Сойер Мерил. Любовь, соблазны и грехи

   – Глазам своим не верю! – сказал Пол. – Мать буквально заглядывает этому Руперту в рот! Стоило ему сказать «нет» – и она тут же согласилась.
   Это действительно выглядело странно: с их отцом мать всегда и обо всем спорила. Ему она ни в чем не давала спуску.
   Пол обнял сестру.
   – Ладно, не переживай. Обещаю часто тебе писать. Все будет в порядке.
   Однако он ошибся. Каролина считала, что ее дочь непременно должна учиться во французской школе, абсолютно не учитывая, что Лорен этого языка не знает. Ее познания в японском были там совершенно ни к чему, и в результате учиться она толком не могла: ведь все преподавалось на французском языке.
   Соседкой Лорен по парте оказалась Анжелика Дубарри, первая школьная красотка. У нее были густые темно-каштановые волосы и темно-карие глаза. В первый день Лорен поздоровалась с ней по-французски, как умела, но Анжелика лишь махнула сильно накрашенными ресницами, глядя сквозь нее. Лорен не обращалась к ней на протяжении недели. Потом Анжелика, видя, что соседка не понимает домашнее задание, записала его для нее сама.
   Лорен корпела над уроками до трех ночи, а когда поутру она сдала тетрадь, оказалось, что она решила задачи не с той страницы! Учитель замахал руками и что-то прокричал по-французски. Лорен, багровую от стыда, отправили к директору. Тот обвинил Лорен в отвратительной успеваемости и пригрозил перевести ее в младший класс.
   Мать ворвалась к Лорен в комнату, размахивая запиской директора:
   – Как ты могла так меня опозорить?! Что я скажу Руперту?
   – Мама, я же тебе говорила, что не понимаю по-французски. Наверное, мне нужен репетитор.
   – Ерунда! Просто ты невнимательная. – Каролина подскочила к столу Лорен, на котором лежал раскрытый учебник алгебры и французско-английский словарь. Схватив коробку с красками – подарок Пола на пятнадцатилетие, – она крикнула: – А это что такое? – И, переломив надвое кисточку, швырнула обломки в мусорную корзину. – Забудь о живописи. Учи французский!
   Лорен и так была растеряна, а теперь ей стало страшно. Она понимала, что спорить с матерью бесполезно: ее научила этому баталия с косичками. Как она ни умоляла, чтобы ее не заставляли заплетать косы, которые делали ее похожей на дурочку, мать была неумолима… К тому же рядом не было Пола, и Лорен мучило одиночество. Никому не хотелось с ней поболтать, никто не ждал ее после уроков, чтобы проводить домой, никто не занимал ей место в лекционном зале. В школу она шла со страхом, на уроках и переменах старалась лишний раз не поднимать глаз.
   Как-то раз она обедала в одиночестве в школьной столовой, когда за соседний столик уселась Анжелика. Отец всегда твердил Лорен, чтобы она не увлекалась красавчиками – с ними не оберешься бед. Теперь она понимала, что красивые девчонки тоже бессердечны: достаточно вспомнить, как хохотала Анжелика над собственной проделкой на уроке алгебры… Сейчас Лорен наблюдала сквозь опущенные ресницы, как Анжелика заигрывает со своим соседом.
   Соседа звали Тодд Хейли. Это был заносчивый американец на год старше Лорен, отлично болтавший по-французски. Вечно он над всеми подтрунивал, вечно корчил рожи, как клоун, однако пользовался при этом огромной популярностью. Всех покоряли его насмешливые голубые глаза и золотистые волосы. Лорен, разумеется, при виде Тодда робко опускала взгляд. Проходя мимо него, она всегда вспоминала свои нелепые косички и корявый французский и сгорала от стыда.
   За соседним столом покатывались со смеху. Лорен решила, что Тодд, как всегда, веселит компанию своими шуточками. Потом она услышала собственное имя – и едва не подавилась сандвичем. Смеялась вся столовая, кроме нее одной.
