Страница:
— Бабуля, мы побежали! — Люс, чмокнув бабушку в щеку, схватила за руку Свирель и потащила ее к дверям.
Зульфия прикрыла их отход и сама выскочила следом.
— В подвал! — приказала она.
Время для хронодесантниц было неурочное. Но кое-кто из приближенных к Маргарет лиц их знал, и был шанс, что они без затруднений доберутся до камеры.
Свирель на ходу причитала, что не может так быстро, что спешка вовсе ни к чему и что она ничего не понимает. Но Люс, понимавшую опасность промедления, так раздражали капризные интонации примадонны, что она только молча ускорила шаг.
Пока она дотащила Серебряную Свирель до блока, где стояла хронокамера, пот лил с нее градом.
Остальное было делом техники.
Из зала перед хронокамерой Зульфия набрала код Маргарет. Та сидела дома в пасмурном настроении. С того дня, как ее втянули в заговор, она только и делала, что трепетала от ужаса. История не должна была вылезть на свет слишком рано. А Маргарет очень боялась за свое место и карьеру. Все-таки у нее на шее сидели два безнадежных холостяка, которые сами себя вовеки бы не прокормили.
— Нужен допуск по программе «Сопровождение»! — строго сказала Зульфия.
— Есть допуск… — пробормотала из кресла-качалки Маргарет. — Кто там на вахте?
Люс поймала за шиворот проскользавшего мимо лаборанта и сунула его физиономией в экран видео.
— Наладь им там… — распорядилась Маргарет. — Только поскорее!
Стоя справа и слева от перепуганного лаборанта, по очереди объясняя ему, кто он такой и почему вылетит из Института хронодинамики к чертовой бабушке, Зульфия и Люс добились готовности хронокамеры за две с половиной минуты, что в нормальных условиях было бы рекордом. Маргарет с экрана смотрела на все это в тихой панике.
Зульфия и Люс продолжали держать с ней связь всего лишь потому, что это было единственное видео в помещении. И нужно было занимать его как можно дольше.
Наконец Маргарет все это надоело, она высказала обеим А-Гард, что думает об их бабушках, и отключилась.
Тут же раздался трезвон аварийного вызова.
— Ну, это уж точно твоя бабуля! — воскликнула Зульфия. — Скорее в камеру!
Люс первой впихнула Серебряную Свирель, потом втиснулась сама. Она попыталась захлопнуть дверь изнутри, что было невозможно в принципе, и тут мудрая Зульфия сунула ей за пазуху маленький, совершенно противозаконный в двенадцатом веке, но крайне необходимый Люс предмет, обнаруженный на полке возле пульта.
В тот миг, когда двери камеры закрылись, на экране появилась Диана. Вид у нее был яростный.
— Немедленно прекратить! — крикнула она.
Отшвырнув лаборанта, Зульфия схватилась за главный на панели тумблер.
— Немедленно отставить! — продолжала бушевать Диана. — Ты знаешь, кто там, в камере?!. Знаешь! Это же Марианна Ольдерогге! Меня только что нашла Илона…
— Конечно, знаю, — работая на клавиатуре, ответила Зульфия. — Но у нас просто не было выбора!
Тут в зал вбежали Асият, Нора и Илона.
Прикрывая собой панель, Зульфия повернулась к ним и застенчиво улыбнулась.
Она держала паузу, сколько могла.
— Я хочу, чтобы так было… — прошептала Зульфия, теребя кончик правой косы. — Это мое желание, мой каприз… А беременной женщине ни в чем нельзя отказывать…
Асият всплеснула руками.
Когда Диана на экране и заговорщицы в зале опомнились, агрегат камеры уже вовсю ворчал. Вмешиваться было поздно. Люс и Свирель благополучно отбыли в двенадцатый век.
Зульфия жалела лишь об одном — они не насладились немой сценой…
О том же жалела и Люс, проваливаясь в дебри средневековья. Она могла держать пари, что Зульфия справится с ситуацией, но увидеть все эти растерянные физиономии, услышать их жалкую и более недействительную ругань!…
Единственное, что ее тревожило — как перенесет путешествие Свирель.
И впрямь, Люс пришлось повозиться, приводя ее в чувство. Наконец лежащая на свежей травке певица открыла большие голубые глаза и прошептала:
— Действительно…
— Что — действительно? — осведомилась Люс, поднимаясь с колен и шаря рукой за пазухой.
— Ну, что мы — здесь! Были в какой-то конуре, и вдруг — настоящая природа! Воздух! Небо!
Люс сама иногда срывалась с нарезки и впадала в бурные восторги. Но когда это самое затевала другая женщина, она спешила убраться подальше. Тем более, что у нее было срочное дело.
Люс что есть духу понеслась к стоявшему на опушке дубу.
Хрономаяк, упрятанный в дупло, был немалой величины и провалился туда довольно глубоко. Люс пришлось повиснуть над ним вверх тормашками — ноги снаружи, туловище в дупле. Одной рукой она придерживалась, другой вынула из-за пазухи отвертку-крестовик.
Ей нужно было вывинтить четыре шурупа, снять прозрачную пластинку и вынуть из гнезда хотя бы одну пластину антенны. Причем — в полной темноте.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Единственное, что ее несколько смущало при возне с хрономаяком, так это странные звуки снаружи, довольно пронзительные и, на вкус Люс, не больно-то гармоничные.
Вытащив на всякий случай не одну, а две пластины, она выкарабкалась из дупла и все поняла.
Сидя в густой траве, Свирель сосредоточенно пела. Это были какие-то вокальные упражнения, напоминавшие хроматические гаммы. Певица занималась этим скучным делом с такой самоотдачей, с какой Люс — катами карате.
Люс оглянулась по сторонам. Таскать пластины с собой было решительно незачем, и она осторожно засунула обе вместе с отверткой за отставший пласт дубовой коры. Теперь ни ее, ни Свирель нельзя было так просто извлечь отсюда. С другой стороны, если бы они попали в беду и не могли воспользоваться браслетами, то на помощь рассчитывать не имело смысла. Люс взвалила на себя немалую ответственность — а безмятежная Марианна Ольдерогге беззаботно проверяла, как ее драгоценный голос перенес путешествие!
— Ты чем это занимаешься? — сердито спросила, подойдя к ней, Люс. — Если тебе так уж хочется звучать — исполни мадригал какой-нибудь, или эту… канцону! Мы же в двенадцатом веке!
— Да? — Свирель задумалась. — Ты знаешь, у меня в основном оперный репертуар. Может быть, стретту из «Трубадура»?
— Давай сперва выберемся отсюда, — решила Люс и протянула певице руку. Та с трудом поднялась с земли.
