Страница:
Пришелец был похож… Она забыла, на кого. Но, как ей казалось, эта схожесть проявлялась не только во внешнем виде, но и одежде, вообще всем облике.
Девочка не чувствовала себя испуганной или удивленной, просто ветерок неизвестного, налетев в ее крошечный мирок, складывавшийся из ее самой и того, что видели глаза, но уже перестал понимать разум, подхватил душу, словно та была упавшим с дерева листочком, заставил ее затрепетать, понес куда-то…
— Кто ты? — с неизменным интересом глядя на все новое, что случайно оказывалось рядом с ней, расширяя мир до новых, как казалось, бесконечных пределов, спросила она.
— Эрра. Мы только что говорили с тобой. Неужели ты не помнишь?
— Нет, — качнула головой девочка, улыбнувшись своему собеседнику. Все происходившее забавляло ее, но нисколько не расстраивало тем, что с каждым мигом она теряла куда больше, чем находила. Или, может быть, она просто не замечала этого.
— Я бог войны.
— Бог? Войны? — оба эти слова были ей столь же незнакомы, как и произносивший их. — Кто такой бог? А война? — она провела рядом с собой ладонью, подняла то, чего, холодного и твердого, коснулась ладонь. — Это война?
— Нет, — он взял из протянутой руки кусочек красного мрамора, удивляясь его чистоте и невинности. "Как он попал сюда? — удивленно подумал он. — Как реальная вещь могла оказаться в мире сна?"
Нергал вовсе не собирался что-то объяснять этой маленькой смертной, ничтожной, как песчинка у его ног. Зачем ему делать это? Однако же, обратив свой взгляд на лицо девочки, на котором было ожидание ответа и не сравнимое ни с чем горение любопытства, он проговорил: — Это камень. Простой камень.
— Ка-а-мень, — протянула та незнакомое слово. В ее глазах, устремленных на маленький кусочек мрамора, сначала был только интерес. Но уже через мгновение за ним забрезжило что-то, похожее на узнавание. — У меня… У меня раньше был камень. Другой. Но сейчас его нет. Наверно, я потеряла его. Я стала такой рассеянной… — она виновато взглянула на своего собеседника, словно извиняясь.
— Нет. Ты не потеряла. Ты отдала его мне. На время…
— А… И ты мне его вернешь? Раз он мой?
— Да. Но чуть позже. Хорошо?
— Ладно… — проговорила она с долей грусти. Прошло несколько мгновений и взгляд, из которого любопытство вытеснило все, даже не успевшие родиться раздумья, вновь устремился на Эрру: — Так что такое война?
— Сражение… Ты и этого не знаешь?
Робко улыбнувшись, она качнула головой.
— Это когда… — он стал старательно подбирать слова, стремясь использовать простейшие из них, понятные, как ему казалось, любому человеку, даже маленькому ребенку. — Это когда ведут бой, когда… — он вспомнил, что говорит с караванщицей, и продолжал: — Когда сражаются с разбойниками, — ему казалось, что уж имя своего врага невозможно забыть, что бы ни случилось. Но девочка не вздрогнула, на губах продолжала лежать беззаботная улыбка.
— Раз-бойники, — повторила она. И вдруг, неожиданно для бога погибели, рассмеялась.
— Что здесь забавного? — удивился тот.
— Слово. Раз-бойники. А почему не два-бойники, не три-бойники? Почему раз?
— Крошка, я бы не стал смеяться над этим. Они ведь убивают… — он хотел сказать: "и твою маму они тоже убили…" но она не дала ему, перебив:
— Ты говоришь столько забавных слов! Что такое "убивают"?
— Несут смерть.
— А что такое "смерть"?
Нергал открыл рот, чтобы сказать… И застыл. А действительно, что такое смерть? Конец жизни? А жизнь? И что такое конец?
— Это очень сложно объяснить, — качнув головой, проговорил он, чувствуя себя как-то неуверенно, даже неуютно. — Давай я тебе лучше расскажу что-нибудь другое.
— Да! — ее глаза вспыхнули. — Расскажи мне: кто такие боги?
— Как кто такие боги? — расстерялся он. — Боги — это я, Лаль…
— А я? Я тоже боги?
— Нет, ты смертная…
— Почему? Какая между нами разница?
— Ты умираешь, а я бессмертен…
Девочка смотрела на него, чуть наклонив голову набок. Ее лоб наморщился, губы сжались, глаза чуть прищурились. Да, Нергал видел, что она пыталась понять. Но никак не могла.
— Прости меня, пожалуйся, — наконец, проговорила она. — Но, право же, я никак не могу разглядеть, в чем разница. Я очень-очень хочу понять! Прошу тебя, объясни все это как-то иначе. Может быть, тогда у меня получится…
Эрра терял остатки терпения. Но, вот диво, в нем не закипала ярость, вовсе нет. Он чувствовал себя как-то странно. Беспомощным настолько, что у него опускались руки. И, все же, он решил попытаться еще раз, втолковать своей маленькой собеседнице то, что знает все мироздание.
— Я… Следи за моей рукой, маленькая, — Губитель положил ладонь себе на грудь. — Я… Это понятно? — заметив ее кивок, он продолжал. — Я — бог. Ты, — он указал рукой на нее, — смертная. Теперь ясно?
Она мотнула головой, при этом ее личико стало таким забавным: на губах — улыбка, в глазах — соединенные воедино веселость, грусть, удивление, чувство вины и безразличие.
— Это ведь не имя? — глядя на него, прошептала она.
— О-х, — Эрра тяжело вздохнул. Он и представить себе не мог, что будет так трудно объяснить то, что не требует никаких объяснений. И, в то же время, непонятливость малышки не раздражала его. Наоборот. Разговор с ней принес ему такое облегчение, которого он не испытывал никогда раньше. Ему даже пришла в голову удивительная мысль: вот бы забыть обо всем, стать таким же, как эта крошка, не отягощенным воспоминаниям о прошлом, словами, образами, которые несли бы боль и сомнение. Глядя ее глазами на мир, все выглядело бы легко и беззаботно.
Он присел рядом с ней на корточки, взял маленькие, чуть волглые ладони, протянутые девочкой с данной лишь ей доверчивостью тому, которого во всем мироздании называли не иначе как Губителем. Она беззаботно заглянула в глаза, прежде метавшие молнии, но теперь смотревшие с заботой, даже добротой.
— Ты ведь не сердишься на меня, Эрра? — спросила Мати.
— Конечно, нет, милая, — как он мог на нее сердиться? Ведь она не виновата ни в чем, этот крохотный солнечный лучик, видевший в нем лишь его. Не бога, не злодея-повелителя демонов, просто его, собеседника, единственного друга в это мгновение вечности.
