Трошин Александр. Выбор альтернатора

   — Не, — сморщился я от одной мысли о пьянстве. — Настроения нет. Да и спать хочется сильно. Идите без меня.
   — Ты серьезно? — не поверил он.
   — Ага. Поеду домой и завалюсь спать на сутки! Надо немного побыть одному — утомил ты меня слишком за эти дни! — ухмыльнулся я.
   — Уверен, что дойдешь? — неожиданно проявил он заботу о моей шкуре.
   — Перри, почему ты не спрашивал этого, когда тащил меня к Максуэллу или в Чистилище?! — возмутился я. — Разумеется, уверен. Дефектами головы не страдаю, в конце-то концов! Пешком переться не собираюсь!
   Особняк быстро разгорался. Посмотреть на редкое в центральном районе зрелище собралась внушительная толпа зевак. Я подошел к замершему кебу и бесцеремонно согнал глазевшую на пожар парочку.
   — В трущобы гони, да поживее! — скомандовал недовольному кебмену.
   — Ночью? — удивился он. — Меньше чем за два золотых не поеду!
   — Ты, наверное, знаешь, как править кебом без помощи отрезанных рук? — намекнул я ему не набивать цену.
   — Убирайся, пока я не позвал стражу! — грозно рявкнул он.
   Я сперва удивился такой наглости, но быстро понял, что он просто не видит меня, поскольку стоит с вожжами сзади на козлах… Вздохнув, вытащил свое тело из коляски и, сдернув кучера на землю, наступил ему ногой на грудь. Невежливо, конечно, но уж слишком велика была усталость.
   — Чего еще скажешь? — ласково поинтересовался я, дождавшись, когда до него дошел весь трагизм ситуации.
   — Хорошо, сэр, я все понял, сэр! — пропищал он, пытаясь вжаться в каменные плиты мостовой — подальше от острия моего меча.
   — Гони что есть духу! — приказал я, забравшись обратно.
   Кебмен звонко щелкнул хлыстом, и мимо нас стремительно полетели шикарные, ярко освещенные особняки центра.
   Уже не впервой я совершал путешествие из трущоб в центр и обратно, и каждый раз быстрые перемены декораций здорово угнетали, наводя дикую тоску. Постепенно начали появляться кучи мусора, которые скоро превратились в настоящие горы, источавшие жуткое зловоние. Дома становились все беднее, освещение все более тусклым. Толпы гуляк исчезли, уступив место подозрительно шнырявшим теням.
   Кебмен остановился в паре-тройке километров от моего дома.
   — Мы еще не доехали, — недовольно проворчал я, выплывая из охватившей меня дремоты.
   — Простите, сэр, но дальше я не поеду! — заявил он испуганно-извиняющимся тоном.
   — В чем дело? — холодно поинтересовался я. — Мне что, пешком отсюда идти?
   — Простите великодушно, сэр, — захныкал он, — дальше — слишком опасно! Меня там попросту прирежут, а лошадь сожрут за милую душу!
   — Никто тебя не тронет, пока ты под моей защитой, — отмахнулся я. — Едем!
   — А обратно вы меня проводите, сэр? — ехидно осведомился он.
   — М-да, — буркнул я, признавая его правоту. — Значит, не поедешь?
   — Простите, сэр, — повторил он.
   Плюнув, я выбрался из коляски и кинул кебмену мелкую монету.
   — Это все?! — поразился он, глядя на мелочь, которой и на маленькую кружку самого паршивого пива не хватило бы.
   — Не заработал! — отрезал я. — Мне еще до дома черт знает сколько тащиться!
   — Вы не можете так поступить, сэр! — воскликнул он.
   Я вытащил меч и внимательно его осмотрел.
   — Чего там я не могу? — попросил пояснений.
   — Простите, сэр, — повторил он, бледнея, — просто шутка.
   — Убирайся, шутник, пока тебя и в самом деле не ограбили! — рявкнул я. — Спасать тебя не собираюсь!
