Страница:
Райан молча завел мотор и, следуя инструкциям Гриффита, домчался до его дома в Хэмпстед-Хит. Вылезая из машины, он дружески похлопал ладонью по баранке «Феррари».
– Может, зайдешь на минуточку? – предложил Гриффит. – У меня есть фотографии твоего дяди и деда с бабкой.
Райан колебался. Ему вспомнился клан Уэсткоттов – тупые неряхи, которых он всегда стыдился. Какими окажутся его настоящие родственники? Ведь ради того, чтобы познакомиться с ними, он, собственно, и отправился в Англию…
В доме Райана поразила дорогая мебель. Школьником он любил смотреть телевизор и имел представление об образе жизни богачей по сериалам. Здесь же все говорило о вкусе владельца, а именно тонкий вкус его мать всегда ценила больше всего. Но разве у людей со вкусом принято увешивать стены картинами от пола до потолка?
Пригласив Райана в заваленную книгами комнатушку, Гриффит достал потертый фотоальбом. Райан медленно перелистал первые несколько страниц – сплошь дядя Гарт и Гриффит рядом со своими самолетами: валяются на крыле, гримасничают в кабине, стоят на хвостовом оперении, висят на пропеллере. Любому дураку видно, что они были закадычными друзьями и любили летать.
– А это Луиза и Том Бейли, родители твоей матери, – Гриффит указал на пожилую пару на следующей странице.
Райан пригляделся к обоим. Квадратной челюстью и острым носом он пошел в деда.
– Они погибли во время бомбардировки Лондона?
Гриффит грустно кивнул:
– Я сделал эти фотографии на семейном обеде, который они устроили в мою честь. Спустя считанные дни немецкая бомба угодила прямиком в их дом. Слава богу, что Мэри и Гарта не оказалось дома.
Райан рассматривал черно-белые снимки. Вот его мать под руку с Тилли, на голове – старомодная шляпка. Мать и дядя Гарт гримасничают перед объективом. Мать показывает пирог, испеченный, видимо, по этому торжественному случаю. Мать в летной куртке Гриффита.
– Что это? – спросил Райан, указывая на фотографию, на которой его мать демонстрировала изнанку куртки.
– Я нарисовал на подкладке куртки карту. Никогда ведь не знаешь, когда и где тебя собьют. Мне не хотелось потеряться.
У Райана пробежал по коже холодок. Во Вьетнаме, отправляясь на задание, он всегда брал с собой подробную разведывательную карту.
Гриффит улыбался своим воспоминаниям:
– Карта пригодилась. По этому поводу мы и веселились. Меня сбили, две недели обо мне не было ни слуху ни духу. Я прятался во французской рыбачьей деревушке и размышлял, на чем бы переправиться через Ла-Манш. Трудная задача, когда знаешь одну-единственную фразу по-французски. Я услышал ее от твоей матери: «Vrai amour ne se change». – Гриффит вздохнул. – «Истинная любовь не меняется».
Сукин сын, он не сомневался, что она в него влюблена! Видимо, Мэри была в его жизни всего лишь одной из множества женщин. Еще бы, ведь он абсолютно неотразим со своими безупречными чертами и этими зелеными глазами, от которых невозможно отвести взгляд! Такому следовало бы вытатуировать на лбу предостерегающую надпись!
– Коньяк? – Гриффит наклонился к столику на колесиках.
Райан небрежно кивнул, словно пил коньяк каждый день. Взяв налитую только до половины рюмку, он подумал, что ему везет на скупердяев, и выпил коньяк залпом. В желудке у него тут же вспыхнул напалм, пламя рвануло вверх и обожгло глотку. Он закашлялся и посмотрел слезящимися глазами на Гриффита, который, усмехаясь, потягивал коньяк микроскопическими глоточками.
– Мы с Гартом подружились, как только познакомились. Знаешь, как это бывает?
Райан кивнул. У него было так с Брэдом Сэмюэлсом, вторым лейтенантом, назначенным к ним в роту, когда Райан уже отслужил первую половину срока. Они сразу стали неразлучны. Так продолжалось до высоты 666. Среди всех, кого спас Райан, один Брэд был ранен так тяжело, что не мог идти сам. Райан тащил его на спине, вернее, полз, волоча его за собой. Когда он дотащил Брэда до медсанбата, санитар сказал: «Мертв»…
– Бейли стали приглашать меня на все свои семейные торжества. Впервые в жизни я почувствовал себя счастливым. Знаю, это звучит дико: ведь война была в самом разгаре. Но у меня было тогда все, что мне хотелось, – не то что сейчас. Семья, хороший друг, чувство причастности к большому хорошему делу, собственной необходимости. Летая, я знал, что это смертельно опасно, и все-таки испытывал восторг!
– А моя мать?
– Она хорошо понимала, с кем имеет дело. Всю войну я неустанно менял женщин, а в Мэри видел только друга. Я ее никогда не поощрял – и даже не потому, что она была родной сестрой Гарта и я боялся ее обидеть. Просто Мэри… мне не подходила.
Гриффит отвел глаза.
– Какого же черта тебе было нужно?! Я не видел женщины, более верной и преданной, чем моя мать!
Гриффит тяжело вздохнул:
– К сожалению, мы не всегда любим прекрасных женщин. Я чувствовал ответственность за Мэри, поэтому после гибели Гарта и их родителей проводил с ней столько времени, сколько мог. Но я никогда к ней не прикасался. Просто Гарт просил меня приглядывать за Тилли и своей сестрой. Я считал своей обязанностью исполнять его просьбу.
– Тилли ты тоже очень помог: то-то она живет в трущобах!
– Я не знал… После отъезда Мэри в Америку я ни разу не виделся с Тилли. Она была в бешенстве, что я не женился на твоей матери. Посмотрим, примет ли она мою помощь теперь.
– Поздно! Я о ней уже позаботился – дал денег, чтобы она смогла перебраться в более приличное место.
Гриффит задумчиво прищурился:
– А что до твоей матери… Сам не понимаю, как это произошло, но однажды ночью я с ней переспал. К сожалению, подобно многим женщинам, она ставила знак равенства между сексом и любовью. Я просил у нее прощения, а она плакала, льнула ко мне, твердила, что всегда меня любила. Я перестал с ней встречаться.
– Чепуха! Забеременеть с одного раза? Что-то не верится.
– Мне тоже это не могло прийти в голову, но, видно, в жизни всякое бывает. Когда я узнал, что она вышла замуж за Уэсткотта, американского рядового, угрызения совести перестали меня мучить. Жаль, что их брак не был счастливым. Жаль, что этот Уэсткотт был жестоко тобой…
– Ничего, я справился. – Райан не собирался плакаться Гриффиту в жилетку.
– Выслушай меня и не перебивай, пока я не закончу. У меня есть для тебя интересная работа. Опасная и потому хорошо оплачиваемая: двадцать пять тысяч фунтов в год.
