Кэрол Тейт улыбнулась:
– Слава богу, машина казенная.
Чандлер рассмеялся:
– Да. А я, слава богу, не плачу налоги.
В салоне запахло выхлопом, и они поняли: началось. Тейт решила выйти из машины, взглянуть, что случилось, и порыв ветра едва не сорвал дверцу с петель. В салон полетел снег. Цинк оглянулся и в красном свете задних фонарей с трудом различил Кэрол, качавшую головой. В машине уже выстыло.
– Расплющило глушитель, – сообщила Кэрол Тейт, вновь забираясь в автомобиль и выключая мотор.
– Если печка не будет работать, мы замерзнем.
– А если будет – отравимся, – ответила американка.
– Вы всегда так принимаете туристов?
– Нет. Обычно мы устраиваем для них пешую экскурсию по штату, что я и собираюсь сейчас сделать.
Выйдя из машины, они попали прямехонько в лапы к грубияну-ветру, который тотчас принялся швырять снегом им в лицо. Всякий раз, как Чандлер щурился, крутящийся водоворот крошечных хлопьев принимал новые причудливые и зловещие формы. "Снежные призраки", – подумал инспектор, чувствуя, как лицо коченеет на морозном ветру. Казалось, метель вобрала в себя всю злобу мира.
– Идемте, – крикнула Тейт. – Если я ничего не путаю, впереди должен быть мотель.
– Я ни черта не вижу!
– Тогда положитесь на мое чутье.
Пробиваясь сквозь яростный ветер, гнавший густую поземку, они вышли к мотелю у пруда. Видимость была нулевая, и не наткнись Тейт на рекламный щит, они прошли бы мимо. На стоянке кто-то бросил снегоочиститель. Безумный ветер хохотал под стрехами. Кэрол рывком открыла дверь.
– Вы, ребята, привидения или люди? – спросил человек за конторкой, глядя на Цинка и Кэрол, белых с головы до пят.
– Нам нужны две комнаты, – сказал Чандлер, топая ногами, чтобы стряхнуть снег с ботинок.
– Боюсь, вам не повезло, приятель. Таких, как вы, здесь уже полно. Осталась только одна свободная комната.
– Кроватей две? – спросила Тейт.
– Нет, одна двуспальная. Но, ясное дело, похуже, чем во дворце.
– Видели-видели, на ночном канале, – засмеялась Кэрол. – "Это случилось однажды ночью" – так, кажется?..
– Я похож на Кларка Гейбла? – поинтересовался Цинк.
– Угу. Вы оба лопоухие. – Тейт достала из кармана шубы монету. – Орел или решка? Кто проиграет – спит на полу.
Комната оказалась маленькая, но уютная, с камином. Половицы держались не на гвоздях, а на шпонках. Стены украшали виды Новой Англии – сельские пейзажи, переливающиеся всеми красками осени. Снаружи разъяренный ветер штурмовал окна. Пока Тейт разжигала огонь, Чандлер спустился вниз и купил бутылку вина. Когда он уходил, управляющий подмигнул ему и понимающе улыбнулся.
Вернувшись, Цинк обнаружил, что Кэрол во фланелевой клетчатой рубашке и джинсах растянулась на полу перед весело потрескивающим огнем. Она лежала на боку, подперев правой рукой подбородок, и линии ее тела плавно спускались в глубокую долину у талии, чтобы затем круто взмыть, очерчивая бедро.
"Спокойно, мальчик, – подумал Чандлер, – поездка чисто деловая".
– Ну, – сказала Тейт, когда канадец откупорил вино, – о ком поговорим сначала? О Розанне Кийт или о Рике Хайд?
– О Кийт, – ответил Цинк, наполняя вином принесенный из ванной пластиковый стакан и передавая его Кэрол.
– Ваше здоровье! – Тейт пригубила вино. – С чего начать?
– С ее прошлого, – ответил Чандлер, устраиваясь рядом с ней перед огнем и расслабляясь в тепле.
