– Так и будем молчать? – осведомилась она, переводя взгляд с одной фигуры на другую.
– А что тут скажешь? – Никодемас криво усмехнулся. – Я думал, мы друзья...
– Разве это не так? – Эмили почти скрипела зубами.
– Вон твоя подружка, – небрежно бросил тот и добавил: – Плакса-вакса.
Роби вскочила на ноги:
– Прекратите, вы, оба!!! – взревела она, чего от «плаксы» никто ожидать не мог.
Эмилия больно прикусила язык. От невесть откуда взявшегося стыда запылали щеки. Кому вообще пришла в голову идея о том, что лучший друг должен быть один? Девочка чувствовала кожей, насколько дороги ей люди, с которыми знакома-то чуть!
...А между тем класс сам себя убирать не станет. Робин подобрала губку и принялась методично возить ею по доске. Никодемас спустился на пол и направился к первому ряду, чтоб установить все стульчики как полагается.
Поскольку второй губки нигде не было видно, Эмили начала переворачивать стулья третьего ряда. Напряжение так и висело в воздухе. Она старалась не смотреть в сторону друга, но грохот неумолимо приближался.
Четвертая парта среднего ряда... класс превратился в лес металлических ножек. Ребята смотрели друг на друга, и оба понимали необходимость сказать что-то... Что-то важное...
– Я не прав. – Черные глаза поблескивали. – Прости.
– Я не сердилась, – призналась Эмили. – А извиняться тебе нужно перед Би.
– Хорошо. – Никодемас вздохнул. – Мир?
Он протянул вперед смуглую руку.
– Мир, – кивнула девочка и с чувством пожала ее...
– Робин, прости меня! – как можно громче крикнул друг. – Ты не плакса!
– Плакса, плакса... так и мама говорит. – Би облокотилась о кафедру, сделанную специально под мадам Нанс. – Так вы будете со мной общаться?
– А куда мы денемся? – Никодемас вынырнул в проход и картинно поклонился.
– Спасибо, – улыбнулась она, и по круглым щечкам снова покатились крупные слезы.
– Я что-то не то сказал? – мальчик бросил удивленный взгляд на Эмилию.
– Это от счастья, – шмыгая носом, пояснила храбрая плакса. – Кто-нибудь видел веник и совок?
Когда Альбоура оторвалась от земли, девочка уткнулась носом в белоснежную гриву. Два дня... целых два дня без друзей. Да, рядом будут папа, Люс и Альхен, но от этого почему-то не делалось легче. Перед глазами вставало удивительное «небо», созданное мистером Кроу.
– Не балуйся. – Мадам Александра усадила Эмилию ровно. – Когда же ты, наконец, вырастешь и сможешь сама ездить верхом?!
Риторический вопрос – это тот, что не требует ответа. Ясно же, что собственный паспорт мисс Эмили Варлоу получит только в четырнадцать лет, а взрослой станет в семнадцать.
– Альхен, какими были твои школьные друзья? – перекрикивая ветер, спросила девочка – но та промолчала. Может, просто не расслышала?
Дорога домой показалась короткой, как маленькая переменка. Попрощавшись с крылатой лошадью на пирсе, женщина взяла у Эмили из рук портфель. Все еще не верилось в то, что завтра не будет утреннего ажиотажа и завтрака в полудреме.
...Странный звук нарушил тишину: будто кто-то тонким голоском кашлянул. Мадам Александра повернула голову в сторону хозяйственных построек. Когда кашель раздался вновь, она решительно свернула на дорожку, а Эмили поспешила следом.
Тяжелые ворота со скрипом отворились, и взгляду открылся просторный каменный амбар, заполненный ароматным сеном. Чуть поодаль от входа верхом на чурке сидел Патрик.
Круглое красное лицо выражало крайнюю степень удивления, роскошные рыжие усы с подусниками шевелились, но бедняга не мог произнести ни слова. У его ног лежал мешок...
– Кхе... кхе... – неубедительно покашлял мужчина.