Райан вытаращил глаза. Дома он никогда не заработал бы столько без образования. Весь вопрос в том, хочет ли он ишачить на человека, бросившего его мать?
– Базироваться будешь здесь, – продолжил Гриффит, словно не замечая его состояния, – но работа требует частых поездок в Африку. Мне нужен смелый и сообразительный человек. Подумай над этим предложением.
Невнятно пробормотав: «Спокойной ночи», – Райан встал. Он уже почти дошел до двери, когда Гриффит окликнул его, он едва успел поймать брошенные ему ключи от «Феррари».
– Возьми машину: в такой поздний час ты все равно не найдешь такси.
– А ты не боишься лишиться своего «Феррари» навсегда?
Гриффит усмехнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.
– Я совершенно спокоен: ведь ты – сын Мэри.
16
– Может, зайдешь на минуточку? – предложил Гриффит. – У меня есть фотографии твоего дяди и деда с бабкой.
Райан колебался. Ему вспомнился клан Уэсткоттов – тупые неряхи, которых он всегда стыдился. Какими окажутся его настоящие родственники? Ведь ради того, чтобы познакомиться с ними, он, собственно, и отправился в Англию…
В доме Райана поразила дорогая мебель. Школьником он любил смотреть телевизор и имел представление об образе жизни богачей по сериалам. Здесь же все говорило о вкусе владельца, а именно тонкий вкус его мать всегда ценила больше всего. Но разве у людей со вкусом принято увешивать стены картинами от пола до потолка?
Пригласив Райана в заваленную книгами комнатушку, Гриффит достал потертый фотоальбом. Райан медленно перелистал первые несколько страниц – сплошь дядя Гарт и Гриффит рядом со своими самолетами: валяются на крыле, гримасничают в кабине, стоят на хвостовом оперении, висят на пропеллере. Любому дураку видно, что они были закадычными друзьями и любили летать.
– А это Луиза и Том Бейли, родители твоей матери, – Гриффит указал на пожилую пару на следующей странице.
Райан пригляделся к обоим. Квадратной челюстью и острым носом он пошел в деда.
– Они погибли во время бомбардировки Лондона?
Гриффит грустно кивнул:
– Я сделал эти фотографии на семейном обеде, который они устроили в мою честь. Спустя считанные дни немецкая бомба угодила прямиком в их дом. Слава богу, что Мэри и Гарта не оказалось дома.
Райан рассматривал черно-белые снимки. Вот его мать под руку с Тилли, на голове – старомодная шляпка. Мать и дядя Гарт гримасничают перед объективом. Мать показывает пирог, испеченный, видимо, по этому торжественному случаю. Мать в летной куртке Гриффита.
– Что это? – спросил Райан, указывая на фотографию, на которой его мать демонстрировала изнанку куртки.
– Я нарисовал на подкладке куртки карту. Никогда ведь не знаешь, когда и где тебя собьют. Мне не хотелось потеряться.
У Райана пробежал по коже холодок. Во Вьетнаме, отправляясь на задание, он всегда брал с собой подробную разведывательную карту.
Гриффит улыбался своим воспоминаниям:
– Карта пригодилась. По этому поводу мы и веселились. Меня сбили, две недели обо мне не было ни слуху ни духу. Я прятался во французской рыбачьей деревушке и размышлял, на чем бы переправиться через Ла-Манш. Трудная задача, когда знаешь одну-единственную фразу по-французски. Я услышал ее от твоей матери: «Vrai amour ne se change». – Гриффит вздохнул. – «Истинная любовь не меняется».
Сукин сын, он не сомневался, что она в него влюблена! Видимо, Мэри была в его жизни всего лишь одной из множества женщин. Еще бы, ведь он абсолютно неотразим со своими безупречными чертами и этими зелеными глазами, от которых невозможно отвести взгляд! Такому следовало бы вытатуировать на лбу предостерегающую надпись!
– Коньяк? – Гриффит наклонился к столику на колесиках.
Райан небрежно кивнул, словно пил коньяк каждый день. Взяв налитую только до половины рюмку, он подумал, что ему везет на скупердяев, и выпил коньяк залпом. В желудке у него тут же вспыхнул напалм, пламя рвануло вверх и обожгло глотку. Он закашлялся и посмотрел слезящимися глазами на Гриффита, который, усмехаясь, потягивал коньяк микроскопическими глоточками.
– Мы с Гартом подружились, как только познакомились. Знаешь, как это бывает?
Райан кивнул. У него было так с Брэдом Сэмюэлсом, вторым лейтенантом, назначенным к ним в роту, когда Райан уже отслужил первую половину срока. Они сразу стали неразлучны. Так продолжалось до высоты 666. Среди всех, кого спас Райан, один Брэд был ранен так тяжело, что не мог идти сам. Райан тащил его на спине, вернее, полз, волоча его за собой. Когда он дотащил Брэда до медсанбата, санитар сказал: «Мертв»…
– Бейли стали приглашать меня на все свои семейные торжества. Впервые в жизни я почувствовал себя счастливым. Знаю, это звучит дико: ведь война была в самом разгаре. Но у меня было тогда все, что мне хотелось, – не то что сейчас. Семья, хороший друг, чувство причастности к большому хорошему делу, собственной необходимости. Летая, я знал, что это смертельно опасно, и все-таки испытывал восторг!
– А моя мать?
– Она хорошо понимала, с кем имеет дело. Всю войну я неустанно менял женщин, а в Мэри видел только друга. Я ее никогда не поощрял – и даже не потому, что она была родной сестрой Гарта и я боялся ее обидеть. Просто Мэри… мне не подходила.
Гриффит отвел глаза.
– Какого же черта тебе было нужно?! Я не видел женщины, более верной и преданной, чем моя мать!
Гриффит тяжело вздохнул:
– К сожалению, мы не всегда любим прекрасных женщин. Я чувствовал ответственность за Мэри, поэтому после гибели Гарта и их родителей проводил с ней столько времени, сколько мог. Но я никогда к ней не прикасался. Просто Гарт просил меня приглядывать за Тилли и своей сестрой. Я считал своей обязанностью исполнять его просьбу.
– Тилли ты тоже очень помог: то-то она живет в трущобах!
– Я не знал… После отъезда Мэри в Америку я ни разу не виделся с Тилли. Она была в бешенстве, что я не женился на твоей матери. Посмотрим, примет ли она мою помощь теперь.
– Поздно! Я о ней уже позаботился – дал денег, чтобы она смогла перебраться в более приличное место.
Гриффит задумчиво прищурился:
– А что до твоей матери… Сам не понимаю, как это произошло, но однажды ночью я с ней переспал. К сожалению, подобно многим женщинам, она ставила знак равенства между сексом и любовью. Я просил у нее прощения, а она плакала, льнула ко мне, твердила, что всегда меня любила. Я перестал с ней встречаться.
– Чепуха! Забеременеть с одного раза? Что-то не верится.
