Страница:
Так она доползла до лестницы. Это пространство переползать было опасно — мало ли кто затаился с луком внизу у поворота лестницу и ждет, чтобы на уровне пола показалась ее голова?
Люс замерла. Возвращаться назад не имело смысла. Впереди, возможно, ждала самая настоящая смерть. Она подумала — а не перескочить ли через перила галереи прямо во двор и не разобраться ли там на месте, сколько лучников за ней охотятся и на что они вообще способны. Но выходить против лука с голыми руками было нелепо. Люс неплохо метала нож — но ее кинжал остался там, где она так эффектно бросила его перед лордом.
Был еще один выход — браслет. Самый последний выход. Но Люс не могла спасаться бегством, бросив Серебряную Свирель на произвол судьбы. Это было ниже ее достоинства.
И тут одна из дверей скрипнула.
Люс откатилась в сторону, и вовремя — на галерею, видимо, привлеченный шумом, вышел почтенный старец в длинных седых кудрях и темно-алой мантии, похожий на карточного короля, с виду лет этак ста сорока восьми. Старец молча поднял руку, чтобы его увидели и случайно не выстрелили.
Люс поняла, что это и есть местный Мафусаил — сэр Арчибальд, единственный богатый родственник здешних хозяев, который назначил своим наследником юного лорда Эдуарда, если сам не обзаведется еще более юным наследником.
— Что за кавардак? — брюзгливым голосом осведомился сэр Мафусаил. — Чтобы в приличном замке стреляли из луков! Куда подевался сэр Эдгар?
И он перегнулся через перила, приложив ладонь к уху, чтобы лучше слышать рапорт стражи.
Ему доложили, что по замку шастает злоумышленник, заперший лорда Блокхеда в его же собственной опочивальне, а теперь шныряющий где-по по галерее.
Сэр Арчибальд выпрямился и обозрел галерею.
— Пьяны вы, голубчики, вот что, — сообщил он стрелкам. — Я еще владею своими пятью чувствами, но никого тут не вижу.
Он и не мог увидеть — Люс за его спиной скользнула в комнату.
Там, к счастью, никого не оказалось.
Это было сравнительно небольшое помещение, уставленное сундуками и неразвязанными тюками. Здесь же на табуретах лежали дорогие седла с вальтрапами, со спинок скамей свисали богато отделанные плащи. Очевидно, сэр Арчибальд, приехавший вызволять сэра Эдуарда, еще не приказал распаковать свой багаж.
Люс поднялась на ноги и в два прыжка была возле двери, которая, очевидно, вела в более приспособленное для жилья помещение. Но с другой стороны в это же время подошел человек. Услышав шаги, Люс отскочила и схоронилась за сундуком, натянув еще на себя край плаща.
Вошла женщина.
— Сэр Арчибальд! — позвала она. — Что там стряслось?
— Что случилось, Арчи? — это был уже другой женский голос.
— Пить меньше надо, — объяснил ситуацию старый лорд, входя и закрывая за собой дверь. — Они там расстреливают из луков фей и эльфов, а также гоняются за невидимками. Ступай к себе, Мэри, не серди меня.
— Слушаюсь, сэр, — без особого восторга отвечал второй женский голос.
— Это уж чересчур, сэр Арчибальд! — возмутился первый. — Нельзя же держать взаперти молодую женщину!
— Если эту молодую женщину не держать взаперти, она вскоре порадует меня таким наследником, без какого я охотно бы обошелся, — спокойно возразил сэр Арчибальд.
Люс поняла — это супруга Мафусаила, которая на семьдесят лет моложе его, и ее родственница, леди Алиса. А о желании леди Мэри родить старику наследника она уже слышала от Томаса-Робина.
— Нам, как благородным дамам, сейчас нужно быть в часовне и оплакивать леди Лауру, — не унималась леди Алиса. — Кто, как не она, нуждается сейчас в наших молитвах!
— Мы взяли с собой все необходимое для молитв, — напомнил лорд. — Часослов, молитвенник с картинками, образки и свечи. А ваши молитвы Господь одинаково хорошо услышит и отсюда, и из часовни, поскольку слух у него куда как получше моего…
Люс усмехнулась — старик ей определенно нравился.
— Не пререкайся с ним, Алиса, — подозрительно кротко сказала леди Мэри. — Каждому Господь посылает испытание, очевидно, это — всего лишь кара за мои грехи.
— Поскольку Господь справедлив, то скорее уж ты, леди — кара за мои многие грехи. Согласись, что я успел нагрешить побольше твоего, — вполне добродушно заявил сэр Арчибальд.
— Грешили вы, очевидно, немало, — согласилась супруга, — так что на мою долю почти ничего и не осталось.
— В моем возрасте это дело обычное, — напомнил старый лорд. — Мы с тобой, леди, как два отчаянных игрока в кости, которые поставили на кон все, чем владеют. Если тебе удастся дать мне законного наследника — ты получаешь все мое имущество до его совершеннолетия! Если мне удается сделать тебе этого законного наследника — я умру крайне довольный. А если нет — не обессудь, леди, а праздновать победу будет сэр Эдуард.
— Да что же это такое! — воскликнула вдруг леди Алиса. — В замке умерла хозяйка, а они такой галдеж подняли!
Люс догадывалась, что это может быть за галдеж. Очевидно, удалось проникнуть в опочивальню к лорду. А зрелище он собой представлял занятное!
— Ну что же, если хозяин не может навести порядок, то придется гостю, — с тем старый лорд величественно вышел на галерею.
Как только дверь за ним захлопнулась, обе леди повалились на скамьи и расхохотались.
Люс осторожно высунулась — ей было интересно, как выглядит супруга Мафусаила. И она увидела двух молоденьких полненьких женщин, одну — в алом платье с квадратным вырезом, другую — в черном, закрытом, причем на первой была белая вуаль, которую удерживал на голове парчовый венчик, а на второй — белый, хитроумно намотанный, так что ни волоска не было видно, большой платок со свисающими на спину углами. Очевидно, это была леди Алиса, и она уже успела овдоветь.
Из— под вуали леди Мэри падали ей на плечи и на грудь длинные темные локоны…
Обе хохотушки приподнялись, каждая на своей скамье, прижали пальчики к губам и опять рассмеялись.
— Тише, тише!… — зашептала леди Алиса.
— Не могу, — отвечала леди Мэри. — Ой, право, не могу!
— Насчет наследника сэр может не беспокоиться! — прямо-таки взвизгнула леди Алиса.
— Наилучшего качества и превосходных свойств! — добавила леди Мэри.
— Остается вторая часть нашего плана — выйти замуж за лорда Блокхеда!
— И хорошо выдать замуж тебя!
Люс ахнула.
— Царствие небесное леди Лауре, — с подозрительным смирением провозгласила леди Алиса.
