Страница:
В мучительном неведении Ирми и Ренана добрались до старого дома Доронов. Ирми сразу же провёл Ренану в спальню и усадил её на диван.
В это время мальчишки сидели в студии, музицируя на большом угаве и ничего вокруг не замечая. Прихода Ирми с Ренаной они тоже не заметили. Ноам деловито вводил в память ницафона наигрываемые ими мелодии. Он полагал, что даже черновой "огрызочек из двух-трёх тактов", может неожиданно оказаться очень важным и ценным для их целей.
Ирми сбегал на кухню, принёс стакан воды, присел перед Ренаной на пол и, ласково, осторожно поил её, приговаривая: "Попей и расскажи мне, девочка моя, что с вами было…" Ренана дробно стучала зубами о стекло стакана, потом начала лихорадочно и жадно пить, не переставая всхлипывать. Ирми робко погладил её ладонь, потом, словно бы нечаянно, дотронулся до щеки. Ренана отпрянула, удивлённо глядя на него расширенными и полными слёз глазами: "Нет, не надо… Прошу тебя… Мы не должны… Есть предел…" Ирми опешил, густо покраснел, немного отстранился и спросил: "Я что-то сделал не так? Тебе неприятно?" – "Ну что ты!.. Не в этом дело… Ты же знаешь, что мы не должны… Тем более после того, что с Сареле случилось… Понимаешь?.." – "Понимаю… Прости…" – сконфуженно и печально произнёс Ирми, отвернулся от неё, сидя на полу и опустив голову, уши его пылали.
Немного успокоившись, он робко поднял голову и искоса глянул на покрасневшие глаза девушки и снова попытался взять её руку, которую она осторожно высвободила.
"Я думаю, сейчас тебе необходимо поспать…" – тихо произнёс он, не глядя на неё.
Ренана устало и бесцветным тоном произнесла: "Хели с Максом звонили?" – "Я им звонил, Макс сказал пару слов: о состоянии Сареле, о том, что Хели хочет связаться с прессой. У кого-то из её коллег там, оказывается, есть свой человек.
Твой рассказ о погроме в ульпене может быть очень важным свидетельством…" – "Тогда я расскажу, что могу, сейчас! Пока фанфарматоры не замылили людям мозги!" И Ренана, глядя в пространство, заговорила, прерывая рассказ судорожными всхлипываниями: "Ворвалась банда дубонов, там было несколько штилей, они за нами и погнались… Уроки уже окончились, только у двух классов должна была быть практика, остальные шли к общежитию… Слышал, наверно, новый указ Тумбеля? – что наши школы закрывают… Нам дали три дня, а они пришли сразу же. Какое-то колпакование у них…" – "Это они так назвали? Интересно! А школы при чём? Они ведь уже превратили Парк в Ракушку! Чем не колпакование!.." – удивлённо обронил Ирми. Ренана всхлипнула и звенящим голосом прошептала: "Их дикие идеи… Странно, что вы тут ничего не знаете… Ты себе не представляешь, что было! Ты бы видел, какой стеной они на нас шли!.. Такая жуткая масса – как асфальтовый каток… С экрана, который во дворе поставили… выскакивали целые тучи зелёных спиральных мух… или ос… Жуть!.. Девочки испугались… Кто-то успел, кто-то нет… добраться до двора общаги… Они, несколько здоровенных штилей… зачем-то – за нами. Хватали, лапали, били дубинками… – понимаешь?.. – не глядя, куда и кого…
Пытались тащить за косы, за руки… На нас с Ширли напали, её ударили… У Ширли на руках синяки…" – "Ох… – сокрушённо выдохнул Ирми, огромными глазами глядя на Ренану. – Но они же не имеют права!" – вдруг возмущённо задохнулся он. Ренана мотнула головой и снова всхлипнула: "Она упала, хорошо, что мне удалось какой-то картон вывернуть им под ноги – это их задержало!.. А потом… – сама не знаю, как! – мне удалось одного… нет, потом ещё одного!.. толкнуть и… дать сдачи…
Даже не знаю, кто это был…" Ренана замолчала, судорожно глотнула, закашлялась, часто задышала, потом продолжила: "И не знаю, как это мне в голову пришло бить того, кто в форме… Наверно, от страха… Он лапы ко мне тянул… кофточку порвал… – она густо покраснела и отвернулась, помолчала и, искоса увидев смущённый, вопросительный взгляд Ирми, не глядя на него, продолжила тихим голосом: – Это меня взбесило, и я себя не помнила… махнула ногой… сильно врезала… куда – не поняла! Он даже заверещал… Теперь долго не забудет…" – "Да ты что!" – охнул Ирми, густо покраснев. – "Ещё несколько девочек так же пытались, тоже, наверно, со страху… но не получилось… наверно, побоялись…
Потом девочки говорили, что теперь нас обвинят в нападении на власть, особенно меня… после того, ну, ты помнишь…" – "Ренана, девочка моя, а почему ты с самого начала не включила та-фон в режим ницафона? Я ж тебе показывал!.." – осторожно спросил Ирми. – "Думаешь, мы могли что-то соображать? Ты бы знал, какой это был ужас!" – "Понимаю… – сочувственно кивнул Ирми, – всё равно жаль…
Мы могли бы представить документальное свидетельство бесчинства дубонов в женской школе… Я только надеюсь, что в туалеты они не ворвались…" – "Не знаю, что там было, когда мы ушли в общагу… Ведь нам и оттуда пришлось смываться…" Он помолчал, потом осторожно спросил: "А что случилось с той несчастной девушкой?
Ты можешь говорить об этом?" – "Я… – неожиданно Ренана расплакалась. – Я должна выговориться! – с силой сквозь слёзы произнесла она и начала свой рассказ:
– Мы так и не знаем, как… они смогли её вытащить… со двора ульпены… никто этого не видел… и не слышал в этом вое… Наверно, их было много, а другие прикрывали бандитов, которые… которые…" – "Ладно, не надо… Не плачь, родная моя…" – Ирми нежно и осторожно погладил по голове рыдающую девушку; она не обратила на это внимания: "У неё летом должна быть помолвка…" – она больше не могла продолжать, с нею началась истерика. Ирми снова метнулся к крану, налил воды, прижал ей стакан к губам: "Попей, родная моя… – потом ласково уложил её на диван: – Тебе надо поспать… успокоиться после всего, что ты пережила…" – "Надо разыскать её Менахема… в Шалеме… – твердила Ренана и вдруг выкрикнула:
– Сделай же что-нибудь!!!" – "Мы постараемся…" Ренана постепенно затихла и уснула, её сон был долгим, тяжёлым и неспокойным, она ворочалась и то и дело всхлипывала. Ирми вышел из комнаты, прикрыв дверь, и неслышно выскочил за калитку.
Выбравшись из дома Магидовичей, Ширли побрела, спотыкаясь, сама не зная, куда.