Они были в трех шагах от той самой дороги в Ноттингем, где Люс обнаружили спешившие на праздник девицы. А-Гард задумалась — в тот раз она знала, где искать молодцов из Шервудского леса. В этот раз она не знала решительно ничего, да еще следом плелась примадонна. Опять же — в тот раз ее отправляли в двенадцатый век специалисты, способные рассчитать время с точностью до часа. А в этот раз — Зульфия. И Люс побаивалась — как бы ее не занесло в Ноттингем задолго до состязания стрелков?
Что— то говорили тогда девицы про замок Блокхед. Может быть, на худой конец стоит поискать пристанища в замке? И там разведать насчет Томаса-Робина и его удалой команды? Ведь искать их в лесу -бесполезное занятие. И хорошо, если Люс угодила в двенадцатый век после своего знакомства с ватагой, тогда ее признают за свою. А если — до знакомства?
— Ай! Это что там такое?!. — Свирель взвизгнула не во всю мощь своего тренированного горлышка, но вполне удовлетворительно.
— Ничего особенного, — выглянув сквозь кусты на дорогу, сообщила Люс. — Рыцарь в полном вооружении. Стой спокойно, он сейчас проедет мимо.
Она сообразила, что напугало Свирель, — вдруг объявившийся над кустами пернатый шлем, детали которого грубо копировали человеческое лицо, а может, и львиную морду.
— Так это — настоящее средневековье? — вдруг осознав случившееся, воскликнула Свирель.
— Тихо ты! — приказала Люс, увлекая голосистую спутницу в лес. — Чего доброго, услышит и погонится… Да, это оно и есть — средневековье. Мы с тобой на опушке Шервудского леса. Здесь водятся олени, кабаны и настоящие мужчины. Сейчас ты совсем придешь в себя, и мы отправимся на охоту. Сегодня ты затравишь отличную дичь!
— Нет, — тихо сказала Свирель. — Я так не могу.
— Как не можешь? — не поняла Люс.
— Ну, так — сразу… Я же совершенно их… ну, его… не знаю! Как можно с незнакомым человеком — и вдруг сразу?…
— Во-первых, можно, — возразила Люс. — Тут же за тобой никакая пресса не шпионит, что хочешь, то и делай. Во-вторых, не обязательно сразу. А в-третьих, когда ты увидишь стрелков из Шервудского леса, такие дурацкие вопросы уже не будут тебя беспокоить.
— Тебе легко говорить… — надулась Свирель и вдруг замерла, разинув рот.
— Ты что это? — даже испугалась Люс. Вид у Свирели был — будто она наступила на ядовитую змею.
— Слушай! А как это повлияет на голос???
Ошарашенная Свирель села куда пришлось — и, к счастью, это был почтенный пень. Люс тоже растерялась — естественно, о голосе «сопровождаемого лица» они с Зульфией как-то не подумали.
Полчаса Люс плела ахинею о положительном воздействии личной жизни на физиологию вообще и голосовые связки — в частности. Наконец под угрозой оказались ее собственные связки.
Все же ей удалось воодушевить Серебряную Свирель, отцепить ее от пня и повести за собой на поиски «зеленых плащей».
— С ними у тебя не будет никаких проблем, — уже сбиваясь на хрип, проповедовала Люс. — Это простые, замечательные ребята, они увидят тебя и обалдеют! Скажи честно, когда в последний раз мужчина балдел от твоей великолепной груди? А?
Ответа она, естественно, не дождалась.
— А тут обалдеют все разом! — радостно пообещала Люс, взялась рукой за горло и прокашлялась. — А когда приходили в восторг от твоих бедер? А? То-то! И это — притом, что ты полностью одета. Вообрази же радость того, кому ты доверишь раздеть себя! Да он же рехнется, бедняга! Такое море свежей и ароматной кожи! Он покроет тебя всю поцелуями!
Тут Люс совершенно некстати вспомнила про блох.
— Да, а потом? — жалобно пискнула Свирель, стараясь не отставать от Люс.
— Потом? М-м… Потом тебя ждет среди кучи приятных ощущений одно не совсем приятное…
Люс задумалась, ища сравнение.
— Кстати, тебе случалось защемить палец в дверях?
— Случалось, и что?
— По сравнению с пальцем это — тьфу, мелочь, пустое место! И когда прищемишь палец, это не сопровождается никакими приятными эмоциями…
Люс вспомнила аналогичный эпизод собственной биографии, и сомнение ее одолело. Ее партнер хотя бы имел опыт изучения соответствующей литературы. По крайней мере, он проделал все необходимое по рекомендациям сексологов. Боли она практически не испытала, но и радости, естественно, тоже. Вообразив же себе жизнерадостных молодцов из Шервудского леса, Люс очень усомнилась в их грамотности и деликатности. Скорее уж, увидев такое великолепие цветущей плоти, избранник Свирели ринется напролом, невзирая на сопротивление. И какой же музыкальный вопль огласит тогда Шервудский лес!
Люс вообразила, сколько децибелов может выдать этот великолепно поставленный голос, способный наполнить собой самые большие концертные залы мира, и ей стало не по себе.
С другой стороны, грехопадение Свирели было для Люс делом второстепенным. Благодаря толстушке Люс прорвалась в Шервудский лес, а дальнейшее — уже просто личная жизнь, ее и Марианны, и как они свою личную жизнь будут устраивать — это никого не касается. Даже если по возвращении обнаружится, что Свирель прибыла в том же состоянии, что и отбыла… Во-первых, это когда еще будет! Во-вторых, Люс ждал такой нагоняй от бабки и заговорщиц, что на вернувшуюся Марианну Ольдерогге, скорее всего, они просто не обратят внимания.
— Понимаешь, — несколько сменила тактику Люс, — тут ведь все зависит от тебя самой. И только от тебя! Эти молодцы из Шервудского леса ничего тебе не сделают, если ты не захочешь.
— А если они мне ничего не сделают, как же мы вернемся? — резонно спросила Свирель.
— Положись на меня, — отвечала Люс. — Я беру ответственность на себя!
Свирель посмотрела на нее с большим уважением.
— А если тебе самой станет интересно, то опять же все от тебя зависит, — продолжала Люс. — Если ты будешь тихой, кроткой, ласковой, то и с тобой будут вести себя соответственно. Главное — слишком не раздразнить. А когда вы перейдете к делу, ты просто шепнешь ему — мол, милый, побереги меня… И он все поймет. И все будет замечательно!
— Действительно поймет? — удивилась Свирель. — Ты же говорила, что они просто бешеные…
Люс опять некстати вспомнила про блох. Уж кто был бешеным в Шервудском лесу, так именно они. Правда, в аптечке были самые свирепые снадобья, но все же, все же…
Тут поблизости хрустнул сучок, и Люс замерла.
Кто— то шел из глубины леса к дороге.