— Погоди, еще немного — и я уж тебя отблагодарю, — пообещала леди Мэри. — Мне бы только родить этого наследничка… За все тебя отблагодарю! И так тебя замуж выдам — все графство вздрогнет!
— Я же говорила тебе — не хнычь, смирись, поезжай в Блокхед-холл, а тут все и решится, — ласково сказала леди Алиса. — Видишь, старших всегда слушать надо.
— Знала бы ты, как я боялась одна, ночью, в чужом замке… — призналась леди Мэри.
Дольше Люс слушать все это не могла. Она возникла из-за сундука, свирепая, как голодная тигрица.
Обе хохотушки шарахнулись от нее.
— А теперь мы все трое пойдем к лорду Блокхеду! — ледяным голосом сказала Люс. — И во всем ему признаемся!
— В чем признаемся?… — заикаясь спросила, как старшая и более смелая, леди Алиса.
— Во всем!
— Я не понимаю вас, добрый сэр, — вступила в разговор и леди Мэри. — В чем вы нас обвиняете? И при чем тут лорд Блокхед?
— При том, что из-за вас может погибнуть невинная женщина, и я этого не допущу, — сурово объявила Люс. — Она виновата только тем, что не знает вашего… нашего языка и не может оправдаться! Но я не позволю повесить на нее убийство леди Лауры!
— Что сделать? Кого повесить? — изумились обе леди, из чего Люс поняла, что буквальный перевод в двенадцатом веке может привести к недоразумениям.
— Из-за вас может погибнуть итальянка! — уже более вразумительно сказала Люс.
— Итальянская блудница?
— Да никакая она не блудница! — выкрикнув это, Люс поняла, что нервы у нее — основательно на взводе. Обычно она до шумных разборок не опускалась.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Она взяла себя в руки. Она сделала несколько дыхательных упражнений, добросовестно сопя, к большому удивлению обеих леди. И она пришла в чувство.
Сев в кресло напротив леди Мэри, Люс закинула ногу на ногу.
— Одна из вас виновата в смерти леди Лауры! — сказала она. — Я точно это знаю!
Леди Мэри растерянно посмотрела на леди Алису, а та опустила голову.
— Мне совершенно безразлично, кто будет наследником старого Мафусаила, — продолжала Люс. — По мне, так хоть рогатый охотник Хорн из Шервудского леса! Но я не позволю обижать итальянку! Или мы немедленно идем к лорду блокхеду и признаемся, или я иду к сэру Арчибальду и рассказываю ему, что у него уже есть наследник! А он пусть вспоминает, когда это ему удалось.
— Только не это! — вскрикнула леди Мэри.
— Добрый сэр!… — обратилась к Люс смертельно бледная леди Алиса. — Мы не имеем к итальянке никакого отношения! Мы просто две глупые женщины… и нас сбила с толку старая ирландка Бриджет Би… это она дала нам корень и иголки… а больше мы ничего не делали!
— Что за корень? — сурово спросила Люс.
— Она говорит, что это мандрагора… — пролепетала леди Алиса. — И молодой сэр Эдуард тоже говорил, что это делается с помощью мандрагоры… Мы же не знали, что сэр Эдгар поймает на охоте итальянку!
— Но он поймал ее очень кстати для вас!
Тут дверь распахнулась. На пороге встал во весь свой немалый рост сэр Арчибальд.
— Вообрази себе, леди, что случилось! Напрасно мы, видать, ехали сюда… — начал было он. — Но позвольте! Ведь двери были на запоре! Не в сундуке же вы привезли сюда этого пажа!
— Он ворвался! Он вломился! Его никто не звал! — наперебой завопили леди.
— Я вижу, ты всерьез заботишься о наследнике, голубушка! — И сэр Мафусаил захлопнул за собой дверь. — А ну-ка, дитя мое, расскажи всю правду, и будет тебе от меня хорошенький подарочек!
Это уже адресовалось к Люс.
— Ваше наследство, добрый сэр, тут ни при чем, — честно сказала Люс. — А просто моя госпожа попала в плен, ее привезли в этот замок, а я, как честный паж, хочу ее освободить!
— И кто же твоя госпожа? — осведомился лорд.
— Итальянская графиня, — сказала Люс и на всякий случай добавила: — Де Монте-Кристо-Марио-Ланца-Лучано-Паваротти-Пласидо-Доминго!
— Врешь! — рявкнул старый лорд. — Она такая же итальянка, как я — сарацин! Я пробовал говорить с ней по-итальянски! Уж не знаю, где Блокхед вылавливает своих шлюх, но Италия тут ни при чем! Стой, где стоишь, а я вызову стражу!
Люс взглянула на обеих леди — от них помощи ждать не приходилось.
Она шагнула к старику и замахнулась на него связкой ключей. Лорд в изумлении вытаращился на обнаглевшего пажа и схватил Люс за руку. А ей того и нужно было. Ровно через две трети секунду лорд летел головой в сундуки, а Люс выскакивала в галерею.
Там она чуть ли не кубарем скатилась с лестницы, взлетела на другую лестницу и, пригнувшись, понеслась по совсем другой галерее. Там Люс на всякий случай растянулась на полу и выглянула между перилами.
Во дворе царила суета, но никто не накладывал стрелу на тетиву, никто не размахивал мечом. Очевидно, после охоты на Люс случилось что-то, заставившее позабыть про злоумышленника.
Вдруг дверь рядом с ней распахнулась.
— Сюда! — услышала Люс. — Скорее!
Это мог быть друг, но мог быть и враг. Люс рассудила так — врага она легко выведет из игры, если он там, конечно, один, а друг на нее не обидится за маленькую шутку.
Сгруппировавшись, Люс кувырком влетела в приоткрывшуюся дверь, подбила неизвестного доброжелателя под колени и мгновенно оказалась на нем верхом, придерживая его руками за горло. Причем связку ключей она держала в зубах, и эти гигантские ключи качались у нее перед глазами, позвякивая и мешая в полумраке разглядеть, кого это она, собственно, собирается придушить.
Доброжелатель захрипел. Люс немного ослабила хватку. Он не сопротивлялся, как будто ждал, что вот-вот недоразумение прояснится, и его отпустят.
Люс быстро огляделась. Это была оружейная зала. Две другие двери, что вели в нее, были заперты на засовы. Кроме Люс и ее противника, в зале никого не было. Дверь на галерею тоже запиралась изнутри засовом с оглоблю величиной.
Люс молниеносно вскочила с поверженного доброжелателя, кинулась к двери, захлопнула ее и вставила в деревянные петли засов. Тогда только, вздохнув с облегчением, она взяла связку, как полагается, в руку и с интересом посмотрела — а кто это лежит на полу. Причем Люс была внутренне готова к тому, что ей сейчас придется подпрыгнуть и врезать этому незнакомцу ногой по уху.
