Страница:
После ужина Шарон согласилась съездить к племяннице Тода, высадила меня у полицейского управления и укатила прочь. Я смотрел ей вслед, пока габаритные огни не скрылись за поворотом, потом медленно поднялся по ступенькам к парадному входу в здание.
Только что сменившийся с дежурства коп указал мне на офис справа. Я подошел к двери, постучал и вошел, не дожидаясь приглашения. Широкоплечий парень копался в ящиках огромного бюро и даже не потрудился повернуться на звук моих шагов.
— Обождите секундочку, и я буду в вашем полном распоряжении, — бросил он, еще немного порылся в папках, вытащил одну, задвинул ящик и громко хлопнул дверцей. Поворачиваясь, он уже было открыл рот, чтобы предложить посетителю стул, но при виде меня фальшивая улыбка тут же сползла с его лица, а рот сам собой захлопнулся. Он встал как вкопанный и воинственно произнес: — Ты?!
— Был я, когда входил.
— Не умничай, дружок. — Он невольно нащупал локтем кобуру своего пистолета, припомнив сцену на пляже.
— Ну, что? Начнем с самого начала? — сказал я.
Бенни Сачс не привык к тому, чтобы им командовали. Он слишком долго проработал копом в таком маленьком городишке, как этот, и инициатива всегда была на его стороне. Приказания отдавал он, управлял ситуацией он, решал, кто, что, как и когда будет делать, тоже он, и стоило кому-то сменить этот порядок вещей и высказать свое мнение раньше его, парень сразу чуял, что за этим кроется непривычная сила.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулся на стул и подождал, пока Бенни устроит свою задницу за столом.
Наконец-то он угнездился, на лице — самодовольство.
— Ну, послушаем, что скажешь, мистер...
— Келли, — подсказал я. — Догерон Келли, двоюродный брат Ала и Деннисона Барринов. Камерон Баррин приходился мне дедом.
Я заметил, что при упоминании моих кузенов в глазах копа загорелся ледяной огонек, но никакой другой реакции не последовало.
— Повезло тебе, — только и сказал он.
— Мне эта парочка нравится не больше, чем тебе.
С минуту он сверлил меня взглядом, потом хмыкнул, а уголок его рта полез вверх, и я понял, что лед тронулся.
— Чем могу быть полезен?
— Вытащить на свет божий кое-какие дежурные отчеты. Только вот дельце это давнее.
— Об Альфреде и той певичке из загородного клуба?
— В точку! — рассмеялся я.
— Да говорить-то особо нечего. Когда я подъехал, они тихо-мирно сидели в машине. Я прицепил к ним трос и вытянул из канавы. И проводил до города, так, на всякий случай.
— Насколько я понял, у Ала было несколько царапин на лице.
— Да, целых три, такие чудненькие, длинные, ровные, как раз на расстоянии женских пальчиков. Сказал, что об кусты поцарапался. А в канаве — ни единого кустика.
— Как это их угораздило?
— Мистер Баррин уверял, что потерял контроль на повороте.
— А ты что скажешь?
— Я могу только предполагать.
— И каковы же твои предположения?
— Попытался схватить дамочку за задницу, та и махнула лапкой. По следам от шин на дороге было видно, что машина не раз вильнула, прежде чем съехать с обочины.
— Они спорили?
— Не-а. Все шито-крыто. Милые такие, улыбались, когда мы приехали. Друзья до гроба. Дамочка опрятненькая, даже прическа не попортилась. Конечно, могло быть и так, как он говорит, особенно если бы он перебрал, только вот спиртным от него и не пахло, и, кроме того, мне все-таки кажется, что дело тут нечисто.
— И на этом все затихло?
— На следующий день принесли коробку выпивки от анонимного жертвователя. Отличное шотландское виски. Похоже, посыльным был дворецкий Барринов.
— А я думал, что взятки вам не полагаются, — сказал я сквозь смех.
— Черт, я же говорю — источник неизвестен. К тому времени, как я начал разбираться, что почем, ребята уже допивали последний стакан. Кроме того, доказать-то все равно ничего невозможно. Пегги из вино-водочного магазина, конечно, намекнула, только и всего.
— Значит, братец Ал чист как младенец.
— Жалоб не поступало, — сказал Бенни Сачс. — Но могу поклясться, что этот малый приставал к красотке. Весьма эффектная дамочка. И знаешь, два ногтя у нее были сломаны.
— Наблюдательный ты малый.
— Копам положено, — пожал он плечами.
— А как насчет Кросса Макмиллана?
— Серьезный налогоплательщик. Занимается собственным делом, в чужие не лезет.
— А вот на днях что-то полез, — напомнил я.
Сачс мысленно вернулся к сцене у ворот Мондо-Бич. Он взял сигару, откусил кончик и сплюнул.
— Макмиллан имел виды на это место. Планировал покупку. Уже и денежки отложил.
— Да, промашечка вышла. Пляжик-то продали.
Коп поднес спичку к сигаре, раскурил ее и кивнул, не глядя на меня:
— И я слышал. И скажу тебе, что Кросс не прыгает от радости. У него были на это место грандиозные планы.
— Да, неудачно вышло.
— С Макмилланом такого не бывало. Он всегда получает то, что хочет.
— Слышал, слышал. Единственная вещь на свете, которую он так и не может заполучить, — это благосклонность собственной жены.
Сачс затушил спичку и бросил ее в угол.
— На твоем месте я не стал бы поднимать шум по этому поводу. У него пунктик на этот счет. Когда он перехитрил Кубби Тилсона в каком-то земельном дельце и старина Кубби открыл рот и стал его подкалывать, то Кросс не постеснялся и чуть не до смерти забил парня... а ведь Кубби — далеко не младенец. В сорок пятом получил звание на военно-морском флоте. — Бенни вынул сигару изо рта и выпустил в мою сторону облако голубого душистого дыма. — И кто же заполучил этот злополучный пляж?
— Ходят слухи, что кто-то из семьи.
— А ты скор на ухо. Сделка еще даже не оформлена официально. Кросс Макмиллан ждет не дождется, чтобы посмотреть, чье имя будет стоять на договоре.
— Мои источники — общественные, мистер Сачс. А вот собственность — частная. — Я поднялся и надел шляпу. — Спасибо за разговор.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я уже подошел к двери, когда он добавил:
— Кстати, Келли, у тебя ведь есть разрешение на оружие?
— Опять в точку, — сказал я.
В глазах Сачса заиграла улыбка, он удовлетворенно хмыкнул и снова затянулся.
Шарон уже ждала в машине у дверей управления и, завидев меня, пересела на пассажирское сиденье.
— Ну и как?
