Страница:
— Вон, впереди! Это шатер Куфы, моего города!
— Куфа! — прошептала девочка.
Ее глаза уже начали различать впереди яркое красное свечение, застывшее подобно закатному солнцу над побледневшей, лишившись с уходом дня всех красок и надежд, землей. Мгновение, что в обычном мире пролетало стремительно быстро, здесь, на границе пустоты, застыло навеки, позабыв о времени, которое было не властно над этим осколком мироздания.
Казалось, что они несутся навстречу жаркому, всесжигавшему солнцу, приближаясь к нему ровно настолько, насколько удаляясь от всего остального. Алый диск становился все ближе и ближе, он рос, готовый покрыть собой всю землю и остановился только тогда, когда все оказалось разделенным на две равные части — серая безликая пустота позади, и кровавая, вечно переживающая последнее мгновение своего существования стихия отрицания впереди.
Отрицание всего ведет к ничему, а отрицание пустоты? Нергал впервые задумался над этим. И ему вдруг стало страшно: зачем же он сражался с сущим всю минувшую вечность, если строил то же, что и разрушал? В чем смысл борьбы, когда победа оборачивается поражением, а поражение победой?
Нет, он упрямо мотнул головой. Ему не нужно задумываться над этим. Все должно остаться таким, какое есть. Ведь он — бог погибели, разрушитель, бич мироздания. Раз оно терпит его, позволяет оставаться, не гонит прочь, за грань пустоты, несмотря на всю его ненависть и ярость, значит, он нужен ему таким. Мироздание строится на противоречиях. А он — главное из них…
Улыбка скользнула у Нергала по губам. Ему понравилось эта мысль. Она возвеличивала его, наделяя все тем смыслом, который прежде он видел лишь в сражении. Но радость от победы так быстро угасает, а горечь поражения не забывается никогда. Теперь же он может одинаково радоваться и поражению, и победе, выигрывая и от того, и от другого.
Он взглянул на свою маленькую спутницу, мысленно благодаря за то, что она помогла ему понять нечто очень важное, способное стать основой новой вечности, вечности, где всему будет противостоять не ничто пустоты, а иное бытие, нечто… Он пока сам не знал, каким это все будет, просто знал, что будет.
Тем временем бык достиг высокой городской стены, окружавшей Куфу со всех сторон, являясь одновременно знаком достижения цели для тех незваных гостей, которые осмелились направиться сюда и сумели преодолеть узкую грань-дорогу, лежавшую между двумя безднами, и чертой, ограничивающей свободу жителей красного города, которые — демоны, духи и призраки, — были не вольны покидать городские стены иначе как выполняя волю своего хозяина — бога погибели.
Эрра спрыгнул вниз, на камни узенькой площадки, висевшей на подобие горной террасы над бездной.
— Спускайся, милая, — сказал он, протягивая девочке руки, спеша помочь слезть вниз.
Та быстро скатилась с мягкого лохматого бока быка, не отводя ни на миг восхищенного взгляда своих лучистых глаз с горящих особым, алым пламенем камней, слагавшихся в городскую стену.
— Эрра, здесь так красиво! — взволнованным шепотом промолвила она, заставляя своего спутника с удивлением взглянуть на нее, когда никто никогда не говорил о красоте этих мест. О могуществе, о силе, властности — да, но не о красоте, ведь Куфа была призвана внушать пришедшему к ней не восхищение, а благоговейный трепет, даже не страх — панический ужас, заставлявший душу дрожать от близости своего конца…
Он качнул головой, не уставая удивляться этой маленькой смертной, которая вела себя так, словно она была над всеми: людьми, демонами, богами, — пламень, не знавший ничего, кроме горения, ветер, летевший на крыльях мечты вперед.
Бог поднял голову, чтобы еще раз оглядеть свои владения, словно стремясь убедиться, что они не изменились за время его отсутствия.
Но нет же: все было как прежде — и дыхание жара, способное иссушить душу, и ужас падения, от которого дух отстоит всего лишь на шаг, и боль осознания того, что пути назад нет. Однако же, за всем этим было что-то еще…
Эрра, да и не только он, все, кто приходили к этой стене с того самого момента, когда, вечность назад, она была возведена на самом краю мироздания, смотрели на Куфу зрением чувств. И только теперь, к немалому удивлению, небожитель понял, что у его владений есть и иной облик — тот, что виден оку. Он не наделял Куфу этим обликом, однако он был. И маленькая смертная была права: город был красив.
Губитель никогда не верил в силу образов-слов, полагаясь исключительно на власть эмоций. Поэтому сейчас он был не способен описать увиденное. Это было просто выше данного ему. Но он видел красоту, чувствовал ее и не мог не признать ее истинность.
Тем временем демоны стражи отворили врата и застыли в молчаливом поклоне перед своим господином, ожидая, когда тот войдет.
— Пойдем, милая, — взяв девочку за руку, Эрра хотел уже ввести свою гостью в город, но в последнее мгновение та вдруг замешкалась, оглянулась, в ее глазах затуманилось что-то вроде сомнения.
— Ты не хочешь идти дальше? — спросил Эрра.
Нет, небожитель вовсе не собирался неволить малышку. Если она передумала… Он заглянул ей в глаза, стремясь отыскать в них то, что могло бы быть знаком страха или горечью разочарования. Но ни в очах, ни в душе девочки не было этих чувств.
— Что с тобой? — он наклонился к ней, чувствуя тревогу.
Она с сомнением посмотрела на своего спутника, затем оглянулась назад, на застывшего у врат быка, вновь обратила взгляд на бога войны.
— А почему Алад не идет с нами? — вдруг спросила она.
Толи смешок, толи резкое шумное дыхание сорвалось с губ Эрры, который ожидал услышать все, что угодно: слова страха — желание повернуть назад, голос сомнений — стремление повременить, непонятное чувство неприязни, не гнавшее прочь, но и не позволявшее сделать следующий шаг, — но только не этот столь простой, обыденный и потому еще более удивительный вопрос.
— Алад? — небожитель даже оглянулся на своего спутника — демона. Ему и в голову не приходило задаваться этим вопросом…
Смотря на господина своими огромными глазами-блюдцами, чуть наклонив голову, бык фыркнул:
"Хозяин, ты никогда не звал меня внутрь, наверное, опасаясь, что в облике дикого зверя, которого может успокоить только твоя железная воля, и ничто иное, я наведу в Куфе такой переполох и беспорядок, что тебе придется долго возвращать городу истинный неподвижный вид".
"Ты мог бы принять иной облик…" — взгляд Эрры был задумчив, в мысленной речи звучал не приказ, а допущение.
