Трошин Александр. Выбор альтернатора

   — Ты спал.
   Он бесхитростно показал гнилые зубы, очевидно считая, что больше меня интересовать не может ничто.
   — Да что ты?! — поразился я. — В самом деле?! А я то думаю: чего вдруг меня огрели дубиной по голове? Местный обычай для спящих, да?
   Старик иронии не понял и отрицательно помотал головой, сохраняя самое серьезное выражение лица.
   — Ну и на хрена ты ударил спящего, чучело?
   Стендаль задумчиво пожевал губу, подыскивая нужные слова. Нашел лишь одно:
   — Сон! — радостно вспомнил он.
   Кажется, я начал понимать причину его необоснованной агрессии. Такое случалось уже неоднократно и принесло мне немало неприятностей. Хотя пока, надо сказать, дубиной не били.
   — Проясним ситуацию, хорошо? — предложил я, не собираясь дожидаться согласия. — Значит, я тихо-мирно спал, ворочался во сне, говорил странным голосом, а ты испугался, что я тебя могу покусать, и решил оглушить, да?
   Старик отрицательно помотал головой, что меня немного смутило: обычно все было именно так.
   — Тогда что?
   — Сон.
   — Что — сон?!
   Искушение раздавить этого типа, как клопа, не только не исчезало, но, напротив, с каждым его ответом становилось все сильнее и сильнее.
   — Что твой сон? — вопросом на вопрос ответил Стендаль.
   — Э, в смысле, что мне снилось? — переспросил я.
   Старик радостно кивнул, щедро окропив землю собственными блохами. На всякий случай я отпрянул назад.
   — Какая тебе разница?
   — Что? — упрямо повторил он.
   — Не знаю, — пожал я плечами. — Вернее, не помню.
   Старик состроил рожу, показывающую, что он мне не верит.
   — В самом деле, не помню, — вяло подтвердил я. — Не запоминаю сны — не получается.
   — Совсем? — старик все еще сомневался в моей искренности.
   — Ну, почти, — уточнил я. — Так, отрывками… Помню воду, и все.
   — Воду? — непритворно изумился Сандаль.
   — А что мне должно было сниться? — возмутился я. — Твоя немытая образина?!
   Стендаль всерьез воспринял мои слова и принялся обдумывать ответ.
   — В общем, так, старый, еще одна подобная выходка — и твой труп никто никогда не опознает! — предупредил я, собираясь вновь погрузиться в дремоту.
   — Нет! — воскликнул подлый старикашка, хватая меня за плечо. — Не спать! Идем!
   — Высплюсь, и пойдем! — возразил я, чувствуя себя совершенно разбитым.
   — Нет, сейчас! — яростно отверг мое предложение Сандаль. — Спешим, пока поздно не наступило!
   В его глазах читался неподдельный испуг, и я решил последовать за ним без обычных препирательств. Может, и в самом деле на то есть причины.
   — Ладно, — кивнул я, поглаживая корку застывшей крови, — потопали.
   Сандаль типа сочувственно хмыкнул и протянул мне замызганную тряпку, очевидно служившую ему портянкой, пока не стала слишком уж грязной.
   — Совсем охренел?! — взбеленился я, отвергая приношение. — Пошел вон, животное, а тряпку свою засунь себе… поглубже! Ампутации головы мне только и не хватало!
   Сандаль огорченно хрюкнул, но обижаться благоразумно не решился.
   Опять бесконечная ходьба по треклятой пустыне… Положение осложнялось тем, что Сандаль упорно не давал мне спать, начиная яростно вопить на всю округу при любой моей робкой попытке устроить привал с ночлегом. Под такие дикие завывания ни один человек чисто физически заснуть не в силах! Старый паразит ни в какую не хотел жрать свои грибы, несмотря на мои намеки и прямые угрозы покончить с ним, ежели он немедленно не зажует мухомор!.. Я, конечно, приспособился дремать на ходу, практически не спотыкаясь, но разве можно это считать полноценным отдыхом?!
