О Гаврииле Попове я писал неоднократно. Напишу еще раз, он сам напросился, пишет и пишет в газете «Московский комсомолец», газете хитро–вредной несмотря на народно–тиражную любовь (у меня есть специальная статья «про это»). Попов неглупый человек, маскируется отлично, но «новая» идеология коммунистическая из него так и прет, если присмотреться. Например, в № от 19 июля он перебирает мнения Солженицына, Троцкого и Ивана Ильина о тридцать седьмом годе сталинщины. Главной особенностью идеологии Попова является социализм типа того, что представил нам А. Толстой в упомянутом «Гиперболоиде…», хотя это и скрывается. Это выражается в том, что простому народу вообще не надо думать, что я ставлю на первое место, за него думает Попов и сообщает всем желающим. А еще в том, что псевдоэлите надо официально разрешить брать взятки как во времена российского «кормления» в средних веках. Он об этом прямо и объявил по «ящику» еще в будущность свою московским мэром. И поэтому ленивый Попов сошел с этой должности в пользу Лужкова, который с присущей ему энергичностью и поставил это дело на поток, отдав все 9 миллионов москвичей во власть чиновников, и даже узаконив это в своих «законах» Москвы. Об этом у меня тоже статья есть. Называется «Почему не любят власть имущие «Ворошиловского стрелка» Говорухина?» Но коммунизм Попова выражен совсем неявно, думать надо, чтобы все это извлечь на божий свет.
   Методическая же уловка Попова состоит в том, что он, впрочем, как и все «историки», старается рассматривать глобальный вопрос Земли на изучении отдельной гальки, валяющейся на морском берегу в содружестве других миллиардов таких же галек, как в Сочи. И на основе этой «галечной науки», совершенно также как выше упомянутый «инженер гайки номер восемь», сообщает нам «как нам жить дальше», как «обустраивать Россию».
   Солженицын у Попова «не выделяет… открывающего эпоху государственного социализма», который Попову очень нравится (см. «Манифест Тони Блэра и Герхарда Шредера» («МК» от 10.12.1999)). Солженицын «в Большом терроре (Сталина – мое) видит только деструктивную силу», что «совпадает у него с подходом авторов «щоковых реформ»». И поэтому не видит нового строя – постиндустриального. Мало того, именно поэтому «программа обустройства России Солженицына оказалась не у дел». Между тем эта программа как я показал в другой работе «оказалась не у дел» совсем по другим причинам. Во–первых, потому, что Солженицын предложил земское правление регионами России, что неминуемо ведет к суверенизации народов ее, несмотря на то, что Солженицын очень любит единую Россию. Во–вторых, нынешней элите, захватившей нефть, газ, алмазы и прочие богатства «единой» России совсем не нужно, чтобы эти богатства оказались за ее границей. И, в третьих, как говорится, с худой овцы хоть шерсти клок, а Россия вся – худая, поэтому овец надо много в отаре. Но, самое главное состоит в том, что Попов хочет дать очередную панацею России – «постиндустриальное общество», не провозглашая равенство всех перед законом. А как раз в этом–то и состоят ее неисчислимые беды.
   Троцкий же, который в действительности тот же Березовский, своей энергией «сделавший и защитивший революцию», но в результате внутрикремлевской драки оказавшийся на обочине псевдоэлиты, и вынужденный «издалека» огрызаться, у Попова оказывается более значительной фигурой. И если Березовский вдруг, ни с того, ни с сего, помрет, то аналогия его с Троцким будет полной. Чего же такого «не понял» Троцкий, и зачем эта мелкая сошка русской истории вообще понадобилась Попову? Оказывается, Троцкий не понял, что «советская бюрократия сможет решать созидательные задачи». И именно Попов это «понял». А если он это «понял», то я ему сообщаю, что «созидательные задачи» эти достигнуты ужасающей эксплуатацией народа, отставшего в своем развитии не только от Запада, но и от Африки, десятками миллионов трупов из всех сословий, уничтожением самого многочисленного класса России – землепашцев, безжалостной распродажей не только недр, но и всякого другого достояния страны. Отсюда так и прет из Попова дурь, что именно бюрократия – пуп земли. И только для этого, как я думаю, он вспомнил эту мелкую сошку, специально приводя ее слова: «Если бюрократии удастся, переделав формы собственности, выделить из себя новый правящий класс, этот последний найдет себе новых вождей…» Не Путина ли имеет в виду Попов? Ведь именно эти слова Троцкого Попов называет «пророческими». Тогда я прибавлю к этим «пророчествам», что ныне закон в России стал совершенным «дышлом», что чуть ли не все законы подряд и чем дальше, тем – больше, попирают Конституцию России в самой ее основополагающей части, первых ее двух главах. И делает это главным образом его соратник и заместитель «по Москве» – Лужков.