Люс подозревала, что стрелки в свободное от разбоя время могут слоняться днем неподалеку от опушки, подстерегая любительниц лесной ягоды и особенно грибов неизвестной ботаникам породы. Но в такое время года бывают только цветочки, ягодки — это уже потом. И по тропе может шагать не только стрелок, но и графский лесничий. Впрочем, лесничий, скорее всего, ездит верхом…
Так или иначе, Люс взялась за рукоять своего длинного кинжала одной рукой, а за Свирель — другой, чтобы при необходимости быстро закинуть толстушку себе за спину.
Тот, кто шел, насвистывал песенку.
Люс насторожилась — песенка была заунывная, но она уже знала, что музыка в этом двенадцатом веке все — наоборот. Стало быть, тот, кто свистел, делал это от избытка чувств и хорошего настроения.
Люс насвистела мелодию.
Тот, за кустами, сразу замолк. И Люс могла держать пари — он тоже шарит на боку рукоять кинжала.
Она сделала шаг навстречу. Он — тоже.
— Бог в помощь, добрый путник! — обратился он из-за кустов. — Не бойся, не обижу!
— Бог в помощь, молодец! — отвечала Люс. — Где ты там, покажись!
Из— за поворота тропинки вышел Черный Джек -тот симпатичный и вертлявый брюнет, что дважды попал в круг на состязаниях. Его правая рука действительно лежала на рукояти, а в левой была огромная корзина.
Люс замерла — вот сейчас выяснится, угодила ли она в Шервудский лес с опережением, или как раз несколько дней спустя после совместной ночевки.
— Ого! — воскликнул Черный Джек. — А мы тебя обыскались! Вожак сказал, что отпустил тебя в город — уладить твои дела. Идем со мной, я за хлебом в деревню и обратно, а то ты сам новой стоянки не найдешь… О Матерь Божья!
— Это моя сестра, Черный Джек, — сказала совершенно ошалевшему стрелку Люс. — Всего-навсего сестра.
Черный Джек присел на левой ноге, правую выставил вперед, а руки раскинул в стороны, не сводя при этом глаз с Серебряной Свирели. Люс догадалась, что это — поклон. Вот только корзинка тут была совершенно некстати.
Свирель, которую в консерватории обучали сценическому движению, тоже сделала что-то этакое. И Люс вздохнула — грации в реверансе толстушки не было ни на медный грош, а стрелок уставился на нее с таким восторгом, какого Люс еще ни в чьих глазах не видывала.
— Я рад приветствовать прекрасную леди у нас в Шервудском лесу, — сказал наконец Джек. — Что же ты, парень, крысу тебе за пазуху, молчал про такую сестру?!
— Ее нужно спрятать, — ответила Люс. — Я ведь потому к вам и пристал, что только «зеленые плащи»и могут нам с сестрицей помочь. На вас вся надежда!
Люс надеялась услышать что-нибудь о лесном братстве и взаимовыручке. Но от вида изумительного декольте стрелок то ли опять онемел, то ли, как ни странно, оглох.
Пытаясь понять, в чем тут дело, Люс обернулась и глянула на Свирель.
Певица, покрасневшая от взглядов красавца-стрелка, действительно была сейчас хороша собой, невзирая на четыре десятка совершенно лишних килограммов.
Парочка радостно таращилась друг на дружку. Свирель впервые в жизни произвела такое впечатление.
— Слушай, парень… — вдруг хрипло сказал Джек. — Да познакомь же ты наконец с сестрицей! Впервые вижу такую красавицу!
— Понравилась? — подмигнула ему Люс.
— Так бы и съел!
Тут Свирель дернула Люс за край фестончатой пелерины.
— Зовут мою сестрицу Марианна, — не обращая внимания, сказала Люс. — Мы с ней из северных графств. Понимаешь, Джек, лорд у нас там — не дурак. Знает, что почем. Красивую девку с уродиной даже впотьмах не перепутает. А ей этот наш лорд ни к чему. Вот и пришлось девчонке удирать, в чем была…
Тут Марианна так двинула Люс локтем в бок, что та покачнулась.
— Пусть твоя сестричка не беспокоится, мы ее в обиду не дадим, — решительно пообещал стрелок. — Я сам о ней позабочусь! И хорошо бы она замуж за меня согласилась, а? Замолви словечко, парень! Я, конечно, из «зеленых плащей» не сразу уйду, но есть у меня старший брат, зовет к себе на ферму. Дом для твоей сестрички построю, настоящий, господский, чтобы скотина отдельно стояла!
— А вот сейчас я с ней посоветуюсь, — обнадежила Люс и позволила Свирели ткнуться губами в свое ухо.
— А не могла бы ты перевести? — довольно ядовито осведомилась Свирель.
— Что перевести?
— Я ведь ни слова не понимаю, что вы там щебечете!
— Как — ни слова? — даже растерялась Люс.
— Очень просто — впервые слышу такой язык!
И тут Люс с ужасом сообразила, что произошло. Впопыхах, да еще в условиях конспирации, они с Зульфией напрочь забыли отправить Свирель на скоростную обработку к специалистке по гипнотическому внушению языков Асият.
И Люс стало жутко…
6. ПЕРВАЯ НОЧЬ СВИРЕЛИ
Зульфия прикрыла их отход и сама выскочила следом.
— В подвал! — приказала она.
Время для хронодесантниц было неурочное. Но кое-кто из приближенных к Маргарет лиц их знал, и был шанс, что они без затруднений доберутся до камеры.
Свирель на ходу причитала, что не может так быстро, что спешка вовсе ни к чему и что она ничего не понимает. Но Люс, понимавшую опасность промедления, так раздражали капризные интонации примадонны, что она только молча ускорила шаг.
Пока она дотащила Серебряную Свирель до блока, где стояла хронокамера, пот лил с нее градом.
Остальное было делом техники.
Из зала перед хронокамерой Зульфия набрала код Маргарет. Та сидела дома в пасмурном настроении. С того дня, как ее втянули в заговор, она только и делала, что трепетала от ужаса. История не должна была вылезть на свет слишком рано. А Маргарет очень боялась за свое место и карьеру. Все-таки у нее на шее сидели два безнадежных холостяка, которые сами себя вовеки бы не прокормили.
— Нужен допуск по программе «Сопровождение»! — строго сказала Зульфия.
— Есть допуск… — пробормотала из кресла-качалки Маргарет. — Кто там на вахте?
Люс поймала за шиворот проскользавшего мимо лаборанта и сунула его физиономией в экран видео.
— Наладь им там… — распорядилась Маргарет. — Только поскорее!
Стоя справа и слева от перепуганного лаборанта, по очереди объясняя ему, кто он такой и почему вылетит из Института хронодинамики к чертовой бабушке, Зульфия и Люс добились готовности хронокамеры за две с половиной минуты, что в нормальных условиях было бы рекордом. Маргарет с экрана смотрела на все это в тихой панике.
