Справившись с конем, Люс послала его в сторону, как будто собиралась дать деру. Она довольно точно рассчитала дугу — и очень удивила свиту лорда, когда внезапно оказалась у него за спиной, перепрыгнула на круп его коня и выкинула его светлость из седла к чертовой бабушке.
   Она думала, что таким образом проскочит поближе к Свирели, но было уже поздно. Роскошную красавицу увозили вскачь, а Люс встретили облаком стрел. Со стрелами она сражаться не могла и развернула коня.
   Тем временем лорд Блокхед был поднят оруженосцами и водружен на первую попавшуюся лошадь. Те, кто пострадал от нежных ручек и ножек Люс, тоже кое-как поднимались на ноги. Парня с разбитым горлом перекинули через седло. Люс, ускакав довольно далеко, чтобы действительно не попасть под стрелы, видела, как совещаются лорд и его свита, как садятся на коней и отправляются вслед за теми, кто увез плененную Свирель.
   И очень скоро Люс осталась на берегу реки одна.
   Ей оставалось только мчаться к стрелкам за помощью.
   Но, возможно, этого делать уже не стоило.
   Как только пленницу в Блокхед-холле спустят наземь, она первым делом схватится за свой браслет хронодесантницы. И прибудет домой в целости и сохранности — даже в большей целости, чем им там хотелось бы.
   А Люс придется объяснять молодцам из Шервудского леса, в особенности Черному Джеку, куда подевались сто килограммов цветущей плоти…
   Пребывая в таких рассуждениях, Люс медленно ехала через поляну, где только что разыгралось сражение. По всему выходило, что ей нужно двигаться к Блокхед-холлу, чтобы разведать обстановку. Исчезновение Свирели может быть обставлено по-разному. Она с перепугу не постесняется набрать на браслете код при всем честном народе и растаять в воздухе как привидение! А это будет уж вовсе некстати — слух о пойманном привидении разлетится по всей Англии. Лучше всего было бы, если бы у Свирели хватило терпения до ночи. Побег и побег, ничего больше! Тогда и Люс могла бы как-то выкрутиться перед ватагой. Мало ли куда появилась возможность сбежать! Все-таки холм в Шервудском лесу — не самое надежное место для прекрасной Марианны, а Черный Джек — не самый лучший спутник жизни.
   И тут Люс увидела у конских копыт что-то блестящее.
   Она прищурилась.
   Это был хронодесантный браслет Свирели.

7. СПЕЦИАЛИСТ ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ

   — Орлы! Гвар-р-рдейцы! — с яростной иронией восклицала Люс.
   Ей никто не отвечал.
   Стрелки сладко спали вокруг прогоревшего костра. Теперь не то что графские оруженосцы, не то что городская стража Ноттингема — малое дитя веревочками повязало бы всю ватагу. Спал даже юный пленник — не связанный, а лишь обработанный тем самым элем, который в первую очередь бьет по ногам.
   Люс попыталась растолкать одного, другого — бесполезно. Ей уже пришло на ум засунуть в чьи-нибудь штаны головню из костра, но тут она вспомнила про боевой рожок.
   Сняв его с первой попавшейся шеи, Люс набрала побольше воздуха и затрубила.
   Раздался такой душераздирающий скрип, что у отважной А-Гард мурашки по спине побежали. Но отступать было некуда — она произвела рожком то же самое, только чуточку погромче.
   Встрепанные стрелки, ругаясь и шаря неверными руками оружие, повскакивали на ноги.
   Убедившись, что спящих не осталось, Люс выдернула из толпы на видное место Томаса-Робина. Вид у него был такой же заспанный, как у прочих — травинки в волосах и в бороде, а физиономия и даже изумительные фиалковые глаза — как и полагается после трехдневного загула.