   Чем же там Ильин провинился, чтобы дать шанс Попову стать оракулом? «Представив аргументированную и развернутую критику старой элиты советского строя, Ильин не сумел разглядеть особенностей той элиты, которую насаждал Сталин». Ибо «сталинская элита была, несомненно, более профессиональной. <…> Она была нацелена на экономический подъем своей страны. При подходе Ильина трудно объяснить появление в советской элите Жуковых и Рокоссовских, Завенягиных и Ванниковых, Королевых и Туполевых, Курчатовых и Харитонов, Улановых и Эйзенштейнов – элитных звезд по всем лучшим мировым стандартам». Что Жуков – не Суворов, берегший солдат и побеждавший за счет своего военного гения, это всем известно. Жуков – это копия Миниха, заваливавшего стены и рвы трупами своих солдат, чтобы забраться в осажденный город. Что Рокоссовский – блатной, которых всегда ценили на Руси (см. другие мои работы), но не в этом дело. Главное, что он не мог работать даже у себя на родине, в Польше, в мирной обстановке. Поэтому, какой же он «звезда по лучшим мировым стандартам»? Королев и Туполев – воспитанники тюремных «шарашек», а вовсе не «звезды по лучшим мировым стандартам». Об остальных не буду даже упоминать, они просто обыкновенные гении из народа, не из элиты, которым удалось по разным причинам завоевать расположение псевдоэлиты. Зачем тогда они потребовались Попову? Чтобы доказать его «правоту» насчет «экономического подъема страны»? Так это же страшно мелкое «доказательство». Оно именно таково потому, что тысячи потенциальных гениев, гораздо выше Жукова, были или уничтожены, или им не дали развить своих способностей. Достаточно проверить, сколько всемирных гениев имеет наша страна на душу населения, и сравнить эти данные с данными из демократических стран Запада. И будет все ясно, а собственные имена наших «гениев» как доказательство – померкнут. И вместе с ними померкнут как «более профессиональная сталинская элита», так и «нацеленность на экономический подъем своей страны».
   Между тем, ильинские характеристики элиты, даже те, которые дал Попов, весьма близки к тем, которые и я пропагандирую. Только из этих характеристик Попов не сделал никакого вывода, кроме того, что «Ильин не разглядел» того, что «разглядел» сам Попов. А Ильин, между прочим, «разглядел» как сам Попов его цитирует, что «советская элита окажется неспособной эффективно руководить страной после краха коммунистической партии и советской власти». То есть Ильин прямым текстом говорит, что элиты как таковой при советской власти быть не может, ибо она «неспособна эффективно руководить страной» без палки, которой партия и советская власть является. И уж совсем бессмысленным выглядит тогда приведенный Поповым список «гениев» советской власти, якобы, что–то доказывающий.
   Теперь надо сделать некоторые более общие выводы. Ни один из создателей идеологий для народа, и Попов в их числе, кроме Моисея, не пропагандировал для народа независимый суд как таковой. А ведь в этом все дело, если не заостряться на само собой разумеющемся: суд должен быть равным для всех. Ислам и христианство всех сортов, смешав в кучу моральные и литургические заповеди и предоставив разрешение вопросов «правильно – неправильно» богу в лице чиновников от церкви, тем самым отказались от использования судебной власти. И только стыд перед Западом заставил их имитировать эту самую судебную власть, которая, тем не менее, сплошь и рядом подвергается правке от тех же самых церковных чиновников и светских властей, получивших название «телефонного права». Упразднение на Западе завоевания судебной власти пропагандировал католицизм, соорудивший «святую» инквизицию, но потерпел поражение. Только поэтому мы и имеем сегодня не только понятие, но и судебную власть как таковую, несмотря на то, что ее постулировал еще Моисей.
