Спиллейн Микки. Капкан на наследника

   — Нравится?
   — Я недооценивал тебя, всемогущий Хантер, — восхитился я.
   — Цветной телевизор, — постучал он по дверке рядом с собой. — Бар выдвигается прямо из стены с вашей стороны. И вина в нем отменные. Радио, холодильное отделение для льда...
   — Если заднее сиденье раскладывается и превращается в кровать, то могу сказать, что это настоящий бордель на колесах, друг мой. — Шарон ткнула меня локтем в бок, но я почувствовал, что она едва сдерживает улыбку. — И не надо смеяться, малышка, — повернулся я к ней. — Этот старый козел еще о-го-го! Скажу по секрету, он серьезно подумывает заняться этим на профессиональной основе.
   — В это я как раз могу поверить, — великодушно польстила Шарон адвокату.
   Глаза Лейланда заблестели от удовольствия.
   — Знаешь, а он прав. Конечно, все надо будет просчитать... рассчитать по времени, я сказал бы. Эх, возраст, возраст, никуда от него не деться, теперь я уже не тот, что раньше.
   — Ох уж эти мужчины! — развеселилась Шарон.
   — А теперь давайте поговорим о женщинах, — парировал Лейланд. — Возьмем, к примеру, тебя. Дог рассказал мне о твоих набегах на Мондо-Бич. Как ты думаешь, мог ли я встречаться с твоим отцом? Его ведь звали Ларри Касс?
   Шарон задумчиво наморщила лоб:
   — Ну... в общем, да.
   — Значит, я действительно знал его. И неплохо знал. Одно время он отвечал за новые проекты на «Баррин». Очень достойный человек. Я всегда говорил, что фабрика много потеряла с его уходом.
   — Он не мог смириться с новыми методами управления, — сказала Шарон.
   — И я не виню его за это, — ответил Лейланд. — Стоило умереть настоящим гигантам, столпам индустрии, которые были прирожденными руководителями и обладали отменным деловым чутьем, как эпоха крупного бизнеса зашла в тупик. Промышленность шагнула далеко вперед, настала эпоха всеобщей компьютеризации. А вместе с ней на арене появилось новое поколение людей некомпетентных, которые прикрывают свою несостоятельность бесконечными колонками цифр, приобретенными в колледжах степенями и полученным по наследству состоянием. Больше никто не стучит кулаком по столу, не спускается вниз без костюма и галстука, чтобы дать хороший нагоняй начальнику цеха за то, что тот наломал дров или перегнул палку. Камерон Баррин был настоящим гигантом. Печально видеть, что и он покинул нас. — Дымка воспоминаний, затянувшая было глаза Лейланда, растаяла, и он с легкой улыбкой поглядел на Шарон. — Я помню, что у Ларри была дочь. Однажды он даже брал ее с собой на рыбалку.
   — На лодке?
   — Да, на весельной лодке. Мы ловили камбалу. А ты никак не желала надевать на крючок мальков...
   — И плакала! Да, я это хорошо помню. Но вы же были таким... Извините.
   — Не стоит, лапушка. Это было лет сто тому назад. Но по всему видно, что теперь меня ожидает более веселая жизнь, чем в молодости. Кстати, милая юная леди, надеюсь, ты не строишь никаких планов в отношении моего неразборчивого друга? Уверен, что в мире полно куда более подходящих и перспективных вариантов.
   — Я помолвлена, мистер Хантер.
   — Это не оправдание. Неужели твой жених одобрил бы то, что ты зависаешь с кем-то навроде... — многозначительно кивнул он в мою сторону, — пусть даже всего лишь на день?
   — Сомневаюсь, что он стал бы возражать. Он человек широких взглядов.
   — Вот и Дог такой же. Именно об этом я и толкую.
   — Но ведь вы с нами. Разве вы не можете быть нашей дуэньей?