— Ноль без палочки. Твои братики чисты, как девственница перед свадьбой, но если тебе удастся выжать что-нибудь из коварных взглядов и подлых мыслей, то пожалуйста. Луиза даже назвала имена нескольких весьма болтливых подружек, но общее мнение таково: оба ни разу не нарушили свой обет безбрачия.
Я процедил сквозь зубы кое-что совсем неприличное и вырулил с обочины на дорогу. Мне никак не удавалось избавиться от мысли о ехидном взгляде Альфреда, перед тем как тот проехался по моему велосипеду на своем новеньком «родстере», а в ушах все еще стояли проклятия Денни, когда тот пытался пописать через свой гонорейный член. Еще не было случая, чтобы у мышей отросли крылья и они превратились в ангелочков.
— Правда, Луиза еще кое-что припомнила, — добавила Шарон. — Сразу после смерти твоего деда в лаборатории на фабрике случился большой взрыв и пожар. Один из старых инженеров, который находился там в это время в полном одиночестве, получил удар по голове и потерял сознание. Расследование якобы показало, что это был простой несчастный случай, поскольку там велись какие-то испытания, но инженер продолжал твердить, что по башке его шарахнуло еще до взрыва. Настаивал, что это было не что иное, как попытка грабежа, и что незадолго до взрыва он видел, как к зданию подъехал автомобиль Альфреда Баррина.
— Грабеж?
Шарон выразительно развела руками:
— Но украсть как раз ничего и не украли. Альфред сказал, что был дома с братом, а инженер так никогда до конца и не оправился от сотрясения. Сразу после этого случая вышел на пенсию.
— Девчонка сказала, как его зовут?
— Ну, вообще-то да. Стэнли Крамер. Завсегдатай бара Тода. Приятный старичок, до сих пор жив-здоров. У него дом на Мапл-Хилл, неподалеку от нашего старого коттеджа.
— Любопытно.
— Почему?
— Потому что все исследования на предприятии «Баррин» касались штамповки и протяжки алюминия. Лаборатория всегда представляла собой некое подобие рафинированного мыслительного цеха.
— И она так говорит.
— Давай-ка проверим это.
Библиотека была открыта, почти пуста, и сухенькая старушенция, которая всем заправляла, была рада оказать нам услугу. Все каталоги находились в полном порядке, опрятные карточки заполнены одними и теми же крошечными, больше похожими на паутинку, буковками, и у хранительницы знаний ушло всего секунд тридцать на то, чтобы свериться и принести нам подшивку «Линтон геральд».
Искомая информация занимала первую полосу: три столбика текста и фото разрушенной лаборатории. Ничего нового в статье не содержалось, если не считать более подробного объяснения предполагаемых причин. Подозрения пали на баки с кислотой, хранившиеся на химическом складе этажом ниже. По фото было видно, что основная сила взрыва пришлась на внутреннюю стену, а повреждения оказались незначительными. О моем кузене вообще не упоминалось.
Когда мы вернулись в машину, я спросил Шарон, откуда Луизе стало известно об Але.
— Просто слышала, как дядя с тетей говорили про это, только и всего. Все, что касается Барринов, в городе считается большой сенсацией.
— Сможешь найти дорогу к дому Крамера?
— Думаю, да. Там не слишком много народу живет.
Шарон оказалась права, мы без труда нашли это место. Стэнли Крамер числился в телефонном справочнике и когда мы подъехали к дому, на нижнем этаже маленького коттеджа горел свет. Мы позвонили, я заглянул в окно и увидел, как из кресла напротив телевизора поднимается сморщенный старик с кривыми ногами и шаркающей походкой направляется к двери. Он был совсем седой, и главным его украшением являлись пышные, закрученные на кончиках усы, как у польских панов во времена моего детства.
Крыльцо осветилось, и дверь приветственно распахнулась.
— Ну и ну! — взглянули на нас водянистые голубые глаза. — Гости у нас — большая редкость. Заплутали, что ли?
— Не-а. Вы — Стэнли Крамер?
— И днем и ночью.
— Тогда мы к вам.
— Вот мило! — Под усами появилась беззубая улыбка, и ее хозяин отошел в сторону, пропуская нас внутрь. — Заходите, коли пришли, чего на пороге стоять.
Это было настоящее холостяцкое гнездышко, опрятное и слишком правильное. На каминной полке красовалась коллекция странных рычагов и шестеренок от миниатюрных приборов, на маленьких столиках пылились фотографии в рамках. На одной из них красовался он сам в компании с моим дедом на фоне самого первого здания фабрики «Баррин», и этому снимку было никак не меньше шестидесяти лет.
Прежде чем усесться в кресло, старик налил вина из хрустального графина и предложил нам.
— Так приятно видеть в доме гостей, что я даже забыл спросить, как вас зовут, — сказал он, удобно устроившись напротив. — Кто вы такие? — прищурился хозяин. — Я ведь вас не знаю, или все-таки знаю?
— Вы знали моего деда, — сказал я ему, — Камерона Баррина. Я Догерон Келли, семейная тайна.
В глазах его загорелись веселые огоньки, и старик погрозил мне пальцем:
— А, да, тебя-то я как раз помню. Вот переполох был, когда ты появился на свет! Старина Кам в истерике бился.
— А это Шарон Касс. Она жила неподалеку. Ее отец тоже работал на Барринов.
Крамер поднял очки, валявшиеся у кресла, и нацепил их себе на нос, потом наклонился вперед, пытаясь как следует рассмотреть мою спутницу.
— Дочка Ларри Касса? — Но не успела Шарон открыть рот, как тот неистово закивал. — Да, мэм, так и есть. Вылитая мамочка, черт меня побери. Даже волосы укладываешь, как она. Красивая была женщина, твоя мать.
— Спасибо.
— Как мило с вашей стороны проделать весь этот путь, чтобы навестить старое ископаемое вроде меня. — Он снова улыбнулся, отхлебнул винца и поглядел на меня. — Хотя подозреваю, что ехали вы не только за этим.
— Вот думал, вы сможете помочь мне кое-чем.
— Да что я могу, сынок? Теперь от меня толку мало.
— Просто вспомнить кое-что.
— О, в этом деле я мастак. Память пока не отказала, и то слава богу.
— Помните взрыв в лаборатории на фабрике?
Улыбка исчезла с его лица, и усы повисли.
— Все, что было до и после, а сам взрыв — нет. — Он снял очки и почесал голову. — Но, полагаю, взрыв — не то событие, которое полагается помнить, если ты оказался в эпицентре.
— Однажды вы сказали, что причиной удара по голове явился вовсе не взрыв.
Старик взял графин, подлил вина нам в стаканы, и себя тоже не обидел.