Незнакомец же легко вскочил на ноги и первым делом поправил растрепавшиеся волосы. Узкий луч света из щелеобразного окна упал на его лицо. Люс вгляделась в это тонкое лицо и в полном ошалении отступила назад.
— Это вы, добрый сэр?… — чуть ли не заикаясь, пробормотала она. — Как вы сюда попали?…
— Да хранит вас Господь, прелестная дама, — с поклоном отвечал ей юный сэр Эдуард, — а также и меня от вашего гнева. Не знаю, в каком монастыре вы изучали эти изящные искусства, но в темном переулке с вами лучше не сталкиваться…
11. СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Люс замерла. Возвращаться назад не имело смысла. Впереди, возможно, ждала самая настоящая смерть. Она подумала — а не перескочить ли через перила галереи прямо во двор и не разобраться ли там на месте, сколько лучников за ней охотятся и на что они вообще способны. Но выходить против лука с голыми руками было нелепо. Люс неплохо метала нож — но ее кинжал остался там, где она так эффектно бросила его перед лордом.
Был еще один выход — браслет. Самый последний выход. Но Люс не могла спасаться бегством, бросив Серебряную Свирель на произвол судьбы. Это было ниже ее достоинства.
И тут одна из дверей скрипнула.
Люс откатилась в сторону, и вовремя — на галерею, видимо, привлеченный шумом, вышел почтенный старец в длинных седых кудрях и темно-алой мантии, похожий на карточного короля, с виду лет этак ста сорока восьми. Старец молча поднял руку, чтобы его увидели и случайно не выстрелили.
Люс поняла, что это и есть местный Мафусаил — сэр Арчибальд, единственный богатый родственник здешних хозяев, который назначил своим наследником юного лорда Эдуарда, если сам не обзаведется еще более юным наследником.
— Что за кавардак? — брюзгливым голосом осведомился сэр Мафусаил. — Чтобы в приличном замке стреляли из луков! Куда подевался сэр Эдгар?
И он перегнулся через перила, приложив ладонь к уху, чтобы лучше слышать рапорт стражи.
Ему доложили, что по замку шастает злоумышленник, заперший лорда Блокхеда в его же собственной опочивальне, а теперь шныряющий где-по по галерее.
Сэр Арчибальд выпрямился и обозрел галерею.
— Пьяны вы, голубчики, вот что, — сообщил он стрелкам. — Я еще владею своими пятью чувствами, но никого тут не вижу.
Он и не мог увидеть — Люс за его спиной скользнула в комнату.
Там, к счастью, никого не оказалось.
Это было сравнительно небольшое помещение, уставленное сундуками и неразвязанными тюками. Здесь же на табуретах лежали дорогие седла с вальтрапами, со спинок скамей свисали богато отделанные плащи. Очевидно, сэр Арчибальд, приехавший вызволять сэра Эдуарда, еще не приказал распаковать свой багаж.
Люс поднялась на ноги и в два прыжка была возле двери, которая, очевидно, вела в более приспособленное для жилья помещение. Но с другой стороны в это же время подошел человек. Услышав шаги, Люс отскочила и схоронилась за сундуком, натянув еще на себя край плаща.
Вошла женщина.
— Сэр Арчибальд! — позвала она. — Что там стряслось?
— Что случилось, Арчи? — это был уже другой женский голос.
— Пить меньше надо, — объяснил ситуацию старый лорд, входя и закрывая за собой дверь. — Они там расстреливают из луков фей и эльфов, а также гоняются за невидимками. Ступай к себе, Мэри, не серди меня.
— Слушаюсь, сэр, — без особого восторга отвечал второй женский голос.
— Это уж чересчур, сэр Арчибальд! — возмутился первый. — Нельзя же держать взаперти молодую женщину!
— Если эту молодую женщину не держать взаперти, она вскоре порадует меня таким наследником, без какого я охотно бы обошелся, — спокойно возразил сэр Арчибальд.
Люс поняла — это супруга Мафусаила, которая на семьдесят лет моложе его, и ее родственница, леди Алиса. А о желании леди Мэри родить старику наследника она уже слышала от Томаса-Робина.
— Нам, как благородным дамам, сейчас нужно быть в часовне и оплакивать леди Лауру, — не унималась леди Алиса. — Кто, как не она, нуждается сейчас в наших молитвах!
— Мы взяли с собой все необходимое для молитв, — напомнил лорд. — Часослов, молитвенник с картинками, образки и свечи. А ваши молитвы Господь одинаково хорошо услышит и отсюда, и из часовни, поскольку слух у него куда как получше моего…
Люс усмехнулась — старик ей определенно нравился.
— Не пререкайся с ним, Алиса, — подозрительно кротко сказала леди Мэри. — Каждому Господь посылает испытание, очевидно, это — всего лишь кара за мои грехи.
— Поскольку Господь справедлив, то скорее уж ты, леди — кара за мои многие грехи. Согласись, что я успел нагрешить побольше твоего, — вполне добродушно заявил сэр Арчибальд.
— Грешили вы, очевидно, немало, — согласилась супруга, — так что на мою долю почти ничего и не осталось.
— В моем возрасте это дело обычное, — напомнил старый лорд. — Мы с тобой, леди, как два отчаянных игрока в кости, которые поставили на кон все, чем владеют. Если тебе удастся дать мне законного наследника — ты получаешь все мое имущество до его совершеннолетия! Если мне удается сделать тебе этого законного наследника — я умру крайне довольный. А если нет — не обессудь, леди, а праздновать победу будет сэр Эдуард.
— Да что же это такое! — воскликнула вдруг леди Алиса. — В замке умерла хозяйка, а они такой галдеж подняли!
Люс догадывалась, что это может быть за галдеж. Очевидно, удалось проникнуть в опочивальню к лорду. А зрелище он собой представлял занятное!
— Ну что же, если хозяин не может навести порядок, то придется гостю, — с тем старый лорд величественно вышел на галерею.
Как только дверь за ним захлопнулась, обе леди повалились на скамьи и расхохотались.
Люс осторожно высунулась — ей было интересно, как выглядит супруга Мафусаила. И она увидела двух молоденьких полненьких женщин, одну — в алом платье с квадратным вырезом, другую — в черном, закрытом, причем на первой была белая вуаль, которую удерживал на голове парчовый венчик, а на второй — белый, хитроумно намотанный, так что ни волоска не было видно, большой платок со свисающими на спину углами. Очевидно, это была леди Алиса, и она уже успела овдоветь.
Из— под вуали леди Мэри падали ей на плечи и на грудь длинные темные локоны…
Обе хохотушки приподнялись, каждая на своей скамье, прижали пальчики к губам и опять рассмеялись.
— Тише, тише!… — зашептала леди Алиса.