   Он быстро развернулся, умудрившись не задеть меня и не забрызгать, и моментально скрылся с глаз долой.
   Негромко насвистывая, я отправился домой, поигрывая мечом и всматриваясь в каждую подозрительную тень. Вокруг как будто не было ни души, но идти без оружия я не рискнул. Между домов выл ветер, звуки напоминали чье-то голодное урчание. Впрочем, подобное я слышал не в первый раз, так что не волновался по пустякам.
   Большая тень пронеслась надо мной, за спиной раздался глухой шлепок, словно что-то упало. Резко обернувшись с мечом наготове, я обвел взглядом окружавшие трущобы — ничего, кроме валявшегося на земле мусора. Решив, что все мне просто показалось, плюнул под ноги, ругнулся и отправился далее, прибавив шагу.
   Через пару минут услышал позади осторожное, едва различимое, размеренное клацанье, будто за мной брела крупная собака. Таковых в этом районе не могло быть в принципе: в подавляющем своем большинстве нищие и голодные его обитатели тащили в рот любую живность, у которой не хватало мозгов сюда не показываться.
   Я оглянулся — вокруг по-прежнему не было ни души. Списав галлюцинацию на расшатанные нервы, угрюмо продолжил путь, решив не реагировать на посторонние звуки.
   Через некоторое время клацанье повторилось. Я не обернулся, хотя грызло нестерпимое желание сделать это.
   Клацанье приблизилось, стало громким и отчетливым.
   Я не увеличил шаг ни на йоту. Теперь было ясно, что это не разыгравшееся воображение. Следовало подпустить неведомого преследователя поближе.
   Сердце бешено заколотилось в предвкушении потасовки. Я с силой сжал рукоять меча, осторожно переместил нож поближе к пряжке пояса.
   Спина уже чувствовала врага, его горячее дыхание… Дальше терпеть я не мог.
   Стремительно обернувшись, я глянул на противника и невольно отшатнулся. До этой ночки не приходилось встречаться с подобными тварями, и я не испытывал по этому поводу особого сожаления.
   Итак, на меня уставился голодным взором оборотень — да какой! Много выше человеческого роста, с широкой грудью и непропорционально длинными передними конечностями, свисавшими ниже колен. Вены вздувались на могучих мышцах, мощные когти поблескивали в свете луны тусклой сталью, сильно напоминая кривые кинжалы. Короткую толстую шею венчала маленькая голова с сильно вытянутой вперед пастью, усеянной крепкими желтыми клыками. Наиболее омерзительно смотрелось его розоватое тело, покрытое редкими пучками жидких волос — именно волос, а не шерсти!.. Тут-то я понял, почему бродяга назвал их голыми уродами.
   Пока я рассматривал его, оборотень махнул лапой и выбил мой меч. Мигом придя в себя, я левой рукой выхватил нож и, полоснув его по морде, с размаха всадил лезвие ему в бок.
   Оборотень, не издав ни единого звука, наклонил голову и бросился на меня, обжигая дыханием. Даже не знаю, каким чудом мне удалось перехватить его лапу и перекинуть тяжеленную тушу через себя. Правда, острые когти полоснули мое плечо.
   Зацепившись за ногу монстра, я не удержался и рухнул на него. Когти-кинжалы моментально вонзились в мою спину, не давая возможности вырваться. Оборотень оскалил клыки и громко лязгнул ими, пытаясь достать до горла. Не рассуждая, я изо всех сил ударил лбом туда, где, по моим расчетам, была его переносица.
   В глазах потемнело…
   Резко накатила слабость… Высвободив правую руку, я опустил локоть на приплюснутый нос твари и добавил кулаком в висок. Оборотень громко фыркнул, обдав меня каплями вонючей крови, и выдернул когти из моей спины. Я попытался вскочить на ноги, но он обхватил мою голову шершавыми ладонями, намереваясь ее расплющить. Я резко дернулся, вырываясь, и в тот же миг коготь вонзился в мой левый глаз!
