Страница:
— Да, у меня есть еще один брат, Нимрод.
— Я никогда не слышала о нем.
— В этом нет ничего странного. Ты ведь караванщица, твоя жизнь проходит в снежной пустыне, а мой брат — повелитель плодородия. Его почитают в городах.
— В городах? А что такое город?
— Неужели ты и этого не помнишь?
— Нет, — конечно, ей было обидно обо всем забыть но, с другой стороны, это ведь означало, что ей предстоит узнать еще столько интересного, любопытного, потрясающего и важного. Смирившись с тем, что она не в силах вспомнить ничего из прошлого, она оставила все попытки, решив, что минувшее не может быть таким важным, как настоящее. Оно ушло. И все. Ее глаза лучились. В них не осталось и следа от прежней тоски.
— Города, — начал объяснять Эрра, — это такие места, где живут люди, которые предпочли покой оседлой жизни вечному странствию по снежным дорогам.
— А почему они сделали это?
— Что?
— Ну… Предпочли.
— Взгляни вокруг. Тебе нравится этот мир, который окружает тебя: зеленый лес, сад, поля и луга?
— Конечно!
— Вот и им нравится. Они считают, что лучше жить в тепле сада, чем скитаться среди вечного холода и пустоты. И ведь действительно лучше, разве не так?
— Так-то так… — ей, конечно, понравилось бы жить в таком месте. Наверное. И, все же… В снежной пустыне было что-то, что звало ее к себе, не отпускало, не давало забыть… Девочке вновь захотелось заглянуть ей в глаза, почувствовать на себе ее взгляд. И рука потянулась к скрытому под складками одежды талисману, вытянула его на свет…
— Что это у тебя? — Эрра тотчас заинтересовался, протянул руку: — Дай-ка взглянуть.
— Это… — она с неохотой протянула ему камень, не снимая удерживавшей его на шее цепочки. — Это мой талисман.
Несколько мгновений бог с интересом рассматривал его, затем, взглянул на девочку, удерживая камень в руках, несмотря на то, что совершенно явственно ощущал страстное желание маленькой смертной скорее спрятать его подальше от чужих глаз.
— Магический камень? Ты позволишь мне оставить его у себя? На некоторое время.
— Ну… — конечно же, ей хотелось расставаться с талисманом, однако не могла же она сказать «нет» богу. — Ладно, — тяжело вздохнув, она сняла цепочку. — Возьми. Только… — в последний миг она замешкалась, лоб нахмурился, брови сошлись у переносицы. — Ты ведь вернешь его мне? Потом?
— Ну конечно! — поспешил заверить ее Эрра. Разумеется, он отдаст. Зачем ему камень, имеющий значение лишь для смертных?
Проводив взглядом свой талисман, который перекочевал из рук Эрры за его пояс, девочка недовольно качнула головой:
— Только не потеряй, — проговорила она.
— Обещаю, — заверил бог войны.
Мати вновь вздохнула с явным сожалением. Она вдруг ощутила какую-то пустоту внутри своей души.
— А куда мы пойдем? — спросила она.
— Пойдем?
— Ну, я подумала, может быть, ты покажешь мне свой мир.
— Мати, — вмешался в их разговор до тех пор молчавший Лаль. — Ты ведь еще здесь не все осмотрела, — ему не хотелось отпускать девочку с Нергалом.
— А мне кажется, ты уже все здесь видела, — Эрра не спускал с девочки взгляда чуть прищуренных глаз, притягивавших к себе все внимание маленькой собеседницы, подчиняя ее своей воле, очаровывая. — И теперь самое время взглянуть на что-то еще. Да, деточка, я с радостью покажу тебе свой мир. Там, конечно, нет такого сада, но есть нечто получше. Город.
— Город? — глаза Мати вспыхнули предвкушением чувства. — А какой он?
— Ну, стоит ли забегать вперед? Мы ведь все равно пойдем в него. И ты увидишь все сама. И, потом, мне бы хотелось, чтобы это явилось для тебя сюрпризом. Ты ведь любишь сюрпризы?
— Да, — кивнула девочка.
— Ну конечно! Разве могло быть иначе?
— Эрра, а как он называется, твой город?
— Куфа.
Услышав это слово, Лаль вздрогнул, с ужасом взглянув на Нергала, не понимая, что тот делает? Зачем говорит правду, когда так просто ее скрыть? Да, маленькая смертная почти все забыла, но людская память — странная штука — достаточно маленькой искры, и она воспламенится былым костром. Ведь не случайно на земле людей говорят: "Можно забыть весь свет радости, но только не отблеск страха". А разве есть нечто, чего смертные бояться больше, чем попасть в город мертвых?
Но, к его удивлению, в глазах девочки, по прежнему горело лишь любопытство, не тронутое и тенью страха. Название ничего не сказало ей, оно лишь подогревало любопытство и страстное желание поскорее попасть в этот, должно быть, удивительный сказочный мир, ведь им правит такой сильный бог.
— Мати… Тебя так зовут? — встретившись с ней взглядами, спросил Эрра.
— Да, — с готовностью кивнула та.
— У меня тут есть кое-какое дело. Подожди меня. Я быстро все улажу и вернусь за тобой. И тогда мы сможем отправиться в путь. Я обещаю тебе удивительное приключение, которое ты никогда не забудешь.
— Хорошо. Я буду ждать. Только ты возвращайся поскорее. Мне очень любопытно взглянуть на Куфу, — поразительно, но в ее устах это жуткое название, от которого всегда прежде веяло холодом и страхом, звучало почти как Мир благих душ.
— Мати… — когда Нергал уже повернулся, собираясь уходить, к девочке подошел Лаль, наклонился, собираясь сесть с ней рядом в траву и поговорить о том, что маленькая смертная забыла во власти его сна, но о чем она должна была вспомнить, прежде чем идти куда-то с богом войны.
— А ты что это, собираешься остаться с ней? — заметив это, Эрра остановился, с деланным удивлением взглянул на своего союзника. — Нет, братишка, так не годится! Ты мне нужен. Не могу же я все делать сам! Идем же, идем, — он поманил бога сна за собой и тому ничего не оставалось, как подчиниться.
— Ты не мог бы выбрать другую смертную? — когда они ушли достаточно далеко, чтобы девочка не могла их слышать, спросил Нергала Лаль.
— А почему я должен?
— Если тебе все равно…
— Нет, не все равно! — зло огрызнулся тот. — И к чему эти глупые вопросы, когда я тебе уже все объяснял! Все происходит так, как должно случиться! И никак иначе быть не может, потому что иначе и не будет вообще! А даже если бы все было иначе, тебе-то какая разница?
— Нужно же для кого-то придумывать сны…
— Так вон же, — Нергал махнул рукой вниз, в сторону сада, — там целая толпа. Сочиняй свои сны, сколько пожелаешь! Я ведь не собираюсь забирать с собой и их тоже!