   — Теперь уже нет, малышка. И Дог имел возможность убедиться в этом. Я стал таким распутником!
   — В таком случае ему самому придется защищать меня.
   — В таком случае лечение может оказаться хуже самой болезни, — съязвил Лейланд.
   — Ну что ж тут поделаешь? Как говорят сами мужчины: «Если насилие неизбежно, расслабься и получай удовольствие».
   Я издал утробный смех и проговорил:
   — Знаете, наверное, мне не следовало садиться в машину с вами, двумя сексуальными маньяками. Рядом с водителем есть свободное место, надо было лезть в кабину.
   Хантер снова озорно поглядел на меня:
   — Э-эх, был бы я чуточку моложе, обязательно поймал бы тебя на слове и выгнал отсюда, Дог!
   — Можешь когда-нибудь попытаться, — ответил я. — Тогда я обязательно спрошу, где тебе порвали ухо.
   — О, вот история так история!

* * *

   Три поколения тому назад Гранд-Сита была отдаленным поместьем, владением промышленного барона, построенным по специальному проекту самого Камерона Баррина. Величественный особняк, полностью отвечавший традициям и вкусам своего времени, располагался на шестистах акрах холмистой местности, обнесенной каменной стеной. Его обитателям были доступны все удобства, которые только мог купить за деньги изобретательный человек. Оригинальность и простота исполнения радовали глаз. Время от времени в первоначальный проект вносились новомодные изменения, появлялись всякие штучки, которые полагалось иметь на данной ступени социальной лестницы. Со временем замок Камерона стал местом, над которым посмеивалась вся округа, но доступ в которое имела только самая верхушка элиты.
   Так было три поколения назад.
   Теперь до поместья стало рукой подать. Не надо шесть часов трястись в тарантасе. Конечно, скоростная магистраль оттяпала целый угол имения, из-за чего треть земель стала абсолютно непригодной для использования, однако общественные интересы взяли верх над частными, и вот с запада на восток стройными рядами зашагали высоковольтные уродцы, тянущие за собой немереное количество проводов и кабелей. До Нью-Йорка езды было каких-то час с четвертью, и его неясные очертания проступали сквозь туманы, но усадьба Гранд-Сита стоила бы раз в десять больше, чем нынче, если бы кто-нибудь всерьез взялся за ее благоустройство и выставил на рынок.
   Огромный промышленный комплекс «Баррин индастриз» в архаичном стиле из заросшего плющом красного кирпича располагался в двух милях к северо-востоку, на самой окраине городка-спутника Линтона, который вырос из отдельных домиков, строившихся для рабочих и служащих, работавших на предприятии. Когда-то в стародавние времена один человек по фамилии Линтон владел мельницей на самом берегу реки, вот его фамилия и приклеилась к местности, а потом стала названием городка. Поначалу фабрика осуществляла руководство над всем населением, и город не имел своего правительства. Но времена меняются, и теперь у них есть мэр, городской совет и все язвы современного общества в придачу. Убийства, пожары, небольшой тотализатор и программа повышения благосостояния народа — выбирай, что хочешь.
   С моста, поднимавшегося над железнодорожным полотном, можно увидеть, как дорога плавно сворачивает к востоку на полпути от Линтона к поместью и еще семь миль бежит по ничем не примечательной сельской местности, прежде чем в конце концов приводит к летней резиденции семейства Баррин, которой старый Камерон дал название Мондо-Бич. Мондо-Бич — это мили чистейшего песчаного пляжа, омываемого кристальными, до сих пор незагрязненными водами.
   Железные ворота, ведущие в усадьбу, стояли распахнутыми настежь, и наш автомобиль проехал между двух огромных столбов, к которым они крепились. Крыша старого привратного домика провалилась, и теперь в здании никто не жил, но старик садовник в грубой униформе, оседлавший газонокосилку с моторчиком, с любопытством поглядел на нас и махнул рукой, показывая, что мы можем ехать дальше.