   Сколько продолжалась пытка, не могу сказать даже приблизительно…
   Может ли быть более дебильное занятие, чем считать пройденные мили? Не знаю… Что до меня, то я и не пытался.
   Все глубже погружался в депрессию, испытывая странное наслаждение от сложившейся ситуации. С превеликим тщанием пытался постигнуть смысл возникавших от усталости, бессонницы и паров сероводорода галлюцинаций. К слову сказать, среди них были очень даже интересные… Но даже такую мелочь, как полная потеря рассудка, довести до конца не удалось.
   Мы остановились около подозрительного колодца. Сандаль принялся обнюхивать землю вокруг дыры среди камней. Из нее тянуло гнилью.
   Понаблюдав за ним, я глубокомысленно сплюнул.
   — Ну что, старый, так и будешь всякую гадость обонять? — поинтересовался я. — Смотри, добром это не кончится. Заскочит какая насекомая в носоглотку, тут и подохнешь в страшных муках… Давай-давай, нюхай тщательней, вдыхай поглубже! Хоть повеселюсь напоследок…
   С негодованием глянув на меня, Сандаль тем не менее проигнорировал мой мудрый совет, предпочтя приблизить окончание своих безрадостных дней старым проверенным способом: с ловкостью фокусника проглотил, паразит, грибок и мигом впал в транс.
   Первое мое желание было простым и естественным, как сама жизнь. Прикинув расстояние от Сандалика до колодца, я рассчитал, что одного сильного пинка вполне достаточно, чтобы подарить деду радость последнего затяжного полета в вонючие недра небытия. Второе желание было гораздо более сильным, чем первое: поспать. Вспомнив, что я почетный член общества пацифистов данной пустыни, оставил старика в покое.
 
   Мои биологические часы показали, что прошло никак не больше десяти — пятнадцати минут с момента благополучного засыпания до неблагополучного пробуждения. Отвратительный скрип сломанной бормашины, который Сандаль научился за последние дни воспроизводить с небывалой точностью, врезался в больной череп, и зубы сами собой заныли.
   Плотно закрыв уши ладонями, вежливо попросил Стендаля утихомириться, поскольку я уже вполне проснулся для того, чтобы наслать на его дурную голову семь казней египетских.
   Выслушав мою тираду, старик обиженно засопел, главным образом потому, что не мог расшифровать загадочное слово «египетских». Проводить с ним ликбез меня как-то ломало.
   — Чего тебе надобно, старче? — зевая, спросил я.
   Сандаль с умным видом указал посохом на колодец.
   — Ну, это твои личные проблемы, — отреагировал я. — Чего тебе от меня надо?
   — Идем! — Старик кивнул на зловещую дыру в земле и спихнул в нее ногой среднего размера булыжник.
   Минуты через полторы снизу донеслось слабое эхо. В дикий восторг меня, разумеется, сей опыт не привел.
   — Если желаешь туда отправиться, пожалуй, помогу с превеликим удовольствием, — ласково улыбнувшись, уведомил я дедушку. — Только попроси вежливо.
   — Ты — туда, и я — туда, — не оценив юмора, сообщил Сандаль.
   — Щаз-з! Портянки только замотаю! — отказался я от предложенной чести. — А почему это сначала я, а ты — после?!
   Сандаль призадумался. Через пару минут нашел выход из создавшегося сложного положения:
   — Я — туда, ты — туда! — наивно предложил он.
   — Так-то лучше! — буркнул я, но тут же поправился под честным взглядом старика: — Чего?! Кто тебе сказал, что я туда полезу?!
   — Надо! — безапелляционно заявил он.
   — Тебе надо — ныряй! — уперся я, намереваясь не отступать не менее пяти минут.
   Вышло даже лучше, чем я ожидал: моего упорства хватило на четверть часа. Лишь потом я внял слезным мольбам, невнятным угрозам и нелепым посулам.
   — Ладно, — наконец смилостивился я, разглядывая практически отвесные стены колодца. — А как спускаться-то будем, дзи-сан? Или у тебя веревка припасена? Где ты ее прячешь?