— Нергал…
— Ну что ты пристал ко мне!
— Мне дорога эта девочка, — опустив голову на грудь, старательно пряча глаза, чтобы собеседник не смог разглядеть в них тех чувств, что коснулись души, проговорил он.
— Не понял, — удивленно взглянул на него Нергал. — В каком смысле? Хочешь подороже ее продать? Или обменять на какую-то более существенную услугу, чем союзничество со мной?
— Я имел в виду… — начал оправдываться тот, но Губитель не стал даже слушать его.
— Да знаю я, что ты имел в виду! Глупец! Ладно, — он вдруг сменил гнев на милость и вальяжно, как только что насытившийся и разомлевший на солнышке хозяин, разговаривавший с верным слугой, махнул рукой, — раз тебе она так нужна, позабавься. А я подожду. Если будешь не против — посмотрю со стороны. С некоторых пор меня занимает подобное зрелище… А захочешь — и поучаствовать могу.
— Я… — Лаль вспыхнул как мак на склоне холма.
— Что, я опять что-то напутал? Тебе не это от нее нужно?
— Она же еще совсем крошка!
— Ну, положим, не так уж она мала по людским-то годам. К тому же, ты сам еще дитя, потому что многого не знаешь. Послушай же старшего брата: малышки тоже бывают очень ничего… Что ты на меня так смотришь?
— Это… — тот даже не мог подобрать нужного слова.
— Это дело вкуса, — соглашаясь кивнул Нергал. Он огляделся вокруг. — Впрочем, мы же в мире сна. А тут нет ничего невозможного. Поторопи года — оглянуться не успеешь, как она будет в расцвете лет…
— Нергал!
— Что? Помочь тебе со временем или ты сам управишься?
— Нет, — качну он головой.
— Не хочешь — дело твое. Собственно, — его губы сжались в тонкую серую нить, лоб пересекла морщина размышлений, — я ничего такого и не имел в виду, просто хотел тебя подзадорить.
— Оскорбить!
— Э, малыш, да что ты понимаешь? Для тебя мои слова уж скорее комплимент. Если кого они и могли бы оскорбить, то эту маленькую смертную. Но кто ее станет спрашивать?
— Я!
— Передав мои речи?
— Нет… — раздосадованный тем, что, восприняв всерьез разговор, который оказался не более чем шуткой, он оказался по уши в грязи, если не от слов, то уж точно — от мыслей.
— Дело твое, — усмешка скривила губы Нергала, который на этот раз, для разнообразия, просто играл роль негодяя, вместо того, чтобы быть им на самом деле. — Ладно, — он махнул рукой, — хватит. Помечтали — и славненько. Лично мне достаточно того, что я увидел в своем воображении. И, могу сказать, мне это понравилось…
— Нергал! — Лаль весь вспыхнул от гнева, который не способно оказалось угасить даже осознание того, что речи собеседника — заведомая ложь.
— Перестань, — поморщился бог погибели. — Я же сказал, что просто шучу. Допускаю, что эта шутка может выглядеть не совсем пристойной, но уж такой у меня юмор, не обессудь, — он хохотнул, однако уже через мгновение его лицо стало совершенно серьезным. — Да и разговор не обо мне, а о тебе… Я так понимаю, что эта девочка зажгла в тебе не желание позабавиться, а нечто большее, возможно, даже чувство…
— Она… Она не обычное существо. Если бы ты узнал ее получше, то сам бы понял… Она… И я… Мы похожи, так, словно… Тут дело не в любви, в другом…
— В чем же тогда?
— Я еще сам не понял, просто…
— Ну, не смущайся. Я ведь все понимаю, — продолжал Нергал, не заботясь о том, что, возможно, переступает через грань допустимого в своем стремлении позабавиться над тем, кто казался ему в этот миг таким смешным. — Самый маленький божок достаточно вырос, чтобы воспылать страстью, доступной лишь взрослым, — он цокнул, качнул головой, словно в сомнениях. — Не хотелось бы мне тебя разочаровывать, но ты лишь чувствуешь себя выросшим, на самом же деле остаешься все тем же наивным мальчишкой. Только глупцу придет в голову влюбиться в смертную, которая к тому же…
— Я не глупец! Я не лю…
— Да, ты не первый и не последний. Что забираться далеко в минувшее! Вот Нинти как счастлива… Только это ведь не надолго! — прошептал Нергал и при этом в его глазах мелькнула столь яростная угроза, что Лаль поспешил прикусить язык.
Спустя несколько мгновений молчания, которое, переполнявшее душу множеством мыслей и переживаний, показалась мучительней любых обид, бог сновидений тихо произнес:
— Знаешь, когда ты заговорил с Мати, я решил, что ты изменился. Ты был откровенен и, как мне показалось, искренен. Неужели это был лишь обман, призванный расположить к себе маленькую смертную?
— И это тоже. Не забывай: мне нужно, чтобы она последовала за мной по доброй воле.
— Да, — Лаль кивнул. — Теперь я вижу: ты прежний. Ты играл не только сейчас, но и тогда… Ты играешь с тех самых пор, как пришел в мой мир…
— Ну, нужно же мне немного поразвлечься? Прости, что разочаровываю тебя… — и тут его лицо посерьезнело, лишившись и намека на веселость, глаза сощурились, вобрав в себя лед и пламень губительной смерти. — Знаешь, что я тебе скажу, если то чувство, что ты испытываешь к этой малышке — не мгновенная страсть…
— Нет! Это не то чувство…
Нергал не дал ему договорить:
— Не перебивай меня, пожалуйста, — это совершенно обыденное слово в устах бога погибели казалось совершенно чужеродным и неестественным, — дай договорить. Если это не забота старшего брата, не привязанность друга и не ответственность отца, если ты надеешься, что со временем оно перерастет именно в ту любовь, которую, единственную и неповторимую всякий когда-то мечтал найти, если это так… Век смертных слишком короток, их душа хрупка и незащищена. А наши чувства… Они разгораются слишком ярко и горят много дольше… Вот тебе мой совет, — к немалому удивлению его собеседника в голосе мрачного бога была не издевка, а грусть. — Если ты ее действительно любишь, забудь о ней. Это лучшее, что ты можешь сделать и для нее, и для себя. Все остальное — лишь обман. Таков удел богов: чем сильнее мы любим, тем больше обманываем. И обманываемся сами.
— Откуда тебе знать! Ведь ты — повелитель ненависти, не любви!
— Где одно, там и другое. Любовь и ненависть так тесно связаны, что вряд ли вообще стоит разделять их. Они перетекают друг в друга, так что порою через некоторое время мы сами не знаем, как назвать то чувство, что мучает нас: любовь или ненависть… Лаль, пусть я отец лжи, но в этом ты можешь мне поверить. Я знаю, о чем говорю. Я знаю силу этого чувства, которому покорны все, даже великие боги…
Лаль мог поклясться, что слышал за всеми этими словами имя Айи.