   – Лорен! – позвал Тодд и добавил что-то по-французски. Она поняла единственное слово – cheveux, волосы. Смех стал еще громче, некоторые мальчишки уже лупили от восторга кулаками по столам. Анжелика развеселилась до слез.
   Лорен почувствовала, что заливается краской, в горле пересохло. Конечно, они потешаются над ее косичками! Собравшись с духом, она поднялась, гордо вскинула голову и направилась к двери, но Тодд преградил ей путь. Схватив ее за руку, он что-то сказал по-французски, и хохот тут же сменился гробовой тишиной. Лорен смотрела себе под ноги. Поднимать глаза не было необходимости: она и так знала, что все взгляды обращены на нее.
   – Ты что, не можешь сказать по-английски?
   Тодд усмехнулся:
   – Тебя перевели к грудным детишкам, и мы решили, что ты круглая дура. Но, оказывается, английский ты знаешь…
   Она из последних сил сдерживала слезы. Только бы не унизиться, не разрыдаться перед ним!
   – Всех интересует, ты, действительно блондинка или красишься. – Он приподнял двумя пальцами одну ее косичку, что было встречено одобрительным гоготом. Лорен дернула головой. – Есть только один способ, чтобы в этом убедиться: посмотреть еще кое-где. Ребята выбрали меня.
   Пока он повторял свою сальность по-французски, чтобы было понятно остальным, до Лорен наконец дошло, о чем речь. Зажмурив глаза, чтобы не дать пролиться слезам, она отвесила Тодду звонкую пощечину. Весельчаки стихли. Она пулей вылетела из столовой, пробежала по коридору, ворвалась в женский туалет и заперлась в кабинке.
   Когда прозвенел звонок, Лорен не пошла в класс. Подождав немного, она выглянула в коридор, чтобы удостовериться, что он пуст, и обнаружила, что Тодд Хейли караулит ее. Лорен метнулась обратно, испугавшись, что он сейчас спустит с нее трусики, чтобы получить ответ на волнующий всех вопрос. Тодд догнал ее у самой кабинки и схватил за руку. Отвернувшись от него, она прошипела:
   – Только притронься! Я так заору, что сюда сразу кто-нибудь прибежит!
   Он молчал, а Лорен слушала его прерывистое дыхание и мысленно молила о помощи своего отца: она всегда обращалась к нему, если ей было страшно.
   – Прости. Я вел себя как полный кретин, – неожиданно сказал Тодд с акцентом персонажа американских вестернов – любимого телевизионного жанра ее бабушки.
   Его голос дрогнул, и это окончательно смутило Лорен. Из-под опущенных век полились наконец слезы. Он просто дразнит ее! Тем временем Тодд прикоснулся теплыми пальцами к ее затылку – там, где расходились косички. У нее похолодело в животе, и она приготовилась сопротивляться.
   – Прости. Я плохо поступил. – Он повернул ее лицо к себе и удивленно сказал: – Ты плачешь? Тебе так важно, что думают другие?
   – Конечно, важно! У меня ведь совсем нет друзей.
   – Ну хочешь, я буду твоим другом? Пожалуйста, прости меня.
   – Если я тебя прощу, ты меня выпустишь отсюда? Я хочу домой.
   – Только если ты разрешишь тебя проводить.
   Пройдя с Лорен один квартал, Тодд взял ее за руку и заставил остановиться.
   – Послушай, мне действительно стыдно. Я думал, ты зазнайка, как твоя мамаша. Она разговаривает только с богатыми – так, по крайней мере, все считают. Мне было обидно, что ты не обращаешь на меня никакого внимания. Я старался, как мог, а ты всегда от меня отворачивалась, как от насекомого. Вот я и нашел способ тебя зацепить. Глупый, конечно…
   На ресницах Лорен еще дрожали слезинки, но ее вдруг разобрала злость.
   – Не смей говорить плохо о моей матери! Она красавица! Красивее ее нет! Хотелось бы мне быть похожей на нее…
   – Прости. Опять я сказал глупость, да? – Его лицо выражало искреннее отчаяние.