Она не чувствовала усталости, ни о чём не думала, только о том, что ей непременно нужно найти Доронов. Ведь дорогу назад теперь всё равно не найти, а стало быть, у неё теперь только одно направление. Подгоняемая этой мыслью она брела и брела, и уже не обращала внимания на то, что через неравные промежутки над нею мельтешили зловеще бликующие и воющие воронки, или фанфароботы, как их назвал Арье… Она даже не чувствовала дурноты, которая всегда накатывала на неё при звуках силонофона. Одна мысль билась в мозгу и подгоняла её: "Найти, найти, найти…" Ширли брела, минуя один перекрёсток за другим, даже не задумываясь о том, какой переполох поднимется у Арье, когда они обнаружат, что племянницы нет в доме. Ширли не задумывалась, что к Арье вот-вот должны придти её родители (если уже не пришли), и он не будет знать, что им сказать.
Ни Ширли, ни Магидовичи, ни, конечно же, её родители, ни обитатели Меирии – даже после событий в ульпене, – в страшном сне не могли себе представить, что совсем недавно весёлый и безмятежный посёлок с благоустроенными, уютными домами, красивыми улицами и площадями обречён. Ещё немного, от силы несколько дней – и под звуки жёсткого силонокулла Меирия превратится в уродливое подобие гигантского "муравейника", или нечто типа захудалой гостиницы – для тех, кто не захотел понять ясный намёк новых властей Эрании и покинуть свои жилища. Ширли, конечно же, не могла знать, что это детище её папы творит все эти жуткие преобразования, названные ораковением. Бывшая папина программа, усовершенствованная прихлебателями Тумбеля, только начинает свою работу – идёт её опытная отработка на нескольких, "случайно" выбранных улицах, в первую очередь – вокруг их ульпены с одной стороны и йешиват-тихон hилель для мальчиков, с другой.
Поначалу она не обращала внимания, что под ногами уже забугрился переливчатый ракушатник, а низко над головой – тёмный тугой жгут, и между назойливо жужжащими, хаотически мечущимися спиральками ехидно ухмыляются "силонокулл-тучи"…
Вкрадчивым силонофоном (разве что чуть тусклее) завывали воронки, и аритмичными синкопами колыхался душный жёлто-коричневый туман. Она подумала, что братья не зря столько времени "тренировали" всю семью на силонокулл-гармонии – как ни тошно было их слушать, но Ширли с её тонким музыкальным чутьём вскоре научилась чётко различать оттенки их всевозможных модуляций, в том числе и их сочетания с другими источниками шума.
Она подняла голову, озираясь по сторонам, и её охватил ужас: ей показалось, что она, непонятно как, из Меирии попала в грязный, облезлый, совершенно чужой город.
Грязные, словно ощипанные, палисадники, голые деревья и кусты, а за ними в глубине пустые дома, судя по всему, покинутые своими обитателями – слепые окна, половина стёкол выбита. Улицы сужались прямо на глазах, тяжело взбираясь в гору, а потом чуть-чуть расширялись и уступами неслись вниз. И – повороты, многочисленные крутые повороты то вправо, то влево, как бы закручиваясь винтом, а потом раскручиваясь. Вместо привычного асфальта под ногами переливается тусклой радугой "ракушатник". Девушка смутно припомнила, что почти такой же тропинкой они пробирались к сектору Юд-Гимель перед Турниром, но тогда они были все вместе, держались друг за дружку и могли видеть в этом неумные выверты организаторов Турнира, которым очень хотелось, (но не вышло!) их напугать.
Здесь и сейчас потрясали не столько пустые, слепые окна, но навалившийся сверху странный тускло-мерцающий полог, закручивающийся в мутной гнойно-желтоватой дымке – там, где полагалось быть небу, – и казалось, не только света, но и воздуха не хватает. На столбах в угрожающе-синкопированном ритме раскачивались фанфароботы, опускаясь и тут же возносясь вверх. Но сильней всего на неё действовал вид свившегося немыслимым жгутом над головой "неба-не-неба", по которому корча болезненно-ехидные гримасы, туда и обратно проносились "силонокулл-тучи".
Ей было до слёз жаль своих детских рисунков, неожиданно превратившихся в символ разрушения и этого уютного посёлка, и ульпены, и вообще всего уклада их жизни.
Она снова оглянулась, утирая глаза кончиком мизинца, и оторопела: на неё угрожающе надвигаются пустые дома со слепо уставившимися на неё окнами, прямо над головой отплясывают бешеный танец кривляющиеся рожи…
Ширли испуганно вжалась в стену, и мимо неё пронеслась странная машина, нечто вроде помеси скорпиона с головастиком. Провожая её глазами, она с изумлением поняла, что это причудливый гибрид автомобиля и руллоката. Это пробудило у неё воспоминания о Дне Кайфа, когда она познакомилась с Доронами и их друзьями.
Перед мысленным взором возник Ирми, выделывающий на руллокате затейливые фигуры на залитой солнцем тропинке, огибающей Лужайку Пикников. Нить воспоминаний повела её дальше, уводя от гнетущей реальности ораковения, разворачивающейся вокруг неё – и привела к знакомству с Доронами. Вот и Ноам – такой, каким она его увидела впервые. Девочка радостно улыбнулась. Мелькали лица Доронов, звучали песни близнецов Шмулика и Рувика. Это была музыка, с которой было связано столько приятных воспоминаний! – дни и часы, проведённые в семье друзей.
Постепенно потускнел жуткий фон фантасмагорической реальности. Она остановилась – ей жгуче захотелось увидеть их… хотя бы одним глазком… хотя бы узнать, что с ними ничего не случилось! Она не имела ни малейшего понятия о том, сколько времени она кружит по ораковевающей на глазах Меирии.
А между тем наступила ночь…
Счастливая случайность привела её в единственный уголок Меирии, которого ораковение почти не коснулось – это был маленький кусочек улицы возле старого дома Доронов, который она после всего пережитого и в опустившейся на посёлок тусклой мгле не узнала. Обессиленная девочка уселась прямо на землю, опершись о бывшую рекламную тумбу, с которой свешивались жалкие обрывки выцветших объявлений и афиш, и забылась тяжёлым сном. Она ещё не знала, что первой счастливой случайностью было то, что она покинула дом родных за несколько часов до явления туда отряда дубонов под командованием её брата Галя.
Она очнулась от странного забытья и медленно приходила в себя, выбираясь из оцепенения и шока после долгого блуждания по вздыбившейся Меирии, словно бы отчаянно сопротивлявшейся ораковению. Неожиданно она с изумлением увидела в мерцающей полумгле возникшего перед нею Ирми, закутанного в какие-то тёмные лоскуты. Он словно бы сгустился из воздуха и потрясённо уставился на неё, потом с трудом выговорил: "Что такое? Ты же должна быть у Арье…" – "Нет, я уже не у Арье… я тут… я… э-э-э… сбежала…" – слабо пролепетала девушка, виновато поглядывая на Ирми. – "Но ведь уже ночь! Как ты не боишься?.. Одна… Хорошо, что я тут случайно оказался!" Но долго изумляться было некогда. Он указал ей на дом, в котором она не сразу признала старый дом Доронов – пока, поведя глазами, не увидела перед собой знакомую калитку.