– Мне тоже это не могло прийти в голову, но, видно, в жизни всякое бывает. Когда я узнал, что она вышла замуж за Уэсткотта, американского рядового, угрызения совести перестали меня мучить. Жаль, что их брак не был счастливым. Жаль, что этот Уэсткотт был жестоко тобой…
– Ничего, я справился. – Райан не собирался плакаться Гриффиту в жилетку.
– Выслушай меня и не перебивай, пока я не закончу. У меня есть для тебя интересная работа. Опасная и потому хорошо оплачиваемая: двадцать пять тысяч фунтов в год.
Райан вытаращил глаза. Дома он никогда не заработал бы столько без образования. Весь вопрос в том, хочет ли он ишачить на человека, бросившего его мать?
– Базироваться будешь здесь, – продолжил Гриффит, словно не замечая его состояния, – но работа требует частых поездок в Африку. Мне нужен смелый и сообразительный человек. Подумай над этим предложением.
Невнятно пробормотав: «Спокойной ночи», – Райан встал. Он уже почти дошел до двери, когда Гриффит окликнул его, он едва успел поймать брошенные ему ключи от «Феррари».
– Возьми машину: в такой поздний час ты все равно не найдешь такси.
– А ты не боишься лишиться своего «Феррари» навсегда?
Гриффит усмехнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.
– Я совершенно спокоен: ведь ты – сын Мэри.
16
– Твоя ваза продана, – объявила Лорен Саманте, которая вытаскивала из духовки противень со свежеиспеченными сережками.
– Так скоро? – Впервые за время знакомства с девушкой Лорен увидела на ее лице искреннюю улыбку.
– Стоило мне ее выставить, как к ней тут же начали прицениваться. – Лорен положила на кухонный столик деньги. – У тебя есть другая такая же?
– Нет. Я и подумать не могла… – Саманта жадно сгребла деньги.
– Талант не скроешь. Ты не должна ограничиваться безделушками. – Лорен направилась к двери. – Можешь не ждать меня к ужину: вечером мы с Виолой пойдем на «Мисс Сайгон».
Лорен спустилась в лифте на первый этаж, но не сразу вышла под дождь. Только услышав гудки темно-бордового «Ягуара», она, раскрыв зонтик, быстро сбежала с крыльца.
– Ты сегодня обедаешь с Финли? – спросила Виола по дороге в «Рависсан».
– Да. Я решила постараться очаровать как можно больше критиков: очень хочется, чтобы они благосклонно отозвались о картинах Игоря.
– Игорю покровительствуют две женщины – это нехорошо, – задумчиво сказала Виола. – В Англии процветает мужской шовинизм. Пусть страной правит королева, а среди парламентариев затесалось несколько женщин, чуть ниже все равно торжествует давняя традиция. Сама знаешь, в отличие от США здесь совсем мало бизнес-леди.
– Да и в США все почти так же. Сомневаюсь, чтобы женщина, будь она хоть на тысячу голов выше прочих претендентов, могла пройти в президенты. Хотелось бы думать, что могла бы, но что-то не верится…
– Зато в Америке женщины часто занимают ответственные должности, и это не вызывает у мужчин зависти, – заметила Виола, штурмуя глубокую лужу.
– Все не так просто. Мужчин просто заставили смириться.
– А вот британские мужчины не желают мириться с успехом женщин! Может, они вообще на это не способны? Не забывай о традиции взаимопомощи, которая зародилась в мужских клубах.
– Что ты имеешь в виду?
– Меня беспокоят критики, – призналась Виола. – Мне очень хочется, чтобы Игоря признали. По-моему, они отнеслись бы к нам более серьезно, если бы среди нас был мужчина.
– Побольше веры в себя – и все будет хорошо. Не волнуйся, Финли я возьму на себя.
– Ты уж прости, но я не могу не волноваться за Игоря. Ты же знаешь, насколько он мне дорог.
Виола заехала на стоянку. Выйдя из машины, женщины поспешно раскрыли зонтики. Завернув за угол, Лорен заметила «Астон-Мартин» Райана. Ему, как всегда, не хватило обочины, и он заехал прямо на тротуар. Приходилось удивляться, как он до сих пор избегает колодок на колеса за неправильную парковку.
Лорен вдруг почувствовала, что у нее тревожно забилось сердце. Ей предстояло встретиться с Райаном в первый раз после той ночи. Прошло три длинных дня – не длинных, а попросту бесконечных! Несмотря на его беспардонность и абсолютное неумение себя вести, она отчаянно по нему скучала. «Он тебе не подходит!» – твердило ее правое полушарие. «Нет, подходит!» – не уступало левое.
Откуда такая нерешительность? Она поступила так, как должна была поступить, а теперь его следовало забыть. Вряд ли между ними опять может что-то возникнуть после того, как она заявила Райану, что он похож на Руперта Армстронга. Райан тогда бросил на нее уничтожающий взгляд и ушел, не сказав больше ни слова.
И почему она сболтнула про Руперта? Ни малейшего сходства! Внешность Руперта была учтивым фасадом, за который невозможно было заглянуть; а Райан, наоборот, говорил все, что думал, не боясь оскорбить собеседника. Трудно было найти других столь непохожих друг на друга людей. Единственное, что их сближало, – оба всегда добивались своего, пусть разными путями. Наверное, именно поэтому ее подсознание поставило их на одну доску. И лучше всего прислушаться к этому мудрому предостережению.
– Смотри-ка, на «Астон-Мартине» приехал вовсе не Райан, а Игорь, – сказала Виола огорченно.
– Что в этом плохого? – Лорен облегченно перевела дух: она еще не была готова к встрече с Райаном. – Я говорила ему о меню, вот он, наверное, и захотел его обсудить.
– Здравствуйте, – приветствовал их Игорь с широкой улыбкой. – Льет как из… бочки?
Как всегда, на нем был видавший виды свитер, из-под которого торчал вышедший из моды воротник рубашки. На запястье у него красовались новые часы – не с Микки Маусом, но тоже детские, с оранжевым ремешком и украшением в виде ядовито-зеленой рожицы и фиолетовых ладошек.
– Видимо, вы собирались обсудить, что будет подаваться на открытии вашей выставки? Я считаю, что можно ограничиться закусками. Потом угощение продолжится в новых апартаментах Бейзила Блэкстоука. Чем будет кормить гостей он, я не знаю и не…
– Игорь не хочет, чтобы на открытии была икра, – вмешалась Виола.
– Но ведь это типичная русская еда! – удивилась Лорен, не заметив предостерегающего взгляда подруги. Игорь сразу набычился.
– В России икру ест только начальство. Партийные боссы. Спросите людей в очередях, когда они в последний раз видели икру.
– Но здесь все иначе! – не сдавалась Лорен. – Мы не стоим в очередях, а покупаем то, что можем себе позволить. Наши гости рассчитывают на первосортное угощение. Мы побалуем их белужьей икрой в хрустальных блюдечках и самым лучшим шампанским.