"Это было бы здорово, — глаза демона с любопытством посмотрели на стены города, чьей черты он никогда прежде не переступал, хотя ему того порою и хотелось. — Мне есть к кому наведаться в гости".
"Вот даже как!" — усмехнулся Эрра.
"Я демон, а не тень…"
"Чего же ты медлишь?"
Алад наклонил голову, в обращенном на небожителя взгляде укор смешивался с грустью, а надежда с сожалением:
"Я привык странствовать по граням миров. Мне бы не хотелось потерять эту свободу, став вечным пленником круглых стен".
— Так попроси у Эрры, чтобы он разрешил тебе путешествовать! — внезапно вмешавшийся в их молчаливый разговор звонкий девчоночий голосок заставил бога войны вздрогнуть, а его могучего собеседника — опешив от неожиданности, застыть, разинув пасть. — И давайте же наконец войдем в город! — не замечая их удивления, стала торопить их Мати, которая ну просто сгорала от нетерпения взглянуть на ожидавшее ее впереди, за поворотом. Она даже подошла к вратам, осторожно, не переступая черты, подсознательно зная, что не должна входить в чужой дом прежде его хозяина, заглянула за створки, затем, оглянувшись, вздохнула, видя, что ее спутники не торопятся делать следующий шаг, и, от нечего делать, принялась разглядывать стражей.
Эти существа… Они показались ей странными и при этом такими забавными, что глядя на них, девочка не могла скрыть улыбки. Впрочем, странными ей сейчас казалось все. Другое дело, что новые незнакомцы действительно очень сильно отличались от всех тех, кого прежде встречала девочка. Они словно были на грани между реальностью и пустотой. Наделенные тонким стихийным телом, подобные тени, не имевшей не четких очертаний, ни устойчивых форм. Подобно теням — вечным спутникам всех странников, они постоянно изменялись, то росли, то уменьшались, порою казались знакомыми, порой — совсем чужими.
Она даже протянула вперед руку, стремясь коснуться их, узнать, какие эти создания на ощупь — холодные или, наоборот, горячие, но ее остановил голос Эрры, который, наконец, достаточно овладел своими чувствами, чтобы вернуть дар речи.
— Милая, — небожитель подошел к ней, опустился рядом на корточки, чтобы, как делал уже не раз, став с ней одного роста, заглянуть в глаза, читая ответ не только по губам, но и отражениям образов, скользящих в зрачках, — как ты узнала, о чем мы говорили с Аладом? Ты угадала, да?
— Я не гадалка, — Мати не знала, что означает это слово, но ей понравилось его звучание, а еще больше — само придумывание нового, что не могло сравниться по увлекательности ни с одной иной игрой. Она засмеялась, так ей стало легко и светло. Однако, заглянув в глаза своего собеседника, в которых был какой-то едва заметный трепет, причину которого она не понимала, девочка посерьезнела — а что если это обидное слово? И вообще, она не должна смеяться над Эррой — он такой добрый, заботится о ней. Нет, ей следовало ответить, тем более что это было так просто сделать. — Я слышала ваш разговор.
— Но язык демонов… — Эрра растерянно смотрел на нее, не зная, как объяснить произошедшее. — Ведь он понятен только мне одному! Даже другие боги не могут разобрать ни слова в их слепом бормотании, а ты…
Мати спокойно пожала плечами: она рассказала все, как было. А почему это именно так, а не как-то иначе — она не знала и не хотела знать. Зачем?
— Конечно, милая… — вздохнул Эрра. Ему ничего не оставалось, как беспомощно развести руками. Память девочки, ее душа были раскрытой книгой, в которых, как казалось на первый взгляд, не было ничего, за исключением тех нескольких символов-образов, которые возникали по мере того, как происходившее захватывало ее. Но теперь оказывалось, что все остальные странички — белые и невинно чистые — полны тайн и загадок, которые никто не сможет разгадать, ибо даже сама их хранительница не знала ни ответа, ни даже самого вопроса.
— Так мы пойдем? — глядя на небожителя так, как смотрят на давнишнего приятеля, о котором знают все, спросила Мати.
— Конечно… Только… Что ты сказала об Аладе? Что я должен разрешить ему?
— Путешествовать.
— Но он и так путешествует…
— Да, — прервала его маленькая смертная, — но он хочет путешествовать не только вперед, но и назад… Ну… — она нахмурилась, сосредоточилась, старательно подбирая нужные слова среди тех немногих, что были ей оставлены. — Ну вот я могу идти только вперед…
— Почему?
— Какой ты непонятливый! — всплеснула руками девочка. — Да потому что позади меня пустота!
В глазах Эрры вспыхнуло понимание:
"Ну конечно! Позади тебя смерть! — Он уже хотел сказать это… И замер с открытым ртом. — Но малышка не знает, что такое смерть! Более того, она сказала — пустота, а смерть — существование, пусть иное, но столь же реальное, как и жизнь. Что же тогда…"
— Милая, — осторожно, боясь вспугнуть душу девочки, словно та была маленькой хрупкой пичужкой, спустившейся к нему на руку, — какая она, эта пустота?
— Никакая, — пожала плечами та. — Никакая, — повторила она, не в силах найти иного слова для того, чтобы описать ее. — Ну ты же сам видел ее!
На глаза малышки набежала грусть. И Эрра, едва заметив ее серые тусклые тени, отбирающие свет у всего вокруг, чтобы превратить его в безликую отрешенность, поспешил заговорить о другом, прогоняя незваную гостью туда, откуда она приползла.
— Да, да, конечно… — он вздохнул, затем оглянулся на застывшего чуть позади огромного демона-зверя, который с интересом следил за разговором.
"Кем бы ты хотел стать?" — спросил Эрра Алада.
"Мне будет позволено покидать стены Куфы, когда я того захочу?"
"Да. Я даю тебе право приходить в город и уходить из него, руководствуясь не только моей волей, но и своим желанием".
"Спасибо, хозяин!" — в глазах демона вспыхнула благодарность, за которой, как за тонкой дымкой утреннего тумана, искрились лучи радости. Он и мечтать не мог о подобной вольности.
"Надеюсь, ты понимаешь, — словно спеша остудить его пыл, продолжал Эрра, — что если наши желания не совпадут…"
"Я подчинюсь твоей воле как верный слуга! — поспешно ответил Алад, боясь, что его пусть хотя бы мгновенное промедление заставит хозяина передумать. — Я не ищу свободы, когда демону она ни к чему. Все, о чем я когда-либо мог мечтать — это безграничность пути".
"Что ж, это хорошо… Только ты не ответил на мой вопрос".
"Какой, хозяин?" — память демонов на образы и звуки была короткой, когда единственное, о чем они хранили воспоминания, были переживания и желания.