   – А я вовсе не зазнайка. Просто я никому не нравлюсь. Что же мне остается делать?
   – Что ты несешь?! – искренне возмутился Тодд. – Ты самая симпатичная девушка из всех, которых я видал. Даже с косичками, как у восьмилетней…
   Она симпатичная? Не может быть! Лорен зашагала дальше, не осмеливаясь на него оглядываться и проклиная свои дурацкие косички. Понадобилось же матери на них настоять! Такое впечатление, что ей хочется, чтобы дочь выглядела моложе, а вела себя как взрослая. Каролина не обращала на Лорен никакого внимания, полагая, очевидно, что она сама о себе позаботится. Близости с матерью, о которой Лорен мечтала после отъезда Пола, так и не возникло. Теперь она сомневалась, что это вообще возможно…
   Тодд догнал Лорен и заставил остановиться в тени акации. Неожиданно он нагнул голову и поцеловал ее в губы. Она прижимала к груди учебники, он крепко ее обнимал. Никогда в жизни Лорен не испытывала ничего подобного. Ее захлестнула горячая волна, хотелось никогда не покидать его объятий. Но она вдруг вспомнила, как он ее унизил, и отстранилась.
   – Мне пора, – сказала она, надеясь, что Тодд не заметит, как у нее дрожит голос. – Надо еще сделать домашнее задание…
   – Ты совсем не говоришь по-французски?
   Лорен покачала головой, думая только о том, что он наверняка ежедневно целуется с девушками. И почему ее сердце никак не перестанет трепетать?..
   – Пусть родители наймут тебе преподавателя. Например, мадам Мюрад.
   – Они считают, что это ни к чему.
   Немного подумав, Тодд сказал:
   – Есть идея. Мой отец постоянно разъезжает; с тех пор, как я начал учиться, мы уже сменили шесть стран. Мать всегда покупает кассеты, чтобы выучить язык. Можешь воспользоваться ее французскими кассетами. – Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. – Какой предмет для тебя самый трудный?
   «Все», – хотела ответить Лорен, но это прозвучало бы слишком глупо.
   – Алгебра.
   – Я в математике ас. Я тебе помогу.
   Прошло несколько недель, и у Лорен заметно улучшились оценки. Дело было не только в пленках и в помощи Тодда, но и в том, что она упорно занималась: ей не хотелось разочаровывать Тодда. Однажды в воскресенье он пригласил ее на утренний сеанс в кино, и она пришла к родителям просить разрешения.
   Руперт пристально на нее посмотрел и нахмурился.
   – С Тоддом Хейли? Ни в коем случае! Никаких свиданий до семнадцати лет.
   – До семнадцати? Девочки из моего класса давно уже ходят на свидания…
   – Замолчи! – прикрикнула на нее мать. – Как ты смеешь противоречить Руперту?! Ступай к себе.
   До семнадцати Лорен оставалось ждать еще полтора года. Тодд наверняка махнет на нее рукой и снова вспомнит Анжелику! Недаром она его постоянно преследует, а на нее смотрит ненавидящим взглядом…
   На следующее утро Тодд поджидал ее у школьных ворот.
   – Ничего, что-нибудь придумаем, – беззаботно сказал он, услышав приговор ее родителей. – Ты можешь пойти в кино с подружкой, а я встречу тебя уже там.
   До рождественских каникул они несколько раз встречались в кинотеатре «Лицей», и ничто не могло сравниться с тем счастьем, которое она теперь испытывала каждое утро, просыпаясь. Быть с Тоддом, иметь друзей – пусть это были прежде всего его друзья, – о чем еще можно мечтать?
   За семестр она получила едва ли не лучшие в классе оценки, и Пол, приехавший домой на Рождество, настоял, чтобы она обратилась к директору с просьбой перевести ее в прежний класс. Директор согласился. Лорен с гордостью сообщила о своей победе матери, но той это не доставило особенного удовольствия. Зато Тодд ликовал – и этого Лорен было достаточно.