– Что у тебя, Падди? – сурово спросила Альхен.
– Ничего... – Голубые глаза забегали.
Тут непонятный сверток, глубоко вздохнув, как чихнул! Крошечный, с голубиное яйцо, огненный шарик заставил вспыхнуть подстилку из сухой травы.
– Интересно... – протянула блондинка.
– Совершенно ничего интересного. – Патрик отчаянно затоптал толстой ножищей в потертом сапоге образовавшийся костерок.
Тогда мадам Александра решительно шагнула вперед. Девочка, все это время стоявшая в оцепенении, не смогла остаться безучастной. От любопытства сердце застучало чаще. Что же прячется в мешке?
Долго ждать не пришлось... Странный кто-то высунул кончик длинной узкой морды. Черный блестящий нос со смешными ноздрями, за ним показалась и вся голова. Золотисто-алые глаза, больше похожие на щели, спутанная грива, маленькие ушки...
– Жду объяснений! – Альхен грозовой тучей нависла над садовником.
Падди нехотя стянул тряпку, и крошечный пегас расправил неестественные перепончатые крылья, а вот на ножки встать не сумел...
– Принес. Каюсь. – Мужчина вытер лоб мешковиной. – А что мне еще делать было? Его алхимику в лавку хотели... продать.
– Вот, значит, куда делись деньги? – Мадам Александра выпрямилась. – Что скажет господин, когда узнает?
– Я... я возмещу... я из жалования... я... – запричитал Патрик.
– Ты вернешь зверька владельцу. – Белая фигура развернулась на каблуках.
– Живодеру?! – голубые глаза вспыхнули. – Маленькая леди, скажите что-нибудь!
– А вот это уже провокация, – бросила Альхен, подталкивая Эмилию к выходу.
Но девочка не спешила уходить: словно завороженная, она смотрела на худенькое тельце изумительного существа. Она ни разу еще не встречала черных пегасов. Белых, серых, в яблоках, даже рыжих – но не черных!
– Ты бессердечная!
Оттолкнув спутницу, Эмили отступила туда, где сидел садовник.
– Возможно. – Альхен скрестила руки на груди.
– Я попрошу папу оставить его, – твердо заявила девочка.
– Только не забудь сказать, что это огнеопасно, – скептически заметила несгибаемая мадам и скрылась из виду.
Эмили сжала кулачки... в такие минуты она не понимала, та ли это женщина, которая любила и заботилась...
Садовник рассеянно похлопал маленького пегаса по крупу. Патрик Рэд любил все, что тянулось к солнцу, дышало и жило. Не особо верилось, что Альхен в самом деле смогла бы отдать беззащитное существо живодерам, а вот Падди был совсем другого мнения.
Присев на корточки, девочка опасливо протянула руку. Маленький пегас испуганно захлопал крыльями, поднимая в воздух пыль и легкие травинки.
– Тише... бояка он... – Мужчина накрыл худенькое тельце мешком. – Кроха от людей добра не видел.
– Сколько ему... эм... месяцев? – Эмили вглядывалась в удивительные глаза волшебного существа.
– Месяцев? Этому неделя где-т' отроду наберется, мисс.
Она думала, что настолько тепло Патрик может говорить только о своих яблонях.
– А где его мама?
Крошка-пегас закашлялся.
– У него нет мамки, его люди... создали, – пояснил садовник.
– Зачем? – от удивления глаза сделались круглыми, как у Би.
Падди тяжело поднялся, отряхнул от пыли брюки и направился к своей грубой кожаной сумке, висящей на вбитом в стенную подпорку гвозде. Эмили вздрагивала на каждый звук: ей все казалось, что сейчас войдет мадам Александра или папа...
– На продажу, – нехотя ответил садовник. – После того как скотам... простите, мисс... запретили убивать драконов, потому что их осталось раз-два и обчелся.
– При чем тут драконы? – Она все еще ничего не понимала.