"В чьем обличье ты хотел бы войти в Куфу? — терпеливо повторил Эрра. — Ведь это не будет твой нынешний вид?"
" В шкуре быка удобно странствовать по мирам, хранящим в себе множество опасностей, чтобы защищать тебя в пути. Это облик для боя".
"В Куфе тебе не нужно будет меня охранять. Это мой город, город демонов. Итак?"
"Существо, подобное мне тысячелико, — он все еще медлил. — Выбор слишком труден для меня. Позволь маленькой смертной сделать его".
— Эрра, а демон может быть похож на нас?
— На нас? — небожитель не переставал удивляться умению малышки стирать все грани, словно их и не было вовсе. Хотя… Возможно, в том последнем сне, который она видела, действительно не было различия между богом и человеком.
Стоило Эрре чуть наклонить голову в знак согласия с выбором девочки, как огромный зверь исчез, а на его месте встал невысокий черноволосый юноша с тонкими суховатыми чертами лица, острыми скулами и искристыми рыжими глазами, полными задора и веселья.
— Ну теперь-то мы, наконец, пойдем вперед? — спросила Мати.
И, не дожидаясь ответа, она схватила обоих своих спутников за руки и потащила к вратам.
Глава 18
— Куфа! — прошептала девочка.
Ее глаза уже начали различать впереди яркое красное свечение, застывшее подобно закатному солнцу над побледневшей, лишившись с уходом дня всех красок и надежд, землей. Мгновение, что в обычном мире пролетало стремительно быстро, здесь, на границе пустоты, застыло навеки, позабыв о времени, которое было не властно над этим осколком мироздания.
Казалось, что они несутся навстречу жаркому, всесжигавшему солнцу, приближаясь к нему ровно настолько, насколько удаляясь от всего остального. Алый диск становился все ближе и ближе, он рос, готовый покрыть собой всю землю и остановился только тогда, когда все оказалось разделенным на две равные части — серая безликая пустота позади, и кровавая, вечно переживающая последнее мгновение своего существования стихия отрицания впереди.
Отрицание всего ведет к ничему, а отрицание пустоты? Нергал впервые задумался над этим. И ему вдруг стало страшно: зачем же он сражался с сущим всю минувшую вечность, если строил то же, что и разрушал? В чем смысл борьбы, когда победа оборачивается поражением, а поражение победой?
Нет, он упрямо мотнул головой. Ему не нужно задумываться над этим. Все должно остаться таким, какое есть. Ведь он — бог погибели, разрушитель, бич мироздания. Раз оно терпит его, позволяет оставаться, не гонит прочь, за грань пустоты, несмотря на всю его ненависть и ярость, значит, он нужен ему таким. Мироздание строится на противоречиях. А он — главное из них…
Улыбка скользнула у Нергала по губам. Ему понравилось эта мысль. Она возвеличивала его, наделяя все тем смыслом, который прежде он видел лишь в сражении. Но радость от победы так быстро угасает, а горечь поражения не забывается никогда. Теперь же он может одинаково радоваться и поражению, и победе, выигрывая и от того, и от другого.
Он взглянул на свою маленькую спутницу, мысленно благодаря за то, что она помогла ему понять нечто очень важное, способное стать основой новой вечности, вечности, где всему будет противостоять не ничто пустоты, а иное бытие, нечто… Он пока сам не знал, каким это все будет, просто знал, что будет.
Тем временем бык достиг высокой городской стены, окружавшей Куфу со всех сторон, являясь одновременно знаком достижения цели для тех незваных гостей, которые осмелились направиться сюда и сумели преодолеть узкую грань-дорогу, лежавшую между двумя безднами, и чертой, ограничивающей свободу жителей красного города, которые — демоны, духи и призраки, — были не вольны покидать городские стены иначе как выполняя волю своего хозяина — бога погибели.
Эрра спрыгнул вниз, на камни узенькой площадки, висевшей на подобие горной террасы над бездной.
— Спускайся, милая, — сказал он, протягивая девочке руки, спеша помочь слезть вниз.
Та быстро скатилась с мягкого лохматого бока быка, не отводя ни на миг восхищенного взгляда своих лучистых глаз с горящих особым, алым пламенем камней, слагавшихся в городскую стену.
— Эрра, здесь так красиво! — взволнованным шепотом промолвила она, заставляя своего спутника с удивлением взглянуть на нее, когда никто никогда не говорил о красоте этих мест. О могуществе, о силе, властности — да, но не о красоте, ведь Куфа была призвана внушать пришедшему к ней не восхищение, а благоговейный трепет, даже не страх — панический ужас, заставлявший душу дрожать от близости своего конца…
Он качнул головой, не уставая удивляться этой маленькой смертной, которая вела себя так, словно она была над всеми: людьми, демонами, богами, — пламень, не знавший ничего, кроме горения, ветер, летевший на крыльях мечты вперед.
Бог поднял голову, чтобы еще раз оглядеть свои владения, словно стремясь убедиться, что они не изменились за время его отсутствия.
Но нет же: все было как прежде — и дыхание жара, способное иссушить душу, и ужас падения, от которого дух отстоит всего лишь на шаг, и боль осознания того, что пути назад нет. Однако же, за всем этим было что-то еще…
Эрра, да и не только он, все, кто приходили к этой стене с того самого момента, когда, вечность назад, она была возведена на самом краю мироздания, смотрели на Куфу зрением чувств. И только теперь, к немалому удивлению, небожитель понял, что у его владений есть и иной облик — тот, что виден оку. Он не наделял Куфу этим обликом, однако он был. И маленькая смертная была права: город был красив.
Губитель никогда не верил в силу образов-слов, полагаясь исключительно на власть эмоций. Поэтому сейчас он был не способен описать увиденное. Это было просто выше данного ему. Но он видел красоту, чувствовал ее и не мог не признать ее истинность.
Тем временем демоны стражи отворили врата и застыли в молчаливом поклоне перед своим господином, ожидая, когда тот войдет.
— Пойдем, милая, — взяв девочку за руку, Эрра хотел уже ввести свою гостью в город, но в последнее мгновение та вдруг замешкалась, оглянулась, в ее глазах затуманилось что-то вроде сомнения.
— Ты не хочешь идти дальше? — спросил Эрра.
Нет, небожитель вовсе не собирался неволить малышку. Если она передумала… Он заглянул ей в глаза, стремясь отыскать в них то, что могло бы быть знаком страха или горечью разочарования. Но ни в очах, ни в душе девочки не было этих чувств.
— Что с тобой? — он наклонился к ней, чувствуя тревогу.
Она с сомнением посмотрела на своего спутника, затем оглянулась назад, на застывшего у врат быка, вновь обратила взгляд на бога войны.