   Ближе к летним каникулам школа начала готовиться к костюмированному балу. Этот бал традиционно устраивала на своей вилле «Тейлор» графиня де Бретей – для лучших учеников и их родителей. Лорен знала, что Анжелика собирается нарядиться Клеопатрой, и заранее переживала, представляя соперницу в обтягивающем платье, подчеркивающем внушительную грудь. Шатенка Анжелика словно родилась для этой роли! Вдруг Тодд перед ней не устоит?..
   Накануне бала Лорен получила пакет из Парижа. Ей сегодня шестнадцать лет, а она и забыла! Пол прислал ей масляные краски, набор разнокалиберных кистей, деревянную палитру и свернутые в трубку холсты. Она бросилась к себе наверх, чтобы побыстрее опробовать краски.
   В комнате ее ждал огромный, букет светло-сиреневых орхидей в хрустальной вазе. Интересно, кто еще вспомнил про ее праздник? Она на цыпочках подошла к вазе и увидела маленькую открытку.
   «Еще год – это недолго. С любовью, Тодд». Лорен дотронулась до нежных лепестков. Было трудно поверить, что ее полюбил такой юноша – настоящий принц из ее голубой мечты.
   В комнату заглянула мать. Через руку у нее было перекинуто белое платье. Увидев орхидеи, она спросила:
   – От кого это?
   Лорен поспешно убрала открытку.
   – Это мне на день рождения, от мальчика из школы.
   – Знаешь, сколько это стоит? Ты еще слишком молода для таких дорогих подарков! – безапелляционно заявила Каролина и, вызвав горничную, распорядилась: – Поставьте эти цветы в мою комнату.
   У Лорен навернулись слезы на глаза, но она взяла себя в руки и не расплакалась. На память вовремя пришли отцовские слова: «Главное – внимание». Она погладила открытку в кармане.
   Глядя на нее холодными голубыми глазами, мать отчеканила:
   – Завтра на вилле «Тейлор» бал. Руперт решил принять приглашение графини, мы пойдем туда все втроем.
   Лорен молчала. Руперт долго отсутствовал и вернулся только накануне вечером, а приглашения на бал были разосланы еще месяц назад. Неужели Каролина не хотела туда идти? Странно: ведь вилла «Тейлор» – одна из главных достопримечательностей нового Марракеша. Или, может быть, мать просто не собиралась брать с собой ее?..
   – У меня нет костюма, – пробормотала Лорен.
   – Я кое-что нашла. Сама я все равно это больше не надену. – Каролина отдала дочери платье и золотую тесьму. – Сделай себе тогу. Ты будешь Клеопатрой – это очень оригинально.
   Положим, насчет оригинальности Лорен могла бы с ней поспорить, но промолчала. В конце концов, ей предстоит первый в ее жизни настоящий бал! Только наряжаться Клеопатрой она, разумеется, не собиралась…
   На бал Лорен приехала в лимузине вместе с матерью и Рупертом, которые изображали Марию-Антуанетту и Людовика XVI. Лорен поправила на голове тиару собственного изготовления – солнце между двух рожек – и расправила юбку. На Руперта она старалась не смотреть: он не сводил с нее пристального взгляда с того момента, как она спустилась из своей комнаты вниз. Конечно, ведь на голове у нее больше не было косичек! Она остригла себе волосы до уровня плеч. Мать была вне себя, но Лорен проявила непреклонность. С косичками покончено!
   Дворецкий объяснил гостям, что взрослые танцуют в бальном зале, а подросткам предоставлена терраса. В полночь будет подан ужин, затем состоится демонстрация нарядов и вручение призов за лучшие.
   Лорен посмотрела на мать и сразу поняла, кто получит главный приз. Каролина было настоящей королевой бала.