— Не могу, — отвечала леди Мэри. — Ой, право, не могу!
— Насчет наследника сэр может не беспокоиться! — прямо-таки взвизгнула леди Алиса.
— Наилучшего качества и превосходных свойств! — добавила леди Мэри.
— Остается вторая часть нашего плана — выйти замуж за лорда Блокхеда!
— И хорошо выдать замуж тебя!
Люс ахнула.
— Царствие небесное леди Лауре, — с подозрительным смирением провозгласила леди Алиса.
— Погоди, еще немного — и я уж тебя отблагодарю, — пообещала леди Мэри. — Мне бы только родить этого наследничка… За все тебя отблагодарю! И так тебя замуж выдам — все графство вздрогнет!
— Я же говорила тебе — не хнычь, смирись, поезжай в Блокхед-холл, а тут все и решится, — ласково сказала леди Алиса. — Видишь, старших всегда слушать надо.
— Знала бы ты, как я боялась одна, ночью, в чужом замке… — призналась леди Мэри.
Дольше Люс слушать все это не могла. Она возникла из-за сундука, свирепая, как голодная тигрица.
Обе хохотушки шарахнулись от нее.
— А теперь мы все трое пойдем к лорду Блокхеду! — ледяным голосом сказала Люс. — И во всем ему признаемся!
— В чем признаемся?… — заикаясь спросила, как старшая и более смелая, леди Алиса.
— Во всем!
— Я не понимаю вас, добрый сэр, — вступила в разговор и леди Мэри. — В чем вы нас обвиняете? И при чем тут лорд Блокхед?
— При том, что из-за вас может погибнуть невинная женщина, и я этого не допущу, — сурово объявила Люс. — Она виновата только тем, что не знает вашего… нашего языка и не может оправдаться! Но я не позволю повесить на нее убийство леди Лауры!
— Что сделать? Кого повесить? — изумились обе леди, из чего Люс поняла, что буквальный перевод в двенадцатом веке может привести к недоразумениям.
— Из-за вас может погибнуть итальянка! — уже более вразумительно сказала Люс.
— Итальянская блудница?
— Да никакая она не блудница! — выкрикнув это, Люс поняла, что нервы у нее — основательно на взводе. Обычно она до шумных разборок не опускалась.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Она взяла себя в руки. Она сделала несколько дыхательных упражнений, добросовестно сопя, к большому удивлению обеих леди. И она пришла в чувство.
Сев в кресло напротив леди Мэри, Люс закинула ногу на ногу.
— Одна из вас виновата в смерти леди Лауры! — сказала она. — Я точно это знаю!
Леди Мэри растерянно посмотрела на леди Алису, а та опустила голову.
— Мне совершенно безразлично, кто будет наследником старого Мафусаила, — продолжала Люс. — По мне, так хоть рогатый охотник Хорн из Шервудского леса! Но я не позволю обижать итальянку! Или мы немедленно идем к лорду блокхеду и признаемся, или я иду к сэру Арчибальду и рассказываю ему, что у него уже есть наследник! А он пусть вспоминает, когда это ему удалось.
— Только не это! — вскрикнула леди Мэри.
— Добрый сэр!… — обратилась к Люс смертельно бледная леди Алиса. — Мы не имеем к итальянке никакого отношения! Мы просто две глупые женщины… и нас сбила с толку старая ирландка Бриджет Би… это она дала нам корень и иголки… а больше мы ничего не делали!
— Что за корень? — сурово спросила Люс.
— Она говорит, что это мандрагора… — пролепетала леди Алиса. — И молодой сэр Эдуард тоже говорил, что это делается с помощью мандрагоры… Мы же не знали, что сэр Эдгар поймает на охоте итальянку!
— Но он поймал ее очень кстати для вас!
Тут дверь распахнулась. На пороге встал во весь свой немалый рост сэр Арчибальд.
— Вообрази себе, леди, что случилось! Напрасно мы, видать, ехали сюда… — начал было он. — Но позвольте! Ведь двери были на запоре! Не в сундуке же вы привезли сюда этого пажа!
— Он ворвался! Он вломился! Его никто не звал! — наперебой завопили леди.
— Я вижу, ты всерьез заботишься о наследнике, голубушка! — И сэр Мафусаил захлопнул за собой дверь. — А ну-ка, дитя мое, расскажи всю правду, и будет тебе от меня хорошенький подарочек!
Это уже адресовалось к Люс.
— Ваше наследство, добрый сэр, тут ни при чем, — честно сказала Люс. — А просто моя госпожа попала в плен, ее привезли в этот замок, а я, как честный паж, хочу ее освободить!
— И кто же твоя госпожа? — осведомился лорд.
— Итальянская графиня, — сказала Люс и на всякий случай добавила: — Де Монте-Кристо-Марио-Ланца-Лучано-Паваротти-Пласидо-Доминго!
— Врешь! — рявкнул старый лорд. — Она такая же итальянка, как я — сарацин! Я пробовал говорить с ней по-итальянски! Уж не знаю, где Блокхед вылавливает своих шлюх, но Италия тут ни при чем! Стой, где стоишь, а я вызову стражу!
Люс взглянула на обеих леди — от них помощи ждать не приходилось.
Она шагнула к старику и замахнулась на него связкой ключей. Лорд в изумлении вытаращился на обнаглевшего пажа и схватил Люс за руку. А ей того и нужно было. Ровно через две трети секунду лорд летел головой в сундуки, а Люс выскакивала в галерею.
Там она чуть ли не кубарем скатилась с лестницы, взлетела на другую лестницу и, пригнувшись, понеслась по совсем другой галерее. Там Люс на всякий случай растянулась на полу и выглянула между перилами.
Во дворе царила суета, но никто не накладывал стрелу на тетиву, никто не размахивал мечом. Очевидно, после охоты на Люс случилось что-то, заставившее позабыть про злоумышленника.
Вдруг дверь рядом с ней распахнулась.
— Сюда! — услышала Люс. — Скорее!
Это мог быть друг, но мог быть и враг. Люс рассудила так — врага она легко выведет из игры, если он там, конечно, один, а друг на нее не обидится за маленькую шутку.
Сгруппировавшись, Люс кувырком влетела в приоткрывшуюся дверь, подбила неизвестного доброжелателя под колени и мгновенно оказалась на нем верхом, придерживая его руками за горло. Причем связку ключей она держала в зубах, и эти гигантские ключи качались у нее перед глазами, позвякивая и мешая в полумраке разглядеть, кого это она, собственно, собирается придушить.
Доброжелатель захрипел. Люс немного ослабила хватку. Он не сопротивлялся, как будто ждал, что вот-вот недоразумение прояснится, и его отпустят.
Люс быстро огляделась. Это была оружейная зала. Две другие двери, что вели в нее, были заперты на засовы. Кроме Люс и ее противника, в зале никого не было. Дверь на галерею тоже запиралась изнутри засовом с оглоблю величиной.
