему…" – "Что-о? – Рути резко скинула руку сына со своего плеча, гневно переводя взор с одного на другого. – Вы уже родителями торгуете? Я-то думала, вы пришли больного отца навестить, прощения попросить…" Близнецы неожиданно резко выпрямились, в их глазах снова леденящим холодом сверкнула сталь: "Мамуль, мы тебе всё сказали. Новые обстоятельства заставят тебя принять правильное решение. Тут-то и проверится твоя любовь к сыновьям. Ну, и ещё… постарайся узнать, где твоя дочь. Её ты не спасёшь, поймать её – это всего лишь вопрос времени. А нас можешь спасти. Заодно и своего мужа. Если ты согласишься, ты и ему сохранишь жизнь… и очень неплохую по нашим временам… для таких бесполезных отступников: он хотя бы не докатился до откровенного антистримерства! А сейчас прости – нам надо возвращаться. Наше время истекло…
Служба! Нас и отпустили-то ненадолго. Понимаешь? Как бы деловая командировка и заодно увольнительная…" – и оба они пристально посмотрели ей в глаза, попытались снова взять её за руки. Но Рути спрятала руки за спину, тогда они как по команде развернулись и пошли по коридору. Рути какое-то время ошеломлённо смотрела им вслед, потом опомнилась, рванула через лестничную площадку и открыла дверь в комнату, где оставила своего мужа.
***
Кровать была пуста. Рути некоторое время оторопело смотрела на смятые простыни, на валяющееся на полу одеяло. Потом с надеждой подумала: "Ну, куда он мог исчезнуть! Наверно, просто вышел в туалет…" – и окликнула: "Мотеле, ты тут? В туалете? Отзовись!" – но ответом ей было молчание. Она подошла, нерешительно потопталась, потом рывком распахнула дверь в туалет, но там было пусто. У Рути сильно забилось сердце, голову схватило, как обручем, откуда-то, из глубины живота поднимался страх, обволакивая тело липким потом: "Мотеле, Мо-те-ле! МО-ТЕ-ЛЕ-Е-Е!!!" Дверь распахнулась, появился лечащий врач: "Что случилось? Ему снова плохо?" – с тревогой в голосе спросил он, глядя на белое лицо Рути, которая стояла посреди комнаты, нелепо расставив руки. Она медленно повернула голову и еле слышно произнесла: "Он куда-то исчез… Только что был тут… Выходила на 5 минут, всего на 5 минут… Сыновья пришли… позвали поговорить… А-а-а!!!" – вдруг взвыла она нечеловеческим голосом. "Успокойтесь, гвирти… Сейчас я позвоню в другое… э-э-э… отделение…" – и доктор склонился над та-фоном, набирая номер.
Вокруг начал собираться народ. Доктор с кем-то о чём-то тихо говорил. Рути усадили в кресло и подали воды. Зубы дробно стучали о стакан. Откуда-то сбоку, как издалека, она услышала: "Наверно, его перевели в Шестое отделение экспериментальных исследований. Они собирались сделать это сегодня вечером…" Рути подпрыгнула, повернувшись на голос: "Но его-то зачем? У него же обычный сердечный приступ!" – "А кто его знает! Главврачу виднее…" Лечащий врач закрыл та-фон и подошёл к Рути, ласково усадил её удобней в кресло, придвинул стул и присел напротив: "Гвирти, вашего мужа действительно решили перевести в Шестое отделение. Просто проверят – и отпустят. Там вам не надо будет всё время сидеть рядом с ним… да вас туда и не пропустят… Поэтому поезжайте домой, а утром позвоните вот по этому номеру. Не волнуйтесь: всё будет в порядке…" Тот же голос сбоку авторитетно пояснил: "Приходили его боссы с работы, настоятельно просили исследовать их очень ценного коллегу, как следует, с применением всех новейших методов медицины. Они сказали, что ваш муж – интеллектуальная ценность для новой фирмы СТАФИ, ценность высшего порядка в обновлённой Арцене. Гордитесь: вашего мужа так ценят на работе, что за него особо ходатайствуют, проявляют