– Эх, мисс... – Патрик извлек бутылочку с молоком и соску. – Светлая вы душа! Дракона вырастить не всякий сможет, а вот такого вот полукровку – сколько угодно. Изверги... А потом... продают крошек по частям...
Мужчина сжал кулаки.
– Попадись мне хоть один в руки!.. – с чувством пробасил он. – А так все перекупатели... или как их? Попадись мне хоть один...
– Ты бы ему показал, добрый Патрик. – Эмили другого и представить не могла.
Вернувшись на прежнее место, Падди приладил соску к бутылочке и принялся поить крошку пегаса молоком.
...Робко скрипнула дверь, и в амбар протиснулся Люс. Девочка не понимала, радоваться или нет, пока друг не заговорил:
– Прокололись? – Он выглядел немного растерянно. – Что теперь?
– Пес его знает. – Падди осторожно поддерживал узкую черную мордочку. – Но звереныша я на верную смерть не отдам.
– Не сомневаюсь. – Люсьен подошел и осторожно похлопал Патрика по плечу. – Дракончик уже получше себя чувствует?
– Куда там!.. – отмахнулся садовник. – Кашляет, чихает, горячий весь...
– Выходим? – с надеждой спросил Люс.
– Ну не добьем же! – Падди хрипло усмехнулся.
В холле Резиденции Главы Ордена царила обычная суета. Сновали туда-сюда нарочные, кто-то читал в ожидании аудиенции, бесконечный поток людей втекал и вытекал через большие двери, чтоб разбиться на несколько ручейков у парадной лестницы.
Высоко задрав подбородок, мисс Уиквилд направилась прямиком к окошку, за которым пряталась внешне дружелюбная девушка из Отдела Справок. Меньше всего хотелось встретить знакомое лицо.
– Дайна!
Не узнать голос она не могла. Игнорировать было невежливо, тем более что высокая стройная фигура уже пробивалась к ней.
– Какими судьбами?
Едва ли это интересовало ее.
– По чудоделам своим отчитываться, плюс с бумагами разобраться чуть, – сообщил Руфус. – А ты?
– А я... в Отдел Кадров, – максимально уклончиво ответила Дайна.
– Неважно, – отмахнулся Баламут. – Если не занята, позволь угостить тебя чем-нибудь.
– Отлично, – кивнула мисс Уиквилд.
– Тогда я буду ждать у входа... – Руф широко улыбнулся. Естественно, она согласилась, только чтоб отделаться от него. Дайна прекрасно понимала, что едва ли этот тип собрался облагодетельствовать просто так, по доброте душевной.
– Девушка. – Лупоглазое создание с протокольной миной на круглом лице по уставу приветливо улыбнулось. – Предупредите кадровиков, что я поднимаюсь к ним.
– Сию минуту, Леди, – отчеканила та.
Приснопамятный Отдел Кадров находился на пятом этаже. Скрипучий паркет, душные кабинеты, неприветливые лица – словом, мелкие чиновники в естественной для себя среде. Совсем недавно мисс Уиквилд уже заходила сюда, чтоб официально оформить право присмотреться к своей предполагаемой замене.
– Слушаю вас, – неприлично ярко накрашенная женщина подняла ленивый взгляд.
– Я была здесь пару дней назад. – Дайна не рассчитывала на понимание. – Мне нужно отозвать заявление.
– Ничем не могу помочь, – сухо сообщила неприятная особа.
– Можете, – спокойно возразила мисс Уиквилд. – Я принесла полный пакет документов на Протекторат, и по закону вы не имеете права мне отказать.
– А разве речь об отказе? – засуетилась чиновница.
Не без удовольствия Дайна отметила рвение, появившееся из ниоткуда. Отвратительно накрашенная дама подскочила и принялась перебирать пухлые папки, расставленные в шкафу у нее за спиной. Шелест страниц при известной доле воображения можно было сравнивать со звуком осеннего леса.
Мисс Уиквилд не переносила «кабинетных крыс» – людей, которые существовали только для того, чтоб поставить круглую или прямоугольную печать, но при этом едва не лопались от осознания собственной значимости. Для Дайны у таких не было имен, только приметы...