   Интересно, порадовался бы отец, глядя на нее? «Едва ли», – вздохнув, подумала Лорен. Мать добилась всего, чего не мог ей дать он. Разве это счастье – видеть Каролину под руку с Рупертом? Лорен оглянулась на отчима. Тот все еще не спускал с нее глаз, и она никак не могла расшифровать выражение его лица…
   Вежливо поздоровавшись с хозяевами, Лорен вышла на террасу в мавританском стиле, где собралась молодежь. Самые бойкие уже танцевали под музыку приглашенной рок-группы. Тодд был на полголовы выше остальных молодых людей, так что найти его не составило труда. Он нарядился берберским пиратом и танцевал с Анжеликой, на которой было белое платье, похожее на платье Лорен, но более открытое.
   Лорен невольно покосилась на собственную грудь, сильно проигрывавшую по сравнению с оснащением Анжелики.
   – Ну, вы там! – прошептала она. – Вырастете когда-нибудь?
   Тодд подошел к ней, как только стихла музыка.
   – Вот это да! – только и смог произнести он.
   – Не знала, что ты тоже приглашена, – заметила Анжелика, не отстававшая от Тодда ни на шаг. – И кого же ты изображаешь?
   – Я – Изида, египетская богиня плодородия, – ответила Лорен, показывая на свою тиару.
   Музыканты заиграли вальс, и Тодд пригласил Лорен на танец.
   – Я рад, что ты пришла! – Он заглянул ей в глаза. – Не могу насмотреться на твои волосы. Фантастика!
   – Спасибо за цветы, – прошептала она. – В жизни не видела такого роскошного букета.
   – Я несколько месяцев копил деньги. Хотел подобрать тебе нечто совершенно особенное. Ты ведь и сама особенная – для меня.
   Лорен смотрела на него, не находя слов, с отчаянно бьющимся сердцем. Он действительно находит ее особенной? Чудеса!
   – Давай поднимемся на башню, – предложил Тодд и повел ее по крутым ступенькам на знаменитую смотровую башню виллы. Указывая сверху на Джебель-Тубкаль, высочайший пик среди снежных вершин Атласских гор, он сказал: – Теперь понимаешь, почему Черчилль велел затащить сюда Рузвельта? Видела когда-нибудь более захватывающую картину?
   – Никогда!
   – Черчилль написал в Марракеше много акварелей.
   – Неужели? – удивилась Лорен: она никогда не слышала, что Черчилль был еще и художником.
   – Да. Проиграв на выборах, он надолго поселился здесь.
   – Неудивительно, что ему хотелось рисовать этот город, – задумчиво сказала Лорен.
   Глядя вниз с высокой башни, она впервые оценила Марракеш по достоинству. Готовясь к священному мусульманскому месяцу Рамадан, бесчисленные мечети украсились электрическими гирляндами, мерцавшими, как россыпи звезд. В сердце города высился величественный минарет древней мечети Кутубия, увенчанный сияющим исламским полумесяцем. Луна заливала серебряным светом нескончаемые стены, окружающие Медину.
   Тодд обнял Лорен, и она не стала сопротивляться. Это был не первый их поцелуй, но только сейчас инстинкт подсказал ей разжать губы. Настоящий поцелуй вызвал у нее целую бурю неведомых прежде чувств. Она обняла его руками за шею, прижалась к нему всем телом, но тут же испуганно отпрянула, наткнувшись на твердое содержимое его брюк.
   – Я от тебя без ума, – шепотом признался Тодд, его голубые глаза сияли в лунном свете.
   Лорен прерывисто вздохнула. Пол в свое время просветил ее в отношении секса, но, как теперь выяснилось, недостаточно. Почему он не предупредил, что ее может охватить такое желание?
   Тодд снова прижался губами к ее губам, его рука заскользила по ее груди, палец стал теребить сквозь тонкую ткань платья затвердевший сосок. У Лорен ослабли колени, внизу живота она ощутила какой-то странный трепет, голова кружилась все сильнее…
   Неожиданно Тодд погладил ее по голове.
   – Лучше нам уйти отсюда.