— А почему Алад не идет с нами? — вдруг спросила она.
Толи смешок, толи резкое шумное дыхание сорвалось с губ Эрры, который ожидал услышать все, что угодно: слова страха — желание повернуть назад, голос сомнений — стремление повременить, непонятное чувство неприязни, не гнавшее прочь, но и не позволявшее сделать следующий шаг, — но только не этот столь простой, обыденный и потому еще более удивительный вопрос.
— Алад? — небожитель даже оглянулся на своего спутника — демона. Ему и в голову не приходило задаваться этим вопросом…
Смотря на господина своими огромными глазами-блюдцами, чуть наклонив голову, бык фыркнул:
"Хозяин, ты никогда не звал меня внутрь, наверное, опасаясь, что в облике дикого зверя, которого может успокоить только твоя железная воля, и ничто иное, я наведу в Куфе такой переполох и беспорядок, что тебе придется долго возвращать городу истинный неподвижный вид".
"Ты мог бы принять иной облик…" — взгляд Эрры был задумчив, в мысленной речи звучал не приказ, а допущение.
"Это было бы здорово, — глаза демона с любопытством посмотрели на стены города, чьей черты он никогда прежде не переступал, хотя ему того порою и хотелось. — Мне есть к кому наведаться в гости".
"Вот даже как!" — усмехнулся Эрра.
"Я демон, а не тень…"
"Чего же ты медлишь?"
Алад наклонил голову, в обращенном на небожителя взгляде укор смешивался с грустью, а надежда с сожалением:
"Я привык странствовать по граням миров. Мне бы не хотелось потерять эту свободу, став вечным пленником круглых стен".
— Так попроси у Эрры, чтобы он разрешил тебе путешествовать! — внезапно вмешавшийся в их молчаливый разговор звонкий девчоночий голосок заставил бога войны вздрогнуть, а его могучего собеседника — опешив от неожиданности, застыть, разинув пасть. — И давайте же наконец войдем в город! — не замечая их удивления, стала торопить их Мати, которая ну просто сгорала от нетерпения взглянуть на ожидавшее ее впереди, за поворотом. Она даже подошла к вратам, осторожно, не переступая черты, подсознательно зная, что не должна входить в чужой дом прежде его хозяина, заглянула за створки, затем, оглянувшись, вздохнула, видя, что ее спутники не торопятся делать следующий шаг, и, от нечего делать, принялась разглядывать стражей.
Эти существа… Они показались ей странными и при этом такими забавными, что глядя на них, девочка не могла скрыть улыбки. Впрочем, странными ей сейчас казалось все. Другое дело, что новые незнакомцы действительно очень сильно отличались от всех тех, кого прежде встречала девочка. Они словно были на грани между реальностью и пустотой. Наделенные тонким стихийным телом, подобные тени, не имевшей не четких очертаний, ни устойчивых форм. Подобно теням — вечным спутникам всех странников, они постоянно изменялись, то росли, то уменьшались, порою казались знакомыми, порой — совсем чужими.
Она даже протянула вперед руку, стремясь коснуться их, узнать, какие эти создания на ощупь — холодные или, наоборот, горячие, но ее остановил голос Эрры, который, наконец, достаточно овладел своими чувствами, чтобы вернуть дар речи.
— Милая, — небожитель подошел к ней, опустился рядом на корточки, чтобы, как делал уже не раз, став с ней одного роста, заглянуть в глаза, читая ответ не только по губам, но и отражениям образов, скользящих в зрачках, — как ты узнала, о чем мы говорили с Аладом? Ты угадала, да?
— Я не гадалка, — Мати не знала, что означает это слово, но ей понравилось его звучание, а еще больше — само придумывание нового, что не могло сравниться по увлекательности ни с одной иной игрой. Она засмеялась, так ей стало легко и светло. Однако, заглянув в глаза своего собеседника, в которых был какой-то едва заметный трепет, причину которого она не понимала, девочка посерьезнела — а что если это обидное слово? И вообще, она не должна смеяться над Эррой — он такой добрый, заботится о ней. Нет, ей следовало ответить, тем более что это было так просто сделать. — Я слышала ваш разговор.
— Но язык демонов… — Эрра растерянно смотрел на нее, не зная, как объяснить произошедшее. — Ведь он понятен только мне одному! Даже другие боги не могут разобрать ни слова в их слепом бормотании, а ты…
Мати спокойно пожала плечами: она рассказала все, как было. А почему это именно так, а не как-то иначе — она не знала и не хотела знать. Зачем?
— Конечно, милая… — вздохнул Эрра. Ему ничего не оставалось, как беспомощно развести руками. Память девочки, ее душа были раскрытой книгой, в которых, как казалось на первый взгляд, не было ничего, за исключением тех нескольких символов-образов, которые возникали по мере того, как происходившее захватывало ее. Но теперь оказывалось, что все остальные странички — белые и невинно чистые — полны тайн и загадок, которые никто не сможет разгадать, ибо даже сама их хранительница не знала ни ответа, ни даже самого вопроса.
— Так мы пойдем? — глядя на небожителя так, как смотрят на давнишнего приятеля, о котором знают все, спросила Мати.
— Конечно… Только… Что ты сказала об Аладе? Что я должен разрешить ему?
— Путешествовать.
— Но он и так путешествует…
— Да, — прервала его маленькая смертная, — но он хочет путешествовать не только вперед, но и назад… Ну… — она нахмурилась, сосредоточилась, старательно подбирая нужные слова среди тех немногих, что были ей оставлены. — Ну вот я могу идти только вперед…
— Почему?
— Какой ты непонятливый! — всплеснула руками девочка. — Да потому что позади меня пустота!
В глазах Эрры вспыхнуло понимание:
"Ну конечно! Позади тебя смерть! — Он уже хотел сказать это… И замер с открытым ртом. — Но малышка не знает, что такое смерть! Более того, она сказала — пустота, а смерть — существование, пусть иное, но столь же реальное, как и жизнь. Что же тогда…"
— Милая, — осторожно, боясь вспугнуть душу девочки, словно та была маленькой хрупкой пичужкой, спустившейся к нему на руку, — какая она, эта пустота?
— Никакая, — пожала плечами та. — Никакая, — повторила она, не в силах найти иного слова для того, чтобы описать ее. — Ну ты же сам видел ее!
На глаза малышки набежала грусть. И Эрра, едва заметив ее серые тусклые тени, отбирающие свет у всего вокруг, чтобы превратить его в безликую отрешенность, поспешил заговорить о другом, прогоняя незваную гостью туда, откуда она приползла.
— Да, да, конечно… — он вздохнул, затем оглянулся на застывшего чуть позади огромного демона-зверя, который с интересом следил за разговором.