Ирми осторожно ввёл девушку в салон. Ширли, услышав где-то совсем близко, за стеной, голос Ноама, тут же слабым голосом пролепетала: "Меня ноги не держат, никуда я не пойду…" С этими словами она забралась с ногами в кресло, свернулась калачиком и тут же провалилась в глубокий сон.
Ирми пытался связаться с Арье, чтобы сказать ему, что Ширли уже у них. Но та-фон Арье молчал. Сделав несколько попыток, Ирми в отчаянии закрыл аппарат. И в этот момент услышал голоса на кухне, рядом с комнатой, где спала Ренана. Он тут же вышел к ребятам и грозно цыкнул на них, приложив палец к губам. Ноам поднял на него глаза и сердито прошелестел: "Ирми, ты можешь сказать, что, собственно, происходит? Что с Ренаной? Что с Ширли? Откуда она тут? Ты же говорил, что она у Магидовичей!.." Рувик, услышав имя Ширли, поднял голову: "Что? Что случилось?
Почему мне ничего не говорят?" Ирми позвал ребят за собой на кухню, закрыл дверь и медленно, нерешительно заговорил, глядя в пол: "Вчера был налёт дубонов на ульпену, так сказать, операция колпакования, а на самом деле погром! Власти Эрании решили превратить наши школы в Центры Колпакования… Били девочек, по-всякому издевались… Наши девочки пострадали. На пике всего этого… было совершено тяжкое преступление…
Нет-нет… наши девочки беседер… э-э-э… – успокоил он сразу вскинувшихся и сильно побледневших Доронов. – Об этом, как я понял, не сможет промолчать пресса, даже "Silonocool-NEWS"… В общем, во время этого налёта одну ученицу ульпены бандиты вытащили с территории… и… – и он, побледнев, прошептал чуть слышно: – изнасиловали…" "Ты что! Кто это сделал? – побледнел и начал заикаться Ноам. – Им же запрещено касаться женщин и девушек…" – "Как я понял, в этой компашке собрали "малину" уголовников, и они под шумок… Им же внушили, что с фиолетовыми девчонками – всё дозволено, полнейшая безнаказанность!.. В общем, мы с Ренаной случайно нашли на улице эту несчастную, чем смогли, помогли… Это на Ренану произвело тяжёлое впечатление, она в шоке… Поэтому… не расспрашивайте её ни о чём… Пока…" Ноам удивлённо и укоризненно поглядел на Ирми и что-то пробурчал.
Ирми помолчал, потом заговорил: "Наши уже сейчас требуют расследовать это дело.
И вообще, по какому праву почти сразу после объявления указа "сам-себя-назначенного" исполняющего обязанности рош-ирия Эрании, до того, как они успели подать протест, к ним послали дубонов, которые и устроили этот погром… А сейчас, ребята, вернитесь в студию… Я не понимаю, почему вы не спите в такой поздний час? Из дома… даже не прошу, а требую! – ни под каким видом не отлучаться! Я хочу подскочить к Магидовичам, почему-то не могу с ними связаться, чтобы сказать:
Ширли у нас… От вас с Нахуми я привет передам, не волнуйся…" Но тут у него из кармана раздался сигнал ницафона: звонила Хели, попросив его немедленно подойти к ним по поводу несчастной девушки, и Ирми, успев только сказать Ноаму, что его поход к Магидовичам откладывается, стремительно выскочил из дома, на ходу переводя ницафон в режим защиты.
Девушки проснулись и почти одновременно из разных комнат направились в ванну, почти столкнувшись у самых дверей. Обе не могли скрыть изумления. Умываясь и причёсываясь, перебивая друг дружку, они обменялись рассказами о своих приключениях. Только про Сареле Ренана рассказала не сразу.
Ренана распахнула шкафчик туалетного столика в ванной комнате и всплеснула руками: "У меня идея! Знаешь, чем мы с тобой сейчас займёмся?" – "Не-а…" – растерянно лепетала удивлённая Ширли. – "Вот смотри: тут у нас целый склад париков, которые мы с мамой и бабушкой Шоши когда-то делали на Пурим. Бабуля и маму научила!.. Ты бы знала, какие костюмы мы втроём мастерили! Мама наловчилась делать отличные парики, а мы с бабулей – костюмы. Их они, наверно, увезли в Неве-Меирию, или просто роздали желающим, а парики почему-то остались!" Едва соображая, Ширли кивнула головой.
Ренана привела Ширли в ту комнату, которую когда-то занимали мальчишки – теперь сюда перенесли кое-какие вещи из девичьей комнаты. Ширли тут же забралась с ногами в старое ободранное кресло. Ренана вытаскивала из свёртка один парик за другим, расправляла, надевая на кулак или на растопыренные пальцы руки. У каждого парика была интересная история, что она и поведала подруге.
Ширли с лёгкой завистью думала: до чего же весёлая и радостная жизнь была в этой семье! У Блохов тоже было весело, но теперь радости своей семьи ей казались какими-то тусклыми в сравнении с тем, как жили Дороны. Разве что поездки за границу и походы на пляж всей семьёй, купанье в море вместе с братьями, милыми добродушными толстячками. Она с грустью описала Ренане большую фотографию, что висела у них в салоне: трое хохочущих детишек держатся за разноцветный резиновый круг и бьют по воде ногами – кто сильнее? Папе тогда удалось поймать отличный ракурс! Теперь эта фотография осталась на стене памятью об их детском восторге, а радость тех дней исчезла – и больше не вернётся…
"Нет, мы ходили купаться по отдельности – я с мамой, а папа с мальчиками. Папа научил мальчиков плавать, а мама сама не очень умеет. Ну, должна же я чего-то не уметь! – воскликнула Ренана и тут же оборвала себя: – Но давай же займёмся париками! Надо подобрать из того, что есть, несколько штук…" – "А зачем?" – спросила Ширли, покорно позволяя подруге напялить себе на голову забавный ярко-рыжий, почти красный, весь в кудряшках, парик, тогда как сама Ренана надела парик с прямыми, длинными серебристыми волосами. Ширли глянула на неё и прыснула: "Ну, ты и выглядишь! Но объясни, зачем это нам нужно? К Пуриму, что ли?…" – "Чтобы… мало ли что… менять облик. Я чую, что это нам может пригодиться…" – "А зачем?" – "Понимаешь ли… мне серьёзно грозит арест – я же избила двух дубонов! На самом деле, штилей… впрочем, неважно… – скороговоркой пробормотала она. – Нападение на власть! Это я от них защищалась, но ты же знаешь – кому это интересно!.. – и девушка неожиданно помрачнела. – После того, как они забрали папу… И вообще… ты самого ужасного не знаешь… Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать…" – "А почему нет? Я же не маленькая девочка…" – "Ты права, конечно, но… Дело не в тебе… Я сама ещё не очень могу об этом… Ладно…" – и Ренана, помрачнев ещё больше, начала, запинаясь, рассказывать Ширли про Сареле.