   Ей не хотелось уходить, но она побоялась возражать. Недаром Пол предупреждал ее насчет «легкодоступное». Меньше всего ей хотелось потерять уважение Пола.
   Они спустились вниз, на террасу, где опять звучал вальс. Лорен все никак не могла отпустить Тодда, цеплялась за его шею, а он поддерживал ее за талию. Анжелика смотрела на них во все глаза. Лорен повернулась, чтобы узнать, как реагирует на это Тодд, но внезапно увидела в дверях Руперта, все так же пристально за ней наблюдающего.
   Появился слуга с серебряным колокольчиком, созывая гостей на конкурс костюмов. Молодежь сгрудилась напоследок вокруг огромного сосуда с гранатовым пуншем; многие ворчали, что не желают чинно шествовать по залу рядом с родителями. Беспокоясь, как бы Руперт не наябедничал на нее матери, Лорен рассеянно взяла протянутый Тоддом бокал с пуншем. Как раз в этот момент Анжелика то ли случайно, то ли нарочно задела ее локтем – и половина содержимого бокала оказалась у нее на платье.
   Лорен бросилась в туалетную комнату и стала замывать пятно. За этим занятием ее и нашла мать.
   – Вот ты где! Быстрее, иначе опоздаем!
   Лорен обернулась:
   – Представляешь, мама…
   – Вот неуклюжая! Как тебя угораздило? Отправляйся в машину и жди нас там.
   По пути домой Каролина подвергла прием финансовому разбору: стоимость цветов, угощения, двух оркестров, украшений хозяйки, убранства виллы…
   Руперт всю дорогу угрюмо молчал, а дома сказал Лорен:
   – Жди меня в своей комнате. Мы поговорим о твоем поведении.
   Каролина была удивлена:
   – Если речь о платье…
   – Я во всем разберусь.
   – Конечно, дорогой. – Каролина послушно удалилась.
   Лорен в тревоге поднялась к себе, сняла испорченное платье и разложила его на кровати. Облачившись в ночную рубашку и накинув сверху халат, она стала ждать Руперта, надеясь, что он не видел, как она спускается с башни с Тоддом. Ведь Руперт строго запретил ей встречаться с молодыми людьми до семнадцати лет. Что, если он накажет ее и никуда не пустит на летние каникулы? Весь свет Марракеша выезжал летом на океанское побережье, и Пилар Кольбер уже пригласила ее к себе в Агадир. Она уже мечтала, как будет нежиться на широком пляже с Тоддом…
   Руперт явился в парчовом халате до колен с атласными лацканами, похожем на длинный смокинг. Из-под халата торчали голые костлявые ноги в шлепанцах. Потягивая бренди, он молча уставился на платье.
   – Я не нарочно! Меня толкнули…
   Руперт нахмурил редкие рыжие брови и поставил свой бокал на ночной столик.
   – Чем ты занималась с этим Хейли? – спросил он угрожающе, она впервые слышала от него такой тон.
   – Мы просто танцевали.
   Лорен увидела в глазах Руперта какой-то странный блеск, и у нее заколотилось сердце. Что, если он поднимет на нее руку? Ее никто никогда не бил…
   – Он тебя целовал?
   – Нет! – Она невольно попятилась.
   – Зачем же вас понесло на башню?
   – Он поцеловал меня, но всего один раз, – пробормотала Лорен, поняв, что вранье только еще больше его злит.
   Теперь Руперт стоял так близко, что она чувствовала исходящий от него запах бренди, лосьона после бритья и пота. Неожиданно он ухмыльнулся, и Лорен стало страшно – так страшно, как никогда в жизни. Она метнулась в сторону, но он поймал ее за руку.
   – Так и быть, я не стану тебя наказывать и матери ничего не скажу. Только будь со мной поласковей. – Одна рука, поросшая рыжим волосом, легла ей на талию, другая развязала пояс на халате. Под халатом белело голое тело.