"Значит, в сказках людей есть доля правды… — мелькнуло у него в голове. — Странно, — он никогда бы не поверил, что Губитель способен что-то чувствовать, а не играть в чувства… Если Лаль и предполагать, что ему ведомы эмоции, то скорее уж ненависть. Он бы сам возненавидел ее — ту, которая любит, любила и всей своей сущностью верна извечному врагу Нергала — Шамашу.
— Тебя это удивляет? — болезненно усмехнулся Эрра, прочтя мысли названного брата.
— Нет, — качнул головой Лаль. — Вернее, удивляет. Но не это. Другое. Как, зная все это, чувствуя, ты можешь советовать мне забыть? Ты же помнишь Айю…
— Она богиня, равная мне и наделенная вечностью, которая, внося перемены во все, дает надежду. А эта маленькая караванщица куда более смертна, чем тебе кажется.
— Мой сон подарит ей…!
— Забудь о вечности. И о девчонке тоже.
— Ну сколько можно! Я не могу больше слушать этого! Ты просто… перевернул все вверх дном! Я… Дело совсем в другом! То чувство, которое я испытываю к малышке… Ты перечислил множество разновидностей заботы, но не назвал еще одно: опека богом своей посвященной!
— Ты хочешь сказать… — Нергал взглянул на него с удивлением, весь вид которого говорил: "Я многое мог себе представить, но только не это!"
— Я хочу, чтобы она была моей посвященной! — не выдержав, выпалил Лаль.
— Ты в своем уме? — округлив от удивления глаза, воскликнул Губитель.
— Ты… — повелитель сновидений сжал кулаки, его глаза сверкнули такой яростью, которая, казалось, еще мгновение — и воспламенит своим огнем одежды Нергала.
— Да успокойся ты! — прикрикнул на него тот. — Очнись! Открой глаза! Неужели ты не видишь, не чувствуешь, что она — посвященная твоей сестры?
Бог сна глядел на собеседника широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать.
— Это… Это невозможно! — наконец, сумел выдавить он из себя.
— Вот, — он вытащил из-за пояса талисман, который взял у Мати. — Взгляни. Что ты видишь?
— Снег… — он взял талисман в руки, поднес к глазам, стремясь разглядеть что-то еще. — Снежную пустыню, — пожал плечами Лаль, который все равно не понимал, к чему ведет Нергал, как белая тень пустыни в талисмане девочки связана с ее судьбой.
— Вот именно! Чтобы камень, призванный нести тепло, хранил в себе память не о зное города, а о холоде белой пустыни? — Нергал фыркнул.
— Вот значит как… А я-то думал, что меня к ней тянет… Ты прав — от любви до ненависти один шаг… — покрутив в руке талисман Лаль вернул его собеседнику. — Айе следовало бы беречь от меня своих посвященных… — пробормотал он ни с того ни с сего.
— Кто знает? Может, сестренка не берет тебя в расчет, понимая, что ты ей не ровня. Или же ей просто не до того. Не люблю гадать. Да и к чему? Важно не это, другое — нити, связывающие смертного с покровителем куда крепче, чем думают даже они сами. Их не порвать, от такой судьбы не отказаться, ее не изменить. И что бы ты ни делал, твоя маленькая смертная не отвергнет служение Айе, для которого была рождена, и очень скоро отправится к ней. И ты тут ничего не сможешь поделать…
— Можно было бы попытаться… — задумчиво начал Лаль.
— Отомстить Айе, отняв у нее посвященную? Даже мне не приходило в голову одновременно вызывать на бой двух богов, — качнул головой Губитель, однако, в его глазах был не упрек, а скорее одобрение, и, возможно, еще доля удивления, когда он не предполагал, что маленький бог зайдет так далеко в своей жажде мести.
Губитель скосил взгляд на Лаля. А что, это не плохо… Месть — сильное чувство. Оно может оказаться очень кстати…
Нергалу было необходимо, чтобы кто-то из богов был постоянно рядом с ним, подпитывая своими силами, страстями. Вот Инанна… Да, она была прекрасным союзником. Сколько горения, настойчивости, да вообще чувственности! Жаль, что теперь она слишком занята заботами о своем жалком супруге, чтобы ее хватало на что-то еще!
Бог сна представлялся ему идеальной заменой. Их планы во многом совпадали. И вообще, остальные боги как будто сами толкали их на союз друг с другом, отвергая, окружая стеной отчужденности.
Нергал вновь цокнул языком. Осуществление его замыслов приближалось к своему апогею. И не важно, что до сих пор этот план представлял собой не четкую картину, а как всегда лишь туманные наброски, не имевшие стройных очертаний. Так было даже интереснее. И безопаснее — никто не станет помехой, проведав об его дороге и встав на ней, ведь и дороге-то как таковой и нет вовсе, так, пустыня — к цели ведет, а какой тропой — решать лишь ему…Но в этом плане, сколь неопределенном он ни был, было несколько непреложных деталей, без которого все рушилось, так ни во что и не сложившись. Всего каких-то три пункта: Шамаш — враг, Лаль — союзник и смертные — приманка. И прочнейшая связь между ними, наипрочнейшая! Ибо если исчезнет одно, то развалится все остальное…
— Значит, Айя хочет отнять у меня и эту девочку… — прервал его размышления шепот Лаля. — Ты говорил, что малышка посвященная Айи…
— Да, да, верно, — вообще-то Губитель совсем не был уверен в этом. Конечно, походило, что все так и есть, но… А, какая разница? Главное, чтобы ничто не нарушало его план. Раз малышу хочется в это верить — он готов укрепить его в этой вере, а, если нужно, может и сам поверить в обман.
— Месть! — сощурив глаза, прошептал Лаль. — Я отомщу ей за все! И за это тоже!
— Да, пусть будет месть. Очень хорошо. А теперь забудь обо всем остальном. Об иных чувствах. О том, что испытывал к кому-то привязанность, хотел о ком-то заботиться… Если будешь в одно и то же мгновение любить и ненавидеть…
— Но… — ему не хотелось терять ни частицы себя. — Когда я отомщу… Мне захочется чего-то еще…
— Хорошо, хорошо! Отдай эти чувства мне. На время. Я сохраню их в целостности и сохранности.
— Но как же ты…
— Э, не думай обо мне! — Губитель пренебрежительно махнул рукой. — Во мне столько ярости и злости, что даже рядом с богиней любви я не стал иным. А ты… Ты такой же злодей, как и я… Ну, разве что, чуть поменьше…
— А я смогу… — он все еще сомневался.
— Конечно! Это ведь сон, а ты — его повелитель! Не сомневайся!
— Да! Я повелитель сновидений! — он расправил плечи. Его глаза блеснули.