Голос её звенел невыплаканными слезами. Лицо Ширли снова начало бледнеть, но Ренана ничего не заметила; произнеся имя Ирми, она вдруг встрепенулась и воскликнула: "А кстати!.. Где сейчас Ирми? Он же меня сюда привёл! Потом я уснула…" – "Он и меня нашёл тут рядом и привёл сюда. Наверно, ушёл по тем же делам…" – чуть слышно пролепетала Ширли. – "Пошли, посмотрим, что там, в салоне делается. Мальчики наверняка знают…" – и она, вскочив, потянула Ширли за собой. Девочки даже не заметили, что выскочили из комнаты в париках.
В салоне вокруг стола сидели братья Дорон и Магидовичи. Шмулик поднял голову от толстого тома, воскликнул: Ребята, посмотрите на наших девочек! Блеск!" – и радостно засмеялся. Рувик уставился на Ширли, но смотрел он не на парик, а на потерянное, опрокинутое её лицо, так не вязавшееся с задорными огненно-рыжими обрамлявшими его кудряшками. Он тут же спросил: "Девочки, что случилось?" – "Во-первых, у вас всё беседер?" – заботливо осведомился Ноам. – "Ну, в общем-то… да… – бесцветно отвечала Ренана. – Просто я сейчас рассказала Ширли про Сареле, вот она и… И ещё… э-э-э… Где Ирми?" – "А он пошёл к Хели и Макси – узнать, как там Сареле… и вообще… Думаю, скоро вернётся…" – "А он что, не звонил?" – "Н-н-нет…" – промямлил Ноам и внезапно подумал, что должен был сам связаться с Ирми и Максимом. Он смущённо глянул на Ширли и попросил: "Я сейчас закончу с мальчиками этот раздел – и мы… Если он, конечно, до того сам не объявится…" – и они снова углубились в лежащий перед ним толстый фолиант. Только Шмулик обронил: "Отличная идея, девчата! Придумайте что-то и для нас!" – "Подумаем, поищем. Может, придётся вручную смастерить…" – проворчала Ренана.
Ноам захлопнул толстый фолиант, и ребята с явным облегчением последовали его примеру. От стола все четверо рванули в студию, собираясь продолжить работу.
Ноам, вздохнув, поплёлся за ними, на ходу включая ницафон. Он установил его в режим защиты и связи. С клавиатуры полился тихий красивый мотив – музыкод соединения с Ирми. Долгих полминуты звучал этот мотив, повторяясь снова и снова, но ответа так и не поступило. Ноам закрыл прибор, потом снова попытался повторить вызов, но с тем же результатом. Он попробовал связаться с Максимом, потом с Хели, но… То ли связи не было, то ли… но об этом парню думать не хотелось. Он пробурчал: "Наверно, "чёрная дыра"… бывает… Мы ещё не научились их пробивать".
Близнецы побуждали самих себя и младших друзей активней подбирать мелодии в различных регистрах и вариантах, но сейчас это у них плохо получалось. Всех мучило беспокойство за отсутствующего Ирми, за Бенци, о котором так до сих пор и не было ничего известно, за Гилада и Ронена, которые, по их расчётам, должны были бы уже и появиться. Цвика и Нахуми сегодня никак не могли связаться с отцами, и это их удручало.
Глядя на кузенов, и Ширли ощутила острое беспокойство за отца, перемешанное с угрызениями совести – ведь она сбежала из дома Арье, узнав, что вот-вот должны придти родители. Кидая взгляд на Ноама, она не могла избавиться от раздирающих её мучительных чувств, навеянных мыслями об отце…
Вечером после ужина близнецы уселись на продавленном старом диване в салоне и начали грустно музицировать. У их ног пристроились братья Магидовичи. Шмулик наигрывал грустную мелодию на флейте, а Рувик подыгрывал на гитаре и грустно напевал без слов.
В салон неожиданно вошла Ренана, а за её спиной замаячила Ширли. Рувик тут же перестроился, взял аккорд в другой тональности, чем вызвал у Шмулика сильнейшее недоумение, побудив его отнять флейту от губ, и затянул, глядя в пространство:
Ты мне грезилась грустной мелодией
На границе меж явью и сном
Расходящейся трелью арпеджио
Расплывалось дробилось лицо
Взор лучился тоскою неясною
Эхом гулким бродя в узких улиц щелях
Погрязая в туманах дождях
Септаккорды тритоны и септимы
Разрешений искали Увы
Неизвестной минорной тональностью
Ты явилась меж явью и сном
Неспокойны тревожны созвучия
Не несут ни покоя ни ясности
Непонятной печалью звучит твой напев
Этих зыбких созвучий не спеть…
Шмулик не сводил с брата удивлённого взгляда.
Девочки застыли, а Ширли залилась жгучим тёмным румянцем. Ренана дослушала песню до конца и начала сверлить грозным взглядом братьев: "А я бы на вашем месте пошла спать!" – "А с чего вдруг?" – "Так уж…" – туманно произнесла девушка, обняла Ширли, и так в обнимку они прошли через салон и скрылись в комнате.
Ренана тихонько ворчала: "Вот ведь лабухи-лопухи! Ничего не соображают…"
Только после полуночи появился измученный Ирми, таща за собой пухлый мешок с каким-то тряпьём. Он бросил устало: "Это для маск-костюмов, попрошу девчат что-нибудь сообразить…" Кинув мешок в угол салона, он позвал всех троих Доронов на кухню и усадил рядышком с собой. Сначала он жадно накинулся на холодные остатки ужина – в этот час в квартал Юд-Гимель электричество подавалось в таких мизерных количествах, что его едва хватало на слабое освещение комнат, а ницафоны без него никто не догадался подзарядить. Поев, Ирми мрачно произнёс: "Я не хочу раньше времени сообщать мальцам… и девчатам тоже, особенно Ширли. У Магидовичей был налёт дубонов, буквально через пару часов после исчезновения Ширли… У Арье орудовала шайка, которой руководил Галь Блох, а у Амихая орудовал Гай с приспешниками. Галь арестовал своего дядю, Гай – не тронул. Но оба они, то ли сами решили, то ли была команда сверху, увезли детей, заявив, что родители, на дурном примере старших сыновей, антистримеров и хулиганов, показали, что детей воспитывать они не могут, не знают, где шляются их несовершеннолетние сыновья – и с кем. Короче, детей раскидали по интернатам Эрании, чтобы труднее было найти… Только Лиору отвезли в Шалем, к мамаше… Откуда-то им всё известно о ситуации у Амихая… Нахуми ещё не в курсе…" Рувик вскочил и сжал кулаки. А Ноам тихо воскликнул: "Какое счастье, что Ширли успела сбежать! Что её ждало бы, если бы и её там захватили?!" – "Да, девочке крупно повезло… или интуиция… Она не знает, что в это время там, у Арье, были её родители. Отцу стало плохо, а любящий сынок позаботился отвезти его в больницу, а что это такое нынче, мы знаем…" – "Да что ему-то может грозить! – он же не антистример, а как бы свой! Участвовал в разработке этой ихней… как-её-там… угишотрии…" – пробурчал Шмулик, Ноам бросил на него сердитый взгляд.
