Страница:
— Да женщина же!
— С палочкой? — недоверчиво спросила Люс.
— Да нет же, со свечой! У них в замке невероятно вонючие свечи, мне две такие поставили в спальню, так все волосы у меня, наверно, пропахли! А тушить я боялась. Женщина со свечой, а свеча — в здоровенном подсвечнике. Совсем другая женщина, понимаешь? У нее в одной руке был кувшинчик, а в другой — подсвечник.
— И она вошла в спальню к леди, а через несколько минут вышла? — перебила Люс.
— Нет, она там довольно долго пробыла… Сперва собака гавкнула, потом умолкла, потом я уж думала возвращаться, а тут она выходит. Я — опять за сундук с бабкой…
— Ты ее видела? Ты бы могла ее узнать? — в следственном азарте спросила Люс, начиная, однако, уставать от висенья на корявой стене.
— Откуда я знаю! Она в капюшоне была! А из капюшона, по-моему, темные волосы вылезали. Я разглядела только руки — с подсвечником и с кувшинчиком.
— Ну и какие у нее были руки? — безнадежно спросила Люс.
— На правой — два перстня, я даже удивилась — оба с громадными камнями, один камень темно-красный, другой — зеленый, это же надо такие вместе надеть. Для настоящих подозрительно крупные, — тоном знатока заметила Свирель.
— Тогда, то есть теперь, такие носили, то есть носят, — объяснила Люс. — А что ты еще заметила?
— Парчовые манжеты. У нее были высокие манжеты из золотой парчи, я тоже такие примеряла, когда собиралась петь Леонору в «Трубадуре». А камни в перстнях шестигранные или восьмигранные, очень грубая работа, я таких раньше не видела, а ведь я в камнях разбираюсь, у меня дома две шкатулки с мелочью, рубиновый гарнитур, гарнитур из дымчатых топазов, колье и серьги с изумрудами, еще колье с сапфирами и бриллиантами…
— Да погоди ты! Парчовые манжеты… — Люс задумалась. — У кого в замке, кроме леди, могут быть парчовые манжеты?
— У леди Мэри, конечно, она леди Лауру перещеголяла, — сразу заявила Свирель. — Еще у леди Алисы и леди Гвендолен…
— А эти откуда взялись? — удивилась Люс.
— Леди Алиса приехала вместе с леди Мэри, только она очень устала и к столу не вышла, — объяснила Свирель. — Она, по-моему, совсем больная приехала. Она то ли сестра, то ли еще какая-то родственница леди Мэри. А леди Гвендолен — сестра леди Лауры, она в Блокхеде живет. А может, и не сестра. Я их вместе видела, когда они с галереи на меня смотрели. Мне лорд Блокхед на них показал и назвал по именам. А про леди Алису сэр Арчибальд объяснил.
— М-да-а… Ты, Свирель, очень кстати в замке появилась, — сказала Люс. — Для кого-то ты — просто подарок! Ведь на тебя можно свалить все, что угодно! Ты же не можешь оправдаться!
— Я пыталась объяснить, что я тут ни при чем, — пожаловалась Свирель, но они сперва потащили меня смотреть на мертвую леди Лауру, а потом заволокли в эту башню. Даже сэр Арчибальд не смог помочь…
— Ты и про женщину в манжетах пыталась объяснить?
— Ну конечно! Я показывала на руки, но они, конечно, ничего не поняли. А я ведь только руки видела, остальное — плащ… и еще, кажется, прядь волос… Такая длинная, темная, вроде бы завитая… Ну вот, веревка готова. Я к ней пряжку привязала, от воротника. Она ничего, тяжелая.
— Ну, кидай!
— Пряжка с веревочным хвостом выпорхнула из окна, пролетела над головой Люс и полетела дальше — прямиком в канализационный ров.
— Ворона! — застонала Люс. — Что же ты конец упустила?…
— Я не знала… — нелепо отвечала Свирель.
— Ворона! Вот ворона!
От ярости Люс утратила бдительность, и эти странные вопли услышал часовой на стене. Сперва он удивился, почему это узница так неколоратурно взывает, а потом крикнул приятелю, охранявшему соседний участок стены, по другую сторону башни, чтобы тот исхитрился и посмотрел, что же там творится.
Таким образом часовые засекли Люс, но стрелять не стали — уж больно их изумило зрелище человека, ползающего по стене на манер мухи. Зато они принялись вопить, созывая зрителей.
Поняв, что ее накрыли, Люс задумалась. Ей вовсе не хотелось сигать в грязный ров. Конечно, браслет на ее руке был всегда готов к употреблению, но как бы она вернулась, если сама повредила хрономаяк? Удирать без особой надежды вернуться в нужное время — значило бросить Серебряную Свирель на произвол судьбы. А этого она не могла.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Она переползла по стене башни к зубцам куртины, подтянулась и понеслась по этим выщербленным зубцам, прыгая с одного на другой, чуть ли не по головам потрясенных часовых. Один парень попытался схватить ее за ногу — но эта изящная ножка лихо его нокаутировала.
Люс добежала до другой башни, к счастью, тоже имеющей карниз, распласталась по стене и быстро-быстро переправилась в недосягаемое для часовых местечко. Там она огляделась, сориентировалась и поняла, где безопаснее всего будет соскочить в замковый двор.
Там ее, как выяснилось, уже ждали. Население Блокхед-холла вопило во всю глотку. Сразу пятеро бросились на Люс с дубинками и кинжалами, а один — так даже с двумя алебардами.
Но это воинство могло только насмешить чемпионку по историческому фехтованию. Нападающие, как оно в таких случаях и бывает, отпихивали друг дружку от желанной добычи, а добыча стояла перед ними, слегка расставив ноги и вытянув руки по швам.
Насмешница Люс, слегка отклонив корпус, позволила тому, кто с самой длинной дубинкой, промахнуться и шарахнуть по плечу того, кто с короткой дубинкой и кинжалом. А тому, кто с алебардами она позволила, опять же промахнувшись, сбить с ног владельца самого длинного ножа, уже смахивающего на изобретение более позднего времени — дагу, а также долбануть по лбу еще одного вредителя с дубинкой. Тогда она перешла от презрительной улыбки к делу.
Люс в прыжке съездила ногой по уху и отшвырнула на много футов громилу с алебардами, а пятого нападавшего элегантно пристукнула рукоятью своего кинжала, так что он, получив почти незаметный тычок в болезненную точку, улегся отдохнуть на утоптанную землю. Люс даже пожалела, что ей, прославленной фехтовальщице, не с кем показывать здесь свое искусство. И дала себе слово в следующий раз попроситься в семнадцатый или восемнадцатый век — если только тринадцать бабок простят ей этот раз…
Во время всей этой суматохи на галерею, опоясывавшую небольшой замковый двор, выскочил лорд Блокхед и, конечно же, узнал Люс. Именно поэтому лорд не простирал вперед руководящую длань, не посылал бойцов в атаку, а просто некоторое время созерцал подвиги Люс с ледяным величием. Он слишком хорошо помнил, как это хрупкое создание небрежно выкинуло его из седла. Но сердца аристократа не выдержало — увидев, как Люс оттолкнула ногой пятого поверженного врага, лорд сделал нетерпеливый жест в сторону вооруженных зрителей, среди которых были и участники достопамятной охоты, — мол, теперь ваша очередь…
И тут Люс заговорила.