— Знаешь, — когда он заговорил вновь, даже его голос стал звучать иначе — мягче, теплее. — Ты вдруг напомнила мне одну… одно создание, которое мне безгранично дорого.
— Да? — эти веселые огоньки, что горели в глазах девочки… Они мерцали, кружились, весело играли, увлекая всех, кто видел их, в свой беззаботный танец. — А у меня тоже есть такое существо… Это… Ее зовут… — она мотнула головой. — Не помню. Не важно. Главное, она всегда рядом со мной. Вот здесь, — она коснулась рукой груди в том месте, где билось сердце. — Только я не похожа на нее, — девочка весело прыснула. — Я это точно знаю. Она такая… Знаешь, она вся золотая, как солнце, и пушистая…И очень сильная. Она защищает меня от всех плохих…
— И от меня? — вдруг сорвалось у него с губ.
— Нет! — она беззаботно рассеялась, глядя на собеседника, показавшегося ей таким забавным. Почему кто-то должен защищать ее от него? Ведь он же не плохой, наоборот, такой добрый, терпеливый. Не ругается на нее, а слушает. И даже не обижается на вопросы, на то, что она все забывает. — А кого я напомнила тебе?
— Ее зовут… — в первое мгновение он засомневался, стоит ли называть посвященной имя ее богини? Что, если это заставит смертную вспомнить все? "Ну и пусть, — странно, но в этот миг его планы, заботы казались ему совершенно неважными… Зачем ему это? Все подождет. Нет, он не променяет эти несколько мгновений покоя даже на все мироздание. — Пусть", — и он продолжал. — Ее зовут Айя. Она — богиня снегов…
— Айя… — повторила девочка. На ее личико на мгновение набежала тень раздумий. — Красивое имя, — спустя какое-то время проговорила она. — Айя… Наверное, она и сама очень красивая…
— Да, — Нергалу было легко с этим согласиться. — Она очень красива. Как никто другой.
— Значит, я тоже красивая? — она смотрела на него с ясно читавшимся в глазах вопросом, и, в то же время, чуть наклонив голову, весело улыбаясь, словно играя.
— Да, крошка, — кивнул он, — ты тоже красивая.
Нергал, выпустив ставшие вдруг совсем холодными руки маленькой смертной, выпрямился. Он отвернулся на мгновение в сторону, чтобы девочка, заглянув ему в глаза, не прочла его мысли, которые могли обдать ее таким холодом, что заморозили бы навсегда. Ему самому становилось холодно, когда он думал…
Думал… Губитель вздохнул. В первый миг, когда нити притяжения ослабли, слишком растянутые размышлениями, он стал корить себя за чрезмерную доверчивость и вообще болтливость. Кто его тянул за язык все рассказывать этой смертной? Зачем было открывать перед ней свою душу, показывая ее такой, какой она была на самом деле, без той маски лжи, что, казалось, так крепко к ней приросла, что уже почти слилась воедино?
Что если эта девчонка расскажет об этом другим смертным? Что люди станут думать о нем? Кто будет бояться…
"Она не расскажет, — уже через миг понял он. — Потому что очень скоро забудет и этот разговор. И все остальное… — ему даже стало немножко обидно. Нет, он хотел, чтобы она помнила, чтобы на земле было хотя бы одно существо, которое не видело бы в нем Губителя, не заслуживавшего ничего, кроме презрения и ненависти. — Она не вернется на землю, — его глаза наполнились болью. — Она не вернется никуда, потому что умирает. Эта забывчивость… — он начал понимать. — Это след пустоты… Как же близко она подобралась уже к этой малышке! Пустота съедает ее изнутри… Щадит душу, и, в то же время, столь беспощадно разрушает плоть, стирая память… — ему стало искренне жаль малышку. — Нет, — он сжал кулаки, решительно мотнул головой. — Я не хочу этого! Я не позволю…"
Его мысли прервал тихий, полный, несмотря ни на что, все той же веселости, голосок девочки:
— Эрра, когда ты пришел, то что-то говорил о путешествии. А что такое путешествие?
— Это… — он не нашелся, что сказать, памятуя о том, как мало слов осталось в разуме его собеседницы. Сердце вновь сжалось от боли. И он решился: — Я лучше покажу тебе, милая. Я покажу тебе свой мир. Не суди его строго, может быть, он не такой красивый, как этот…
— Этот? — в ее глазах, как почудилось Нергалу, вспыхнуло удивление. Девочка огляделась вокруг, затем вновь повернулась к своему собеседнику. — Но разве этот мир красив? Ведь здесь же нет ничего, только пустота!
С непониманием взглянув на маленькую смертную, небожитель посмотрел вокруг. Не то чтобы он не понимал, о чем она говорила, зная, что сон — мираж. Но даже он, великий бог, до тех пор, пока девочка не заговорила об этом, не ощущал пустоты окружавшего его мира, видя пусть расплывчатое, тягучее, переменчивое, но, все же, что-то. Теперь же…
Нергал не сразу поверил увиденному. Он даже решил, что это — очередной мираж, придуманный Лалем, но когда пригляделся… Тонкое полотно сновидений стало на его глаза тускнеть, распадаясь на нити, как, стоит приблизить глаз к картине, та из прекрасного произведения, отражающего лучшие стороны сущего, превращается в множество ничего не значащих точечек и штрихов, за которыми — грубый серый холст. И пустота…
Пустота, которая даже не могла сравниться с той бездной, над которой была возведена Куфа, ведь, что бы там ни было, город Нергала был вполне реальным. Здесь же… Ему даже стало не по себе.
"Мир сна…Он может быть сказкой, может быть чудом, может кошмаром, — думал Нергал, глядя вокруг и не понимая, почему он прежде не задумывался над этим, — может быть… Но на самом деле он ничто… Я привык полагать, что этот край находится за гранью магии, в той части бесконечности, где возможно все, где все создается и наполняется жизнью. Но если этого не происходит, если единственное, что берется от этих волшебных свойств — жалкий бестелесный мираж, что же остается? Ничто…"
Увидев, как тот повел плечами, словно сбрасывая с себя паутину оцепенения, Мати виновато спросила:
— Я что-то не так сказала?
— Нет, милая моя, — он поспешно повернулся к ней, единственно реальной во всем окружающем мире. И вновь ощутил болезненный укол в груди, словно от вошедшего в ранимую плоть кинжала, когда подумал о том, как же это несправедливо, что у нее, настоящей, будущего нет, а у этой безликой пустоты — бесконечное множество. — Вот что, — Нергал заглянул ей в глаза, улыбнулся, стараясь вложить в робкую улыбку все нашедшееся в душе тепло, — давай поскорее уйдем отсюда.