– Вот, – чиновница протянула подписанный документ. – Вы хотите аннулировать прошение о демобилизации?
– Да, – после паузы подтвердила она.
– Вы уверены? – Жирно обведенные черным и зашпатлеванные фиолетовым с блестками глаза буквально лезли из орбит.
– Делайте свою работу. – Дайна приняла из цепких рук бумагу.
Покинув душный кабинет, женщина подошла вплотную к необходимости избежать так некстати подвернувшегося «свидания». Выскользнув с парадной лестницы на боковую, с неприглядными синими стенами и висячими лампами, Дайна Уиквилд начала быстро спускаться. Она думала, что так будет удобнее всего незаметно улизнуть.
Каково же оказалось разочарование, когда за стеклом раскинувшегося от пола до потолка зарешеченного окна в вихре колючих голубых искорок Дайну уже ждали.
– Складывается такое ощущение, что кто-то меня избегает... – Ветерок трепал полы черной форменной одежды. – Ты предсказуема, как обычно.
– Что нужно? – осведомилась мисс Уиквилд.
– Не слишком-то вежливо. – Руф уперся в стекло руками. – Кругом чудятся заговоры? Не стыдно обижать?
Хотела Дайна ответить «нет», но вовремя прикусила язык.
В тихом кафе на углу Тридден-стрит оказалось на удивление безлюдно – возможно, потому, что обеденный перерыв давно закончился, а до конца рабочего дня оставалось еще уйма времени. Руфус вертел в руках солонку и с интересом разглядывал фотографии на стенах, точно попал сюда впервые.
– Мы отлично знаем друг друга. – Мисс Уиквилд откинулась на спинку стула. – Чего тебе от меня на этот раз нужно?
– Неужели в твоих глазах я пал так низко? – Мужчина уронил крошечную баночку со звонким «дзинь», но тут же подобрал. – Пф-ф... просто соскучился.
– Соскучился? – Брови Дайны поползли вверх.
– Да, именно это, – подтвердил Баламут. – Мне кажется, я имею право. Не находишь? Нас с тобой многое связывает.
Он старался всеми способами привлечь внимание, но тщетно. Дайна крепко задумалась... Сетовала на одиночество? Завидовала молодым родителям? Чем не шанс исправить ситуацию?
– Айни, что с тобой? – Тангл стянул перчатку и положил свою руку поверх ее (со стороны парочка вполне сошла бы за влюбленных, если бы не форма).
– Ни-че-го, – мисс Уиквилд моргнула. – Странные мысли лезут в голову, не обращай внимания. Что-то ты раньше не сильно скучал...
– Может, мне смелости не хватало признаться? – возразил тот. – Ты – первый человек, которого я помню. И единственный, с кем у меня общее прошлое. Неужели ты не испытываешь потребности в... дружбе?
– А твой Связной, как его... Майер? Чем не друг? – Дайна отстреливалась ничего не значащими репликами, выкраивая время на размышление.
– Все ей хаханьки! – обиделся Руф. – Я же серьезно! Не веди себя как маленькая.
– Интересное дело! – возмутилась она. – Ты юлишь, ходишь вокруг да около... а я сижу и слушаю тебя. Или ты прямо говоришь, чего хочешь, или я поднимаюсь и ухожу!
Перспектива участвовать в очередной операции Баламута не очень-то грела. Настороженность вызывало сильно затянувшееся начало. Обычно Тангл вываливал на бедняжку все сразу и таращился умоляющими глазами, под пристальным взглядом которых отказаться не представлялось возможным.
– Айни, ответь честно, я тебе нравлюсь?
Неожиданный поворот событий.
– Не понимаю... – Дежурный вариант на случай, если остальные мысли озадаченно топчутся в тупике.
– Ну так я тебе поясню. – Руфус будто вспыхнул. – На двух ножках даже табурет стоять не сможет. Для людей свойственно жить парами! Ты ведь верила, что мы тоже люди?