   — Почти все из прежних слуг умерли или уволились, — пояснил Лейланд Хантер. — А новых они не нанимают.
   — Но здесь все еще красиво, — сказала ему Шарон, которая пялилась из окон со странным выражением лица. — Я никогда не попадала в поместье таким путем.
   — А мне казалось, ты говорила, что была тут только однажды, — удивился я.
   — Так то в доме. Я много раз тайком пробиралась сюда и гуляла по округе.
   — Надо же, а мне приходилось тайком пробираться отсюда. Даже представить трудно, как кому-то могло прийти в голову пробираться сюда!
   — Это же дом на холме, Дог! Каждый известный мне ребенок завидовал любому, кто имел возможность приходить сюда.
   — А мне больше нравилось в городе.
   Хантер хрюкнул, переводя взгляд с нее на меня.
   — Боюсь, ты только родился богатым, но порода в тебе все равно плебейская, Дог. Какая бы кровь ни текла в жилах твоей матери, свои гены тебе явно передал отец, все до одного.
   — У незаконнорожденных жизнь веселее, приятель, — заверил я его.
   — Неужели возвращение домой совсем не берет тебя за душу? Никакой ностальгии?
   — Какая еще к чертовой матери ностальгия? Это место далеко от моего идеала.
   — А какой идеал у тебя, Дог? — Лейланд перестал улыбаться и теперь смотрел на меня глазами адвоката.
   — Приходилось видеть и получше, и похуже.
   — И в покер играть частенько приходилось, не так ли?
   Мне даже в зеркало не надо было смотреться, чтобы увидеть выражение, застывшее у меня на лице.
   — Я почти никогда не блефовал, малыш Хантер, — ответил я. — Что-то не припомню, чтобы в этом была нужда.
   — Снова это словечко — «почти». Весьма обтекаемо. Полагаю, в данном случае ты хочешь сказать «редко».
   — Что делать, я — такой тупой! Не умею выражать свои мысли.
   По мере приближения к дому гравиевую дорожку сменили бетонные блоки, привезенные специально из Бельгии. Я посмотрел в окно и увидел приближающийся трехэтажный особняк с дорическими колоннами и широкой лестницей. На секунду мне показалось, что на самой верхней ступеньке стоит старик, руки в боки, губы сжаты, ждет, пока я поднимусь наверх, чтобы испытать на мне свою новую палку, и это было только цветочками по сравнению с тем, что ожидало меня внутри. В верхнем окне мелькнула побледневшая мать, порывисто закрывающая лицо руками, чтобы не видеть происходящего, а из-за огромной дубовой двери выглядывали оскаленные личики Деннисона и Альфреда. Снаружи их было не разглядеть, но до моих ушей доносились приглушенные, очень довольные смешки. Где-то поблизости прятались более хитрые девочки, радостно прислушивающиеся к ударам палки по моей голой заднице.
   Но я ни разу не вскрикнул, и старик так и не смог заставить меня заплакать. Позднее, оставшись наедине с собой, я позволял себе немного порыдать, но это были не слезы боли, а слезы ужасного, несправедливого унижения и бессилия, потому что мне влетало за заслуги Деннисона. Или Альфреда. Или за выходки девчонок.
   Воспоминания заняли всего секунду. Теперь старик стал частью семейной истории, мать мирно покоится на дальнем кладбище, а все остальные наверняка выросли из этих детских забав.
   У дверей маячила одинокая фигура дворецкого средних лет, явно ожидавшего нашего прибытия. Он был мне незнаком.
   — Отменный прием, — сказал я.
   Хантер кивнул и поднял свой атташе-кейс:
   — Тебя ведь никак не назовешь знаменитостью, а я простой поверенный по семейным делам, не более того. Что касается Шарон, то она и вовсе человек посторонний. Так зачем беспокоиться насчет официального приема?