— Эй, лорд Блокхед! Сэр Эдгар! — крикнула она. — Я хочу говорить с тобой. Именно для этого я здесь! Я сообщу тебе то, чего ты не знаешь! Я хочу говорить с тобой наедине!
— Вот сейчас тебя ко мне и приведут, — отвечал лорд, повторяя жест.
Но свита не торопилась. Люс в боевой стойке медленно оглядывала бойцов — и ни один не мог выдержать ее насмешливого взгляда.
— Я тебе еще раз говорю, лорд Блокхед! Выслушай меня! — закричала она. — И если то, что ты узнаешь, не заставит тебя изменить свое мнение о сегодняшних событиях, можешь запереть меня в эту самую башню! На хлеб и воду!
И Люс с шиком отбросила от себя длинный кинжал.
Это был всего лишь жест — она могла ровно через секунду разжиться точно таким же у неуклюжего стражника, и лорд мог бы это сообразить. Но великолепный поступок молодца из Шервудского леса, очевидно, произвел на него впечатление.
— Отведите мальчишку ко мне в опочивальню, — приказал лорд и скрылся с галереи.
Люс хмыкнула — место для беседы было какое-то странноватое. Четверо странников окружили ее. Но когда один из них сдуру решил заломить ей руку за спину, Люс как-то даже лениво подалась в сторонку, а ретивый стражник совершил небольшой полет и затормозил лбом о стенку.
— Я, кажется, задел тебя, приятель? — сочувственно обратилась Люс к пострадавшему. — Какая жалость! Ну, ребята, ведите меня! Где там у вас опочивальня лорда Блокхеда? Давненько мне хотелось там побывать!
Двое стражников помоложе переглянулись. И Люс поняла, что не напрасно она хмыкнула — генетически подозрительный лорд, очевидно, предпочитал не приносящие потомства утехи…
Видимо, стражники попытались заглянуть на полчаса в будущее. То, что они там увидели, заставило их выстроиться вокруг Люс на порядочном расстоянии. И с таким вынужденным почетом они ввели ее в трапезную, оттуда — по галерее к лестнице, и еще по каким-то узким коридорам, которые запечатлелись в тренированной памяти Люс так, как если бы она их фотографировала.
Петляя между сыроватых, не просохших с зимы каменных стен, люс вспомнила, что забыла спросить Свирель, где ее утром обнаружили, но это уже, кажется, не имело значения.
Тем временем лорд опять появился на открытой галерее и жестом позвал к себе наверх одного из своих охотников.
Тот, поленившись добежать до лестницы, просто высоко подпрыгнул и повис, а потом подтянулся и уперся локтем в дощатый пол галереи. Светлейший лорд опустился на корточки и отдал ему короткое приказание. Охотник заржал и шлепнулся обратно во двор, а лорд Блокхед поспешил в опочивальню.
10. КЛЮЧ
— С палочкой? — недоверчиво спросила Люс.
— Да нет же, со свечой! У них в замке невероятно вонючие свечи, мне две такие поставили в спальню, так все волосы у меня, наверно, пропахли! А тушить я боялась. Женщина со свечой, а свеча — в здоровенном подсвечнике. Совсем другая женщина, понимаешь? У нее в одной руке был кувшинчик, а в другой — подсвечник.
— И она вошла в спальню к леди, а через несколько минут вышла? — перебила Люс.
— Нет, она там довольно долго пробыла… Сперва собака гавкнула, потом умолкла, потом я уж думала возвращаться, а тут она выходит. Я — опять за сундук с бабкой…
— Ты ее видела? Ты бы могла ее узнать? — в следственном азарте спросила Люс, начиная, однако, уставать от висенья на корявой стене.
— Откуда я знаю! Она в капюшоне была! А из капюшона, по-моему, темные волосы вылезали. Я разглядела только руки — с подсвечником и с кувшинчиком.
— Ну и какие у нее были руки? — безнадежно спросила Люс.
— На правой — два перстня, я даже удивилась — оба с громадными камнями, один камень темно-красный, другой — зеленый, это же надо такие вместе надеть. Для настоящих подозрительно крупные, — тоном знатока заметила Свирель.
— Тогда, то есть теперь, такие носили, то есть носят, — объяснила Люс. — А что ты еще заметила?
— Парчовые манжеты. У нее были высокие манжеты из золотой парчи, я тоже такие примеряла, когда собиралась петь Леонору в «Трубадуре». А камни в перстнях шестигранные или восьмигранные, очень грубая работа, я таких раньше не видела, а ведь я в камнях разбираюсь, у меня дома две шкатулки с мелочью, рубиновый гарнитур, гарнитур из дымчатых топазов, колье и серьги с изумрудами, еще колье с сапфирами и бриллиантами…
— Да погоди ты! Парчовые манжеты… — Люс задумалась. — У кого в замке, кроме леди, могут быть парчовые манжеты?
— У леди Мэри, конечно, она леди Лауру перещеголяла, — сразу заявила Свирель. — Еще у леди Алисы и леди Гвендолен…
— А эти откуда взялись? — удивилась Люс.
— Леди Алиса приехала вместе с леди Мэри, только она очень устала и к столу не вышла, — объяснила Свирель. — Она, по-моему, совсем больная приехала. Она то ли сестра, то ли еще какая-то родственница леди Мэри. А леди Гвендолен — сестра леди Лауры, она в Блокхеде живет. А может, и не сестра. Я их вместе видела, когда они с галереи на меня смотрели. Мне лорд Блокхед на них показал и назвал по именам. А про леди Алису сэр Арчибальд объяснил.
— М-да-а… Ты, Свирель, очень кстати в замке появилась, — сказала Люс. — Для кого-то ты — просто подарок! Ведь на тебя можно свалить все, что угодно! Ты же не можешь оправдаться!
— Я пыталась объяснить, что я тут ни при чем, — пожаловалась Свирель, но они сперва потащили меня смотреть на мертвую леди Лауру, а потом заволокли в эту башню. Даже сэр Арчибальд не смог помочь…
— Ты и про женщину в манжетах пыталась объяснить?
— Ну конечно! Я показывала на руки, но они, конечно, ничего не поняли. А я ведь только руки видела, остальное — плащ… и еще, кажется, прядь волос… Такая длинная, темная, вроде бы завитая… Ну вот, веревка готова. Я к ней пряжку привязала, от воротника. Она ничего, тяжелая.