В это время мальчишки сидели в студии, музицируя на большом угаве и ничего вокруг не замечая. Прихода Ирми с Ренаной они тоже не заметили. Ноам деловито вводил в память ницафона наигрываемые ими мелодии. Он полагал, что даже черновой "огрызочек из двух-трёх тактов", может неожиданно оказаться очень важным и ценным для их целей.
Ирми сбегал на кухню, принёс стакан воды, присел перед Ренаной на пол и, ласково, осторожно поил её, приговаривая: "Попей и расскажи мне, девочка моя, что с вами было…" Ренана дробно стучала зубами о стекло стакана, потом начала лихорадочно и жадно пить, не переставая всхлипывать. Ирми робко погладил её ладонь, потом, словно бы нечаянно, дотронулся до щеки. Ренана отпрянула, удивлённо глядя на него расширенными и полными слёз глазами: "Нет, не надо… Прошу тебя… Мы не должны… Есть предел…" Ирми опешил, густо покраснел, немного отстранился и спросил: "Я что-то сделал не так? Тебе неприятно?" – "Ну что ты!.. Не в этом дело… Ты же знаешь, что мы не должны… Тем более после того, что с Сареле случилось… Понимаешь?.." – "Понимаю… Прости…" – сконфуженно и печально произнёс Ирми, отвернулся от неё, сидя на полу и опустив голову, уши его пылали.
Немного успокоившись, он робко поднял голову и искоса глянул на покрасневшие глаза девушки и снова попытался взять её руку, которую она осторожно высвободила.
"Я думаю, сейчас тебе необходимо поспать…" – тихо произнёс он, не глядя на неё.
Ренана устало и бесцветным тоном произнесла: "Хели с Максом звонили?" – "Я им звонил, Макс сказал пару слов: о состоянии Сареле, о том, что Хели хочет связаться с прессой. У кого-то из её коллег там, оказывается, есть свой человек.
Твой рассказ о погроме в ульпене может быть очень важным свидетельством…" – "Тогда я расскажу, что могу, сейчас! Пока фанфарматоры не замылили людям мозги!" И Ренана, глядя в пространство, заговорила, прерывая рассказ судорожными всхлипываниями: "Ворвалась банда дубонов, там было несколько штилей, они за нами и погнались… Уроки уже окончились, только у двух классов должна была быть практика, остальные шли к общежитию… Слышал, наверно, новый указ Тумбеля? – что наши школы закрывают… Нам дали три дня, а они пришли сразу же. Какое-то колпакование у них…" – "Это они так назвали? Интересно! А школы при чём? Они ведь уже превратили Парк в Ракушку! Чем не колпакование!.." – удивлённо обронил Ирми. Ренана всхлипнула и звенящим голосом прошептала: "Их дикие идеи… Странно, что вы тут ничего не знаете… Ты себе не представляешь, что было! Ты бы видел, какой стеной они на нас шли!.. Такая жуткая масса – как асфальтовый каток… С экрана, который во дворе поставили… выскакивали целые тучи зелёных спиральных мух… или ос… Жуть!.. Девочки испугались… Кто-то успел, кто-то нет… добраться до двора общаги… Они, несколько здоровенных штилей… зачем-то – за нами. Хватали, лапали, били дубинками… – понимаешь?.. – не глядя, куда и кого…
Пытались тащить за косы, за руки… На нас с Ширли напали, её ударили… У Ширли на руках синяки…" – "Ох… – сокрушённо выдохнул Ирми, огромными глазами глядя на Ренану. – Но они же не имеют права!" – вдруг возмущённо задохнулся он. Ренана мотнула головой и снова всхлипнула: "Она упала, хорошо, что мне удалось какой-то картон вывернуть им под ноги – это их задержало!.. А потом… – сама не знаю, как! – мне удалось одного… нет, потом ещё одного!.. толкнуть и… дать сдачи…
Даже не знаю, кто это был…" Ренана замолчала, судорожно глотнула, закашлялась, часто задышала, потом продолжила: "И не знаю, как это мне в голову пришло бить того, кто в форме… Наверно, от страха… Он лапы ко мне тянул… кофточку порвал… – она густо покраснела и отвернулась, помолчала и, искоса увидев смущённый, вопросительный взгляд Ирми, не глядя на него, продолжила тихим голосом: – Это меня взбесило, и я себя не помнила… махнула ногой… сильно врезала… куда – не поняла! Он даже заверещал… Теперь долго не забудет…" – "Да ты что!" – охнул Ирми, густо покраснев. – "Ещё несколько девочек так же пытались, тоже, наверно, со страху… но не получилось… наверно, побоялись…
Потом девочки говорили, что теперь нас обвинят в нападении на власть, особенно меня… после того, ну, ты помнишь…" – "Ренана, девочка моя, а почему ты с самого начала не включила та-фон в режим ницафона? Я ж тебе показывал!.." – осторожно спросил Ирми. – "Думаешь, мы могли что-то соображать? Ты бы знал, какой это был ужас!" – "Понимаю… – сочувственно кивнул Ирми, – всё равно жаль…
Мы могли бы представить документальное свидетельство бесчинства дубонов в женской школе… Я только надеюсь, что в туалеты они не ворвались…" – "Не знаю, что там было, когда мы ушли в общагу… Ведь нам и оттуда пришлось смываться…" Он помолчал, потом осторожно спросил: "А что случилось с той несчастной девушкой?
Ты можешь говорить об этом?" – "Я… – неожиданно Ренана расплакалась. – Я должна выговориться! – с силой сквозь слёзы произнесла она и начала свой рассказ:
– Мы так и не знаем, как… они смогли её вытащить… со двора ульпены… никто этого не видел… и не слышал в этом вое… Наверно, их было много, а другие прикрывали бандитов, которые… которые…" – "Ладно, не надо… Не плачь, родная моя…" – Ирми нежно и осторожно погладил по голове рыдающую девушку; она не обратила на это внимания: "У неё летом должна быть помолвка…" – она больше не могла продолжать, с нею началась истерика. Ирми снова метнулся к крану, налил воды, прижал ей стакан к губам: "Попей, родная моя… – потом ласково уложил её на диван: – Тебе надо поспать… успокоиться после всего, что ты пережила…" – "Надо разыскать её Менахема… в Шалеме… – твердила Ренана и вдруг выкрикнула:
– Сделай же что-нибудь!!!" – "Мы постараемся…" Ренана постепенно затихла и уснула, её сон был долгим, тяжёлым и неспокойным, она ворочалась и то и дело всхлипывала. Ирми вышел из комнаты, прикрыв дверь, и неслышно выскочил за калитку.
***
Выбравшись из дома Магидовичей, Ширли побрела, спотыкаясь, сама не зная, куда.