Люс молниеносно вскочила с поверженного доброжелателя, кинулась к двери, захлопнула ее и вставила в деревянные петли засов. Тогда только, вздохнув с облегчением, она взяла связку, как полагается, в руку и с интересом посмотрела — а кто это лежит на полу. Причем Люс была внутренне готова к тому, что ей сейчас придется подпрыгнуть и врезать этому незнакомцу ногой по уху.
Незнакомец же легко вскочил на ноги и первым делом поправил растрепавшиеся волосы. Узкий луч света из щелеобразного окна упал на его лицо. Люс вгляделась в это тонкое лицо и в полном ошалении отступила назад.
— Это вы, добрый сэр?… — чуть ли не заикаясь, пробормотала она. — Как вы сюда попали?…
— Да хранит вас Господь, прелестная дама, — с поклоном отвечал ей юный сэр Эдуард, — а также и меня от вашего гнева. Не знаю, в каком монастыре вы изучали эти изящные искусства, но в темном переулке с вами лучше не сталкиваться…
11. СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
— Как вы сюда попали? — повторила Люс. — Вы же были в плену у ватаги! Я сама помогла вас поймать! Вы сбежали?
Сэр Эдуард раскрыл было рот, чтобы возразить.
— Ничего удивительного — от них только безногий не убежал бы! — возмутилась Люс. — Часовые пьяны в стельку, никто лично не отвечает за пленника, черт знает что!
— Да нет же, меня отпустили под слово рыцаря, — сказал юноша. — Хотя какой уж из меня рыцарь… Когда прискакал ваш гонец…
— Прискакал? — удивилась Люс. — Но я не посылала никакого конного гонца! Ага! Вы хотите сказать — прибежал? Бегает он не хуже лошади…
— Да нет же, леди, он прибыл верхом на отличном гнедом жеребце, с битком набитыми седельными сумками. Вся ватага изумилась. Мне кажется, этот жеребец раньше принадлежал какому-нибудь богатому купцу…
— А почему вам так кажется?
— Когда эти умники переседлывали коня, то нашли спрятанные между седлом и чепраком бумаги, — объяснил юный лорд. — Пришлось мне их читать вслух. Это были счета и долговые расписки.
— Где же он взял жеребца? — растерянно спросила Люс.
Сэр Эдуард еще более растерянно на нее уставился, и она поняла, что брякнула глупость — ну, скажите на милость, где разбойник из Шервудского леса может раздобыть хорошего коня, как не на большой дороге? Не пойдет же он за конем на Ньюгейтскую ярмарку!
— Там были и деньги, — добавил сэр Эдуард, — только ваш предводитель велел этому своему стрелку немедленно отнести их мельнику — мельник, что снабжает ватагу хлебом, заболел, и у него долги.
— Да хранит Господь мельника, — сказала Люс, — но я все равно не понимаю, каким образом вас отпустили? Ведь Томас… Робин хотел взять за вас приличный выкуп!
— Да ради вас, — признался юноша. — Когда стало ясно, что девица Марианна обвиняется в отравлении леди Лауры, ваш предводитель сказал, что ее, скорее всего, отвезут в ноттингемскую тюрьму, а там шериф сообразит, как развязать ей язык. Ну, а ватага уже вызволяла оттуда того здоровенного рыжего бездельника, и второй раз у них такая штука не получится. Поэтому нельзя было допустить, чтобы девицу вывезли из замка. Я предложил предводителю помочь. Он мне поверил. Вот и все.
— Красиво, но непонятно, — ответила на это Люс. — Значит, он вам дал этого купеческого жеребца и послал сюда выручать Марианну?
— Я выведу отсюда вас обеих, и мы вернемся в Шервудский лес, — хмуро пообещал юный лорд. Вы удовлетворили свое любопытство? Тогда нужно убираться отсюда. Стража во дворе скоро поймет, в какую дверь вы вошли.
— Ввалилась, — поправила Люс.
— Леди не вваливаются, — возразил сэр Эдуард.
— С чего вы взяли, что я знатная леди? — поинтересовалась Люс.
— Там, у себя на родине, вы знатная леди, и вам служат рыцари! — убежденно ответил юноша. — Вы так отличаетесь от наших женщин, как редкий цветок, который выращивает ученые садовник, отличается от кустов на огороде. Вы так отличаетесь он наших женщин, как прекрасная перелетная птица, ненадолго уклонившаяся от пути, от домашней несушки.
Тут только Люс вспомнила, что имеет дело с поэтом, и более того — с влюбленным в нее поэтом.
Она вздохнула — мальчик был хорош собой и говорил вдохновенно, но ее и Серебряную Свирель послали сюда не за хрупкими мальчиками. Она должна была найти настоящего мужчину, олицетворение силы, красоты и отваги, более того — она его нашла, и ни о каких юных поэтах тут не могло быть и речи.
Что интересно — за весь этот бурный день Люс ни разу не вспомнила о Томасе-Робине, но это, наверно, потому, что просто было некогда.
— Я действительно перелетная птица, — сказала она, — и перелеты у меня дальние. Но вы говорили, что отсюда можно как-то незаметно выйти. Или мне послышалось?
— Прошу вас, — юноша сдвинул резную дубовую панель, и Люс увидела узкий ход, скорее даже лаз.
— И куда же мы попадем?
— Знаете, — на поэта опять, видимо, накатило настроение, — я рос хилым, болезненным ребенком, как цветок в тени каменной стены, которому никогда не суждено зацвести. Я не участвовал в играх других детей, румяных и звонкоголосых…
Люс поняла — мальчишки поколачивали-таки это хрупкое создание, невзирая на высокое происхождение.
— Взрослые из-за этого смеялись надо мной…
Люс прислушалась — по галерее кто-то громыхал сапожищами.
— …и я всегда старался найти уединение. Поэтому я знаю Блокхед-холл лучше, чем все его обитатели, вместе взятые. Старый Барри показал мне кое-что, да я и сам умею простукивать стены. Вот этот ход ведет в толще наружной стены к донжону, а потом мы можем выбирать — или подняться на самый верх донжона, или спуститься вниз, в погреб.
Натура у Люс иногда была романтичная — когда дело касалось таких невинных вещей, как старинные вышивки, пейзажи и натюрморты. Ей захотелось поглядеть на окрестности с высоты донжона, и юноша радостно повел ее совершенно темным ходом. Он-то шел свободно, зная здесь каждый поворот и каждую ступеньку. А вот Люс двигалась медленнее и стал отставать — она не видела впотьмах, как сова, и у нее не было природного локатора, как у летучей мыши.
Сэр Эдуард остановился, и Люс налетела на него. Странно было то, что Люс не наткнулась грудью на его спину, а оказалась в его объятиях.