   Стрелки бурчали и с трудом приходили в чувство. Рыжий Питер даже высказался в том смысле, что неплохо бы раннего петуха, который так некстати раскукарекался, утихомирить кулаком по загривку. Он и замахнулся было, только какая же замашка у похмельного стрелка? Люс простейшим приемом айкидо коснулась волосатой ручищи — и Питер, не встретив кулаком никакой цели, пролетел мимо Люс и въехал носом в кучу хвороста. А Люс, положив руку на рукоять кинжала, обвела всю компанию таким ледяным взглядом, от которого здоровенные мужики сразу притихли.
   — Первого, кто вставит хоть слово… — нехорошим голосом сказала Люс и посмотрела всем по очереди в глаза, в том числе и стоявшему чуть поодаль юному лорду. Желающих не нашлось. Наступила подлинная тишина.
   Тогда Люс коротко рассказала, как похитили Свирель.
   К ней выскочил Черный Джек.
   — Куда же ты глядел, парень! — воскликнул он, хватая Люс за шиворот.
   Неуловимым для взгляда захватом Люс перехватила его руку и мягко уложила неудачливого любовника на траву.
   — Будешь суетиться — закину в костер! — пригрозила она. — Ну, ребята, что будем делать? Я здесь человек чужой, ни местности вашей, ни лорда вашего не знаю. Если поможете мне вызволить сестрицу — спасибо скажу. Нет — буду ломать голову сам.
   — Странно ты нас просишь о помощи! — загалдели стрелки. — Кто же так к молодцам с просьбой приходит? Ты поклонись! Мы не кто-нибудь тебе — мы ватага!
   Люс подбоченилась.
   — Хороша ватага! — возмутилась она, глядя, естественно, на вожака. — Ваши часовые до того упились, что собственного имени не вспомнят! Надо было мне привести сюда лорда со всей его свитой! Вот была бы у охотничков добыча!
   — И что бы они с нами сделали? — спросил малость протрезвевший вожак. — Связали по рукам-ногам да закинули в подземелье? И поили-кормили бы там, пока не приедет королевский суд? Вот тоже им удовольствие, одни расходы!
   Ватага расхохоталась и тут окончательно проснулась.
   Вожак обернулся и с удовольствием оглядел крепких парней.
   — Ну, что, молодцы? — бодро спросил он. — Когда это мы оставляли женщину в беде?
   — Никогда! — рявкнула ватага.
   И тут вожак встретился взглядом с юным лордом.
   Тот все это время молчал, но посмеивался. И странно было бы ему не веселиться, глядя, как опозорились лесные стрелки. Юноша не отвел взгляда, и, к большому неудовольствию Люс, это пришлось сделать Томасу-Робину.
   Естественно, она пришла на помощь.
   — Так вы поможете?… — обратилась она к вожаку, хотя это и так было ясно.
   — Мы поможем тебе и твоей прелестной сестрице, — твердо решил вожак. — Чтобы не говорили о молодцах из Шервудского леса, будто они позволяют лорду обижать девиц! Эй, Черный Джек, ты уже пришел в себя?
   В плотно стоявшей ватаге произошло какое-то движение, и на свет Божий был выпихнут Джек. Он, оказавшись перед Люс, уставился на обшарпанные носки своих сапог. И всем своим видом показывал — вот он, подлинный виновник всей катавасии, бейте дурака, только не до смерти…
   — Пойдешь выручать невесту? — весело спросил Томас-Робин.
   Джек разинул рот, но уставился при этом не на вожака, а на Люс. Он до тех пор смотрел на нее с надеждой, пока она не догадалась — в этом патриархальном веке братья выдают замуж сестер, если поблизости нет родителей, и Джек таким немым образом просит у нее руки и сердца Свирели.
   — Что уж с тебя возьмешь… — проворчала Люс.
   Это можно было счесть за положительный ответ, хотя вся ватага могла при надобности подтвердить — официального согласия Люс вроде бы не давала.
   — Понимаешь, парень, — и Томас-Робин положил тяжелую лапу на плечо Люс, — с одной стороны, мы могли бы выменять твою сестрицу на сэра Эдуарда… если добрый сэр не станет возражать…
   Последовал поклон вожака в сторону лорда и ответный высокомерный поклончик лорда вожаку.