Зульфия и Люс продолжали держать с ней связь всего лишь потому, что это было единственное видео в помещении. И нужно было занимать его как можно дольше.
Наконец Маргарет все это надоело, она высказала обеим А-Гард, что думает об их бабушках, и отключилась.
Тут же раздался трезвон аварийного вызова.
— Ну, это уж точно твоя бабуля! — воскликнула Зульфия. — Скорее в камеру!
Люс первой впихнула Серебряную Свирель, потом втиснулась сама. Она попыталась захлопнуть дверь изнутри, что было невозможно в принципе, и тут мудрая Зульфия сунула ей за пазуху маленький, совершенно противозаконный в двенадцатом веке, но крайне необходимый Люс предмет, обнаруженный на полке возле пульта.
В тот миг, когда двери камеры закрылись, на экране появилась Диана. Вид у нее был яростный.
— Немедленно прекратить! — крикнула она.
Отшвырнув лаборанта, Зульфия схватилась за главный на панели тумблер.
— Немедленно отставить! — продолжала бушевать Диана. — Ты знаешь, кто там, в камере?!. Знаешь! Это же Марианна Ольдерогге! Меня только что нашла Илона…
— Конечно, знаю, — работая на клавиатуре, ответила Зульфия. — Но у нас просто не было выбора!
Тут в зал вбежали Асият, Нора и Илона.
Прикрывая собой панель, Зульфия повернулась к ним и застенчиво улыбнулась.
Она держала паузу, сколько могла.
— Я хочу, чтобы так было… — прошептала Зульфия, теребя кончик правой косы. — Это мое желание, мой каприз… А беременной женщине ни в чем нельзя отказывать…
Асият всплеснула руками.
Когда Диана на экране и заговорщицы в зале опомнились, агрегат камеры уже вовсю ворчал. Вмешиваться было поздно. Люс и Свирель благополучно отбыли в двенадцатый век.
Зульфия жалела лишь об одном — они не насладились немой сценой…
О том же жалела и Люс, проваливаясь в дебри средневековья. Она могла держать пари, что Зульфия справится с ситуацией, но увидеть все эти растерянные физиономии, услышать их жалкую и более недействительную ругань!…
Единственное, что ее тревожило — как перенесет путешествие Свирель.
И впрямь, Люс пришлось повозиться, приводя ее в чувство. Наконец лежащая на свежей травке певица открыла большие голубые глаза и прошептала:
— Действительно…
— Что — действительно? — осведомилась Люс, поднимаясь с колен и шаря рукой за пазухой.
— Ну, что мы — здесь! Были в какой-то конуре, и вдруг — настоящая природа! Воздух! Небо!
Люс сама иногда срывалась с нарезки и впадала в бурные восторги. Но когда это самое затевала другая женщина, она спешила убраться подальше. Тем более, что у нее было срочное дело.
Люс что есть духу понеслась к стоявшему на опушке дубу.
Хрономаяк, упрятанный в дупло, был немалой величины и провалился туда довольно глубоко. Люс пришлось повиснуть над ним вверх тормашками — ноги снаружи, туловище в дупле. Одной рукой она придерживалась, другой вынула из-за пазухи отвертку-крестовик.
Ей нужно было вывинтить четыре шурупа, снять прозрачную пластинку и вынуть из гнезда хотя бы одну пластину антенны. Причем — в полной темноте.
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Единственное, что ее несколько смущало при возне с хрономаяком, так это странные звуки снаружи, довольно пронзительные и, на вкус Люс, не больно-то гармоничные.
Вытащив на всякий случай не одну, а две пластины, она выкарабкалась из дупла и все поняла.
Сидя в густой траве, Свирель сосредоточенно пела. Это были какие-то вокальные упражнения, напоминавшие хроматические гаммы. Певица занималась этим скучным делом с такой самоотдачей, с какой Люс — катами карате.
Люс оглянулась по сторонам. Таскать пластины с собой было решительно незачем, и она осторожно засунула обе вместе с отверткой за отставший пласт дубовой коры. Теперь ни ее, ни Свирель нельзя было так просто извлечь отсюда. С другой стороны, если бы они попали в беду и не могли воспользоваться браслетами, то на помощь рассчитывать не имело смысла. Люс взвалила на себя немалую ответственность — а безмятежная Марианна Ольдерогге беззаботно проверяла, как ее драгоценный голос перенес путешествие!
— Ты чем это занимаешься? — сердито спросила, подойдя к ней, Люс. — Если тебе так уж хочется звучать — исполни мадригал какой-нибудь, или эту… канцону! Мы же в двенадцатом веке!
— Да? — Свирель задумалась. — Ты знаешь, у меня в основном оперный репертуар. Может быть, стретту из «Трубадура»?
— Давай сперва выберемся отсюда, — решила Люс и протянула певице руку. Та с трудом поднялась с земли.
Они были в трех шагах от той самой дороги в Ноттингем, где Люс обнаружили спешившие на праздник девицы. А-Гард задумалась — в тот раз она знала, где искать молодцов из Шервудского леса. В этот раз она не знала решительно ничего, да еще следом плелась примадонна. Опять же — в тот раз ее отправляли в двенадцатый век специалисты, способные рассчитать время с точностью до часа. А в этот раз — Зульфия. И Люс побаивалась — как бы ее не занесло в Ноттингем задолго до состязания стрелков?
Что— то говорили тогда девицы про замок Блокхед. Может быть, на худой конец стоит поискать пристанища в замке? И там разведать насчет Томаса-Робина и его удалой команды? Ведь искать их в лесу -бесполезное занятие. И хорошо, если Люс угодила в двенадцатый век после своего знакомства с ватагой, тогда ее признают за свою. А если — до знакомства?
— Ай! Это что там такое?!. — Свирель взвизгнула не во всю мощь своего тренированного горлышка, но вполне удовлетворительно.
— Ничего особенного, — выглянув сквозь кусты на дорогу, сообщила Люс. — Рыцарь в полном вооружении. Стой спокойно, он сейчас проедет мимо.
Она сообразила, что напугало Свирель, — вдруг объявившийся над кустами пернатый шлем, детали которого грубо копировали человеческое лицо, а может, и львиную морду.
— Так это — настоящее средневековье? — вдруг осознав случившееся, воскликнула Свирель.
— Тихо ты! — приказала Люс, увлекая голосистую спутницу в лес. — Чего доброго, услышит и погонится… Да, это оно и есть — средневековье. Мы с тобой на опушке Шервудского леса. Здесь водятся олени, кабаны и настоящие мужчины. Сейчас ты совсем придешь в себя, и мы отправимся на охоту. Сегодня ты затравишь отличную дичь!
— Нет, — тихо сказала Свирель. — Я так не могу.
— Как не можешь? — не поняла Люс.