– Бурда! – сказал Игорь по-русски.
– Игорь хочет сказать, что настоящие мужчины не пьют шампанское, – перевела Виола.
– Очень даже пьют…
В следующий момент Лорен вспомнила Райана. Он терпеть не мог шампанское и, как видно, заразил этим Игоря. Не хватало еще, чтобы Райан диктовал ей, как принимать гостей!
– Наш бар полон самых разных напитков. Тот, кто не захочет шампанского, сможет выбрать напиток себе по вкусу. – Лорен улыбнулась, полагая, что дискуссия окончена.
– Ни шампанского, ни икры! – отрезал Игорь. – Только сыр и английская водка «Борроуз».
Виола взяла его за руку:
– «Борроуз» – хорошая водка, но не самая лучшая. Предлагаю остановиться на «Танкерей сильвер». К ней подойдет английский чеддер и еще два-три сорта сыра.
Лорен не верила своим ушам. Аристократка Виола согласна предложить гостям только водку и сыр! А ведь половина из них наверняка ожидает шампанского «Кристалл», в крайнем случае – виски четвертьвековой выдержки. И, разумеется, икры.
– Я – британский подданный родом из России, – изрек Игорь гордо. – Хочу, чтобы на моей выставке подавали лучшую английскую водку и лучший английский сыр, больше ничего! – Он неожиданно подмигнул Виоле. – И вообще, зачем много есть, когда впереди ужин? Напрасная трата денег.
– Вас к телефону, миссис Уинтроп, – позвала секретарь. – Звонят из Америки.
Пол! Каждый раз, беседуя с ним по телефону, Лорен радовалась, что он все больше приходит в себя. Ничто не имело для нее такого значения, как выздоровление брата. Прежде чем броситься на зов, она сказала Виоле и Игорю:
– Если разобраться, то главное – не то, чем мы кормим, а то, какую живопись выставляем. Позвони на фирму, обслуживающую прием, Виола. Пусть создадут из сыров что-нибудь выдающееся.
Схватив трубку, Лорен крикнула:
– Пол!
– Нет, это Дэвид Маркус. Я ознакомился с вашим докладом о достижениях галереи. Очень впечатляюще! С репродукциями Кассатт вы тоже добились успеха. Но почему я не вижу контракта с Макаровым? Видимо, вы забыли прислать его мне на рассмотрение.
Лорен нахмурилась: раньше он не позволял себе диктовать ей, как поступать.
– Мы не подписывали контракта, а ограничились устным соглашением.
– Как же вы будете распоряжаться работами Макарова и печатать репродукции, не имея контракта? Представьте: вы тратите уйму денег на рекламу – на саму выставку вы уже израсходовали много тысяч, – а он вдруг берет и уходит?
– Дело в том… – Как объяснить такому типу, как Маркус, что Игорь – человек принципов? Контракт обсуждался, но Игорь проявил твердость: никакого контракта ему не нужно, все равно он в нем ничего не поймет, зачем зря обогащать юристов?
– Перенесите вашу договоренность на бумагу. Бизнес есть бизнес. И пришлите мне факс подписанного контракта.
Лорен нехотя согласилась и повесила трубку.
– Отличные новости! – крикнула довольная Виола. – Я только что говорила с фирмой «Танкерей». Они предоставят нам свою водку бесплатно. Им, оказывается, хочется продвинуть свой продукт на русский водочный рынок – самый емкий в мире.
Лорен кивнула, радуясь не только нежданной удаче, но и тому, что Виола начала хоть в чем-то проявлять инициативу.
– Вы не отвезете меня в «Тант Клэр»? – обратилась Лорен к Игорю. – Это недалеко, к доктору Дигсби вы успеете.
Услышав от Лорен и Виолы, что их беспокоит тюремное прошлое Игоря – как бы газеты не представили его обыкновенным уголовником, – Райан предложил посоветоваться с доктором Дигсби. Это был признанный консультант по контактам с прессой.
– Игорь, – сказала Лорен, сев в машину, – нам все же следует подписать контракт. Это нужно для вашего же спокойствия.
– Не тревожьтесь за меня, я и так спокоен. Ведь вы – мои друзья.
– Поймите, Игорь… – Она старалась действовать мягко, чувствуя, что иначе его упрямство не преодолеть. – Мало ли, что может произойти…
– Я посоветовался с Райаном. Он сказал, что вам можно доверять.
Опять Райан! Поразительно: эти двое, принадлежа к разным мирам, рассуждали одинаково, равно наплевательски относились к жизни… Лорен решила не настаивать: у нее не было причин выкручивать ему руки. Она может кормить Маркуса обещаниями до тех пор, когда выставку уже нельзя будет отменить.
На Гайд-Парк-Корнер «Феррари» угодил в традиционную пробку.
– Почему вы не пошли с Райаном на концерт? – неожиданно спросил Игорь. И снова Райан.
– Я его предупреждала, что у меня другие планы.
– Более важные, чем Райан? – спросил Игорь недоверчиво.
– А почему бы и нет, в конце концов? Я уже пообещала пойти на ужин с другим человеком. Разве хорошо не выполнять свои обещания?
Игорь медленно полз в потоке машин. Лорен было ясно, что она его не убедила.
– Для Райана это очень важно. Он три года не назначал женщинам свиданий.
– Три года?! Что за глупости! У него репутация плейбоя, который встречается с десятком красоток одновременно. Вы чего-то не поняли.
– Он сказал, что после взрыва бомбы стал другим человеком. Теперь он знает, что важно, что нет. Как я после ГУЛАГа.
Лорен уставилась на «дворники», без устали скользящие по ветровому стеклу, но неспособные справиться с потоками воды. А вдруг Игорь прав? Что вообще она знает про Райана? Только то, что слышала от Виолы и Финли. Впрочем, ей он тоже всегда казался настоящим плейбоем. Но что, если его подчеркнутая мужественность – всего лишь камуфляж?
Лорен неожиданно вспомнила руки Райана. Ее удивляла нежность его прикосновений. Он как будто чувствовал, что нужно ее телу. Ах, если бы он был другим человеком – джентльменом, таким же ласковым, как его руки… Увы, он не такой. И лучше перестать о нем думать, иначе можно сойти с ума. Почему не подумать о Гранте, который звонил ей каждый день, или о Финли, пригласившем ее на уик-энд в свой загородный дом? Да о ком угодно, только не о Райане Уэсткотте!
Игорь вдруг дотронулся до ее руки.
– Не огорчайте моего друга. Вы ему очень нравитесь. Может быть, это даже любовь.
– Что?!
– Ну, не знаю, как еще это можно назвать. – Он приложил руку к сердцу. – То, что мы чувствуем здесь, внутри, к тем, кто нам очень нравится.