– Розанна происходит из старинного род-айлендского рода. Некий Кийт значился среди тех, кто в 1636 году бежал с Роджером Уильямсом из массачусетского Салема, чтобы основать колонию в Провиденсе. Состояние Кийтов наживалось поистине веками.
– А ее отец и мать? Что они?
– Ее отец, Енох Кийт, родился в 1924 году, если не ошибаюсь. Мои записи остались в машине. Он унаследовал капиталы Кийтов, сосредоточенные в Ньюпорте – это несколькими милями южнее – и поместье Кийтов, там же. В восемьдесят четвертом старик умер, и с тех пор за домом присматривает Общество охраны памятников архитектуры. У Еноха была сестра, на два года моложе его, Елена. О ней потом.
Отец Еноха занимался антрепризой – варьете, нью-йоркские и лондонские театры, первые голливудские фильмы. В молодости сам Енох подвизался при нью-йоркской сцене. Там в 1950 году – опять-таки, если мне не изменяет память – он познакомился с актрисой и женился на ней. В пятьдесят третьем она родила ему ребенка, девочку, которую назвали Розанной, а в пятьдесят пятом умерла от рака.
– Розанна – единственный ребенок? – спросил Чандлер.
– Может быть. А может, и нет, если верить свидетельским показаниям, данным на прошлогоднем судебном разбирательстве.
– Что за разбирательство?
– Попытка опротестовать завещание Еноха Кийта.
Цинк снова наполнил стаканы.
– Ходят слухи, – сказала Тейт, – что физическое и психическое здоровье многих поколений Кийтов оставляло желать лучшего. И мужчины, и женщины страдали наследственной скрытой шизофренией. Вдобавок женщины из рода Кийт периодически награждали своих сыновей гемофилией, которой болеют только мужчины. Но это вы наверняка знаете.
– Да. В роду королевы Виктории было то же самое.
– Да... В общем, Кийты не одну сотню лет несли на себе проклятие нездоровья, – продолжала Тейт. – В Ньюпорте их прозвали "новыми Эшерами".
Она поворошила угли в камине. Цинк подлил ей вина. На стены комнаты ложились блики – то красные, то ярко-оранжевые; внутри стаканов с "Мутон кадет" тлел рубиновый огонек. Цинку вновь нестерпимо захотелось курить, но он переборол это желание.
– Спасибо, – Тейт отставила высокий стакан с вином на пол и закатала рукава, обнажив сильные запястья и красивые руки с длинными ухоженными пальцами.
– Из материалов суда следует, что Енох Кийт очень любил жену. После ее смерти он пережил нервное расстройство и заперся в своем ньюпортском поместье. Елену, его сестру, лишили наследства, когда она сбежала из дома и вышла за моряка. Союз, однако, оказался непрочным: моряк удрал с теми скудными средствами, что молодая прихватила из дому. Тогда Елена – у нее началась тяжелая депрессия – вернулась в поместье.
В комнате становилось жарко, и Цинк снял свитер. Кэрол расстегнула верхнюю пуговку рубашки.
– Ну вот, – продолжала она, – дальнейшее окутано мраком. Кое-что из того, что вы сейчас услышите, попросту слухи и сплетни, рожденные судебным процессом. А главный мой источник – одна противная любопытная старушенция из ньюпортских богатеек. По ее словам, произошло, в общем, неизбежное. Невероятно хрупкое душевное равновесие Еноха и Елены, их совместное затворничество и потребность в немедленном утешении привели к инцесту. Говорят, Елена вскоре по возвращении домой узнала, что беременна, и снова сбежала, опасаясь, как бы Енох не заставил ее избавиться от ребенка под тем предлогом, будто отцом может оказаться он, а не ее беглый морячок.
– Кто-нибудь родился? – спросил Чандлер.
– Да. Но в регистрационном журнале бюро контроля за рождаемостью указана фамилия давно испарившегося мореплавателя Елены.
– Мальчик или девочка? – спросил Цинк.
– И мальчик, и девочка, – ответила Тейт. – В 1957 году Елена Кийт родила двойню. Их назвали Сакс и Рика Хайд.