   — Но, с другой стороны, мы не хотим зря переводить добро.
   Чтобы Люс поняла, какое именно добро, Томас-Робин мотнул головой в направлении лорда, а тот уставился на стрелка с большим интересом.
   — За сэра Эдуарда мы много чего получим, если с умом возьмемся за дело. Нам ведь нужно к зиме и самим хлебом запастись, и беднякам помочь. Сэр Эдуард — это, если угодно, наш амбар и даже свинарник.
   Получив такой комплимент, юный лорд сложил руки на груди, всем видом показывая: отольются кошке мышкины слезки…
   — Так что если другого выхода вовсе не будет — мы обменяем пленника на твою сестрицу. Но сдается мне, что ее удастся вызволить и без таких жертв. Она ведь у тебя красавица!
   — Тем хуже для нее, — мрачно сказала Люс и сама порадовалась, как это у нее ловко вышло в средневековом духе. Действительно — красавицу в Блокхед-холле могли ожидать большие неприятности.
   — Скорее всего, наш благородный лорд решил, что отбил у стрелков пленницу. Вид у твоей сестрицы самый что ни на есть высокородный, так что в темницу ее не бросят, на хлеб и воду не посадят…
   «А вот это было бы неплохо!»— подумала Люс.
   — …а окажут ей всяческий почет! Конечно, лорду захочется удержать ее в замке подольше, а вот леди, насколько я понимаю, пожелает от твоей сестрицы избавиться, и чем скорее — тем лучше. Так что у нас есть шанс обойтись без размена пленных…
   — Начнем с того, что чужому теперь будет непросто попасть в Блокхед-холл, — возразил юный лорд. — Брат догадается, что разбойники из Шервудского леса так просто не уступят свою красавицу.
   — Ничего, добрый сэр, напрасно изволите беспокоиться! — с подозрительной учтивостью поклонился ему стрелок. — У нас есть свои маленькие хитрости. Черный Джек!
   — Я, вожак!
   — Найди-ка ты поскорее нашего благочестивого брата…
   — Дай позавтракать, Том… ну, Робин! — взмолился Джек. — Поем — и сразу в дорогу!
   И он немедленно ухватил кость с остатками мяса.
   — Я пойду с ним, — сказала Люс.
   Вожак посмотрел на подтянутую, сосредоточенную Люс, посмотрел на расхристанного Джека, впопыхах обгрызающего кость, и решил, что от Люс проку будет больше.
   — Тогда пойдем, паренек, посовещаемся, — и с этими негромкими словами красавец-стрелок увлек Люс подальше от ватаги.
   — Куда ты посылаешь Джека? — спросила Люс.
   — В аббатство за рекой. Есть у нас там верный человечек. Так по нему и не скажешь, что годится в дело! — стрелок хитро прищурился. — Ручонки хиленькие, ножонки дохленькие, идет — от ветра качается, ну, как сэр Эдуард. Однако в беде всегда выручит. Вот я и хочу, чтобы этот убогий монашек сходил в Блокхед-холл. Благо он там свой человек. Его ни в чем не заподозрят, а он поговорит с кем надо, хоть бы и с самой леди, и вызволит твою сестрицу.
   — Ну, монашка в аббатстве я и без Джека найду, — решила Люс. — Скажи только, в какой оно стороне.
   Она чуть было не попросила дать ей записку к этому самому монашку, но вовремя вспомнила — в ватаге не было ни одного интеллектуала, освоившего хотя бы азбуку.
   — Девушка ты, конечно, отважная, — усмехнулся стрелок. — Да только монашек наш чужому не доверится. Он же пуглив, как горлинка! Он же понимает — такого дохленького каждый обидеть может. Вот и осторожничает. Так что придется тебе, красавица, идти с Джеком. Заодно и объяснишь ему, как нужно обходиться с благородными девицами.
   — Не зови меня красавицей, Том, — как можно жалостнее сказала Люс. — Какая из меня красавица? Ни кос, ни здесь, ни там… Пустое место!