— Я позволю себе просить прощения у прекрасной и высокородной леди, — витиевато начал юноша, не выпуская Люс, — за свое дерзкое и грубое, хотя вполне уместное предложение.
При этих словах он чуточку приблизился к Люс, чтобы слегка прикоснуться грудью к ее груди.
— И что же это за предложение? — насторожилась Люс. Все-таки мальчик был родным братом лорда Блокхеда, а от того женщина могла дождаться только приглашения в постель.
— Будь мы в освещенном помещении, я бы никогда не посмел обратиться к вам с такими словами, — продолжал изощряться влюбленный поэт. — Но мы здесь вдвоем, без соглядатаев, вокруг полный мрак, и я просто не вижу другого пути, чтобы… нет, простите, я боюсь оскорбить ваше целомудрие этим предложением!
Люс, слегка упиравшаяся ладонями в его плечи, всем телом почувствовала, как бьется сердце юноши.
— Для того, о чем вы собираетесь меня просить, — пытаясь обратить все в шутку, ответила она, — здесь слишком мало места, и я даже не представляю, добрый сэр, каким именно манером в этой норе можно осуществить то, что вы задумали. Жесткость ступенек и сырость каменных стен тоже вряд ли будут этому способствовать. Буду очень благодарна, если вы сперва объясните мне свой замысел на словах. Это несомненно расширит мой жизненный опыт.
— Обещайте, что вы простите меня за дерзость! — пылко потребовал юный лорд.
Люс подумала, что если она не простит — то куковать ей в этом каменном колодце по крайней мере несколько часов — пока она сама не найдет способ отсюда выбраться.
— Мы, перелетные женщины, всегда охотно простим нахала, но никогда не прощаем растяп, — обнадежила она сэра Эдуарда.
— Тогда я позволю себе попросить вас дать мне вашу нежную, тонкую, благородную руку… — и лорд от избытка чувств замолчал.
— Зачем вам понадобилась моя нежная, тонкая, благородная рука? — осведомилась Люс. — Что вы с нею собрались делать?
— Я все сказал не так… — юный лорд вздохнул. — Ничего я не собираюсь делать с вашей рукой! Я хотел, напротив, посметь предложить вам свою руку… в качестве опоры, разумеется! Иначе вы рискуете не заметить ступеньку, упасть и разбить колено. А мне бы этого не хотелось. Я понимаю, что право прикоснуться к вашей белоснежной руке нужно заслужить, возможно, даже на турнире, а я, увы, не гожусь в турнирные бойцы…
— Вы заслужили… — задумчиво молвила Люс.
— Чем я мог заслужить? — не поверил юноша.
— Вы же спасли меня…
Но она сейчас вспомнила не об этом, а как в ночном лесу у разбойничьего костра белокурый мальчик читал ей свои новорожденные стихи на совершенно непонятной латыни, и все их колдовство растаяло во мраке, не найдя пути к женскому сердцу, кроме одного-единственного слова «amor»— любовь. Это латинское словечко запало-таки в душу.
— Тогда, если вы позволите… — юный поэт взял ее за правую руку кончиками пальцев и, насколько позволял узкий ход, склонился для поцелуя.
Губы у него были сухие и горячие.
Мимо щеки Люс дважды скользнула прядь пушистых и теплых волос.
— Пойдем, добрый сэр! Время не ждет! — приказала она — из соображений гуманности, потому что для будущего монашка такие поцелуи в потемках были совершенно ненужной роскошью.
А в том, что сэру Эдуарду придется уйти в монастырь, она после подслушанных откровений леди Мэри уже не сомневалась.
Поэт вздохнул и покорился.
Потом, когда они оказались на смотровой площадке донжона, юноша отпустил ее руку и громко вздохнул с сожалением. Ведь он обещал, что будет служить ей опорой и поддержкой только в экстремальных условиях темного, как преисподняя, хода — и слово свое сдержал.
Близился вечер. Закат уже вовсю раскрашивал облака, а с востока понемногу подступал мрак.
— Мы подождем, пока в замке успокоятся, — сказал юный лорд, — и тогда пойдем выручать вашу сестру. В худшем случае, я ведь могу и приказать страже! Я пока еще не монах, а брат его светлости!
Он приосанился.
— Надеюсь, мы умудримся обойтись без этого… — Люс, перегнувшись, смотрела между зубцов в сторону Шервудского леса. — Но вывести из Блокхеда Марианну — это еще половина дела. Нужно разоблачить убийцу. И я, кажется, знаю, кто отравил леди Лауру.
— Возможно, и я это знаю.
Люс уставилась на лорда, как на привидение.
— Так что же вы молчите, добрый сэр?
— Во-первых, справедливость — не человеческое дело. В Евангелии сказано — «дайте место гневу Божию». Во-вторых, я не могу обвинять женщину только потому, что заметил в ней склонность к своему брату. Дурной характер и склонность к мужчине — это еще не доказательства.
— Тоже верно… — пробормотала Люс. — Но давайте сведем воедино то, что знаю я, и то, что знаете вы. И если приметы совпадут — значит, мы правильно вычислили отравительницу!
— Что сделали? — удивился юный лорд. — Вычисления — это ведь из области геометрии, леди. Вычисляют площадь луга или поля.
Люс опять погорела на буквальном переводе.
— Ладно, — сказала она. — Назовем это дело иначе. Мы постараемся понять, кто подставил Свирель… то есть Марианну.
— Подставил? Свирель? — сэр Эдуард был в большом недоумении. — Вы, леди, заговорили на каком-то невероятном языке. Свирель…
— Это прозвище Марианны. Там, где она жила, ее называли Серебряная Свирель, — объяснила Люс.
— А как называли вас?
— Меня называли Люс-а-Гард… — и Люс вздохнула, подумав, как это, в сущности, глупо — получать боевой титул в женской компании. — Итак! Отравительница — не простого звания.
— Не простого, — подтвердил юный лорд.
— Она — леди, и у нее имеются драгоценности.
— Разумеется.
— Два перстня — один с красным камнем, другой — с зеленым, и она оба носит на одной руке. Камни довольно грубой огранки, и впридачу подозрительной величины.
— Вот такие? — лорд изобразил пальцами овал, соответствующий перепелиному яйцу.
— Возможно, — согласилась Люс, которой Свирель могла только рассказать о камнях, но не показать их размеры.
— Перстень с таким рубином был у моего брата, — сказал сэр Эдуард, — был еще совсем недавно. И вы правы, леди, рубинов такой величины в округе почитай что нет. Его еще дедушка привез из Константинополя.
— Перстень — такая штука, которую можно снять с пальца и подарить женщине, — резонно заметила Люс. — Это — всего лишь доказательство, что отравительница была близка с сэром Эдгаром.