   Жгучая боль… Не сдержавшись, я закричал и, не контролируя себя, схватил оборотня за челюсти, с силой дернул в разные стороны, разорвав монстру пасть. Вскочив на ноги, подпрыгнул и опустил кованый каблук на горло еще живой твари. Раздался ласкающий слух хруст. Оборотень дернулся и затих.
   Закрыв окровавленную глазницу ладонью, я прикусил нижнюю губу, с трудом сдерживая рычание. Склонившись над трупом, выдернул свой нож. Распрямляясь, почувствовал движение воздуха над собой и ринулся за валявшимся на земле мечом. Подхватив холодное железо, обернулся. Совсем рядом приземлился второй оборотень — меньше, жилистей и еще более омерзительней, чем его предшественник.
   Терять было нечего. Схватив меч двумя руками, я прыгнул на противника. Отрубив длинную лапу, сзади ударил ногой его по хребту.
   Не ожидавший от меня такой прыти оборотень выгнулся, подставив под удар горло. Перерубив наполовину шею твари, я еще несколько раз всадил ему меч между лопаток, желая быть уверенным, что он подох окончательно.
   Схватка окончилась. Ярость уступила место острой боли. Прикусил до крови губу, чтобы хоть чуть-чуть притушить огонь, сжигавший меня изнутри. Было очевидно, что до дома я не доберусь. Упасть на месте тоже означало больше никогда не встать: здешние шакалы мимо не пройдут.
   Ноги сами понесли по известному адресу. Сознание периодически норовило нырнуть в глубины темного океана беспамятства. Глубоко вдыхая холодный воздух, я более-менее удерживал его на поверхности. Перед уцелевшим глазом все плыло.
   Отыскав нужный дом, я на ватных ногах побрел по лестнице, цепляясь за скользкие перила и тщательно отсчитывая этажи. Дойдя до седьмого, на ощупь отыскал дверь и несколько раз слабо ударил по ней кулаком. Вместо крика из горла вырывался булькающий хрип. Обессилено оперся на дверь. Она вдруг подалась. Я не устоял и провалился в холодные воды черного океана…

4

   Очнувшись, я сел на кровати. В голове стоял сплошной туман, мысли путались…
   Тряхнув головой, зевая, провел ладонью по лицу, отгоняя остатки сна. Обнаружил повязку, закрывавшую левый глаз, и вспомнил встречу с оборотнями.
   Туман в голове рассеивался медленно. Странное спокойствие владело мной. Лишь на заднем плане сознания тревожила некая мысль… Ах да, определенно что-то не то с комнатой…
   Поднявшись, пошел к окну. По пути привычно споткнулся о валявшийся таран. Тут-то и понял причину своей тревоги: со стен комнаты исчезло все оружие, вплоть до перочинных ножей! Лишь ненавистный таран доказывал, что я все-таки дома.
   Подойдя к металлическому зеркалу, придирчиво осмотрел свое исхудавшее, обильно заросшее щетиной лицо. Отогнув аккуратную черную повязку, увидел свой глаз — он был немного темнее, чем раньше, и совершенно ничего не видел. Опустив изуродованное нижнее веко, осторожно дотронулся пальцем до зрачка — стекло.
   По идее, я должен был бы расстроиться, психовать, как минимум вышвырнуть в окно зеркало… Нет, до странности равнодушно воспринял я потерю глаза. Даже не сплюнул на пол.
   Тихо отворив дверь, потряс для верности головой, решив, что представшее передо мной необычное зрелище просто мерещится. В зале неспешно играли в го Трой и Эрик — люди, которые, по-моему разумению, никак не могли быть друг с другом знакомы. Они сосредоточенно укладывали на большую игровую доску черные и белые круглые камешки, не замечая меня.
   — Четыре-четырнадцать, черное, — негромко подсказал я.
   — Занято уже, — буркнул Трой и, подскочив, воззрился на меня.
   Я спокойно смотрел в его вытаращенные глаза.
   — Фенрир? Ты пришел в себя?! — изумленно воскликнул он.