* * *
21:51
– Вот, Цисси, – сказала Дебора, засыпая гигиеническим наполнителем новый лоток и усаживая туда котенка. – Будешь ходить сюда. Только сюда! Понятно?
Нарцисса взглянула на нее с укоризной: "Но ковер в гостиной куда мягче!"
– Нечего так смотреть, кисуля. Здесь яхозяйка. И будет по-моему, а не по-твоему.
"Посмотрим", – ответили глаза Нарциссы, и тут зазвонил телефон.
"Опять, – испуганно подумала Дебора. – Он следил за мной. Ведь я только вошла".
Она подошла к телефону, неуверенно потянулась к трубке, помедлила, потом сняла ее и поднесла к уху.
И быстро повесила.
Звонки Пыхтуна заставляли Дебору думать о Сиде – а это воскрешало воспоминания о Саксе Хайде.
Отвратительные воспоминания.
* * *
Суббота, 11 сентября 1971 года
13:00
Играя с Мистером Нибсом, Дебби вдруг уловила за дверью какое-то движение. Сначала она подумала, что это отец, но тот, мертвецки пьяный, храпел на диване в гостиной. Рика, как всегда, пропадала в музыкальном магазине, мать лежала в больнице – значит, оставался только Сакс.
Дебби погладила Мистера Нибса и спустила с рук.
– Кто там? – спросила она.
В следующий миг глаза одиннадцатилетней девочки округлились от страха: через порог переступил Сакс, совершенно голый, от макушки до пят вымазанный густой черной грязью. От лобка и постепенно восстающего члена расходились нарисованные по грязи серебряные молнии. Крохотные, с булавочную головку, зрачки Сакса буравили Дебору, на чумазом лице сверкали белые зубы. Голову парень полил красной гуашью, и она растеклась по телу, как кровь из рубленой раны.
– Ты моя рабыня, – объявил Сакс. – Покажи пиписку.
Дебора медленно встала с кровати и попятилась к открытому окну. Мистер Нибс вспрыгнул на подоконник. Девочка ни на секунду не спускала глаз с брата. «Сакс, ты больной», – прошептала она.
Он засмеялся и вошел в комнату.
– Ктулху жив, ведьма. Поиграем?
Он кинулся на девочку. Дебора крикнула: «Помогите!» – но выпрыгнуть в окно не успела: Сакс схватил ее за руку. «А ну раздевайся», – рявкнул он и стал рвать на ней юбку.
Дебора ударила брата кулаком по лицу. В ответ Сакс треснул ее по спине. С его щеки отваливались куски засохшей грязи в потеках гуаши. Дебора упала на пол. Сакс схватил ее за ногу, рванул вверх, и девочка повисла в воздухе вниз головой. «Снимай», – приказал Сакс и полез к Деборе под юбку, нашаривая резинку трусиков – но вдруг из коридора донесся резкий щелчок.
Сакс круто обернулся и увидел в дверном проеме Рику с пластинками. Та снова прищелкнула пальцами и ткнула в Сакса:
– Ну ты. Отпусти ее.
Сакс выпустил ногу Деборы.
– А теперь топай ко мне и жди меня. Поиграть захотелось, братик? Я покажу тебе, как надо играть.
Дебби с трудом встала и двинулась к окну.
– А ты, – Рика опять прищелкнула пальцами, – сиди здесь и не вздумай на него настучать. Пикнешь – оторву твоему коту башку и запихну тебе в глотку.
Она повернулась и вышла.
Весь следующий час Дебби, в одиночестве глотая слезы, слушала скрип пружин Рикиной кровати.
* * *
Суббота, 25 января 1986 года
22:02
На улице беснующаяся в черноте вьюга успела насыпать снега на добрый фут. Порывистый шквальный ветер и не думал утихать. Воздух за окном превратился в густую взвесь ледяных кристалликов. Чандлер сходил за второй бутылкой. Управляющий опять подмигнул:
– Берите-ка сразу две. Не придется одеваться, чтобы идти за третьей.