   — Скажи мне только одну вещь, Советник. Меня ждут?
   — Нет, конечно! Неужели ты думаешь, что я стал бы портить предстоящее веселье?
   Губы мои расползлись в улыбке, и я захохотал:
   — У меня такое чувство, что ты решил повеселиться на полную.
   — Тебе правильно кажется, Дог. До сего дня мои отношения с семейкой Баррин были не слишком веселыми. Я бы даже сказал, скучными до зубовного скрежета. Думаю, настало время немного позабавиться.
   Шарон поглядела на нас и укоризненно покачала головой:
   — Слушайте, может, мне все же лучше будет остаться в машине?
   — И это после всех тайных попыток пробраться сюда, котенок? — фальшиво удивился я. — Думаю, ты заслуживаешь того, чтобы поглядеть, какие они на самом деле, эти Баррины.
   Дворецкий, которого, как оказалось, звали Харви, взял наши шляпы и проводил до гладко отполированных дверей из орехового дерева, ведущих в библиотеку, величественным жестом распахнул их и выступил вперед, чтобы объявить о нашем прибытии.
   На мгновение годы как бы канули в Лету, и мне показалось, что я заглядываю в эту комнату, где за массивным письменным столом сидел сам Камерон Баррин. Теперь же на нас обратилось шесть лиц, пять глядели на нас из кресел, а шестое расположилось за столом. Интонации новый дворецкий явно перенял у прежнего, Чарльза, и присутствующие также лениво и вальяжно, как это бывало прежде, повернулись к нам.
   — Мистер Лейланд Хантер, мисс Шарон Касс и мистер Догерон Келли, — торжественно объявил Харви.
   Реакция родственничков оказалась весьма примечательной. Нет... она была чертовски забавной, прямо до коликов! О, они увидели нас всех сразу и были готовы одарить Хантера приветственными улыбочками, потом обратили снисходительно-любопытные взоры на Шарон, но когда до их куриных мозгов дошло наконец, что за имя Харви произнес последним, все пятеро чуть не наложили в штаны.
   Маленькие, поросячьи глазки Деннисона, сидевшего за письменным столом, чуть не вылезли из орбит. Альфред напрягся и опрокинул пепельницу, стоявшую на ручке его кресла. Стакан Веды застыл на полпути к ее рту, и, не в силах решить, что же теперь с ним делать, бедняжка поставила его на пол, словно какая-нибудь пропойца в баре. Пэм и Люселла, раскрыв рот, обменялись недоуменными взглядами, а потом одновременно обратили на меня полные ужаса взоры.
   Улыбнуться сумел только Марвин Гейтс, муж Пэм, которого держали из милости. Этот полупьяный человечек, одетый безупречно, словно какой-нибудь старомодный голливудский кинорежиссер, махнул в мою сторону стаканом и выдал:
   — А вот и семейный скелет вылез наконец из шкафа! Добро пожаловать домой!
   Пэм тут же вышла из шока, будто очнулась от ночного кошмара. Ее когда-то пронзительный голос нынче стал грубым и хриплым.
   — Марвин! — резко оборвала она мужа.
   — Извини, дорогая, — ответил он. — Понимаешь, хотел как лучше. — Он снова присосался к стакану и улыбнулся коктейлю.
   — Сидите, сидите! Не вставайте! Не стоит беспокоиться, — обратился я ко всем сразу.
   Взяв под руку Шарон, я провел девушку к огромному кожаному креслу и усадил в него. Зная, что старый Лейланд Хантер испытывает настоящее наслаждение, я не стал портить шоу.
   Каким-то чудом Деннисону удалось собраться с силами, он поднялся на ноги и, глядя на меня остекленевшим взором, протянул мне руку:
   — Догерон... а я думал...
   Я пожал протянутую ладонь и увидел, как он вздрогнул.
   — Да нет, Денни, как видишь, жив-здоров, — пробежался я взглядом по его расплывшемуся телу. — А ты растолстел, малыш.