— Правда?
— Хорошее вино, — похвалил я.
Неожиданно глаза потеряли свою водянистость, и взгляд стал острым и пронизывающим.
— Знаешь, сынок, есть в тебе что-то от старого Кама. Он тоже был пронырой. Хитрый такой, ловкий. Иногда напоминал мне змею, а иногда — ну чисто кот, спрячет когти и мурчит, а сам — о-го-го! Держи ухо востро, а то бед не оберешься. Вот остальным ничего от него не перешло.
— Я его единственный прямой родственник, — сказал я и добавил: — А может, кривой. Никто не звонил в колокола, когда я появился на свет.
— Это точно, — хрюкнул Крамер. — Не любил он, когда его оставляли в дураках.
— Так как насчет взрыва?
— Вот видишь? Прямо как Кам. Ни за что от своего не отступится, — обратился он к Шарон. Старик снова отхлебнул вина и подержал его во рту, пытаясь ощутить полный букет. — Взрыв, — выдал он наконец, — должно быть, произошел сразу после полуночи. Я как раз работал над проблемой нагрева алюминиевого сплава. Услышал какой-то шум и пошел осмотреться. Тогда и получил удар по голове. Очнулся только в госпитале.
— Повезло еще, что жив остался.
— Убей, не понимаю, как я вылез оттуда. Говорят, меня нашли у входной двери, но что-то не припомню, чтобы я шел туда или полз, абсолютно ничего такого.
— Вы говорили, что незадолго до этого видели автомобиль Ала.
— Может, и видел, а может, и нет. Примерно минут за десять до этого я спустился вниз, на склад, за припоем. Мне показалось, что я слышу шум мотора, а когда выглянул, то увидел двухтонный седан, как две капли воды похожий на автомобиль Ала. Он приезжал время от времени полистать кое-какие записи, вот я и не придал этому никакого значения. Это же его собственность, правда, так какого черта я должен был волноваться?
— В определенном смысле, да.
— Поэтому я взял припой и отправился работать.
— И это все?
Крамер кивнул, но пальцы его продолжали задумчиво теребить усы.
— А что могло взорваться?
— Я все ждал, когда ты спросишь, — сказал он. — Ничего. Это я так думаю, но я ведь не химик. Может, эта кислота все-таки бабахнула.
— Кое-кто высказывал теории насчет попытки грабежа.
— Было такое. Взрыв произошел как раз у той стены, где находился сейф.
— Что-нибудь ценное?
Старик в очередной раз весьма выразительно пожал плечами:
— Зависит от того, считать ли ценностью четыреста долларов мелочью и старые бумаги. Да этот старый сейф и не закрывался толком. Какое-то время мы даже использовали его вместо склада. Это сейчас там лаборатория, а до того, как Кам построил новое крыло, на ее месте был головной офис, вот сейф и сохранился с тех времен. А так, зачем он нам? Касса и прочие ценности хранятся в подвале в новом здании.
— И братец Ал снова вышел сухим из воды.
— Насколько я понял, не очень-то он тебе по душе.
— Тупоголовый урод.
— Повтори еще разок, душу греет, — согласился со мной Крамер. — Да, в тот раз он сумел отмазаться. Якобы всю ночь провел с Деннисоном. Вот мне и пришлось заткнуться. А что я мог доказать? Это же не «кадиллак» и даже не та заграничная машинюшка, на которой он все время гонял. У пары ребят на заводе тоже были седаны, точь-в-точь как у Ала.
— Но вы до сих пор считаете, что это все-таки был Ал, — констатировал я.
— Сынок, если уж что взбрело в голову старику, то, поверь, выбить это оттуда уже невозможно, даже если идея бредовая. Старость — странная штука.
— Ясно.
— Кстати, не скажете, откуда такой интерес к столь древней истории?
— Да так, простое любопытство, — сказал я.
— Оно убило кошку.
— Если вы правы, то оно может убить и малыша Альфреда.
— А тебе бы этого очень хотелось?
— Почему бы и нет? Ведь пытался он в свое время убить меня.
Шарон отставила стакан и поглядела на меня:
— Видать, и ты, друг мой, стареешь. Из твоей башки тоже ничем не вышибить бредовые идеи.
Стэнли Крамер улыбнулся от души и снова почесал голову.
— На твоем месте я вбил бы себе в голову пару идей насчет этой милой юной леди и не стал бы задумываться о прошлом.
— Может, вы и правы, — сказал я. — Пошли, милая юная леди.
Он был старым и затхлым, полевые зверюшки прочно обосновались вокруг и построили свои гнездышки из обивки кресел и диванов. Сквозь разбитые окна пробивался лунный свет, а шелковистая паутина, свисавшая с потолка, придавала месту странный, какой-то пушистый вид.
Она попросила меня снова поехать туда, но на этот раз захотела войти внутрь. Единственным освещением оказалась пара старинных фонарей «молния», которые она откопала где-то в кабинете. Свет от них шел мягкий, неясный, но его вполне хватало, чтобы разглядеть мокрые полоски у нее под глазами. Девушка долго бродила среди старой мебели и трогала ее руками.
Старый дом располагался слишком далеко от города и слишком хорошо прятался в окружающей растительности, именно этот факт и уберег его от вандализма детишек, да и бродягам он совершенно не подходил. Любовники сюда тоже не добрались, все по тем же причинам. Раза два мы спугнули летучих мышей, вокруг кто-то шуршал и скребся в темноте.
— У нас всегда были мыши, — сказала она. — Я не разрешала папе ставить на них ловушки. Он не знал, конечно, но я даже оставляла на кухонном полу объедки, чтобы они могли вволю наесться.
Я молча слушал ее сбивчивый рассказ о давно минувших днях, когда она бегала здесь с хвостиками и в фартуке и когда папа катал ее на санках. Потом она остановилась перед лестницей на верхний этаж, поколебалась немного и начала подниматься. На втором этаже располагались три комнаты. Дверь в самую маленькую оказалась открытой, и ножная швейная машинка с неуклюжим стулом, казалось, терпеливо ожидали свою швею.
Шарон открыла среднюю дверь и вытянула вперед руку с лампой.
— Комната моих мамы с папой, — сказала она.
Я подошел поближе и заглянул ей через плечо. Ветер и дождь из разбитого окна выцветали матрац и разбросали по всему полу покрывала. Полки обоих комодов покорежились, зеркала помутнели и едва отражали наши силуэты.
Она бережно закрыла дверь и пошла к последней, в самом конце коридора. Та сперва не хотела поддаваться, но я поднажал плечом, толкнул изо всех сил и сумел-таки сдвинуть ее с места. Дверь жалобно заскрипела, нехотя приоткрылась и намертво застряла, так что нам пришлось протискиваться боком.
