Трошин Александр. Выбор альтернатора

   — И что?
   — И то… — вздохнула Велия. — Теперь она не живая, но и не мертвая. Мстит городу… О чем ты с ней говорил?
   — Ну, — поморщился я, вызывая в памяти облик Мирты, — она допытывалась, осталась ли красавицей.
   — Вот-вот. Она всех об этом спрашивает. Если кто-то говорил ей правду, отрывала ему голову.
   — А если кто-то врал? — полюбопытствовал я.
   — Она говорила: «Ты лжешь!» — и разрывала жертве горло.
   — Упертая, да? — никак не мог я проникнуться сочувствием к Мирте.
   — Ты ничего не понял, Герберт-Генрих-Генри Озолиньш, — печально покачала головой Велия.
   — Пожалуйста, не называй меня так, — поморщился я.
   — Хорошо, Герберт-Генрих-Генри Озолиньш, — оскалилась она, — больше не буду, если ты боишься своего имени… Кстати, как ты встретил Мирту?
   — О, — вдохновился я, — это как раз самое интересное! Я мотался по канализации и наткнулся на загадочную комнату, где обнаружил склянку с пойлом…
   — И нажрался как скотина!
   — Не перебивай, пожалуйста, — возмутился я, — ни фига не нажрался! Так, пригубил чуть-чуть…
   — Чуть-чуть — это сколько?
   — Не перебивай! — повторил я. — Ну, ладно, выхлестал я ту бутылку — и что с того?.. В общем, присел потом отдохнуть…
   — На службе?! Пока мы рисковали жизнью?!
   — Велия, сколько можно? Больше ничего не услышишь, если не хочешь слушать!
   Велия легонько ударила меня острым локотком по сразу занывшим ребрам.
   — Хорошо, продолжу, — согласился я. — Только-только задремал, как в комнату ворвался Перри…
   — Кто?! — не удержалась Велия.
   — Все. Самого интересного ты не узнаешь! — насупился я.
   Помолчали. Я упорно не желал продолжать. Велия не менее упорно игнорировала мое присутствие. Разумеется, я победил!
   — Так и будешь истуканом сидеть? — ласково осведомилась Велия.
   — Конечно! Ты все равно и слова молвить не даешь!
   — А если я пообещаю, что больше не остановлю тебя?
   — Тогда, пожалуй, попробую.
   Помолчали еще немного.
   — Долго будешь терпение мое испытывать?! — сдалась Велия.
   — А, — отмахнулся я, — дай дождаться!
   — Вдохновения?
   Я с наигранным недоумением воззрился на нее:
   — Нет! Твоего обещания!
   Все-таки хорошо, что под рукой у нее оказался пуфик от кресла, а не сковорода, скажем!.. Нос остался цел.
   — Ладно, твоя клятва принята, — согласился я, слушая звон в ушах. — В общем, в комнату ворвался Перри и приказал срочно сваливать оттуда. Когда мы мчались по коридору, я обратил внимание на звон подков его сапог…
   — А ты не заврался, часом?! — не сдержалась Велия. — Перри не носит подков на обуви!
   — Велия, заткнись, пожалуйста! — как можно нежнее и мелодичнее произнес я, предусмотрительно отодвинувшись. — Ни фига не заврался! Как раз к тому и клоню!.. Короче, Перри после моего замечания быстро потерял кожу и превратился в несчастную Мирту, которая собралась меня того… убить.
   — Вообще-то, не трудно ее понять! — заметила Велия. — У меня тоже не раз возникало такое желание. Ну да ладно, может, как-нибудь повезет еще… Дальше-то что было?
   — Дальше — все, — пожал я плечами. — Мы немного посражались, затем я провалился сквозь пол и едва не сдох, упав на камни какой-то чудной пустыни.
   — А как выбрался оттуда?
   — Чудом, разумеется! — оскалился я.. — Благодаря врожденным мужеству, ловкости и незаурядному уму!
   — Никогда не замечала в тебе ни одного, ни другого, ни тем более третьего! — презрительно фыркнула Велия. — А все-таки?
   — М-м… — промычал я, слегка покусывая костяшки пальцев и настраиваясь на серьезный лад. — Прости, Велия, не могу тебе этого рассказать. Слишком много личного, что касается только меня…
   Дверь осторожно приоткрылась.
   Проклятье! Если бы я не замешкался всего на одно короткое мгновение, то мог бы тяжелой пустой бутылкой попасть в голову Перри!