– До сего дня во мне нуждались исключительно в качестве Вестника, а тут вдруг... «свидание»... – Фраза получилась слишком едкой, но хоть бы слово неправды!
Дайна удивлялась себе где-то в глубине души. Между ней и Руфом не было никаких особых отношений. Пару раз мисс Уиквилд встревала в неприятности из-за его глупых выходок – естественно, это не считается. Дайна ждала, что сейчас Баламут образумится и назовет истинную причину неожиданно свалившегося внимания. Как выяснилось, зря.
Он поставил несчастную солонку, да так, что стеклянное донышко раскололось, и содержимое просыпалось на стол.
– Я просто... надеялся, что ты относишься ко мне не как к назойливому насекомому. – Руф встал. – Дай мне знать, если что-то изменится.
– Обязательно. – Она изобразила ангельскую кротость.
Когда дверной колокольчик звякнул, мисс Уиквилд почувствовала себя неуютно. Может, не стоило так? Большинство Теней не испытывает сложных эмоций – одно из последствий посвящения... но не все. Не имея своих, невозможно трезво оценивать чужие.
– Что закажете? – Юный официант изогнулся в угодливой позе.
– Кофе, – буркнула Дайна.
Крошка пегас уснул не пряча голову под крыло, как делают крылатые кони, а вытянув длинную шею. Никто так и не пришел... Может быть, Альхен передумала? Может, решила не выдавать тайну Патрика родителям?
– Прелесть, верно? – шепотом спросил тот.
– Удивительное существо! – Люс сидел на корточках. – В чем его вина?
– В том, что кто-то любит деньги, а драконья кровь и внутренности высоко ценятся. – Падди стиснул зубы.
– Неужели бывают такие плохие люди? – Эмили прижала руки к груди.
– Увы, маленькая мисс, бывают... – Садовник застегнул старый темно-зеленый жилет.
На скрип амбарной двери три головы обернулись как по команде. Мадам Александра, вопреки ожиданиям, вернулась одна. Она тихо проплыла вдоль аккуратно сложенного сена.
– Ты был в курсе безобразия? – не утруждая себя вступлением, начала та.
– Да. – Люсьен поднялся на ноги, чтоб стать с женой одного роста.
– Надо ли спрашивать, чья позиция тебе ближе? – На лице Альхен не дрогнул ни один мускул.
– Нет, все и так ясно. – Люс осторожно взял Эмилию за руку.
– В таком случае, ночуешь здесь... – повисла тяжелая пауза, длившаяся ровно столько, сколько нужно для осознания сказанного. – Шутка.
Мужчины судорожно выдохнули. Люсьен, успевший побледнеть, снова обретал привычный здоровый цвет, а Патрик молча переводил взгляд с одной стройной высокой фигуры на другую и обратно.
– Что? – Мадам Александра изобразила удивление вперемешку с недовольством. – У меня тоже есть сердце. Пусть каменное, но есть.
Острые глаза скользнули по лицу Эмили.
– Я не сомневался! – Люс обнял жену за плечи.
– Но деньги, так или иначе, нужно вернуть, – продолжила она, высвободившись из его рук. – Ты помнишь продавца?
– Я... э... не очень, – признался Падди. – Так разозлился, что...
– Дело усложняется... – Альхен сощурилась и продолжила, обращаясь уже к мужу: – Отведи Леди Эмилию в дом: господин прибыл и недоумевает, где его единственная дочь.
Девочка потеряла счет времени, и сейчас ей было немного совестно, что папа оказался обделен вниманием. Люсьен сохранял тишину, оставляя Эмили наедине с ее мыслями.
Все же на душе стало значительно легче от осознания того, что судьба маленького пегаса еще может сложиться. Заигравшись с ним, девочка забыла даже о предстоящей разлуке с друзьями. Эмили чувствовала, что стоит только расслабиться, как тоска поселится в сердце, и тогда уже ничем ее оттуда не прогнать.