Окно осталось нетронутым, а учитывая то, что дверь все время стояла плотно закрытой, у грязи не было никакого шанса пробраться внутрь. Стеганое одеяло до сих пор покрывало постель, на тумбочке столпились пустые баночки из-под косметики и стопка журналов о кино; в углу, у самой стены, рядом с письменным столом тихонечко дремало кресло-качалка, в шкафу все еще ждали свою хозяйку старые туфли и груда вещей, из которых девочка давно выросла. По стенам, вперемежку со школьными снимками и всякими безделушками, привезенными с каникул, висели фотографии ее героев, вырванные из книг и журналов.
— Вот тут ты и жила, — сказал я.
Шарон поставила лампу на туалетный столик:
— Мое маленькое святилище. Мне очень нравилась эта комната.
— Ты ведь никогда не покидала этот дом по-настоящему, правда? С продажей вещей, паковкой, переездом и все такое.
— Я не могла. Просто взяла, что мне надо, и ушла. Никогда не думала, что снова вернусь сюда. Слишком много воспоминаний, Дог. Я начала жизнь с чистого листа.
— Но память стереть невозможно, детка.
На долю секунды ее лицо снова озарило то странное выражение, но оно пропало так же быстро, как и появилось.
— Да, знаю.
Она посмотрела на меня в зеркало, потом опустила глаза, и взгляд ее упал на маленькое фото в рамке. Она вытащила его, улыбнулась и сунула в карман.
— Дог... — нервно теребила она пуговицы на костюме и вдруг начала расстегивать их одну за другой. — Не могли бы мы остаться здесь на ночь? Вдвоем?
— Ты путаешь меня со своими мечтами, малышка.
— Я много о чем мечтала в этой самой кровати.
— Может, прекратишь бить меня по голове? Одну ночь на берегу я еще кое-как пережил. Это было забавно и смешно. Но время идет, и теперь уже все будет иначе. Ты же уже давно не маленькая девочка, куколка моя. Стоит снять одежду, и под ней окажется созревшая женская плоть. Мне ни к чему разочарования. Слишком больно ударяют. Мы называли это — любовная лихорадка.
Она сняла пиджак, бросила его на кресло-качалку и начала расстегивать блузку. Я поставил свою лампу на пол, схватил ее и прижал к себе прежде, чем она успела распахнуть ее. Шарон улыбнулась и покачала головой:
— Прошлый раз я хотела тебя, но ты отказался от меня. В этот раз я хочу, чтобы ты не взял меня.
— Но это бессмыслица какая-то, — чуть ли не кричал я.
— Прошу тебя, Дог! Всего один разок. Обещаю, что такое больше не повторится.
— Послушай, фантазии — это, конечно, хорошо, но...
— Иногда мы долго живем в мире фантазий. Прошу тебя, Дог.
Она осторожно оттолкнула меня маленькими нежными ручками и подошла к туалетному столику. Я наблюдал, как она медленно раздевается, и внутри меня разгоралось новое пламя. В этом призрачном желтом свете она казалась прекрасной, как никогда, но красота эта была совсем другая, юная, непорочная и в то же время бесстыдная.
И вот она оказалась совершенно без всего, откинула покрывало и скользнула под него. Я смотрел на нее и думал, зачем мне вся эта чертова ерунда, потом тоже разделся, но без показного бесстыдства. Быстренько скинув одежду, я задул лампы и лег рядом.
— Просто обними меня, — прошептала она.
Мне хотелось сказать то же самое, но я не стал.
Глава 12
Только что сменившийся с дежурства коп указал мне на офис справа. Я подошел к двери, постучал и вошел, не дожидаясь приглашения. Широкоплечий парень копался в ящиках огромного бюро и даже не потрудился повернуться на звук моих шагов.
— Обождите секундочку, и я буду в вашем полном распоряжении, — бросил он, еще немного порылся в папках, вытащил одну, задвинул ящик и громко хлопнул дверцей. Поворачиваясь, он уже было открыл рот, чтобы предложить посетителю стул, но при виде меня фальшивая улыбка тут же сползла с его лица, а рот сам собой захлопнулся. Он встал как вкопанный и воинственно произнес: — Ты?!
— Был я, когда входил.
— Не умничай, дружок. — Он невольно нащупал локтем кобуру своего пистолета, припомнив сцену на пляже.
— Ну, что? Начнем с самого начала? — сказал я.
Бенни Сачс не привык к тому, чтобы им командовали. Он слишком долго проработал копом в таком маленьком городишке, как этот, и инициатива всегда была на его стороне. Приказания отдавал он, управлял ситуацией он, решал, кто, что, как и когда будет делать, тоже он, и стоило кому-то сменить этот порядок вещей и высказать свое мнение раньше его, парень сразу чуял, что за этим кроется непривычная сила.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулся на стул и подождал, пока Бенни устроит свою задницу за столом.
Наконец-то он угнездился, на лице — самодовольство.
— Ну, послушаем, что скажешь, мистер...
— Келли, — подсказал я. — Догерон Келли, двоюродный брат Ала и Деннисона Барринов. Камерон Баррин приходился мне дедом.
Я заметил, что при упоминании моих кузенов в глазах копа загорелся ледяной огонек, но никакой другой реакции не последовало.
— Повезло тебе, — только и сказал он.
— Мне эта парочка нравится не больше, чем тебе.
С минуту он сверлил меня взглядом, потом хмыкнул, а уголок его рта полез вверх, и я понял, что лед тронулся.
— Чем могу быть полезен?
— Вытащить на свет божий кое-какие дежурные отчеты. Только вот дельце это давнее.
— Об Альфреде и той певичке из загородного клуба?
— В точку! — рассмеялся я.
— Да говорить-то особо нечего. Когда я подъехал, они тихо-мирно сидели в машине. Я прицепил к ним трос и вытянул из канавы. И проводил до города, так, на всякий случай.
— Насколько я понял, у Ала было несколько царапин на лице.
— Да, целых три, такие чудненькие, длинные, ровные, как раз на расстоянии женских пальчиков. Сказал, что об кусты поцарапался. А в канаве — ни единого кустика.
— Как это их угораздило?
— Мистер Баррин уверял, что потерял контроль на повороте.
— А ты что скажешь?
— Я могу только предполагать.
— И каковы же твои предположения?
— Попытался схватить дамочку за задницу, та и махнула лапкой. По следам от шин на дороге было видно, что машина не раз вильнула, прежде чем съехать с обочины.
— Они спорили?