"Кем бы ты хотел стать?" — спросил Эрра Алада.
"Мне будет позволено покидать стены Куфы, когда я того захочу?"
"Да. Я даю тебе право приходить в город и уходить из него, руководствуясь не только моей волей, но и своим желанием".
"Спасибо, хозяин!" — в глазах демона вспыхнула благодарность, за которой, как за тонкой дымкой утреннего тумана, искрились лучи радости. Он и мечтать не мог о подобной вольности.
"Надеюсь, ты понимаешь, — словно спеша остудить его пыл, продолжал Эрра, — что если наши желания не совпадут…"
"Я подчинюсь твоей воле как верный слуга! — поспешно ответил Алад, боясь, что его пусть хотя бы мгновенное промедление заставит хозяина передумать. — Я не ищу свободы, когда демону она ни к чему. Все, о чем я когда-либо мог мечтать — это безграничность пути".
"Что ж, это хорошо… Только ты не ответил на мой вопрос".
"Какой, хозяин?" — память демонов на образы и звуки была короткой, когда единственное, о чем они хранили воспоминания, были переживания и желания.
"В чьем обличье ты хотел бы войти в Куфу? — терпеливо повторил Эрра. — Ведь это не будет твой нынешний вид?"
" В шкуре быка удобно странствовать по мирам, хранящим в себе множество опасностей, чтобы защищать тебя в пути. Это облик для боя".
"В Куфе тебе не нужно будет меня охранять. Это мой город, город демонов. Итак?"
"Существо, подобное мне тысячелико, — он все еще медлил. — Выбор слишком труден для меня. Позволь маленькой смертной сделать его".
— Эрра, а демон может быть похож на нас?
— На нас? — небожитель не переставал удивляться умению малышки стирать все грани, словно их и не было вовсе. Хотя… Возможно, в том последнем сне, который она видела, действительно не было различия между богом и человеком.
Стоило Эрре чуть наклонить голову в знак согласия с выбором девочки, как огромный зверь исчез, а на его месте встал невысокий черноволосый юноша с тонкими суховатыми чертами лица, острыми скулами и искристыми рыжими глазами, полными задора и веселья.
— Ну теперь-то мы, наконец, пойдем вперед? — спросила Мати.
И, не дожидаясь ответа, она схватила обоих своих спутников за руки и потащила к вратам.
Глава 18
— Вот она, Куфа!
Шамаш молчал. Его сощуренные глаза, огненным взглядом прорезая пространство и не замечая его, будто воздух-невидимку, были прикованы к маленькой фигурке, стоявшей между двумя высокими тенями. От нее не веяло ни страхом, ни отчаянием, душа была спокойна, и если какие-то огоньки и вспыхивали на ее бескрайних, подобных небесам, просторах, то это был пламень любопытства, предвкушения новых приключений.
Не спуская с нее взгляда полных немой грусти глаз, колдун остановился.
И, словно ощутив на себе его взгляд, девочка тоже остановилась, обернулась, застыла, с интересом глядя на него.
— Эрра, кто это? — спросила она своего спутника, по тому, как насторожилось, вмиг побледнев лицо бога войны, сощурились горевшие жгучим пламенем глаза, понимая, что тот узнал незнакомца.
Но Нергал молчал, не в силах ни оторвать взгляда, ни разжать стиснутых в тонкие бледные нити губы. И тогда Мати, не дождавшись ответа, который был не просто нужен ей, а необходим, стала искать его сама.
Эти поиски были похожи на перебирание снега в бескрайней пустыне, в которую превратилась память, став холодной и безликой. Лицо Мати сперва напряглось, затем дрогнуло, черты исказились, отражая боль. Невозможность найти ответ приводила ее в отчаяние.
— Эрра! — она взглянула вымученным взглядом на своего спутника, прося помочь ей, дать ответ, пока душа не рухнула в бездну неведения, теряясь в ней без следа.
— Это бог солнца, Шамаш, — ему менее всего хотелось произносить ненавистное имя врага, но он не мог промолчать, видя, что этим усиливает мучения маленькой смертной.
— Он мой друг? — с сомнением глядя то на одного мужчину, стоявшего рядом с ней, то на другого, застывшего вдалеке, спросила она.
— Конечно, — что бы там ни было, он понял, что не способен обмануть ее.
— Друг, — задумчиво повторила она, — и ты тоже друг… Значит, вы друзья?
— Мы… Боюсь, что нет, милая… Алад, уведи ее, — не отводя взгляда от врага, набравшегося дерзости, чтобы прийти к Куфе, однако теперь почему-то медлившего, не вызывая противника на бой, приказал повелитель демонов своему слуге.
— Зачем? — не понимая, спросила Мати. — Он ведь друг…
— Твой, милая. Мне же он враг.
— Разве он пришел не в гости?
— Нет. Он здесь из-за тебя.
— Из-за меня? — удивилась маленькая караванщица.
— Он думает, что я похитил тебя и против твоей воли привел в Куфу, чтобы заточить в ней навеки.
Девочка фыркнула:
— Но ведь это не так! Я скажу ему…!
— Он не поверит.
— В правду?! - это казалось ей невозможным.
— Он здесь, чтобы вызвать меня на бой… — он ждал этого вот уже целую череду мгновений, мысленно думая о том, что так все и должно было произойти. Нергал хотел принять бой у стен Куфы, ощущая их поддержку за спиной, держа рядом, словно щит, смертную, и наслаждаясь болью и отчаянием повелителя небес, бессильного что-либо изменить… Почему же сейчас это бессилие мучило его самого, не врага? Почему мысль о том, что планы исполняются с такой завидной точностью, не приносила радости, заставляя, вместо того, чтобы торжествовать победу, слать проклятья на голову всех, и себя в первую очередь?
Эрра посмотрел на спокойно стоявшую совсем рядом, на расстоянии лишь вытянутой руки маленькую смертную, даже не предполагавшую, какой опасности она подвергается. Затем перевел взгляд на своего слугу — демона, который по какой-то неведомой причине медлил, не исполняя волю своего господина. В глазах Губителя непонимание начало медленно сменяться недовольством, вслед за которым, как он совершенно точно знал, вот-вот должна была прийти ярость.
— Я что тебе приказал! — глухо, не скрывая угрозы, проскрежетал он.
— Но, господин, — Алад глядел на него не в силах скрыть своего удивления. — Разве все не должно было произойти именно так, и никак иначе?