— Ну, кидай!
— Пряжка с веревочным хвостом выпорхнула из окна, пролетела над головой Люс и полетела дальше — прямиком в канализационный ров.
— Ворона! — застонала Люс. — Что же ты конец упустила?…
— Я не знала… — нелепо отвечала Свирель.
— Ворона! Вот ворона!
От ярости Люс утратила бдительность, и эти странные вопли услышал часовой на стене. Сперва он удивился, почему это узница так неколоратурно взывает, а потом крикнул приятелю, охранявшему соседний участок стены, по другую сторону башни, чтобы тот исхитрился и посмотрел, что же там творится.
Таким образом часовые засекли Люс, но стрелять не стали — уж больно их изумило зрелище человека, ползающего по стене на манер мухи. Зато они принялись вопить, созывая зрителей.
Поняв, что ее накрыли, Люс задумалась. Ей вовсе не хотелось сигать в грязный ров. Конечно, браслет на ее руке был всегда готов к употреблению, но как бы она вернулась, если сама повредила хрономаяк? Удирать без особой надежды вернуться в нужное время — значило бросить Серебряную Свирель на произвол судьбы. А этого она не могла.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Она переползла по стене башни к зубцам куртины, подтянулась и понеслась по этим выщербленным зубцам, прыгая с одного на другой, чуть ли не по головам потрясенных часовых. Один парень попытался схватить ее за ногу — но эта изящная ножка лихо его нокаутировала.
Люс добежала до другой башни, к счастью, тоже имеющей карниз, распласталась по стене и быстро-быстро переправилась в недосягаемое для часовых местечко. Там она огляделась, сориентировалась и поняла, где безопаснее всего будет соскочить в замковый двор.
Там ее, как выяснилось, уже ждали. Население Блокхед-холла вопило во всю глотку. Сразу пятеро бросились на Люс с дубинками и кинжалами, а один — так даже с двумя алебардами.
Но это воинство могло только насмешить чемпионку по историческому фехтованию. Нападающие, как оно в таких случаях и бывает, отпихивали друг дружку от желанной добычи, а добыча стояла перед ними, слегка расставив ноги и вытянув руки по швам.
Насмешница Люс, слегка отклонив корпус, позволила тому, кто с самой длинной дубинкой, промахнуться и шарахнуть по плечу того, кто с короткой дубинкой и кинжалом. А тому, кто с алебардами она позволила, опять же промахнувшись, сбить с ног владельца самого длинного ножа, уже смахивающего на изобретение более позднего времени — дагу, а также долбануть по лбу еще одного вредителя с дубинкой. Тогда она перешла от презрительной улыбки к делу.
Люс в прыжке съездила ногой по уху и отшвырнула на много футов громилу с алебардами, а пятого нападавшего элегантно пристукнула рукоятью своего кинжала, так что он, получив почти незаметный тычок в болезненную точку, улегся отдохнуть на утоптанную землю. Люс даже пожалела, что ей, прославленной фехтовальщице, не с кем показывать здесь свое искусство. И дала себе слово в следующий раз попроситься в семнадцатый или восемнадцатый век — если только тринадцать бабок простят ей этот раз…
Во время всей этой суматохи на галерею, опоясывавшую небольшой замковый двор, выскочил лорд Блокхед и, конечно же, узнал Люс. Именно поэтому лорд не простирал вперед руководящую длань, не посылал бойцов в атаку, а просто некоторое время созерцал подвиги Люс с ледяным величием. Он слишком хорошо помнил, как это хрупкое создание небрежно выкинуло его из седла. Но сердца аристократа не выдержало — увидев, как Люс оттолкнула ногой пятого поверженного врага, лорд сделал нетерпеливый жест в сторону вооруженных зрителей, среди которых были и участники достопамятной охоты, — мол, теперь ваша очередь…
И тут Люс заговорила.
— Эй, лорд Блокхед! Сэр Эдгар! — крикнула она. — Я хочу говорить с тобой. Именно для этого я здесь! Я сообщу тебе то, чего ты не знаешь! Я хочу говорить с тобой наедине!
— Вот сейчас тебя ко мне и приведут, — отвечал лорд, повторяя жест.
Но свита не торопилась. Люс в боевой стойке медленно оглядывала бойцов — и ни один не мог выдержать ее насмешливого взгляда.
— Я тебе еще раз говорю, лорд Блокхед! Выслушай меня! — закричала она. — И если то, что ты узнаешь, не заставит тебя изменить свое мнение о сегодняшних событиях, можешь запереть меня в эту самую башню! На хлеб и воду!
И Люс с шиком отбросила от себя длинный кинжал.
Это был всего лишь жест — она могла ровно через секунду разжиться точно таким же у неуклюжего стражника, и лорд мог бы это сообразить. Но великолепный поступок молодца из Шервудского леса, очевидно, произвел на него впечатление.
— Отведите мальчишку ко мне в опочивальню, — приказал лорд и скрылся с галереи.
Люс хмыкнула — место для беседы было какое-то странноватое. Четверо странников окружили ее. Но когда один из них сдуру решил заломить ей руку за спину, Люс как-то даже лениво подалась в сторонку, а ретивый стражник совершил небольшой полет и затормозил лбом о стенку.
— Я, кажется, задел тебя, приятель? — сочувственно обратилась Люс к пострадавшему. — Какая жалость! Ну, ребята, ведите меня! Где там у вас опочивальня лорда Блокхеда? Давненько мне хотелось там побывать!
Двое стражников помоложе переглянулись. И Люс поняла, что не напрасно она хмыкнула — генетически подозрительный лорд, очевидно, предпочитал не приносящие потомства утехи…
Видимо, стражники попытались заглянуть на полчаса в будущее. То, что они там увидели, заставило их выстроиться вокруг Люс на порядочном расстоянии. И с таким вынужденным почетом они ввели ее в трапезную, оттуда — по галерее к лестнице, и еще по каким-то узким коридорам, которые запечатлелись в тренированной памяти Люс так, как если бы она их фотографировала.
Петляя между сыроватых, не просохших с зимы каменных стен, люс вспомнила, что забыла спросить Свирель, где ее утром обнаружили, но это уже, кажется, не имело значения.
Тем временем лорд опять появился на открытой галерее и жестом позвал к себе наверх одного из своих охотников.
Тот, поленившись добежать до лестницы, просто высоко подпрыгнул и повис, а потом подтянулся и уперся локтем в дощатый пол галереи. Светлейший лорд опустился на корточки и отдал ему короткое приказание. Охотник заржал и шлепнулся обратно во двор, а лорд Блокхед поспешил в опочивальню.