Когда Цинк вернулся в комнату, Кэрол стояла у окна. Она обернулась, улыбнулась и сказала:
– Моя восьмилетняя племянница рвала бы и метала. Она строго-настрого воспретила мне якшаться с незнакомыми мужчинами: по телевизору говорили, от них можно подхватить хрипер.
– Вы рассеяли заблуждение девочки? – спросил Чандлер.
– Пыталась. Я спросила, может, они сказали "грипп"? А она возмутилась: "Хри-пер! Ты что, не слышала? Хрипер!"
Чандлер вздохнул:
– Ох, дети, дети.
– Угу. – Тейт снова отвернулась к окну.
– Кэрол, мне нужно достать заверенные копии свидетельств о рождении Розанны Кийт и Рики Хайд. Если они сестры, двоюродные или сводные, это даст нам необходимое звено в цепи улик. А уж если я докажу, что отец обеих девочек – Енох Кийт!..
– Вряд ли что-нибудь получится, Цинк. Ведь именно на этом основании близнецы Хайд пытались опротестовать завещание и проиграли дело. Все доказательства наверняка давным-давно уничтожены. В пятьдесят седьмом, когда родились близнецы, в Ньюпорте на этот счет ходили самые скандальные слухи, вплоть до намеков на то, что в официальные документы занесена неверная дата рождения Рики и Сакса. Кому-то, мол, сунули барашка в бумажке. Тогда, пытаясь сохранить лицо и направить слухи в иное русло, в поместье Кийтов застрелили слугу, за то, мол, что воспользовался душевной болезнью хозяйки. Разумеется, сами Кийты на всех углах трубили, что отец близнецов – Хайд, муж Елены. Все подозрения питались исключительно слухами. Но в понедельник утром, если хотите, мы можем просмотреть записи о рождении.
– Хочу! – обрадовался Чандлер. – Еще мне понадобится копия завещания Еноха и те протоколы судебных заседаний, где речь идет о поместье.
Он откупорил вторую бутылку, и они снова уселись на пол. Некоторое время Тейт, прихлебывая вино, рассеянно смотрела на танцующие языки пламени и вдруг повернулась к Цинку:
– Я вам завидую.
– Завидуете мне, Кэрол? Почему?
– Ну как же – такое красочное великолепие, алый мундир, золотые нашивки! А как вам, ребята, наверное, бывает весело! Ваши традиции позволяют вам иногда смыть грязь нашей работы и встряхнуться.
Чандлер улыбнулся.
– Кэрол, хорошо там, где нас нет... Побыли бы вы в моей шкуре!
Тейт вздохнула.
– Несколько лет назад я летала в Детройт, – сказала она. – Двое ребят из городского управления пригласили меня на пиво, и в конце концов мы забрели в клуб "Тук-тук".
– Что это такое? – полюбопытствовал Чандлер.
– Закрытый кабак для полицейских. Вы стучите в дверь – тук-тук, – открывается маленькое окошечко, и надо показать значок. Если вы в порядке, вас впускают.
– Очень интересно, – хмыкнул Чандлер.
– Внутри было темно, накурено и сидели одни полицейские. На сцене грудастые стриптизерши вытворяли черт-те что с пластмассовыми пистолетами. А потом я услышала очень странный звук: щелк... щелк... щелк... Иногда в лад, иногда нет.
Чандлер поднял бровь.
– Ну-ну, дальше.
– Сперва я не поняла, – объяснила Кэрол, – а потом – щелк-щелк-щелк – все встало на места. Все там сидели полупьяные и, глядя, как девки на сцене любятся с игрушечными пистолетами, взводили и спускали под столом курки настоящих. В тот вечер, Цинк, мне было на редкость муторно. Я думала: неужели эта работа всех нас сделает такими? Неужели впереди нас ждет это?Вы, конные, хотя бы можете надеть алый мундир и потанцевать.
– Кэрол, – и Чандлер озорно улыбнулся ей, стараясь рассеять мрачное настроение, – не прибедняйтесь. Ведь если бы не янки, мы, канадцы, не создали бы конную полицию.