— Не-а. Все шито-крыто. Милые такие, улыбались, когда мы приехали. Друзья до гроба. Дамочка опрятненькая, даже прическа не попортилась. Конечно, могло быть и так, как он говорит, особенно если бы он перебрал, только вот спиртным от него и не пахло, и, кроме того, мне все-таки кажется, что дело тут нечисто.
— И на этом все затихло?
— На следующий день принесли коробку выпивки от анонимного жертвователя. Отличное шотландское виски. Похоже, посыльным был дворецкий Барринов.
— А я думал, что взятки вам не полагаются, — сказал я сквозь смех.
— Черт, я же говорю — источник неизвестен. К тому времени, как я начал разбираться, что почем, ребята уже допивали последний стакан. Кроме того, доказать-то все равно ничего невозможно. Пегги из вино-водочного магазина, конечно, намекнула, только и всего.
— Значит, братец Ал чист как младенец.
— Жалоб не поступало, — сказал Бенни Сачс. — Но могу поклясться, что этот малый приставал к красотке. Весьма эффектная дамочка. И знаешь, два ногтя у нее были сломаны.
— Наблюдательный ты малый.
— Копам положено, — пожал он плечами.
— А как насчет Кросса Макмиллана?
— Серьезный налогоплательщик. Занимается собственным делом, в чужие не лезет.
— А вот на днях что-то полез, — напомнил я.
Сачс мысленно вернулся к сцене у ворот Мондо-Бич. Он взял сигару, откусил кончик и сплюнул.
— Макмиллан имел виды на это место. Планировал покупку. Уже и денежки отложил.
— Да, промашечка вышла. Пляжик-то продали.
Коп поднес спичку к сигаре, раскурил ее и кивнул, не глядя на меня:
— И я слышал. И скажу тебе, что Кросс не прыгает от радости. У него были на это место грандиозные планы.
— Да, неудачно вышло.
— С Макмилланом такого не бывало. Он всегда получает то, что хочет.
— Слышал, слышал. Единственная вещь на свете, которую он так и не может заполучить, — это благосклонность собственной жены.
Сачс затушил спичку и бросил ее в угол.
— На твоем месте я не стал бы поднимать шум по этому поводу. У него пунктик на этот счет. Когда он перехитрил Кубби Тилсона в каком-то земельном дельце и старина Кубби открыл рот и стал его подкалывать, то Кросс не постеснялся и чуть не до смерти забил парня... а ведь Кубби — далеко не младенец. В сорок пятом получил звание на военно-морском флоте. — Бенни вынул сигару изо рта и выпустил в мою сторону облако голубого душистого дыма. — И кто же заполучил этот злополучный пляж?
— Ходят слухи, что кто-то из семьи.
— А ты скор на ухо. Сделка еще даже не оформлена официально. Кросс Макмиллан ждет не дождется, чтобы посмотреть, чье имя будет стоять на договоре.
— Мои источники — общественные, мистер Сачс. А вот собственность — частная. — Я поднялся и надел шляпу. — Спасибо за разговор.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я уже подошел к двери, когда он добавил:
— Кстати, Келли, у тебя ведь есть разрешение на оружие?
— Опять в точку, — сказал я.
В глазах Сачса заиграла улыбка, он удовлетворенно хмыкнул и снова затянулся.
Шарон уже ждала в машине у дверей управления и, завидев меня, пересела на пассажирское сиденье.
— Ну и как?
— Ноль без палочки. Твои братики чисты, как девственница перед свадьбой, но если тебе удастся выжать что-нибудь из коварных взглядов и подлых мыслей, то пожалуйста. Луиза даже назвала имена нескольких весьма болтливых подружек, но общее мнение таково: оба ни разу не нарушили свой обет безбрачия.
Я процедил сквозь зубы кое-что совсем неприличное и вырулил с обочины на дорогу. Мне никак не удавалось избавиться от мысли о ехидном взгляде Альфреда, перед тем как тот проехался по моему велосипеду на своем новеньком «родстере», а в ушах все еще стояли проклятия Денни, когда тот пытался пописать через свой гонорейный член. Еще не было случая, чтобы у мышей отросли крылья и они превратились в ангелочков.
— Правда, Луиза еще кое-что припомнила, — добавила Шарон. — Сразу после смерти твоего деда в лаборатории на фабрике случился большой взрыв и пожар. Один из старых инженеров, который находился там в это время в полном одиночестве, получил удар по голове и потерял сознание. Расследование якобы показало, что это был простой несчастный случай, поскольку там велись какие-то испытания, но инженер продолжал твердить, что по башке его шарахнуло еще до взрыва. Настаивал, что это было не что иное, как попытка грабежа, и что незадолго до взрыва он видел, как к зданию подъехал автомобиль Альфреда Баррина.
— Грабеж?
Шарон выразительно развела руками:
— Но украсть как раз ничего и не украли. Альфред сказал, что был дома с братом, а инженер так никогда до конца и не оправился от сотрясения. Сразу после этого случая вышел на пенсию.
— Девчонка сказала, как его зовут?
— Ну, вообще-то да. Стэнли Крамер. Завсегдатай бара Тода. Приятный старичок, до сих пор жив-здоров. У него дом на Мапл-Хилл, неподалеку от нашего старого коттеджа.
— Любопытно.
— Почему?
— Потому что все исследования на предприятии «Баррин» касались штамповки и протяжки алюминия. Лаборатория всегда представляла собой некое подобие рафинированного мыслительного цеха.
— И она так говорит.
— Давай-ка проверим это.
Библиотека была открыта, почти пуста, и сухенькая старушенция, которая всем заправляла, была рада оказать нам услугу. Все каталоги находились в полном порядке, опрятные карточки заполнены одними и теми же крошечными, больше похожими на паутинку, буковками, и у хранительницы знаний ушло всего секунд тридцать на то, чтобы свериться и принести нам подшивку «Линтон геральд».
Искомая информация занимала первую полосу: три столбика текста и фото разрушенной лаборатории. Ничего нового в статье не содержалось, если не считать более подробного объяснения предполагаемых причин. Подозрения пали на баки с кислотой, хранившиеся на химическом складе этажом ниже. По фото было видно, что основная сила взрыва пришлась на внутреннюю стену, а повреждения оказались незначительными. О моем кузене вообще не упоминалось.
Когда мы вернулись в машину, я спросил Шарон, откуда Луизе стало известно об Але.
— Просто слышала, как дядя с тетей говорили про это, только и всего. Все, что касается Барринов, в городе считается большой сенсацией.
— Сможешь найти дорогу к дому Крамера?
— Думаю, да. Там не слишком много народу живет.