трогательную заботу о его здоровье! Они даже согласились оплатить все затраты по дорогостоящим исследованиям! Вы понимаете, что это значит?" Но Рути уже не слушала. Она пристально смотрела на стремительно идущую по коридору высокую блондинку, на лице которой горели тревожным блеском ярко-синие глаза. Увидев Рути, бессильно сидящую в кресле возле распахнутой двери палаты, странно белое пятно её лица, доктора, поддерживающего её за локоть, она обратилась к нему: "Что-нибудь случилось у вас на отделении? Что-то с мужем этой женщины?" – "Да ничего, доктор Рахель… Это наше внутреннее дело… Сейчас мы организуем доставку этой геверет домой…" – "НЕ НАДО! Я останусь тут. Никуда из больницы не уйду, пока мой муж… где-то тут! Пока не узнаю…" – "Это невозможно… Да и где? На 3 этаж вас никто не пустит, а у нас… ваш муж уже не наш пациент!" – озадаченно и нерешительно качал доктор головой. – "А как это случилось? Кто позволил забрать его отсюда?" – настойчиво продолжала добиваться доктор Рахель. – "Пришли наши сыновья… Мы с мужем так обрадовались, что видим их… И вот… – сбивчиво бормотала Рути, глядя снизу вверх на встревоженное лицо Хели, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Муж принял лекарство, потом вздремнул… Мальчики попросили меня выйти с ними, им захотелось покурить… Я не разрешила возле палаты… Мы на 5 минут отошли к лестнице… Мальчики ушли, я вернулась… и вот… его нет…" Рути не выдержала и истерически зарыдала. Хели подошла к ней, стала её успокаивать: "Успокойтесь, гвирти, успокойтесь! Я надеюсь, это не конец света, мы постараемся разузнать…
Я вас устрою у себя на отделении, не волнуйтесь…" – "Что вы говорите, доктор Рахель? Надо вызвать сыновей этой женщины! – вдруг раздался тот же голос сбоку.
– Они помогли врачам выполнить приказ руководства и перевести отца в другое отделение! Понимаете? – поступил приказ, и мальчики отлично справились!" Рути вертела головой, но так и не смогла определить, кто произнёс эти жестокие слова.
"Хорошо иметь таких преданных взрослых сыновей! Вы счастливые родители! – с улыбкой произнёс доктор. – Теперь вашему мужу осталось выздороветь, ему, несомненно, поможет пребывание в отделении, оборудованном по последнему слову медтехники! Там он скорее сможет восстановиться и вернуться домой, чего я вам от души желаю!" – и он удалился.
Хели оглянулась в конец коридора и позвала: "Максим, иди сюда! Помоги нам!" Любопытствующие тем временем постепенно рассеялись по коридору: одни направлялись в свою комнату, другие в столовую, а некоторые на вечерние процедуры. Коридор опустел. Посреди коридора остались только закаменевшая Рути и рядом с нею поддерживающая её Хели. К ним приближался Максим Лев, на голове которого красовался странный картуз светло-серого цвета, а в руке – нечто, похожее на та-фон, но с необычной короткой толстой антенной. Он почти вплотную подошёл к Хели и что-то очень быстро проговорил по-английски, Хели ответила ему так же быстро и невнятно. "Ясно…" – сказал он, судя по интонации и выражению лица, негромко выругался на непонятном присутствующим русском языке. Вдруг он оглянулся по сторонам и поднял брови: "А это что?.. – и он уставился в дальний конец длинного коридора, где из-за поворота появились близнецы Блох. – Похоже, нас почтили своим посещением местные знаменитости!" На лице его появилась ослепительная улыбка, он поспешно запихнул за пазуху свой необычный та-фон. Хели проворно подтолкнула кресло с бессильно распластавшейся в кресле и ни на что не реагирующей Рути в открытую дверь пустой комнаты и, скрывшись за дверью, заперла её изнутри.