   — О, все живы! — констатировал он.
   — Жалкий трус! — презрительно вспыхнул я. — Оставил боевого товарища в опасности!
   Перри изобразил на лице смущение, но по наглым глазам было видно, что это — маскировка.
   — До смертоубийства же не дошло! — попытался он оправдаться.
   — Никак не благодаря тебе! — достаточно мирно огрызнулся я, откупоривая следующую бутылку.
   Перри бесцеремонно скинул старого Уэлча с кресла и занял его место.
   — Да ладно, — примирительно сказал он, забирая из моих рук емкость, — забудь. Ведь благодаря мне уже большая часть стражи знает, что с нами в битву пойдет Фенрир Бессмертный!
   Почему-то новое прозвище нисколько меня не вдохновило — по опыту знаю, что многие захотят проверить на практике справедливость почетной приставки, так что добра от нее ждать нечего.
   — Еще бы Лазарем Всенепременно Воскрешающим обозвал! — проворчал я. — А на какую битву, прости, я иду? Любопытно, знаешь ли.
   Перри воззрился на меня, аки на безумца.
   — Вижу, — грустно произнес он, понурив голову, — время, которое ты провел неизвестно где, не лучшим образом отразилось на твоей памяти… Напрягись, Фенрир! — с надеждой воскликнул он, и я почувствовал сильное желание придушить его на месте. — Не ты ли рвался в бой против Солонара?!
   Я было хотел обвинить Перри в злоупотреблении спиртным, но все-таки решил сперва испытать его рассудок.
   — Перри, друг мой, — успокоительно ответствовал я, — по твоим словам, уже прошло семь лет. Что ж вы, клоуны хреновы, так и не сподобились еще захватить и разрушить этот городишко?
   — Почему? — удивился старшина. — Ходили на Солонар семь раз. На протяжении многих столетий битва происходит раз в год. Разве я не упоминал об этом раньше?
   — Нет, Перри, не упоминал, — улыбнулся я.
   Воистину, дивный момент, когда ничем не примечательная бутылка с мелодичным звоном превращается в прекрасную розочку, надо бы воспеть в стихах!
   Велия моментально сориентировалась и перехватила мою руку, намертво сжав кисть.
   — Пусти! — прорычал я, тщетно стараясь освободиться. — Достали его чертовы недомолвки! Убью гада прямо сейчас! Ведь ни разу не рассказал мне хоть что-нибудь от начала и до конца!
   Коварная Велия, не давая мне пошевелиться, второй рукой обхватила мою шею. Я мигом успокоился.
   — Все, передумал, не буду никого убивать! — прохрипел я, пуская через нос пузыри. — Клянусь!
   — Ты уверен? — ласково поинтересовалась она, не ослабляя хватку.
   — Неужели только моя смерть убедит тебя в этом? — кое-как проквакал я, наблюдая перед глазами разноцветные круги на черном фоне.
   О, воздух! Наконец-то!
   Легкие заработали кузнечными мехами, и я постепенно пришел в себя.
   — Это нечестно! — проворчал, отдышавшись.
   — И что с того? — Велия невинно смотрела мне в глаз.
   За один только взгляд я готов был простить ей что угодно! Это и сделал. Правда, мысленно.
   — Все равно, Перри, ты настоящая сволочь! — покосился я на старшину. — Сволочью был, сволочью и останешься!
   Он скромно пожал широкими плечами, похоже нисколько не задетый.
   — И когда мы выступаем против Солонара? — осведомился я.
   — Ты очень вовремя вернулся! — оскалился он. — Через несколько дней.
   — Нельзя ли поточнее, Перри? Велия ведь не будет сидеть рядом со мной остаток своей жизни! — намекнул я.
   — Как только будут завершены все приготовления, — попытался он юлить.
   — Конкретнее! — потребовал я.
   Перри горько вздохнул и, на секунду задумавшись, конкретизировал:
   — Через три дня. С первой утренней звездой.
 
   Последующие три дня практически начисто стерлись из моей памяти. Сохранились лишь смутные видения», в которых из-за плотного алкогольного тумана трудно что-либо разобрать. Мы веселились, расслаблялись, готовились к будущим лишениям и страданиям, не думая о более близкой перспективе цирроза печени.
 
   Последняя ночь…
   Тяжелые тучи закрыли звездное небо. Любой, кто рискнул выйти на улицу, мгновенно промокал под безжалостными струями скучного дождя.