10. КЛЮЧ
Шагая по выщербленным плитам замковых коридоров, Люс в уме составляла план кампании.
У нее не было той информации, в обмен на которую лорд Блокхед согласился бы отпустить Свирель. Люс не могла доказать, что Свирель не травила леди Лауру. И даже ее пресловутая невинность тут бы не сработала — какой чудак поверит, что девица, побывавшая в ватаге Шервудского леса, сохранила невинность?
Но Люс верила в свою фортуну.
Ей в жизни, увы, не раз приходилось блефовать. Это оправдывалось и с птицами более высокого полета, чем лорд Блокхед. Ну да, у Люс нет информации, способной сразить лорда наповал. Но, может быть, у нее найдется в запасе кое-что другое, хотя и не имеющее отношения ни к покойной леди, ни к ватаге Шервудского леса?
Когда Люс наконец привели в опочивальню, которая служила лорду и кабинетом, и молельней, и вообще чем угодно, он как раз кончал диктовать письмо. Юный монашек старательно выводил огромным пером последние слова — что-то про почтение и милость Божью. С особым тщанием хорошенький монашек вывел имя подписавшего послание владетеля, повелителя, господина и так далее. Затем он аккуратно посыпал лист песком, чтобы высушить чернила.
Лорд потрепал монашка по голове, поморщившись, когда пальцы коснулись щетинистой тонзуры, и глазами указал ему на дверь. Монашек прихватил письмо и, стряхивая с листа песок, вымелся прочь. Лорд молча, как если бы Люс не было в опочивальне, подошел к окну. Люс так же спокойно, как будто лорда не было в опочивальне, подошла к другому окну — и увидела, что монашек, наклонившись с галереи, передает письмо какому-то верзиле, что верзила кивает, что к верзиле подводят оседланных лошадей, и вообще во дворе готовятся к какому-то выезду.
Рассудив, что в жизни лорда Блокхеда достаточно хлопот и кроме Серебряной Свирели, Люс мирно ждала, пока лорд обратит на нее внимание. А потом еще немного помолчала — потому что этот гигант, повернувшись к ней, принялся ждать, чтобы она рухнула на колени, принялась его умолять или вытворила еще что-нибудь не менее нелепое.
— Ну, разбойник, — сказал наконец лорд, вальяжно усаживаясь в дубовое кресло, — я тебя слушаю. Что такого ты хотел сообщить мне наедине? Ты видишь, я настолько презираю тебя, что даже выполняю твою наглую просьбу.
— Добрый сэр, — Люс вовремя вспомнила, как Томас-Робин называл знатного пленника, — во-первых, девушка, которую ты заточил в башне, вовсе не виновата в смерти твоей леди. И я даже не прошу, чтобы ты отпустил ее, потому что ты узнаешь правду и сделаешь это без всякой просьбы…
— Не виновата?!? — лорд даже вскочил от внезапной ярости. — Она не виновата! Как же ты это докажешь, мальчишка?
— Мало ли женщин хотят стать леди Блокхед, добрый сэр? — задала риторический вопрос Люс. — Мало ли женщин мечтает о любви лорда Блокхеда?
— Ну и пусть мечтают на здоровье! Однако пока не появилась эта мерзавка, никто и пальцем не прикоснулся к моей жене. А разбойники из Шервудского леса спят и видят, как бы отправить на тот свет меня и всю мою семью! Я удивлюсь, если окажется, что мой брат еще жив!
— Тебя — с величайшим удовольствием, добрый сэр, — возразила Люс. — Но женщин и детей наши молодцы не обижают. Сэр Эдуард у нас в полной безопасности… и даже сочиняет ночью у костра латинские стихи… Но ты, кажется, хотел доказательств, добрый лорд?
— Каких доказательств?
— Доказательств невинности. Погоди немного, сейчас я тебе все докажу.
Люс стянула через голову фестончатую пелеринку с капюшоном, а затем и замшевый сюрко, оставшись в белой рубахе, от пояса вверх зашнурованной и стянутой у ворота тесьмой.
Ничтоже сумяшеся, Люс распустила тесьму и принялась искать у себя за пазухой, где не было ничего, кроме прославленного бюста. Лорд, опустившись в кресло, наблюдал за ней с большим интересом.
— Куда же оно подевалось? — воскликнула Люс. — Не может быть! Соскользнуло, что ли?
Она запустила руку в узкие штаны, пошарила у себя на животе и охлопала свои ягодицы. Зульфия назвала бы это представление грубой работой, но иным лорда Блокхеда, возможно, было бы не пронять.
— И тут нет! — констатировала Люс прискорбный факт. — Не может быть, чтобы в сапогах! А впрочем…
Она повернулась к лорду спиной, задрала ногу на подлокотник другого кресла и стала ощупывать сапог, покачивая при этом бедрами, как бы в поисках равновесия.
— Ага! — снова воскликнула она. — Кажется, здесь! Наконец-то!
И еще больше нагнулась над собственным сапогом, прогнув при этом спину и предоставив свой задний фасад, обтянутый штанами, как собственной кожей, на обозрение сэра Эдгара.
— Если добрый сэр не возражает, — сказала Люс, не оборачиваясь, — я сниму сапог и предъявлю доказательства. Мне только не хотелось бы, чтобы сюда некстати зашел кто-то из слуг. Есть вещи, которые слугам знать незачем.
И ощутила на своих бедрах две горячие руки.
— Я оценил твои доказательства, — сжимая эти стройные бедра, сказал лорд Блокхед. — Они меня вполне устраивают. Давно уже я не имел дела с такими доказательствами… Закрой-ка дверь, вот этим ключом, и скорее…
Люс повернулась и увидела, как лорд торопливо выгребает из-под свернутых рулончиками грамот на столе связку гигантских ключей. Толкнув ее к Люс, он обеими руками дернул за шнуры, завязанные узлом на шее, и роскошный плащ, стелившийся за ним по полу, с шорохом рухнул к его ногам. Затем лорд молча принялся стягивать с себя свой сюрко из тонкой кожи.
Люс удивилась тому, как легко ей удалось сбить с толку лорда Блокхеда, но сразу поняла, что если дать ему немедленно искомое наслаждение, он через пять минут придет в себя, вспомнит, что перед ним разбойник из Шервудского леса, и придумает какую-нибудь пакость. Потребует доказательств невиновности Свирели, к примеру. К тому же, Люс вовсе не хотела радовать благородного лорда так, как ему того сейчас возжелалось.
Ей нужно было совсем другое — и она только сейчас поняла, что именно. Ей нужен был ключ — один из дюжины на связке.
Очевидно, у лорда хранились все замковые ключи — и Люс вспомнила, как читала когда-то, что в средневековом замке ключи и замки были дорогим удовольствием, так что один ключ, случалось, открывал многие двери. Как бы то ни было — она положила глаз на связку. И именно потому не следовало сейчас обращать на нее ни малейшего внимания.