"Ты хочешь, а, значит, так оно и есть, — Нергал чуть наклонил голову, глядя на своего собеседника, лицо которого стало меняться, каменея, лишаясь не только эмоций, но и душевности, превращаясь в ледяную маску. — Вот и все, — его губ коснулась усмешка. — Повелитель сновидений оказался слабее своего творения, сам того не замечая, попав во власть закона этого мира…"
— Что ж, отлично, — проговорил он вслух. — Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга… Я забираю девчонку?
— Забирай.
— Не хочешь узнать, что будет дальше? Мои планы…
— Нет. У меня есть собственные планы и нет времени на разговоры… Что смотришь на меня так, будто в первый раз видишь?
Нергал потер рукой шею:
— Да собственно… Таким я тебя действительно вижу в первый раз, — проговорил он. Странно, но в его душу закрались сомнения. Хотя пока все происходило в полном соответствии с его планами и желаниями. Негал получил того союзника, которого хотел иметь… Вот только нынешний, лишенный всех чувств, Лаль почему-то нравился ему куда меньше, чем прежний… Как управлять тем, кто ничего не боится, ничего не любит, ничем не дорожит? Ему раньше и в голову не приходили все эти вопросы, а теперь, задумавшись, он понял, что не может найти на них ответ. — И чем же ты собираешься, интересно мне знать, заняться?
Бог сновидений не произнес ни слова в ответ, лишь взглянул на Губителя… И последний разглядел в его глазах нечто такое, что заставило его, поспешно отвернувшись, бросить на ходу:
— Ладно, дело твое. Мне тоже пора. Так что, я забираю девчонку и исчезаю…
Молчание. Безразличие в душе и холод во взгляде.
— Если понадобишься, я пришлю за тобой духа…
И вновь тишина.
— Я закончу свои дела, а потом помогу тебе…
Это странное молчание, от которого все больше и больше веяло пренебрежением, начало раздражать Нергала: "Да что он возомнил о себе, жалкий дух?"
— Слушай, малыш… — Губитель обернулся, но рядом с ним уже никого не было. Лаль исчез, не оставив и тени на полотне своей земле.
— Мда… — сорвалось с губ замершего в растерянности бога погибели. Ему вдруг стало не по себе. На ум пришла поговорка смертных: "Страшен не злодей, но зло, сотворенное им…" Прежде он лишь смеялся над этими словами, видя в них само воплощение заблуждения. Теперь же, задумавшись, ощутил некое смутное беспокойство.
"Какое же чудовище я создал, если оно пугает даже меня? Нет, — перебил он себя, — ну что такое! Это же, по меньшей мере, глупо — мне бояться и кого? Чепуха! — он мотнул головой, прогоняя странные мысли. — Надо же, придет такое в голову! — он резко дернул плечами, срывая с плеч сковывавшие движения паутинки сетей странных, незнакомых ему доселе чувств, подобных страху смертного, заглянувшего в глаза своему концу. — Что это я, в самом деле? — ну уж нет, он не мог позволить себе бояться, он должен был выбросить всю эту ерунду предчувствий из головы, взглянуть на все иначе, спокойнее. — Я получил то, что хотел. Лаль — мой союзник. Мы слишком похожи, чтобы стать врагами. Да и делить нам нечего. Так что, чего я опасаюсь? Главное, что любимица Шамаша у меня… И теперь остается лишь сделать, чтобы он узнал об этом. И пришел ее спасать… О, я достаточно хорошо знаю его, чтобы не сомневаться: он не бросит малышку в беде… Займемся делом. И пусть предвкушение мести вытеснит из моей души все эти глупые предчувствия…"
Глава 14
— Я никогда не слышала о нем.
— В этом нет ничего странного. Ты ведь караванщица, твоя жизнь проходит в снежной пустыне, а мой брат — повелитель плодородия. Его почитают в городах.
— В городах? А что такое город?
— Неужели ты и этого не помнишь?
— Нет, — конечно, ей было обидно обо всем забыть но, с другой стороны, это ведь означало, что ей предстоит узнать еще столько интересного, любопытного, потрясающего и важного. Смирившись с тем, что она не в силах вспомнить ничего из прошлого, она оставила все попытки, решив, что минувшее не может быть таким важным, как настоящее. Оно ушло. И все. Ее глаза лучились. В них не осталось и следа от прежней тоски.
— Города, — начал объяснять Эрра, — это такие места, где живут люди, которые предпочли покой оседлой жизни вечному странствию по снежным дорогам.
— А почему они сделали это?
— Что?
— Ну… Предпочли.
— Взгляни вокруг. Тебе нравится этот мир, который окружает тебя: зеленый лес, сад, поля и луга?
— Конечно!
— Вот и им нравится. Они считают, что лучше жить в тепле сада, чем скитаться среди вечного холода и пустоты. И ведь действительно лучше, разве не так?
— Так-то так… — ей, конечно, понравилось бы жить в таком месте. Наверное. И, все же… В снежной пустыне было что-то, что звало ее к себе, не отпускало, не давало забыть… Девочке вновь захотелось заглянуть ей в глаза, почувствовать на себе ее взгляд. И рука потянулась к скрытому под складками одежды талисману, вытянула его на свет…
— Что это у тебя? — Эрра тотчас заинтересовался, протянул руку: — Дай-ка взглянуть.
— Это… — она с неохотой протянула ему камень, не снимая удерживавшей его на шее цепочки. — Это мой талисман.
Несколько мгновений бог с интересом рассматривал его, затем, взглянул на девочку, удерживая камень в руках, несмотря на то, что совершенно явственно ощущал страстное желание маленькой смертной скорее спрятать его подальше от чужих глаз.
— Магический камень? Ты позволишь мне оставить его у себя? На некоторое время.
— Ну… — конечно же, ей хотелось расставаться с талисманом, однако не могла же она сказать «нет» богу. — Ладно, — тяжело вздохнув, она сняла цепочку. — Возьми. Только… — в последний миг она замешкалась, лоб нахмурился, брови сошлись у переносицы. — Ты ведь вернешь его мне? Потом?
— Ну конечно! — поспешил заверить ее Эрра. Разумеется, он отдаст. Зачем ему камень, имеющий значение лишь для смертных?
Проводив взглядом свой талисман, который перекочевал из рук Эрры за его пояс, девочка недовольно качнула головой:
— Только не потеряй, — проговорила она.
— Обещаю, — заверил бог войны.
Мати вновь вздохнула с явным сожалением. Она вдруг ощутила какую-то пустоту внутри своей души.
— А куда мы пойдем? — спросила она.
— Пойдем?
— Ну, я подумала, может быть, ты покажешь мне свой мир.
— Мати, — вмешался в их разговор до тех пор молчавший Лаль. — Ты ведь еще здесь не все осмотрела, — ему не хотелось отпускать девочку с Нергалом.