– Будьте лапочкой, плесните мне еще и растолкуйте, об чем вы, – в голосе Кэрол прозвучал игривый намек на ее техасское происхождение.
Цинк наполнил ее стакан.
– В семидесятых годах прошлого века правительство Канады испугалось, что вы, южане, хлынете на запад и захватите наши незаселенные земли. Тогда и создали конную полицию – для того, чтобы остановить вас. А красные мундиры... равнинные кри и черноногие, через чьи земли лежал наш путь, надолго сохранили уважение к солдатам королевы Виктории, Великой Белой Матери. Какая-то газета в Монтане напечатала фразу, вошедшую в историю: "От конных не уйдешь". Видите? Если сдуть мякину, выходит, мы – создание американцев.
Кэрол Тейт засмеялась и ткнула его в плечо:
– Не знаю, комплимент это или плохо завуалированная шпилька, но, черт побери, я с удовольствием припишу себе заслугу создания КККП. Мне очень идет красное.
"Не сомневаюсь", – подумал Чандлер.
* * *
Воскресенье, 26 января
1:15
Чандлер впервые занимался любовью с такой женщиной. Прежде всего, во время акта ему редко удавалось смотреть партнерше в глаза, а рост Кэрол это позволял. Однако еще реже ему попадалось тело крепкое, как у него самого. Кэрол Тейт, без сомнения, по праву могла занять место среди тех немногих настоящих силачей, с кем Цинку доводилось бороться. В какой-то миг она, сжимая Чандлера в объятиях, так вцепилась ему в плечи, чтобы затем с маху усесться на член, что на мгновение Цинк испугался за свой позвоночник и явственно увидел, какое лицо будет у управляющего, когда утром его постояльца понесут на носилках. На пике наслаждения Кэрол испустила вопль, слышный, вероятно, и тремя этажами ниже, и ногтями пропахала на спине Цинка три борозды глубиной с ущелье в Скалистых горах. Никогда прежде Чандлер не видел, чтобы женщина вкладывала в оргазм столько первобытной животной силы. Когда они оторвались друг от друга, тело у Чандлера ныло так, словно он несколько часов отработал в спортзале. Впрочем, ощущение было приятное.
Но сейчас, лежа в темноте без сна (Кэрол мирно посапывала в его объятиях), Цинк с беспокойством размышлял о том, что не почувствовал ничего иного. Сколько у него в жизни было связей на одну или две ночи? Пятьдесят? Сто? Двести? Да какая разница? Это развлечение для молодых, а он уже не молод. Важно другое: после такой любви без любви он чувствовал опустошенность.
В молодые годы Цинка сильнее всего пленяло в женщинах (он полагал, что это имеет и обратный ход) то, как сложно угадать по внешнему облику, чего следует ждать в постели. Одна из самых скверных любовниц Цинка вне его объятий бурлила энергией, точно ядерный реактор. А заводя роман с одной из лучших своих женщин, с виду – типичным синим чулком, Чандлер искренне полагал, будто делает бедняжке большое одолжение.
Может быть, он не хочет уравнять секс и любовь оттого, что его молодость пришлась на шестидесятые? Почему он чувствует себя беженцем, затерянным в мертвой морали прошлого? Он и здесь ощущал себя сторонним наблюдателем. Чужаком. Там, где дело касается эротической сферы, не следует держать дистанцию.
Цинка все чаще пугали предметы его размышлений. Ведь легче легкого растерять все лучшее, что в тебе есть...
Он лежал в темноте рядом с Кэрол, свернувшейся калачиком, и гадал, что чувствует она. Может быть, то же самое? Тейт, днем такая независимая, уверенная в себе, сдержанная, сейчас, во сне, льнула к нему. Два незнакомца ищут убежища от ветра, гуляющего между мирами...
"Такая чудесная женщина, – думал Цинк. – Почему ты ничего не чувствуешь?"
Снаружи над замерзшим прудом скорбно стенала вьюга.
* * *
Англия, Лондон
3:16
Хилари Ренд была в ярости. Ее правая рука сжималась и разжималась, костяшки пальцев побелели.
