Страница:
Ну не понравился ему вкус меда, и все тут.
Акционеры сладко дремали в своих крошечных уютных кроватках и видели чудесные сны, а в маленьком офисе было не протолкнуться от шикарных молодых людей, у каждого из которых были свои собственные портфельчики и папочки, битком набитые оптимистичными отчетами. Во главе стола председательствовал парень со шрамом на черепе, который имел твердое намерение отправить меня на тот свет, и он все время поглядывал на дальний конец стола, где я сидел, пытаясь разобраться в его чувствах, но выражение его лица оставалось для меня загадкой. Однако денег у него было достаточно, и если Арнольд Белл промахнется, то он непременно наймет человека, чтобы тот убил меня. Но даже если этого никогда не произойдет, у него достанет средств разломать все на кусочки.
Доклад «Фарнсворт авиэйшн» был очень коротким. «Баррин» не в состоянии выполнить условия договора, но заводы Макмиллана — могут.
Сигнал дан, разграбление началось.
И так до перерыва, когда вице-президент «Фарнсворт» спросил меня за чашечкой кофе, не я ли являюсь полноправным владельцем определенного куска суши, а именно безводных пустынных земель, и я ответил, что так оно и есть... бесконечные акры облюбованной змеями местности, где туристы обожают делать фотографии.
Продам ли я ее?
А почему бы и нет?
По крайней мере, избавлю Лейланда Хантера от геморроя.
Старик на портрете улыбался все шире и шире. Я изо всех сил разбежался, чтобы перепрыгнуть через пропасть, и он с нетерпением ожидал, когда я свалюсь вниз, потому что скорости мне явно не хватало. Все, чего жаждал этот мерзавец, — чтобы я схватился за противоположный край, но пальцы мои не выдержали напряжения и разжались, и я полетел к чертям собачьим с мыслью о том, что почти достиг цели. Но в данном случае «почти» — недостаточно. Сострадание было совсем не к лицу старому адвокату. Жалость не входила в список его добродетелей, даже если дело касалось меня. Конечно, иногда старик впадал в воспоминания о двух девицах в одной постели и даже о старой Дубро, но официально он не мог себе позволить выражать жалость или симпатию. Хантер вежливо покачал головой, отправил в рот ложку салата с тунцом и сказал:
— Этого недостаточно, чтобы спасти «Баррин», Дог.
— Что для этого нужно?
— Чудо.
— Неужели деньги не в силах помочь?
— Разве Роланд Холланд не разъяснил тебе все «за» и «против» великой финансовой политики?
— Да пытался, конечно, но я ведь не математик. Цифры — не моя стихия. Всякие там функции, синусы, многочлены — темный лес.
— Только твой собственный член — твоя стихия.
— Прибереги свои грязные шуточки для девчонок.
— Продажа твоих земель продлит агонию «Баррин» еще на месяц, не более того, да и то из-за всей этой шумихи вокруг фабрики. Как только интерес публики стихнет — все, скажи «прощай».
— Что-то ты совсем скис, — удивился я.
— Это вполне объяснимо. Я прожил целую эру. Нет, даже эпоху. Так горько видеть, как все идет псу под хвост. Ты открыл ящик Пандоры и позволил им заглянуть в него. Они клюнули на наживку, и вот теперь мир рушится вокруг них и почва уходит у них из-под ног. — Он помолчал, внимательно поглядел на меня и спросил: — Сколько у тебя еще осталось?
— Ну, несколько миллионов.
— Тогда забудь об этом, если только не хочешь сыграть роль Санта-Клауса в городе, где живут дети, которые не верят в сказки. Не пройдет и суток, как они поймут подвох и разочарованно разбредутся по домам к своим разбитым мечтам. Поверь мне, нет ничего горше, чем возвращаться к былому.
— Дерьмо собачье!
— Ты проиграл, Дог. — Голос Хантера звучал неумолимо.
— Дерьмо кошачье! — выдал я.
— Не важно, какое животное роняет его на землю, воняет оно все равно одинаково, — съязвил адвокат. — Наверное, я никогда не узнаю, зачем тебе все это понадобилось.
— Я хотел вернуться домой, только и всего.
— Ты видишь, чем обернулось твое возвращение?
— Вот дерьмо!
— Куда подевались зверушки?
— Загляни себе под хвост.
Бенни Сачс подтянул ремень, на котором болталась его пушка, кивнул нам и сел рядом с моим адвокатом, даже не удостоив того взглядом. Все его внимание безраздельно принадлежало мне одному.
— Мы узнали, кто хозяин машины.
— Я и сам мог бы сказать вам, что она моя, — пожал я плечами.
— Пластиковая взрывчатка.
— Угу. На выхлопной трубе. Взрыватель тепловой.
— Какой ты догадливый!
— В точку, друг мой.
— Мне из Нью-Йорка звонили.
— Этого следовало ожидать.
— Вы мне не нравитесь, мистер Келли.
— Я не Мэрилин Монро, чтобы всем нравиться. Какие теперь проблемы?
— Парни Макмиллана в городе.
— Я рад за них.
— Они служат охранниками на одном из его предприятий. Затевают кое-что против тебя.
— Тогда почему же я до сих пор жив?
— Вот этого-то я как раз и не понял. Пока. Но непременно разберусь.
— Отлично, офицер. Просто помни, что тебя поставили защищать своих подопечных.
— Пошел ты к чертям собачьим, мистер Келли.
— Пытался однажды, только вот дорогу не нашел. Не подскажешь?
Когда он ушел, Хантер удивленно поглядел на меня:
— Я чего-то не понял?
— Я тоже. Пошли вернемся на собрание. Полное разграбление фабрики скоро подойдет к концу.
Официальный приговор звучал запутанно, как циркуляр папы римского, однако вся суть сводилась к одному: Кросс Макмиллан владеет фабрикой и Кросс Макмиллан вознамерился разорить ее. И не было ни малейшей надежды на то, чтобы поддержать угасающую на глазах жизнь «Баррин индастриз» и Линтона. Текущие контракты будут поддержаны, исполнены вовремя, но на других предприятиях, а без них «Баррин» превратится в пустышку, раковину, которую рак-отшельник бросил на произвол судьбы.
В корпусах мерно гудели станки, улыбались операторы, но уже слышалась тяжелая поступь рока, и вскоре пакеты с ленчем и термосы превратятся в ностальгические воспоминания о днях, которые не сегодня завтра канут в Лету. Сколько раз человек может произнести «Черт!»... ругательство, вызванное бессилием изменить что-либо и которое вырывалось автоматически, как если бы ты треснул себе молотком по пальцам.