Шарон оказалась права, мы без труда нашли это место. Стэнли Крамер числился в телефонном справочнике и когда мы подъехали к дому, на нижнем этаже маленького коттеджа горел свет. Мы позвонили, я заглянул в окно и увидел, как из кресла напротив телевизора поднимается сморщенный старик с кривыми ногами и шаркающей походкой направляется к двери. Он был совсем седой, и главным его украшением являлись пышные, закрученные на кончиках усы, как у польских панов во времена моего детства.
Крыльцо осветилось, и дверь приветственно распахнулась.
— Ну и ну! — взглянули на нас водянистые голубые глаза. — Гости у нас — большая редкость. Заплутали, что ли?
— Не-а. Вы — Стэнли Крамер?
— И днем и ночью.
— Тогда мы к вам.
— Вот мило! — Под усами появилась беззубая улыбка, и ее хозяин отошел в сторону, пропуская нас внутрь. — Заходите, коли пришли, чего на пороге стоять.
Это было настоящее холостяцкое гнездышко, опрятное и слишком правильное. На каминной полке красовалась коллекция странных рычагов и шестеренок от миниатюрных приборов, на маленьких столиках пылились фотографии в рамках. На одной из них красовался он сам в компании с моим дедом на фоне самого первого здания фабрики «Баррин», и этому снимку было никак не меньше шестидесяти лет.
Прежде чем усесться в кресло, старик налил вина из хрустального графина и предложил нам.
— Так приятно видеть в доме гостей, что я даже забыл спросить, как вас зовут, — сказал он, удобно устроившись напротив. — Кто вы такие? — прищурился хозяин. — Я ведь вас не знаю, или все-таки знаю?
— Вы знали моего деда, — сказал я ему, — Камерона Баррина. Я Догерон Келли, семейная тайна.
В глазах его загорелись веселые огоньки, и старик погрозил мне пальцем:
— А, да, тебя-то я как раз помню. Вот переполох был, когда ты появился на свет! Старина Кам в истерике бился.
— А это Шарон Касс. Она жила неподалеку. Ее отец тоже работал на Барринов.
Крамер поднял очки, валявшиеся у кресла, и нацепил их себе на нос, потом наклонился вперед, пытаясь как следует рассмотреть мою спутницу.
— Дочка Ларри Касса? — Но не успела Шарон открыть рот, как тот неистово закивал. — Да, мэм, так и есть. Вылитая мамочка, черт меня побери. Даже волосы укладываешь, как она. Красивая была женщина, твоя мать.
— Спасибо.
— Как мило с вашей стороны проделать весь этот путь, чтобы навестить старое ископаемое вроде меня. — Он снова улыбнулся, отхлебнул винца и поглядел на меня. — Хотя подозреваю, что ехали вы не только за этим.
— Вот думал, вы сможете помочь мне кое-чем.
— Да что я могу, сынок? Теперь от меня толку мало.
— Просто вспомнить кое-что.
— О, в этом деле я мастак. Память пока не отказала, и то слава богу.
— Помните взрыв в лаборатории на фабрике?
Улыбка исчезла с его лица, и усы повисли.
— Все, что было до и после, а сам взрыв — нет. — Он снял очки и почесал голову. — Но, полагаю, взрыв — не то событие, которое полагается помнить, если ты оказался в эпицентре.
— Однажды вы сказали, что причиной удара по голове явился вовсе не взрыв.
Старик взял графин, подлил вина нам в стаканы, и себя тоже не обидел.
— Правда?
— Хорошее вино, — похвалил я.
Неожиданно глаза потеряли свою водянистость, и взгляд стал острым и пронизывающим.
— Знаешь, сынок, есть в тебе что-то от старого Кама. Он тоже был пронырой. Хитрый такой, ловкий. Иногда напоминал мне змею, а иногда — ну чисто кот, спрячет когти и мурчит, а сам — о-го-го! Держи ухо востро, а то бед не оберешься. Вот остальным ничего от него не перешло.
— Я его единственный прямой родственник, — сказал я и добавил: — А может, кривой. Никто не звонил в колокола, когда я появился на свет.
— Это точно, — хрюкнул Крамер. — Не любил он, когда его оставляли в дураках.
— Так как насчет взрыва?
— Вот видишь? Прямо как Кам. Ни за что от своего не отступится, — обратился он к Шарон. Старик снова отхлебнул вина и подержал его во рту, пытаясь ощутить полный букет. — Взрыв, — выдал он наконец, — должно быть, произошел сразу после полуночи. Я как раз работал над проблемой нагрева алюминиевого сплава. Услышал какой-то шум и пошел осмотреться. Тогда и получил удар по голове. Очнулся только в госпитале.
— Повезло еще, что жив остался.
— Убей, не понимаю, как я вылез оттуда. Говорят, меня нашли у входной двери, но что-то не припомню, чтобы я шел туда или полз, абсолютно ничего такого.
— Вы говорили, что незадолго до этого видели автомобиль Ала.
— Может, и видел, а может, и нет. Примерно минут за десять до этого я спустился вниз, на склад, за припоем. Мне показалось, что я слышу шум мотора, а когда выглянул, то увидел двухтонный седан, как две капли воды похожий на автомобиль Ала. Он приезжал время от времени полистать кое-какие записи, вот я и не придал этому никакого значения. Это же его собственность, правда, так какого черта я должен был волноваться?
— В определенном смысле, да.
— Поэтому я взял припой и отправился работать.
— И это все?
Крамер кивнул, но пальцы его продолжали задумчиво теребить усы.
— А что могло взорваться?
— Я все ждал, когда ты спросишь, — сказал он. — Ничего. Это я так думаю, но я ведь не химик. Может, эта кислота все-таки бабахнула.
— Кое-кто высказывал теории насчет попытки грабежа.
— Было такое. Взрыв произошел как раз у той стены, где находился сейф.
— Что-нибудь ценное?
Старик в очередной раз весьма выразительно пожал плечами:
— Зависит от того, считать ли ценностью четыреста долларов мелочью и старые бумаги. Да этот старый сейф и не закрывался толком. Какое-то время мы даже использовали его вместо склада. Это сейчас там лаборатория, а до того, как Кам построил новое крыло, на ее месте был головной офис, вот сейф и сохранился с тех времен. А так, зачем он нам? Касса и прочие ценности хранятся в подвале в новом здании.
— И братец Ал снова вышел сухим из воды.
— Насколько я понял, не очень-то он тебе по душе.
— Тупоголовый урод.
— Повтори еще разок, душу греет, — согласился со мной Крамер. — Да, в тот раз он сумел отмазаться. Якобы всю ночь провел с Деннисоном. Вот мне и пришлось заткнуться. А что я мог доказать? Это же не «кадиллак» и даже не та заграничная машинюшка, на которой он все время гонял. У пары ребят на заводе тоже были седаны, точь-в-точь как у Ала.