— Ну, так — сразу… Я же совершенно их… ну, его… не знаю! Как можно с незнакомым человеком — и вдруг сразу?…
— Во-первых, можно, — возразила Люс. — Тут же за тобой никакая пресса не шпионит, что хочешь, то и делай. Во-вторых, не обязательно сразу. А в-третьих, когда ты увидишь стрелков из Шервудского леса, такие дурацкие вопросы уже не будут тебя беспокоить.
— Тебе легко говорить… — надулась Свирель и вдруг замерла, разинув рот.
— Ты что это? — даже испугалась Люс. Вид у Свирели был — будто она наступила на ядовитую змею.
— Слушай! А как это повлияет на голос???
Ошарашенная Свирель села куда пришлось — и, к счастью, это был почтенный пень. Люс тоже растерялась — естественно, о голосе «сопровождаемого лица» они с Зульфией как-то не подумали.
Полчаса Люс плела ахинею о положительном воздействии личной жизни на физиологию вообще и голосовые связки — в частности. Наконец под угрозой оказались ее собственные связки.
Все же ей удалось воодушевить Серебряную Свирель, отцепить ее от пня и повести за собой на поиски «зеленых плащей».
— С ними у тебя не будет никаких проблем, — уже сбиваясь на хрип, проповедовала Люс. — Это простые, замечательные ребята, они увидят тебя и обалдеют! Скажи честно, когда в последний раз мужчина балдел от твоей великолепной груди? А?
Ответа она, естественно, не дождалась.
— А тут обалдеют все разом! — радостно пообещала Люс, взялась рукой за горло и прокашлялась. — А когда приходили в восторг от твоих бедер? А? То-то! И это — притом, что ты полностью одета. Вообрази же радость того, кому ты доверишь раздеть себя! Да он же рехнется, бедняга! Такое море свежей и ароматной кожи! Он покроет тебя всю поцелуями!
Тут Люс совершенно некстати вспомнила про блох.
— Да, а потом? — жалобно пискнула Свирель, стараясь не отставать от Люс.
— Потом? М-м… Потом тебя ждет среди кучи приятных ощущений одно не совсем приятное…
Люс задумалась, ища сравнение.
— Кстати, тебе случалось защемить палец в дверях?
— Случалось, и что?
— По сравнению с пальцем это — тьфу, мелочь, пустое место! И когда прищемишь палец, это не сопровождается никакими приятными эмоциями…
Люс вспомнила аналогичный эпизод собственной биографии, и сомнение ее одолело. Ее партнер хотя бы имел опыт изучения соответствующей литературы. По крайней мере, он проделал все необходимое по рекомендациям сексологов. Боли она практически не испытала, но и радости, естественно, тоже. Вообразив же себе жизнерадостных молодцов из Шервудского леса, Люс очень усомнилась в их грамотности и деликатности. Скорее уж, увидев такое великолепие цветущей плоти, избранник Свирели ринется напролом, невзирая на сопротивление. И какой же музыкальный вопль огласит тогда Шервудский лес!
Люс вообразила, сколько децибелов может выдать этот великолепно поставленный голос, способный наполнить собой самые большие концертные залы мира, и ей стало не по себе.
С другой стороны, грехопадение Свирели было для Люс делом второстепенным. Благодаря толстушке Люс прорвалась в Шервудский лес, а дальнейшее — уже просто личная жизнь, ее и Марианны, и как они свою личную жизнь будут устраивать — это никого не касается. Даже если по возвращении обнаружится, что Свирель прибыла в том же состоянии, что и отбыла… Во-первых, это когда еще будет! Во-вторых, Люс ждал такой нагоняй от бабки и заговорщиц, что на вернувшуюся Марианну Ольдерогге, скорее всего, они просто не обратят внимания.
— Понимаешь, — несколько сменила тактику Люс, — тут ведь все зависит от тебя самой. И только от тебя! Эти молодцы из Шервудского леса ничего тебе не сделают, если ты не захочешь.
— А если они мне ничего не сделают, как же мы вернемся? — резонно спросила Свирель.
— Положись на меня, — отвечала Люс. — Я беру ответственность на себя!
Свирель посмотрела на нее с большим уважением.
— А если тебе самой станет интересно, то опять же все от тебя зависит, — продолжала Люс. — Если ты будешь тихой, кроткой, ласковой, то и с тобой будут вести себя соответственно. Главное — слишком не раздразнить. А когда вы перейдете к делу, ты просто шепнешь ему — мол, милый, побереги меня… И он все поймет. И все будет замечательно!
— Действительно поймет? — удивилась Свирель. — Ты же говорила, что они просто бешеные…
Люс опять некстати вспомнила про блох. Уж кто был бешеным в Шервудском лесу, так именно они. Правда, в аптечке были самые свирепые снадобья, но все же, все же…
Тут поблизости хрустнул сучок, и Люс замерла.
Кто— то шел из глубины леса к дороге.
Люс подозревала, что стрелки в свободное от разбоя время могут слоняться днем неподалеку от опушки, подстерегая любительниц лесной ягоды и особенно грибов неизвестной ботаникам породы. Но в такое время года бывают только цветочки, ягодки — это уже потом. И по тропе может шагать не только стрелок, но и графский лесничий. Впрочем, лесничий, скорее всего, ездит верхом…
Так или иначе, Люс взялась за рукоять своего длинного кинжала одной рукой, а за Свирель — другой, чтобы при необходимости быстро закинуть толстушку себе за спину.
Тот, кто шел, насвистывал песенку.
Люс насторожилась — песенка была заунывная, но она уже знала, что музыка в этом двенадцатом веке все — наоборот. Стало быть, тот, кто свистел, делал это от избытка чувств и хорошего настроения.
Люс насвистела мелодию.
Тот, за кустами, сразу замолк. И Люс могла держать пари — он тоже шарит на боку рукоять кинжала.
Она сделала шаг навстречу. Он — тоже.
— Бог в помощь, добрый путник! — обратился он из-за кустов. — Не бойся, не обижу!
— Бог в помощь, молодец! — отвечала Люс. — Где ты там, покажись!
Из— за поворота тропинки вышел Черный Джек -тот симпатичный и вертлявый брюнет, что дважды попал в круг на состязаниях. Его правая рука действительно лежала на рукояти, а в левой была огромная корзина.
Люс замерла — вот сейчас выяснится, угодила ли она в Шервудский лес с опережением, или как раз несколько дней спустя после совместной ночевки.
— Ого! — воскликнул Черный Джек. — А мы тебя обыскались! Вожак сказал, что отпустил тебя в город — уладить твои дела. Идем со мной, я за хлебом в деревню и обратно, а то ты сам новой стоянки не найдешь… О Матерь Божья!
— Это моя сестра, Черный Джек, — сказала совершенно ошалевшему стрелку Люс. — Всего-навсего сестра.