Она не чувствовала усталости, ни о чём не думала, только о том, что ей непременно нужно найти Доронов. Ведь дорогу назад теперь всё равно не найти, а стало быть, у неё теперь только одно направление. Подгоняемая этой мыслью она брела и брела, и уже не обращала внимания на то, что через неравные промежутки над нею мельтешили зловеще бликующие и воющие воронки, или фанфароботы, как их назвал Арье… Она даже не чувствовала дурноты, которая всегда накатывала на неё при звуках силонофона. Одна мысль билась в мозгу и подгоняла её: "Найти, найти, найти…" Ширли брела, минуя один перекрёсток за другим, даже не задумываясь о том, какой переполох поднимется у Арье, когда они обнаружат, что племянницы нет в доме. Ширли не задумывалась, что к Арье вот-вот должны придти её родители (если уже не пришли), и он не будет знать, что им сказать.
Ни Ширли, ни Магидовичи, ни, конечно же, её родители, ни обитатели Меирии – даже после событий в ульпене, – в страшном сне не могли себе представить, что совсем недавно весёлый и безмятежный посёлок с благоустроенными, уютными домами, красивыми улицами и площадями обречён. Ещё немного, от силы несколько дней – и под звуки жёсткого силонокулла Меирия превратится в уродливое подобие гигантского "муравейника", или нечто типа захудалой гостиницы – для тех, кто не захотел понять ясный намёк новых властей Эрании и покинуть свои жилища. Ширли, конечно же, не могла знать, что это детище её папы творит все эти жуткие преобразования, названные ораковением. Бывшая папина программа, усовершенствованная прихлебателями Тумбеля, только начинает свою работу – идёт её опытная отработка на нескольких, "случайно" выбранных улицах, в первую очередь – вокруг их ульпены с одной стороны и йешиват-тихон hилель для мальчиков, с другой.
Поначалу она не обращала внимания, что под ногами уже забугрился переливчатый ракушатник, а низко над головой – тёмный тугой жгут, и между назойливо жужжащими, хаотически мечущимися спиральками ехидно ухмыляются "силонокулл-тучи"…
Вкрадчивым силонофоном (разве что чуть тусклее) завывали воронки, и аритмичными синкопами колыхался душный жёлто-коричневый туман. Она подумала, что братья не зря столько времени "тренировали" всю семью на силонокулл-гармонии – как ни тошно было их слушать, но Ширли с её тонким музыкальным чутьём вскоре научилась чётко различать оттенки их всевозможных модуляций, в том числе и их сочетания с другими источниками шума.
Она подняла голову, озираясь по сторонам, и её охватил ужас: ей показалось, что она, непонятно как, из Меирии попала в грязный, облезлый, совершенно чужой город.
Грязные, словно ощипанные, палисадники, голые деревья и кусты, а за ними в глубине пустые дома, судя по всему, покинутые своими обитателями – слепые окна, половина стёкол выбита. Улицы сужались прямо на глазах, тяжело взбираясь в гору, а потом чуть-чуть расширялись и уступами неслись вниз. И – повороты, многочисленные крутые повороты то вправо, то влево, как бы закручиваясь винтом, а потом раскручиваясь. Вместо привычного асфальта под ногами переливается тусклой радугой "ракушатник". Девушка смутно припомнила, что почти такой же тропинкой они пробирались к сектору Юд-Гимель перед Турниром, но тогда они были все вместе, держались друг за дружку и могли видеть в этом неумные выверты организаторов Турнира, которым очень хотелось, (но не вышло!) их напугать.
Здесь и сейчас потрясали не столько пустые, слепые окна, но навалившийся сверху странный тускло-мерцающий полог, закручивающийся в мутной гнойно-желтоватой дымке – там, где полагалось быть небу, – и казалось, не только света, но и воздуха не хватает. На столбах в угрожающе-синкопированном ритме раскачивались фанфароботы, опускаясь и тут же возносясь вверх. Но сильней всего на неё действовал вид свившегося немыслимым жгутом над головой "неба-не-неба", по которому корча болезненно-ехидные гримасы, туда и обратно проносились "силонокулл-тучи".
Ей было до слёз жаль своих детских рисунков, неожиданно превратившихся в символ разрушения и этого уютного посёлка, и ульпены, и вообще всего уклада их жизни.
Она снова оглянулась, утирая глаза кончиком мизинца, и оторопела: на неё угрожающе надвигаются пустые дома со слепо уставившимися на неё окнами, прямо над головой отплясывают бешеный танец кривляющиеся рожи…
***
Ширли испуганно вжалась в стену, и мимо неё пронеслась странная машина, нечто вроде помеси скорпиона с головастиком. Провожая её глазами, она с изумлением поняла, что это причудливый гибрид автомобиля и руллоката. Это пробудило у неё воспоминания о Дне Кайфа, когда она познакомилась с Доронами и их друзьями.
Перед мысленным взором возник Ирми, выделывающий на руллокате затейливые фигуры на залитой солнцем тропинке, огибающей Лужайку Пикников. Нить воспоминаний повела её дальше, уводя от гнетущей реальности ораковения, разворачивающейся вокруг неё – и привела к знакомству с Доронами. Вот и Ноам – такой, каким она его увидела впервые. Девочка радостно улыбнулась. Мелькали лица Доронов, звучали песни близнецов Шмулика и Рувика. Это была музыка, с которой было связано столько приятных воспоминаний! – дни и часы, проведённые в семье друзей.
Постепенно потускнел жуткий фон фантасмагорической реальности. Она остановилась – ей жгуче захотелось увидеть их… хотя бы одним глазком… хотя бы узнать, что с ними ничего не случилось! Она не имела ни малейшего понятия о том, сколько времени она кружит по ораковевающей на глазах Меирии.
А между тем наступила ночь…
***
Счастливая случайность привела её в единственный уголок Меирии, которого ораковение почти не коснулось – это был маленький кусочек улицы возле старого дома Доронов, который она после всего пережитого и в опустившейся на посёлок тусклой мгле не узнала. Обессиленная девочка уселась прямо на землю, опершись о бывшую рекламную тумбу, с которой свешивались жалкие обрывки выцветших объявлений и афиш, и забылась тяжёлым сном. Она ещё не знала, что первой счастливой случайностью было то, что она покинула дом родных за несколько часов до явления туда отряда дубонов под командованием её брата Галя.
***
Она очнулась от странного забытья и медленно приходила в себя, выбираясь из оцепенения и шока после долгого блуждания по вздыбившейся Меирии, словно бы отчаянно сопротивлявшейся ораковению. Неожиданно она с изумлением увидела в мерцающей полумгле возникшего перед нею Ирми, закутанного в какие-то тёмные лоскуты. Он словно бы сгустился из воздуха и потрясённо уставился на неё, потом с трудом выговорил: "Что такое? Ты же должна быть у Арье…" – "Нет, я уже не у Арье… я тут… я… э-э-э… сбежала…" – слабо пролепетала девушка, виновато поглядывая на Ирми. – "Но ведь уже ночь! Как ты не боишься?.. Одна… Хорошо, что я тут случайно оказался!" Но долго изумляться было некогда. Он указал ей на дом, в котором она не сразу признала старый дом Доронов – пока, поведя глазами, не увидела перед собой знакомую калитку.