— А мне кажется, ты уже все здесь видела, — Эрра не спускал с девочки взгляда чуть прищуренных глаз, притягивавших к себе все внимание маленькой собеседницы, подчиняя ее своей воле, очаровывая. — И теперь самое время взглянуть на что-то еще. Да, деточка, я с радостью покажу тебе свой мир. Там, конечно, нет такого сада, но есть нечто получше. Город.
— Город? — глаза Мати вспыхнули предвкушением чувства. — А какой он?
— Ну, стоит ли забегать вперед? Мы ведь все равно пойдем в него. И ты увидишь все сама. И, потом, мне бы хотелось, чтобы это явилось для тебя сюрпризом. Ты ведь любишь сюрпризы?
— Да, — кивнула девочка.
— Ну конечно! Разве могло быть иначе?
— Эрра, а как он называется, твой город?
— Куфа.
Услышав это слово, Лаль вздрогнул, с ужасом взглянув на Нергала, не понимая, что тот делает? Зачем говорит правду, когда так просто ее скрыть? Да, маленькая смертная почти все забыла, но людская память — странная штука — достаточно маленькой искры, и она воспламенится былым костром. Ведь не случайно на земле людей говорят: "Можно забыть весь свет радости, но только не отблеск страха". А разве есть нечто, чего смертные бояться больше, чем попасть в город мертвых?
Но, к его удивлению, в глазах девочки, по прежнему горело лишь любопытство, не тронутое и тенью страха. Название ничего не сказало ей, оно лишь подогревало любопытство и страстное желание поскорее попасть в этот, должно быть, удивительный сказочный мир, ведь им правит такой сильный бог.
— Мати… Тебя так зовут? — встретившись с ней взглядами, спросил Эрра.
— Да, — с готовностью кивнула та.
— У меня тут есть кое-какое дело. Подожди меня. Я быстро все улажу и вернусь за тобой. И тогда мы сможем отправиться в путь. Я обещаю тебе удивительное приключение, которое ты никогда не забудешь.
— Хорошо. Я буду ждать. Только ты возвращайся поскорее. Мне очень любопытно взглянуть на Куфу, — поразительно, но в ее устах это жуткое название, от которого всегда прежде веяло холодом и страхом, звучало почти как Мир благих душ.
— Мати… — когда Нергал уже повернулся, собираясь уходить, к девочке подошел Лаль, наклонился, собираясь сесть с ней рядом в траву и поговорить о том, что маленькая смертная забыла во власти его сна, но о чем она должна была вспомнить, прежде чем идти куда-то с богом войны.
— А ты что это, собираешься остаться с ней? — заметив это, Эрра остановился, с деланным удивлением взглянул на своего союзника. — Нет, братишка, так не годится! Ты мне нужен. Не могу же я все делать сам! Идем же, идем, — он поманил бога сна за собой и тому ничего не оставалось, как подчиниться.
— Ты не мог бы выбрать другую смертную? — когда они ушли достаточно далеко, чтобы девочка не могла их слышать, спросил Нергала Лаль.
— А почему я должен?
— Если тебе все равно…
— Нет, не все равно! — зло огрызнулся тот. — И к чему эти глупые вопросы, когда я тебе уже все объяснял! Все происходит так, как должно случиться! И никак иначе быть не может, потому что иначе и не будет вообще! А даже если бы все было иначе, тебе-то какая разница?
— Нужно же для кого-то придумывать сны…
— Так вон же, — Нергал махнул рукой вниз, в сторону сада, — там целая толпа. Сочиняй свои сны, сколько пожелаешь! Я ведь не собираюсь забирать с собой и их тоже!
— Нергал…
— Ну что ты пристал ко мне!
— Мне дорога эта девочка, — опустив голову на грудь, старательно пряча глаза, чтобы собеседник не смог разглядеть в них тех чувств, что коснулись души, проговорил он.
— Не понял, — удивленно взглянул на него Нергал. — В каком смысле? Хочешь подороже ее продать? Или обменять на какую-то более существенную услугу, чем союзничество со мной?
— Я имел в виду… — начал оправдываться тот, но Губитель не стал даже слушать его.
— Да знаю я, что ты имел в виду! Глупец! Ладно, — он вдруг сменил гнев на милость и вальяжно, как только что насытившийся и разомлевший на солнышке хозяин, разговаривавший с верным слугой, махнул рукой, — раз тебе она так нужна, позабавься. А я подожду. Если будешь не против — посмотрю со стороны. С некоторых пор меня занимает подобное зрелище… А захочешь — и поучаствовать могу.
— Я… — Лаль вспыхнул как мак на склоне холма.
— Что, я опять что-то напутал? Тебе не это от нее нужно?
— Она же еще совсем крошка!
— Ну, положим, не так уж она мала по людским-то годам. К тому же, ты сам еще дитя, потому что многого не знаешь. Послушай же старшего брата: малышки тоже бывают очень ничего… Что ты на меня так смотришь?
— Это… — тот даже не мог подобрать нужного слова.
— Это дело вкуса, — соглашаясь кивнул Нергал. Он огляделся вокруг. — Впрочем, мы же в мире сна. А тут нет ничего невозможного. Поторопи года — оглянуться не успеешь, как она будет в расцвете лет…
— Нергал!
— Что? Помочь тебе со временем или ты сам управишься?
— Нет, — качну он головой.
— Не хочешь — дело твое. Собственно, — его губы сжались в тонкую серую нить, лоб пересекла морщина размышлений, — я ничего такого и не имел в виду, просто хотел тебя подзадорить.
— Оскорбить!
— Э, малыш, да что ты понимаешь? Для тебя мои слова уж скорее комплимент. Если кого они и могли бы оскорбить, то эту маленькую смертную. Но кто ее станет спрашивать?
— Я!
— Передав мои речи?
— Нет… — раздосадованный тем, что, восприняв всерьез разговор, который оказался не более чем шуткой, он оказался по уши в грязи, если не от слов, то уж точно — от мыслей.
— Дело твое, — усмешка скривила губы Нергала, который на этот раз, для разнообразия, просто играл роль негодяя, вместо того, чтобы быть им на самом деле. — Ладно, — он махнул рукой, — хватит. Помечтали — и славненько. Лично мне достаточно того, что я увидел в своем воображении. И, могу сказать, мне это понравилось…
— Нергал! — Лаль весь вспыхнул от гнева, который не способно оказалось угасить даже осознание того, что речи собеседника — заведомая ложь.
— Перестань, — поморщился бог погибели. — Я же сказал, что просто шучу. Допускаю, что эта шутка может выглядеть не совсем пристойной, но уж такой у меня юмор, не обессудь, — он хохотнул, однако уже через мгновение его лицо стало совершенно серьезным. — Да и разговор не обо мне, а о тебе… Я так понимаю, что эта девочка зажгла в тебе не желание позабавиться, а нечто большее, возможно, даже чувство…
— Она… Она не обычное существо. Если бы ты узнал ее получше, то сам бы понял… Она… И я… Мы похожи, так, словно… Тут дело не в любви, в другом…
— В чем же тогда?