– Я получила «удовлетворительно» на уроке, – вдруг призналась девочка.
– Что-то важное? – оживился Люсьен.
– Перепутала порядок при сервировке стола.
Наверное, это была репетиция перед разговором с родителями.
– Я бы схлопотал «неуд»... – ободряюще улыбнулся тот. – Отцу расскажешь?
– Н-не знаю... – замялась она.
– Лучше сказать. Все равно всплывет, – посоветовал Люс.
– А что мне теперь с плохой отметкой делать? – вопрос, который очень волновал Эмилию.
– Получить хорошую, – тут же сообщил друг.
– Спасибо. – Подобное решение в голову не приходило.
Люсьен провожал ее до парадных дверей. Столько всего хотелось спросить... столько выяснить. Мысли путались, но с чего-то нужно было начинать.
– Что такое «девчачьи нежности»? – Эмили густо покраснела.
– Э-э-э... в каком смысле? – удивился Люс.
– Я поцеловала Никодемаса... в щеку... а он обиделся, – собравшись с духом, пояснила она.
– Прям взяла и поцеловала? – улыбка Люсьена расплылась от уха до уха.
– А что с того? – еще сильнее смутилась Эмили. – Я и тебя так целовала, и маму с папой, и гренни, и Альхен...
– Мама с папой, мы все... это одно, – стараясь не смеяться, пояснил тот. – А наш суровый приятель – совсем другое. Не бери в голову, мальчики... они... мальчики. Подрастет, поумнеет... сам бегать за тобой будет.
Люс задумался.
– Кажется, я ляпнул лишнего. Дальше сама, – подмигнул он и быстрым шагом удалился.
Впервые в жизни Эмилия действительно нехотя шла на встречу с отцом. Девочка не знала, что ему скажет, а что нет... и как объяснит свое отсутствие. Как ни странно, расспросов не было. Ханс Варлоу с удовольствием выслушал историю дочери про «Берту и вивидологию», попутно раскладывая стопками свои важные бумаги.
Эмили весело щебетала, стараясь вложить все накопившиеся эмоции в бесконечные рассказы о Би и Никодемасе. Но на мистере Кроу и «Небе под землей» девочка неожиданно запнулась... Ханс Варлоу поднялся, обошел стол и взял дочь на руки. По глазам можно было понять, что мужчина хочет помочь Эмили разобраться, но никак не найдет нужных слов...
В конце концов, рано или поздно девочка все равно бы столкнулась с несправедливостью – и уж лучше сейчас, чем потом... Может быть, его главной ошибкой, как отца, стало желание оградить свое сокровище от всего, что могло ее ранить? От того, что ранило его когда-то?..
– Папочка?.. – осторожно позвала Эмили.
– Задумался, – ласково отозвался тот.
– О чем? – тут же спросила она.
Еще один вопрос, на который Ханс не мог просто так, с ходу, ответить... О чем?.. В основном, о трагедии людей, по нелепой случайности оказавшихся оторванными от мира и совсем не виноватых в том. Людей, не понимающих, за что окружающие так их ненавидят, за что зовут гадким словом... Подобные взгляды никогда не позволят Сэру Варлоу стать мэром... а впрочем, так ли это важно? Иногда главное – оставаться верным себе.
– Ты знала, что изгои – не выдумки досужих писателей, – наконец начал он. – Что не все равны... Теперь пришла пора на деле убедиться, что люди плохи или хороши не оттого, кем и где рождены. Вот только об этом мало кто помнит, а чаще всего просто не хотят помнить.
– Разве так правильно? – Эмили крепко обняла отца за шею.
– Вещи могут быть тысячи раз неправильными, но от этого не перестанут существовать. – Ханс Варлоу уже не сомневался, что дочь поймет. – Пока есть люди, считающие так, несправедливость останется.
– Я буду с ней бороться, – прошептала девочка.
– И я. – Глаза Ханса заискрились гордостью. – Итак, нас уже двое...