   — Ну, это как на чей вкус, — принялся выкручиваться стрелок. — В конце концов, ты девушка ловкая, шустрая, с характером. Есть такие, кому с характером подавай…
   — А тебе, Том, без характера, но чтобы сала побольше? — осведомилась Люс. — Вот выпучу сестрицу, выберу время, съезжу на ярмарку и найду тебе там самую что ни на есть прекрасную йоркширскую свиноматку… Так что извини за шутку и давай простимся. Заберу я Джека и пойду с ним в аббатство.
   — Ты поосторожнее, — забеспокоился Томас-Робин. — Лорд тебя видел. Ты ему на глаза не лезь!
   — А почему бы и нет? — прищурилась Люс. — Может, ему даже интересно будет. Вон у него леди — такая же тощая, как и я. Значит, ему всякие нравятся, и худенькие тоже. Может, я в конце концов с этим вашим лордом Блокхедом найду свое счастье? Буду с ним на охоту ездить в Шервудский лес…
   Стрелок уставился на Люс, как на привидение.
   — А то годы идут, молодость улетает, и никому уж я больше не буду нужна… — запричитала Люс, поглядывая на ошарашенного такой внезапной скорбью стрелка. — И высохну, и почернею, и совсем одеревенею…
   Тут она картинно почесала в затылке, изобразила на физиономии некое сомнение, ноги ее сами собой разъехались, и она села на траву в прямой шпагат. Стрелок непроизвольно ахнул.
   — Что, миленький? — безмятежно спросила Люс, мгновенно собираясь в комочек, обхватывая колени руками и исподлобья глядя на своего ошалевшего избранника. Затем она внезапно раскинулась перед ним на спине и с протяжным стоном закрыла глаза. А когда Томас-Робин, всерьез перепуганный всей этой гимнастикой, решил было наклониться над ней, чтобы убедиться — дышит ли, она внезапно напряглась и встала на мост.
   Робин— Томас отпрыгнул, как от гадюки.
   Люс из мостика встала на руки, прогнулась в спине и оказалась на ногах, но это было еще не все. Она сделала свой коронный трюк — вскинула левую ногу так высоко, что та образовала как бы продолжение правой, опорной ноги.
   Обняв себя за левое бедро и без видимых проблем сохраняя равновесие, Люс прижалась щекой к собственной серой штанине и опять исподлобья взглянула на стрелка.
   — Это ты во Франции научилась? — сообразил он. — Там, говорят, такие по городам ходят, которые на голове стоят, по веревке бегают и нож проглотить могут. Не упадешь?
   — Вот если растолстею, то обязательно упаду, — пообещала Люс. — А скорее всего, сало просто помешает мне задрать ногу так высоко. И живот тоже помешает. Приходится выбирать, милый Том…
   — А что ты еще умеешь? — оживился стрелок. — А ходить на руках? У лорда жил старый шут, так он складывался вдвое и прыгал на руках, как лягушка. И еще квакал при этом! Из Шотландии приезжали посмотреть!
   — Когда-нибудь покажу тебе, что я еще умею, — тут Люс небрежно опустила ногу ему на плечо и стала заботливо расправлять отворот крошечного сапожка. Справившись с отворотом, она в третий раз взглянула на стрелка исподлобья и убрала ногу.
   Томас— Робин онемел. Деревенские красавицы, отвечая взаимностью на его ухаживания, могли игриво толкнуть локотком в бок, наступить на сапог, прижаться грудью. Это было понятно и приятно. Но чтобы вдруг закидывать ногу на плечо -такое он видел впервые.
   А пока вожак ватаги стоял столбом, пытаясь осознать, что же это такое было, Люс раскланялась еще не вошедшим в моду тройным реверансом и смылась.
   У костра она обнаружила всю ватагу за завтраком.
   Отцепив Джека от неизвестно которой по счету обглоданной кости, Люс пообещала покормить его в ближайшей харчевне, с ужасом подумав при этом, что вот еще один музейный пенни из взятых под расписку придется потратить непонятно на что.