   За каким же чертом еврею–торговцу Моисею потребовалось это разделение? Притом тогда, когда уже не только сформировался для евреев принцип их жизни – просачиваться сквозь племена на основе торговли, но и уже после того как они вышли в свой знаменитый поход. Ведь, как вы помните, в поход воинство Моисея вышло с Первозаконием в руках, вернее, на каменных скрижалях, носимых в ковчеге. И в пути Моисей вдруг переменил эти скрижали, водрузив туда Второзаконие.
   Дело в том, что мешанина из литургии и морали в Декалоге делала торговцев такими же рабами во всем и вся своего бога Яхве, вернее «книжников» и «левитов», которые выступали от его имени. И им приходилось надеяться не на себя, не на свою предприимчивость, знания и ум, а – на бога Яхве. Но и это еще не все. Во–первых, торговля – это почти всегда обман, недаром говорится «не обманешь – не продашь». И как же быть торговцу при заповедях типа «не укради», «не делай лжесвидетельства»? которые соседствуют с заповедями типа «не поклоняйся другому богу, Яхве – твой бог», «принеси Яхве от тука своего». Во–вторых, живучи вкраплениями в чуждой им среде, но за счет этой среды, то есть, мало общаясь между собой, евреям–торговцам надо было дать инструмент идентификации между собой и отличия от всех прочих, неевреев. Моисей своим Второзаконием сразу разрубил этот «гордиев узел», одним росчерком пера превратив недостатки в преимущества.
   Отныне литургия и закон (мораль) были отделены друг от друга. С помощью Яхве и строжайшей литургии в честь его, свободной от всяких других «дурацких» заповедей, евреи–торговцы идентифицировались друг с другом, принадлежа к одному сообществу, что было важнейшей составляющей разрозненного племени. Притом бог Яхве нисколько не мешал обманывать всех прочих людей, не принадлежавших к «возлюбленным» Яхве, лжесвидетельствовать, не почитать мать с отцом, если на данный момент это было выгодно и необходимо, и так далее. Таким образом, Яхве раз и навсегда перестал вмешиваться в людские дела, осуществляемые друг с другом, они его нисколько не интересовали. Мало того, он этим поощрял обман всех прочих, неевреев, амхаарцев, рабов земли, то есть, производителей товаров, которые евреи с выгодой для себя продают и обменивают. Зато внутреннюю еврейскую структуру, основанную на почитании Яхве, надо было еще более упрочить. Для этого и только между евреями должна была появиться новая структура – суд, эпоха судей. Заметьте, судьи существуют только среди евреев и для евреев. Для того чтобы евреи все–таки почитали родителей и не воровали друг у друга. У неевреев воровать уже можно.
   Таким образом, была создана элита общества, и это была действительно элита. Ибо евреев Тора заставляла быть непременно грамотным, пробивным и предприимчивым, знать всему и вся цену. Это на первых порах. Затем появилась псевдоэлита, и в первую очередь, служители культа, которые заржавели около своих книг, потеряв предприимчивость, не утратив жажду наслаждений. И оберегали этот свой статус уже с помощью законов, которые сильно деформировались.
   Внедряясь в восточные царско–эмирские дворы на матримониальных правах, они и првинесли с собой в них понятие элиты общества, которое сильно видоизменилось и стало наследственным, а не благоприобретенным. На Востоке евреи почти перестали торговать, представ там наследственными рабовладельцами. Но некоторые, не вписавшись в эту жизнь по разным обстоятельствам, создали Хазарский каганат на основе чистой торговли. А потом все–таки растворившись на «святой» Руси в качестве рабовладельцев. Из восточного колена Израилева почти никто не попал в Западную Европу, так, мелкие осколки, в основном в городе Буда (часть Будапешта), он же Офен (офеня знаете, что такое?). Закон в этих краях был простой показухой, он соблюдался только среди элиты, а затем и псевдоэлиты. Оно и ныне – так. Вот именно поэтому закон у нас, что дышло, куда повернул, туда и вышло.