— И мы пойдем в твой мир?
— Да. Пусть он небольшой и может показаться тебе мрачным, но он есть. Он существует. Идем же, — и, взяв девочку за мертвенно холодную руку, он повел ее за собой.
Рядом со смертной путь, который должен был занять одно мгновение, растянулся надолго.
Спустя какое-то время девочка начала отставать.
Эрра остановился, повернулся к ней:
— Что с тобой, милая?
— Устала, — тяжело дыша, проговорила та.
— Ты могла бы полететь…
— Лететь?
— Ты не помнишь…
— Нет. Прости.
— Ничего, моя дорогая, все хорошо, — он присел рядом с ней на корточки, спеша заглянуть в глаза и убедиться, что в них нет ни грусти, ни обиды, ни боли, лишь полное огня любопытство существа, которое живет лишь мгновение и торопится за этот миг понять, впитать в себя все, чем богато это мироздание. — Знаешь, что мы сделаем?
— Что?
— Я позову своего друга. Он поможет нам побыстрее добраться до моей земли.
— Друга? А кто он?
— Он… — Эрра готов был все ей рассказать, но потом решил: "Девочка вряд ли поймет объяснения, как бы я ни старался". — Милая, потерпи немного. Я его сейчас позову. Он прибежит к нам, и ты увидишь сама, какой он. Хорошо?
Мати кивнула. Она была рада любой новой встрече.
— Отлично, — небожитель не смог сдержать улыбки, которая лучилась в уголках глаз, смиряя блеск яростного всесжигавшего солнца его души, которое еще совсем недавно не было способно ни на какие чувства кроме ненависти и ярости…
— Эрра, а он скоро придет? — спустя несколько мгновений, сгорая от любопытства, спросила девочка.
— Да, — тот огляделся. Он не слышал приближение зверя, находясь в той части мироздания, которая не знала звука, однако чувствовал — демон уже рядом. В сумраке сгустившихся теней он отыскал знакомое очертание. — Смотри. Видишь?
— Где? — она не сразу поняла, что у тени, казавшихся ей всего лишь иной, более густой частью пустоты, есть свои очертания, свой образ. А затем когда увидела… — Да! - и, сорвавшись с места, она бросилась навстречу тому, что приближалось.
Эрра хотел остановить ее, но ручка девочки проскользнула у него сквозь пальцы, освобождаясь.
— Постой! — не на шутку встревоженный, крикнул он ей вдогонку. — Демон может напасть…
Но маленькая смертная не слушала его, продолжая бежать к тени, которая из неясного смутного очертания уже начала превращаться в огромного крылатого быка с длинными золотыми рогами, подобными перевернутому серпу луны.
Прошептав себе под нос одно из множества известных его духу ругательств, Эрра бросился вслед за девочкой, спеша остановить ее, прежде чем что-то случиться. Но она бежала так быстро. И еще быстрее приближался к ней грозный бык, который, призванный своим господином, несся к нему, не замечая ничего на своем пути. — Нет!" — когда между маленькой смертной и демоном-быком оставалось расстояние, равное лишь нескольким прыжкам последнего, Эрра, не видя иного способа остановить слугу, стремясь не допустить того, что должно было вот-вот произойти, начал читать заклинание, призванное прогнать демона прочь, или, если это окажется невозможным, развеять его навсегда…
На какое-то мгновение его охватило странное чувство — горьковатая гнетущая боль. Ему было жаль терять слугу, который верой и правдой служил ему целую вечность. И все же, он был полон решимости остановить быка и сделал бы это, если бы… Если бы тот сам вдруг не замер, столь внезапно, что порыв ветра, несший его вперед, сорвался с демона серой тенью, пролетев еще несколько шагов, прежде чем пасть вниз, к ногам своего хозяина, который как раз подбегал к девочке:
— Милая… — он внимательно оглядел ее, опасаясь, что демон все-таки успел нанести ее душе смертельную рану.
Но на губах девочки лежала спокойная улыбка, глаза без страха рассматривали огромного зверя, который одним ударом ноги мог бы убить ее, раздавить как муху.
— Это твой друг? — не поворачиваясь к богу войны спросила Мати.
— Да, — убедившись, что с ней все в порядке, он вздохнул с нескрываемым облегчением. — Его зовут Алад.
— Алад! — почтительно повторила Мати, глаза которой горели восхищением. — Он такой… Такой… — она не могла найти слов, чтобы описать то, что видела, чувствовала. — Большой, сильный, красивый…
Эрра не успел ничего сказать, как маленькая смертная сделала последний шаг, отделявший ее от демона. Рука девочки потянулась вверх, к голове быка, его остроконечным рогам.
Он хотел уже оттолкнуть ее в сторону, отводя тот удар ярости, который должен был последовать, едва демон ощутит прикосновение чужого, тем более смертного духа. Но застыл, пораженный.
Из ноздрей зверя не валил клубами дым, из пасти не вырывался огонь, глаза — не красные, полные ярости, а карие, добрые, немного задумчивые и грустные, спокойно смотрели на девочку, голова сама опустилась навстречу ее руке.
— Он хороший! И такой добрый! — продолжая ласково гладить его по скуле, шее, Мати повернула к небожителю сверкавшее от радости лицо. — Эрра, а как он поможет нам добраться до твоего мира? Мы поедем на нем верхом, да? — вспыхнувший в глазах восторг от одной мысли о том, что ждало ее впереди, был так ярок, что бог войны даже зажмурился, как человек, боявшийся ослепнуть, глядя на солнечный диск в мгновение его наиболее сильного свечения. — Вот здорово! — тем временем она вновь повернулась к демону. — Ты отвезешь нас?
Тот с готовностью кивнул, словно зная язык смертных и понимая, о чем спрашивала его девочка, а затем с кряхтением опустившись на колени, замер, будто приглашая малышку забраться по его высокому мохнатому боку на спину.
— Давай я помогу тебе, — Эрра осторожно обхватил девочку за узенькую, хрупкую, как ствол маленькой березки, талию, легко, словно снежинку поднял вверх, подсаживая на быка.
Дожидаясь, пока крошка устроится на спине у демона, возле загривка, он стоял внизу, похлопывая Алада по тугому боку:
"Молодец…"
Бык не привык слышать похвалы от своего грозного хозяина. Губитель был щедр на упреки и обвинения, всегда видя причину неудач в окружающих, считая при этом себя единственным источником побед. Поэтому в обращенном на небожителя взгляде демона было удивление.