Люс нашла нужный ключ, старательно заперла дверь и повернулась к лорду, чтобы отдать ему связку.
Лорд Блокхед уже стоял перед ней во всей своей красе…
Это был боец, закаленный в походах и на турнирах, весь в шрамах, но сложенный лучше, чем можно было ожидать от человека, съедающего за ужином половину жареного кабана. Лорд все еще был довольно строен, мускулист, и, если бы его как следует вымыть с мочалкой, имел шанс понравиться женщине. Но Люс, увы, не догадалась взять с собой в десант мочалку…
— Ты прекрасен, — тем не менее низким голосом сказала она и даже изобразила, как в горле перехватывает дыхание. — Ты великолепен, лорд! В тебе — блаженство! В мире нет мужчин прекраснее тебя…
И она уставилась в голубые глаза лорда.
— Не прикасайся, погоди… — стараясь не столько говорить, сколько гудеть, продолжала люс. — Я подарю тебе такое блаженство, какого ты еще не знал… никогда не знал… Гляди на меня, гляди… Ты еще не знал, что такое настоящая страсть… но сейчас ты это узнаешь…
Ритмично раскачивая бедра, Люс вытянула из штанов подол рубахи и задрала его, словно собираясь стянуть ее с себя, однако не сделала этого и лишь закружилась. Зачарованный лорд следил за тем, как она, кружась, приближалась к высокой постели и вдруг кинулась на нее и, перекатившись, легла, опершись на локоть.
— Лорд Блокхед, лорд Блокхед, дай мне подарить тебе блаженство! — опять загадочно загудела Люс. — Ты еще не знал такого блаженства!
Она внезапно повернулась, сжавшись в комочек, спиной к лорду, в позе, относительно которой не было двух мнений даже в двенадцатом веке. Не успел лорд устремиться вперед — как Люс уже оказалась на полу. Она уселась, подтянув колени к подбородку, исподлобья взглянула на сэра Эдгара — и завертелась волчком, лишь чуточку приподняв скрещенные ноги и отталкиваясь от пола руками. Лорд шлепнулся в кресло, а Люс с хохотом вернулась обратно на необъятное ложе.
Там она задрала ноги вверх и изобразила что-то вроде езды на неизвестном лорду велосипеде. Но всякому баловству есть предел — по улыбке лорда Люс поняла, что к неожиданностям он привыкает, и чары вроде как спадают с него. Поэтому Люс перестала хулиганить и всерьез взялась за дело.
В свое время Асият и Зульфия учили ее восточным танцам, которые у них в роду передавались от матери к дочери и от бабки к внучке. Прелесть этих танцев, созданных, вероятно, еще любимицами халифа Гарун-аль-Рашида, была в том, что при всей своей внешней эротичности и сексуальности они не вызывали бурного подъема чувств, а скорее гипнотизировали. Они томили — но не возбуждали, и это ценилось мужчинами, не знавшими отказа у покорных женщин. Хотя полуобнаженные танцовщицы Аллах знает что выделывали перед почтенными зрителями, никто не срывался с места, не хватал красавицу в охапку и не тащил ее с победным воплем куда-нибудь подальше. Напротив — танец созерцался в полной неподвижности, а затем зрители долго приходили в себя, не говоря ни слова, лишь восхищенно прищелкивая языками и причмокивая. Кое-кто по четверть часа не мог очухаться, и приходилось возвращать его к действительности, вежливо подергивая за полу парчового халата…
С веками были найдены безошибочные ритмы, выверена их смена, и все это хранилось в глубокой тайне десятком семейств, где секретное женское оружие передавалось из поколения в поколение. Бывали случаи, когда женщины этих семейств брали на воспитание талантливых девочек с тем, чтобы отдать их за своих сыновей. И ниточка не прерывалась.
Конечно, Люс недоставало горошины плейера в ухе, недоставало привычной тягучей, перебиваемой бубном, мелодии. Лорду тоже не помешало бы это сильнодействующее средство. Но петь Люс не решалась. Мог случиться обратный эффект…
Пришлось обойтись без мелодии.
Люс встала на колени, боком к лорду, и пустила по всему телу волну снизу вверх, до кончиков пальцев поднятых рук, и еще волну, более интенсивную, и еще — послабее… Потом она, оставаясь сидеть на коленях, всем телом повернулась к лорду и заиграла грудью, прикрывая при этом руками лицо. Потом опять сделала поворот и пустила несколько волн. И, наконец, медленно развернулась к лорду спиной и ритмично заколыхала бедрами, соблюдая этот ритм и в плавных движениях поднятых вверх рук.
Поколдовав еще и таким образом, Люс широко развела руки и так прогнулась, что ее запрокинутое лицо оказалось обращено к остолбеневшему лорду. В том же медленном ритме она пустила еще несколько волн — от кончиков пальцев левой руки к кончикам пальцев правой.
Чувствуя, что ритм найден верно, Люс прогнулась еще больше, уперлась в пол головой и встала на борцовский мостик, причем так напрягла грудь, что та венчала все ее изогнувшееся тело. Медленно покачиваясь, Люс продолжала пускать волны по рукам, а потом встала и в настоящий мост.
Это была несложная акробатика — но для деревенского лорда в новинку. Вряд ли соседние леди и девицы, которым доводилось его соблазнять, выделывали что-нибудь этакое. Люс могла себе представить, что это были за романы — достаточно пошлое ухаживание и торопливая близость… Ей даже стало обидно — невелика заслуга выделиться на таком убогом фоне.
Размышляя обо всем этом, Люс встала на руки, прогнула спину и пришла на ноги прямо перед лордом.
— Ты мужчина или женщина?… — хрипло спросил он, а в глазах уже не было ни тени разума. Штучки времен Гарун-Аль-Рашида сработали, как всегда, безупречно.
— Я женщина, я женщина! — глядя лорду в глаза, Люс протянула руку к его солнечному сплетению. Он не возражал, когда острый палец уперся в определенную точку, не возражал он и тогда, когда, испытав сильное давление, вдруг закрыл глаза, обмяк в кресте и сполз к ногам Люс.
Он был мгновенно связан собственными штанами и поясом, а край роскошного плаща Люс использовала вместо кляпа. Затем она быстро зашнуровала рубашку, накинула сюрко, оттащила бесчувственное тело вглубь комнаты, к кровати, схватила связку ключей и осторожно приоткрыла дверь.
Увы — перед опочивальней лорда Блокхеда было что-то вроде вестибюля, и там толклись люди.
Люс так же бесшумно, как и открывала, закрыла дверь и очень медленно провернула в замке огромный ключ.
Но тут лорд очухался.
И это было ужасно!