Закрыв за собой дверь библиотеки, Эмили все думала о том, что сказал отец. Настал вечер, а она все продолжала думать. После ужина девочка сидела на бортике фонтана и всматривалась в собственное отражение. Мимо проходила Альхен – очевидно, поговорить с папой о пегасе, которого они с Патриком и Люсом отстояли.
В голове крутилась мысль: а что же она сама может сделать для Каспара Кроу? Неужели ничего? Должно же быть что-то, что по силам маленькой девочке? Может быть, скрасить бедняге одиночество?..
С этими мыслями мисс Варлоу поднялась на ноги и, убедившись в том, что свидетелей нет, направилась в Оружейную.
Там, плотно закрыв за собой дверь на щеколду, Эмили забралась с ногами на трон пращура Вильгельма. Естественно, родители не разрешили бы сделать это, но – «если очень хочется и нельзя, то можно».
В Оружейной не горели лампы – здесь на стенах висели факелы. Поскольку их некому было зажечь, девочка довольствовалась тем, что пропускали узкие щели прямоугольных окон, загнанных под самый потолок. Старые доспехи и многочисленные клинки выглядели зловеще.
– Сириус... – шепотом позвала Эмили. – Сириус, мне страшно.
Но Орин не подавал признаков жизни. Она достала камень из-под платья и осторожно погладила пса по носу. Как ни странно, и это действие результатов не дало. Тут Эмили все поняла!
– Обиделся? – пролепетала она. – Обиделся, что я сказала про звезды мистера Кроу? Зря... Он... изгой... я должна была его поддержать. Ты мое сокровище!
Крошечный голубенький огонек ласково подмигнул, а через мгновение разноцветные зайчики раскрасили стены. Интерьер перестал казаться пугающим, сердце успокоилось. С портрета на стене грозно смотрел тот самый Сэр Вильгельм Варлоу – прапрадед, славившийся жуткой тягой к карточному столу и полным отсутствием даже намека на везение. Лихо подкрученные рыжие усы и едва заметная улыбка – на картине мужчине лет сорок. Иногда девочке хотелось, чтоб «Вилли» заговорил, зевнул или, на худой конец, почесал свой длинный горбатый нос.
Эмили покинула насиженное место и подкралась поближе к портрету, подняв Орин высоко над головой. За окнами почти совсем наступила ночь... кроме света кристалла и тонкой полоски под дверью, ничто не нарушало темноты в Оружейной.
Неожиданно девочка заметила странный предмет на полу... как раз у стеллажа с древними книгами в тяжелых кованых оправах. Что-то тоненькое поблескивало в лучах Орина. Если б не блеск, вряд ли бы Эмили обратила внимание.
Припав на одно колено, она двумя пальчиками подняла крошечный цветок... Тот казался очаровательной игрушкой или деталью причудливой броши, только вот, присмотревшись, девочка с удивлением отметила, что цветочек вполне настоящий.
Яркие лепесточки отливали алым, а в сердцевинке приютился желтый. Зачем Эмили решила понюхать странное растение, осталось для нее загадкой, но стоило вдохнуть сладкий приятный аромат, как глаза заволокла золотая дымка, а дощатый пол оказался совсем рядом.
Очнулась она от страшных ударов в дверь Оружейной. Орин погас, а судя по звездам, робко заглядывавшим в узкие окна, стояла глубокая ночь.
– Эмили! – из холла донесся голос отца. – Я никогда тебя не шлепал, но если ты не откроешь, клянусь исправить свою ошибку!
– Папа, прости, я уснула! – еще не придя в себя до конца, взмолилась та.
– Так ты все же там... – беспокойство сменила непонятная, не виденная до того злоба. – Мы чуть с ума не сошли!!
– Да что со мной сделается дома?! – отчаянно крикнула девочка, мысленно благодаря тех, кто сделал замечательные прочные двери.
Последняя фраза оказалась лишней. Новый удар обрушился на тяжелое дерево. Эмили набралась смелости и направилась к выходу.