   Причину его удивления я понял не вполне, поэтому на всякий случай соврал:
   — Нет.
   — А… как?! — максимально глупо спросил Трой.
   — Вот так, — вздохнул я, пожимая плечами.
   Немного помолчали. Трой пытался найти смысл в моей бессмысленной фразе. Эрик, пользуясь заминкой, втихаря что-то мудрил с камешками на доске, очевидно стремясь изменить ход игры в свою пользу.
   Молчание стало уже неприличным.
   — Может, кто-нибудь объяснит, почему вы посреди белого дня играете здесь? — тихо спросил я.
   — Ждем, когда ты очнешься! — отрапортовал Трой.
   — Ну, дождались, — кивнул я. — Что дальше-то?
   — Надо срочно найти старшину Перри и сообщить ему! — продолжил исполнительный страж.
   Я негромко хрустнул пальцами. Со стороны Эрика раздался негромкий хлопок, потом послышалось чарующее бульканье перетекавшей из бутылки в глиняные кружки и источавшей божественный аромат алкогольной жидкости.
   — Вот, Трой, что должен был сделать каждый добропорядочный гражданин нашего прогнившего общества, завидев меня! — изрек я, отхлебывая великолепное рубиновое вино.
   Отставив опорожненную кружку, посмотрел на топтавшегося на месте Троя.
   — Ты вроде бы хотел найти Перри?
   — Да, конечно, — промямлил он. — Только скажи, ты ведь не сделаешь этого?
   — Чего? — не понял я.
   — Ну… это… — смутился Трой.
   Подкравшийся Эрик чувствительно ударил его локтем в живот.
   — Все будет хорошо! — гаркнул он.
   Трой, переведя дыхание, кивнул и поспешно покинул квартиру, тихо притворив за собой дверь.
   Взглянув на вечно испачканного всякой дрянью Эрика, я полюбопытствовал:
   — Чего он боялся-то?
   — Самоубийства твоего, естественно! — пожал тот плечами.
   — Что, у меня есть какие-то причины для столь неблаговидного деяния? — удивился я, не припоминая за собой ранее наклонностей к суициду.
   Эрик изумленно вытаращился на меня.
   — А твой глаз! — выкрикнул он.
   — И что? — удивился я, потрогав повязку. — Ну, неудобно, конечно, смотреть вполобзора. Но неужели из-за этого я пойду на харакири?
   Теперь стала ясна перемена обстановки в моей комнате.
   — И какая скотина, скажи, пожалуйста, вытащила все оружие, едва не доведя меня до нервного срыва? — спросил я, немного преувеличив степень своего расстройства.
   — Велия, — чистосердечно признался он.
   — Велия?! — поразился я. — Какой благородный и дальновидный поступок, достойный всяческих похвал!
   На всякий случай сказано это было громко и отчетливо — я ведь не знал истинных возможностей Велии.
   Эрик громко фыркнул и сообщил:
   — Ее здесь нет!
   — Как знать, как знать, — промычал я и поспешно сменил тему, кивнув на доску: — Продолжим?
   Эрик радостно ухмыльнулся и уселся на свое место. Памятуя о его махинациях, я хмуро предложил ему пересесть на место Троя, подтвердив просьбу соответствующей жестикуляцией. Эрик недовольно поморщился, но перечить не стал.
   — Три-семнадцать, белое, — поставил я камешек. — Ты проиграл, сдавайся!
   — Шесть-шестнадцать, — довольно оскалился он. Никогда я не понимал тонкостей премудрой игры в го и никогда, наверное, не пойму. Слишком уж правила запутаны.
   — Надоело, — поморщился я. — Моя победа, думаю, ни у кого сомнения не вызывает… Лучше скажи, Эрик, почему я такой спокойный? И вообще, что произошло после того, как я едва не откинулся около твоей двери?.. Но сначала о главном: есть ли в этом доме что-нибудь съедобное?
   Эрик живо сгонял на кухню и притащил большую миску с холодным мясом, хлеб и пару бутылок вина.
   — Хавафи, — распорядился я, заглотив добрый кусище.