К черту деньги. Они тут ни при чем. У них у всех имеются социальные гарантии, страховка, пенсии, и, если правительство будет продолжать придерживаться прежнего курса, они смогут получать еще больше, только вот эти парни никогда не попросят. Им совсем не этого надо. Все, что им было нужно, — это надежда, а я разбил ее вдребезги.
Зато теперь я могу не сомневаться, что на мои похороны соберется целая толпа народу.
И все будут хохотать до упаду.
— Привет, Кросс, — поздоровался я. — Слышал, ты хочешь меня убить.
Он остановился, велел двум другим идти без него, вытянул из кармана сигару и прикурил от предложенной мной спички.
— У тебя проблемы с семантикой, Дог, — выпустил он струю дыма. — Собираюсь устроить, чтобы тебя убили, — вот что я говорил.
— И что, духу не хватает, Кросс?
— Да этого дерьма хоть отбавляй. Но зачем пускать на ветер такие бабки, если другие были готовы сделать это за меня?
— У тебя тоже нелады с языком, если не с семантикой, то с временами. Стрелки будут готовы сделать это. Неужели возникли проблемы с наймом персонала?
Кросс улыбнулся, и я почувствовал, как все тело мое застыло от напряжения. Не хотелось бы мне допускать, чтобы в этом оскале зазвучали дружеские нотки, потому что это означало бы только одно: ты, оказывается, не настолько чист, как тебе представлялось раньше, и ты допустил самую большую ошибку из всех возможных. Я нащупал через пиджак свой сорок пятый, но вынимать его не стал. Ничего не произошло, если не считать того, что Кросс снова улыбнулся и одарил меня весьма трогательным взглядом.
— Пошли выйдем, — махнул он головой.
Я пропустил Макмиллана вперед, убедился, что при входе никого нет, и только тогда скользнул наружу. Я стоял у потрясающих своими размерами дверей «Баррин индастриз» в компании человека, который только что превратил фабрику в ничто, глядя на улыбающиеся лица собравшихся вокруг людей, которые считали, что судьба повернулась к ним лицом, а удача свила гнездо в их родном доме, и они уже приготовили корзиночки для яиц. Я чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею, а билет оказался фальшивым.
— Я их отозвал, — сказал мне Кросс.
Черт, а я уже успел забыть про него. Слова его я, конечно, слышал, но смысл их никак не желал доходить до меня. Я затянулся, выкинул бычок под дождь и спросил, глядя в сторону:
— Кого?
— Тех, кто должен был отправить тебя на тот свет.
— Что за хрень?
— Сигаретки не найдется?
Я вытряхнул одну из пачки, дал ему прикурить и отступил в тень. Остатки его сигары все еще дымились на ступеньках.
— Знаешь, они вполне могли бы справиться с моим заданием, ради меня, — констатировал он.
— Все возможно.
— Если бы понадобилось, я бы купил целую кучу народу.
— И вскоре все они устали бы гоняться за мной. Особенно после того, как я завалил бы их золотую жилу.
— Это вряд ли, Дог.
— Тогда почему не продолжить? — Я выпустил струю дыма прямо ему в лицо, но он даже бровью не повел.
— Я всегда возвращаю долги, мой разлюбезный соотечественник с собачьим именем.
— Может, хватит напускать туману?
— За то я жизнь тебе верну... что ты вернул мою жену.
— Ты же не Шекспир, старина. Так что кончай говорить стихами.
Кросс снова улыбнулся, на этот раз во все тридцать два зуба. Краска бросилась ему в лицо, и белый шрам на залысине, в том месте, куда я в свое время стукнул его кирпичом, стал более заметным. Но это случилось слишком давно, чтобы обращать на него внимание, сейчас меня интересовала только его улыбка.
— Я дарю тебе жизнь, Дог. Вот и все. Но только это. Ты дал мне то, чего я жаждал заполучить всю свою чертову жизнь... жену, которую я люблю и которая может любить меня в постели. Ты ведь знал, что она фригидна?
Я никак не мог взять в толк, в какую сторону его заносит.
— Мне казалось, что все в курсе, — ответил я. Все, чего мне хотелось, так это дать ему по башке так, чтобы мозги выскочили, а болван даже не подозревал, насколько близко подошел он к этой черте.
— Это точно, — снова улыбнулся Кросс. Затянувшись еще разок, он полез в карман, вытащил довольно объемистый конверт, небрежно сложенный вчетверо, и протянул его мне. — Шейла любит меня, Дог. И она впервые затащила меня в постель. Сама затащила. Черт, не совсем подходящее слово. Я наконец-то сумел вытянуть из нее все, чего добивался долгие-долгие годы. Именно ты выбил из нее ту проблему, которая сидела у нее в мозгах. — Он последний раз затянулся и бросил окурок под ноги. — Не расскажешь мне, что с ней было не так?
— Нет.
Мне хотелось, чтобы все эти парни, которые собрались во дворе и торчали под дождем, убрались к чертовой матери или по крайней мере к себе домой.
— Сколько раз ты с ней встречался, Дог?
— Не слишком много.
Давай же заканчивай, идиот. У меня совсем не осталось времени на игры. Уже темнеет.
— Трахался долго?
— Достаточно, чтобы занять целый вечер.
— Она хороша?
— У меня и получше были. Но она ужасна жадна до этого дела. И кончает часть.
Кросс кивнул.
Он был в двух шагах от смертоносного оружия, но все стоял и стоял, глядя на то, как угасает день, и я не видел никого, кто бы мог остановить меня. Густая тень скрывала меня и мою руку, лежащую на армейском сорок пятом, патрон в патроннике, курок взведен, полная обойма в рукоятке, еще две — в кармане. Вот будет потеха, когда все начнется! Только почему-то ничего не собиралось начинаться.
— В итоге Шейла отдалась мне без остатка. И это ты, член ходячий, вернул мне ее. Она всегда любила меня, а теперь может доказать мне это в постели. — Дождь ударил с новой силой, как будто кто-то там, на небесах, открыл кран. Холодные струи хлестали нас прямо в лицо, но мы оба не обращали на это никакого внимания. — Как забавно, — продолжал тем временем Кросс, — что именно тебе удалось добиться этого. Врачи не смогли. Психотерапевты не смогли. Никто не смог. И тут на сцену выходишь ты, чуть не до смерти затрахиваешь ее, и тебе удается то, чего не удалось никому. Ты дал мне вещь, которую невозможно купить ни за какие деньги.
Я поглядел на него, но говорить ничего не стал.
— Глупо, правда, но ты прекрасно знал, что делаешь, грязный ублюдок.
— Еще одно подобное выражение — и ты покойник, Кросс.
— Заткнись, глупый ублюдок. Я тебя не боюсь. Лучше открой этот чертов конверт.