"Ты не сердишься на меня, господин? — спросил он. — Но ведь я нарушил твою волю. Я так разозлил тебя, что ты даже решил прибегнуть к силе ужасного заклинания, несущего в себе мою смерть", — конечно, он не мог не слышать слов, что должны были привести в ужас его дух, но прозвучали лишь слабым отблеском чего-то неимоверно далекого, когда все внимание было сосредоточено на странном маленьком существе, оказавшимся у его ног.
"Прости", — вздохнув, Эрра качнул головой и это еще более удивило Алада, который застыл, оторопело глядя на хозяина, не понимая, что с ним случилось, и чего от него ждать в следующее мгновение.
"Значит, я поступил правильно? — спустя какое-то время, немного справившись со стихиями, бурлившими под его плотской оболочкой, спросил демон. — Ты хотел, чтобы я остановился?"
"Да. Я звал тебя. Но звал не затем, чтобы ты покарал эту крошку".
Бык повернул голову, чтобы взглянуть своими огромными как блюдца глазами, хранившими в себе отпечаток разума, неведомый обычным животным, на сидевшую у него на спине девочку.
Она была спокойна, весела, не испытывая ни малейшего страха ни перед грозным исполином, которого видело око, ни перед ужасным демоном, чьей близости не могла не ощущать душа. Как ни в чем не бывало, малышка крутила в руках пряди длинной густой шерсти быка, сплетая их в косичку.
"Это странное создание, — вновь повернувшись к хозяину, качнул головой демон. — Кто она?"
"Смертная".
"Простая смертная? Нет, это невозможно".
"Почему?"
"Она не боится меня!"
"Она не знает страха".
"Хозяин, ты сказал ей, кто я?"
"Да", — спокойно ответил бог погибели.
"А ты? Ты сказал, кто ты?"
"Да", — вновь прозвучало в ответ.
"Почему же ее душа не трепещет от ужаса? Почему она так спокойна? Почему она принимает нас такими, какие мы есть, не ненавидя?"
"Она не помнит, ничего не помнит. Малышка не понимает, кто такие боги и демоны, не знает, кто несет добро, а кто зло. В ней нет страха не только потому, что она не понимает, кого надо бояться, а кого нет. Ей не знаком и сам страх…"
"Это невероятно! — во взгляде, который демон бросил на маленькую смертную был не скрываемый восторг. — Воистину, она — удивительное существо. Я не встречал среди людей никого подобного ей".
"И не встретишь…"
"Что за грусть в твоем голосе, хозяин?"
"Она смертная… Слишком смертная…" — вздохнув, тот опустил голову на грудь.
"Подари ей бессмертие".
"Я бог погибели, — тот вновь вздохнул, еще более тяжело и безнадежно. — Я знаю великое множество способов лишить жизни человека, демона, даже бога. Но ни одного оживить…"
"Ты говорил, что она живая, а раз так…"
"Я сказал, что она смертная… Она умирает… Там, на земле ее тело уже, в сущности, мертво… И лишь душа не знает об этом. Потому, что находилась в миг смерти в краю сна… Или потому, что не понимает, что такое смерть…"
Демон взглянул на малышку с грустью, затем — на своего хозяина — с сочувствием.
"Это многое объясняет… Объясняет, почему я не чувствую в ней человека… Мне очень жаль…"
"Мне тоже… Но если бы это было не так, она была бы иной…"
— Эрра, так мы едем в твой мир? Да? А чего мы ждем?
— Ничего, моя маленькая красавица… — он старался вести себя с ней как можно ласковей, заботливей, наполняя теплом и радостью последние мгновения, проведенные ею в этом мире.
Ему не составляло труда поступать так, когда ничто в нем не противилось этому.
"Пусть она будет счастлива, — это была единственная мысль, которая полнила его, стоило Эрре заглянуть в веселые детские глаза. — Если я могу подарить ей не жизнь, но только смерть, пусть это будет самая легкая, самая светлая из смертей…"
— Мы едем? — вновь зазвучал ее голосок, полный веселого беззаботного задора, который дается лишь совсем малышам, не успевшим еще узнать мира, его зла и жестокости, ненависти и опасности…
— Да, — кивнул Эрра, улыбнувшись ей.
"Давай, Алад. В путь", — он хлопнул быка по боку, призывая подняться.
Тот выпрямился.
— Ой, — вскрикнула девочка, спеша обхватить могучую широкую шею демона. Но ни в ее возгласе, ни на лице не было и тени страха. Это было скорее возглас восторга.
— С тобой все в порядке? — в отличие от нее, Эрра испугался. Он забыл предупредить девочку, чтобы та крепче держалась. Ему все подобные заботы и волнения были впервой, и он чувствовал себя растерянным и смущенным от того, что почему-то все выходило совсем не так… не совсем так, как должно было быть, как бы ему того хотелось. И, все же, в эти мгновения, складывавшиеся в самое удивительное для него время, ему было так хорошо, легко, как никогда прежде.
— Да! — вскрикнула сверху Мати. — Это здорово! Почему ты не поднимаешься? Давай!
— Я…
Девочка не дала ему договорить.
— Поднимайся! Здесь много места! И так весело! — она не смогла сдержать звонкий смех, который так и рвался из нее наружу. О, как же она была счастлива! Приключение, оно было таким замечательным! А дальше… Дальше все обещало стать еще замечательнее!
"Хозяин?" — демон оглянулся на бога войны, ожидая его решения.
"Раз она этого хочет…" — Эрра легко вспрыгнул на спину быка, словно тот был не огромным исполином, а невысокой городской лошадкой.
— Ты держишься? Крепко? — спросил он сидевшую впереди малышку, и лишь убедившись, что это так, не удовлетворившись одним кивком малышки, скомандовал Аладу: "Вперед!"
И демон расправил свои легкие прозрачные крылья-тени.
Они летели над бездной, скользя воздушными духами — призраками по границе миров. Ветер — вечный спутник странников трепал волосы, заплетая тонкие локоны в косы, насвистывая тихую песню, лишенную слов, расстилая мелодию словно тропу-невидимку.
Над головой поблескивали звездами неведомые миры, столь далекие, что один путь до них занял бы целую вечность. А внизу, под ногами быка вздрагивали отражения, крошась на искры сгоревших костров и исчезая в скрывающейся в бездне пустоте, лишенной не только света и мрака, жизни и смерти, но и пространства и времени — тех сущностей, из которых, словно продольных и поперечных нитей, ткалась ткань мироздания.
Бог наклонился к уху девочки, прошептав:
— Смотри!