   — Чего? — не понял Эрик.
   С трудом проглотив неразжеванный ком, я перевел:
   — Рассказывай! Почему я такой тусклый и невозмутимый, словно только что посмотрел идиотскую передачу «Самые красивые шахматные партии»?
   — Чего ты посмотрел? — переспросил он.
   — Да ладно, — отмахнулся я. — Рассказывай, не тяни!
   — Это от настоя, который еще не полностью вышел. Пришлось поить им тебя всю неделю.
   — Что за настой? — потребовал я пояснений. — И почему неделю?
   — Неделю, — притворно вздохнул он, — потому что именно столько потребовал старый Уэлч на залечивание твоих ран. А настой… Короче, моего изготовления. Обычно служит он другим целям, но вот и тебе пригодился. Не знаю, слышал ли ты о дивных цветах, растущих далеко на запад от Лоренгарда? Они настолько редкие, что стоят поистине безумных денег!
   — Нет, не слышал, — зевнул я. — И что за цветы?
   — О! — восхитился алхимик. — Один их запах заставляет погружаться в сон, а настой полностью освобождает от кошмаров, боли и мрачных воспоминаний! Аромат опия…
   — Ты что?! — перебил я. — В наркоманы решил меня записать?
   — Почему?! — поразился он. — Это не наркотик!
   — Если опий приносит удовольствие, значит, наркотик! — философски изрек я. — Травить себя против своей воли никому не позволю!
   — Ну, знаешь, — оскорбился Эрик, — для тебя же старался! В долги залез, чтобы ты от боли не окочурился прямо у меня на полу!
   — Ладно, — согласился я равнодушно, — спасибо.
   Эрик разлил вино по кружкам. Отпив, я почувствовал, что хмелею, и приналег на мясо с хлебом.
   — Продолжай, — кивнул я.
   — А чего продолжать-то? — пожал он плечами. — Ты вломился ко мне едва живой под утро. Я кое-как перевязал тебе руку и спину, а к глазу притронуться не смог — омерзительное зрелище! Представь себе: веко разорвано, кровь вперемешку с какой-то слизью…
   — Эрик, ты все-таки о моем любимом глазе говоришь! Уж как-нибудь помягче! — не выдержал я. — И вообще, поменьше описаний! Расскажи в общих чертах, что случилось за эту гребаную неделю!
   — Я и рассказываю! — оскорбился он. — Когда твоя туша, несмотря на все усилия, издыхала у меня в квартире, забрызгав кровью мою лучшую мебель…
   — Эрик, прости, что перебиваю, но почему ты постоянно твердишь о грустном? И что ты имеешь в виду под словами «твоя лучшая мебель»? — ехидно поинтересовался я. — По-моему, ты действовал как честный человек, за что и получил мою искреннюю благодарность. Рассказывай дальше, в конце-то концов!
   — Хорошо, — угрюмо кивнул он. — Утром я выскочил на улицу и схватил первого попавшегося стража — он. кстати, едва меня не заколол, решив, что я на него нападаю! В госпиталь страж идти отказался, но я уговорил его оттащить тебя в твою квартиру. Там уже Перри приказал ему немедленно шпарить в госпиталь. Приехал Уэлч, обругал меня как последнего школяра: я, видите ли, плохо наложил повязки — словно это моя обязанность! С тех пор неделю торчу здесь вместе с Троем, который достал своей честностью и занудством!.. Знаешь, какие я понес убытки?!
   — Догадываюсь… Буду счастлив все тебе возместить! Разумеется, как только ты сдашь декларацию о доходах. Какое это, наверное, счастье — сгореть на костре с полными карманами золота!.. Ну что, продолжим о твоих убытках?
   Я нахально оскалился, глядя в его забегавшие глазки.
   — Впрочем, сначала о моих потерях: меч и кошель с золотом, — припомнил я, — где?
   — Меч спрятала Велия, куда — не знаю, — честно ответил Эрик.
   Я откусил хлеба, плеснул в кружку немного вина и неспешно запил.