   Сандаль задумчиво почесал тыковку, после чего буркнул, что таковой у него не имеется. Не говоря более ни слова, он бесстрашно прыгнул вниз.
   — Как все запущено-то! — тихо промолвил я, ожидая услышать из глубин колодца предсмертные хрипы.
   «В принципе, — решил я какое-то время спустя, — старик не так уж много весит, чтобы эхо падения бренных останков оповестило о его безвременной кончине».
   — Сандаль! Как ты там? — крикнул во мглу колодца на всякий случай, прежде чем свалить.
   — Жду, — донесся спокойный ответ.
   — Второго пришествия? — поинтересовался я.
   Прошла пара минут.
   — Тебя, — соизволил откликнуться старик.
   Вздохнув и перекрестившись, я зажмурил глаз и неустрашимо сиганул в колодец.
   Ничего сколько-нибудь примечательного во время полета не произошло. А приземлился я в большую кучу песка, пребольно отбив коленки. Бессердечный Сандаль без тени сочувствия наблюдал за моими попытками вправить обратно коленные чашечки. Пришлось реагировать:
   — Я тоже не в восторге от лицезрения тебя живым и здоровым… Был бы ты нормальным человеком, сломал бы себе ногу. А еще лучше — шею! — размечтался я. — Тогда бы мне не пришлось сюда прыгать.
   Сандаль с сомнением пощупал свою цыплячью шею.
   — Да ладно, шутка это, — успокоил я. — Хотя, если захочешь вдруг удариться головой о стену, останавливать не буду… Что дальше-то?
   В таинственном полумраке удалось рассмотреть ничем не примечательное небольшое круглое помещение. Единственным его украшением являлась куча песка. Ни дверей, ни щелей, ни прочих проходов в стенах не наблюдалось. Выбраться наверх не представлялось никакой возможности.
   — Дедушка, делать-то что будем? — раскаляясь, повторил я, чувствуя, как потеют мои зубы.
   — Пойдем! — вытаращился на меня, аки на безумца, Сандаль.
   — А куда?
   У Стендаля вытянулось лицо: похоже, старик серьезно засомневался в моем рассудке. Я же, наоборот, полагал, что остатков ума лишился он.
   — Дедушка, тут ведь сплошная стена! Дверей нет!
   Поняв мои сомнения, старик облегченно оскалился и, подойдя к стене, ткнул в нее посохом.
   Возможно, Сандаль был не кем иным, как очередным загробным воплощением Моисея. Во всяком случае, в точке соприкосновения посоха и стены медленно возникла приличных размеров дыра. Достигнув высоты человеческого роста (примерно), она медленно стала закрываться.
   Сандаль схватил меня за рукав и потянул за собой. Едва мы перешагнули границу, проход закрылся, и все погрузилось во мрак ночи.
   Старик выпустил мою руку и поскакал вперед. Куда мне с разбитыми коленями до его прыти!
   — Сандаль! — окликнул я. — Ты где?!
   — Здесь я, — равнодушно донеслось издали, — жду. —
   — Ждешь?! Ни хрена же не видно!
   — Иди прямо, — скучно посоветовал старик.
   Делать было нечего. На всякий случай держась за стену, осторожно побрел, тщательно изучая ногой пол.
   — Далеко идти-то? — поинтересовался я.
   — Не знаю, — честно ответил Сандаль.
   В очередной раз искренне захотелось его придушить, но при данных обстоятельствах это было невозможно.
   К великому моему счастью, шли не так уж долго — всего-навсего пару треклятых миль. Правда, в абсолютной темноте, к которой глаз никак не хотел привыкнуть.
   Чтобы скрасить скуку нудного перехода, я негромко засвистел пошлый мотивчик. Сандаль, к немалому удивлению, отреагировал сперва паскудным смешком, а потом разошелся настолько, что вспомнил слова забытой в веках песни!.. Не скажу, что после этого мое желание убить его стало хоть на толику меньше, но поход сделался несколько более культурным.