Ирми осторожно ввёл девушку в салон. Ширли, услышав где-то совсем близко, за стеной, голос Ноама, тут же слабым голосом пролепетала: "Меня ноги не держат, никуда я не пойду…" С этими словами она забралась с ногами в кресло, свернулась калачиком и тут же провалилась в глубокий сон.
***
Ирми пытался связаться с Арье, чтобы сказать ему, что Ширли уже у них. Но та-фон Арье молчал. Сделав несколько попыток, Ирми в отчаянии закрыл аппарат. И в этот момент услышал голоса на кухне, рядом с комнатой, где спала Ренана. Он тут же вышел к ребятам и грозно цыкнул на них, приложив палец к губам. Ноам поднял на него глаза и сердито прошелестел: "Ирми, ты можешь сказать, что, собственно, происходит? Что с Ренаной? Что с Ширли? Откуда она тут? Ты же говорил, что она у Магидовичей!.." Рувик, услышав имя Ширли, поднял голову: "Что? Что случилось?
Почему мне ничего не говорят?" Ирми позвал ребят за собой на кухню, закрыл дверь и медленно, нерешительно заговорил, глядя в пол: "Вчера был налёт дубонов на ульпену, так сказать, операция колпакования, а на самом деле погром! Власти Эрании решили превратить наши школы в Центры Колпакования… Били девочек, по-всякому издевались… Наши девочки пострадали. На пике всего этого… было совершено тяжкое преступление…
Нет-нет… наши девочки беседер… э-э-э… – успокоил он сразу вскинувшихся и сильно побледневших Доронов. – Об этом, как я понял, не сможет промолчать пресса, даже "Silonocool-NEWS"… В общем, во время этого налёта одну ученицу ульпены бандиты вытащили с территории… и… – и он, побледнев, прошептал чуть слышно: – изнасиловали…" "Ты что! Кто это сделал? – побледнел и начал заикаться Ноам. – Им же запрещено касаться женщин и девушек…" – "Как я понял, в этой компашке собрали "малину" уголовников, и они под шумок… Им же внушили, что с фиолетовыми девчонками – всё дозволено, полнейшая безнаказанность!.. В общем, мы с Ренаной случайно нашли на улице эту несчастную, чем смогли, помогли… Это на Ренану произвело тяжёлое впечатление, она в шоке… Поэтому… не расспрашивайте её ни о чём… Пока…" Ноам удивлённо и укоризненно поглядел на Ирми и что-то пробурчал.
Ирми помолчал, потом заговорил: "Наши уже сейчас требуют расследовать это дело.
И вообще, по какому праву почти сразу после объявления указа "сам-себя-назначенного" исполняющего обязанности рош-ирия Эрании, до того, как они успели подать протест, к ним послали дубонов, которые и устроили этот погром… А сейчас, ребята, вернитесь в студию… Я не понимаю, почему вы не спите в такой поздний час? Из дома… даже не прошу, а требую! – ни под каким видом не отлучаться! Я хочу подскочить к Магидовичам, почему-то не могу с ними связаться, чтобы сказать:
Ширли у нас… От вас с Нахуми я привет передам, не волнуйся…" Но тут у него из кармана раздался сигнал ницафона: звонила Хели, попросив его немедленно подойти к ним по поводу несчастной девушки, и Ирми, успев только сказать Ноаму, что его поход к Магидовичам откладывается, стремительно выскочил из дома, на ходу переводя ницафон в режим защиты.
***
Девушки проснулись и почти одновременно из разных комнат направились в ванну, почти столкнувшись у самых дверей. Обе не могли скрыть изумления. Умываясь и причёсываясь, перебивая друг дружку, они обменялись рассказами о своих приключениях. Только про Сареле Ренана рассказала не сразу.
Ренана распахнула шкафчик туалетного столика в ванной комнате и всплеснула руками: "У меня идея! Знаешь, чем мы с тобой сейчас займёмся?" – "Не-а…" – растерянно лепетала удивлённая Ширли. – "Вот смотри: тут у нас целый склад париков, которые мы с мамой и бабушкой Шоши когда-то делали на Пурим. Бабуля и маму научила!.. Ты бы знала, какие костюмы мы втроём мастерили! Мама наловчилась делать отличные парики, а мы с бабулей – костюмы. Их они, наверно, увезли в Неве-Меирию, или просто роздали желающим, а парики почему-то остались!" Едва соображая, Ширли кивнула головой.
Ренана привела Ширли в ту комнату, которую когда-то занимали мальчишки – теперь сюда перенесли кое-какие вещи из девичьей комнаты. Ширли тут же забралась с ногами в старое ободранное кресло. Ренана вытаскивала из свёртка один парик за другим, расправляла, надевая на кулак или на растопыренные пальцы руки. У каждого парика была интересная история, что она и поведала подруге.
Ширли с лёгкой завистью думала: до чего же весёлая и радостная жизнь была в этой семье! У Блохов тоже было весело, но теперь радости своей семьи ей казались какими-то тусклыми в сравнении с тем, как жили Дороны. Разве что поездки за границу и походы на пляж всей семьёй, купанье в море вместе с братьями, милыми добродушными толстячками. Она с грустью описала Ренане большую фотографию, что висела у них в салоне: трое хохочущих детишек держатся за разноцветный резиновый круг и бьют по воде ногами – кто сильнее? Папе тогда удалось поймать отличный ракурс! Теперь эта фотография осталась на стене памятью об их детском восторге, а радость тех дней исчезла – и больше не вернётся…
"Нет, мы ходили купаться по отдельности – я с мамой, а папа с мальчиками. Папа научил мальчиков плавать, а мама сама не очень умеет. Ну, должна же я чего-то не уметь! – воскликнула Ренана и тут же оборвала себя: – Но давай же займёмся париками! Надо подобрать из того, что есть, несколько штук…" – "А зачем?" – спросила Ширли, покорно позволяя подруге напялить себе на голову забавный ярко-рыжий, почти красный, весь в кудряшках, парик, тогда как сама Ренана надела парик с прямыми, длинными серебристыми волосами. Ширли глянула на неё и прыснула: "Ну, ты и выглядишь! Но объясни, зачем это нам нужно? К Пуриму, что ли?…" – "Чтобы… мало ли что… менять облик. Я чую, что это нам может пригодиться…" – "А зачем?" – "Понимаешь ли… мне серьёзно грозит арест – я же избила двух дубонов! На самом деле, штилей… впрочем, неважно… – скороговоркой пробормотала она. – Нападение на власть! Это я от них защищалась, но ты же знаешь – кому это интересно!.. – и девушка неожиданно помрачнела. – После того, как они забрали папу… И вообще… ты самого ужасного не знаешь… Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать…" – "А почему нет? Я же не маленькая девочка…" – "Ты права, конечно, но… Дело не в тебе… Я сама ещё не очень могу об этом… Ладно…" – и Ренана, помрачнев ещё больше, начала, запинаясь, рассказывать Ширли про Сареле.