— Нет! — мрачно процедил сквозь стиснутые зубы тот. Видя непонимание во взгляде верного слуги, он, удивляясь тому, куда вдруг делась вся ярость, и что почему, придя вместо нее, мягкое, как сгустки облаков, спокойствие окутало душу своим полотном, вздохнув, произнес: — Я сказал тебе — уводи ее! — он не просто приказывал, но просил, и, понимая, что в этом случае нужно не только слепое подчинение, но и понимание, добавил: — Неужели ты не видишь, что вот-вот начнется сражение? И тогда все стихии перемешаются, превращаясь из творцов жизни в самых жестоких убийц! Этот край и так нестабилен, а когда начнется бой… Я не смогу защитить девочку!
— Но, Эрра, — не понимая своего спутника, проговорила девочка, упираясь, не желая уходить, несмотря на то, что последние слова пробудили в ее душе некоторое беспокойство, пройдя дрожью-невидимкой, а рука Алада, осторожно, словно боясь причинить боль, сжала ладонь, увлекая за собой, — ты ведь сам сказал, что Шамаш — мой друг! Он не причинит мне вреда!
— Нет, конечно, нет! — он опустился рядом с ней на корточки, спеша заглянуть в лицо девочки, увидеть ее лучившиеся удивительными огнями глаза. — Как и я. Никогда! — он говорил так искренне, словно давая обет, при этом грустя о том, что ему придется недолго держать слово, которое, единственное в мироздании, он бы с радостью хранил вечно. — Но бой… — в его глазах зажглась боль. — Его не избежать… Я говорил тебе… И этот бой… Те силы, которые он освободит, не пощадят никого… А мы не сможем их остановить, вновь подчиняя себе…
— Но зачем вам сражаться? — нет, она совершенно не понимала, почему Эрра упрямился, продолжая настаивать на своем? Ведь незачем делать то, что не хочется?
— Милая, — он осторожно взял ее за подбородок, поднимая личико, склонившееся к земле поникшим цветком. — Ступай. Послушайся меня, прошу! Это единственный способ, которым я могу защитить тебя, поверь!
— Хорошо, — кивнула головой девочка. В конце концов, к чему ей было спорить, ведь она так или иначе пришла сюда, чтобы войти в Куфу, а не стоять у ее грани. Просто… Она взглянула на Шамаша, застывшего так далеко, что, казалось, между ними пролег целый мир. В какое-то мгновение ей захотелось позвать его, чтобы он подошел, был рядом в тот миг, когда она войдет в город… Но когда Алад вновь потянул ее за собой к грани, девочка больше не упиралась, лишь сказала демону:
— Мы ведь можем подождать у врат? Пока Эрра и Шамаш закончат… — она наморщила лоб, прежде чем проговорить незнакомое слово, — бой… — которое в ее устах прозвучало почти как «разговор». Впрочем, она ведь так и думала — они хотят поговорить. Но почему-то без нее… Обидно. Но… Она пожала плечами. Эрра был так добр, и ей ведь ничего не стоило исполнить его просьбу.
Однако девочка не успела переступить черту, лишь занесла над ней ногу, как…
Задев краем серого, туманного плаща Эрру, оттолкнув его, замешкавшегося от неожиданности на дороге, в сторону, к маленькой караванщице подскочил бог сновидений, замер рядом с ней.
— Ты не должна этого делать, крошка! Не входи в Куфу! Если ты перешагнешь через грань города демонов, то никогда уже не сможешь вернуться!
— Лаль? — удивленно взглянул на него Эрра. — Что ты здесь делаешь?
— Да вот… — он даже не повернул голову в его сторону, лишь неопределенно махнул рукой. — Решил заглянуть к тебе в гости.
Бог сновидений говорил заведомую ложь, не пытаясь прикрыть ее хотя бы одним словом правды. А Нергал — повелитель обмана, знавший силу лжи так же хорошо, как закоулки Куфы, казалось, даже не замечал этого.
— Но как…
Лаль не дал ему договорить.
— Погоди ты! — он небрежно отмахнулся от старшего и куда более могущественного бога, словно от надоедливой мухи. Весь его вид говорил: "Неужели не видишь: мне сейчас не до тебя. Сначала я должен закончить с кое-каким неотложным делом".
Лаль пристально смотрел на маленькую караванщицу, словно зачаровывая ее: — Ты помнишь меня, девочка?
Та, не спуская с него полного веселого любопытства взгляда, качнула головой.
— Я бог сновидений. Ты была у меня в гостях.
Она только пожала плечами: возможно, так оно и было. А может, и нет. Какая разница? Ведь все, что осталось позади, поглотила пустота.
— Ты хочешь пойти с нами? — спросила она.
— Неужели ты не слышала, не поняла, что я тебе сказал! — не выдержав, воскликнул Лаль. — Тебе нельзя…
— Мне нельзя останавливаться, — ее личико, потеряв свет былой веселости, вдруг стало серьезным, собранным и таким спокойным, какое бывает только у тех, кто говорит о своем будущем, не просто предвидя, но зная его. — Я здесь, пока иду вперед. Когда я остановлюсь, мне придется исчезнуть.
— Малышка, о чем ты говоришь! — воскликнул бог снов, которого вдруг охватил странный трепет, когда произнесенные слова, совершенно не понятные ему, убеждали в своей правоте так, словно были непреложными истинами.
— Она знает, о чем! — мрачно проговорил Эрра, достаточно оправившись от удивления, рожденного поразительной, беспримерной и беспредельной наглостью младшего бога, чтобы перейти от ошарашенного созерцания к действиям. — Прочь с ее дороги! — он резко схватил невысокого, казавшегося не просто худощавым, но хлипким, невзрачным рядом с могучим воином бога сновидений за шиворот, оттаскивая в сторону. — Или хочешь, чтобы она исчезла, сгинула в пустоте? Алад! — гневно крикнул он, обращаясь к своему слуге. — Ты, наконец, исполнишь мой приказ, или…
— Не надо «или», господин, — демон поспешил выполнить его волю. И врата Куфы закрылись за спиной маленькой караванщицы.
— Ты хотя бы понимаешь, что только что сделал?! - повернувшись к Нергалу, хмуро проговорил Лаль.
— Да.
— И что же? — голос бога сновидения зазвучал зловеще, не скрывая угрозы.
Нергал скользнул по нему взглядом — как полоснул кинжалом. Глаза напряженно сощурились, однако рваные раны век не наполнились кроваво-красной дымкой ярости, глядя с мрачной злостью затравленного зверя.
— Тебе-то какое дело? — прохрипел он. — Ну что ты вмешиваешься? — он продолжал, разжигая в душе пламень, словно подливая огненную воду в лампу ярости. — Что тебе надо? Что ты вообще здесь делаешь? И как покинул свой мир, когда это невозможно!