   Старик так увлекся пением, что потерял бдительность и в кромешной темноте здорово впечатался в преградившую нам путь стену. Лицезреть это мне, к сожалению, не удалось, но звук смачного удара и хлынувшие затем потоки непристойностей доставили непередаваемое" наслаждение!
   — Что такое, дзи-сан? Не больно тебе, а? — не отказал я себе в удовольствии позлорадствовать.
   Передавать ответ Сандаля не стану. Скажу одно: крайне грубый и далекий от этики!
   Вскоре старик успокоился и постучал в стену посохом. Как и следовало ожидать, открылся проход, в который мы незамедлительно вошли. А дальше…
   — Все, старик, приехали… Немедленно открой стену — я сваливаю!
   — Пф! — презрительно отозвался он.
   — Отворяй, Зараза, пока мозги не вышиб!
   Старик ловко уклонился от удара и отскочил на безопасное расстояние.
   — Надо, — зевнул он.
   Дикий ужас распространился по мне холодными волнами. С превеликим трудом удалось сдержать панику…
   Передо мной был квадратный зал — тот самый! Большую его часть занимал огромный бассейн, заполненный тяжелой серой водой, источавшей непередаваемое зловоние. В середине стоял ржавый алтарь, украшенный сгнившими цепями. Грязь — даже не грязь, а какая-то замшелость! — царила вокруг, словно сюда никто не наведывался уже не одну сотню лет. Каждый сантиметр помещения внушал настоящее омерзение.
   Мне все же удалось взять себя в руки, хотя холодный пот продолжал струиться по спине.
   — На хрена ты меня сюда затащил, старый выродок?! — как можно спокойнее поинтересовался я.
   — Ты был здесь? — Старик, как всегда, прямо не ответил.
   — Не был! Отвечай, зараза, или тебя ничто не спасет!
   — Вспомни, — будто бы попросил Сандаль.
   — Я уже сказал — НЕ БЫЛ! И вспоминать нечего! — Я подбирался к Сандалю все ближе. — Лучше бы тебе ответить по-хорошему!
   — Надо! — бросил он, отскакивая еще дальше.
   За спиной раздался скрежет. Я резко обернулся и замер — из дыры в стене вылез уродливый высохший скелет карлика, обтянутый мертвенно-серой кожей. Он с ненавистью смотрел на меня мертвыми глазами. Было в нем что-то такое, отчего я возненавидел его еще сильнее Сандаля.
   — Бэлл, — расплылся в улыбке Сандаль, — не подох?
   Карлик махнул рукой, и Сандаль, охнув, свалился на пол грудой безжизненного тряпья.
   — Бэлл?! — поразился я.
   Имя вспомнил моментально: именно оно не давало мне заснуть долгими ночами, когда я с наслаждением грезил, как будут выпучиваться глаза его носителя, как вывалится распухший язык из ненавистного рта, после того как руки мои сомкнутся на гнусной шее… Все мои страхи испарились начисто!
   — Тот самый Бэлл, который спер к-капсулу? — уточнил я, радостно скалясь. — Тот самый, из-за которого я не могу вернуться домой? Тот самый, которому предписано звездами сдохнуть от моих рук в этой дыре?
   — Что ты знаешь о звездах, чужак? — прозвучал холодный голос в моей голове.
   — Будь уверен, гораздо больше тебя! — рассмеялся я. — Не хочешь ли перед смертью признаться, где моя к-капсула?
   Карлик молчал. Я нарочито медленно вытащил меч.
   — По крайней мере, она в Солонаре?
   Карлик вступать в контакт упрямо не желал. Пожав плечами, я коротко замахнулся и что есть силы опустил сталь на лысый череп Бэлла.
   Это было весьма самонадеянно с моей стороны. Совсем выпустил из виду, что передо мной — маг, которого не так просто убить! Вот и поплатился…
   Меч со звоном вывалился из онемевшей руки, в которую словно сотни раскаленных игл вонзились! Прижав парализованную конечность к груди, попытался отдышаться.