— Вы лучше скажите, леди, кто из окрестных жен, вдов и девиц не был с ним близок, — заявил юный лорд с немалым презрением. Тут Люс сообразила, откуда у поэта столь яркая неприязнь к интимным отношениям. Очевидно, примитивные похождения старшего братца порядком его допекли.
— Но женщин можно поделить на высоких и маленьких, толстых и тощих, брюнеток и блондинок, не так ли, добрый сэр? — Люс уже не могла избавиться от этого учтивого оборота.
— Разумеется!
— Интересующая нас женщина имеет длинные темные вьющиеся волосы, она примерно моего роста. Это вас не наводит ни на какие мысли?
Сэр Эдуард раскрыл было рот, чтобы возразить.
— Ничего удивительного — от них только безногий не убежал бы! — возмутилась Люс. — Часовые пьяны в стельку, никто лично не отвечает за пленника, черт знает что!
— Да нет же, меня отпустили под слово рыцаря, — сказал юноша. — Хотя какой уж из меня рыцарь… Когда прискакал ваш гонец…
— Прискакал? — удивилась Люс. — Но я не посылала никакого конного гонца! Ага! Вы хотите сказать — прибежал? Бегает он не хуже лошади…
— Да нет же, леди, он прибыл верхом на отличном гнедом жеребце, с битком набитыми седельными сумками. Вся ватага изумилась. Мне кажется, этот жеребец раньше принадлежал какому-нибудь богатому купцу…
— А почему вам так кажется?
— Когда эти умники переседлывали коня, то нашли спрятанные между седлом и чепраком бумаги, — объяснил юный лорд. — Пришлось мне их читать вслух. Это были счета и долговые расписки.
— Где же он взял жеребца? — растерянно спросила Люс.
Сэр Эдуард еще более растерянно на нее уставился, и она поняла, что брякнула глупость — ну, скажите на милость, где разбойник из Шервудского леса может раздобыть хорошего коня, как не на большой дороге? Не пойдет же он за конем на Ньюгейтскую ярмарку!
— Там были и деньги, — добавил сэр Эдуард, — только ваш предводитель велел этому своему стрелку немедленно отнести их мельнику — мельник, что снабжает ватагу хлебом, заболел, и у него долги.
— Да хранит Господь мельника, — сказала Люс, — но я все равно не понимаю, каким образом вас отпустили? Ведь Томас… Робин хотел взять за вас приличный выкуп!
— Да ради вас, — признался юноша. — Когда стало ясно, что девица Марианна обвиняется в отравлении леди Лауры, ваш предводитель сказал, что ее, скорее всего, отвезут в ноттингемскую тюрьму, а там шериф сообразит, как развязать ей язык. Ну, а ватага уже вызволяла оттуда того здоровенного рыжего бездельника, и второй раз у них такая штука не получится. Поэтому нельзя было допустить, чтобы девицу вывезли из замка. Я предложил предводителю помочь. Он мне поверил. Вот и все.
— Красиво, но непонятно, — ответила на это Люс. — Значит, он вам дал этого купеческого жеребца и послал сюда выручать Марианну?
— Я выведу отсюда вас обеих, и мы вернемся в Шервудский лес, — хмуро пообещал юный лорд. Вы удовлетворили свое любопытство? Тогда нужно убираться отсюда. Стража во дворе скоро поймет, в какую дверь вы вошли.
— Ввалилась, — поправила Люс.
— Леди не вваливаются, — возразил сэр Эдуард.
— С чего вы взяли, что я знатная леди? — поинтересовалась Люс.
— Там, у себя на родине, вы знатная леди, и вам служат рыцари! — убежденно ответил юноша. — Вы так отличаетесь от наших женщин, как редкий цветок, который выращивает ученые садовник, отличается от кустов на огороде. Вы так отличаетесь он наших женщин, как прекрасная перелетная птица, ненадолго уклонившаяся от пути, от домашней несушки.
Тут только Люс вспомнила, что имеет дело с поэтом, и более того — с влюбленным в нее поэтом.
Она вздохнула — мальчик был хорош собой и говорил вдохновенно, но ее и Серебряную Свирель послали сюда не за хрупкими мальчиками. Она должна была найти настоящего мужчину, олицетворение силы, красоты и отваги, более того — она его нашла, и ни о каких юных поэтах тут не могло быть и речи.
Что интересно — за весь этот бурный день Люс ни разу не вспомнила о Томасе-Робине, но это, наверно, потому, что просто было некогда.
— Я действительно перелетная птица, — сказала она, — и перелеты у меня дальние. Но вы говорили, что отсюда можно как-то незаметно выйти. Или мне послышалось?
— Прошу вас, — юноша сдвинул резную дубовую панель, и Люс увидела узкий ход, скорее даже лаз.
— И куда же мы попадем?
— Знаете, — на поэта опять, видимо, накатило настроение, — я рос хилым, болезненным ребенком, как цветок в тени каменной стены, которому никогда не суждено зацвести. Я не участвовал в играх других детей, румяных и звонкоголосых…
Люс поняла — мальчишки поколачивали-таки это хрупкое создание, невзирая на высокое происхождение.
— Взрослые из-за этого смеялись надо мной…
Люс прислушалась — по галерее кто-то громыхал сапожищами.
— …и я всегда старался найти уединение. Поэтому я знаю Блокхед-холл лучше, чем все его обитатели, вместе взятые. Старый Барри показал мне кое-что, да я и сам умею простукивать стены. Вот этот ход ведет в толще наружной стены к донжону, а потом мы можем выбирать — или подняться на самый верх донжона, или спуститься вниз, в погреб.
Натура у Люс иногда была романтичная — когда дело касалось таких невинных вещей, как старинные вышивки, пейзажи и натюрморты. Ей захотелось поглядеть на окрестности с высоты донжона, и юноша радостно повел ее совершенно темным ходом. Он-то шел свободно, зная здесь каждый поворот и каждую ступеньку. А вот Люс двигалась медленнее и стал отставать — она не видела впотьмах, как сова, и у нее не было природного локатора, как у летучей мыши.
Сэр Эдуард остановился, и Люс налетела на него. Странно было то, что Люс не наткнулась грудью на его спину, а оказалась в его объятиях.
— Я позволю себе просить прощения у прекрасной и высокородной леди, — витиевато начал юноша, не выпуская Люс, — за свое дерзкое и грубое, хотя вполне уместное предложение.
При этих словах он чуточку приблизился к Люс, чтобы слегка прикоснуться грудью к ее груди.
— И что же это за предложение? — насторожилась Люс. Все-таки мальчик был родным братом лорда Блокхеда, а от того женщина могла дождаться только приглашения в постель.