   «Папа, помоги!» – мелькнула в голове Лорен последняя мысль. А потом ей показалось, что все вокруг погрузилось во мрак…
   Ночь сменилась серой зарей, над горами грохотала гроза. Лорен лежала в постели, глядя в потолок. Что предпринять? Здравый смысл требовал рассказать о ночном посещении матери, но она боялась, что это разобьет ее сердце. Лорен знала, что Каролину многие считают бессердечной женщиной, и все-таки до конца поверить в это не могла. Она промучилась полночи, но так и не придумала, в каких словах описать поступок Руперта.
   Наконец, собрав волю в кулак, Лорен спустилась вниз. Мать давала последние указания прислуге: они с Рупертом уезжали на лето на юг Франции.
   – Мама, мне надо с тобой поговорить.
   – Некогда. Самолет вылетает через два часа. – Каролина скользнула по лицу дочери холодными голубыми глазами и как будто не заметила следов слез. – Руперт рассказал мне, что ты его не послушалась. В наказание ты проведешь все лето здесь.
   – Мама, – тихо сказала Лорен, – ночью Руперт…
   – Если он был резок с тобой, ты сама это заслужила. Отец тебя избаловал. Руперт – поборник дисциплины, и я тоже. Надеюсь, этот урок пойдет тебе на пользу.
   И Каролина поспешно вышла.
   Потянулись бесконечные одинокие дни. Лорен было запрещено говорить по телефону и видеться с друзьями. Наконец вернулся Пол. Лорен крепко обняла брата и не смогла сдержать слез, копившихся с той страшной ночи.
   – Почему ты плачешь? Ведь я вернулся. – Он утер ее слезы и усадил на диван. – Хочешь, расскажу тебе про Париж?
   Пол долго рассказывал про школу, друзей, свою подружку, прогулки по набережным Сены. Из Парижа он каждый раз возвращался все более счастливый.
   – Жаль, что ты еще там не побывала!
   – Мне тоже жаль, – пробормотала она.
   Ей очень хотелось рассказать брату о Руперте. Только стоит ли разрушать своей откровенностью жизнь, которую брат так любит? Если она скажет правду, мать, чего доброго, уйдет от Руперта. Куда им тогда деваться? Снова в Лондон, влачить нищенское существование? Мать этого не вынесет и в конце концов возненавидит саму Лорен, словно это она виновата в случившемся. Ведь матери никогда не заработать на учебу Пола в парижской частной школе. Значит, и Полу она испортит жизнь…
   Лорен посмотрела на брата и решила, что лучше промолчать. Может быть, Руперт одумается, и эта страшная ночь никогда не повторится…
   В конце лета мать и отчим вернулись в Марракеш. За ужином Руперт вел себя, как будто ничего не произошло, и не обращал на Лорен особого внимания. Мать, не закрывая рта, делилась впечатлениями. Франция привела ее в восторг: магазины, рестораны, приемы… Пол вторил Каролине, рассказывая смешные истории из парижской жизни, и Лорен поняла, что приняла верное решение. Двое людей, которых она любит, счастливы. Выдав Руперта, она бы их сильно огорчила…
   Когда часы пробили полночь, Лорен все еще сидела за мольбертом. Внезапно за дверью раздался шорох. Сначала она решила, что это Пол: сколько она себя помнила, брат страдал бессонницей. Наверное, решил прогуляться… Но нет, шорох слишком походил на шарканье шлепанцев по мраморному полу.
   Лорен спряталась в стенной шкаф. Ее сотрясали беззвучные рыдания. Однако Руперт очень быстро нашел ее – распахнул дверцы шкафа и потянулся к ней своими отвратительными руками, заросшими рыжими волосами. Лорен отвернулась, чтобы не видеть похотливого выражения его глаз. Как поступить: закричать, чтобы в комнату ворвался Пол, спавший за стенкой, или покориться?
   И она снова выбрала покорность.
   После ухода Руперта Лорен побрела в ванную. Потянувшись за махровой салфеткой, она увидела свое отражение в зеркале – и отшатнулась. Никогда еще она не была так похожа на свою мать – женщину, которую любил Руперт!