Я развернул пакет и раскрыл его.
— Теперь ты безраздельный владелец «Баррин», мой удачливый сексуальный соседушка. Здесь мой херов контрольный пакет. Я дарю тебе эту никчемную груду кирпича и кучку стариков в придачу, пытающихся из последних сил штамповать алюминий, плюс дом, полный тупорылых родственничков, несколько контрактов, которые уже переведены на мои предприятия, мертвый городишко... и твою жизнь.
Я выплюнул сигарету и засунул бумаги в карман.
— Может, стоит отстрелить тебе яйца, друг мой.
— И не пытайся, — миролюбиво отмахнулся Кросс. — Ты, конечно, спрятался в тени, но двое моих парней наизготове. Они пристрелят тебя, до или после.
Черт, да какое мне до них дело? Я опустил руку и оставил в покое своего железного друга. Сумерки все сгущались.
Кросс Макмиллан шагнул в кольцо света, поглядел на большие старинные башенные часы, перевел взгляд на меня и снова улыбнулся. Он по-прежнему обладал подъездными путями, без которых «Баррин» была просто кучей мусора. Родственнички засели в Гранд-Сита, заливая свое горе вином, но завтра они протрезвеют, и для них жизнь потечет своим чередом. Мне же предстоит встретиться с людьми, которые потянутся из мусорной кучи, стряхивая с себя ошкурки и пытаясь сожрать меня с потрохами за то, что я посмел воскресить их глупые надежды, и хуже всего было то, что придется встретиться с ними лицом к лицу, с этими грустными мертвенными лицами, в которых еще несколько дней назад горел огонь надежды.
— Вот видишь, Дог, это не всегда срабатывает, так ведь? — раздался позади меня голос.
Я взглянул на Шарон, но в глазах ее по-прежнему плескались убийственные волны, говорящие лишь об одном: если так уж случилось, что сама она не в силах убить меня, то она будет до безумия рада, когда кто-нибудь другой отправит меня на тот свет. Я бессознательно протянул ей руку, и она так же бессознательно взяла ее. Я начал перебирать ее пальчики, но не нащупал кольца, от которого на одном из них всегда оставался зеленый ободок. Она сняла его.
— Он мертв, — сказала Шарон.
— А разве мы — нет?
— Да, Дог, и мы тоже.
На свет вышел старик, энергично размахивающий рукой, призывая остальных последовать его примеру.
— Привет, Стэнли, — поздоровался я, когда узнал его.
Стэнли Крамер. Человек из прошлого. И с ним еще четверо.
— Мистер Келли, — кивнул он мне и повернулся к Шарон. — Мэм.
— Кто скажет им, Стэнли? — спросил я.
— Мистер Келли... мы все уже в курсе. Это все равно что... черт, да мы пахали здесь, когда тебя еще и в планах не было!
— Так и есть.
Все они выступили в кольцо света, и я смог разглядеть их лица. Да, это были старики, но старики улыбающиеся, и в их лицах все еще читалась молодость, словно девиз: «Меня не раздавишь!» И выглядели они молодо не из-за того, что готовы были очертя голову броситься в драку, нет, молодость светилась в их улыбках, словно они знали какой-то секрет и были готовы поделиться им с несведующими. И вот Стэнли Крамер, которого выбрали в ораторы, провозгласил:
— Мы все же вычислили то, за чем ты охотился. Твои двоюродные братья так и не сумели найти это, но они не были уверены, существует ли оно на самом деле или так — нелепые байки. До тех пор, пока ты не начал гнать волну, а мы не начали думать, все мы считали, что наследство, которое Джейсон оставил Пату, — шутка.
Он протянул мне нечто, размером с коробку для обуви.
— Все бумаги внутри. Там сказано, как это работает. Теперь «Баррин» обеспечена долгая процветающая жизнь.
— Что «это», Стэнли?
Раздались смешки, и старик вытащил на свет божий металлический шарик сантиметра три в диаметре, отливающий голубоватым серебром с желтыми переливами. Крамер снова хихикнул и убрал руку.
Шарик остался на месте.
Он легонько подтолкнул его, и он плавно поплыл в мою сторону.
— Антигравитационное устройство, — объяснил старик. — Теперь мы все в шоколаде.
И тут прямо между моей головой и виском Шарон отскочил небольшой кусочек кипарисовой колонны. В дереве осталось аккуратное отверстие 22-го калибра. Пуля прошла так близко, что, отклонись она всего на несколько сантиметров в любую сторону, один из нас был бы уже трупом, но, кроме нас с Шарон, никто ничего даже не заметил, и я затолкал ее вовнутрь, оставив довольно хихикающих победителей под проливным дождем. Все, о чем я мог думать в этот момент: стоит ли вновь произносить навязшее в зубах ругательство?
Глава 25
Акционеры сладко дремали в своих крошечных уютных кроватках и видели чудесные сны, а в маленьком офисе было не протолкнуться от шикарных молодых людей, у каждого из которых были свои собственные портфельчики и папочки, битком набитые оптимистичными отчетами. Во главе стола председательствовал парень со шрамом на черепе, который имел твердое намерение отправить меня на тот свет, и он все время поглядывал на дальний конец стола, где я сидел, пытаясь разобраться в его чувствах, но выражение его лица оставалось для меня загадкой. Однако денег у него было достаточно, и если Арнольд Белл промахнется, то он непременно наймет человека, чтобы тот убил меня. Но даже если этого никогда не произойдет, у него достанет средств разломать все на кусочки.
Доклад «Фарнсворт авиэйшн» был очень коротким. «Баррин» не в состоянии выполнить условия договора, но заводы Макмиллана — могут.
Сигнал дан, разграбление началось.
И так до перерыва, когда вице-президент «Фарнсворт» спросил меня за чашечкой кофе, не я ли являюсь полноправным владельцем определенного куска суши, а именно безводных пустынных земель, и я ответил, что так оно и есть... бесконечные акры облюбованной змеями местности, где туристы обожают делать фотографии.
Продам ли я ее?
А почему бы и нет?
По крайней мере, избавлю Лейланда Хантера от геморроя.
Старик на портрете улыбался все шире и шире. Я изо всех сил разбежался, чтобы перепрыгнуть через пропасть, и он с нетерпением ожидал, когда я свалюсь вниз, потому что скорости мне явно не хватало. Все, чего жаждал этот мерзавец, — чтобы я схватился за противоположный край, но пальцы мои не выдержали напряжения и разжались, и я полетел к чертям собачьим с мыслью о том, что почти достиг цели. Но в данном случае «почти» — недостаточно. Сострадание было совсем не к лицу старому адвокату. Жалость не входила в список его добродетелей, даже если дело касалось меня. Конечно, иногда старик впадал в воспоминания о двух девицах в одной постели и даже о старой Дубро, но официально он не мог себе позволить выражать жалость или симпатию. Хантер вежливо покачал головой, отправил в рот ложку салата с тунцом и сказал:
— Этого недостаточно, чтобы спасти «Баррин», Дог.