Игорь затормозил перед рестораном. Швейцар кинулся к машине с раскрытым зонтом размером с походную палатку и распахнул дверцу. А Лорен все сидела, не шевелясь, глядя на Игоря широко открытыми глазами. Наконец она взяла себя в руки, попрощалась и вылезла из машины под дождь.
На пороге «Тант Клэр», стряхивая с волос воду, Лорен попыталась вспомнить все свои встречи с Райаном. Надо сказать, он обращался с ней довольно бесцеремонно, словно не видел в ней ничего особенного. Или она чего-то не заметила? Вряд ли. Да, он постарался довести ее до оргазма, но к этому стремятся все мужчины, просто из гордости. А больше Лорен не заметила никаких признаков его неравнодушия к ней. К сожалению, Игорь ошибся.
– Наконец-то! – Финли шагнул ей навстречу. Она улыбнулась ему, хорошо помня, что дружба с критиками – залог успеха любого предприятия. Хватит размышлять о Райане Уэсткотте!
Финли повел ее по людному залу ресторана. Здесь было принято заказывать столики за неделю, Финли ужинал в «Тант Клэр» ежедневно, поэтому за ним и в обеденное время был закреплен самый лучший столик.
– Помните Честера Рейнолд-Стивенса из «Аполло»?
Заученно улыбаясь, Лорен подала руку критику, с которым познакомилась на аукционе.
– Как чудесно видеть вас снова!
– Я тоже рад. – Его рука оказалась мягкой, как пух.
– А это, – Финли указал на низкорослого худого мужчину с лицом херувима, – мой старый друг Ретерфорд Эймс.
– Здравствуйте. – Еще одно рукопожатие. Лорен обратила внимание на часто моргающие глаза Эймса и внезапно поняла, что он испытывает к ней неприязнь. Тем не менее она села за столик, продолжая улыбаться, и не стала возражать, когда Финли сделал за нее заказ.
Попивая аперитив, Лорен вежливо слушала их разговор о предстоящей выставке в галерее Тейт. Улучив момент, она пригласила всех на выставку Игоря Макарова.
– Непременно! – заверил ее Ретерфорд, а остальные двое согласно закивали. – Мы уже читали его рекламный буклет.
– Вы обратились в новое рекламное агентство? – спросил Финли.
– Да, – ответила Лорен, ободренная его улыбкой. – За рекламу отвечает Виола.
Ретерфорд приподнял одну бровь, но промолчал, а Лорен ничего не стала объяснять. На самом деле Виола сама создала буклет от начала до конца. Замысел заключался в том, чтобы не раскрывать никаких подробностей об Игоре до последнего момента.
– Мне бы хотелось вам посоветовать, – проговорил Честер с обычной для него притворной неуверенностью, – чтобы в следующий раз вы не делали буклеты о новых художниках такими… прилизанными.
– Полностью с вами солидарен, – подхватил Ретерфорд. – Буклет русского недостаточно выразителен. Мне, например, гораздо больше понравился буклет этого американца, Джеффа Кунса.
Хорошо, что Лорен сидела с набитым ртом, иначе она выругалась бы в стиле Райана. Что может быть глупее, чем сравнивать Игоря с Кунсом?! Кунс сначала был агентом по рекламе Нью-йоркского музея современного искусства, потом несколько лет спекулировал акциями на Уолл-стрит и только в последнее время вздумал заделаться художником. От рекламных кампаний Кунса, которые привлекали к нему всеобщее внимание и вздували цены на его опусы на заоблачную высоту, впору было оглохнуть.
Буклет Виолы был совсем другим, но только дальтоник мог бы назвать голубую обложку с серыми буквами «прилизанной». В той же цветовой гамме был выполнен каталог. В рекламных объявлениях, предназначенных для ведущих газет и журналов, должен был фигурировать один из пейзажей Игоря. Однако в отличие от Кунса Игорь не позировал рядом со своими полотнами, как манекенщик.
– Мы попытались привлечь внимание коллекционеров к новому талантливому живописцу, но при этом избежать безудержного восхваления, – заявила Лорен.
Финли с сомнением покачал головой.
– Критики нынче дуют на воду, – сказал он. – Слишком много развелось талантливых русских.
– Когда на аукционе «Сотби» выставлялись на продажу русские авангардисты, специалисты заявили, что два полотна Поповой – подделки, – подхватил Честер. – Но аукционисты отмели подозрения и не сняли картины с продажи.
– В прежние времена такого и представить себе было нельзя!
Лорен жевала мясо, борясь с желанием ответить им грубостью. Она догадывалась, на что они намекают. Когда Таубман задумал купить «Сотби», он всех убедил, что оставит аукцион в том же виде, в каком он существовал с середины XVIII века. Но, едва завладев «Сотби», Таубман стал проводить большую часть аукционов не в Лондоне, а в Нью-Йорке. Британцы не могли с этим смириться. Лорен казалось, что она вызывает неприязнь собеседников как американка, по аналогии с Таубманом. Ей хотелось крикнуть, что ее мать англичанка и что у нее самой британский паспорт, но гордость заставила ее промолчать. Однако, судя по всему, Виола оказалась права: по целому ряду причин эти трое заранее решили, что произведения Игоря не заслуживают интереса…
Лакомясь тирамису и обсуждая с мужчинами достоинства различных десертов и ресторанов, Лорен подбадривала себя мыслью о том, что Райан уже отобрал две картины Игоря для коллекции Гриффита. Но она прекрасно знала, что неблагоприятные отклики критиков способны обескуражить самого талантливого художника. Критикам ничего не стоило заклеймить полные живости работы, назвав их фривольными, серьезные обвинить в претенциозности, а яркие краски обозвать «кричащими».
– Я должен бежать, – объявил Ретерфорд. После его ухода Лорен сказала Финли:
– Мне пора возвращаться в галерею. Спасибо за ленч. – Чувствуя, что ей так и не удалось завязать нужные знакомства, она неожиданно для самой себя добавила: – Сегодня вечером я приглашаю вас на «Мисс Сайгон». У меня отличные места!
Консультант по контактам с прессой доктор Дентон Дигсби был недоволен: клиент по имени Игорь Макаров, которому было назначено на час дня, опаздывал. Дигсби дожидался его в специальной нише, перед двусторонним зеркалом, за которым восседала секретарша. Дигсби взял за правило минуту-другую наблюдать за новым посетителем без его ведома: обращение клиента с секретаршей говорило о нем больше, чем самая пространная беседа.
Как-то в детстве Дигсби забрел в гостиную, где его мать смотрела телепроповедь преподобного Малколма Оггстоуна. Преподобный, как водится, завершил проповедь просьбой к пастве прислать по фунту и обещанием молиться за расщедрившихся. Как ни странно, мать откликнулась на просьбу, и Дигсби немедленно усмотрел в этом прекрасную возможность поправить свои дела с помощью религии. Так родилась цель – самостоятельная телевизионная проповедь и платная молитва!