— Но вы до сих пор считаете, что это все-таки был Ал, — констатировал я.
— Сынок, если уж что взбрело в голову старику, то, поверь, выбить это оттуда уже невозможно, даже если идея бредовая. Старость — странная штука.
— Ясно.
— Кстати, не скажете, откуда такой интерес к столь древней истории?
— Да так, простое любопытство, — сказал я.
— Оно убило кошку.
— Если вы правы, то оно может убить и малыша Альфреда.
— А тебе бы этого очень хотелось?
— Почему бы и нет? Ведь пытался он в свое время убить меня.
Шарон отставила стакан и поглядела на меня:
— Видать, и ты, друг мой, стареешь. Из твоей башки тоже ничем не вышибить бредовые идеи.
Стэнли Крамер улыбнулся от души и снова почесал голову.
— На твоем месте я вбил бы себе в голову пару идей насчет этой милой юной леди и не стал бы задумываться о прошлом.
— Может, вы и правы, — сказал я. — Пошли, милая юная леди.
Он был старым и затхлым, полевые зверюшки прочно обосновались вокруг и построили свои гнездышки из обивки кресел и диванов. Сквозь разбитые окна пробивался лунный свет, а шелковистая паутина, свисавшая с потолка, придавала месту странный, какой-то пушистый вид.
Она попросила меня снова поехать туда, но на этот раз захотела войти внутрь. Единственным освещением оказалась пара старинных фонарей «молния», которые она откопала где-то в кабинете. Свет от них шел мягкий, неясный, но его вполне хватало, чтобы разглядеть мокрые полоски у нее под глазами. Девушка долго бродила среди старой мебели и трогала ее руками.
Старый дом располагался слишком далеко от города и слишком хорошо прятался в окружающей растительности, именно этот факт и уберег его от вандализма детишек, да и бродягам он совершенно не подходил. Любовники сюда тоже не добрались, все по тем же причинам. Раза два мы спугнули летучих мышей, вокруг кто-то шуршал и скребся в темноте.
— У нас всегда были мыши, — сказала она. — Я не разрешала папе ставить на них ловушки. Он не знал, конечно, но я даже оставляла на кухонном полу объедки, чтобы они могли вволю наесться.
Я молча слушал ее сбивчивый рассказ о давно минувших днях, когда она бегала здесь с хвостиками и в фартуке и когда папа катал ее на санках. Потом она остановилась перед лестницей на верхний этаж, поколебалась немного и начала подниматься. На втором этаже располагались три комнаты. Дверь в самую маленькую оказалась открытой, и ножная швейная машинка с неуклюжим стулом, казалось, терпеливо ожидали свою швею.
Шарон открыла среднюю дверь и вытянула вперед руку с лампой.
— Комната моих мамы с папой, — сказала она.
Я подошел поближе и заглянул ей через плечо. Ветер и дождь из разбитого окна выцветали матрац и разбросали по всему полу покрывала. Полки обоих комодов покорежились, зеркала помутнели и едва отражали наши силуэты.
Она бережно закрыла дверь и пошла к последней, в самом конце коридора. Та сперва не хотела поддаваться, но я поднажал плечом, толкнул изо всех сил и сумел-таки сдвинуть ее с места. Дверь жалобно заскрипела, нехотя приоткрылась и намертво застряла, так что нам пришлось протискиваться боком.
Окно осталось нетронутым, а учитывая то, что дверь все время стояла плотно закрытой, у грязи не было никакого шанса пробраться внутрь. Стеганое одеяло до сих пор покрывало постель, на тумбочке столпились пустые баночки из-под косметики и стопка журналов о кино; в углу, у самой стены, рядом с письменным столом тихонечко дремало кресло-качалка, в шкафу все еще ждали свою хозяйку старые туфли и груда вещей, из которых девочка давно выросла. По стенам, вперемежку со школьными снимками и всякими безделушками, привезенными с каникул, висели фотографии ее героев, вырванные из книг и журналов.
— Вот тут ты и жила, — сказал я.
Шарон поставила лампу на туалетный столик:
— Мое маленькое святилище. Мне очень нравилась эта комната.
— Ты ведь никогда не покидала этот дом по-настоящему, правда? С продажей вещей, паковкой, переездом и все такое.
— Я не могла. Просто взяла, что мне надо, и ушла. Никогда не думала, что снова вернусь сюда. Слишком много воспоминаний, Дог. Я начала жизнь с чистого листа.
— Но память стереть невозможно, детка.
На долю секунды ее лицо снова озарило то странное выражение, но оно пропало так же быстро, как и появилось.
— Да, знаю.
Она посмотрела на меня в зеркало, потом опустила глаза, и взгляд ее упал на маленькое фото в рамке. Она вытащила его, улыбнулась и сунула в карман.
— Дог... — нервно теребила она пуговицы на костюме и вдруг начала расстегивать их одну за другой. — Не могли бы мы остаться здесь на ночь? Вдвоем?
— Ты путаешь меня со своими мечтами, малышка.
— Я много о чем мечтала в этой самой кровати.
— Может, прекратишь бить меня по голове? Одну ночь на берегу я еще кое-как пережил. Это было забавно и смешно. Но время идет, и теперь уже все будет иначе. Ты же уже давно не маленькая девочка, куколка моя. Стоит снять одежду, и под ней окажется созревшая женская плоть. Мне ни к чему разочарования. Слишком больно ударяют. Мы называли это — любовная лихорадка.
Она сняла пиджак, бросила его на кресло-качалку и начала расстегивать блузку. Я поставил свою лампу на пол, схватил ее и прижал к себе прежде, чем она успела распахнуть ее. Шарон улыбнулась и покачала головой:
— Прошлый раз я хотела тебя, но ты отказался от меня. В этот раз я хочу, чтобы ты не взял меня.
— Но это бессмыслица какая-то, — чуть ли не кричал я.
— Прошу тебя, Дог! Всего один разок. Обещаю, что такое больше не повторится.
— Послушай, фантазии — это, конечно, хорошо, но...
— Иногда мы долго живем в мире фантазий. Прошу тебя, Дог.
Она осторожно оттолкнула меня маленькими нежными ручками и подошла к туалетному столику. Я наблюдал, как она медленно раздевается, и внутри меня разгоралось новое пламя. В этом призрачном желтом свете она казалась прекрасной, как никогда, но красота эта была совсем другая, юная, непорочная и в то же время бесстыдная.