   На Западе вторая составная часть еврейской религии – закон, очень распространилась благодаря мореплаванию, ее развезли «древние» греки, которые тоже в основном евреи. А теперь вспомните, что я писал выше насчет добровольной группировки народа вокруг западноевропейских замков. Так закон впитывался в сознание простого народа, в массовое сознание. За самим законом народ потребовал и своих прав человека, так как на свет рождаются именно с этими правами, равными для всех. Несмотря на то, что католичество отчаянно с этим боролось.
   Вот когда над этим как следует подумаешь, и все взвесишь, жалкие потуги Попова кажутся такими мелкими камушками на берегу моря, составляющими его пляж. И такими жалкими представляются создатели религий и идеологий, что одно и то же. Хотя ума от них и не отберешь.
   Вы только представьте себе! Сколько веков существует Восток и Запад? А воз, как говорится, все там же. И только от этого надо плясать, как от печки, а не выдумывать «вещи в себе», из самих себя растущие. Мир дожил, конечно, до понимания, что идентификация среди себе подобных с помощью религии – не самое главное достижение человечества. Куда важнее закон. Но понимания того, что закон должен быть равным для всех, а не только для «евреев», все еще на трех четвертях поверхности Земли – терра инкогнито, неизвестная земля. И только над этим надо сегодня задумываться людям, а не о дурацких идеологиях, капитализма и коммунизма, которых ныне в чистом виде в природе вообще нет. А Попов чем занимается? Он просто дозирует капитализм и коммунизм по капле в месиво, которое называет чем–то «новым». И ему невдомек, что убрав или добавив каплю той или другой субстанции в это месиво, получим новое месиво, и таких «месив» можно из этих двух субстанций нагородить тысячи, если не больше.
   Вообще говоря, псевдоэлита, так как элиты ныне вообще нет, не считая евреев, закон и его исполнение выдумывает только для себя, любимых. И это с особенной наглядностью видно на примере сегодняшней России. Без идеологии, но со старушкой–церковью, без веры, но с надеждой на батюшку–царя, которому вообще плевать на людей, усидеть бы на троне. В общем, многонациональный народ устал и просит только, чтобы ему дали свободно и тихо умереть.
    Петр I – мифический царь
    Введение
   В других своих работах, например «Про кремли, чети, засеки, первых Романовых и казаков–разбойников» и ряде других, включая книгу «Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории», я показал, насколько русская история не является собственно историей. Она – идеология, идеология «единой и неделимой» империи. И к истории не имеет никакого отношения. Впрочем, как и почти вся мировая официальная история почти не имеет отношения к действительной истории народов Земли.
   В официальной русской истории поворотными моментами являются «хазары», «татаро–монгольское иго», Иван Калита, Иван III, Дмитрий Донской, Иван Грозный, «избрание» дурака Михаила Романова, «реформы» Алексея Михайловича, Петр I и Екатерина II. За исключением двух последних, всем остальным я посвятил немало страниц. Почитайте, сами увидите, что это не история, а чистейшей воды пропаганда на базе все той же идеологии «единой и неделимой русской земли» как таковой, без учета и упоминания нужд и чаяний 200 народов на ней проживающих. То есть, 200 реальных в прошлом и потенциальных в будущем государств.
   О Екатерине «Великой» я писать не собираюсь. Достаточно сказать, что эта распутная баба, разбоем посаженная спецслужбами на русский престол, на борьбу с «Емелькой» Пугачевым направила великого полководца Суворова, который не проиграл ни одной своей военной операции и поэтому враз победил Пугачева. (Об истории российских спецслужб с древнейших времен у меня есть специальные работы, например «Технология российского рабства»). Достаточно сказать, что она только изображала царствование, лежа с мужиками в постели и за взятки «переписываясь» с Вольтером, а «собирали» русские земли совсем другие, например Потемкин, да и те же братья Орловы под руководством Панина и Шешковского, в свою очередь, представлявшего спецслужбы. Вы только представьте себе, например, Ежова, Ягоду или Берия способными как Шешковский пытать на дыбе любого графа и князя России без поддержки многотысячной сплоченной и строго ранжированной камарильи спецслужб. А в истории–то Шешковский показан как простой палач, исполнитель чужой воли по рубке голов. Где организация, я спрашиваю?