   — Я убью тебя, как убивал прежде, чужак, — заявил ничуть не пострадавший Бэлл, по-прежнему не пользуясь голосом. — Мы возродим власть Дагона во всей его силе.
   — А ху-ху не хо-хо? — нашел я силы усмехнуться, нащупывая здоровой рукой любимый костяной нож.
   Попытка, как говорится, не пытка!.. Хотя в данном случае неудачная попытка означала только пытку. Со мной — в роли жертвы!.. Расстояние между нами минимальное; левой рукой я владею гораздо хуже правой, однако тоже очень прилично.
   Глубоко вздохнув, собрал в кулак оставшиеся силы и ударил последней надеждой, метя карлику в глаз.
   О, этот неописуемый восторг, это дикое наслаждение!.. Что может быть прекрасней, чем почувствовать, как беззащитная плоть врага поддается совсем не великому усилию!.. Я с упоением провернул лезвие в глазнице, чувствуя, как черная кровь заливает мою руку.
   Однако так просто карлик подыхать не собирался! Он тихо хмыкнул, и неведомая сила, оторвав меня от пола, пригвоздила к стене вверх ногами.
   — Глупец, — прошипел Бэлл, — я мертв уже не одну сотню сотен лет. Я был мертв задолго до рождения человеческой расы. Ни ты, ни кто иной не можете причинить мне вре…
   Тень бесшумно пролетела между нами, — и Бэлл рухнул на пол.
   — «Вре» — повторил я, удивленно глядя на не подававшего признаков жизни мага, валявшегося на полу с размозженным черепом. — Это что?
   — Дерьмо! — Живой и невредимый Сандаль плюнул на труп, деловито счищая с посоха сгустки мозгов и черной крови.
   Неведомая сила неожиданно иссякла, вследствие чего я упал, чудом не свернув шею. Отыскав в луже крови нож, брезгливо вытер его и сунул обратно в рукав.
   — Признаться, надеялся, что ты благополучно подох, — разочарованно протянул я, имея в виду, разумеется, не Бэлла, а Сандаля.
   — Я тоже, — загадочно ответил последний, громко шмыгнув носом.
   Что именно он подразумевал, выяснять я не стал, гораздо больше занятый другим вопросом.
   — И что теперь? — спросил я Сандаля, старательно изучавшего небольшой, врезанный в стену трон.
   С неудовольствием оторвавшись от увлекательного занятия, старик указал на бассейн:
   — Туда.
   — В смысле? — не понял я, поскольку обстановка не располагала к плаванию.
   — Ты иди туда, — терпеливо пояснил он.
   — А ты?
   Сандаль вместо ответа уселся на трон, всем своим видом показывая, что ему весьма комфортно.
   — Ты уверен?
   — Пф! — презрительно фыркнул он, что могло означать лишь абсолютную степень его непоколебимости.
   Все еще сомневаясь, я посмотрел на свинцовую рябь. Нырять не хотелось — уж слишком холодной казалась вода на вид!.. Но попробовать не мешало. Вдруг старик прав?
   — Стало быть, пора прощаться? — вздохнул я. — А, Сандаль?
   Ответа не последовало. От нехороших предчувствий мурашки размером со взрослую собаку протопали по моей спине. Выхватив меч, я резко обернулся…
   Все было очень просто: старик уже успел заглотить гриб-другой и теперь торчал по полной программе!
   — Стало быть, прощай, Стеридаминаль абу… тьфу ты, прости господи!.. Сингхаранха. Надеюсь больше тебя никогда не увидеть. Вкусных тебе грибков и приятных видений…
   Я смахнул ненароком набежавшую слезу… Просто воняло вокруг так, что глаза резало!
   Нырнуть?.. Или остаться здесь и окончить свои дни в голоде, холоде и общении с вонючим Сандалем? Выбор, прямо скажем, не отличался разнообразием.