— Что для этого нужно?
— Чудо.
— Неужели деньги не в силах помочь?
— Разве Роланд Холланд не разъяснил тебе все «за» и «против» великой финансовой политики?
— Да пытался, конечно, но я ведь не математик. Цифры — не моя стихия. Всякие там функции, синусы, многочлены — темный лес.
— Только твой собственный член — твоя стихия.
— Прибереги свои грязные шуточки для девчонок.
— Продажа твоих земель продлит агонию «Баррин» еще на месяц, не более того, да и то из-за всей этой шумихи вокруг фабрики. Как только интерес публики стихнет — все, скажи «прощай».
— Что-то ты совсем скис, — удивился я.
— Это вполне объяснимо. Я прожил целую эру. Нет, даже эпоху. Так горько видеть, как все идет псу под хвост. Ты открыл ящик Пандоры и позволил им заглянуть в него. Они клюнули на наживку, и вот теперь мир рушится вокруг них и почва уходит у них из-под ног. — Он помолчал, внимательно поглядел на меня и спросил: — Сколько у тебя еще осталось?
— Ну, несколько миллионов.
— Тогда забудь об этом, если только не хочешь сыграть роль Санта-Клауса в городе, где живут дети, которые не верят в сказки. Не пройдет и суток, как они поймут подвох и разочарованно разбредутся по домам к своим разбитым мечтам. Поверь мне, нет ничего горше, чем возвращаться к былому.
— Дерьмо собачье!
— Ты проиграл, Дог. — Голос Хантера звучал неумолимо.
— Дерьмо кошачье! — выдал я.
— Не важно, какое животное роняет его на землю, воняет оно все равно одинаково, — съязвил адвокат. — Наверное, я никогда не узнаю, зачем тебе все это понадобилось.
— Я хотел вернуться домой, только и всего.
— Ты видишь, чем обернулось твое возвращение?
— Вот дерьмо!
— Куда подевались зверушки?
— Загляни себе под хвост.
Бенни Сачс подтянул ремень, на котором болталась его пушка, кивнул нам и сел рядом с моим адвокатом, даже не удостоив того взглядом. Все его внимание безраздельно принадлежало мне одному.
— Мы узнали, кто хозяин машины.
— Я и сам мог бы сказать вам, что она моя, — пожал я плечами.
— Пластиковая взрывчатка.
— Угу. На выхлопной трубе. Взрыватель тепловой.
— Какой ты догадливый!
— В точку, друг мой.
— Мне из Нью-Йорка звонили.
— Этого следовало ожидать.
— Вы мне не нравитесь, мистер Келли.
— Я не Мэрилин Монро, чтобы всем нравиться. Какие теперь проблемы?
— Парни Макмиллана в городе.
— Я рад за них.
— Они служат охранниками на одном из его предприятий. Затевают кое-что против тебя.
— Тогда почему же я до сих пор жив?
— Вот этого-то я как раз и не понял. Пока. Но непременно разберусь.
— Отлично, офицер. Просто помни, что тебя поставили защищать своих подопечных.
— Пошел ты к чертям собачьим, мистер Келли.
— Пытался однажды, только вот дорогу не нашел. Не подскажешь?
Когда он ушел, Хантер удивленно поглядел на меня:
— Я чего-то не понял?
— Я тоже. Пошли вернемся на собрание. Полное разграбление фабрики скоро подойдет к концу.
Официальный приговор звучал запутанно, как циркуляр папы римского, однако вся суть сводилась к одному: Кросс Макмиллан владеет фабрикой и Кросс Макмиллан вознамерился разорить ее. И не было ни малейшей надежды на то, чтобы поддержать угасающую на глазах жизнь «Баррин индастриз» и Линтона. Текущие контракты будут поддержаны, исполнены вовремя, но на других предприятиях, а без них «Баррин» превратится в пустышку, раковину, которую рак-отшельник бросил на произвол судьбы.
В корпусах мерно гудели станки, улыбались операторы, но уже слышалась тяжелая поступь рока, и вскоре пакеты с ленчем и термосы превратятся в ностальгические воспоминания о днях, которые не сегодня завтра канут в Лету. Сколько раз человек может произнести «Черт!»... ругательство, вызванное бессилием изменить что-либо и которое вырывалось автоматически, как если бы ты треснул себе молотком по пальцам.
К черту деньги. Они тут ни при чем. У них у всех имеются социальные гарантии, страховка, пенсии, и, если правительство будет продолжать придерживаться прежнего курса, они смогут получать еще больше, только вот эти парни никогда не попросят. Им совсем не этого надо. Все, что им было нужно, — это надежда, а я разбил ее вдребезги.
Зато теперь я могу не сомневаться, что на мои похороны соберется целая толпа народу.
И все будут хохотать до упаду.
* * *
Я вытащил сигарету, прикурил и привалился к стене в ожидании его появления, и вот он вышел.— Привет, Кросс, — поздоровался я. — Слышал, ты хочешь меня убить.
Он остановился, велел двум другим идти без него, вытянул из кармана сигару и прикурил от предложенной мной спички.
— У тебя проблемы с семантикой, Дог, — выпустил он струю дыма. — Собираюсь устроить, чтобы тебя убили, — вот что я говорил.
— И что, духу не хватает, Кросс?
— Да этого дерьма хоть отбавляй. Но зачем пускать на ветер такие бабки, если другие были готовы сделать это за меня?
— У тебя тоже нелады с языком, если не с семантикой, то с временами. Стрелки будут готовы сделать это. Неужели возникли проблемы с наймом персонала?
Кросс улыбнулся, и я почувствовал, как все тело мое застыло от напряжения. Не хотелось бы мне допускать, чтобы в этом оскале зазвучали дружеские нотки, потому что это означало бы только одно: ты, оказывается, не настолько чист, как тебе представлялось раньше, и ты допустил самую большую ошибку из всех возможных. Я нащупал через пиджак свой сорок пятый, но вынимать его не стал. Ничего не произошло, если не считать того, что Кросс снова улыбнулся и одарил меня весьма трогательным взглядом.
— Пошли выйдем, — махнул он головой.