   Итак, о Екатерине я писать не буду, зато добавлю кое–что о спецслужбах. Если уж в верноподданной дюжине апостолов Христа нашелся Иуда, то почему в каждой дюжине простых россиян не найдется? Если уж невдалеке от сотворения мира Авраам (был такой любитель бога) решился собственными руками закласть собственного, единственного сына Исаака, отвечая на идиотскую просьбу бога, то почему нам не иметь Павликов Морозовых, закладывающих отцов? Только человеческая мораль, и она отнюдь не от бога, а от опыта, позволяет людям бороться против этого естественного желания отщепенцев. И там, где Павликов Морозрвых не ставят нам в пример для подражания, у спецслужб намного «короче руки». Спецслужбы же с длинными руками рано или поздно добираются до самих царей. Про это в других работах, а я перехожу к анализу истории Петра.
    Источники
   Наш великий историк Карамзин – старший современник Пушкина, но историю Петра писать не стал. И не только Петра, но вообще историю Романовых (Петр – третий Романов), остановившись на царе Шуйском, последнем как он считает Рюриковиче.
   Поэтому лучшим источником по Петру следует считать именно Пушкина, тем более что он написал бы историю Петра, не будь не вовремя застрелен Дантесом. Тем более что острейшим образом нуждался в деньгах, получить которые ни от кого, кроме царя, не мог.
   Я это к тому говорю, что и Карамзин писал свою Историю как поденщик, ибо даже жил как царская приживалка во «флигельке» Зимнего дворца. Естественно, не от больших доходов от своих имений. Именно поэтому, я считаю, История государства Российского получилась у Карамзина – почти сплошь вранье. Точно такое же вранье получилось бы и у Пушкина, ибо на период написания им Подготовительных текстов к истории Петра денег у него было – почти ноль, а деток – четверо, и жена – прелестнейшая фрейлина. А фрейлинам «спецодежду» тогда не выдавали, впрочем, как и сейчас. Коммунисты, правда, выдавали.
   Карамзин – не русская фамилия, а какая – историки не говорят, намекая, что татарская. Хотя она – пермская, о Великой Перми знаете? Вы бы никогда и не узнали о ней, если бы не великопермский, якобы православный, патриарх, бывший когда–то. И именно поэтому якобы была Великая Пермь, естественно, государство, а не город. Но о Великой Перми, опять–таки, русским историкам ничего не известно, разве что в книгах о культуре древних племен. Так вот, вблизи Перми археологами обнаружено древнее блюдо с христианской символикой, притом такой, которая старше самого христианства, ставшего известным на Западе. Я имею в виду Древний Рим и Древнюю Грецию. Из которой мы якобы получили свое православие (подробнее – в других работах). В общем, получается, что христианство мы получили с Востока, из Средней Азии, как помесь ислама и несторианства. Потом заменили его на католицизм, а потом – уже на нынешнее наше православие, которое никак нельзя путать с правоверием предпетровских времен. Оно ведь и ислам – правоверие. Не так ли? (Подробности – в других работах).
   Никто иной, как Карамзин предоставил в своих черновиках, якобы взятых у немца Миллера, нанятого Петром писать нашу русскую историю по «найденной в Кенигсберге» Несторовой летописи (Радзивилловская), великопермский русский алфавит, смахивающий на кириллицу. Но значительно арабизированный. И именно в этом алфавите я нашел, что «русская великопермская» буква «з» пишется как «о». Но, еще большее удивление у меня возникло, когда сам Карамзин на этой же странице с великопермским алфавитом пишет свою фамилию совершенно четко – «Карам оин», то есть, тоже употребляя букву «о» вместо «з».
   Теперь вспомним, что сам Карамзин родился в 1766 году, всего 40 лет спустя после смерти Петра (1725). Вспомним, что совершенно безграмотного русского царя Шуйского, «читавшего» календарь вверх ногами, выкупившего все календари до единого, привезенные в Россию каким–то западным купцом, и велевшего их сжечь немедленно, Карамзин описывает с большой любовью. У меня же получается, что Шуйские – вообще волжские казаки–разбойники, своим разбоем почти прекратившие торговлю на Волге. (См. другие мои работы). А затем направившиеся отбирать власть у донских казаков–разбойников в Москву (потомков Ивана Калиты и Дмитрия Донского), вернее даже – в Коломну, под видом «поляков». И отобравших этот «бизнес», который заключался в работорговле собственным народом в Кафу через реку Дон. Народ–то был, конечно, не «собственный», а представлял собой «чудь белоглазую» (светлоглазую), искони тут проживающую и «не знавшую оружия». Потому и прозванную «чудаками». Вы же сами не знаете, поди, откуда взялось у нас это слово чудак.