   Последняя нераскупоренная бутылка загадочным образом испарилась с широкого стола. «Все должны хорошенько отдохнуть сегодня!» — приказал наш безжалостный командир.
   Я стоял на крохотном балкончике под дождем и пытался думать о жизни. Хмель иссяк, напускное веселье — тоже. Я остался таким, каким могу быть лишь наедине с собой, то есть абсолютно одиноким. Искренне ненавижу слякоть! Дождь всегда выбивает меня из колеи! С другой стороны, именно в такие моменты я по-настоящему счастлив. Посторонние мысли покидают голову, и я наслаждаюсь своим несчастьем.
   — Тебе нравится мокнуть? — поинтересовалась незаметно подошедшая Велия.
   — Да, — пожал я плечами. — Почему бы нет?
   Она осторожно прижалась ко мне, чуть дрожа от холода.
   — Ненавижу такую погоду, — пожаловалась она. — Скучно, серо, тоскливо.
   — Зато тихо и спокойно, — возразил я.
   Одиночество… Один среди пустыни Вселенной… Только я и мои мысли… Ничто не тревожит, ничто не волнует… Нет ни правил, ни законов — только я и одиночество…
   — В такую погоду чувствуешь себя совершенно одиноко.
   — Неужели хорошо быть покинутым и одиноким?
   — Наверное.
   Я аккуратно обнял Велию за изящную талию.
   — Фу, — поморщилась она, сильнее прижимаясь ко мне, — ты мокрый, холодный и скользкий.
   — Разве от этого ты будешь любить меня меньше? — невинно спросил я.
   — Дурак, — насупилась Велия, нисколько не обидевшись. — Ты ведь уже не вернешься в Лоренгард?
   — Кто знает?
   Конечно, мне не суждено вернуться. Мой проездной кончается. Осталась одна поездка в одну сторону — домой. И больше я никогда не смогу сесть за пульт к-капсулы: слишком многое понял. Похоже, как альтернатор я сдох окончательно и бесповоротно. Потому что, даже если целенаправленно передавить всех козявок в доисторические времена, прошлое нисколько не изменится. А если так, то зачем все это? Лишние А-миры отмирают. Настоящее развивается. Обычная тупая ролевая игра! Сраная RPG, в которой никому не суждено выиграть.
   — Я чувствую, что не вернешься. Ты не такой, как все. Почему? — тихо спросила Велия.
   — Потому что я — это я, а все — это никто.
   Даже через свинцовые тучи я видел яркие, холодные и манящие звезды. Ледяные' струи били по щекам, но это нисколько меня не тревожило. Горячее тело Велии отогревало давно покрытую инеем душу.
   — Все давно разошлись. Даже Перри ушел по делам. Мы одни.
   — По делам? — удивился я. — В такую погоду? И что ты ему сказала, что он предпочел убраться?
   — Дурак, — нежно произнесла она, прижимаясь ко мне еще сильнее. — Ничего я ему не говорила. Перри не такой дуб, каким кажется. Сам все прекрасно понял… Присмотри там за ним.
   — Постараюсь, — усмехнулся я, наслаждаясь волнами спокойствия, исходящими от нее.
 
   «Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
   Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память, стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
 
   Кто не читал Булгакова? Кто не мечтал, чтобы Маргарита назвала его своим мастером?.. Если есть такой человек, то он определенно несчастлив!..
   А у меня была моя Маргарита! И я был единственным у нее! И пусть это длилось всего одну короткую ночь, но за ту ночь я готов отдать все сокровища Вселенной!..

4

   — Да едрит твою налево! — не выдержал я, в очередной раз едва не напоровшись промежностью на луку седла. — Когда это издевательство закончится, в самом деле?!
   — А еще говорил, — довольно оскалился Перри, — что хороший наездник!
   — Чего ты врешь?! — возмутился я. — Никогда и ни при каких обстоятельствах не нес подобную чушь! Я утверждал лишь, что уже приходилось сидеть в седле!
   Редкие смешки мигом утихли под моим тяжелым взглядом. Слава о якобы присущих мне беспричинных вспышках ярости не прошла и за семь лет. Более того, за несколько дней, миновавших после моего возращения, она сильно разрослась, хотя я и пальцем никого не тронул! Печально, конечно… С другой стороны, правда, небесполезно!
   Четверо суток боевого, так сказать, похода заставили меня в очередной раз возненавидеть весь мир, и на этот раз довольно основательно! Свой, простите, зад я не чувствовал вследствие постоянного соприкосновения с невероятно жестким седлом.