— Что? — Мати вскинулась, закрутила головой, ища то нечто, еще более удивительное и восхитительное, что хотел показать ей Эрра.
Девочка не чувствовала себя испуганной или удивленной, просто ветерок неизвестного, налетев в ее крошечный мирок, складывавшийся из ее самой и того, что видели глаза, но уже перестал понимать разум, подхватил душу, словно та была упавшим с дерева листочком, заставил ее затрепетать, понес куда-то…
— Кто ты? — с неизменным интересом глядя на все новое, что случайно оказывалось рядом с ней, расширяя мир до новых, как казалось, бесконечных пределов, спросила она.
— Эрра. Мы только что говорили с тобой. Неужели ты не помнишь?
— Нет, — качнула головой девочка, улыбнувшись своему собеседнику. Все происходившее забавляло ее, но нисколько не расстраивало тем, что с каждым мигом она теряла куда больше, чем находила. Или, может быть, она просто не замечала этого.
— Я бог войны.
— Бог? Войны? — оба эти слова были ей столь же незнакомы, как и произносивший их. — Кто такой бог? А война? — она провела рядом с собой ладонью, подняла то, чего, холодного и твердого, коснулась ладонь. — Это война?
— Нет, — он взял из протянутой руки кусочек красного мрамора, удивляясь его чистоте и невинности. "Как он попал сюда? — удивленно подумал он. — Как реальная вещь могла оказаться в мире сна?"
Нергал вовсе не собирался что-то объяснять этой маленькой смертной, ничтожной, как песчинка у его ног. Зачем ему делать это? Однако же, обратив свой взгляд на лицо девочки, на котором было ожидание ответа и не сравнимое ни с чем горение любопытства, он проговорил: — Это камень. Простой камень.
— Ка-а-мень, — протянула та незнакомое слово. В ее глазах, устремленных на маленький кусочек мрамора, сначала был только интерес. Но уже через мгновение за ним забрезжило что-то, похожее на узнавание. — У меня… У меня раньше был камень. Другой. Но сейчас его нет. Наверно, я потеряла его. Я стала такой рассеянной… — она виновато взглянула на своего собеседника, словно извиняясь.
— Нет. Ты не потеряла. Ты отдала его мне. На время…
— А… И ты мне его вернешь? Раз он мой?
— Да. Но чуть позже. Хорошо?
— Ладно… — проговорила она с долей грусти. Прошло несколько мгновений и взгляд, из которого любопытство вытеснило все, даже не успевшие родиться раздумья, вновь устремился на Эрру: — Так что такое война?
— Сражение… Ты и этого не знаешь?
Робко улыбнувшись, она качнула головой.
— Это когда… — он стал старательно подбирать слова, стремясь использовать простейшие из них, понятные, как ему казалось, любому человеку, даже маленькому ребенку. — Это когда ведут бой, когда… — он вспомнил, что говорит с караванщицей, и продолжал: — Когда сражаются с разбойниками, — ему казалось, что уж имя своего врага невозможно забыть, что бы ни случилось. Но девочка не вздрогнула, на губах продолжала лежать беззаботная улыбка.
— Раз-бойники, — повторила она. И вдруг, неожиданно для бога погибели, рассмеялась.
— Что здесь забавного? — удивился тот.
— Слово. Раз-бойники. А почему не два-бойники, не три-бойники? Почему раз?
— Крошка, я бы не стал смеяться над этим. Они ведь убивают… — он хотел сказать: "и твою маму они тоже убили…" но она не дала ему, перебив:
— Ты говоришь столько забавных слов! Что такое "убивают"?
— Несут смерть.
— А что такое "смерть"?
Нергал открыл рот, чтобы сказать… И застыл. А действительно, что такое смерть? Конец жизни? А жизнь? И что такое конец?
— Это очень сложно объяснить, — качнув головой, проговорил он, чувствуя себя как-то неуверенно, даже неуютно. — Давай я тебе лучше расскажу что-нибудь другое.
— Да! — ее глаза вспыхнули. — Расскажи мне: кто такие боги?
— Как кто такие боги? — расстерялся он. — Боги — это я, Лаль…
— А я? Я тоже боги?
— Нет, ты смертная…
— Почему? Какая между нами разница?
— Ты умираешь, а я бессмертен…
Девочка смотрела на него, чуть наклонив голову набок. Ее лоб наморщился, губы сжались, глаза чуть прищурились. Да, Нергал видел, что она пыталась понять. Но никак не могла.
— Прости меня, пожалуйся, — наконец, проговорила она. — Но, право же, я никак не могу разглядеть, в чем разница. Я очень-очень хочу понять! Прошу тебя, объясни все это как-то иначе. Может быть, тогда у меня получится…
Эрра терял остатки терпения. Но, вот диво, в нем не закипала ярость, вовсе нет. Он чувствовал себя как-то странно. Беспомощным настолько, что у него опускались руки. И, все же, он решил попытаться еще раз, втолковать своей маленькой собеседнице то, что знает все мироздание.
— Я… Следи за моей рукой, маленькая, — Губитель положил ладонь себе на грудь. — Я… Это понятно? — заметив ее кивок, он продолжал. — Я — бог. Ты, — он указал рукой на нее, — смертная. Теперь ясно?
Она мотнула головой, при этом ее личико стало таким забавным: на губах — улыбка, в глазах — соединенные воедино веселость, грусть, удивление, чувство вины и безразличие.
— Это ведь не имя? — глядя на него, прошептала она.
— О-х, — Эрра тяжело вздохнул. Он и представить себе не мог, что будет так трудно объяснить то, что не требует никаких объяснений. И, в то же время, непонятливость малышки не раздражала его. Наоборот. Разговор с ней принес ему такое облегчение, которого он не испытывал никогда раньше. Ему даже пришла в голову удивительная мысль: вот бы забыть обо всем, стать таким же, как эта крошка, не отягощенным воспоминаниям о прошлом, словами, образами, которые несли бы боль и сомнение. Глядя ее глазами на мир, все выглядело бы легко и беззаботно.
Он присел рядом с ней на корточки, взял маленькие, чуть волглые ладони, протянутые девочкой с данной лишь ей доверчивостью тому, которого во всем мироздании называли не иначе как Губителем. Она беззаботно заглянула в глаза, прежде метавшие молнии, но теперь смотревшие с заботой, даже добротой.
— Ты ведь не сердишься на меня, Эрра? — спросила Мати.
— Конечно, нет, милая, — как он мог на нее сердиться? Ведь она не виновата ни в чем, этот крохотный солнечный лучик, видевший в нем лишь его. Не бога, не злодея-повелителя демонов, просто его, собеседника, единственного друга в это мгновение вечности.