   И они двинулись в сторону аббатства.
   Не имевший пуговичных плейеров, вставляемых в ухо, век способствовал становлению самодеятельных талантов. Чтобы не было скучно шагать по лесной тропе, Джек запел.
   — Двенадцать месяцев в году, считай иль не считай, но самый радостный в году веселый месяц май! — гремел он. — Вот едет, едет Робин Гуд по рощам и лугам, и видит старую вдову у въезда в Ноттингем…
   — А едет он туда, очевидно, к молодой вдове, — заметила Люс. — Ты бы, Джек, чем горланить, о моей сестрице подумал бы. Ей там — хоть в петлю, а ты орешь на весь Шервудский лес и жизни радуешься!
   И Люс, чтобы прекратить самодеятельность, очень увлекательно рассказала Джеку, как именно бедную красавицу взвалили на лошадь, до какого места задралась ее эфемерная рубашка, каково при этом было выражение лица у лорда и что открылось восхищенным взорам охотников, если учесть, что Свирель уложили на конскую шею вниз лицом…
   Джек, с каждым словом свирепея все больше, ходко вел Люс лесными тропами, ориентируясь по приметам и по солнцу. Они шли так довольно долго, чуть ли не до полудня, и Люс поняла, что Джек-то оказался умнее ее — как следует поел на дорогу. А вот обещанная ею харчевня что-то им не попадалась.
   В конце концов голодная Люс не то чтобы просто устала от путешествия, а ее начало утомлять общество простого парня Джека. И она сказала, что если бы знала, какая дорога предстоит, не бросила бы лошадь на опушке. Говорить же этого не стоило — Джек опять запел.
   — Верхом не езди, Ричард Ли, учись ходить пешком, и будешь в зарослях у нас лихим лесным стрелком! — насмешливо пропел он, даже не пытаясь объяснить, что это за Ричард Ли, и чем ему навредила верховая езда. Вместо аплодисментов раздался собачий лай, и на тропу выскочили два огромных, мордастых, лохматых пса.
   Люс любила собак, и именно поэтому растерялась. В случае даже острой необходимости ей было бы нелегко пырнуть собаку ножом. Зато Джек пришел в полный восторг.
   — Догоняй! Хватай! Собачки мои золотые! Догоняй, где папочка? Хватай! Ищи папочку! Ну, где папочка?
   Псы были потрясающей величины, и Люс, не врубившись, подумала, что их папочка должен быть настоящим слоном. Но вместо слона из зарослей появился скорее уж бегемот…
   — Братец Тук! — приветствовал его Черный Джек. — Благослови, отче!
   — Чтоб ты сдох, сынок! — отвечал ему бегемот, впрочем, вполне добродушно. — Псов мне зря с толку сбиваешь!
   Люс стояла и смотрела — в конце концов, она впервые в жизни видела настоящего монаха. Он был краснощек, невысок, плечист и до чрезвычайности пузат. Края длинной рясы, залохматившиеся от слоняний по лесам, были заткнуты за широкий пояс из той самой кожи, что идет на подошвы и щиты. На поясе уже болтались два зайца. Ремень колчана, холщовая лента, на которой сбоку висела здоровенная сума, и ремешок от фляги перекрещивались на груди. Круглую веселую физиономию сверху обрамляла жесткая рыжая шевелюра с выстриженной тонзурой немалой величины, а снизу — целый пушистый веник. Рукава рясы братец Тук закатал, так что Люс увидела здоровенные загорелые руки. Видимо, этот братец не столько смирял плоть, сколько заботился о провианте для прочей братии.
   — Выручай, братец Тук! — без церемоний обратился к этому очаровательному монаху Черный Джек.
   — Как выручать, так — братец Тук! — ехидно начал монах. — А как олененка захудалого прислать братии к ужину, или кабанчика полудохленького, или уток пару, так вас и не допросишься. Ватага, называется! Вот лет пятнадцать назад была в Шервудском лесу ватага как ватага! Обитель за этой ватагой и горя не знала!