Накануне во второй половине дня было обнаружено обезглавленное тело детектив-инспектора Дерика Хона. Его обнаженный труп был распростерт на залитой кровью постели, на полу валялась гильотина. В сердце мертвого Хона рука убийцы вонзила косу, пришпилив к груди жертвы записку: "Леграсс, берегись звезд!" Ярд перевернул вверх дном всю квартиру, но голова Хона исчезла.
А теперь это.
Больница неподалеку от Кингс-Кросс была маленькая, старая, без вывески. За окнами, забранными снаружи решетками, горели огоньки северного Лондона. Ренд стояла в душной комнате на третьем этаже и смотрела на труп зарубленной топориком медсестры. Зрелище не для слабонервных: из расколотого черепа торчало орудие убийства.
К Ренд подошли главная медсестра и женщина-констебль.
– Мы обыскали все здание. Их нет, – доложила констебль.
– Что-нибудь пропало или не на месте?
– Дверь в котельную – ее обычно держат на замке – взломана. Мы нашли в коридоре их ботинок.
– С какой стороны взломали дверь?
– Изнутри.
– Из котельной есть другой выход?
– Да. В старый туннель-бомбоубежище.
– Этот туннель соединяется с канализацией?
– Да, – ответила главная медсестра.
"Как он это делает? – задумалась Ренд. – Под землей в ключевых точках установлено больше сотни камер и детекторов света, но не поступило ни одного сигнала. В том числе и от трех устройств, расположенных вблизи больницы. Что же это за дьявол? Человек-невидимка?"
– Обследуйте каждый дюйм туннелей под прилегающими улицами, – приказала Ренд и повернулась к главной медсестре: – Они сами могли это сделать?
– Господь с вами, детектив! Конечно, нет, – ответила та.
– А выжить без медицинского ухода они могут?
– Едва ли, – покачала головой сестра. – Коэффициент интеллектуального развития у них около восьмидесяти пяти. А уж искалечены они...
– Почему их не разделили? – спросила Ренд.
– Это нельзя сделать хирургическим путем: слишком много общих органов.
– У вас есть фотография?
– Да, – ответила сестра. Она открыла папку, которую держала в руках, и протянула Хилари снимок.
"Скажите на милость, что здесь происходит? – подумала Хилари. – Зачем было их похищать? Это же сценарий фильма ужасов!"
Она смотрела на фотографию, и ее сердце сжималось от жалости: сиамские близнецы, сросшиеся боками. Непомерно большие головы и тусклые пустые глаза. У одной близняшки две ноги и нет рук. Зато другой достались четыре неестественно вывернутые руки. Каждая заканчивалась пятью скрюченными пальцами.
* * *
3:22
Дверь-зеркало заскрипела, открываясь: Вурдалак вернулся из канализации.
Он прошел в глубь подвала и остановился, выискивая на самодельном коллаже на стене за телевизором нужную картинку.
Камера запечатлела цирковых уродов: безрукого и безногого Рэндиана, бородатую женщину Ольгу, Пита – живой скелет, Джозефа-Джозефину – полумужчину, полуженщину, сиамских близнецов Фиалку и Маргаритку и четырех лилипутов – Шлитци, Зипа, Пипа и Дженни-Ли.
Это был кадр из фильма "Уроды", снятого Тодом Браунингом в 1932 году.
"Тебе каюк, Ренд", – подумал Вурдалак.
Motley Crew
(Пестрая компания)
Провиденс, Род-Айленд
8:15
Цинку Чандлеру отчаянно хотелось курить. Во-первых, дым заглушил бы мерзкий вкус во рту (зубная щетка Цинка по-прежнему лежала в сумке, а сумка – в брошенной ими на дороге машине). Во-вторых, он не знал, куда девать руку, не занятую чашкой с кофе. И в-третьих, и последних, поскольку до завтрака они с Кэрол опять занимались любовью, в голове у него засела дурацкая шутка времен ранней молодости: "Ты опосля того дымишь?" – "Не знаю, не смотрел". "Брошу, когда закончится расследование", – пообещал он себе. Увы, это было типичное для курильщика оправдание собственного слабоволия.