Я пропустил Макмиллана вперед, убедился, что при входе никого нет, и только тогда скользнул наружу. Я стоял у потрясающих своими размерами дверей «Баррин индастриз» в компании человека, который только что превратил фабрику в ничто, глядя на улыбающиеся лица собравшихся вокруг людей, которые считали, что судьба повернулась к ним лицом, а удача свила гнездо в их родном доме, и они уже приготовили корзиночки для яиц. Я чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею, а билет оказался фальшивым.
— Я их отозвал, — сказал мне Кросс.
Черт, а я уже успел забыть про него. Слова его я, конечно, слышал, но смысл их никак не желал доходить до меня. Я затянулся, выкинул бычок под дождь и спросил, глядя в сторону:
— Кого?
— Тех, кто должен был отправить тебя на тот свет.
— Что за хрень?
— Сигаретки не найдется?
Я вытряхнул одну из пачки, дал ему прикурить и отступил в тень. Остатки его сигары все еще дымились на ступеньках.
— Знаешь, они вполне могли бы справиться с моим заданием, ради меня, — констатировал он.
— Все возможно.
— Если бы понадобилось, я бы купил целую кучу народу.
— И вскоре все они устали бы гоняться за мной. Особенно после того, как я завалил бы их золотую жилу.
— Это вряд ли, Дог.
— Тогда почему не продолжить? — Я выпустил струю дыма прямо ему в лицо, но он даже бровью не повел.
— Я всегда возвращаю долги, мой разлюбезный соотечественник с собачьим именем.
— Может, хватит напускать туману?
— За то я жизнь тебе верну... что ты вернул мою жену.
— Ты же не Шекспир, старина. Так что кончай говорить стихами.
Кросс снова улыбнулся, на этот раз во все тридцать два зуба. Краска бросилась ему в лицо, и белый шрам на залысине, в том месте, куда я в свое время стукнул его кирпичом, стал более заметным. Но это случилось слишком давно, чтобы обращать на него внимание, сейчас меня интересовала только его улыбка.
— Я дарю тебе жизнь, Дог. Вот и все. Но только это. Ты дал мне то, чего я жаждал заполучить всю свою чертову жизнь... жену, которую я люблю и которая может любить меня в постели. Ты ведь знал, что она фригидна?
Я никак не мог взять в толк, в какую сторону его заносит.
— Мне казалось, что все в курсе, — ответил я. Все, чего мне хотелось, так это дать ему по башке так, чтобы мозги выскочили, а болван даже не подозревал, насколько близко подошел он к этой черте.
— Это точно, — снова улыбнулся Кросс. Затянувшись еще разок, он полез в карман, вытащил довольно объемистый конверт, небрежно сложенный вчетверо, и протянул его мне. — Шейла любит меня, Дог. И она впервые затащила меня в постель. Сама затащила. Черт, не совсем подходящее слово. Я наконец-то сумел вытянуть из нее все, чего добивался долгие-долгие годы. Именно ты выбил из нее ту проблему, которая сидела у нее в мозгах. — Он последний раз затянулся и бросил окурок под ноги. — Не расскажешь мне, что с ней было не так?
— Нет.
Мне хотелось, чтобы все эти парни, которые собрались во дворе и торчали под дождем, убрались к чертовой матери или по крайней мере к себе домой.
— Сколько раз ты с ней встречался, Дог?
— Не слишком много.
Давай же заканчивай, идиот. У меня совсем не осталось времени на игры. Уже темнеет.
— Трахался долго?
— Достаточно, чтобы занять целый вечер.
— Она хороша?
— У меня и получше были. Но она ужасна жадна до этого дела. И кончает часть.
Кросс кивнул.
Он был в двух шагах от смертоносного оружия, но все стоял и стоял, глядя на то, как угасает день, и я не видел никого, кто бы мог остановить меня. Густая тень скрывала меня и мою руку, лежащую на армейском сорок пятом, патрон в патроннике, курок взведен, полная обойма в рукоятке, еще две — в кармане. Вот будет потеха, когда все начнется! Только почему-то ничего не собиралось начинаться.
— В итоге Шейла отдалась мне без остатка. И это ты, член ходячий, вернул мне ее. Она всегда любила меня, а теперь может доказать мне это в постели. — Дождь ударил с новой силой, как будто кто-то там, на небесах, открыл кран. Холодные струи хлестали нас прямо в лицо, но мы оба не обращали на это никакого внимания. — Как забавно, — продолжал тем временем Кросс, — что именно тебе удалось добиться этого. Врачи не смогли. Психотерапевты не смогли. Никто не смог. И тут на сцену выходишь ты, чуть не до смерти затрахиваешь ее, и тебе удается то, чего не удалось никому. Ты дал мне вещь, которую невозможно купить ни за какие деньги.
Я поглядел на него, но говорить ничего не стал.
— Глупо, правда, но ты прекрасно знал, что делаешь, грязный ублюдок.
— Еще одно подобное выражение — и ты покойник, Кросс.
— Заткнись, глупый ублюдок. Я тебя не боюсь. Лучше открой этот чертов конверт.
Я развернул пакет и раскрыл его.
— Теперь ты безраздельный владелец «Баррин», мой удачливый сексуальный соседушка. Здесь мой херов контрольный пакет. Я дарю тебе эту никчемную груду кирпича и кучку стариков в придачу, пытающихся из последних сил штамповать алюминий, плюс дом, полный тупорылых родственничков, несколько контрактов, которые уже переведены на мои предприятия, мертвый городишко... и твою жизнь.
Я выплюнул сигарету и засунул бумаги в карман.
— Может, стоит отстрелить тебе яйца, друг мой.
— И не пытайся, — миролюбиво отмахнулся Кросс. — Ты, конечно, спрятался в тени, но двое моих парней наизготове. Они пристрелят тебя, до или после.
Черт, да какое мне до них дело? Я опустил руку и оставил в покое своего железного друга. Сумерки все сгущались.
Кросс Макмиллан шагнул в кольцо света, поглядел на большие старинные башенные часы, перевел взгляд на меня и снова улыбнулся. Он по-прежнему обладал подъездными путями, без которых «Баррин» была просто кучей мусора. Родственнички засели в Гранд-Сита, заливая свое горе вином, но завтра они протрезвеют, и для них жизнь потечет своим чередом. Мне же предстоит встретиться с людьми, которые потянутся из мусорной кучи, стряхивая с себя ошкурки и пытаясь сожрать меня с потрохами за то, что я посмел воскресить их глупые надежды, и хуже всего было то, что придется встретиться с ними лицом к лицу, с этими грустными мертвенными лицами, в которых еще несколько дней назад горел огонь надежды.
— Вот видишь, Дог, это не всегда срабатывает, так ведь? — раздался позади меня голос.