— Я еще сам не понял, просто…
— Ну, не смущайся. Я ведь все понимаю, — продолжал Нергал, не заботясь о том, что, возможно, переступает через грань допустимого в своем стремлении позабавиться над тем, кто казался ему в этот миг таким смешным. — Самый маленький божок достаточно вырос, чтобы воспылать страстью, доступной лишь взрослым, — он цокнул, качнул головой, словно в сомнениях. — Не хотелось бы мне тебя разочаровывать, но ты лишь чувствуешь себя выросшим, на самом же деле остаешься все тем же наивным мальчишкой. Только глупцу придет в голову влюбиться в смертную, которая к тому же…
— Я не глупец! Я не лю…
— Да, ты не первый и не последний. Что забираться далеко в минувшее! Вот Нинти как счастлива… Только это ведь не надолго! — прошептал Нергал и при этом в его глазах мелькнула столь яростная угроза, что Лаль поспешил прикусить язык.
Спустя несколько мгновений молчания, которое, переполнявшее душу множеством мыслей и переживаний, показалась мучительней любых обид, бог сновидений тихо произнес:
— Знаешь, когда ты заговорил с Мати, я решил, что ты изменился. Ты был откровенен и, как мне показалось, искренен. Неужели это был лишь обман, призванный расположить к себе маленькую смертную?
— И это тоже. Не забывай: мне нужно, чтобы она последовала за мной по доброй воле.
— Да, — Лаль кивнул. — Теперь я вижу: ты прежний. Ты играл не только сейчас, но и тогда… Ты играешь с тех самых пор, как пришел в мой мир…
— Ну, нужно же мне немного поразвлечься? Прости, что разочаровываю тебя… — и тут его лицо посерьезнело, лишившись и намека на веселость, глаза сощурились, вобрав в себя лед и пламень губительной смерти. — Знаешь, что я тебе скажу, если то чувство, что ты испытываешь к этой малышке — не мгновенная страсть…
— Нет! Это не то чувство…
Нергал не дал ему договорить:
— Не перебивай меня, пожалуйста, — это совершенно обыденное слово в устах бога погибели казалось совершенно чужеродным и неестественным, — дай договорить. Если это не забота старшего брата, не привязанность друга и не ответственность отца, если ты надеешься, что со временем оно перерастет именно в ту любовь, которую, единственную и неповторимую всякий когда-то мечтал найти, если это так… Век смертных слишком короток, их душа хрупка и незащищена. А наши чувства… Они разгораются слишком ярко и горят много дольше… Вот тебе мой совет, — к немалому удивлению его собеседника в голосе мрачного бога была не издевка, а грусть. — Если ты ее действительно любишь, забудь о ней. Это лучшее, что ты можешь сделать и для нее, и для себя. Все остальное — лишь обман. Таков удел богов: чем сильнее мы любим, тем больше обманываем. И обманываемся сами.
— Откуда тебе знать! Ведь ты — повелитель ненависти, не любви!
— Где одно, там и другое. Любовь и ненависть так тесно связаны, что вряд ли вообще стоит разделять их. Они перетекают друг в друга, так что порою через некоторое время мы сами не знаем, как назвать то чувство, что мучает нас: любовь или ненависть… Лаль, пусть я отец лжи, но в этом ты можешь мне поверить. Я знаю, о чем говорю. Я знаю силу этого чувства, которому покорны все, даже великие боги…
Лаль мог поклясться, что слышал за всеми этими словами имя Айи.
"Значит, в сказках людей есть доля правды… — мелькнуло у него в голове. — Странно, — он никогда бы не поверил, что Губитель способен что-то чувствовать, а не играть в чувства… Если Лаль и предполагать, что ему ведомы эмоции, то скорее уж ненависть. Он бы сам возненавидел ее — ту, которая любит, любила и всей своей сущностью верна извечному врагу Нергала — Шамашу.
— Тебя это удивляет? — болезненно усмехнулся Эрра, прочтя мысли названного брата.
— Нет, — качнул головой Лаль. — Вернее, удивляет. Но не это. Другое. Как, зная все это, чувствуя, ты можешь советовать мне забыть? Ты же помнишь Айю…
— Она богиня, равная мне и наделенная вечностью, которая, внося перемены во все, дает надежду. А эта маленькая караванщица куда более смертна, чем тебе кажется.
— Мой сон подарит ей…!
— Забудь о вечности. И о девчонке тоже.
— Ну сколько можно! Я не могу больше слушать этого! Ты просто… перевернул все вверх дном! Я… Дело совсем в другом! То чувство, которое я испытываю к малышке… Ты перечислил множество разновидностей заботы, но не назвал еще одно: опека богом своей посвященной!
— Ты хочешь сказать… — Нергал взглянул на него с удивлением, весь вид которого говорил: "Я многое мог себе представить, но только не это!"
— Я хочу, чтобы она была моей посвященной! — не выдержав, выпалил Лаль.
— Ты в своем уме? — округлив от удивления глаза, воскликнул Губитель.
— Ты… — повелитель сновидений сжал кулаки, его глаза сверкнули такой яростью, которая, казалось, еще мгновение — и воспламенит своим огнем одежды Нергала.
— Да успокойся ты! — прикрикнул на него тот. — Очнись! Открой глаза! Неужели ты не видишь, не чувствуешь, что она — посвященная твоей сестры?
Бог сна глядел на собеседника широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать.
— Это… Это невозможно! — наконец, сумел выдавить он из себя.
— Вот, — он вытащил из-за пояса талисман, который взял у Мати. — Взгляни. Что ты видишь?
— Снег… — он взял талисман в руки, поднес к глазам, стремясь разглядеть что-то еще. — Снежную пустыню, — пожал плечами Лаль, который все равно не понимал, к чему ведет Нергал, как белая тень пустыни в талисмане девочки связана с ее судьбой.
— Вот именно! Чтобы камень, призванный нести тепло, хранил в себе память не о зное города, а о холоде белой пустыни? — Нергал фыркнул.
— Вот значит как… А я-то думал, что меня к ней тянет… Ты прав — от любви до ненависти один шаг… — покрутив в руке талисман Лаль вернул его собеседнику. — Айе следовало бы беречь от меня своих посвященных… — пробормотал он ни с того ни с сего.