   Сильно раздражало то, что мне никак не удавалось выяснить, сколько вообще тащиться до Солонара. Также сводил с ума непрекращавшийся мелкий дождь. Дорога превратилась в некое подобие огромной грязевой ванны, в которой то и дело застревали повозки с провиантом и прочим имуществом. Причем по большей части именно те, что находились в непосредственной близости от меня! Приходилось постоянно вытаскивать их, утопая в болоте по колено и грязно матерясь.
   К легендарному (и никак иначе!) Перри постоянно подъезжал сам престарелый наместник Лоренгарда с тупыми вопросами. Получив не менее тупой совет, старый паразит все время косился на меня с нескрываемым любопытством, что откровенно нервировало.
   — Людвиг, мля… — проворчал я после очередного визита наместника. — Людвиг и грязевые ванны… Книгу бы написать по этому поводу. Как жаль, что нечто подобное уже есть в анналах!
   — Что? — не понял Перри.
   — Понимаешь, — я хорошенько порылся в памяти, — жил когда-то такой правитель — Людовик, по счету десятый, с выразительным прозвищем Сварливый. Решил он как-то организовать крестовый поход. Набрал войско, а время не рассчитал. Вот и утоп в грязи по самое не хочу! Современники так и обозвали тот поход Грязевым.
   — И что?
   — Ничего, — отмахнулся я, — просто ситуация похожа.
   — С походом-то что? Разгромил он врагов или как? — уточнил охочий до военных баек Перри.
   — С походом? — немного растерялся я, поскольку вопросов не ожидал. — Ни хрена там не вышло. Привезли ему невесту — он развернулся и поехал жениться. Если не ошибаюсь, случилось это во вторник, тринадцатого августа одна тысяча триста пятнадцатого года от Рождества Христова.
   — Чьего рождества?
   — Ну, не суть важно! — отрезал я. — Главное, что обломался чувак конкретно.
   — И все?
   — А что еще? — пожал я плечами. — Он-то планировал просто перенести поход на следующий год, когда грязи будет поменьше, но не успел — бывшая теща отравила.
   — Как отравила?! — не поверил Перри.
   — Натурально, — вздохнул я, жалея, что затронул щекотливую тему, — ядом. А чего ты хочешь? Бремя такое было — люди малокультурные… За несколько лет тьму королевских особ на тот свет отправили! Варвары…
   Чтобы больше не грузить Перри историей, поспешил отъехать от него подальше, переместившись в арьергард. Тем более что впереди замаячила очередная застрявшая повозка, вытаскивать которую я не имел никакого желания.
   Спустя еще двое суток остановились перед большим плато и разбили основательный лагерь.
   — Не совсем понял, Перри, — признался я, наблюдая за работой, — какого лешего мы тормознули?
   — Это же очевидно! Тут и будем сражаться!
   Я осмотрелся по сторонам, не понимая юмора.
   — А где Солонар?
   — Впереди, разумеется. Несколько дней пути отсюда.
   — А-а, — вздохнул я с облегчением (и толикой надежды), — понятно. Разобьем врага и дальше?
   Перри осторожно отодвинулся на безопасное расстояние, что несколько меня напрягло. Нехорошие мысли полезли в голову. Я захрустел костяшками пальцев. Непроизвольно.
   — Фенрир, — промычал Перри, — возможно, ты не так понял, что подразумевается под походом на Солонар…
   — Возможно, — согласился я. — А может быть, кто-то просто не счел нужным посвятить меня в тонкости.
   — Ведь я никогда не утверждал, что мы пойдем именно в Солонар! — заявил Перри.
   — Точно, ты говорил — против Солонара. Правда, для меня это значит совершенно одно и то же!.. Перри, — продолжил я, усмирив гнев, — в ожидании этого похода я потерял бесценное время, глаз и испоганил себе жизнь! Твое счастье, что я устал от насилия. От всего сердца прощаю тебя и буду молиться за то, чтобы в аду, куда ты непременно попадешь, к тебе отнеслись с должным сочувствием и пониманием!
   Вот я и вернулся к началу своих поисков, ни на йоту не приблизившись к к-капсуле. Заодно оказался втянутым в сомнительную заварушку, которая очень даже может стать моим последним приключением.
   Огорченный до глубины души, я поспешил надраться до полного аута самым подозрительным пойлом, которое только смог найти.
 
   Топот сапог, громкие выкрики, дружеский пинок по ребрам — врагу не пожелаю такого пробуждения с похмелья!