— Знаешь, — когда он заговорил вновь, даже его голос стал звучать иначе — мягче, теплее. — Ты вдруг напомнила мне одну… одно создание, которое мне безгранично дорого.
— Да? — эти веселые огоньки, что горели в глазах девочки… Они мерцали, кружились, весело играли, увлекая всех, кто видел их, в свой беззаботный танец. — А у меня тоже есть такое существо… Это… Ее зовут… — она мотнула головой. — Не помню. Не важно. Главное, она всегда рядом со мной. Вот здесь, — она коснулась рукой груди в том месте, где билось сердце. — Только я не похожа на нее, — девочка весело прыснула. — Я это точно знаю. Она такая… Знаешь, она вся золотая, как солнце, и пушистая…И очень сильная. Она защищает меня от всех плохих…
— И от меня? — вдруг сорвалось у него с губ.
— Нет! — она беззаботно рассеялась, глядя на собеседника, показавшегося ей таким забавным. Почему кто-то должен защищать ее от него? Ведь он же не плохой, наоборот, такой добрый, терпеливый. Не ругается на нее, а слушает. И даже не обижается на вопросы, на то, что она все забывает. — А кого я напомнила тебе?
— Ее зовут… — в первое мгновение он засомневался, стоит ли называть посвященной имя ее богини? Что, если это заставит смертную вспомнить все? "Ну и пусть, — странно, но в этот миг его планы, заботы казались ему совершенно неважными… Зачем ему это? Все подождет. Нет, он не променяет эти несколько мгновений покоя даже на все мироздание. — Пусть", — и он продолжал. — Ее зовут Айя. Она — богиня снегов…
— Айя… — повторила девочка. На ее личико на мгновение набежала тень раздумий. — Красивое имя, — спустя какое-то время проговорила она. — Айя… Наверное, она и сама очень красивая…
— Да, — Нергалу было легко с этим согласиться. — Она очень красива. Как никто другой.
— Значит, я тоже красивая? — она смотрела на него с ясно читавшимся в глазах вопросом, и, в то же время, чуть наклонив голову, весело улыбаясь, словно играя.
— Да, крошка, — кивнул он, — ты тоже красивая.
Нергал, выпустив ставшие вдруг совсем холодными руки маленькой смертной, выпрямился. Он отвернулся на мгновение в сторону, чтобы девочка, заглянув ему в глаза, не прочла его мысли, которые могли обдать ее таким холодом, что заморозили бы навсегда. Ему самому становилось холодно, когда он думал…
Думал… Губитель вздохнул. В первый миг, когда нити притяжения ослабли, слишком растянутые размышлениями, он стал корить себя за чрезмерную доверчивость и вообще болтливость. Кто его тянул за язык все рассказывать этой смертной? Зачем было открывать перед ней свою душу, показывая ее такой, какой она была на самом деле, без той маски лжи, что, казалось, так крепко к ней приросла, что уже почти слилась воедино?
Что если эта девчонка расскажет об этом другим смертным? Что люди станут думать о нем? Кто будет бояться…
"Она не расскажет, — уже через миг понял он. — Потому что очень скоро забудет и этот разговор. И все остальное… — ему даже стало немножко обидно. Нет, он хотел, чтобы она помнила, чтобы на земле было хотя бы одно существо, которое не видело бы в нем Губителя, не заслуживавшего ничего, кроме презрения и ненависти. — Она не вернется на землю, — его глаза наполнились болью. — Она не вернется никуда, потому что умирает. Эта забывчивость… — он начал понимать. — Это след пустоты… Как же близко она подобралась уже к этой малышке! Пустота съедает ее изнутри… Щадит душу, и, в то же время, столь беспощадно разрушает плоть, стирая память… — ему стало искренне жаль малышку. — Нет, — он сжал кулаки, решительно мотнул головой. — Я не хочу этого! Я не позволю…"
Его мысли прервал тихий, полный, несмотря ни на что, все той же веселости, голосок девочки:
— Эрра, когда ты пришел, то что-то говорил о путешествии. А что такое путешествие?
— Это… — он не нашелся, что сказать, памятуя о том, как мало слов осталось в разуме его собеседницы. Сердце вновь сжалось от боли. И он решился: — Я лучше покажу тебе, милая. Я покажу тебе свой мир. Не суди его строго, может быть, он не такой красивый, как этот…
— Этот? — в ее глазах, как почудилось Нергалу, вспыхнуло удивление. Девочка огляделась вокруг, затем вновь повернулась к своему собеседнику. — Но разве этот мир красив? Ведь здесь же нет ничего, только пустота!
С непониманием взглянув на маленькую смертную, небожитель посмотрел вокруг. Не то чтобы он не понимал, о чем она говорила, зная, что сон — мираж. Но даже он, великий бог, до тех пор, пока девочка не заговорила об этом, не ощущал пустоты окружавшего его мира, видя пусть расплывчатое, тягучее, переменчивое, но, все же, что-то. Теперь же…
Нергал не сразу поверил увиденному. Он даже решил, что это — очередной мираж, придуманный Лалем, но когда пригляделся… Тонкое полотно сновидений стало на его глаза тускнеть, распадаясь на нити, как, стоит приблизить глаз к картине, та из прекрасного произведения, отражающего лучшие стороны сущего, превращается в множество ничего не значащих точечек и штрихов, за которыми — грубый серый холст. И пустота…
Пустота, которая даже не могла сравниться с той бездной, над которой была возведена Куфа, ведь, что бы там ни было, город Нергала был вполне реальным. Здесь же… Ему даже стало не по себе.
"Мир сна…Он может быть сказкой, может быть чудом, может кошмаром, — думал Нергал, глядя вокруг и не понимая, почему он прежде не задумывался над этим, — может быть… Но на самом деле он ничто… Я привык полагать, что этот край находится за гранью магии, в той части бесконечности, где возможно все, где все создается и наполняется жизнью. Но если этого не происходит, если единственное, что берется от этих волшебных свойств — жалкий бестелесный мираж, что же остается? Ничто…"
Увидев, как тот повел плечами, словно сбрасывая с себя паутину оцепенения, Мати виновато спросила:
— Я что-то не так сказала?
— Нет, милая моя, — он поспешно повернулся к ней, единственно реальной во всем окружающем мире. И вновь ощутил болезненный укол в груди, словно от вошедшего в ранимую плоть кинжала, когда подумал о том, как же это несправедливо, что у нее, настоящей, будущего нет, а у этой безликой пустоты — бесконечное множество. — Вот что, — Нергал заглянул ей в глаза, улыбнулся, стараясь вложить в робкую улыбку все нашедшееся в душе тепло, — давай поскорее уйдем отсюда.