— Кто знает? Может, сестренка не берет тебя в расчет, понимая, что ты ей не ровня. Или же ей просто не до того. Не люблю гадать. Да и к чему? Важно не это, другое — нити, связывающие смертного с покровителем куда крепче, чем думают даже они сами. Их не порвать, от такой судьбы не отказаться, ее не изменить. И что бы ты ни делал, твоя маленькая смертная не отвергнет служение Айе, для которого была рождена, и очень скоро отправится к ней. И ты тут ничего не сможешь поделать…
— Можно было бы попытаться… — задумчиво начал Лаль.
— Отомстить Айе, отняв у нее посвященную? Даже мне не приходило в голову одновременно вызывать на бой двух богов, — качнул головой Губитель, однако, в его глазах был не упрек, а скорее одобрение, и, возможно, еще доля удивления, когда он не предполагал, что маленький бог зайдет так далеко в своей жажде мести.
Губитель скосил взгляд на Лаля. А что, это не плохо… Месть — сильное чувство. Оно может оказаться очень кстати…
Нергалу было необходимо, чтобы кто-то из богов был постоянно рядом с ним, подпитывая своими силами, страстями. Вот Инанна… Да, она была прекрасным союзником. Сколько горения, настойчивости, да вообще чувственности! Жаль, что теперь она слишком занята заботами о своем жалком супруге, чтобы ее хватало на что-то еще!
Бог сна представлялся ему идеальной заменой. Их планы во многом совпадали. И вообще, остальные боги как будто сами толкали их на союз друг с другом, отвергая, окружая стеной отчужденности.
Нергал вновь цокнул языком. Осуществление его замыслов приближалось к своему апогею. И не важно, что до сих пор этот план представлял собой не четкую картину, а как всегда лишь туманные наброски, не имевшие стройных очертаний. Так было даже интереснее. И безопаснее — никто не станет помехой, проведав об его дороге и встав на ней, ведь и дороге-то как таковой и нет вовсе, так, пустыня — к цели ведет, а какой тропой — решать лишь ему…Но в этом плане, сколь неопределенном он ни был, было несколько непреложных деталей, без которого все рушилось, так ни во что и не сложившись. Всего каких-то три пункта: Шамаш — враг, Лаль — союзник и смертные — приманка. И прочнейшая связь между ними, наипрочнейшая! Ибо если исчезнет одно, то развалится все остальное…
— Значит, Айя хочет отнять у меня и эту девочку… — прервал его размышления шепот Лаля. — Ты говорил, что малышка посвященная Айи…
— Да, да, верно, — вообще-то Губитель совсем не был уверен в этом. Конечно, походило, что все так и есть, но… А, какая разница? Главное, чтобы ничто не нарушало его план. Раз малышу хочется в это верить — он готов укрепить его в этой вере, а, если нужно, может и сам поверить в обман.
— Месть! — сощурив глаза, прошептал Лаль. — Я отомщу ей за все! И за это тоже!
— Да, пусть будет месть. Очень хорошо. А теперь забудь обо всем остальном. Об иных чувствах. О том, что испытывал к кому-то привязанность, хотел о ком-то заботиться… Если будешь в одно и то же мгновение любить и ненавидеть…
— Но… — ему не хотелось терять ни частицы себя. — Когда я отомщу… Мне захочется чего-то еще…
— Хорошо, хорошо! Отдай эти чувства мне. На время. Я сохраню их в целостности и сохранности.
— Но как же ты…
— Э, не думай обо мне! — Губитель пренебрежительно махнул рукой. — Во мне столько ярости и злости, что даже рядом с богиней любви я не стал иным. А ты… Ты такой же злодей, как и я… Ну, разве что, чуть поменьше…
— А я смогу… — он все еще сомневался.
— Конечно! Это ведь сон, а ты — его повелитель! Не сомневайся!
— Да! Я повелитель сновидений! — он расправил плечи. Его глаза блеснули.
"Ты хочешь, а, значит, так оно и есть, — Нергал чуть наклонил голову, глядя на своего собеседника, лицо которого стало меняться, каменея, лишаясь не только эмоций, но и душевности, превращаясь в ледяную маску. — Вот и все, — его губ коснулась усмешка. — Повелитель сновидений оказался слабее своего творения, сам того не замечая, попав во власть закона этого мира…"
— Что ж, отлично, — проговорил он вслух. — Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга… Я забираю девчонку?
— Забирай.
— Не хочешь узнать, что будет дальше? Мои планы…
— Нет. У меня есть собственные планы и нет времени на разговоры… Что смотришь на меня так, будто в первый раз видишь?
Нергал потер рукой шею:
— Да собственно… Таким я тебя действительно вижу в первый раз, — проговорил он. Странно, но в его душу закрались сомнения. Хотя пока все происходило в полном соответствии с его планами и желаниями. Негал получил того союзника, которого хотел иметь… Вот только нынешний, лишенный всех чувств, Лаль почему-то нравился ему куда меньше, чем прежний… Как управлять тем, кто ничего не боится, ничего не любит, ничем не дорожит? Ему раньше и в голову не приходили все эти вопросы, а теперь, задумавшись, он понял, что не может найти на них ответ. — И чем же ты собираешься, интересно мне знать, заняться?
Бог сновидений не произнес ни слова в ответ, лишь взглянул на Губителя… И последний разглядел в его глазах нечто такое, что заставило его, поспешно отвернувшись, бросить на ходу:
— Ладно, дело твое. Мне тоже пора. Так что, я забираю девчонку и исчезаю…
Молчание. Безразличие в душе и холод во взгляде.
— Если понадобишься, я пришлю за тобой духа…
И вновь тишина.
— Я закончу свои дела, а потом помогу тебе…
Это странное молчание, от которого все больше и больше веяло пренебрежением, начало раздражать Нергала: "Да что он возомнил о себе, жалкий дух?"
— Слушай, малыш… — Губитель обернулся, но рядом с ним уже никого не было. Лаль исчез, не оставив и тени на полотне своей земле.
— Мда… — сорвалось с губ замершего в растерянности бога погибели. Ему вдруг стало не по себе. На ум пришла поговорка смертных: "Страшен не злодей, но зло, сотворенное им…" Прежде он лишь смеялся над этими словами, видя в них само воплощение заблуждения. Теперь же, задумавшись, ощутил некое смутное беспокойство.
"Какое же чудовище я создал, если оно пугает даже меня? Нет, — перебил он себя, — ну что такое! Это же, по меньшей мере, глупо — мне бояться и кого? Чепуха! — он мотнул головой, прогоняя странные мысли. — Надо же, придет такое в голову! — он резко дернул плечами, срывая с плеч сковывавшие движения паутинки сетей странных, незнакомых ему доселе чувств, подобных страху смертного, заглянувшего в глаза своему концу. — Что это я, в самом деле? — ну уж нет, он не мог позволить себе бояться, он должен был выбросить всю эту ерунду предчувствий из головы, взглянуть на все иначе, спокойнее. — Я получил то, что хотел. Лаль — мой союзник. Мы слишком похожи, чтобы стать врагами. Да и делить нам нечего. Так что, чего я опасаюсь? Главное, что любимица Шамаша у меня… И теперь остается лишь сделать, чтобы он узнал об этом. И пришел ее спасать… О, я достаточно хорошо знаю его, чтобы не сомневаться: он не бросит малышку в беде… Займемся делом. И пусть предвкушение мести вытеснит из моей души все эти глупые предчувствия…"
Глава 14
— Мы уже в мире сна? — спросил Ри, не в силах скрыть любопытства.