Черный Джек присел на левой ноге, правую выставил вперед, а руки раскинул в стороны, не сводя при этом глаз с Серебряной Свирели. Люс догадалась, что это — поклон. Вот только корзинка тут была совершенно некстати.
Свирель, которую в консерватории обучали сценическому движению, тоже сделала что-то этакое. И Люс вздохнула — грации в реверансе толстушки не было ни на медный грош, а стрелок уставился на нее с таким восторгом, какого Люс еще ни в чьих глазах не видывала.
— Я рад приветствовать прекрасную леди у нас в Шервудском лесу, — сказал наконец Джек. — Что же ты, парень, крысу тебе за пазуху, молчал про такую сестру?!
— Ее нужно спрятать, — ответила Люс. — Я ведь потому к вам и пристал, что только «зеленые плащи»и могут нам с сестрицей помочь. На вас вся надежда!
Люс надеялась услышать что-нибудь о лесном братстве и взаимовыручке. Но от вида изумительного декольте стрелок то ли опять онемел, то ли, как ни странно, оглох.
Пытаясь понять, в чем тут дело, Люс обернулась и глянула на Свирель.
Певица, покрасневшая от взглядов красавца-стрелка, действительно была сейчас хороша собой, невзирая на четыре десятка совершенно лишних килограммов.
Парочка радостно таращилась друг на дружку. Свирель впервые в жизни произвела такое впечатление.
— Слушай, парень… — вдруг хрипло сказал Джек. — Да познакомь же ты наконец с сестрицей! Впервые вижу такую красавицу!
— Понравилась? — подмигнула ему Люс.
— Так бы и съел!
Тут Свирель дернула Люс за край фестончатой пелерины.
— Зовут мою сестрицу Марианна, — не обращая внимания, сказала Люс. — Мы с ней из северных графств. Понимаешь, Джек, лорд у нас там — не дурак. Знает, что почем. Красивую девку с уродиной даже впотьмах не перепутает. А ей этот наш лорд ни к чему. Вот и пришлось девчонке удирать, в чем была…
Тут Марианна так двинула Люс локтем в бок, что та покачнулась.
— Пусть твоя сестричка не беспокоится, мы ее в обиду не дадим, — решительно пообещал стрелок. — Я сам о ней позабочусь! И хорошо бы она замуж за меня согласилась, а? Замолви словечко, парень! Я, конечно, из «зеленых плащей» не сразу уйду, но есть у меня старший брат, зовет к себе на ферму. Дом для твоей сестрички построю, настоящий, господский, чтобы скотина отдельно стояла!
— А вот сейчас я с ней посоветуюсь, — обнадежила Люс и позволила Свирели ткнуться губами в свое ухо.
— А не могла бы ты перевести? — довольно ядовито осведомилась Свирель.
— Что перевести?
— Я ведь ни слова не понимаю, что вы там щебечете!
— Как — ни слова? — даже растерялась Люс.
— Очень просто — впервые слышу такой язык!
И тут Люс с ужасом сообразила, что произошло. Впопыхах, да еще в условиях конспирации, они с Зульфией напрочь забыли отправить Свирель на скоростную обработку к специалистке по гипнотическому внушению языков Асият.
И Люс стало жутко…
6. ПЕРВАЯ НОЧЬ СВИРЕЛИ
Но недаром эту женщину звали Люс-а-Гард!
Она была всегда готова к бою.
И, естественно, Люс мгновенно сочинила увлекательную историю о том, почему ее сестра не говорит по-человечески, а лепечет непонятно что. Было тут и похищение очаровательного младенца Марианны, и служба юной фрейлиной при дворе испанской знатной дамы, и преследование чуть ли не самого короля Арагона, почему красавица и решила вернуться на родину. А дома она едва не угодила в объятия местного лорда. Словом, полный джентльменский набор дамского приключенческого романа, до которых Диана Кассион была великая охотница…
Потрясающей истории хватило как раз до деревни, где корзину выстелили холстом и набили серым хлебом грубого помола. Пока возвращались в лес, к стоянке «зеленых плащей», Люс внушала Черному Джеку, что возиться со скотиной ее сестрица не умеет, не хочет и не будет, даже если корову с теленком Джек поставит в благоустроенном хлеву, а не в супружеской спальне.
Джек ахал, чертыхался и верил всему безоговорочно. Правда, об испанских лордах он имел темное понятие — на его взгляд, все они были, как тот сарацин в чалме и с «бычьим глазом» на груди. И очень удивился, что они веруют в Святую троицу.
— А кто же тогда сарацины? — спросил он и получил обстоятельный ответ, усвоить который был совершенно не в состоянии — Люс перечислила ему по порядку крестовые походы и с похвалой отозвалась о прогрессивном султане Салах-ад-Дине.
Пока он изумлялся, Люс вкратце объяснила Свирели причину ее немоты. Та, не будучи любительницей дамского чтива, удивилась легковерию стрелка. Люс не стала ей рассказывать, с каким азартом читает подобные романы ее родная бабка. Нужно было сохранить в душе Свирели хоть каплю уважения к заговорщицам…
К счастью, недовольная Свирель при всем желании не могла объяснить Черному Джеку, что Люс бессовестно врет.
Ватага встретила Марианну буйно — сперва молчанием, потом криком и свистом.
Джек тут же оттеснил Люс на задний план — всучив ей корзину, он сам принялся излагать историю красавицы. Тут уж пришла в негодование Люс, потому что легенда обросла нормандскими пиратами, пытавшимися увезти Свирель к своему герцогу, интересом к ней со стороны прогрессивного сарацинского султана Салах-ад-Дина, участием ее в крестовом походе на стороне арагонского короля и еще какой-то фантастической чушью совершенно в кельтском духе — то ли противоестественной страстью королевы фей, проживающей неподалеку в холме, то ли вполне объяснимой склонностью короля эльфов, тут уж Люс не разобралась толком. Чересчур странными для слуха оказались кельтские имена.
Джек всячески показывал, что он — первооткрыватель и собственник этого сокровища. Свирель, если и не понимала его пылких речей, то явственно ощущала заботу новоявленного собственника. Он сам подавал ей на кончике ножа куски плохо прожаренного мяса, сдобренного какими-то сушеными и стертыми в порошок травками, сам наливал в деревянный кубок эль.
Люс попробовала этот самый эль — и сразу поняла, с чем имеет дело. Пился он легко и вроде бы нечувствительно, зато потом ударял и по ногам, и по голове. Так что она и сама им не увлекалась, и Свирели отсоветовала.
Свирель сперва с тоской глядела на толстый ломоть хлеба, выданный ей вместо тарелки, и здоровенный шмат жирного мяса на нем. Более калорийной пищи она и вообразить себе не могла. Но ничего другого ей не дали. Пора овощей и фруктов была еще впереди…
Кроме того, Джек довольно грубо отгонял от нее прочих претендентов на благосклонность. Свирель, хотя и совершенно ошалевшая от собственного успеха, видела все его маневры. Сперва она старалась обратить на Джековы затеи внимание Люс — это было совершенно невинное хвастовство первым настоящим успехом. Люс только вздохнула — стокилограммовая красавица радовалась, как дитя.