   — Эх, мля… — прошамкал я, чувствуя себя дровами.
   Склонившийся надо мной Перри молча протянул флягу. С трудом подняв руку, жадно присосался к горлышку. Кислое вино возвратило к жизни (стаж), боль покинула затуманенную голову.
   — Ах, мать вашу! — жизнерадостно простонал я, поднимаясь на ноги.
   Выплеснув остатки вина себе на голову, почувствовал себя человеком и с облегчением вздохнул.
   — Не понимаю, — с осуждением покачал головой старшина, — разве можно так нажираться перед боем?
   — Перри, — поморщился я, — а кто устроил вчера облом всем моим тайным мечтам, а?
   Перри загадочно на меня покосился:
   — Ты ведь не гражданин Лоренгарда, Фенрир? — серьезно спросил он.
   Я утвердительно кивнул и поинтересовался, почему он вспомнил об этом.
   — Тебя никто не осудит, если ты возьмешь коня и, обогнув поле, устремишься к Солонару. В страже ты свою честь не посрамил, никто и никогда не обвинит тебя в трусости. Говорю как друг.
   Если честно, его предложение показалось мне заманчивым. Я согласно потряс головой.
   — А с какой стороны лучше объехать?
   Перри удивленно осмотрелся.
   — Наверное, слева, — мрачно посоветовал он.
   Гм, поле, поле, поле, а потом лес…
   — Знаешь, слева далековато будет, — поморщился я.
   — Тогда справа, — предложил он.
   Как говорится, что в лоб, что по лбу: то же самое поле, а дальше заросли.
   — Один хрен, — покачал я головой. — Знаешь, Перри, никогда особо не задумывался, какого ты мнения на мой счет… Но неужели ты мог подумать, что я способен бросить тебя?
   — Ты не обязан идти с нами, — просветлел он. — Лоренгард — наш дом. А твоя жизнь принадлежит только тебе!
   Если честно, помирать не входило в мои планы. Я рассчитывал выйти из сражения живым и, по возможности, здоровым. Распространяться, однако, на эту тему не стал.
   — Я пообещал, Перри, что буду за тобой присматривать. Дал слово — так тому и быть!
   Конфликт был исчерпан. Мы заняли свои места в растянувшейся на пару миль шеренге ратоборцев. Все бы ничего, но стояли в первом ряду. Безусловно, тут имелись некоторые преимущества — хороший обзор, например… С другой стороны, согласно местной военной теории, первые первыми и погибают, что никак меня не устраивало!
   Наши враги выстроились на обозримом расстоянии. Я даже рассмотрел синего дракона на зеленых стягах. Аой, мать его! Синие против зеленых…
   — Что, Перри, тупоконечники против остроконечников? — попытался острить я.
   Старшина не ответил. Глянув на него, не мог не удивиться переменам в его облике: вместо старины Перри предо мной был дикий зверь, жаждавший крови. Он негромко рычал, скаля на врагов крепкие зубы. Глаза налились кровью.
   На меня нахлынуло безудержное веселье — прямо залихорадило в предвкушении битвы! Рассмеявшись, я отбросил в сторону щит и снял шлем. Судорожно вцепившись обеими руками в рукоять меча, оглядел наше воинство — не осталось ни одного нормального человека! Воины раздирали ногтями лица, рычали, выли, скулили, врастая в атмосферу смерти.
   Я почувствовал на губах ни с чем не сравнимый привкус крови…
   «Море бессильно, пока живы боги. Но грядет день великой битвы при Рагнаради, в котором падут и боги, и герои. И тогда всю власть получит море.
   Тогда воды выйдут из берегов и уничтожат богов, героев, людей и всех животных.
   И никто, даже боги, не знает, когда настанет роковой час Рагнаради. Боги, герои — обречены будут все. И все будут сражаться без тени страха, и все погибнут как воины — с оружием в руках… »
   Сегодня море крови поглотит живое! Для нас настал час битвы Рагнаради!..
   — Возрадуйся, человече, твой час пришел, — прошептал я, с нетерпением ожидая сигнала к атаке.
   Грянул гром… Две многотысячные армии сошлись на зеленом поле, быстро пропитавшемся кровью…
   Рубить, рубить, рубить, рубить!.. Любого, кто окажется на расстоянии удара, — рубить!.. И не важно больше, кто синий, кто зеленый!..
   Уже не было ни синих, ни зеленых — кровь уравняла всех!.. Нет ни своих, ни чужих — есть только куски мяса, падающие под ударами.