   Естественно предположить, почему именно Карамзин остановился в своей истории на предромановской эпохе. Он ведь из потомков еврейских (хазарских) предводителей волжских казаков–разбойников, давших Великой Перми «русскую» грамоту. И беден он стал потому, что именно Петр I лишил его предков имения под видом уничтожения старой знати, бояр и стрельцов.
   Несомненно, что Пушкин – гений литературы и очень образованный человек для своего времени. Но и Карамзин – великий литератор, и только каторжная работа над Историей государства Российского не дала ему возможности проявить свой природный талант в собственно литературе. Что касается образования, то Карамзин для своего времени был едва ли не образованнее Пушкина, ведь он не кончал Царскосельский лицей, где как в любой русской школе преподают больше ненужного (идеология), чем нужного. Поэтому самообразование всегда на Руси более качественно нежели «регулярное, систематизированное» образование.
   Я это к тому сообщаю вам, что не могли русские цари Александр I и Николай I, оба немного дубоватые, не сговариваясь нанять для написания русской истории самых наилучших представителей российской интеллигенции. Вернее даже единственных, самых наилучших. Заметьте также, что история Петра так и не была написана фактически до коммунистов, которые опять–таки нашли, даже выписали из–за границы, великолепнейшего русского писателя Алексея Толстого, создав ему барские, боярские условия в голодной коммунистической стране. Не верите? Тогда почитайте письмо Толстого к Бунину, где он пишет: «Ваня, приезжай, у меня тут два автомобиля…». Вы можете себе представить два автомобиля у писателя в 20–х годах прошлого столетия? Это по цене приблизительно как ныне две титановые подводные лодки типа потонувшего «Курска» с полным атомным вооружением на борту.
   Спросите себя сами: кто кроме А. Толстого в те годы мог написать историю Петра? Уж не Демьян ли Бедный? Уж не Николай ли Островский и тем более, подневольный вор Шолохов? (Чувствуете руку КГБ?) Не Ильфа же с Петровым заставлять. Не Платонова и не автора «Белой гвардии», «Доктора Живаго» и не того, кому Лужков собрался поставить на Чистых прудах памятник в виде примуса. Сами ведь знаете, что это невозможно.
   Сам факт того, что Бунин не откликнулся на призыв Толстого ехать немедленно в Россию, говорит, что Алексей Толстой был хотя и велик, но продажен как «m?dchen f?r alle». И, все равно, А. Толстой был очень умен, и отомстил коммунистам за свое принуждение писать историю Петра, написав «Гиперболоид инженера Гарина», в котором только дурак не увидит суть русского коммунизма на примере рабочего класса острова, откуда Гарин докопался до «оливинового пояса Земли».
   Говорить о самой истории Петра, написанной Толстым хотя и в виде романа, но озаглавленной именно как история (Петр Первый) и составленной в хронологической последовательности как у самого Карамзина, я не буду. И у Карамзина в Истории государства Российского много поэтики, хотя у него и не роман, а именно история. И поэтика эта сильно помогает ему врать, сбивать читателя с толку. Он расписывает всяческие мелочи, не относящиеся к истории, вернее, высасывая их из пальца. И тем самым, не дает читателю подумать над логикой событий. В результате алогичные детали, насыщенные мутью, разделяются друг с другом, растягиваются не по хронологии, а по самому чтению, и читатель не в состоянии увязать эти алогизмы в сплошную цепочку, из которой был бы виден алогизм. Скажу лишь, что у Толстого получилось именно то, что собрался написать Пушкин за хорошие деньги в свое далекое время.
   Перехожу к анализу Подготовительных текстов Пушкина к Истории Петра, заметив при этом, что в этих «текстах» с величайшей скрупулезностью перечислены все моменты жизни и деятельности Петра, до самых мельчайших. И поэтому это и есть история Петра. Пушкин не успел туда налить воды а–ля Карамзин и а–ля А. Толстой. Например, как Меншиков протягивал иголку с ниткой сквозь свою щеку.