   — Ты с этими делами к вожаку… — проворчал Джек.
   — С вожаком у нас особый разговор будет. Как в холода отсиживаться — так он вас, дармоедов, в обитель приводит! А как тепло — так ватагу и не дозовешься! Ну, так что там у вас стряслось? Давай, выкладывай, сынок. Сперва вместе посмеемся, потом придумаем, как быть. Да расскажи, кого это ты с собой привел? Что за прелестный паж?
   Монах внимательно осмотрел Люс и вдруг тоненько хмыкнул.
   А Люс только теперь поняла, что это и есть тот убогий хиленький монашек, которого ей живописал Томас-Робин. Очевидно, до рождения классического английского юмора еще оставалось несколько веков…
   — А в самом деле, парень… — тут Джек тоже вдруг оглядел Люс с головы до ног, — как же тебя зовут?…
   И на его красивой живой физиономии отразилось великое недоумение.
   У Люс были заготовлены имя и фамилия — Льюис Мортон. Ей почему-то казалось, что она кому-то уже называла это имя и эту фамилию. Возможно, это случилось у костра между двумя кубками эля…
   Монах посмотрел на них обоих, подмигнул Люс и зычно расхохотался.
   — Да не до смеха нам, братец! — воскликнул Черный Джек. — Невесту у меня украл лорд Блокхед, вот что!
   — Невесту? У тебя? — тут уж монах не то что захохотал, а просто загрохотал, так что верхушки соседних дубов содрогнулась, а псы встревоженно залаяли. — Невесту, говоришь? И которую же по счету? И кто же тогда?…
   Тут монах опять подмигнул Люс и воззрился на нее так выразительно, что она поняла — ее тайна раскрыта.
   Впрочем, вряд ли это грозило неприятностями. У монаха были живые и умнейшие глаза, хотя и обратившиеся от хохота в щелки.
   — Святой отец, — сказала Люс, когда это стихийное бедствие чуточку утихомирилось, — я брат его невесты. И мне кажется, нам лучше будет побеседовать наедине, святой отец. Давно я что-то не исповедовался.
   Джек от такого приступа благочестия разинул рот.
   Но делать нечего — он, повинуясь внезапно строгому взгляду монаха, остался стоять, а братец Тук взял Люс за руку и повел по тропе прочь. Псы пошли было следом.
   — Стеречь! — велел монах, ткнув пальцем в Черного Джека. — Добыча! Стеречь!
   Псы степенно уселись у ног стрелка.
   — Вы там поскорее, что ли!… — обреченно крикнул вслед Черный Джек.
   Братец Тук привел Люс на приятную полянку, где можно было посидеть на замшелом кривом стволе.
   — Ну, девочка? — спросил он, садясь.
   — Ну, братец? — вопросом же ответила Люс и тоже присела…
   И они молча уставились друг на друга.
   — Давай-ка, голубка, рассказывай, как все было на самом деле, — велел монах. — Молодцы из Шервудского леса — ребята простые. Ну там, из-под виселицы приятеля выкрасть, оленя в королевском лесу подстрелить, жену у лесника… того… одним словом… А у тебя, я вижу, дело непростое. Как оно так получилось, что твоя сестра стала невестой этого юбочника? Он же, насколько я помню, клятву дал не жениться, а сам обещал на старости лет поселиться в нашем аббатстве и сменить меня на боевом посту.
   — Какие клятвы давал Черный Джек, я не знаю, — честно ответила Люс. — Мы с сестрицей пробираемся сюда с севера. Она там полюбилась, видите ли, нашему лорду, а он ей — не по вкусу. Джек как увидел сестрицу, прямо с ума свихнулся — женюсь, да и только! Ну, и она не против…
   — Ох, накажет его ночной охотник Хорн, ох, накажет… — проворчал монах. — Он ведь, негодник, не только святому Гильберту обет дал — он ведь и рогами охотника Хорна поклялся! Как же он, дуралей, допустил, чтобы девица попалась на глаза лорду Блокхеду?