   Я отпустил его руку и посмотрел на жалкие останки жирного идиота, который превращал мою жизнь в ад много лет назад. Теперь он был сантиметров на десять ниже меня, но в весе явно не уступал, хотя почти все килограммы приходились на огромный живот и сало, свисавшее по бокам.
   — Как поживает твоя женилка, Денни?
   За спиной послышались возмущенные возгласы, а Хантер постарался прикрыть свой смех кашлем.
   Братец Альфред не стал утруждаться и протягивать мне руку. Лицо его излучало неприкрытую ненависть, но он тоже встал, не дожидаясь, пока я подойду и подниму его из кресла. Он был похож на карикатурное изображение хорька, и выражение лица такое же, что и в тот день, когда он сбил меня своим новеньким «родстером».
   — Догерон, — сказал он, а в голосе прозвучали сарказм и желание увидеть, как я свалюсь замертво у его ног.
   — Неужели задница до сих пор побаливает, Альфи? — вытаращил я глаза.
   — А как твоя сломанная рука, не беспокоит? — парировал он.
   Я расплылся в милой непринужденной улыбке, обнажив все тридцать два зуба и сощурив глаза.
   — Абсолютно не беспокоит. — Я наклонился, поднял с пола латунную пепельницу и согнул ее пополам в кулаке. — Видишь?
   Ни один мускул не дрогнул на его лице.
   — Отлично! А то я часто волновался за тебя.
   — Я так и думал, — одобрительно кивнул я. — Даже спал лучше, потому что знал, что ты переживаешь обо мне.
   Затем настал черед кузин, но с ними я поздоровался коротко и вежливо. Они никак не могли преодолеть своего страха, так что я дал им время оправиться и прийти в себя. Пусть посидят и подумают, что за чертовщина такая происходит в их собственном доме. Марвин Гейтс по-прежнему глупо улыбался, занимаясь приготовлением напитков для всех нас, при этом его абсолютно не интересовало, кто что предпочитает. Время от времени он бросал на Пэм ехидные взгляды. Этот пьяница тоже наслаждался разыгравшимся на его глазах шоу и никак не мог скрыть обуревавших его чувств. Когда-то никчемному идиоту лишь чудом удалось вырвать свои яйца из рук отъявленных мошенников — и расплата за это оказалась длиною в жизнь. Пэм держала его под каблуком и долго издевалась над бедолагой, и вот теперь настал его черед посмеяться.
   И только когда позади меня послышался металлический щелчок замка атташе-кейса Хантера, я вспомнил, зачем мы явились сюда. Я придвинул оттоманку к креслу Шарон и уселся рядом с ней. Девушка бессознательно протянула руку и вцепилась в мое плечо. Я почувствовал, как мелко дрожат ее пальцы, вибрируя в такт раскаленной атмосфере.
   Хантер оказался неплохим актером и достойно сыграл отведенную ему в комедии роль. Слишком часто выступал он на этой сцене, слишком хорошо знал все трюки и уловки, чтобы провалиться в самый ответственный момент. Он изучил всю подноготную данной публики и умел вести себя с ней.
   Окинув взором аудиторию и выдержав положенную паузу, адвокат на несколько мгновений задержался взглядом на каждом в отдельности и приступил к своей речи:
   — В общем и целом встреча наша представляла бы простую формальность, если бы не возвращение мистера Келли. Теперь, однако, мы входим в новое измерение, которое по необходимости было отложено из-за его отсутствия. Так вот... — он снова обвел всех взглядом, — никто не сомневается в том, что этот человек действительно Догерон Келли?
   — А что, надо? — подал голос Альфред.
   — Что и говорить, двадцать с лишним лет — большой срок, — снисходительно улыбнулся Хантер. — Если вам потребуются доказательства...
   — Не потребуются, — оборвал его Альфред.