Он пришел в совершенную ярость, стал извиваться на полу, рычать и подвывать. К сожалению, Люс не сообразила затолкать лорда под тяжеленную кровать, живо напоминавшую, благодаря балдахину с фестонами, сцену провинциального театра. Под кроватью он мог бушевать сколько душе угодно.
Неосторожно оставленный на открытом пространстве лорд Блокхед, катаясь и дергаясь, добился-таки нужного эффекта — опрокинул кресло. Кресло свалилось на лорда, а было оно дубовое. Лорд взвыл и, выкарабкиваясь, поднял страшный грохот.
Люс поняла, что пляска обнаженного и связанного собственными штанами лорда рано или поздно привлечет внимание тех, кто толчется снаружи. А поскольку владелец замка уединился с разбойником из Шервудского леса, бдительная свита, услышав грохот, попытается взломать дверь. Это сложно, но, увы, вполне возможно, особенно если принести со двора бревно и вшестером раскачать его на манер тарана. Тем более, что места в вестибюле для этого хватит.
— Ишь, распрыгался! — сказала Люс лорду. — Вообрази, как обрадуется твоя команда, обнаружив тебя в такой виде! Сексапильненький ты наш! Ладно, будешь вести себя хорошо — прикрою срам.
Лорд заскрежетал зубами и брыкнул воздух.
Пожав плечами, Люс вынула ключ из замка, взяла кольцо связки в зубы и взобралась на подоконник.
Стена снаружи была, естественно, корявая, ползать по такой — одно удовольствие. Правда, во дворе замка вовсю хозяйничали — скотницы несли на кухню молоко и сыр, повар смолил тушу, прачки развешивали белье, огородник прикатил тачку с репой… Но Люс знала — простой смертный, да еще занятый будничным делом, без нужны таращиться вверх не станет.
Ей нужно было всего-навсего добраться до внутренней галереи, снять не ждущего нападения часового, подобрать ключ, проникнуть в башню и убедиться, что Серебряная Свирель благополучно вернулась в свою эпоху. Дав себе слово впредь не связываться с такими растяпами, Люс решительно полезла по стене.
С часовым все было очень просто — Люс небрежно скинула его вниз, прямо в бочку с водой, запасенную для лошадей. А поскольку она очень аккуратно провела подсечку, а потом не забыла распластаться на полу галереи, то бедняга честно решил, что это он сам сдуру споткнулся, поскользнулся и грохнулся.
Пока внизу с большим восторгом вылавливали из бочки часового, Люс проползла к двери и, стоя на коленях, начала пробовать ключи. Но тут ей не повезло — по закону подлости, нужный ключ должен был попасть к ней в руки последним.
Когда же она скрежетала в скважине замка предпоследним ключом, мимо ее виска свистнула стрела и вонзилась в дверь башни. Потом волос Люс коснулись еще три стрелы — будь у нее прежняя прическа «одуванчик», эти стрелы пригвоздили бы ее за волосы, и ей оставалось бы только ждать, пока явятся стражники и отцепят ее от двери, потому что обрезать волосы и то ей было сейчас нечем.
Люс по— пластунски поползла прочь от двери, даже не представляя, где она теперь скроется.
Галерея замкового двора была своего рода коридором, куда выходили двери от покоев лорда, леди, сэра Эдуарда, замкового капеллана, еще каких-то помещений. Комизм ситуации заключался в том, что Люс имела ключи от всех этих дверей, только без бирочек с номерами. Она не могла даже встать на колени, чтобы дотянуться до замка и попробовать хоть один ключ — ее немедленно заметили бы снизу.
У нее не было той информации, в обмен на которую лорд Блокхед согласился бы отпустить Свирель. Люс не могла доказать, что Свирель не травила леди Лауру. И даже ее пресловутая невинность тут бы не сработала — какой чудак поверит, что девица, побывавшая в ватаге Шервудского леса, сохранила невинность?
Но Люс верила в свою фортуну.
Ей в жизни, увы, не раз приходилось блефовать. Это оправдывалось и с птицами более высокого полета, чем лорд Блокхед. Ну да, у Люс нет информации, способной сразить лорда наповал. Но, может быть, у нее найдется в запасе кое-что другое, хотя и не имеющее отношения ни к покойной леди, ни к ватаге Шервудского леса?
Когда Люс наконец привели в опочивальню, которая служила лорду и кабинетом, и молельней, и вообще чем угодно, он как раз кончал диктовать письмо. Юный монашек старательно выводил огромным пером последние слова — что-то про почтение и милость Божью. С особым тщанием хорошенький монашек вывел имя подписавшего послание владетеля, повелителя, господина и так далее. Затем он аккуратно посыпал лист песком, чтобы высушить чернила.
Лорд потрепал монашка по голове, поморщившись, когда пальцы коснулись щетинистой тонзуры, и глазами указал ему на дверь. Монашек прихватил письмо и, стряхивая с листа песок, вымелся прочь. Лорд молча, как если бы Люс не было в опочивальне, подошел к окну. Люс так же спокойно, как будто лорда не было в опочивальне, подошла к другому окну — и увидела, что монашек, наклонившись с галереи, передает письмо какому-то верзиле, что верзила кивает, что к верзиле подводят оседланных лошадей, и вообще во дворе готовятся к какому-то выезду.
Рассудив, что в жизни лорда Блокхеда достаточно хлопот и кроме Серебряной Свирели, Люс мирно ждала, пока лорд обратит на нее внимание. А потом еще немного помолчала — потому что этот гигант, повернувшись к ней, принялся ждать, чтобы она рухнула на колени, принялась его умолять или вытворила еще что-нибудь не менее нелепое.
— Ну, разбойник, — сказал наконец лорд, вальяжно усаживаясь в дубовое кресло, — я тебя слушаю. Что такого ты хотел сообщить мне наедине? Ты видишь, я настолько презираю тебя, что даже выполняю твою наглую просьбу.
— Добрый сэр, — Люс вовремя вспомнила, как Томас-Робин называл знатного пленника, — во-первых, девушка, которую ты заточил в башне, вовсе не виновата в смерти твоей леди. И я даже не прошу, чтобы ты отпустил ее, потому что ты узнаешь правду и сделаешь это без всякой просьбы…
— Не виновата?!? — лорд даже вскочил от внезапной ярости. — Она не виновата! Как же ты это докажешь, мальчишка?
— Мало ли женщин хотят стать леди Блокхед, добрый сэр? — задала риторический вопрос Люс. — Мало ли женщин мечтает о любви лорда Блокхеда?
— Ну и пусть мечтают на здоровье! Однако пока не появилась эта мерзавка, никто и пальцем не прикоснулся к моей жене. А разбойники из Шервудского леса спят и видят, как бы отправить на тот свет меня и всю мою семью! Я удивлюсь, если окажется, что мой брат еще жив!