Я взглянул на Шарон, но в глазах ее по-прежнему плескались убийственные волны, говорящие лишь об одном: если так уж случилось, что сама она не в силах убить меня, то она будет до безумия рада, когда кто-нибудь другой отправит меня на тот свет. Я бессознательно протянул ей руку, и она так же бессознательно взяла ее. Я начал перебирать ее пальчики, но не нащупал кольца, от которого на одном из них всегда оставался зеленый ободок. Она сняла его.
— Он мертв, — сказала Шарон.
— А разве мы — нет?
— Да, Дог, и мы тоже.
На свет вышел старик, энергично размахивающий рукой, призывая остальных последовать его примеру.
— Привет, Стэнли, — поздоровался я, когда узнал его.
Стэнли Крамер. Человек из прошлого. И с ним еще четверо.
— Мистер Келли, — кивнул он мне и повернулся к Шарон. — Мэм.
— Кто скажет им, Стэнли? — спросил я.
— Мистер Келли... мы все уже в курсе. Это все равно что... черт, да мы пахали здесь, когда тебя еще и в планах не было!
— Так и есть.
Все они выступили в кольцо света, и я смог разглядеть их лица. Да, это были старики, но старики улыбающиеся, и в их лицах все еще читалась молодость, словно девиз: «Меня не раздавишь!» И выглядели они молодо не из-за того, что готовы были очертя голову броситься в драку, нет, молодость светилась в их улыбках, словно они знали какой-то секрет и были готовы поделиться им с несведующими. И вот Стэнли Крамер, которого выбрали в ораторы, провозгласил:
— Мы все же вычислили то, за чем ты охотился. Твои двоюродные братья так и не сумели найти это, но они не были уверены, существует ли оно на самом деле или так — нелепые байки. До тех пор, пока ты не начал гнать волну, а мы не начали думать, все мы считали, что наследство, которое Джейсон оставил Пату, — шутка.
Он протянул мне нечто, размером с коробку для обуви.
— Все бумаги внутри. Там сказано, как это работает. Теперь «Баррин» обеспечена долгая процветающая жизнь.
— Что «это», Стэнли?
Раздались смешки, и старик вытащил на свет божий металлический шарик сантиметра три в диаметре, отливающий голубоватым серебром с желтыми переливами. Крамер снова хихикнул и убрал руку.
Шарик остался на месте.
Он легонько подтолкнул его, и он плавно поплыл в мою сторону.
— Антигравитационное устройство, — объяснил старик. — Теперь мы все в шоколаде.
И тут прямо между моей головой и виском Шарон отскочил небольшой кусочек кипарисовой колонны. В дереве осталось аккуратное отверстие 22-го калибра. Пуля прошла так близко, что, отклонись она всего на несколько сантиметров в любую сторону, один из нас был бы уже трупом, но, кроме нас с Шарон, никто ничего даже не заметил, и я затолкал ее вовнутрь, оставив довольно хихикающих победителей под проливным дождем. Все, о чем я мог думать в этот момент: стоит ли вновь произносить навязшее в зубах ругательство?
Глава 25
— Дог.
Интонация была не вопросительной. И объяснений она тоже не требовала. Шарон просто произнесла мое имя. Я выключил свет и затолкал ее в офис, откуда была видна маленькая компания под дождем. Старики, смеясь, отправились по своим автомобилям.
Стрелок не промахнулся. Он сделал это нарочно.
Избавься от толпы и выходи на сцену, говорил он. Арнольд Белл здесь, и он собирается предъявить свои права на наследство. Киллер из киллеров. И не упрощай мне работу, потому что все должны узнать, что я встретился с тобой лицом к лицу и что ты мне и в подметки не годишься. И цены сразу влетят до небес, Дог. Я стану получать такие бабки, которые тебе и во сне не снились. Ты не можешь раздавить меня, да ты даже не в состоянии найти меня! Именно мне решать, где и когда произойдет решающая схватка, и от этого работа моя превращается в сущее удовольствие, и я трахну у тебя на глазах милую блондиночку, которая всегда за тобой таскается... и это будет даже лучше, чем рассказывать о том, как вы оба описались со страху. И ты будешь корчиться в предсмертных судорогах, а Арнольд Белл будет смеяться над тобой. И я наконец-то смогу потратить свои денежки. И мне будут платить где угодно, даже в Мадриде. В Марселе. В Стамбуле. В Париже. Черт подери, да мне будут платить где угодно, даже в Москве, потому что, когда ты протянешь ноги, я стану главным. Иди же сюда, котик, поцелуй тигру задницу.
— Давай наклоняйся, Тигр, у котика зубки что надо.
— Дог... что ты сказал?
— Ничего.
Ее взгляд снова изменился.
— Дог...
— Послушай...
— Нет. Прошу тебя... Дог.
Все ушли, и я погасил фонари, освещающие территорию фабрики. Где-то на задворках работал мотор.
— Это правда, насчет Шейлы?
Одна из венецианских ставней скособочилась, и я поправил ее.
— Да.
— Она была... хороша?
— Все они хороши.
— Ты же не...
— Я трахаюсь с девицами не потому, что люблю их, котеночек. Так что заткнись.
— Они рассказали мне про... шарик. Раньше, чем показали его тебе.
Я поглядел на Шарон. Она вся горела.
— Я просила их не отдавать его тебе, — выпалила Шарон.
— Премного благодарен.
— Стэнли просто посмеялся надо мной. Сказал, что я всего лишь... всего лишь... женщина.
Черт, мне тоже пришлось рассмеяться:
— Но так ведь оно и есть, куколка моя!
— Совсем недавно мне хотелось поглядеть на твой труп.
— Кому-то надо было заставить мою мать сделать аборт.
— Что ты собираешься делать?
— Убраться отсюда к чертовой матери, вот что.
— Я с тобой.
Милая сердцу ночная тьма. Она скрывала все мои чувства, все мои мысли, и я мог позволить себе цедить слова сквозь зубы, и этот надтреснутый шепоток означал, что игра вошла в финальную фазу, у аутсайдеров оставались последние минутки, чтобы догнать тех, кто вырвался далеко вперед, но шансов все равно немного, а если к тому же кто-то решит помешать, то победы им не видать, как своих собственных ушей.
— Это невозможно, милая моя.
— Пошел ты к чертям собачьим, урод.
— Что за слова из уст леди?
— Какая я тебе на хрен леди, Дог? Я твоя девчонка.
Ее руки белели в темноте.
— Не перекладывай это на меня только потому, что твой парень погиб. А чего вы еще хотели, посылая жениха на войну, юная леди?
— Нет, как вам это нравится!
— Ты выходишь из игры.