И вот она оказалась совершенно без всего, откинула покрывало и скользнула под него. Я смотрел на нее и думал, зачем мне вся эта чертова ерунда, потом тоже разделся, но без показного бесстыдства. Быстренько скинув одежду, я задул лампы и лег рядом.
— Просто обними меня, — прошептала она.
Мне хотелось сказать то же самое, но я не стал.
Глава 12
Стоило мне дотронуться до кнопки, как мой сорок пятый тут же оказался у меня в руке, курок взведен. Когда дело касалось запоров на дверях, Ли, как истинный житель Нью-Йорка, становился педантом, ни за что не успокоится, пока не закроется, но теперь дверь почему-то оказалась открытой. Я подошел слишком близко, чтобы возвращаться назад, поэтому резким толчком распахнул дверь, вкатился внутрь и залег за углом, готовый вогнать пулю в любого, кто появится на моем пути.
Подождал, быстро сменил дислокацию и подождал еще. Никакого движения. В ярких лучах утреннего солнца весело танцевали пылинки, снизу, с улицы, доносился монотонный гул моторов. Еще секунд через тридцать я поднялся с пола и бросился к дверям своей спальни. Она была пуста, кровать не тронута. Тишина и покой.
Дверь в спальню Ли, расположенная с другой стороны гостиной, была закрыта, на полу валялось несколько писем и газет, Я одним броском оказался около нее, высадил ее ногой и подождал, что произойдет. Ничего.
Но на этот раз я услышал какой-то шум: невнятное бормотание, перемежающееся с бульканьем. Жалюзи были закрыты, и я направился через неприбранную спальню к ванной Ли. Странные звуки стали громче, казалось, они таинственным образом то затихали, то поднимались чуть ли не до истерических ноток.
Когда до меня дошло наконец что это такое, я убрал пушку и с такой силой бросился на дверь ванной, что язычок замка отвалился как отрезанный. Ли лежал в ванне, руки-ноги связаны, рот заклеен пластырем. Сверху положили тяжелый железный стул, чтобы он, не дай бог, не сумел подняться со дна, из крана медленно текла вода. Кто-то явно хотел продлить мучения Ли как можно дольше. Шея его была вытянута, мышцы напряжены до предела: парень из всех сил старался не захлебнуться. Расширенные глаза были наполнены неподдельным ужасом.
Я перекрыл кран, откинул в сторону стул и вытащил друга из ванны. Когда я разрезал веревки, от неожиданного облегчения его начало тошнить, из носа потекло, и я одним рывком сорвал с его губ пластырь, чтобы он не захлебнулся в собственной блевотине. Ли поглядел на меня, застонал и свалился в глубокий обморок.
На его теле не было абсолютно никаких следов насилия, если не считать маленького пятнышка на виске. Я положил Ли в кровать, прибрался и сел рядом, растирая его мокрым полотенцем, пока он не пришел в себя и не открыл глаза.
— Спокойно, не надо ничего говорить. Потом все расскажешь, — сказал я.
Ли едва заметно мотнул головой, делая знак, что понял меня.
— Болит где-нибудь?
Ли отрицательно махнул рукой.
— Ладно, тогда оставайся в кровати.
Я снова намочил полотенце, положил его на лоб Ли и пошел закрывать входную дверь, все время повторяя «Черт! Черт!», на все лады проклиная себя за то, что оказался таким идиотом и думал, что ничего подобного не произойдет. Я оставил без защиты дорогих мне людей только потому, что даже не предполагал, что эти уроды окажутся настолько беспринципными, что снова захотят привести в действие свою грязную машину, и ошибся, ошибся жестоко и непростительно. Не было никакого смысла брать этот след. Ванна наполнилась почти до краев, а это означает, что кран открыли слишком давно, и у тех, кто это сделал, было достаточно времени, чтобы убраться отсюда подальше.
Подождал, быстро сменил дислокацию и подождал еще. Никакого движения. В ярких лучах утреннего солнца весело танцевали пылинки, снизу, с улицы, доносился монотонный гул моторов. Еще секунд через тридцать я поднялся с пола и бросился к дверям своей спальни. Она была пуста, кровать не тронута. Тишина и покой.
Дверь в спальню Ли, расположенная с другой стороны гостиной, была закрыта, на полу валялось несколько писем и газет, Я одним броском оказался около нее, высадил ее ногой и подождал, что произойдет. Ничего.
Но на этот раз я услышал какой-то шум: невнятное бормотание, перемежающееся с бульканьем. Жалюзи были закрыты, и я направился через неприбранную спальню к ванной Ли. Странные звуки стали громче, казалось, они таинственным образом то затихали, то поднимались чуть ли не до истерических ноток.
Когда до меня дошло наконец что это такое, я убрал пушку и с такой силой бросился на дверь ванной, что язычок замка отвалился как отрезанный. Ли лежал в ванне, руки-ноги связаны, рот заклеен пластырем. Сверху положили тяжелый железный стул, чтобы он, не дай бог, не сумел подняться со дна, из крана медленно текла вода. Кто-то явно хотел продлить мучения Ли как можно дольше. Шея его была вытянута, мышцы напряжены до предела: парень из всех сил старался не захлебнуться. Расширенные глаза были наполнены неподдельным ужасом.
Я перекрыл кран, откинул в сторону стул и вытащил друга из ванны. Когда я разрезал веревки, от неожиданного облегчения его начало тошнить, из носа потекло, и я одним рывком сорвал с его губ пластырь, чтобы он не захлебнулся в собственной блевотине. Ли поглядел на меня, застонал и свалился в глубокий обморок.
На его теле не было абсолютно никаких следов насилия, если не считать маленького пятнышка на виске. Я положил Ли в кровать, прибрался и сел рядом, растирая его мокрым полотенцем, пока он не пришел в себя и не открыл глаза.
— Спокойно, не надо ничего говорить. Потом все расскажешь, — сказал я.
Ли едва заметно мотнул головой, делая знак, что понял меня.
— Болит где-нибудь?
Ли отрицательно махнул рукой.
— Ладно, тогда оставайся в кровати.
Я снова намочил полотенце, положил его на лоб Ли и пошел закрывать входную дверь, все время повторяя «Черт! Черт!», на все лады проклиная себя за то, что оказался таким идиотом и думал, что ничего подобного не произойдет. Я оставил без защиты дорогих мне людей только потому, что даже не предполагал, что эти уроды окажутся настолько беспринципными, что снова захотят привести в действие свою грязную машину, и ошибся, ошибся жестоко и непростительно. Не было никакого смысла брать этот след. Ванна наполнилась почти до краев, а это означает, что кран открыли слишком давно, и у тех, кто это сделал, было достаточно времени, чтобы убраться отсюда подальше.