— И мы пойдем в твой мир?
— Да. Пусть он небольшой и может показаться тебе мрачным, но он есть. Он существует. Идем же, — и, взяв девочку за мертвенно холодную руку, он повел ее за собой.
Рядом со смертной путь, который должен был занять одно мгновение, растянулся надолго.
Спустя какое-то время девочка начала отставать.
Эрра остановился, повернулся к ней:
— Что с тобой, милая?
— Устала, — тяжело дыша, проговорила та.
— Ты могла бы полететь…
— Лететь?
— Ты не помнишь…
— Нет. Прости.
— Ничего, моя дорогая, все хорошо, — он присел рядом с ней на корточки, спеша заглянуть в глаза и убедиться, что в них нет ни грусти, ни обиды, ни боли, лишь полное огня любопытство существа, которое живет лишь мгновение и торопится за этот миг понять, впитать в себя все, чем богато это мироздание. — Знаешь, что мы сделаем?
— Что?
— Я позову своего друга. Он поможет нам побыстрее добраться до моей земли.
— Друга? А кто он?
— Он… — Эрра готов был все ей рассказать, но потом решил: "Девочка вряд ли поймет объяснения, как бы я ни старался". — Милая, потерпи немного. Я его сейчас позову. Он прибежит к нам, и ты увидишь сама, какой он. Хорошо?
Мати кивнула. Она была рада любой новой встрече.
— Отлично, — небожитель не смог сдержать улыбки, которая лучилась в уголках глаз, смиряя блеск яростного всесжигавшего солнца его души, которое еще совсем недавно не было способно ни на какие чувства кроме ненависти и ярости…
— Эрра, а он скоро придет? — спустя несколько мгновений, сгорая от любопытства, спросила девочка.
— Да, — тот огляделся. Он не слышал приближение зверя, находясь в той части мироздания, которая не знала звука, однако чувствовал — демон уже рядом. В сумраке сгустившихся теней он отыскал знакомое очертание. — Смотри. Видишь?
— Где? — она не сразу поняла, что у тени, казавшихся ей всего лишь иной, более густой частью пустоты, есть свои очертания, свой образ. А затем когда увидела… — Да! - и, сорвавшись с места, она бросилась навстречу тому, что приближалось.
Эрра хотел остановить ее, но ручка девочки проскользнула у него сквозь пальцы, освобождаясь.
— Постой! — не на шутку встревоженный, крикнул он ей вдогонку. — Демон может напасть…
Но маленькая смертная не слушала его, продолжая бежать к тени, которая из неясного смутного очертания уже начала превращаться в огромного крылатого быка с длинными золотыми рогами, подобными перевернутому серпу луны.
Прошептав себе под нос одно из множества известных его духу ругательств, Эрра бросился вслед за девочкой, спеша остановить ее, прежде чем что-то случиться. Но она бежала так быстро. И еще быстрее приближался к ней грозный бык, который, призванный своим господином, несся к нему, не замечая ничего на своем пути. — Нет!" — когда между маленькой смертной и демоном-быком оставалось расстояние, равное лишь нескольким прыжкам последнего, Эрра, не видя иного способа остановить слугу, стремясь не допустить того, что должно было вот-вот произойти, начал читать заклинание, призванное прогнать демона прочь, или, если это окажется невозможным, развеять его навсегда…
На какое-то мгновение его охватило странное чувство — горьковатая гнетущая боль. Ему было жаль терять слугу, который верой и правдой служил ему целую вечность. И все же, он был полон решимости остановить быка и сделал бы это, если бы… Если бы тот сам вдруг не замер, столь внезапно, что порыв ветра, несший его вперед, сорвался с демона серой тенью, пролетев еще несколько шагов, прежде чем пасть вниз, к ногам своего хозяина, который как раз подбегал к девочке:
— Милая… — он внимательно оглядел ее, опасаясь, что демон все-таки успел нанести ее душе смертельную рану.
Но на губах девочки лежала спокойная улыбка, глаза без страха рассматривали огромного зверя, который одним ударом ноги мог бы убить ее, раздавить как муху.
— Это твой друг? — не поворачиваясь к богу войны спросила Мати.
— Да, — убедившись, что с ней все в порядке, он вздохнул с нескрываемым облегчением. — Его зовут Алад.
— Алад! — почтительно повторила Мати, глаза которой горели восхищением. — Он такой… Такой… — она не могла найти слов, чтобы описать то, что видела, чувствовала. — Большой, сильный, красивый…
Эрра не успел ничего сказать, как маленькая смертная сделала последний шаг, отделявший ее от демона. Рука девочки потянулась вверх, к голове быка, его остроконечным рогам.
Он хотел уже оттолкнуть ее в сторону, отводя тот удар ярости, который должен был последовать, едва демон ощутит прикосновение чужого, тем более смертного духа. Но застыл, пораженный.
Из ноздрей зверя не валил клубами дым, из пасти не вырывался огонь, глаза — не красные, полные ярости, а карие, добрые, немного задумчивые и грустные, спокойно смотрели на девочку, голова сама опустилась навстречу ее руке.
— Он хороший! И такой добрый! — продолжая ласково гладить его по скуле, шее, Мати повернула к небожителю сверкавшее от радости лицо. — Эрра, а как он поможет нам добраться до твоего мира? Мы поедем на нем верхом, да? — вспыхнувший в глазах восторг от одной мысли о том, что ждало ее впереди, был так ярок, что бог войны даже зажмурился, как человек, боявшийся ослепнуть, глядя на солнечный диск в мгновение его наиболее сильного свечения. — Вот здорово! — тем временем она вновь повернулась к демону. — Ты отвезешь нас?
Тот с готовностью кивнул, словно зная язык смертных и понимая, о чем спрашивала его девочка, а затем с кряхтением опустившись на колени, замер, будто приглашая малышку забраться по его высокому мохнатому боку на спину.
— Давай я помогу тебе, — Эрра осторожно обхватил девочку за узенькую, хрупкую, как ствол маленькой березки, талию, легко, словно снежинку поднял вверх, подсаживая на быка.
Дожидаясь, пока крошка устроится на спине у демона, возле загривка, он стоял внизу, похлопывая Алада по тугому боку:
"Молодец…"
Бык не привык слышать похвалы от своего грозного хозяина. Губитель был щедр на упреки и обвинения, всегда видя причину неудач в окружающих, считая при этом себя единственным источником побед. Поэтому в обращенном на небожителя взгляде демона было удивление.