   Прошло пару минут. Я терпеливо молчал. Алхимик словно обо мне забыл, сосредоточенно изучая свои ногти.
   — Эрик, я жду.
   — Чего? — вскинулся он.
   — Когда ты наконец ответишь на вторую часть моего вопроса.
   — Ты про золото, что ли?! — типа догадался он. — Вот оно! Хранил как зеницу ока, чтобы ничего не пропало!
   Вытащив из кармана объемный кошель, он, не скрывая огорчения, небрежно швырнул его в меня. Поймав мешочек, я недоверчиво взвесил его в руке.
   — Пересчитать? — нагло спросил я.
   — Второй раз твою жизнь спас, а благодарности от тебя — ни на грош! Неужели ты думаешь, что я способен залезть в чужой кошель?! — оскорбленно вскричал Эрик.
   Безусловно, я ему не поверил — не настолько наивен.
   — Эрик, когда речь идет о золоте, я становлюсь настоящим сквалыгой. Ежели обнаружу недостачу, отрублю тебе ноги даже под воздействием твоего умиротворяющего настоя!
   Он обозвал меня неблагодарной свиньей и вернул еще пять монет.
   — Благодарность, выраженная в золоте, это извращение! — изрек я, высыпая все свои кругляши на пол. Пересчитав монеты, молча щелкнул пальцами.
   Эрик тяжело вздохнул и бросил мне три недостающих.
   — А теперь я спрошу: как мой драгоценный костяной нож оказался у тебя? — агрессивно поинтересовался он.
   — Ты мне его подарил, — спокойно отрезал я.
   — Что?! — захлебнулся он от возмущения. — Не было такого и быть не могло!
   — Как не могло? — вспылил я. — Ладно, пусть этого не было. Но если бы я попросил тебя сделать мне подарок, ты бы, конечно, не отказал! Скажи просто — да или нет?
   — Ты — скотина! — заявил он, не найдя отмазки.
   — Знаю, — согласился я. — Мне много раз это говорили.
   Уложив монеты обратно в кошель и тщательно завязав шнурок, я швырнул мешок Эрику:
   — Это была награда за мою голову. Ты ее честно заслужил! Мне даже тратить эти деньги было бы противно!
   Алхимик засиял и быстро спрятал кошель в карман, справедливо опасаясь, что я могу изменить свое решение.
   Дверь отворилась, и в квартиру ввалился Перри.
   — Убирайся! — скомандовал он алхимику.
   Тот хмыкнул и стремительно исчез, довольный долгожданным освобождением.
   — Зачем так резко? — поинтересовался я.
   Перри презрительно скривился и плюнул в захлопнувшуюся дверь.
   — Ты даже представить не можешь, как мне осточертело целую неделю лицезреть этого типа! — буркнул он. — И чего только ты с ним связался?
   — Для разнообразия, — честно ответил я, почти не кривя душой. — А зачем ты заставил его торчать здесь все это время?!
   — А кто бы еще поил тебя зельем? Уэлч занят в госпитале. Трой в одиночку присматривать за тобой отказался. Вот и пришлось этого психа круглосуточной сиделкой сделать… Теперь к делу. С кем ты сцепился?
   — С голыми уродами.
   — С кем?
   — По-моему, это были оборотни, Перри. В количестве двух штук. Один — большой, другой гораздо омерзительнее!
   Перри недоверчиво скривился, относя оборотней целиком на счет моего воображения.
   — Перри, я серьезно. Это на самом деле были оборотни, а не ходячие галлюцинации.
   — Тебе — верю, — подумав, кивнул он. — Будешь искать их хозяина?
   На идиотский вопрос должно отвечать не менее идиотски — это я понял еще в начальной стадии общения со своим начальством.
   — Конечно нет! Я его полностью простил и теперь буду, как подобает настоящему пацифисту, мирно ждать, пока он сам не придет и не попросит прощения! — возмутился я, осторожно поправляя повязку.
   Перри довольно оскалился и вытащил запечатанную бутылку вина.