   Поколебавшись еще малость для порядка, я проклял все на свете и шагнул в бассейн.
   Вода только выглядела холодной. На самом деле она оказалась еще холодней! Я очень быстро узнал, что чувствует покойник при погружении в жидкий азот. Холод сковал меня до последней косточки. Мир стремительно сузился до крохотной светлой точки. Ну, кажется, благополучно умер… И вдруг все неожиданно кончилось.

2

   Мокрый и продрогший, стоял я посреди грязной улицы — той самой, на которую не чаял вернуться и к которой каждый миг были обращены мои мысли. Наконец-то родной дом!
   Серый день, запах гнили и гари и никого вокруг… Что может быть прекрасней? Мне стало так хорошо, что я был готов обнять первого, кто попадется на глаза!
   Щелкнул автопилот, ни разу не подводивший меня в самых экстремальных ситуациях. Ноги стремительно понесли к невзрачному пятиэтажному строению, которое ранее я именовал «обителью многого зла и одного Фенрира Озолиньша».
   Миновав очередной переулок, воочию узрел свой вечно окрашенный в неопределенные цвета, грязный и потертый дом. Сердце радостно замерло в груди: долгожданное возращение состоялось!
   Мир изменился…
   Я остановился вместе с сердцем, с недоумением созерцая черно-белые цвета. Низкие облака неестественно быстро пролетали над головой, и за ними плескались черные разводы…
   Звук умер…
   Оглушительная тишина навалилась на плечи невиданной тяжестью…
   Металлический гул, нарастая, пронесся по улице, растревожив клочья серого пепла, покрывавшего все вокруг.
   Вздыбленные воронки в оплавленном асфальте… Искореженные остовы проржавевших машин… Следы пожарищ… Кости, рассыпавшиеся в прах под ногами…
   — Разве ты не к этому стремился?
   Еле различимый шепот вывел меня из оцепенения:
   — Кто здесь?
   Тени бесшумно скользили вокруг, рассматривая меня со страхом. Обреченность чувствовалась в них.
   — Разве не это результат твоих грез? — продолжил допрос шепот.
   — Кто ты?
   — Получил то, о чем вожделел?
   С трудом раздвигая облепивший меня вязкий воздух руками, я попытался идти к дому, но он лишь удалялся с каждым шагом.
   — Посмотри, ты этого хотел?
   Клочья пепла ожившей массой обволакивали мои ноги липкими щупальцами, затягивали в себя, соединялись на шее в тугой узел…
   — Твои мечты сбылись… Почему ты не рад?
   Осмелевшие тени обступили меня и смотрели с ненавистью.
   — Никогда не думал ни о чем подобном! — прохрипел я, срывая с себя щупальца пепла.
   Мир замер… Время остановилось… Лишь где-то впереди размеренно, отчетливо и громко стучал камертон.
   — Тогда зачем…
   Все вернулось на свои места. Пепел унесло порывом ветра. Я не удержался на ногах и рухнул на грязный асфальт.
   — Что за хрень такая? — обратился я к самому себе, созерцая почти возрожденный мир.
   Вернулись цвета и оттенки. Между домами подвывал ветер. Но облака по-прежнему слишком быстро мчались над головой. А еще улица была до неприличия чистой, просто стерильной — чего прежде никогда лицезреть не доводилось.
   Собрав остатки самообладания в кулак, я быстро зашагал к своему дому, нервно прислушиваясь к каждому шороху.
   Дверь выглядела вполне обычно. С двух метров… Ближе — хуже.
   Несколько минут безуспешно старался проникнуть в подъезд, используя руки, ноги и меч. Потом присмотрелся к даже не шелохнувшейся преграде: ба, да она же нарисована с небывалым мастерством! Как и окна — в этом я не замедлил убедиться, попытавшись разбить несколько ближайших рукояткой меча.
   Мир-пустышка… мир-копировщик… Здания, авто, деревья — все было искусственным, фальшивым и, судя по глухому звуку, полым изнутри.