— Будь мы в освещенном помещении, я бы никогда не посмел обратиться к вам с такими словами, — продолжал изощряться влюбленный поэт. — Но мы здесь вдвоем, без соглядатаев, вокруг полный мрак, и я просто не вижу другого пути, чтобы… нет, простите, я боюсь оскорбить ваше целомудрие этим предложением!
Люс, слегка упиравшаяся ладонями в его плечи, всем телом почувствовала, как бьется сердце юноши.
— Для того, о чем вы собираетесь меня просить, — пытаясь обратить все в шутку, ответила она, — здесь слишком мало места, и я даже не представляю, добрый сэр, каким именно манером в этой норе можно осуществить то, что вы задумали. Жесткость ступенек и сырость каменных стен тоже вряд ли будут этому способствовать. Буду очень благодарна, если вы сперва объясните мне свой замысел на словах. Это несомненно расширит мой жизненный опыт.
— Обещайте, что вы простите меня за дерзость! — пылко потребовал юный лорд.
Люс подумала, что если она не простит — то куковать ей в этом каменном колодце по крайней мере несколько часов — пока она сама не найдет способ отсюда выбраться.
— Мы, перелетные женщины, всегда охотно простим нахала, но никогда не прощаем растяп, — обнадежила она сэра Эдуарда.
— Тогда я позволю себе попросить вас дать мне вашу нежную, тонкую, благородную руку… — и лорд от избытка чувств замолчал.
— Зачем вам понадобилась моя нежная, тонкая, благородная рука? — осведомилась Люс. — Что вы с нею собрались делать?
— Я все сказал не так… — юный лорд вздохнул. — Ничего я не собираюсь делать с вашей рукой! Я хотел, напротив, посметь предложить вам свою руку… в качестве опоры, разумеется! Иначе вы рискуете не заметить ступеньку, упасть и разбить колено. А мне бы этого не хотелось. Я понимаю, что право прикоснуться к вашей белоснежной руке нужно заслужить, возможно, даже на турнире, а я, увы, не гожусь в турнирные бойцы…
— Вы заслужили… — задумчиво молвила Люс.
— Чем я мог заслужить? — не поверил юноша.
— Вы же спасли меня…
Но она сейчас вспомнила не об этом, а как в ночном лесу у разбойничьего костра белокурый мальчик читал ей свои новорожденные стихи на совершенно непонятной латыни, и все их колдовство растаяло во мраке, не найдя пути к женскому сердцу, кроме одного-единственного слова «amor»— любовь. Это латинское словечко запало-таки в душу.
— Тогда, если вы позволите… — юный поэт взял ее за правую руку кончиками пальцев и, насколько позволял узкий ход, склонился для поцелуя.
Губы у него были сухие и горячие.
Мимо щеки Люс дважды скользнула прядь пушистых и теплых волос.
— Пойдем, добрый сэр! Время не ждет! — приказала она — из соображений гуманности, потому что для будущего монашка такие поцелуи в потемках были совершенно ненужной роскошью.
А в том, что сэру Эдуарду придется уйти в монастырь, она после подслушанных откровений леди Мэри уже не сомневалась.
Поэт вздохнул и покорился.
Потом, когда они оказались на смотровой площадке донжона, юноша отпустил ее руку и громко вздохнул с сожалением. Ведь он обещал, что будет служить ей опорой и поддержкой только в экстремальных условиях темного, как преисподняя, хода — и слово свое сдержал.
Близился вечер. Закат уже вовсю раскрашивал облака, а с востока понемногу подступал мрак.
— Мы подождем, пока в замке успокоятся, — сказал юный лорд, — и тогда пойдем выручать вашу сестру. В худшем случае, я ведь могу и приказать страже! Я пока еще не монах, а брат его светлости!
Он приосанился.
— Надеюсь, мы умудримся обойтись без этого… — Люс, перегнувшись, смотрела между зубцов в сторону Шервудского леса. — Но вывести из Блокхеда Марианну — это еще половина дела. Нужно разоблачить убийцу. И я, кажется, знаю, кто отравил леди Лауру.
— Возможно, и я это знаю.
Люс уставилась на лорда, как на привидение.
— Так что же вы молчите, добрый сэр?
— Во-первых, справедливость — не человеческое дело. В Евангелии сказано — «дайте место гневу Божию». Во-вторых, я не могу обвинять женщину только потому, что заметил в ней склонность к своему брату. Дурной характер и склонность к мужчине — это еще не доказательства.
— Тоже верно… — пробормотала Люс. — Но давайте сведем воедино то, что знаю я, и то, что знаете вы. И если приметы совпадут — значит, мы правильно вычислили отравительницу!
— Что сделали? — удивился юный лорд. — Вычисления — это ведь из области геометрии, леди. Вычисляют площадь луга или поля.
Люс опять погорела на буквальном переводе.
— Ладно, — сказала она. — Назовем это дело иначе. Мы постараемся понять, кто подставил Свирель… то есть Марианну.
— Подставил? Свирель? — сэр Эдуард был в большом недоумении. — Вы, леди, заговорили на каком-то невероятном языке. Свирель…
— Это прозвище Марианны. Там, где она жила, ее называли Серебряная Свирель, — объяснила Люс.
— А как называли вас?
— Меня называли Люс-а-Гард… — и Люс вздохнула, подумав, как это, в сущности, глупо — получать боевой титул в женской компании. — Итак! Отравительница — не простого звания.
— Не простого, — подтвердил юный лорд.
— Она — леди, и у нее имеются драгоценности.
— Разумеется.
— Два перстня — один с красным камнем, другой — с зеленым, и она оба носит на одной руке. Камни довольно грубой огранки, и впридачу подозрительной величины.
— Вот такие? — лорд изобразил пальцами овал, соответствующий перепелиному яйцу.
— Возможно, — согласилась Люс, которой Свирель могла только рассказать о камнях, но не показать их размеры.
— Перстень с таким рубином был у моего брата, — сказал сэр Эдуард, — был еще совсем недавно. И вы правы, леди, рубинов такой величины в округе почитай что нет. Его еще дедушка привез из Константинополя.
— Перстень — такая штука, которую можно снять с пальца и подарить женщине, — резонно заметила Люс. — Это — всего лишь доказательство, что отравительница была близка с сэром Эдгаром.
— Вы лучше скажите, леди, кто из окрестных жен, вдов и девиц не был с ним близок, — заявил юный лорд с немалым презрением. Тут Люс сообразила, откуда у поэта столь яркая неприязнь к интимным отношениям. Очевидно, примитивные похождения старшего братца порядком его допекли.
— Но женщин можно поделить на высоких и маленьких, толстых и тощих, брюнеток и блондинок, не так ли, добрый сэр? — Люс уже не могла избавиться от этого учтивого оборота.
— Разумеется!
— Интересующая нас женщина имеет длинные темные вьющиеся волосы, она примерно моего роста. Это вас не наводит ни на какие мысли?