   — Вот и славно. — Лейланд вытащил из кейса несколько листочков и расправил их у себя на коленях. — По большей части завещание вашего деда хорошо известно вам всем. Однако существуют кое-какие детали, которые нужно растолковывать только в присутствии всех собравшихся. Каждый, кто имел свою долю в поместье, получил наследованное сразу же после кончины Камерона Баррина. Все, за исключением мистера Келли. Как известно, его доля на момент смерти мистера Баррина на сумму в десять тысяч долларов в акциях «Баррин индастриз». Все вы в курсе, что количество акций, представляющих собой сумму десять тысяч долларов, в наши дни весьма отличается от того, что имело место быть в момент смерти мистера Баррина. И теперь я готов передать мистеру Келли его долю.
   Со своего места я боковым зрением увидел фальшивую улыбочку Альфреда.
   — Разве к данной награде не прилагается кое-какое условие, мистер Хантер?
   — Я так полагаю, вы имеете в виду статью, затрагивающую моральный вопрос?
   — Вы правы.
   — И вы собираетесь досконально изучить прошлое мистера Келли с тем, чтобы использовать этот пункт?
   — Опять в точку.
   Хантер перевел вопросительный взгляд на Деннисона, и на его лице заиграла такая же деланая улыбка, что и у братца.
   — Я полностью согласен, — ехидно ухмыльнулся старина Денни.
   Я уже было собрался встать, шлепнуть их обоих по задницам и удалиться восвояси, но Хантер сделал знак рукой успокоиться и оставаться на местах.
   — В данном случае, — продолжил адвокат, — я уполномочен раскрыть еще одну оговорку, о которой никто из вас не имел ни малейшего понятия. — Лейланд выдержал секундную паузу, лицо его было абсолютно беспристрастным, но в глазах прыгали бесенята. — Перед тем как разделить оставшуюся часть наследства, мистер Келли имеет полное право провести полное расследование с целью выявить, соответствует ли ваше прошлое условиям данного пункта о морали. Время расследования ограничено тремя месяцами.
   Альфред с Деннисоном вскочили будто ошпаренные. Денни покраснел от несказанного возмущения, а лицо Ала перекосилось от злости.
   — Но это же нелепо! — выкрикнул Денни.
   Хантер покачал головой и оборвал его:
   — Мне очень жаль, но таково пожелание вашего деда. Вы оба высказались положительно насчет своих намерений, поэтому я заявляю о правах мистера Келли. Если бы вы этого не сделали, то дело было бы улажено здесь и сейчас. — Хантер медленно повернулся и поглядел на меня. — Это все еще может быть сделано в том случае, если мистер Келли не пожелает воспользоваться своей прерогативой. Если же он решит для себя обратное, то наследство будет передано только после соблюдения всех формальностей, включающих в себя и данный пункт о моральной чистоте предполагаемых наследников.
   Альфред застыл на месте, сжав кулаки так, что даже пальцы побелели, а Денни перевесился через стол, все еще не в силах совладать с цветом своего лица. Сестренки сидели тихо, словно мышки, и боялись лишний раз вздохнуть. И только Марвин улыбался поверх своего стакана.
   — Можно вопрос, Советник? — обратился я к Хантеру. — Предположим, у них будет что-то на меня, а у меня — на них. Что тогда?
   Внимательный взгляд, которым одарил меня Хантер, сказал даже больше, чем он сам предполагал. Советник снова пытался оценить меня, и мои котировки росли прямо на глазах. Я сумел прочитать мысли покойного, и прочитал их так, как он того хотел.
   Лейланд Хантер глубокомысленно кивнул и торжественно произнес:
   — В таком случае оставшаяся часть наследства целиком и полностью переходит к тебе.
   В душе я веселился словно ребенок, потому что мой старик постарался компенсировать все те случаи, когда мне досталось не по заслугам. Он будто бы говорил: «Достань их! Конечно, это не так уж и много, но ты ведь никогда не зарывался. И если они заслужили, врежь им как следует, обломай палку об их спины!»