Преследуя свою цель, он поступил на богословский факультет и благополучно закончил его, получив звание доктора богословия. Но Дигсби был слишком умен, чтобы поверить, будто его диплом станет пропуском в волшебный мир телевидения. Он два года копил деньги и в результате поступил на телевизионные курсы. Когда подошла его очередь, он сел перед камерой, полный решимости попрактиковаться в прибыльном жанре телепроповеди. Но аудитория начала покатываться со смеху еще до того, как он закончил вводную тираду. Посмотрев запись, Дигсби понял, в чем дело. Близко посаженные глаза с темными кругами и задранный нос делали его похожим на енота. Он был попросту не создан для роли телезвезды! Досадно: ведь он так хорошо знал, что нужно делать, чтобы добиться успеха на экране…
– Так скоро? – Впервые за время знакомства с девушкой Лорен увидела на ее лице искреннюю улыбку.
– Стоило мне ее выставить, как к ней тут же начали прицениваться. – Лорен положила на кухонный столик деньги. – У тебя есть другая такая же?
– Нет. Я и подумать не могла… – Саманта жадно сгребла деньги.
– Талант не скроешь. Ты не должна ограничиваться безделушками. – Лорен направилась к двери. – Можешь не ждать меня к ужину: вечером мы с Виолой пойдем на «Мисс Сайгон».
Лорен спустилась в лифте на первый этаж, но не сразу вышла под дождь. Только услышав гудки темно-бордового «Ягуара», она, раскрыв зонтик, быстро сбежала с крыльца.
– Ты сегодня обедаешь с Финли? – спросила Виола по дороге в «Рависсан».
– Да. Я решила постараться очаровать как можно больше критиков: очень хочется, чтобы они благосклонно отозвались о картинах Игоря.
– Игорю покровительствуют две женщины – это нехорошо, – задумчиво сказала Виола. – В Англии процветает мужской шовинизм. Пусть страной правит королева, а среди парламентариев затесалось несколько женщин, чуть ниже все равно торжествует давняя традиция. Сама знаешь, в отличие от США здесь совсем мало бизнес-леди.
– Да и в США все почти так же. Сомневаюсь, чтобы женщина, будь она хоть на тысячу голов выше прочих претендентов, могла пройти в президенты. Хотелось бы думать, что могла бы, но что-то не верится…
– Зато в Америке женщины часто занимают ответственные должности, и это не вызывает у мужчин зависти, – заметила Виола, штурмуя глубокую лужу.
– Все не так просто. Мужчин просто заставили смириться.
– А вот британские мужчины не желают мириться с успехом женщин! Может, они вообще на это не способны? Не забывай о традиции взаимопомощи, которая зародилась в мужских клубах.
– Что ты имеешь в виду?
– Меня беспокоят критики, – призналась Виола. – Мне очень хочется, чтобы Игоря признали. По-моему, они отнеслись бы к нам более серьезно, если бы среди нас был мужчина.
– Побольше веры в себя – и все будет хорошо. Не волнуйся, Финли я возьму на себя.
– Ты уж прости, но я не могу не волноваться за Игоря. Ты же знаешь, насколько он мне дорог.
Виола заехала на стоянку. Выйдя из машины, женщины поспешно раскрыли зонтики. Завернув за угол, Лорен заметила «Астон-Мартин» Райана. Ему, как всегда, не хватило обочины, и он заехал прямо на тротуар. Приходилось удивляться, как он до сих пор избегает колодок на колеса за неправильную парковку.
Лорен вдруг почувствовала, что у нее тревожно забилось сердце. Ей предстояло встретиться с Райаном в первый раз после той ночи. Прошло три длинных дня – не длинных, а попросту бесконечных! Несмотря на его беспардонность и абсолютное неумение себя вести, она отчаянно по нему скучала. «Он тебе не подходит!» – твердило ее правое полушарие. «Нет, подходит!» – не уступало левое.
Откуда такая нерешительность? Она поступила так, как должна была поступить, а теперь его следовало забыть. Вряд ли между ними опять может что-то возникнуть после того, как она заявила Райану, что он похож на Руперта Армстронга. Райан тогда бросил на нее уничтожающий взгляд и ушел, не сказав больше ни слова.
И почему она сболтнула про Руперта? Ни малейшего сходства! Внешность Руперта была учтивым фасадом, за который невозможно было заглянуть; а Райан, наоборот, говорил все, что думал, не боясь оскорбить собеседника. Трудно было найти других столь непохожих друг на друга людей. Единственное, что их сближало, – оба всегда добивались своего, пусть разными путями. Наверное, именно поэтому ее подсознание поставило их на одну доску. И лучше всего прислушаться к этому мудрому предостережению.
– Смотри-ка, на «Астон-Мартине» приехал вовсе не Райан, а Игорь, – сказала Виола огорченно.
– Что в этом плохого? – Лорен облегченно перевела дух: она еще не была готова к встрече с Райаном. – Я говорила ему о меню, вот он, наверное, и захотел его обсудить.
– Здравствуйте, – приветствовал их Игорь с широкой улыбкой. – Льет как из… бочки?
Как всегда, на нем был видавший виды свитер, из-под которого торчал вышедший из моды воротник рубашки. На запястье у него красовались новые часы – не с Микки Маусом, но тоже детские, с оранжевым ремешком и украшением в виде ядовито-зеленой рожицы и фиолетовых ладошек.
– Видимо, вы собирались обсудить, что будет подаваться на открытии вашей выставки? Я считаю, что можно ограничиться закусками. Потом угощение продолжится в новых апартаментах Бейзила Блэкстоука. Чем будет кормить гостей он, я не знаю и не…
– Игорь не хочет, чтобы на открытии была икра, – вмешалась Виола.
– Но ведь это типичная русская еда! – удивилась Лорен, не заметив предостерегающего взгляда подруги. Игорь сразу набычился.
– В России икру ест только начальство. Партийные боссы. Спросите людей в очередях, когда они в последний раз видели икру.
– Но здесь все иначе! – не сдавалась Лорен. – Мы не стоим в очередях, а покупаем то, что можем себе позволить. Наши гости рассчитывают на первосортное угощение. Мы побалуем их белужьей икрой в хрустальных блюдечках и самым лучшим шампанским.
– Бурда! – сказал Игорь по-русски.
– Игорь хочет сказать, что настоящие мужчины не пьют шампанское, – перевела Виола.
– Очень даже пьют…
В следующий момент Лорен вспомнила Райана. Он терпеть не мог шампанское и, как видно, заразил этим Игоря. Не хватало еще, чтобы Райан диктовал ей, как принимать гостей!
– Наш бар полон самых разных напитков. Тот, кто не захочет шампанского, сможет выбрать напиток себе по вкусу. – Лорен улыбнулась, полагая, что дискуссия окончена.
– Ни шампанского, ни икры! – отрезал Игорь. – Только сыр и английская водка «Борроуз».