Ресторанчик с видом на пруд – заведение типа "У мамочки-папочки" – притулился под боком у мотеля. За ночь снега навалило на два с половиной фута. Небо по-прежнему затягивали тучи, но в заплатанном облачном пологе то и дело возникали прорехи, откуда било слепящее солнце, заставляя снежные кристаллики на земле взрываться бело-голубыми сверхновыми.
– Я не в претензии, – нарушила молчание Кэрол Тейт. Она глядела в окно. На другом берегу пруда четверо тепло укутанных ребятишек катались с горки. За санями с лаем бежала собака.
– Я тоже, – ответил Цинк.
– Тогда чем займемся вместо взаимных попреков?
– Выследим Розанну Кийт, если это возможно. И поговорим с Рональдом Флетчером.
Они заказали крестьянский завтрак: сосиски, бекон, по два яйца-пашот и маленькую горку оладий. Пока они ели, на дерево за окном села сойка и выщипнула кусочек жира из вывешенного на мороз пластикового пакета.
– Что еще известно о Розанне? – спросил Чандлер.
– Всякого понемножку. Она очень похожа на свою мать, и отец души в ней не чаял, просто молился на нее. До восемнадцати лет Розанна жила в поместье, потом уехала в Европу учиться живописи. Кажется, в Париже. Говорят, она росла очень избалованной, распущенной, сумасбродкой, купалась в деньгах и устраивала сногсшибательные вечеринки. Чтобы войти в ее круг, нужно было ко всему относиться наплевательски. Как-то раз она устроила вечеринку, где одна из парочек занималась любовью, и никто, в том числе и сами участники, не знал, кто с кем развлекался.
– Это как же?
– Подробностей я не знаю.
– Что случилось с ее отцом, Енохом Кийтом?
– В пятьдесят пятом умерла от рака его жена, и у него произошел нервный срыв. Все, с кем я говорила, в один голос твердили, что Кийт так и не оправился от него. Он профинансировал несколько постановок, но все они провалились. Тогда он заперся в имении и все больше замыкался, тоскуя о любимой жене. Год назад, летом, он умер.
– Как?
– Утонул. Упал возле бассейна, когда рядом никого не было, ударился головой о бетон и соскользнул в воду. Ходил старик с трудом, опираясь на трость. В медицинском заключении говорится, что смерть наступила от несчастного случая. В тот день слуги были выходные, и тело обнаружили только поздно вечером.
– Розанна тогда была в Европе?
– Нет, примерно годом раньше она вернулась домой и жила в поместье. Прошлой весной на суде, когда официально утверждали завещание Еноха, близнецы заявили: Розанна убила отца. Но доказать это не смогли.
– Где была Розанна в день смерти Еноха?
– По ее словам, ездила за покупками. Но это подтвердилось лишь отчасти.
Чандлер знаком попросил официантку принести кофе и снова подумал, как кстати пришлась бы сейчас сигарета. Но он зашел далеко, и бросить курить стало делом принципа. Бросать так бросать. Цинк не собирался сдаваться.
– Это было самое громкое судебное дело года, род-айлендский скандал десятилетия. Близнецы – Рика и Сакс Хайд – пробовали опротестовать завещание, ссылаясь на то, что Енох Кийт их родной отец, и, следовательно, каждый из них имеет право на такую же долю наследства, что и Розанна. Сплетники были в восторге. Деньги, власть, кровосмешение, убийство, грязь, грязь, грязь.
– И поэтому прошлым летом Розанна уехала из Ньюпорта в Канаду?
– Судя по тому, что о ней известно, вряд ли. Она из тех, кто в атмосфере сплетен расцветает. Говорят, Ванкувер – самый красивый город Северной Америки?
– Несомненно.
– Тогда переезд туда – перемена вполне в стиле Розанны. Она выиграла процесс, и настало время идти дальше.
– Близнецы не получили ничего?
– Ни цента.
– А почему они вообще потребовали судебного разбирательства? Чем они доказали свое право судиться с Розанной?