   — Ну что? — спросил меня Хантер. — Намерены ли вы воспользоваться своей прерогативой?
   Я даже и не подумал улыбнуться. Просто пристально поглядел на Деннисона, перевел свой взгляд на Альфреда и выдержал необходимую в данном случае паузу.
   — Черт подери, а разве может быть иначе?
   Мы вернулись в Линтон и поужинали в маленьком ресторанчике, расположенном в здании, сложенном из булыжников и цельных бревен, бывшем в стародавние времена мельницей. Похоже, украшения дошли до нас из той же эпохи: кремневые ружья, колеса со спицами, необычные предметы быта и всякое такое, что было в ходу в то время, когда Америка начала входить в самый расцвет сил. Поданная нам еда оказалась простой, но очень вкусной, вино — просто нектар местного разлива, и, наевшись до отвала, мы, наконец-то отпали от стола и обратились к разговорам.
   Хантер наполнил наши стаканы из новой бутылки и поднял тост.
   — За удачный денек! — сказал он. — Приятно было посмотреть, как Баррины вышли из себя от одной только мысли о том, что и за ними могут водиться грешки.
   — Хитроумный ты ублюдок, Советник. Да и старик от тебя недалеко ушел.
   — Так и есть. Надеюсь, теперь ты думаешь о нем иначе.
   — Не иначе, просто лучше. — Я отхлебнул вина и поставил стакан на стол. — Вот что мне пришло в голову, друг мой. Ты ведь мог заложить меня прямо на месте, так почему же не сделал этого?
   Прежде чем ответить мне, Хантер с удовольствием ополовинил свой бокал.
   — Если бы твои братцы не стали настаивать на проведении расследования, это сделал бы я. Видишь ли, Камерон предусмотрел и такой вариант развития событий. Как мне кажется, он полагал, что у тебя не будет ни единого шанса выдержать этот небольшой экзамен, вот он и дал тебе возможность получить причитающееся тебе по закону за их счет. Если бы они посчитали, что копаться в грязи выше их достоинства, то им пришлось бы, по крайней мере, смириться с некоторыми неудобствами. Если бы они оказались не настолько честными, то им пришлось бы расплачиваться за попытку дискредитировать тебя.
   Я кивнул, задумчиво выводя пальцем мокрые круги на столе:
   — Ну и каковы мои шансы, старина?
   — Если честно, я считаю это дело на сто процентов проигрышным. Я же говорил тебе, что уже провел кое-какое расследование и не нашел ничего порочащего твоих двоюродных братьев и сестер. Респектабельные во всех отношениях люди.
   — Просто у тебя слишком уж правильное мышление, Хантер, — возразил ему я. — Большим любителем пачкать руки тебя тоже не назовешь. Но если кому-то понадобилась грязь, рыться надо в навозе. Что-нибудь, да обязательно всплывет.
   — Думаешь, что у тебя в этом деле опыта больше моего?
   — Не удивлюсь, если это окажется именно так, всемогущий Хантер.
   — И я не удивлюсь, — согласился он. Он прикончил свою порцию вина, щелкнул пальцами, подзывая официанта для расчета, заплатил своей кредиткой и поднялся. — В общем так, что-то мне не особо хочется присутствовать при возможном грехопадении, но на завтра у меня назначена встреча с бухгалтерами фабрики. Я зарезервировал номера в «Грамерси-инн» на одну ночь. И вам, кстати, тоже. Отдельные. А пока можете воспользоваться лимузином, с шофером или без него, это уж вам решать. Однако подозреваю, что Уиллис будет счастлив, если вы оставите его в покое. У него тоже своя комната в гостинице. Если хотите, можете возвращаться в город, только с условием, что завтра заберете меня отсюда. Развлекайтесь, как душе угодно, дело ваше.