"Ты не сердишься на меня, господин? — спросил он. — Но ведь я нарушил твою волю. Я так разозлил тебя, что ты даже решил прибегнуть к силе ужасного заклинания, несущего в себе мою смерть", — конечно, он не мог не слышать слов, что должны были привести в ужас его дух, но прозвучали лишь слабым отблеском чего-то неимоверно далекого, когда все внимание было сосредоточено на странном маленьком существе, оказавшимся у его ног.
"Прости", — вздохнув, Эрра качнул головой и это еще более удивило Алада, который застыл, оторопело глядя на хозяина, не понимая, что с ним случилось, и чего от него ждать в следующее мгновение.
"Значит, я поступил правильно? — спустя какое-то время, немного справившись со стихиями, бурлившими под его плотской оболочкой, спросил демон. — Ты хотел, чтобы я остановился?"
"Да. Я звал тебя. Но звал не затем, чтобы ты покарал эту крошку".
Бык повернул голову, чтобы взглянуть своими огромными как блюдца глазами, хранившими в себе отпечаток разума, неведомый обычным животным, на сидевшую у него на спине девочку.
Она была спокойна, весела, не испытывая ни малейшего страха ни перед грозным исполином, которого видело око, ни перед ужасным демоном, чьей близости не могла не ощущать душа. Как ни в чем не бывало, малышка крутила в руках пряди длинной густой шерсти быка, сплетая их в косичку.
"Это странное создание, — вновь повернувшись к хозяину, качнул головой демон. — Кто она?"
"Смертная".
"Простая смертная? Нет, это невозможно".
"Почему?"
"Она не боится меня!"
"Она не знает страха".
"Хозяин, ты сказал ей, кто я?"
"Да", — спокойно ответил бог погибели.
"А ты? Ты сказал, кто ты?"
"Да", — вновь прозвучало в ответ.
"Почему же ее душа не трепещет от ужаса? Почему она так спокойна? Почему она принимает нас такими, какие мы есть, не ненавидя?"
"Она не помнит, ничего не помнит. Малышка не понимает, кто такие боги и демоны, не знает, кто несет добро, а кто зло. В ней нет страха не только потому, что она не понимает, кого надо бояться, а кого нет. Ей не знаком и сам страх…"
"Это невероятно! — во взгляде, который демон бросил на маленькую смертную был не скрываемый восторг. — Воистину, она — удивительное существо. Я не встречал среди людей никого подобного ей".
"И не встретишь…"
"Что за грусть в твоем голосе, хозяин?"
"Она смертная… Слишком смертная…" — вздохнув, тот опустил голову на грудь.
"Подари ей бессмертие".
"Я бог погибели, — тот вновь вздохнул, еще более тяжело и безнадежно. — Я знаю великое множество способов лишить жизни человека, демона, даже бога. Но ни одного оживить…"
"Ты говорил, что она живая, а раз так…"
"Я сказал, что она смертная… Она умирает… Там, на земле ее тело уже, в сущности, мертво… И лишь душа не знает об этом. Потому, что находилась в миг смерти в краю сна… Или потому, что не понимает, что такое смерть…"
Демон взглянул на малышку с грустью, затем — на своего хозяина — с сочувствием.
"Это многое объясняет… Объясняет, почему я не чувствую в ней человека… Мне очень жаль…"
"Мне тоже… Но если бы это было не так, она была бы иной…"
— Эрра, так мы едем в твой мир? Да? А чего мы ждем?
— Ничего, моя маленькая красавица… — он старался вести себя с ней как можно ласковей, заботливей, наполняя теплом и радостью последние мгновения, проведенные ею в этом мире.
Ему не составляло труда поступать так, когда ничто в нем не противилось этому.
"Пусть она будет счастлива, — это была единственная мысль, которая полнила его, стоило Эрре заглянуть в веселые детские глаза. — Если я могу подарить ей не жизнь, но только смерть, пусть это будет самая легкая, самая светлая из смертей…"
— Мы едем? — вновь зазвучал ее голосок, полный веселого беззаботного задора, который дается лишь совсем малышам, не успевшим еще узнать мира, его зла и жестокости, ненависти и опасности…
— Да, — кивнул Эрра, улыбнувшись ей.
"Давай, Алад. В путь", — он хлопнул быка по боку, призывая подняться.
Тот выпрямился.
— Ой, — вскрикнула девочка, спеша обхватить могучую широкую шею демона. Но ни в ее возгласе, ни на лице не было и тени страха. Это было скорее возглас восторга.
— С тобой все в порядке? — в отличие от нее, Эрра испугался. Он забыл предупредить девочку, чтобы та крепче держалась. Ему все подобные заботы и волнения были впервой, и он чувствовал себя растерянным и смущенным от того, что почему-то все выходило совсем не так… не совсем так, как должно было быть, как бы ему того хотелось. И, все же, в эти мгновения, складывавшиеся в самое удивительное для него время, ему было так хорошо, легко, как никогда прежде.
— Да! — вскрикнула сверху Мати. — Это здорово! Почему ты не поднимаешься? Давай!
— Я…
Девочка не дала ему договорить.
— Поднимайся! Здесь много места! И так весело! — она не смогла сдержать звонкий смех, который так и рвался из нее наружу. О, как же она была счастлива! Приключение, оно было таким замечательным! А дальше… Дальше все обещало стать еще замечательнее!
"Хозяин?" — демон оглянулся на бога войны, ожидая его решения.
"Раз она этого хочет…" — Эрра легко вспрыгнул на спину быка, словно тот был не огромным исполином, а невысокой городской лошадкой.
— Ты держишься? Крепко? — спросил он сидевшую впереди малышку, и лишь убедившись, что это так, не удовлетворившись одним кивком малышки, скомандовал Аладу: "Вперед!"
И демон расправил свои легкие прозрачные крылья-тени.
Они летели над бездной, скользя воздушными духами — призраками по границе миров. Ветер — вечный спутник странников трепал волосы, заплетая тонкие локоны в косы, насвистывая тихую песню, лишенную слов, расстилая мелодию словно тропу-невидимку.
Над головой поблескивали звездами неведомые миры, столь далекие, что один путь до них занял бы целую вечность. А внизу, под ногами быка вздрагивали отражения, крошась на искры сгоревших костров и исчезая в скрывающейся в бездне пустоте, лишенной не только света и мрака, жизни и смерти, но и пространства и времени — тех сущностей, из которых, словно продольных и поперечных нитей, ткалась ткань мироздания.
Бог наклонился к уху девочки, прошептав:
— Смотри!
— Что? — Мати вскинулась, закрутила головой, ища то нечто, еще более удивительное и восхитительное, что хотел показать ей Эрра.