— Тебя — с величайшим удовольствием, добрый сэр, — возразила Люс. — Но женщин и детей наши молодцы не обижают. Сэр Эдуард у нас в полной безопасности… и даже сочиняет ночью у костра латинские стихи… Но ты, кажется, хотел доказательств, добрый лорд?
— Каких доказательств?
— Доказательств невинности. Погоди немного, сейчас я тебе все докажу.
Люс стянула через голову фестончатую пелеринку с капюшоном, а затем и замшевый сюрко, оставшись в белой рубахе, от пояса вверх зашнурованной и стянутой у ворота тесьмой.
Ничтоже сумяшеся, Люс распустила тесьму и принялась искать у себя за пазухой, где не было ничего, кроме прославленного бюста. Лорд, опустившись в кресло, наблюдал за ней с большим интересом.
— Куда же оно подевалось? — воскликнула Люс. — Не может быть! Соскользнуло, что ли?
Она запустила руку в узкие штаны, пошарила у себя на животе и охлопала свои ягодицы. Зульфия назвала бы это представление грубой работой, но иным лорда Блокхеда, возможно, было бы не пронять.
— И тут нет! — констатировала Люс прискорбный факт. — Не может быть, чтобы в сапогах! А впрочем…
Она повернулась к лорду спиной, задрала ногу на подлокотник другого кресла и стала ощупывать сапог, покачивая при этом бедрами, как бы в поисках равновесия.
— Ага! — снова воскликнула она. — Кажется, здесь! Наконец-то!
И еще больше нагнулась над собственным сапогом, прогнув при этом спину и предоставив свой задний фасад, обтянутый штанами, как собственной кожей, на обозрение сэра Эдгара.
— Если добрый сэр не возражает, — сказала Люс, не оборачиваясь, — я сниму сапог и предъявлю доказательства. Мне только не хотелось бы, чтобы сюда некстати зашел кто-то из слуг. Есть вещи, которые слугам знать незачем.
И ощутила на своих бедрах две горячие руки.
— Я оценил твои доказательства, — сжимая эти стройные бедра, сказал лорд Блокхед. — Они меня вполне устраивают. Давно уже я не имел дела с такими доказательствами… Закрой-ка дверь, вот этим ключом, и скорее…
Люс повернулась и увидела, как лорд торопливо выгребает из-под свернутых рулончиками грамот на столе связку гигантских ключей. Толкнув ее к Люс, он обеими руками дернул за шнуры, завязанные узлом на шее, и роскошный плащ, стелившийся за ним по полу, с шорохом рухнул к его ногам. Затем лорд молча принялся стягивать с себя свой сюрко из тонкой кожи.
Люс удивилась тому, как легко ей удалось сбить с толку лорда Блокхеда, но сразу поняла, что если дать ему немедленно искомое наслаждение, он через пять минут придет в себя, вспомнит, что перед ним разбойник из Шервудского леса, и придумает какую-нибудь пакость. Потребует доказательств невиновности Свирели, к примеру. К тому же, Люс вовсе не хотела радовать благородного лорда так, как ему того сейчас возжелалось.
Ей нужно было совсем другое — и она только сейчас поняла, что именно. Ей нужен был ключ — один из дюжины на связке.
Очевидно, у лорда хранились все замковые ключи — и Люс вспомнила, как читала когда-то, что в средневековом замке ключи и замки были дорогим удовольствием, так что один ключ, случалось, открывал многие двери. Как бы то ни было — она положила глаз на связку. И именно потому не следовало сейчас обращать на нее ни малейшего внимания.
Люс нашла нужный ключ, старательно заперла дверь и повернулась к лорду, чтобы отдать ему связку.
Лорд Блокхед уже стоял перед ней во всей своей красе…
Это был боец, закаленный в походах и на турнирах, весь в шрамах, но сложенный лучше, чем можно было ожидать от человека, съедающего за ужином половину жареного кабана. Лорд все еще был довольно строен, мускулист, и, если бы его как следует вымыть с мочалкой, имел шанс понравиться женщине. Но Люс, увы, не догадалась взять с собой в десант мочалку…
— Ты прекрасен, — тем не менее низким голосом сказала она и даже изобразила, как в горле перехватывает дыхание. — Ты великолепен, лорд! В тебе — блаженство! В мире нет мужчин прекраснее тебя…
И она уставилась в голубые глаза лорда.
— Не прикасайся, погоди… — стараясь не столько говорить, сколько гудеть, продолжала люс. — Я подарю тебе такое блаженство, какого ты еще не знал… никогда не знал… Гляди на меня, гляди… Ты еще не знал, что такое настоящая страсть… но сейчас ты это узнаешь…
Ритмично раскачивая бедра, Люс вытянула из штанов подол рубахи и задрала его, словно собираясь стянуть ее с себя, однако не сделала этого и лишь закружилась. Зачарованный лорд следил за тем, как она, кружась, приближалась к высокой постели и вдруг кинулась на нее и, перекатившись, легла, опершись на локоть.
— Лорд Блокхед, лорд Блокхед, дай мне подарить тебе блаженство! — опять загадочно загудела Люс. — Ты еще не знал такого блаженства!
Она внезапно повернулась, сжавшись в комочек, спиной к лорду, в позе, относительно которой не было двух мнений даже в двенадцатом веке. Не успел лорд устремиться вперед — как Люс уже оказалась на полу. Она уселась, подтянув колени к подбородку, исподлобья взглянула на сэра Эдгара — и завертелась волчком, лишь чуточку приподняв скрещенные ноги и отталкиваясь от пола руками. Лорд шлепнулся в кресло, а Люс с хохотом вернулась обратно на необъятное ложе.
Там она задрала ноги вверх и изобразила что-то вроде езды на неизвестном лорду велосипеде. Но всякому баловству есть предел — по улыбке лорда Люс поняла, что к неожиданностям он привыкает, и чары вроде как спадают с него. Поэтому Люс перестала хулиганить и всерьез взялась за дело.
В свое время Асият и Зульфия учили ее восточным танцам, которые у них в роду передавались от матери к дочери и от бабки к внучке. Прелесть этих танцев, созданных, вероятно, еще любимицами халифа Гарун-аль-Рашида, была в том, что при всей своей внешней эротичности и сексуальности они не вызывали бурного подъема чувств, а скорее гипнотизировали. Они томили — но не возбуждали, и это ценилось мужчинами, не знавшими отказа у покорных женщин. Хотя полуобнаженные танцовщицы Аллах знает что выделывали перед почтенными зрителями, никто не срывался с места, не хватал красавицу в охапку и не тащил ее с победным воплем куда-нибудь подальше. Напротив — танец созерцался в полной неподвижности, а затем зрители долго приходили в себя, не говоря ни слова, лишь восхищенно прищелкивая языками и причмокивая. Кое-кто по четверть часа не мог очухаться, и приходилось возвращать его к действительности, вежливо подергивая за полу парчового халата…
С веками были найдены безошибочные ритмы, выверена их смена, и все это хранилось в глубокой тайне десятком семейств, где секретное женское оружие передавалось из поколения в поколение. Бывали случаи, когда женщины этих семейств брали на воспитание талантливых девочек с тем, чтобы отдать их за своих сыновей. И ниточка не прерывалась.