Виола взяла его за руку:
– «Борроуз» – хорошая водка, но не самая лучшая. Предлагаю остановиться на «Танкерей сильвер». К ней подойдет английский чеддер и еще два-три сорта сыра.
Лорен не верила своим ушам. Аристократка Виола согласна предложить гостям только водку и сыр! А ведь половина из них наверняка ожидает шампанского «Кристалл», в крайнем случае – виски четвертьвековой выдержки. И, разумеется, икры.
– Я – британский подданный родом из России, – изрек Игорь гордо. – Хочу, чтобы на моей выставке подавали лучшую английскую водку и лучший английский сыр, больше ничего! – Он неожиданно подмигнул Виоле. – И вообще, зачем много есть, когда впереди ужин? Напрасная трата денег.
– Вас к телефону, миссис Уинтроп, – позвала секретарь. – Звонят из Америки.
Пол! Каждый раз, беседуя с ним по телефону, Лорен радовалась, что он все больше приходит в себя. Ничто не имело для нее такого значения, как выздоровление брата. Прежде чем броситься на зов, она сказала Виоле и Игорю:
– Если разобраться, то главное – не то, чем мы кормим, а то, какую живопись выставляем. Позвони на фирму, обслуживающую прием, Виола. Пусть создадут из сыров что-нибудь выдающееся.
Схватив трубку, Лорен крикнула:
– Пол!
– Нет, это Дэвид Маркус. Я ознакомился с вашим докладом о достижениях галереи. Очень впечатляюще! С репродукциями Кассатт вы тоже добились успеха. Но почему я не вижу контракта с Макаровым? Видимо, вы забыли прислать его мне на рассмотрение.
Лорен нахмурилась: раньше он не позволял себе диктовать ей, как поступать.
– Мы не подписывали контракта, а ограничились устным соглашением.
– Как же вы будете распоряжаться работами Макарова и печатать репродукции, не имея контракта? Представьте: вы тратите уйму денег на рекламу – на саму выставку вы уже израсходовали много тысяч, – а он вдруг берет и уходит?
– Дело в том… – Как объяснить такому типу, как Маркус, что Игорь – человек принципов? Контракт обсуждался, но Игорь проявил твердость: никакого контракта ему не нужно, все равно он в нем ничего не поймет, зачем зря обогащать юристов?
– Перенесите вашу договоренность на бумагу. Бизнес есть бизнес. И пришлите мне факс подписанного контракта.
Лорен нехотя согласилась и повесила трубку.
– Отличные новости! – крикнула довольная Виола. – Я только что говорила с фирмой «Танкерей». Они предоставят нам свою водку бесплатно. Им, оказывается, хочется продвинуть свой продукт на русский водочный рынок – самый емкий в мире.
Лорен кивнула, радуясь не только нежданной удаче, но и тому, что Виола начала хоть в чем-то проявлять инициативу.
– Вы не отвезете меня в «Тант Клэр»? – обратилась Лорен к Игорю. – Это недалеко, к доктору Дигсби вы успеете.
Услышав от Лорен и Виолы, что их беспокоит тюремное прошлое Игоря – как бы газеты не представили его обыкновенным уголовником, – Райан предложил посоветоваться с доктором Дигсби. Это был признанный консультант по контактам с прессой.
– Игорь, – сказала Лорен, сев в машину, – нам все же следует подписать контракт. Это нужно для вашего же спокойствия.
– Не тревожьтесь за меня, я и так спокоен. Ведь вы – мои друзья.
– Поймите, Игорь… – Она старалась действовать мягко, чувствуя, что иначе его упрямство не преодолеть. – Мало ли, что может произойти…
– Я посоветовался с Райаном. Он сказал, что вам можно доверять.
Опять Райан! Поразительно: эти двое, принадлежа к разным мирам, рассуждали одинаково, равно наплевательски относились к жизни… Лорен решила не настаивать: у нее не было причин выкручивать ему руки. Она может кормить Маркуса обещаниями до тех пор, когда выставку уже нельзя будет отменить.
На Гайд-Парк-Корнер «Феррари» угодил в традиционную пробку.
– Почему вы не пошли с Райаном на концерт? – неожиданно спросил Игорь. И снова Райан.
– Я его предупреждала, что у меня другие планы.
– Более важные, чем Райан? – спросил Игорь недоверчиво.
– А почему бы и нет, в конце концов? Я уже пообещала пойти на ужин с другим человеком. Разве хорошо не выполнять свои обещания?
Игорь медленно полз в потоке машин. Лорен было ясно, что она его не убедила.
– Для Райана это очень важно. Он три года не назначал женщинам свиданий.
– Три года?! Что за глупости! У него репутация плейбоя, который встречается с десятком красоток одновременно. Вы чего-то не поняли.
– Он сказал, что после взрыва бомбы стал другим человеком. Теперь он знает, что важно, что нет. Как я после ГУЛАГа.
Лорен уставилась на «дворники», без устали скользящие по ветровому стеклу, но неспособные справиться с потоками воды. А вдруг Игорь прав? Что вообще она знает про Райана? Только то, что слышала от Виолы и Финли. Впрочем, ей он тоже всегда казался настоящим плейбоем. Но что, если его подчеркнутая мужественность – всего лишь камуфляж?
Лорен неожиданно вспомнила руки Райана. Ее удивляла нежность его прикосновений. Он как будто чувствовал, что нужно ее телу. Ах, если бы он был другим человеком – джентльменом, таким же ласковым, как его руки… Увы, он не такой. И лучше перестать о нем думать, иначе можно сойти с ума. Почему не подумать о Гранте, который звонил ей каждый день, или о Финли, пригласившем ее на уик-энд в свой загородный дом? Да о ком угодно, только не о Райане Уэсткотте!
Игорь вдруг дотронулся до ее руки.
– Не огорчайте моего друга. Вы ему очень нравитесь. Может быть, это даже любовь.
– Что?!
– Ну, не знаю, как еще это можно назвать. – Он приложил руку к сердцу. – То, что мы чувствуем здесь, внутри, к тем, кто нам очень нравится.
Игорь затормозил перед рестораном. Швейцар кинулся к машине с раскрытым зонтом размером с походную палатку и распахнул дверцу. А Лорен все сидела, не шевелясь, глядя на Игоря широко открытыми глазами. Наконец она взяла себя в руки, попрощалась и вылезла из машины под дождь.
На пороге «Тант Клэр», стряхивая с волос воду, Лорен попыталась вспомнить все свои встречи с Райаном. Надо сказать, он обращался с ней довольно бесцеремонно, словно не видел в ней ничего особенного. Или она чего-то не заметила? Вряд ли. Да, он постарался довести ее до оргазма, но к этому стремятся все мужчины, просто из гордости. А больше Лорен не заметила никаких признаков его неравнодушия к ней. К сожалению, Игорь ошибся.