   — Дуралей потому что… — буркнула Люс.
   — Она ведь у тебя, я полагаю, красотка в теле? — осведомился монах. — Я-то знаю вкусы Джека и лорда!
   — И красотка, и в теле, — согласилась Люс.
   — Полно, сестрица ли она тебе? — проницательно полюбопытствовал вредный монах.
   — Сестрица! — прямо-таки вызверилась на него Люс, так что возражать он вроде бы побоялся.
   — Ну так как же он ее проморгал?
   Люс была настолько сердита на Джека, что без зазрения совести рассказала братцу Туку про предсвадебную ночь стрелка и Серебряной Свирели.
   — Ну, тут удивляться нечему, — задумчиво молвил монах. — Этого поганца Джека Господь наградил так, как порядочного человека редко награждает. Его имущества на двоих вполне станет. Вот он девицу и ошарашил… Стало быть, осталась твоя сестричка в девицах? Или успел-таки?
   — А черт его знает, — и Люс насупилась. — По-моему, не успел, а именно ошарашил. Я как женщина полагаю…
   — Ну, говори, голубка, говори, мне не привыкать, — ободрил ее монах таким задушевным голосом, что Люс показалось, будто она проникла в подлинную суть братца Тука — верного хранителя женских секретов, которых он при исповеди наслушался, должно быть, выше крыши.
   — Так вот, я полагаю, что ее с перепугу все судорогой схватило, а сквозь эту судорогу черта с два пробьешься, — попросту объяснила Люс.
   — Разумно говоришь, дочь моя, — одобрил монах. — Эта судорога имеет латинское название «vaginismus», или что-то в том же роде… Может, кстати говоря, сделаться привычной и весьма мешать при исполнении супружеского долга. Так, по-твоему, она еще девица? И вы с Джеком хотите, чтобы я пробрался в Блокхед-холл и разобрался, что к чему?
   — Вся беда в том, что сестрица совершенно нашего языка не знает, — призналась наконец Люс. — Она далеко отсюда выросла… ну, про это долго рассказывать… Так что, братец, главное — покажи ей этот браслет!
   И Люс вручила монаху хронодесантный браслет, потерянный в схватке Свирелью.
   — Покажи, но в руки не давай, — добавила она. — А то, чего доброго, опять потеряет.
   На самом деле Люс боялась другого — что Свирель немедленно при всем честном народе наберет аварийный код, если только не забыла его с перепугу, вызовет незримую силовую капсулу и растает в воздухе, подтвердив тем самым все имеющие хождение в двенадцатом веке истории про нечистую силу. И как тогда объясняться перед ватагой?
   — Разберусь, — сказал монах. — И постараюсь вывести девицу из Блокхед-холла. Но есть у меня условие.
   — Дохлого кабанчика к ужину? — осведомилась Люс.
   — Коли наш блудливый лорд еще девицей не попользовался, пусть она в благодарность побудет ночку со мной, — твердо заявил монах. — Для общего блага.
   — С тобой? — изумилась Люс. — Да она же Джеку слово дала… она же невеста… она его любит!…
   Люс вообразила себе, как отнесется к этой идее Свирель, и даже испугалась. Она долго лепетала бы всякие доводы в пользу Джека, но увидела, как монах скептически покачивает головой, и заткнулась.
   — Как Джек со своим делом справился, мы с тобой знаем, — напомнил монах. — Надо бы хуже, да нельзя. А я этот ларчик куда ловчее открою. Ты уж на меня положись, голубка. Я по девичьей части знаток. Она и не заметит.
   — Как это не заметит? — поразилась Люс неслыханному хвастовству. — Это ж каким мастером надо быть, чтобы девица такого вторжения не заметила!
   — А мы, монахи, на все руки мастера, — добродушно усмехнулся братец Тук, подошел к многопудовой колоде, наполовину ушедшей в землю, без особого усилия поднял ее над головой, зашвырнул за десять шагов и вытер руки о рясу.