   — Я так и думал, — туманно промолвил он, отбивая горлышко мечом. — Мы тебе поможем, но надо уложиться в три недели. Наместник ждать не будет.
   — А он-то здесь при чем? — удивился я. — Неужели радеет о моем здоровье? Тогда почему конкретный срок?
   Перри негромко хохотнул, заставив пару мелких кусочков штукатурки свалиться с потолка. Вытащив пальцем мусор из кружки, я выжидательно уставился на него.
   — Наместнику до тебя такое же дело, как до последнего голоштанника в Лоренгарде! — весело пояснил он. — Это было бы чудом, если бы он о тебе просто слышал.
   — Спасибо, Перри, — цедя вино, равнодушно произнес я. — Особенно за лестное для меня сравнение.
   — Извини, — мирно улыбнулся он, — но наместнику действительно нет до нас никакого дела. Ему хватает своих забот: заговоры, покушения, внешняя и внутренняя политика… Я по молодости едва смог перевестись из дворцовой стражи, не выдержав повсеместного словоблудия!
   — Перри, — небрежно зевнул я, — когда-нибудь обязательно расскажи мне всю печальную историю твоей безрадостной и, не сомневаюсь, богатой пошлыми историями жизни. Скажем, через ближайшие восемь-девять лет, не раньше. А сейчас просто ответь: почему именно три недели? Я ведь мучаюсь, и пока это происходит, твой проклятый таран вполне может улететь в окно по запчастям.
   — Через три недели армия выступает, — потянулся он с довольным видом. — Если тронешь таран, отрублю тебе обе руки!
   — Уже тронул, — отмахнулся я, — едва ноги не переломал… Куда выступает армия?
   Перри вытаращился на меня:
   — На Солонар, естественно! Ты что. забыл?
   Вот это была новость! Я ведь действительно начал забывать о цели своего пребывания в Лоренгарде!.. Три недели, плюс время на поход, плюс пару дней на всякий случай — вполне могу через месяцок покинуть этот странный, если не сказать дебильный, мир и вернуться к привычной жизни… Хм, радоваться этому или как?
 
   Поход — дело хорошее! Особенно если подкрепить его полезными навыками по изготовлению взрывчатых веществ…
   Пришлось залезть в глубокие алкогольно-наркотические дебри, дабы вспомнить кое-какой бред, заученный в далеком и безмятежном детстве. Затем наступило время хорошенько потрясти местных алхимиков, чтобы приобрести требуемые ингредиенты и оборудование. Зато через три дня, стоивших мне парочки второй и одного третьей степени ожогов, а также кучи невосстанавливающихся нервных клеток, я стал обладателем десятка неказистых, но вполне приличных буровых шашек. С детонаторами и запалами, конечно, тоже пришлось повозиться, однако и эти проблемки я мужественно преодолел.
   Испытать свое творение я не решился. По моим расчетам, учитывавшим грубую приблизительность пропорций и мое невежество в химии, все равно теоретически получалось, что уж если не мощный взрыв, то хотя бы некоторое количество дыма будет обязательно.
 
   За две недели мы не продвинулись в поисках ни на йоту. Оборотни по-прежнему нападали в трущобах на одиноких прохожих, действуя в основном по ночам. Хотя несколько нападений имели место и днем. Излишне говорить, что в плен ни одной твари взять никому не удавалось.
   Я свыкся со своим ополовиненным зрением и не очень уж горел желанием поквитаться с хозяином долбаных мутантов. Нет, конечно же план мести не претерпел существенных изменений: я по-прежнему был твердо настроен лично лишить зрения этого человека как минимум на сто процентов, предположительно с использованием раскаленного железа. В конце концов, вендетта — это святое!.. С другой стороны, мне открылся сокровенный смысл некоего тезиса, утверждающего, что человек, не дорожащий собственной жизнью, становится социально опасным! Иначе говоря, сознание возвышенной заботы о благе общества, в рядах которого меня угораздило застрять, несколько остужало мой пыл…