— Невозможно? — задумчиво повторил Лаль, затем, словно спохватившись, закивал головой: — Да, да конечно, — играя придуманную самим собою роль, он с готовностью согласился бы с чем угодно. Правда не имела значения. И чем очевиднее казалась ложь, тем она была желаннее. — Видишь ли, это как-то случайно получилось. Само собой.
— Прекрати паясничать! — Эрра недовольно поморщился. — Ты не шут на людском празднике масок!
— Это ты ведешь себя как шут! — криво усмехнувшись, бросил ему в лицо младший бог.
Ярость сделала лицо Нергала белым, как покрова снежной пустыни, собрав весь алый пламень ярости в глазах, которые были готовы метать молнии. Губитель с трудом сдержался, чтобы не испепелить насмешника на месте.
— Не забывайся, — процедил он сквозь с силой стиснутые зубы, — с кем говоришь!
— Это ты забыл! — вскричал Лаль, который, в отличие от своего грозного собеседника, и не думал сдерживать своих чувств и уж тем более прятать их за маской вежливости. — Забыл все, — продолжал он, подойдя вплотную к богу погибели, ничуть не боясь его гнева, — будто погружаясь в пустоту забвения вместе с этой девчонкой, чья смерть уже так близка, что малышка могла бы взять ее за руку!
Шамаш молчал. Его сощуренные глаза, огненным взглядом прорезая пространство и не замечая его, будто воздух-невидимку, были прикованы к маленькой фигурке, стоявшей между двумя высокими тенями. От нее не веяло ни страхом, ни отчаянием, душа была спокойна, и если какие-то огоньки и вспыхивали на ее бескрайних, подобных небесам, просторах, то это был пламень любопытства, предвкушения новых приключений.
Не спуская с нее взгляда полных немой грусти глаз, колдун остановился.
И, словно ощутив на себе его взгляд, девочка тоже остановилась, обернулась, застыла, с интересом глядя на него.
— Эрра, кто это? — спросила она своего спутника, по тому, как насторожилось, вмиг побледнев лицо бога войны, сощурились горевшие жгучим пламенем глаза, понимая, что тот узнал незнакомца.
Но Нергал молчал, не в силах ни оторвать взгляда, ни разжать стиснутых в тонкие бледные нити губы. И тогда Мати, не дождавшись ответа, который был не просто нужен ей, а необходим, стала искать его сама.
Эти поиски были похожи на перебирание снега в бескрайней пустыне, в которую превратилась память, став холодной и безликой. Лицо Мати сперва напряглось, затем дрогнуло, черты исказились, отражая боль. Невозможность найти ответ приводила ее в отчаяние.
— Эрра! — она взглянула вымученным взглядом на своего спутника, прося помочь ей, дать ответ, пока душа не рухнула в бездну неведения, теряясь в ней без следа.
— Это бог солнца, Шамаш, — ему менее всего хотелось произносить ненавистное имя врага, но он не мог промолчать, видя, что этим усиливает мучения маленькой смертной.
— Он мой друг? — с сомнением глядя то на одного мужчину, стоявшего рядом с ней, то на другого, застывшего вдалеке, спросила она.
— Конечно, — что бы там ни было, он понял, что не способен обмануть ее.
— Друг, — задумчиво повторила она, — и ты тоже друг… Значит, вы друзья?
— Мы… Боюсь, что нет, милая… Алад, уведи ее, — не отводя взгляда от врага, набравшегося дерзости, чтобы прийти к Куфе, однако теперь почему-то медлившего, не вызывая противника на бой, приказал повелитель демонов своему слуге.
— Зачем? — не понимая, спросила Мати. — Он ведь друг…
— Твой, милая. Мне же он враг.
— Разве он пришел не в гости?
— Нет. Он здесь из-за тебя.
— Из-за меня? — удивилась маленькая караванщица.
— Он думает, что я похитил тебя и против твоей воли привел в Куфу, чтобы заточить в ней навеки.
Девочка фыркнула:
— Но ведь это не так! Я скажу ему…!
— Он не поверит.
— В правду?! - это казалось ей невозможным.
— Он здесь, чтобы вызвать меня на бой… — он ждал этого вот уже целую череду мгновений, мысленно думая о том, что так все и должно было произойти. Нергал хотел принять бой у стен Куфы, ощущая их поддержку за спиной, держа рядом, словно щит, смертную, и наслаждаясь болью и отчаянием повелителя небес, бессильного что-либо изменить… Почему же сейчас это бессилие мучило его самого, не врага? Почему мысль о том, что планы исполняются с такой завидной точностью, не приносила радости, заставляя, вместо того, чтобы торжествовать победу, слать проклятья на голову всех, и себя в первую очередь?
Эрра посмотрел на спокойно стоявшую совсем рядом, на расстоянии лишь вытянутой руки маленькую смертную, даже не предполагавшую, какой опасности она подвергается. Затем перевел взгляд на своего слугу — демона, который по какой-то неведомой причине медлил, не исполняя волю своего господина. В глазах Губителя непонимание начало медленно сменяться недовольством, вслед за которым, как он совершенно точно знал, вот-вот должна была прийти ярость.
— Я что тебе приказал! — глухо, не скрывая угрозы, проскрежетал он.
— Но, господин, — Алад глядел на него не в силах скрыть своего удивления. — Разве все не должно было произойти именно так, и никак иначе?
— Нет! — мрачно процедил сквозь стиснутые зубы тот. Видя непонимание во взгляде верного слуги, он, удивляясь тому, куда вдруг делась вся ярость, и что почему, придя вместо нее, мягкое, как сгустки облаков, спокойствие окутало душу своим полотном, вздохнув, произнес: — Я сказал тебе — уводи ее! — он не просто приказывал, но просил, и, понимая, что в этом случае нужно не только слепое подчинение, но и понимание, добавил: — Неужели ты не видишь, что вот-вот начнется сражение? И тогда все стихии перемешаются, превращаясь из творцов жизни в самых жестоких убийц! Этот край и так нестабилен, а когда начнется бой… Я не смогу защитить девочку!
— Но, Эрра, — не понимая своего спутника, проговорила девочка, упираясь, не желая уходить, несмотря на то, что последние слова пробудили в ее душе некоторое беспокойство, пройдя дрожью-невидимкой, а рука Алада, осторожно, словно боясь причинить боль, сжала ладонь, увлекая за собой, — ты ведь сам сказал, что Шамаш — мой друг! Он не причинит мне вреда!