   Акай… Все сделалось красным… Ненавижу красный цвет! Сколько сил положил на его уничтожение!..
   Час Рагнаради?!
   Веселье не покидало меня! Я был счастлив как ребенок, получивший долгожданную игрушку!..
   Потом все кончилось… Безумие испарилось, уступив место усталости…
   Я стоял посредине поля смерти. Неимоверно тяжелый меч норовил выпасть из скользких от крови рук. В сапогах тоже хлюпала кровь. Она сочилась из моих многочисленных ран. Оглушали не только яростные крики, но и тихие стоны. В глазах потемнело. Голова шла кругом.
   А враги все шли и шли…
   Лишь когда солнце достигло зенита, бойня стихла. Кое-где еще слышался звон мечей, но большая часть воинов уже мирно бродила по полю, собирая раненых и трофеи.
   Опершись на меч, я тяжело дышал, наблюдая через красную пелену за передвижениями солдат. Видно было плохо, но утереться не хватало сил.
   — Неужели живой?! — раздался откуда-то сзади голос. — А я уж испугался.
   Улыбающийся Перри протянул мне флягу.
   Я отрицательно помотал головой. Пить хотелось до жути, но надо ведь было протянуть руку, откупорить баклагу и донести ее до рта…
   — Перри, — прохрипел я, с завистью наблюдая, как он с наслаждением пьет неведомую жидкость, — сколько у тебя фляг?
   — Три. А что?
   — А у меня ни одной, — вздохнул я, почему-то вдруг опечалившись.
   — Подарю, только не страдай! — пообещал он.
   — Врешь ты все, — усмехнулся я. — Далеко до лагеря?
   — А ты не видишь?
   Я презрительно сплюнул под ноги, удачно попав старшине на сапог. Тьфу, мля! Уроки Сандаля даром не прошли!
   — Смутно все как-то, расплывчато… Даже твоя гнусная морда! — пояснил я.
   Перри понимающе хмыкнул и отер кровь с правой половины моего лица грязным рукавом.
   — А теперь? — наивно поинтересовался он.
   — Совсем ни хрена не вижу, идиот старый! — взбеленился я, отчаянно пытаясь проморгаться.
   — Могу отнести, — предложил он.
   — А на горшок тоже посадишь? — ухмыльнулся я.
   Через несколько секунд мое зрение восстановилось, и мы тихонько побрели к лагерю, осторожно перешагивая через трупы.
   — Скажи, Перри, зачем все это? — спросил я. К чему такая бойня, если обе стороны остались при своем? Какой смысл в бесплодной гибели нескольких тысяч человек?
   — Зачем? — Он задумался. — Не знаю… Мы так живем много веков. Сражаемся каждый год, и все довольны. Битва и есть смысл нашего существования, по-моему. Слабые вымирают, сильные становятся еще сильнее, экономика развивается. Такова наша жизнь, Фенрир. Мы такие, как есть.
   — Не понимаю, — признался я. — Если бы вы захватывали земли врага, богатства, наложниц, все было бы объяснимо. А так дикость какая-то.
   — Пусть так, — подумав, согласился Перри. — Зато весело!
   Лично мне было скорее тоскливо. Воздух пропитался тошнотворным запахом крови. Хотелось вдохнуть полной грудью, но я боялся, что меня тут же вырвет.
   — Да уж, веселья просто до усеру! — промычал я.
   «Долгую дорогу в дюнах», иначе говоря, путь до лагеря, с присущими мне стойкостью и героизмом удалось преодолеть. Первое, что попалось на глаза, — бочка с водой. Простой холодной водой!
   Отцепившись от Перри, я подскочил к бочке и сунул голову в ее прохладу по самые плечи. А вот обратно вытащить сил не хватило. Поэтому я медленно утопал, блаженствуя. Правда, Перри быстро заподозрил неладное и за шиворот вернул меня в мир.
   — Вода-то для питья, — укорил он.
   — Пей, пожалуйста, — согласился я, смывая с рук кровь. — Никто не возражает…
   Перри буркнул: «Еще отравится кто!» — и ногой опрокинул бочку на землю.
   — Я пил и не отравился! — заметил я, наблюдая за иссякающим потоком.
   — После тебя и отравятся! — усмехнулся он.
   Подсуетившийся санитар стал обрабатывать наши раны.
   — Ну и что дальше? — спросил Перри, когда санитар оставил нас в покое.