Никогда еще мужчина, защищая ее от посягательств, не хватался за нож, и никогда еще не растаскивали двух взъерошенных петухов, готовых из-за нее подраться.
Свирель шепнула Люс, что все это изумительно, восхитительно, и что она жалеет лишь об отсутствии дурака-концертмейстера.
Люс шепнула в ответ, что тут ему — самое место…
Но, вспомнив о концертмейстере, Серебряная Свирель, естественно, вспомнила и о своем драгоценном голосе. Во-первых, ей захотелось блеснуть. А во-вторых, самое время было пустить его в ход, потому что стрелки, пировавшие уже третьи сутки, орали песни хриплыми еще с позавчерашнего перепоя голосами. Слушать их было поучительно — многие музыковеды охотно поменялись бы местами с Люс и Марианной.
Сама Люс тоже охотно поменялась бы с кем-нибудь местом. Эти дикие вопли с постоянным припевом «Хэй! Хэй! Хэй-хо, хэй!» действовали ей на нервы. Свирель тоже была не в восторге от такого вокала.
Но еще один человек ежился, когда буйные певцы пускали петуха. Это был пленник.
Юноша сидел, так же завернувшись в плащ, и Люс время от времени ловила его взгляд. Мальчишка был хорош собой, это она отметила, но не столько человеческой, сколько ангельской красотой. Бледное, тонкое лицо с коротким прямым носом и огромными глазами, в обрамлении платиновых прядей, скорее всего, могло быть и прекрасным, и вдохновенным. Люс вспомнила, что мальчика готовили в монахи, и решила, что это — вдохновение экстаза и молитвы. Возможно, в силу природного любопытства она бы и проявила интерес к юному лорду — когда-нибудь на досуге. А сейчас у нее был другой интерес — Робин, Томас, или как там его звали на самом деле.
Этот герой ее сновидений пошел вместе с Рыжим Питером проверить посты и отнести часовым поесть. Поскольку ватага расположилась в самой чащобе, то и часовых поставили только в двух подозрительных местах, но не помирать же им с голода и жажды! Очевидно, Робин-Томас и Питер решили разделить с часовыми трапезу.
Люс трепетно готовилась к встрече.
Конечно, ей не надо было тогда удирать из Шервудского леса сломя голову. Она могла отсидеться в кустах, сунуть голову в ледяной ручей и прийти в чувство. И не пришлось бы потом изобретать дурацкие предлоги, воровать Серебряную Свирель, вступать в конфликт с бабкой, который еще неизвестно чем кончится… Но так уж вышло. И вот она ждала избранника, внутренне готовая ко всяким неожиданностям.
Он не поддался на первую примитивную атаку — пусть! Он сообщил, что Люс не в его вкусе — ладно! В конце концов, о вкусах не спорят. Но теперь для нее дело чести — победить стрелка. И сделать это, не набирая лишних килограммов. Победить тем оружием, которое у нее имеется, и доказать ему, дураку, что не в килограммах дело!
И она уже ломала голову, с чего начать…
Этот человек стоил того, чтобы за него бороться. Конечно, синие глаза — это замечательно, да только на этом острове куда ни ткни пальцем — попадешь в синий глаз. Конечно, и стреляет он отлично — а как же иначе, если он вожак ватаги? Это ему по должности полагается. Но он еще и удивительно деликатен для этого дремучего века — не выдал тайну Люс ватаге, более того — прикрыл ее отступление. А как бы веселилась ватага, узнав про то ночное похождение!… Он был достаточно честен… М-да… И вообще…
Но все равно при появлении Робина-Томаса Люс растерялась. Он возник внезапно — благодаря зеленому плащу. Он просто отделился от стены каких-то колючих зарослей — из-за плеча торчал тисовый лук, по широкой груди протянулись ремни перевязей для ножа, колчана со стрелами, кожаного бурдючка, да еще висел на крепкой шее боевой рожок на тонком ремешке. Наконец, рыжий пояс охватывал тонкую, как у самой Люс, талию. И темные кудри почти ложились на плечи…
В правой руке он держал какую-то птицу — как оказалось, проверил расставленные лесничим силки.
Стрелок смотрел на Люс с улыбкой — похоже, догадывался, что она вернется.
И тут Свирель запела.
Очевидно, она не забиралась в музыку глубже восемнадцатого века, и потому выбрала самое на ее взгляд, старинное — итальянскую ариэтту то ли Чимарозы, то ли кого-то из его современников. Ариэтта была довольно легкомысленная, но вполне пригодная, чтобы выразить переполнявшую певицу радость. Разумеется, никто, и Люс в том числе, не понял ни слова, Но все видели, как Свирель, пуская трели и рулады, глядит на Черного Джека, и какими взглядами отвечает ей Джек, лаская притом ее руку и как бы невзначай трогая колено.
Она была всегда готова к бою.
И, естественно, Люс мгновенно сочинила увлекательную историю о том, почему ее сестра не говорит по-человечески, а лепечет непонятно что. Было тут и похищение очаровательного младенца Марианны, и служба юной фрейлиной при дворе испанской знатной дамы, и преследование чуть ли не самого короля Арагона, почему красавица и решила вернуться на родину. А дома она едва не угодила в объятия местного лорда. Словом, полный джентльменский набор дамского приключенческого романа, до которых Диана Кассион была великая охотница…
Потрясающей истории хватило как раз до деревни, где корзину выстелили холстом и набили серым хлебом грубого помола. Пока возвращались в лес, к стоянке «зеленых плащей», Люс внушала Черному Джеку, что возиться со скотиной ее сестрица не умеет, не хочет и не будет, даже если корову с теленком Джек поставит в благоустроенном хлеву, а не в супружеской спальне.
Джек ахал, чертыхался и верил всему безоговорочно. Правда, об испанских лордах он имел темное понятие — на его взгляд, все они были, как тот сарацин в чалме и с «бычьим глазом» на груди. И очень удивился, что они веруют в Святую троицу.
— А кто же тогда сарацины? — спросил он и получил обстоятельный ответ, усвоить который был совершенно не в состоянии — Люс перечислила ему по порядку крестовые походы и с похвалой отозвалась о прогрессивном султане Салах-ад-Дине.
Пока он изумлялся, Люс вкратце объяснила Свирели причину ее немоты. Та, не будучи любительницей дамского чтива, удивилась легковерию стрелка. Люс не стала ей рассказывать, с каким азартом читает подобные романы ее родная бабка. Нужно было сохранить в душе Свирели хоть каплю уважения к заговорщицам…
К счастью, недовольная Свирель при всем желании не могла объяснить Черному Джеку, что Люс бессовестно врет.