Конечно, Люс недоставало горошины плейера в ухе, недоставало привычной тягучей, перебиваемой бубном, мелодии. Лорду тоже не помешало бы это сильнодействующее средство. Но петь Люс не решалась. Мог случиться обратный эффект…
Пришлось обойтись без мелодии.
Люс встала на колени, боком к лорду, и пустила по всему телу волну снизу вверх, до кончиков пальцев поднятых рук, и еще волну, более интенсивную, и еще — послабее… Потом она, оставаясь сидеть на коленях, всем телом повернулась к лорду и заиграла грудью, прикрывая при этом руками лицо. Потом опять сделала поворот и пустила несколько волн. И, наконец, медленно развернулась к лорду спиной и ритмично заколыхала бедрами, соблюдая этот ритм и в плавных движениях поднятых вверх рук.
Поколдовав еще и таким образом, Люс широко развела руки и так прогнулась, что ее запрокинутое лицо оказалось обращено к остолбеневшему лорду. В том же медленном ритме она пустила еще несколько волн — от кончиков пальцев левой руки к кончикам пальцев правой.
Чувствуя, что ритм найден верно, Люс прогнулась еще больше, уперлась в пол головой и встала на борцовский мостик, причем так напрягла грудь, что та венчала все ее изогнувшееся тело. Медленно покачиваясь, Люс продолжала пускать волны по рукам, а потом встала и в настоящий мост.
Это была несложная акробатика — но для деревенского лорда в новинку. Вряд ли соседние леди и девицы, которым доводилось его соблазнять, выделывали что-нибудь этакое. Люс могла себе представить, что это были за романы — достаточно пошлое ухаживание и торопливая близость… Ей даже стало обидно — невелика заслуга выделиться на таком убогом фоне.
Размышляя обо всем этом, Люс встала на руки, прогнула спину и пришла на ноги прямо перед лордом.
— Ты мужчина или женщина?… — хрипло спросил он, а в глазах уже не было ни тени разума. Штучки времен Гарун-Аль-Рашида сработали, как всегда, безупречно.
— Я женщина, я женщина! — глядя лорду в глаза, Люс протянула руку к его солнечному сплетению. Он не возражал, когда острый палец уперся в определенную точку, не возражал он и тогда, когда, испытав сильное давление, вдруг закрыл глаза, обмяк в кресте и сполз к ногам Люс.
Он был мгновенно связан собственными штанами и поясом, а край роскошного плаща Люс использовала вместо кляпа. Затем она быстро зашнуровала рубашку, накинула сюрко, оттащила бесчувственное тело вглубь комнаты, к кровати, схватила связку ключей и осторожно приоткрыла дверь.
Увы — перед опочивальней лорда Блокхеда было что-то вроде вестибюля, и там толклись люди.
Люс так же бесшумно, как и открывала, закрыла дверь и очень медленно провернула в замке огромный ключ.
Но тут лорд очухался.
И это было ужасно!
Он пришел в совершенную ярость, стал извиваться на полу, рычать и подвывать. К сожалению, Люс не сообразила затолкать лорда под тяжеленную кровать, живо напоминавшую, благодаря балдахину с фестонами, сцену провинциального театра. Под кроватью он мог бушевать сколько душе угодно.
Неосторожно оставленный на открытом пространстве лорд Блокхед, катаясь и дергаясь, добился-таки нужного эффекта — опрокинул кресло. Кресло свалилось на лорда, а было оно дубовое. Лорд взвыл и, выкарабкиваясь, поднял страшный грохот.
Люс поняла, что пляска обнаженного и связанного собственными штанами лорда рано или поздно привлечет внимание тех, кто толчется снаружи. А поскольку владелец замка уединился с разбойником из Шервудского леса, бдительная свита, услышав грохот, попытается взломать дверь. Это сложно, но, увы, вполне возможно, особенно если принести со двора бревно и вшестером раскачать его на манер тарана. Тем более, что места в вестибюле для этого хватит.
— Ишь, распрыгался! — сказала Люс лорду. — Вообрази, как обрадуется твоя команда, обнаружив тебя в такой виде! Сексапильненький ты наш! Ладно, будешь вести себя хорошо — прикрою срам.
Лорд заскрежетал зубами и брыкнул воздух.
Пожав плечами, Люс вынула ключ из замка, взяла кольцо связки в зубы и взобралась на подоконник.
Стена снаружи была, естественно, корявая, ползать по такой — одно удовольствие. Правда, во дворе замка вовсю хозяйничали — скотницы несли на кухню молоко и сыр, повар смолил тушу, прачки развешивали белье, огородник прикатил тачку с репой… Но Люс знала — простой смертный, да еще занятый будничным делом, без нужны таращиться вверх не станет.
Ей нужно было всего-навсего добраться до внутренней галереи, снять не ждущего нападения часового, подобрать ключ, проникнуть в башню и убедиться, что Серебряная Свирель благополучно вернулась в свою эпоху. Дав себе слово впредь не связываться с такими растяпами, Люс решительно полезла по стене.
С часовым все было очень просто — Люс небрежно скинула его вниз, прямо в бочку с водой, запасенную для лошадей. А поскольку она очень аккуратно провела подсечку, а потом не забыла распластаться на полу галереи, то бедняга честно решил, что это он сам сдуру споткнулся, поскользнулся и грохнулся.
Пока внизу с большим восторгом вылавливали из бочки часового, Люс проползла к двери и, стоя на коленях, начала пробовать ключи. Но тут ей не повезло — по закону подлости, нужный ключ должен был попасть к ней в руки последним.
Когда же она скрежетала в скважине замка предпоследним ключом, мимо ее виска свистнула стрела и вонзилась в дверь башни. Потом волос Люс коснулись еще три стрелы — будь у нее прежняя прическа «одуванчик», эти стрелы пригвоздили бы ее за волосы, и ей оставалось бы только ждать, пока явятся стражники и отцепят ее от двери, потому что обрезать волосы и то ей было сейчас нечем.
Люс по— пластунски поползла прочь от двери, даже не представляя, где она теперь скроется.
Галерея замкового двора была своего рода коридором, куда выходили двери от покоев лорда, леди, сэра Эдуарда, замкового капеллана, еще каких-то помещений. Комизм ситуации заключался в том, что Люс имела ключи от всех этих дверей, только без бирочек с номерами. Она не могла даже встать на колени, чтобы дотянуться до замка и попробовать хоть один ключ — ее немедленно заметили бы снизу.