Шарон ехидно рассмеялась, и я почувствовал, как она берет меня под руку и прижимается ко мне горячим телом, таким милым, таким живым, таящим в себе удивительные секреты, прямо мина-ловушка, а не женщина. И у меня не достало сил оттолкнуть ее, избавиться от нее, потому что теперь мне вдруг стало все равно, как и где умирать.
— Куда ты, туда и я, — проворковала она.
— Тогда возьму тебя туда, куда тебе совсем не хотелось ехать, — ответил я.
— Возьми меня.
Я провел ладонью по ее лицу, по груди, скользнул вниз, в изумительную ложбинку между ее ног. Сквозь тонкую ткань я ощущал покалывание волосков, мягкую влажную щелку и даже исходящий из нее жар. Ладонь моя проделала обратный путь к ее щеке.
— Возьму. Как только доберемся до места, — улыбнулся я.
Может ли лис обхитрить лиса?
Она оставила машину на главной стоянке, и люди еще уезжали, когда я запихнул ее в «форд» и сел за руль. Я наклонил ее, прижал к сиденью и выехал на главную дорогу, пристроившись за остальными, которые направлялись в заведение Тода. Сделав вид, что я ищу место для парковки, я резко попятился назад, развернулся и вклинился в поток машин. На пустынном перекрестке я свернул влево, сделал полный круг, выбрался на шоссе и погнал в сторону Нью-Йорка. На первой же попавшейся на пути развязке я повернул назад и направился к Линтону старой дорогой.
Вся процедура заняла не меньше полутора часов, но в финале я выехал на проселочную дорогу, которая привела нас к пункту назначения. Я не стал выключать фар, чтобы Шарон имела возможность как следует рассмотреть то, что я давно собирался показать ей.
Лейланд Хантер нанял превосходных мастеров. Они отлично знали свое дело. Старый дом Шарон стоял, посверкивая белыми боками в ярком свете автомобильных огней, и даже ее старый велосипед, выправленный и заново покрашенный, поджидал у крылечка свою хозяйку. Во входной двери торчал белый конверт, и я догадывался, что находится внутри. Я вылез из машины, обошел ее и помог выбраться Шарон.
Она тоже знала, что в конверте, но отказывалась верить себе, пока не убедилась воочию, вскрыв его и достав оттуда ключик, прикрепленный к документам.
— Он твой, моя блондиночка.
— Дог... — еле слышно выдохнула она.
— Все приведено в первоначальное состояние.
— Но почему?
— Пусть по крайней мере у одного из нас будет дом.
Она хотела что-то сказать, но не смогла. Слезы брызнули у нее из глаз. Счастливая владелица сунула ключ в замочную скважину и повернула его. Дверь бесшумно распахнулась. Она протянула руку к выключателю, вспыхнул свет, и я услышал, как у Шарон перехватило дыхание.
— Полагаю, Советник задавал кое-какие вопросы, — сказал я.
Все было простенько, без претензий. Это был всего лишь старомодный дом, такой теплый, такой уютный, что казалось, будто в воздухе висит запах пирожков, томящихся в духовке, а со двора доносятся звонкие детские голоса. Старшие играют за столом в карты, а женщины подают им пиво и сплетничают на кухне. Феминисткам здесь не место. Запах краски еще не совсем выветрился, и ноги ступали по непритоптанному ворсу новых ковров. Дом был полностью готов и с нетерпением ожидал, когда прибудут люди и поселятся в нем, если, конечно, кто-то вообще захочет жить здесь со всей этой ностальгией по давно минувшим дням.
— Как мило, Дог.
— Тебе очень повезло, сладкая моя. Хотел бы я иметь в детстве такой же дом.
— Но у тебя ведь был целый особняк на холме.
— Не у меня. У меня лично ничего не было. Я же незаконнорожденный.
— А там... наверху...
— Пошли поглядим, — пожал я плечами.
Мы поднялись по устланной голубой дорожкой лестнице. Она с улыбкой открыла двери, ведущие во все комнаты верхнего этажа, оставив свою спальню напоследок. Тут они особенно постарались. Глаза ее были на мокром месте, губы дрожали, и настал момент оставить ее здесь и сейчас.
Снаружи стояла непроглядная тьма, и мишень должна была покинуть густонаселенную территорию.
Она медленно повернулась ко мне, долго-долго пронзала меня изучающим взглядом и начала снимать пиджак. Так же неторопливо она расстегнула кофточку и бросила ее к ногам. Бюстгальтера на ней не было, и ее полные грудки уставились на меня своими сладкими сморщившимися сосочками.
Интонация была не вопросительной. И объяснений она тоже не требовала. Шарон просто произнесла мое имя. Я выключил свет и затолкал ее в офис, откуда была видна маленькая компания под дождем. Старики, смеясь, отправились по своим автомобилям.
Стрелок не промахнулся. Он сделал это нарочно.
Избавься от толпы и выходи на сцену, говорил он. Арнольд Белл здесь, и он собирается предъявить свои права на наследство. Киллер из киллеров. И не упрощай мне работу, потому что все должны узнать, что я встретился с тобой лицом к лицу и что ты мне и в подметки не годишься. И цены сразу влетят до небес, Дог. Я стану получать такие бабки, которые тебе и во сне не снились. Ты не можешь раздавить меня, да ты даже не в состоянии найти меня! Именно мне решать, где и когда произойдет решающая схватка, и от этого работа моя превращается в сущее удовольствие, и я трахну у тебя на глазах милую блондиночку, которая всегда за тобой таскается... и это будет даже лучше, чем рассказывать о том, как вы оба описались со страху. И ты будешь корчиться в предсмертных судорогах, а Арнольд Белл будет смеяться над тобой. И я наконец-то смогу потратить свои денежки. И мне будут платить где угодно, даже в Мадриде. В Марселе. В Стамбуле. В Париже. Черт подери, да мне будут платить где угодно, даже в Москве, потому что, когда ты протянешь ноги, я стану главным. Иди же сюда, котик, поцелуй тигру задницу.
— Давай наклоняйся, Тигр, у котика зубки что надо.
— Дог... что ты сказал?
— Ничего.
Ее взгляд снова изменился.
— Дог...
— Послушай...
— Нет. Прошу тебя... Дог.
Все ушли, и я погасил фонари, освещающие территорию фабрики. Где-то на задворках работал мотор.
— Это правда, насчет Шейлы?
Одна из венецианских ставней скособочилась, и я поправил ее.
— Да.
— Она была... хороша?
— Все они хороши.
— Ты же не...
— Я трахаюсь с девицами не потому, что люблю их, котеночек. Так что заткнись.
— Они рассказали мне про... шарик. Раньше, чем показали его тебе.
Я поглядел на Шарон. Она вся горела.
— Я просила их не отдавать его тебе, — выпалила Шарон.
— Премного благодарен.