Ватага встретила Марианну буйно — сперва молчанием, потом криком и свистом.
Джек тут же оттеснил Люс на задний план — всучив ей корзину, он сам принялся излагать историю красавицы. Тут уж пришла в негодование Люс, потому что легенда обросла нормандскими пиратами, пытавшимися увезти Свирель к своему герцогу, интересом к ней со стороны прогрессивного сарацинского султана Салах-ад-Дина, участием ее в крестовом походе на стороне арагонского короля и еще какой-то фантастической чушью совершенно в кельтском духе — то ли противоестественной страстью королевы фей, проживающей неподалеку в холме, то ли вполне объяснимой склонностью короля эльфов, тут уж Люс не разобралась толком. Чересчур странными для слуха оказались кельтские имена.
Джек всячески показывал, что он — первооткрыватель и собственник этого сокровища. Свирель, если и не понимала его пылких речей, то явственно ощущала заботу новоявленного собственника. Он сам подавал ей на кончике ножа куски плохо прожаренного мяса, сдобренного какими-то сушеными и стертыми в порошок травками, сам наливал в деревянный кубок эль.
Люс попробовала этот самый эль — и сразу поняла, с чем имеет дело. Пился он легко и вроде бы нечувствительно, зато потом ударял и по ногам, и по голове. Так что она и сама им не увлекалась, и Свирели отсоветовала.
Свирель сперва с тоской глядела на толстый ломоть хлеба, выданный ей вместо тарелки, и здоровенный шмат жирного мяса на нем. Более калорийной пищи она и вообразить себе не могла. Но ничего другого ей не дали. Пора овощей и фруктов была еще впереди…
Кроме того, Джек довольно грубо отгонял от нее прочих претендентов на благосклонность. Свирель, хотя и совершенно ошалевшая от собственного успеха, видела все его маневры. Сперва она старалась обратить на Джековы затеи внимание Люс — это было совершенно невинное хвастовство первым настоящим успехом. Люс только вздохнула — стокилограммовая красавица радовалась, как дитя.
Никогда еще мужчина, защищая ее от посягательств, не хватался за нож, и никогда еще не растаскивали двух взъерошенных петухов, готовых из-за нее подраться.
Свирель шепнула Люс, что все это изумительно, восхитительно, и что она жалеет лишь об отсутствии дурака-концертмейстера.
Люс шепнула в ответ, что тут ему — самое место…
Но, вспомнив о концертмейстере, Серебряная Свирель, естественно, вспомнила и о своем драгоценном голосе. Во-первых, ей захотелось блеснуть. А во-вторых, самое время было пустить его в ход, потому что стрелки, пировавшие уже третьи сутки, орали песни хриплыми еще с позавчерашнего перепоя голосами. Слушать их было поучительно — многие музыковеды охотно поменялись бы местами с Люс и Марианной.
Сама Люс тоже охотно поменялась бы с кем-нибудь местом. Эти дикие вопли с постоянным припевом «Хэй! Хэй! Хэй-хо, хэй!» действовали ей на нервы. Свирель тоже была не в восторге от такого вокала.
Но еще один человек ежился, когда буйные певцы пускали петуха. Это был пленник.
Юноша сидел, так же завернувшись в плащ, и Люс время от времени ловила его взгляд. Мальчишка был хорош собой, это она отметила, но не столько человеческой, сколько ангельской красотой. Бледное, тонкое лицо с коротким прямым носом и огромными глазами, в обрамлении платиновых прядей, скорее всего, могло быть и прекрасным, и вдохновенным. Люс вспомнила, что мальчика готовили в монахи, и решила, что это — вдохновение экстаза и молитвы. Возможно, в силу природного любопытства она бы и проявила интерес к юному лорду — когда-нибудь на досуге. А сейчас у нее был другой интерес — Робин, Томас, или как там его звали на самом деле.
Этот герой ее сновидений пошел вместе с Рыжим Питером проверить посты и отнести часовым поесть. Поскольку ватага расположилась в самой чащобе, то и часовых поставили только в двух подозрительных местах, но не помирать же им с голода и жажды! Очевидно, Робин-Томас и Питер решили разделить с часовыми трапезу.
Люс трепетно готовилась к встрече.
Конечно, ей не надо было тогда удирать из Шервудского леса сломя голову. Она могла отсидеться в кустах, сунуть голову в ледяной ручей и прийти в чувство. И не пришлось бы потом изобретать дурацкие предлоги, воровать Серебряную Свирель, вступать в конфликт с бабкой, который еще неизвестно чем кончится… Но так уж вышло. И вот она ждала избранника, внутренне готовая ко всяким неожиданностям.
Он не поддался на первую примитивную атаку — пусть! Он сообщил, что Люс не в его вкусе — ладно! В конце концов, о вкусах не спорят. Но теперь для нее дело чести — победить стрелка. И сделать это, не набирая лишних килограммов. Победить тем оружием, которое у нее имеется, и доказать ему, дураку, что не в килограммах дело!
И она уже ломала голову, с чего начать…
Этот человек стоил того, чтобы за него бороться. Конечно, синие глаза — это замечательно, да только на этом острове куда ни ткни пальцем — попадешь в синий глаз. Конечно, и стреляет он отлично — а как же иначе, если он вожак ватаги? Это ему по должности полагается. Но он еще и удивительно деликатен для этого дремучего века — не выдал тайну Люс ватаге, более того — прикрыл ее отступление. А как бы веселилась ватага, узнав про то ночное похождение!… Он был достаточно честен… М-да… И вообще…
Но все равно при появлении Робина-Томаса Люс растерялась. Он возник внезапно — благодаря зеленому плащу. Он просто отделился от стены каких-то колючих зарослей — из-за плеча торчал тисовый лук, по широкой груди протянулись ремни перевязей для ножа, колчана со стрелами, кожаного бурдючка, да еще висел на крепкой шее боевой рожок на тонком ремешке. Наконец, рыжий пояс охватывал тонкую, как у самой Люс, талию. И темные кудри почти ложились на плечи…
В правой руке он держал какую-то птицу — как оказалось, проверил расставленные лесничим силки.
Стрелок смотрел на Люс с улыбкой — похоже, догадывался, что она вернется.
И тут Свирель запела.
Очевидно, она не забиралась в музыку глубже восемнадцатого века, и потому выбрала самое на ее взгляд, старинное — итальянскую ариэтту то ли Чимарозы, то ли кого-то из его современников. Ариэтта была довольно легкомысленная, но вполне пригодная, чтобы выразить переполнявшую певицу радость. Разумеется, никто, и Люс в том числе, не понял ни слова, Но все видели, как Свирель, пуская трели и рулады, глядит на Черного Джека, и какими взглядами отвечает ей Джек, лаская притом ее руку и как бы невзначай трогая колено.