— Нет, конечно, нет! — он опустился рядом с ней на корточки, спеша заглянуть в лицо девочки, увидеть ее лучившиеся удивительными огнями глаза. — Как и я. Никогда! — он говорил так искренне, словно давая обет, при этом грустя о том, что ему придется недолго держать слово, которое, единственное в мироздании, он бы с радостью хранил вечно. — Но бой… — в его глазах зажглась боль. — Его не избежать… Я говорил тебе… И этот бой… Те силы, которые он освободит, не пощадят никого… А мы не сможем их остановить, вновь подчиняя себе…
— Но зачем вам сражаться? — нет, она совершенно не понимала, почему Эрра упрямился, продолжая настаивать на своем? Ведь незачем делать то, что не хочется?
— Милая, — он осторожно взял ее за подбородок, поднимая личико, склонившееся к земле поникшим цветком. — Ступай. Послушайся меня, прошу! Это единственный способ, которым я могу защитить тебя, поверь!
— Хорошо, — кивнула головой девочка. В конце концов, к чему ей было спорить, ведь она так или иначе пришла сюда, чтобы войти в Куфу, а не стоять у ее грани. Просто… Она взглянула на Шамаша, застывшего так далеко, что, казалось, между ними пролег целый мир. В какое-то мгновение ей захотелось позвать его, чтобы он подошел, был рядом в тот миг, когда она войдет в город… Но когда Алад вновь потянул ее за собой к грани, девочка больше не упиралась, лишь сказала демону:
— Мы ведь можем подождать у врат? Пока Эрра и Шамаш закончат… — она наморщила лоб, прежде чем проговорить незнакомое слово, — бой… — которое в ее устах прозвучало почти как «разговор». Впрочем, она ведь так и думала — они хотят поговорить. Но почему-то без нее… Обидно. Но… Она пожала плечами. Эрра был так добр, и ей ведь ничего не стоило исполнить его просьбу.
Однако девочка не успела переступить черту, лишь занесла над ней ногу, как…
Задев краем серого, туманного плаща Эрру, оттолкнув его, замешкавшегося от неожиданности на дороге, в сторону, к маленькой караванщице подскочил бог сновидений, замер рядом с ней.
— Ты не должна этого делать, крошка! Не входи в Куфу! Если ты перешагнешь через грань города демонов, то никогда уже не сможешь вернуться!
— Лаль? — удивленно взглянул на него Эрра. — Что ты здесь делаешь?
— Да вот… — он даже не повернул голову в его сторону, лишь неопределенно махнул рукой. — Решил заглянуть к тебе в гости.
Бог сновидений говорил заведомую ложь, не пытаясь прикрыть ее хотя бы одним словом правды. А Нергал — повелитель обмана, знавший силу лжи так же хорошо, как закоулки Куфы, казалось, даже не замечал этого.
— Но как…
Лаль не дал ему договорить.
— Погоди ты! — он небрежно отмахнулся от старшего и куда более могущественного бога, словно от надоедливой мухи. Весь его вид говорил: "Неужели не видишь: мне сейчас не до тебя. Сначала я должен закончить с кое-каким неотложным делом".
Лаль пристально смотрел на маленькую караванщицу, словно зачаровывая ее: — Ты помнишь меня, девочка?
Та, не спуская с него полного веселого любопытства взгляда, качнула головой.
— Я бог сновидений. Ты была у меня в гостях.
Она только пожала плечами: возможно, так оно и было. А может, и нет. Какая разница? Ведь все, что осталось позади, поглотила пустота.
— Ты хочешь пойти с нами? — спросила она.
— Неужели ты не слышала, не поняла, что я тебе сказал! — не выдержав, воскликнул Лаль. — Тебе нельзя…
— Мне нельзя останавливаться, — ее личико, потеряв свет былой веселости, вдруг стало серьезным, собранным и таким спокойным, какое бывает только у тех, кто говорит о своем будущем, не просто предвидя, но зная его. — Я здесь, пока иду вперед. Когда я остановлюсь, мне придется исчезнуть.
— Малышка, о чем ты говоришь! — воскликнул бог снов, которого вдруг охватил странный трепет, когда произнесенные слова, совершенно не понятные ему, убеждали в своей правоте так, словно были непреложными истинами.
— Она знает, о чем! — мрачно проговорил Эрра, достаточно оправившись от удивления, рожденного поразительной, беспримерной и беспредельной наглостью младшего бога, чтобы перейти от ошарашенного созерцания к действиям. — Прочь с ее дороги! — он резко схватил невысокого, казавшегося не просто худощавым, но хлипким, невзрачным рядом с могучим воином бога сновидений за шиворот, оттаскивая в сторону. — Или хочешь, чтобы она исчезла, сгинула в пустоте? Алад! — гневно крикнул он, обращаясь к своему слуге. — Ты, наконец, исполнишь мой приказ, или…
— Не надо «или», господин, — демон поспешил выполнить его волю. И врата Куфы закрылись за спиной маленькой караванщицы.
— Ты хотя бы понимаешь, что только что сделал?! - повернувшись к Нергалу, хмуро проговорил Лаль.
— Да.
— И что же? — голос бога сновидения зазвучал зловеще, не скрывая угрозы.
Нергал скользнул по нему взглядом — как полоснул кинжалом. Глаза напряженно сощурились, однако рваные раны век не наполнились кроваво-красной дымкой ярости, глядя с мрачной злостью затравленного зверя.
— Тебе-то какое дело? — прохрипел он. — Ну что ты вмешиваешься? — он продолжал, разжигая в душе пламень, словно подливая огненную воду в лампу ярости. — Что тебе надо? Что ты вообще здесь делаешь? И как покинул свой мир, когда это невозможно!
— Невозможно? — задумчиво повторил Лаль, затем, словно спохватившись, закивал головой: — Да, да конечно, — играя придуманную самим собою роль, он с готовностью согласился бы с чем угодно. Правда не имела значения. И чем очевиднее казалась ложь, тем она была желаннее. — Видишь ли, это как-то случайно получилось. Само собой.
— Прекрати паясничать! — Эрра недовольно поморщился. — Ты не шут на людском празднике масок!
— Это ты ведешь себя как шут! — криво усмехнувшись, бросил ему в лицо младший бог.
Ярость сделала лицо Нергала белым, как покрова снежной пустыни, собрав весь алый пламень ярости в глазах, которые были готовы метать молнии. Губитель с трудом сдержался, чтобы не испепелить насмешника на месте.
— Не забывайся, — процедил он сквозь с силой стиснутые зубы, — с кем говоришь!
— Это ты забыл! — вскричал Лаль, который, в отличие от своего грозного собеседника, и не думал сдерживать своих чувств и уж тем более прятать их за маской вежливости. — Забыл все, — продолжал он, подойдя вплотную к богу погибели, ничуть не боясь его гнева, — будто погружаясь в пустоту забвения вместе с этой девчонкой, чья смерть уже так близка, что малышка могла бы взять ее за руку!