— Стэнли просто посмеялся надо мной. Сказал, что я всего лишь... всего лишь... женщина.
Черт, мне тоже пришлось рассмеяться:
— Но так ведь оно и есть, куколка моя!
— Совсем недавно мне хотелось поглядеть на твой труп.
— Кому-то надо было заставить мою мать сделать аборт.
— Что ты собираешься делать?
— Убраться отсюда к чертовой матери, вот что.
— Я с тобой.
Милая сердцу ночная тьма. Она скрывала все мои чувства, все мои мысли, и я мог позволить себе цедить слова сквозь зубы, и этот надтреснутый шепоток означал, что игра вошла в финальную фазу, у аутсайдеров оставались последние минутки, чтобы догнать тех, кто вырвался далеко вперед, но шансов все равно немного, а если к тому же кто-то решит помешать, то победы им не видать, как своих собственных ушей.
— Это невозможно, милая моя.
— Пошел ты к чертям собачьим, урод.
— Что за слова из уст леди?
— Какая я тебе на хрен леди, Дог? Я твоя девчонка.
Ее руки белели в темноте.
— Не перекладывай это на меня только потому, что твой парень погиб. А чего вы еще хотели, посылая жениха на войну, юная леди?
— Нет, как вам это нравится!
— Ты выходишь из игры.
Шарон ехидно рассмеялась, и я почувствовал, как она берет меня под руку и прижимается ко мне горячим телом, таким милым, таким живым, таящим в себе удивительные секреты, прямо мина-ловушка, а не женщина. И у меня не достало сил оттолкнуть ее, избавиться от нее, потому что теперь мне вдруг стало все равно, как и где умирать.
— Куда ты, туда и я, — проворковала она.
— Тогда возьму тебя туда, куда тебе совсем не хотелось ехать, — ответил я.
— Возьми меня.
Я провел ладонью по ее лицу, по груди, скользнул вниз, в изумительную ложбинку между ее ног. Сквозь тонкую ткань я ощущал покалывание волосков, мягкую влажную щелку и даже исходящий из нее жар. Ладонь моя проделала обратный путь к ее щеке.
— Возьму. Как только доберемся до места, — улыбнулся я.
* * *
Нам обоим нравилась ночь, но на этот раз она играла на моей стороне, потому что я выбрал себе роль зверя, а не охотника. Я знал, где прячусь сейчас и куда направляюсь. А охотник — нет. Ему придется поломать себе голову, строить планы, разрабатывать стратегию, а потом действовать исходя из обстоятельств, все время опасаясь расставленных ловушек. Все время красться на цыпочках. Все время дрожать от страха. Ему тоже были известны все хитрости и приемы. Он был вполне способен найти меня, найти мою машину. Он мог выстрелить так, чтобы пуля оцарапала мне висок, и дать понять: он рядом, он ждет, никогда не упуская из виду, как сильно он рискует, и тут я услышал, как кто-то тихо смеется, и чуть не оглянулся, чтобы поглядеть, кто же это, пока не сообразил, что смеюсь я сам.Может ли лис обхитрить лиса?
Она оставила машину на главной стоянке, и люди еще уезжали, когда я запихнул ее в «форд» и сел за руль. Я наклонил ее, прижал к сиденью и выехал на главную дорогу, пристроившись за остальными, которые направлялись в заведение Тода. Сделав вид, что я ищу место для парковки, я резко попятился назад, развернулся и вклинился в поток машин. На пустынном перекрестке я свернул влево, сделал полный круг, выбрался на шоссе и погнал в сторону Нью-Йорка. На первой же попавшейся на пути развязке я повернул назад и направился к Линтону старой дорогой.
Вся процедура заняла не меньше полутора часов, но в финале я выехал на проселочную дорогу, которая привела нас к пункту назначения. Я не стал выключать фар, чтобы Шарон имела возможность как следует рассмотреть то, что я давно собирался показать ей.
Лейланд Хантер нанял превосходных мастеров. Они отлично знали свое дело. Старый дом Шарон стоял, посверкивая белыми боками в ярком свете автомобильных огней, и даже ее старый велосипед, выправленный и заново покрашенный, поджидал у крылечка свою хозяйку. Во входной двери торчал белый конверт, и я догадывался, что находится внутри. Я вылез из машины, обошел ее и помог выбраться Шарон.
Она тоже знала, что в конверте, но отказывалась верить себе, пока не убедилась воочию, вскрыв его и достав оттуда ключик, прикрепленный к документам.
— Он твой, моя блондиночка.
— Дог... — еле слышно выдохнула она.
— Все приведено в первоначальное состояние.
— Но почему?
— Пусть по крайней мере у одного из нас будет дом.
Она хотела что-то сказать, но не смогла. Слезы брызнули у нее из глаз. Счастливая владелица сунула ключ в замочную скважину и повернула его. Дверь бесшумно распахнулась. Она протянула руку к выключателю, вспыхнул свет, и я услышал, как у Шарон перехватило дыхание.
— Полагаю, Советник задавал кое-какие вопросы, — сказал я.
Все было простенько, без претензий. Это был всего лишь старомодный дом, такой теплый, такой уютный, что казалось, будто в воздухе висит запах пирожков, томящихся в духовке, а со двора доносятся звонкие детские голоса. Старшие играют за столом в карты, а женщины подают им пиво и сплетничают на кухне. Феминисткам здесь не место. Запах краски еще не совсем выветрился, и ноги ступали по непритоптанному ворсу новых ковров. Дом был полностью готов и с нетерпением ожидал, когда прибудут люди и поселятся в нем, если, конечно, кто-то вообще захочет жить здесь со всей этой ностальгией по давно минувшим дням.
— Как мило, Дог.
— Тебе очень повезло, сладкая моя. Хотел бы я иметь в детстве такой же дом.
— Но у тебя ведь был целый особняк на холме.
— Не у меня. У меня лично ничего не было. Я же незаконнорожденный.
— А там... наверху...
— Пошли поглядим, — пожал я плечами.
Мы поднялись по устланной голубой дорожкой лестнице. Она с улыбкой открыла двери, ведущие во все комнаты верхнего этажа, оставив свою спальню напоследок. Тут они особенно постарались. Глаза ее были на мокром месте, губы дрожали, и настал момент оставить ее здесь и сейчас.
Снаружи стояла непроглядная тьма, и мишень должна была покинуть густонаселенную территорию.
Она медленно повернулась ко мне, долго-долго пронзала меня изучающим взглядом и начала снимать пиджак. Так же неторопливо она расстегнула кофточку и бросила ее к ногам. Бюстгальтера на ней не было, и ее полные грудки уставились на меня своими сладкими сморщившимися сосочками.