   Несколько раз обошел дом вокруг, пиная по пути макеты наиболее дорогих машин. Происходящее меня никак не устраивало, более того — напрягало! Особенно странные облака…
   Устав ходить, присел на скамейку — точную копию той, на которую в нормальных условиях садиться брезговал. По курсу маячила копия ларька. Через бутафорскую витрину манили иллюзорные пачки сигарет, сигар, сигарил и неимоверное число жестянок разнообразнейшего хинина… Какая тоска!
   Чтобы не мучиться, устало откинулся на спинку и прикрыл глаз, ощущая неожиданно возникший во рту хвойный привкус.
   — Не хочешь смотреть? — с усмешкой прошелестел невидимый кто-то в ухо.
   От неожиданности я подскочил, яростно озираясь в поисках шутника, создавшего для меня этот мир.
   — Дать другую картинку?
   Мир вновь переменился. Иные дома, архаичный транспорт, вокруг неторопливо прогуливались люди, не обращая на меня ровно никакого внимания…
   Я замер, боясь шелохнуться и спугнуть видение, боясь, что все исчезнет в одно короткое мгновение, точно так же, как много лет тому назад.
   — Помнишь это?
   Я молча кивнул… Еще бы мне не помнить!
   Отыскал взглядом среди прочих прогуливающихся одну семью среднего достатка. Эти люди ничем не выделялись из толпы. Но не для меня! Я не мог рассмотреть их лица, скрытые пеленой тумана, но знал, кто они и что с ними произойдет через несколько минут…
   — Останови, — севшим голосом произнес я, чувствуя, как растет в горле жесткий комок, — не хочу больше смотреть…
   Зачем тревожить старые раны? Мои воспоминания касались только и только меня. Никому другому в них не было места!
   — Что так? — насмешливо удивился шепот. — Чудное место и чудное время. Прямо идиллия…
   — Останови! — не выдержав, вскричал я. — Иначе…
   — Что иначе? — радостно перебил голос.
   — Иначе найду тебя! Чего бы это ни стоило!
   — М-м, — промычал голос — мир замер. — Решил попугать? Ты ведь уже находил меня. И стоило тебе это не так уж дорого.
   Тишина и покой… Покой и полная тишина… Совершенный покой и абсолютная тишина…
   Я закрыл глаз, погрузившись в безопасную тьму.
   — Расскажи, что было потом? — без злорадства тихо попросил голос.
   — А ты не знаешь?
   Потом была война… Самая короткая за всю историю человечества! Три часа страха — и свыше полутора миллиардов унесенных жизней, выжженные радиоактивные пустыни и никто не знает сколько поколений слабоумных идиотов… Ни тогда, ни сейчас я не сожалел о безвинно пострадавших — мне до них просто не было никакого дела!
   — Я хочу знать, что ТЫ делал дальше.
   Лично я?.. Да просто выживал! Что я мог делать еще? Строить планы мести? Кому?.. В той плоскости остались единицы людей, к которым я испытывал ненависть, и до них гораздо раньше добрались другие мстители. Правда, я этого не знал…
   Меня никто не интересовал тогда. Был только я. Да еще ленивый Черч. Даже желание — маленькое! — тоже было одно.
   — А после? Что ты делал после?
   — После чего? — переспросил я, понимая, куда клонит голос.
   Открыл глаз и глубоко вздохнул. Земля распростерлась где-то далеко внизу. Я стоял на невидимой опоре среди холодных звезд, равнодушно наблюдавших за мной. Через несколько лет умрет единственная ниточка, связывающая меня с прошлым, и я навсегда останусь таким, как сейчас, — совершенно одиноким и полностью свободным.
   — Скольких ты убил?
   — Не знаю, — пожал я плечами.
   На далекой Земле стремительно вырастали великолепные красные цветы. Материки расходились, не выдержав их огненной тяжести.
   — Миллионы… А может, миллиарды… Какой прок знать это?
   Люди были для меня пустышками, кусками неодухотворенного мяса, пешками, которые я использовал в своих происках.