Голос её звенел невыплаканными слезами. Лицо Ширли снова начало бледнеть, но Ренана ничего не заметила; произнеся имя Ирми, она вдруг встрепенулась и воскликнула: "А кстати!.. Где сейчас Ирми? Он же меня сюда привёл! Потом я уснула…" – "Он и меня нашёл тут рядом и привёл сюда. Наверно, ушёл по тем же делам…" – чуть слышно пролепетала Ширли. – "Пошли, посмотрим, что там, в салоне делается. Мальчики наверняка знают…" – и она, вскочив, потянула Ширли за собой. Девочки даже не заметили, что выскочили из комнаты в париках.
В салоне вокруг стола сидели братья Дорон и Магидовичи. Шмулик поднял голову от толстого тома, воскликнул: Ребята, посмотрите на наших девочек! Блеск!" – и радостно засмеялся. Рувик уставился на Ширли, но смотрел он не на парик, а на потерянное, опрокинутое её лицо, так не вязавшееся с задорными огненно-рыжими обрамлявшими его кудряшками. Он тут же спросил: "Девочки, что случилось?" – "Во-первых, у вас всё беседер?" – заботливо осведомился Ноам. – "Ну, в общем-то… да… – бесцветно отвечала Ренана. – Просто я сейчас рассказала Ширли про Сареле, вот она и… И ещё… э-э-э… Где Ирми?" – "А он пошёл к Хели и Макси – узнать, как там Сареле… и вообще… Думаю, скоро вернётся…" – "А он что, не звонил?" – "Н-н-нет…" – промямлил Ноам и внезапно подумал, что должен был сам связаться с Ирми и Максимом. Он смущённо глянул на Ширли и попросил: "Я сейчас закончу с мальчиками этот раздел – и мы… Если он, конечно, до того сам не объявится…" – и они снова углубились в лежащий перед ним толстый фолиант. Только Шмулик обронил: "Отличная идея, девчата! Придумайте что-то и для нас!" – "Подумаем, поищем. Может, придётся вручную смастерить…" – проворчала Ренана.
***
Ноам захлопнул толстый фолиант, и ребята с явным облегчением последовали его примеру. От стола все четверо рванули в студию, собираясь продолжить работу.
Ноам, вздохнув, поплёлся за ними, на ходу включая ницафон. Он установил его в режим защиты и связи. С клавиатуры полился тихий красивый мотив – музыкод соединения с Ирми. Долгих полминуты звучал этот мотив, повторяясь снова и снова, но ответа так и не поступило. Ноам закрыл прибор, потом снова попытался повторить вызов, но с тем же результатом. Он попробовал связаться с Максимом, потом с Хели, но… То ли связи не было, то ли… но об этом парню думать не хотелось. Он пробурчал: "Наверно, "чёрная дыра"… бывает… Мы ещё не научились их пробивать".
Близнецы побуждали самих себя и младших друзей активней подбирать мелодии в различных регистрах и вариантах, но сейчас это у них плохо получалось. Всех мучило беспокойство за отсутствующего Ирми, за Бенци, о котором так до сих пор и не было ничего известно, за Гилада и Ронена, которые, по их расчётам, должны были бы уже и появиться. Цвика и Нахуми сегодня никак не могли связаться с отцами, и это их удручало.
Глядя на кузенов, и Ширли ощутила острое беспокойство за отца, перемешанное с угрызениями совести – ведь она сбежала из дома Арье, узнав, что вот-вот должны придти родители. Кидая взгляд на Ноама, она не могла избавиться от раздирающих её мучительных чувств, навеянных мыслями об отце…
Вечером после ужина близнецы уселись на продавленном старом диване в салоне и начали грустно музицировать. У их ног пристроились братья Магидовичи. Шмулик наигрывал грустную мелодию на флейте, а Рувик подыгрывал на гитаре и грустно напевал без слов.
В салон неожиданно вошла Ренана, а за её спиной замаячила Ширли. Рувик тут же перестроился, взял аккорд в другой тональности, чем вызвал у Шмулика сильнейшее недоумение, побудив его отнять флейту от губ, и затянул, глядя в пространство:
Ты мне грезилась грустной мелодией
На границе меж явью и сном
Расходящейся трелью арпеджио
Расплывалось дробилось лицо
Взор лучился тоскою неясною
Эхом гулким бродя в узких улиц щелях
Погрязая в туманах дождях
Септаккорды тритоны и септимы
Разрешений искали Увы
Неизвестной минорной тональностью
Ты явилась меж явью и сном
Неспокойны тревожны созвучия
Не несут ни покоя ни ясности
Непонятной печалью звучит твой напев
Этих зыбких созвучий не спеть…
Шмулик не сводил с брата удивлённого взгляда.
Девочки застыли, а Ширли залилась жгучим тёмным румянцем. Ренана дослушала песню до конца и начала сверлить грозным взглядом братьев: "А я бы на вашем месте пошла спать!" – "А с чего вдруг?" – "Так уж…" – туманно произнесла девушка, обняла Ширли, и так в обнимку они прошли через салон и скрылись в комнате.
Ренана тихонько ворчала: "Вот ведь лабухи-лопухи! Ничего не соображают…"
***
Только после полуночи появился измученный Ирми, таща за собой пухлый мешок с каким-то тряпьём. Он бросил устало: "Это для маск-костюмов, попрошу девчат что-нибудь сообразить…" Кинув мешок в угол салона, он позвал всех троих Доронов на кухню и усадил рядышком с собой. Сначала он жадно накинулся на холодные остатки ужина – в этот час в квартал Юд-Гимель электричество подавалось в таких мизерных количествах, что его едва хватало на слабое освещение комнат, а ницафоны без него никто не догадался подзарядить. Поев, Ирми мрачно произнёс: "Я не хочу раньше времени сообщать мальцам… и девчатам тоже, особенно Ширли. У Магидовичей был налёт дубонов, буквально через пару часов после исчезновения Ширли… У Арье орудовала шайка, которой руководил Галь Блох, а у Амихая орудовал Гай с приспешниками. Галь арестовал своего дядю, Гай – не тронул. Но оба они, то ли сами решили, то ли была команда сверху, увезли детей, заявив, что родители, на дурном примере старших сыновей, антистримеров и хулиганов, показали, что детей воспитывать они не могут, не знают, где шляются их несовершеннолетние сыновья – и с кем. Короче, детей раскидали по интернатам Эрании, чтобы труднее было найти… Только Лиору отвезли в Шалем, к мамаше… Откуда-то им всё известно о ситуации у Амихая… Нахуми ещё не в курсе…" Рувик вскочил и сжал кулаки. А Ноам тихо воскликнул: "Какое счастье, что Ширли успела сбежать! Что её ждало бы, если бы и её там захватили?!" – "Да, девочке крупно повезло… или интуиция… Она не знает, что в это время там, у Арье, были её родители. Отцу стало плохо, а любящий сынок позаботился отвезти его в больницу, а что это такое нынче, мы знаем…" – "Да что ему-то может грозить! – он же не антистример, а как бы свой! Участвовал в разработке этой ихней… как-её-там… угишотрии…" – пробурчал Шмулик, Ноам бросил на него сердитый взгляд.