– Наконец-то! – Финли шагнул ей навстречу. Она улыбнулась ему, хорошо помня, что дружба с критиками – залог успеха любого предприятия. Хватит размышлять о Райане Уэсткотте!
Финли повел ее по людному залу ресторана. Здесь было принято заказывать столики за неделю, Финли ужинал в «Тант Клэр» ежедневно, поэтому за ним и в обеденное время был закреплен самый лучший столик.
– Помните Честера Рейнолд-Стивенса из «Аполло»?
Заученно улыбаясь, Лорен подала руку критику, с которым познакомилась на аукционе.
– Как чудесно видеть вас снова!
– Я тоже рад. – Его рука оказалась мягкой, как пух.
– А это, – Финли указал на низкорослого худого мужчину с лицом херувима, – мой старый друг Ретерфорд Эймс.
– Здравствуйте. – Еще одно рукопожатие. Лорен обратила внимание на часто моргающие глаза Эймса и внезапно поняла, что он испытывает к ней неприязнь. Тем не менее она села за столик, продолжая улыбаться, и не стала возражать, когда Финли сделал за нее заказ.
Попивая аперитив, Лорен вежливо слушала их разговор о предстоящей выставке в галерее Тейт. Улучив момент, она пригласила всех на выставку Игоря Макарова.
– Непременно! – заверил ее Ретерфорд, а остальные двое согласно закивали. – Мы уже читали его рекламный буклет.
– Вы обратились в новое рекламное агентство? – спросил Финли.
– Да, – ответила Лорен, ободренная его улыбкой. – За рекламу отвечает Виола.
Ретерфорд приподнял одну бровь, но промолчал, а Лорен ничего не стала объяснять. На самом деле Виола сама создала буклет от начала до конца. Замысел заключался в том, чтобы не раскрывать никаких подробностей об Игоре до последнего момента.
– Мне бы хотелось вам посоветовать, – проговорил Честер с обычной для него притворной неуверенностью, – чтобы в следующий раз вы не делали буклеты о новых художниках такими… прилизанными.
– Полностью с вами солидарен, – подхватил Ретерфорд. – Буклет русского недостаточно выразителен. Мне, например, гораздо больше понравился буклет этого американца, Джеффа Кунса.
Хорошо, что Лорен сидела с набитым ртом, иначе она выругалась бы в стиле Райана. Что может быть глупее, чем сравнивать Игоря с Кунсом?! Кунс сначала был агентом по рекламе Нью-йоркского музея современного искусства, потом несколько лет спекулировал акциями на Уолл-стрит и только в последнее время вздумал заделаться художником. От рекламных кампаний Кунса, которые привлекали к нему всеобщее внимание и вздували цены на его опусы на заоблачную высоту, впору было оглохнуть.
Буклет Виолы был совсем другим, но только дальтоник мог бы назвать голубую обложку с серыми буквами «прилизанной». В той же цветовой гамме был выполнен каталог. В рекламных объявлениях, предназначенных для ведущих газет и журналов, должен был фигурировать один из пейзажей Игоря. Однако в отличие от Кунса Игорь не позировал рядом со своими полотнами, как манекенщик.
– Мы попытались привлечь внимание коллекционеров к новому талантливому живописцу, но при этом избежать безудержного восхваления, – заявила Лорен.
Финли с сомнением покачал головой.
– Критики нынче дуют на воду, – сказал он. – Слишком много развелось талантливых русских.
– Когда на аукционе «Сотби» выставлялись на продажу русские авангардисты, специалисты заявили, что два полотна Поповой – подделки, – подхватил Честер. – Но аукционисты отмели подозрения и не сняли картины с продажи.
– В прежние времена такого и представить себе было нельзя!
Лорен жевала мясо, борясь с желанием ответить им грубостью. Она догадывалась, на что они намекают. Когда Таубман задумал купить «Сотби», он всех убедил, что оставит аукцион в том же виде, в каком он существовал с середины XVIII века. Но, едва завладев «Сотби», Таубман стал проводить большую часть аукционов не в Лондоне, а в Нью-Йорке. Британцы не могли с этим смириться. Лорен казалось, что она вызывает неприязнь собеседников как американка, по аналогии с Таубманом. Ей хотелось крикнуть, что ее мать англичанка и что у нее самой британский паспорт, но гордость заставила ее промолчать. Однако, судя по всему, Виола оказалась права: по целому ряду причин эти трое заранее решили, что произведения Игоря не заслуживают интереса…
Лакомясь тирамису и обсуждая с мужчинами достоинства различных десертов и ресторанов, Лорен подбадривала себя мыслью о том, что Райан уже отобрал две картины Игоря для коллекции Гриффита. Но она прекрасно знала, что неблагоприятные отклики критиков способны обескуражить самого талантливого художника. Критикам ничего не стоило заклеймить полные живости работы, назвав их фривольными, серьезные обвинить в претенциозности, а яркие краски обозвать «кричащими».
– Я должен бежать, – объявил Ретерфорд. После его ухода Лорен сказала Финли:
– Мне пора возвращаться в галерею. Спасибо за ленч. – Чувствуя, что ей так и не удалось завязать нужные знакомства, она неожиданно для самой себя добавила: – Сегодня вечером я приглашаю вас на «Мисс Сайгон». У меня отличные места!
Консультант по контактам с прессой доктор Дентон Дигсби был недоволен: клиент по имени Игорь Макаров, которому было назначено на час дня, опаздывал. Дигсби дожидался его в специальной нише, перед двусторонним зеркалом, за которым восседала секретарша. Дигсби взял за правило минуту-другую наблюдать за новым посетителем без его ведома: обращение клиента с секретаршей говорило о нем больше, чем самая пространная беседа.
Как-то в детстве Дигсби забрел в гостиную, где его мать смотрела телепроповедь преподобного Малколма Оггстоуна. Преподобный, как водится, завершил проповедь просьбой к пастве прислать по фунту и обещанием молиться за расщедрившихся. Как ни странно, мать откликнулась на просьбу, и Дигсби немедленно усмотрел в этом прекрасную возможность поправить свои дела с помощью религии. Так родилась цель – самостоятельная телевизионная проповедь и платная молитва!
Преследуя свою цель, он поступил на богословский факультет и благополучно закончил его, получив звание доктора богословия. Но Дигсби был слишком умен, чтобы поверить, будто его диплом станет пропуском в волшебный мир телевидения. Он два года копил деньги и в результате поступил на телевизионные курсы. Когда подошла его очередь, он сел перед камерой, полный решимости попрактиковаться в прибыльном жанре телепроповеди. Но аудитория начала покатываться со смеху еще до того, как он закончил вводную тираду. Посмотрев запись, Дигсби понял, в чем дело. Близко посаженные глаза с темными кругами и задранный нос делали его похожим на енота. Он был попросту не создан для роли телезвезды! Досадно: ведь он так хорошо знал, что нужно делать, чтобы добиться успеха на экране…