Все случилось так быстро, что он даже не успел испугаться тому, что могло ждать впереди.
А ведь еще мгновение назад, отправляясь в этот удивительный путь, он думал о том, чтобы все как можно лучше рассмотреть, подробнее запомнить, чтобы потом помочь Евсею составить очередную легенду. Молодой караванщик не сомневался, что увиденное им будет достойно того, чтобы об этом помнили. И вот, как он ни старался, что ни делал, события почему-то проходили мимо него, словно назло, не желая оставлять в памяти даже самое блеклое отражение.
Единственное, что он помнил, были тени… Тени не образов — чувств.
Его взгляд затуманился, мир поблек перед глазами, голова, а затем и все тело налилось такой тяжестью, словно метель свалила его, прижала к земле, а затем намела поверх огромный неподъемный сугроб. Но прошло лишь мгновение и тяжесть сменилась удивительной легкостью, такой, что, казалось, вдохни поглубже — и полетишь.
Он огляделся вокруг. Ничего. Нет, это было не "так себе", и даже не "ничего необычного", а именно ничего в самом простом и безликом значении этого слова. Но, с другой стороны… Ри ведь бывал прежде в пустоте, в той, настоящей. Ему было с чем сравнивать. И, сравнивая, он понимал: здесь все иначе — не холод отчужденности, а ожидание творения. Казалось, что все вокруг тянется навстречу, ожидая прикосновения, которое даст жизнь.
— Это не владения Лаля, — ответил один из серых спутников-призраков. — И даже не сон. Это приграничье, подступы к царству сновидений.
— Странное место, — прошептала Сати, проведя перед собой рукой, толи пытаясь что-то нашарить, толи отвечая на движение окружающего мира, толи просто приглаживая воздух.
— Не бойся! — Ри бросился к ней, стремясь защитить… Он и сам не знал от чего. От всего. Всего, что было или будет, не было и быть не могло.
— Я не боюсь, — грустно улыбнулась та. Чего бояться, когда ничего не жаль потерять? Сати медленно огляделась вокруг. — Здесь все необычно. Мир… Он словно ждет, когда мы его разбудим…
— Он ждет. Ты права, — проговорил призрак, — но не пробуждения, а того момента, когда вы заснете достаточно крепко, чтобы, отрешившись от реальности, увидеть то, что ждет за гранью.
— То, чего нет?
Тот кивнул:
— Да. Все, что существует, наделено обликом, порою даже не одним. Но вовсе не обязательно, что все, имеющее обличие, существует. Ты понимаешь, что я имею в виду, странница?
— Да. Хотя не со всем согласна. Вот моя грусть. Она есть. Я чувствую ее всем сердцем, она реальна. Но глаз не видит ее, ведь у нее нет облика…
— Есть. Оно просто невидимо для тебя. Потому, что ты не хочешь его видеть. Лик есть у всего: надежды, веры, боли… Как он есть у любви.
— Прежде чем мы пойдем дальше, — продолжал второй призрак, — вы должны понять: сон — это не явь, но и не небыль. Он стоит на грани, сплетаясь из множества нитей, среди которых ваши чувства, память, фантазии… Но во сне есть и то, что приходит из-за скрытого за гранью мироздания.
Все случилось так быстро, что он даже не успел испугаться тому, что могло ждать впереди.
А ведь еще мгновение назад, отправляясь в этот удивительный путь, он думал о том, чтобы все как можно лучше рассмотреть, подробнее запомнить, чтобы потом помочь Евсею составить очередную легенду. Молодой караванщик не сомневался, что увиденное им будет достойно того, чтобы об этом помнили. И вот, как он ни старался, что ни делал, события почему-то проходили мимо него, словно назло, не желая оставлять в памяти даже самое блеклое отражение.
Единственное, что он помнил, были тени… Тени не образов — чувств.
Его взгляд затуманился, мир поблек перед глазами, голова, а затем и все тело налилось такой тяжестью, словно метель свалила его, прижала к земле, а затем намела поверх огромный неподъемный сугроб. Но прошло лишь мгновение и тяжесть сменилась удивительной легкостью, такой, что, казалось, вдохни поглубже — и полетишь.
Он огляделся вокруг. Ничего. Нет, это было не "так себе", и даже не "ничего необычного", а именно ничего в самом простом и безликом значении этого слова. Но, с другой стороны… Ри ведь бывал прежде в пустоте, в той, настоящей. Ему было с чем сравнивать. И, сравнивая, он понимал: здесь все иначе — не холод отчужденности, а ожидание творения. Казалось, что все вокруг тянется навстречу, ожидая прикосновения, которое даст жизнь.
— Это не владения Лаля, — ответил один из серых спутников-призраков. — И даже не сон. Это приграничье, подступы к царству сновидений.
— Странное место, — прошептала Сати, проведя перед собой рукой, толи пытаясь что-то нашарить, толи отвечая на движение окружающего мира, толи просто приглаживая воздух.
— Не бойся! — Ри бросился к ней, стремясь защитить… Он и сам не знал от чего. От всего. Всего, что было или будет, не было и быть не могло.
— Я не боюсь, — грустно улыбнулась та. Чего бояться, когда ничего не жаль потерять? Сати медленно огляделась вокруг. — Здесь все необычно. Мир… Он словно ждет, когда мы его разбудим…
— Он ждет. Ты права, — проговорил призрак, — но не пробуждения, а того момента, когда вы заснете достаточно крепко, чтобы, отрешившись от реальности, увидеть то, что ждет за гранью.
— То, чего нет?
Тот кивнул:
— Да. Все, что существует, наделено обликом, порою даже не одним. Но вовсе не обязательно, что все, имеющее обличие, существует. Ты понимаешь, что я имею в виду, странница?
— Да. Хотя не со всем согласна. Вот моя грусть. Она есть. Я чувствую ее всем сердцем, она реальна. Но глаз не видит ее, ведь у нее нет облика…
— Есть. Оно просто невидимо для тебя. Потому, что ты не хочешь его видеть. Лик есть у всего: надежды, веры, боли… Как он есть у любви.
— Прежде чем мы пойдем дальше, — продолжал второй призрак, — вы должны понять: сон — это не явь, но и не небыль. Он стоит на грани, сплетаясь из множества нитей, среди которых ваши чувства, память, фантазии… Но во сне есть и то, что приходит из-за скрытого за гранью мироздания.